Текст книги "Из Харькова в Европу с мужем-предателем"

Автор книги: Александра Юрьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 26.ДОМОЙ В ОСЛО

Заметки Кирстен Сивер

В письме к Хермоду Ланнунгу в конце августа 1924 года [115]115
  Lannung, Min russsike ungdom, стр. 165. Цитата переведена К. А. Сивер.


[Закрыть], относительно того периода, который Александра описывает в этой и предыдущей главе, Видкун писал: «Всю осень и зиму 1923 года я скитался по Балканам по заданию Лиги Наций… В марте я в основном находился во Франции (в Париже), где изучал вопросы, представляющие для меня интерес, и узнал кое-что о французских делах. Когда я уже направлялся домой, то поехал через Ютландию, которую я никогда прежде не видел и хотел посмотреть, а также посетил город Фредерисия, где находится могила Олафа Рая (он мой дальний родственник). Я пробыл там два или три дня».

Как видно, он не упоминает о событиях, произошедших в Париже той зимой, не рассказывает о неразберихе в своей супружеской жизни и не говорит о своем спутнике в этой неторопливой поездке домой через Ютландию.

До того как Ханс Фредрик Даль написал об этом этапе в жизни Квислинга, он собрал информацию, полученную от Арни Квислинга и Сигни, дочери доктора Нильса Квислинга, о том, как семья отреагировала на то, что в жизни Видкуна не одна, а две русские женщины. Известно, что отец Сигни просто рассмеялся, а вот майору Расмусу Квислингу было не до смеха – он назвал это «развратом». Даль продолжает: «Самые молодые из них поняли, что Видкун жил и работал в условиях, делающих норвежскую буржуазную мораль несколько абстрактной. Пастор и его жена предпочли не выражать свое мнение по этому поводу» [116]116
  Dahl, Vidkun Quisling, стр. 104. Цитата переведена К. А. Сивер.


[Закрыть].

Квислинг и сам прекрасно понимал, что его родители не смирятся так просто с той ситуацией, в которой он оказался. Конечно, Видкун подготовил их во время своего визита в Телемарк в октябре, когда он получил свое новое задание от Нансена. Из писем, которые он писал родителям осенью и зимой 1923–1924 года, становится ясно, что он уже известил их о том, что когда они в следующий раз встретятся с его женой, ее будут звать Мария, а не Александра, которую он просто спас тем, что вывез из России. Уже 21 января 1924 года он жаловался своим родителям [117]117
  NB, Quisling Archive, Ms. fol. 3920:XI:9. Цитата переведена К. А. Сивер.


[Закрыть]: «Странно, что даже самые близкие люди столь неверно истолковали единственный подлинно бескорыстный поступок, который я совершил в своей жизни».

Йорген Квислинг, которого в 1924 году все еще можно было считать самым «младшим» в семье, очевидно, не находился в заблуждении. За исключением Видкуна, он был единственным, кто знал, что Александра была беременна, когда покидала Осло весной 1923 года. Как отмечает Юритцен, Йорген неоднократно утверждал, что Видкун и Мария никогда не были официально женаты. Душеприказчик Марии, адвокат Финн Трана, также подтвердил, что среди многочисленных документов, оставленных Марией, никаких свидетельств о браке не было найдено.

Квислингу, вероятно, было нелегко, когда он встретился со своей семьей вновь в 1924 году.

Рассказ Александры

В смятении взъерошенный Квислинг вошел в мою комнату, упал на колени и зарыдал открыто и бесстыдно, сжимая и целуя мои руки, умоляя простить его. Обвиняя себя во всех страданиях, которые он причинил мне, Видкун сказал, что я единственный человек во всем мире, которого он действительно любил и доверял. Он никогда не покинет меня.

Я понятия не имела, где была Мара, но я настолько устала, что меня это совершенно не волновало. Важным для меня сейчас было лишь то, что Мары, моего мучителя, не было рядом, а Видкун был со мной. Без Мары и других посторонних людей мы, наконец, могли спокойно поговорить друг с другом.

Я чувствовала, что Видкун впервые до конца осознал, что все сделанное им полностью разрушило мою жизнь. Возможно, хозяин норвежской гостиницы рассказал ему о моих страданиях и отчаянии или Види написала ему об этом в письме. Во всяком случае Видкун никогда прежде не был таким обеспокоенным, нежным и внимательным, каким он был в этот момент и в последующие дни. Но, несмотря на свое раскаяние, он так и не объяснил, что заставило его лгать даже самым близким людям и совершать такие низкие поступки.

Я была уверена, что признание вины было искренним. В то же время я спрашивала себя, какой же из них был настоящим Видкуном: этот ласковый, эмоциональный человек, который хочет дать мне любовь и защитить от невзгод, или тот холодный, эгоцентричный тип, манипулирующий мною и моей жизнью в течение многих месяцев.

Моя усталость и эмоциональное изнеможение, очевидно, привели к полной смене ролей. Видкун оставался в очень возбужденном состоянии, а я была спокойна и бесстрастна в свете этого нового сближения с ним, словно я была посторонним наблюдателем того, как два человека пытаются собрать в одно целое свои жизни. Видкун говорил о том, как он себя чувствовал, а я сухо рассказывала о тех обстоятельствах, которые привели меня к нынешнему ужасному состоянию.

Когда Видкун узнал подробности о визите Никитина, он пришел в ярость и пообещал, что преподаст этому негодяю урок, который тот никогда не забудет. Я пыталась его успокоить, переменив тему разговора, и попросила его совета о том, что мне делать в будущем. Однако он не захотел обсуждать это и сказал, что необходимо отложить все мои планы до тех пор, пока я не отдохну и не поправлюсь окончательно в нашем доме в Осло. Сейчас были более неотложные дела, требующие внимания.

Он успокоился и присел на стул в молчаливом раздумье. Вдруг он, как всегда резко, сказал мне, чтобы я надела свое лучшее платье и собрала вещи. Через некоторое время Видкун выписал меня из гостиницы «Сван» и перевез в маленький пансион, который располагался в элегантном большом особняке, где он снял для меня маленькую студию на первом этаже. Мары не было. Вскоре я почувствовала себя, как дома. Тихая и спокойная атмосфера в компании заботливого Видкуна как нельзя лучше способствовала этому. После совместного обеда он ушел, сказав, что у него срочные дела, и обещал вернуться в ближайшее время.

Пока его не было, я думала о том, какие еще неожиданности ждут меня впереди. Очень скоро Видкун вернулся и сказал, что мне не о чем беспокоиться, так как он все устроил благодаря своим связям. Этот подлец Никитин получил по заслугам и ему придется уехать в Южную Америку с обещанием никогда не возвращаться в Европу. Что касается меня, то я не могу оставаться одна в Париже, а должна сопровождать Видкуна обратно в Осло, как и планировалось.

Я не возражала. Напротив, я была счастлива, что смогу вернуться к спокойной размеренной жизни в Норвегии и с нетерпением ждала возможности вновь увидеть своих родственников и новых друзей, которые остались там. Может быть, они смогут помочь Видкуну решить его личные проблемы. Больше всего я надеялась, что моя дорогая свекровь окажет свое благоприятное влияние на Видкуна. К вечеру того же дня, начавшегося столь мрачно и безнадежно, капитан и госпожа В. Квислинг, наконец, отправились в свое второе путешествие из России в Норвегию. Торопясь уехать из Франции, он, однако, позволил себе потратить много времени на поездку домой. Мы поехали поездом через Бельгию, Голландию, Германию и Данию, потом пересели на паром, следующий через Скагеррак в Норвегию. Обычно такая поездка длится всего несколько дней, но неспешный путь, выбранный Видкуном, занял у нас десять дней. Это было похоже на наше путешествие в медовый месяц из Москвы в Норвегию. Как и прежде, Видкун настаивал, чтобы мы останавливались в каждом большом и знаменитом городе, встречающемся на нашем пути. Как и раньше, он снимал самый лучший номер в самых лучших гостиницах, и мы ели в самых лучших ресторанах.

Единственной разницей были его нежность, галантность и внимание, что глубоко меня тронуло. Я наслаждалось заботой и теплом Видкуна. С того момента, как мы покинули Париж, к нему вернулось прежнее чувство юмора. Теперь он был спокойным и веселым.

Чем ближе мы подъезжали к Норвегии, тем сильнее было мое желание снова увидеть наш дом и вернуться к нормальной жизни. Я с нетерпением хотела узнать, есть ли письма от мамы и моих друзей, также я очень скучала по своим вещам: семейным фотографиям и письмам, маминым подаркам, по моей роскошной шубке и по всем прекрасным свадебным подаркам, которыми нам почти не удалось воспользоваться.

Видкун, однако, становился все более задумчивым, когда наше путешествие стало подходить к концу, и я стала часто замечать грусть и озабоченность в его глазах. В такие моменты он был особенно внимателен и нежен. Он говорил, что хорошо понимает мое нетерпение вернуться домой в Осло, но было несколько веских причин не торопиться. Мне нужно было восстановить силы до того, как мы приедем. Такое неторопливое путешествие также давало нам редкую возможность быть вдвоем без посторонних людей. Кроме того, он просто выполнял свое старое обещание показать мне Европу. Как бы вскользь он добавил, что это путешествие поможет мне узнать возможности обучения в небольших странах, через которые мы проезжаем.

– Возьми Бельгию, например. Многим эта маленькая страна не нравится, но она является одной их самых технологически и промышленно развитых стран и имеет самую большую населенность на квадратный километр в Европе. У бельгийцев самые лучшие профессиональные школы, и то, что французский – один из двух официальных языков, даст тебе возможность чувствовать себя там как дома. Имей это в виду.

Бельгия казалась мне страной промышленных чудес. Заводы, шахты, высокие дымовые трубы, извергающие грязный дым над унылым пейзажем с разбросанными сортировочными железнодорожными станциями. Брюссель имел некоторую провинциальную привлекательность, к тому же каким-то странным образом напоминал мне Харьков, но, увидев несколько подобных городов, я не почувствовала желания там жить. Хотя именно этого хотел Видкун.

– Нет, спасибо, Видкун. Бельгия, возможно, действительно прекрасная страна, но это не для меня. Если я слишком глупа, чтобы выучить норвежский язык для обучения в университете в Норвегии, мне следует забыть о возвращении в школу или продолжить свое образование во Франции, которую я люблю с детства.

Голландия была следующей. Хотя погода была отвратительной, это не помешало мне сразу же полюбить это очаровательную страну с ее каналами, ветряными мельницами и чистоплотными приветливыми людьми. Я бродила по Роттердаму, Амстердаму и другим древним городам и была так заворожена увиденным, что почти не замечала Видкуна. Видя мой восторг, он спросил с некоторой неуверенностью, не хотела бы я продлить свое пребывание в Голландии. Я рассмеялась над его абсурдной идеей. Как можно жить в этой волшебной стране, не родившись там и не зная ни слова из ее странного языка?

Оставив позади Голландию, мы быстро пересекли Германию и продолжили нашу поездку по Дании. Насколько я помню, Дания была очень красивой страной, и Видкун не упустил возможности показать мне все ее достопримечательности. Он долго рассказывал о важной роли этой страны в европейской истории, не забыв упомянуть о ее близкой связи с Россией из-за породнившихся царских семей. Он напомнил мне, что вдовствующая императрица Мария Федоровна, бывшая датская принцесса Мария Дагмар, сейчас живет в Дании с ее младшими внуками после их побега из Крыма.

Но опрятно выглядевший пейзаж, со всем его очарованием, казался чужим и совершенно не напоминал мне Россию. Я объяснила Видкуну, что когда я прежде думала о Дании, то представляла страну, где родился Ганс Христиан Андерсен. Видкун, однако, не был обескуражен. Через некоторое время я сказала, что все эти люди кажутся настолько успешными и счастливыми, разъезжая повсюду на своих велосипедах, что и мне захотелось присоединиться к этой занятой и деловой толпе. Это моментально вызвало еще одно предложение.

– Послушай, Ася, это нетрудно сделать. Если хочешь, мы купим тебе велосипед, и ты сможешь пожить здесь некоторое время. Фредериксхавн находится недалеко от Осло, поэтому я смог бы часто навещать тебя, – сказал Видкун полушутя-полусерьезно. В то же время его лицо выражало смятение и тоску.

Мое терпение подошло к концу, и я решила взять быка за рога.

– Послушай, Видкун, что это с тобой? Сначала ты бросил меня в Париже без какого-либо объяснения. Как только я стала привыкать к этому городу, ты вдруг решил перевезти меня обратно в Осло. А теперь, когда мы находимся всего в нескольких часах езды от него, ты снова пытаешься избавиться от меня. Я не понимаю тебя. Ты же знаешь, насколько несчастной ты меня сделал, да и ты сам не выглядишь слишком счастливым. Нет, дай мне закончить то, что я хочу сказать. Я всегда считала тебя мудрым и благоразумным человеком. Прошу тебя, скажи мне честно, наконец, что с тобой происходит?

Видкун внимательно выслушал меня, глядя на меня с грустью и болью в глазах.

– Ася, ты знаешь, что я был счастлив с тобой в эти последние дни, счастлив так, как не был долгое время прежде. Я бы хотел путешествовать с тобой без конца, вокруг света, только ты и я. И мне так жаль, что нам нужно возвращаться домой, а мне ехать в Телемарк!

Он выглядел таким несчастным, что я почувствовала сильную жалость к нему. В тот момент я была готова отправиться с ним куда угодно.

– Почему тебе нужно ехать в Телемарк? – спросила я.

– Ну, потому что Мара ждет меня там, – сказал Видкун ничего не выражающим голосом. Затем он сказал мне, что привез Мару прямо к своим родителям домой, не останавливаясь в нашей квартире в Осло. Больше он ничего мне не объяснял, а я ничего не могла сказать или сделать после этого. Я сама захотела узнать правду, но эта правда не принесла мне покоя. Единственным утешением было то, что Мара не жила в моем доме.

Несмотря на то, что я была потрясена услышанным, я все же почувствовала легкое волнение и облегчение, когда поздно вечером мы прибыли на Эрлинг Скалгссонсгат, 26. Здание было таким же, каким я его запомнила – желтым, большим и почти не отличимым от других домов в этом квартале. Это был наш с Видкуном дом, в котором мы провели первые месяцы нашего брака. В квартире было темно, поскольку электричество было отключено, но, к счастью, это был сезон «белых ночей», как говорят у нас в России. Я открыла тяжелые портьеры и распахнула окно. Тусклый свет ночного северного небосклона осветил комнату. Тем временем Видкун спустился вниз за остальным моим багажом. Вместо того чтобы войти в квартиру, он остановился у входной двери и сказал:

– Я очень тороплюсь, Ася. Мне нужно сразу же ехать в Телемарк.

Я была поражена этим неожиданным поворотом событий.

– Как, так сразу? Ты не можешь бросить меня здесь одну в такое позднее время без газа, электричества и даже воды. Если тебе действительно необходимо сразу уехать, не мог бы ты распорядиться, чтобы включили электричество и воду?

– Нет, слишком поздно, это можно будет сделать только завтра. Оставайся и спи крепко. Уже скоро будет утро. Позже управляющий сделает все, что тебе будет нужно.

Я видела, что он спешил уйти. Заверив меня, чтобы я ни о чем не беспокоилась, и пообещав вернуться как можно скорее, он оставил немного денег на столике в прихожей, дал мне коробку спичек, поцеловал в лоб и исчез.

После того, как Видкун ушел, я была скорее сбита с толку и рассержена, чем испугана. Все-таки я и прежде жила одна в этой квартире, к тому же у меня были друзья и родственники, с которыми легко связаться. Лучше последовать совету Видкуна и попытаться заснуть.

В прихожей я нашла огрызок свечи, зажгла ее и пошла в другие комнаты. Все постельные принадлежности были упакованы в чемоданы, но я чувствовала, что слишком устала, чтобы распаковывать их поздно ночью. Я только хотела смыть с себя дорожную пыль и попить воды, но воды не было. Все в квартире напоминало о нашем долгом отсутствии. Воздух был затхлый, всюду пыль, мебель накрыта простынями и в серебристом свете выглядела как-то нереально. Проходя по комнатам, я почувствовала дурноту. Сейчас все это не имело ничего общего с моими мечтами о возвращении домой, в мое безопасное и счастливое пристанище, где я была бы занята приятными семейными заботами.

Я провела большую часть этой ночи и другие ночи на нашем балконе, где мне иногда удавалось задремать. Иначе я совсем не могла бы спать, зная, что мой муж, который еще недавно всячески доказывал мне свою любовь, пытается убедить свою семью в том, что Мара – его настоящая жена. Как и в эту первую ночь дома в Осло, так и в течение многих лет впоследствии я ничего не знала о рассказах Видкуна и Мары о том, как он женился на мне фиктивно с единственной целью – вывезти меня из России. А после этого он получил развод, чтобы жениться на Маре.

Наконец, наступило утро. Электричество, газ и воду включили, что сделало мою жизнь более комфортной, но это не могло избавить меня от тяжелых мыслей, которые овладели мной после того короткого периода безоблачного счастья. В моей памяти по-прежнему были свежи парижские воспоминания, и я содрогалась от мысли, что мне снова придется иметь дело с Марой.

Шли дни, но мне никто не звонил. Мои попытки связаться с людьми, которых я знала, были безуспешными. Казалось, что все уехали из города на летние каникулы. В своем первом письме из Телемарка Видкун подтвердил это, сказав, что в это время года все норвежские города пустеют. Он просил меня быть терпеливой и ждать его возвращения. Как обычно, ни в этом, ни в последующих своих письмах он не упоминал о Маре. По приезде я нашла несколько писем, адресованных мне. Они были сложены в аккуратную стопку, и это говорило о том, что Видкун заезжал в квартиру до того, как привез меня в Норвегию. Письма были от мамы, от друзей из Парижа и России, а также от тети Жени, которая написала мне очень милое письмо. Она сказала, что безумно любила папу и маму, и была бы счастлива меня увидеть, если я снова когда-нибудь буду во Франции.

Письма от Видкуна приходили из Телемарка по меньшей мере раз в неделю. В них он давал мне много советов, но рассказывал очень мало новостей и ни слова не говорил о том, когда вернется. Я потеряла ощущение времени, но думаю, что пробыла в Норвегии четыре или пять недель, после чего моя жизнь неожиданно резко изменилась. В один прекрасный день Видкун и Мара без какого-либо предупреждения прибыли в Осло со всем своим багажом, грубо нарушив мой покой.

Глава 27.ИЗ КЛЕТКИ ДА НА ВОЛЮ

Рассказ Александры

Мара была в прекрасном расположении духа, очень загорелая, словно только что вернулась из отпуска. Она тепло меня приветствовала.

«Я так рада, что ты здесь, и что теперь мы будем все вместе!». Я едва оправилась от шока, увидев ее с Видкуном на пороге нашей квартиры, а это новое заявление о нашем ожидаемом проживании вместе совершенно меня поразило. Когда мое смятение немного утихло, я почувствовала отвращение. Одна мысль о том, что мы будем жить втроем под одной крышей после всего случившегося, казалась дикой. Я понятия не имела, что еще Видкун и Мара рассказывали о своем браке, кроме истории, украшенной деталями о нежной дружбе между всеми нами, а особенно между мной и Марой [118]118
  В 1987 году Арве Юритцен взял интервью у Ханны Трап Майер, приятельницы Александры в Осло, в котором она рассказала об успехе задуманного Видкуном и Марой плана. Она очень хорошо помнила, что когда Видкун представил Мару как свою жену летом 1924 году, никто не поставил эту информацию под сомнение, тем более что Мара и Александра выглядели как близкие подруги, а также потому, что Александра никогда не подавала вида, будто что-то неладно. Juritzen, Privatmennesket, стр. 86.


[Закрыть].

Семья и друзья Видкуна, вероятно, предпочитали верить ему, а не думать, что их любимец стал двоеженцем или нарушил брачные обеты. Ему также помогало то, что я не говорила по-норвежски, и, следовательно, не понимала, о чем говорили вокруг меня.

С того момента, как Мара вошла в дом на Эрлинг Скалгссонсгат, 26, она вела себя так, словно все происходящее было абсолютно нормальным. Чувствуя себя совершенно свободно, она таскала меня по всей квартире, рассматривая все до мелочей, выворачивая все наизнанку в доме, который был центром моих самых заветных мечтаний. И ее пренебрежительные замечания заставляли меня чувствовать, что я здесь лишняя.

Видкун никогда не говорил со мной о Маре, даже когда мы оставались наедине, она же часто на него жаловалась: «Он меня раздражает. Он скучный, он ничего не понимает и не чувствует, он мне действует на нервы». Я не хотела обсуждать ее отношения с человеком, который по-прежнему был моим мужем, и никак не реагировала на эти вспышки.

Отношения между мной и Марой были светскими и дружелюбными, но в ее отношении ко мне я чувствовала крайнюю осторожность, как будто я была пороховой бочкой, готовой взорваться в любую минуту. В течение этого времени Видкун был очень внимателен и даже нежен ко мне – так относятся к больному ребенку. Он держался как можно ближе ко мне, словно я нуждалась в защите, и открыто демонстрировал свою привязанность и заботу. Думаю, что я никогда не узнаю, было ли это необыкновенное внимание выражением искренней заботы и раскаяния или же он просто был осторожен и действовал в соответствии с выдуманной историей про дружбу между нами и про родительскую заботу о такой несчастной молодой девушке, как я, – жертве голода, войны и революции.

Мне стоило невероятных усилий жить с Марой и Видкуном под одной крышей, не зная об их истинных планах. Родственники Видкуна и мои норвежские друзья по-прежнему избегали общения. А я отчаянно искала собеседника, которому смогла бы довериться.

Все эти порядочные люди, которые так тепло встретили меня менее двух лет назад, одаривали меня подарками и вниманием, теперь молча принимали условия Видкуна и Мары для спасения его репутации. Так как я не знала о своей дальнейшей судьбе, меня очень смущало то, что все вокруг, казалось, смирились с этой гротескной ситуацией, с тем, что Видкун открыто держит жену и любовницу под одной крышей. Жена Йоргена Ингрид очень хотела помочь Видкуну разрешить проблему, которую он сам себе создал. Поэтому я воспользовалась первой же возможностью, когда мы остались с ней наедине, чтобы сказать, что необходимо предпринять какие-то действия для разрешения этой неприличной ситуации. Я сказала ей, что Видкун должен куда-нибудь увезти Мару хотя бы до тех пор, пока он не разведется со мной или не найдет другого выхода из ситуации. Я попросила ее и Йоргена как-то повлиять на Видкуна. Она обещала помочь.

На следующий день Видкун долго говорил по телефону. А после обеда подошел ко мне и озабоченным голосом сказал: «Ася, Ингрид говорит, что тебе неудобно жить здесь с Марой и предлагает временный выход. Она хочет поговорить с тобой об этом».

Я взяла трубку. Ингрид на своем неуверенном французском сказала мне: «Ася, дорогая, ты знаешь, что Йорген уже уехал на нашу дачу, и я тоже сегодня еду туда. Мы хотим предложить тебе пожить пока в нашем доме».

Так как она не очень хорошо говорила на французском, я решила, что она не поняла меня накануне. Считая, что она поддерживает меня, я хотела ей объяснить, что это Маре надо пожить где-нибудь до разрешения этой ситуации, а не мне, законной жене Квислинга! Я не хотела вдаваться в подробности, так как Видкун и Мара вертелись вокруг меня, прислушиваясь к каждому слову. Поэтому, поблагодарив Ингрид, я сказала, что позвоню ей позже.

Видкун просил меня не обижать Ингрид отказом от сделанного мне предложения, и настаивал, чтобы я переехала в их дом еще до отъезда Ингрид. Я решила не брать все свои вещи, взяв только еще не распакованные чемоданы, которые я привезла из Франции. Мара и Видкун, не теряя времени, отвезли меня и мой небольшой багаж, а затем быстро исчезли.

Это был последний раз, когда я видела Мару и свой дом в Осло. В тот момент я потеряла все свое имущество, за исключением тех вещей, которые я всегда брала с собой, когда путешествовала.

Дом Ингрид и Йоргена был таким же роскошным, каким я его помнила. Свои дни я проводила, расхаживая по комнатам и размышляя о превратностях жизни, стараясь достаточно сильно себя утомить, чтобы заснуть на кожаном диване, несмотря на мой постоянный безмолвный диалог со скелетом в углу кабинета Йоргена.

Я покидала дом только для того, чтобы купить себе еду, так как не хотела пропустить звонок или визит кого-либо, желающего связаться со мной. Но никто не приходил и не звонил по телефону, чтобы прервать мое кошмарное одиночество. В один прекрасный день ко мне без предупреждения приехал Видкун, приветствуя меня так, словно между нами ничего не произошло. Как всегда, он не рассказывал мне о Маре, о самом себе или о ком-либо другом, кого я знала, сказал только, что Йорген и Ингрид вернутся домой через несколько дней. Он также отметил, что я не очень хорошо выгляжу и что норвежская осень не полезна молодым людям с плохим здоровьем. Затем он добавил, что, поскольку у меня есть тетка в Ницце, для меня было бы неплохо провести некоторое время на солнечной Ривьере.

– Не хочешь ли ты поехать туда, Ася? – спросил Видкун.

Это беспокойство о моем здоровье, которое требовало моего отъезда из Норвегии, можно было расценивать только как желание Видкуна избавиться от меня. С горечью я ответила:

– Ну, может быть… Это зависит от того, какие еще варианты ты мне предложишь. Я согласна на все что угодно, только бы не сидеть здесь без дела. Но я никогда не видела тетю Женю, и не знаю, есть у нее место для меня. Думаю, можно ей написать и все узнать.

– В таких случаях лучше посылать телеграмму, так как ответ приходит очень быстро. Кстати, ты не будешь обременять свою тетку. Как я тебе уже говорил, я буду платить за твое проживание и питание, а также отправлять 25 долларов в месяц на твои личные расходы. Я также оплачу дополнительные расходы на учебу и другие непредвиденные нужды. Это даст тебе возможность быть независимой. Тебе не о чем беспокоиться! Я буду заботиться о тебе всю свою жизнь и обеспечу тебя после своей смерти. Большую часть своего имущества я оставлю тебе, но не хочу, чтобы кто-то другой знал об этом. Я помогу тебе встать на ноги. Прежде всего тебе нужно отдохнуть, восстановить свои силы и обрести спокойствие духа.

Он выглядел хорошим заботливым отцом. И, как и многие отцы, он не оставил мне выбора. Телеграмма была отправлена в Ниццу, и через день пришел ответ от тети Жени, в котором она писала, что будет очень рада моему приезду.

Когда Видкун пришел ко мне в следующий раз, он принес мой паспорт, немного денег, новый список инструкций и предостережений, а также кое-что из тех вещей, которые я попросила привезти мне. Большую же часть вещей, включая фотографии моих родных и меня в детстве, мои личные и семейные документы, мою шубу и другую зимнюю одежду, Видкун не привез. Он сказал, что зимние вещи не понадобятся мне в теплом климате Ривьеры, и было бы глупо брать с собой слишком много вещей на такое короткое время.

– Если получится так, что тебе будут необходимы какие-то твои вещи, я вышлю их почтой, – заверил он меня.

Видкун считал, что я должна сама позаботиться о своей поездке. Он сказал ободряюще, что в одном из самых больших агентств путешествий (мне кажется, он предлагал обратиться в агентство «Томас Кук») должны быть представители, говорящие по-французски. Затем он снова заговорил о деньгах, но на этот раз очень осторожно. Он спросил, хочу ли я, чтобы деньги переводились мне ежемесячно или же предпочитаю, чтобы он сразу положил большую сумму на счет в банке на мое имя, с которого я смогу брать деньги по мере надобности. Я ответила ему, что, поскольку у меня еще нет конкретных планов на будущее, к тому же я скоро вернусь в Норвегию, то предпочла бы получать деньги ежемесячно. Он одобрил мой выбор и дал мне достаточно денег, чтобы покрыть дорожные расходы, а также расходы на проживание и личные нужды в течение трех месяцев.

– Дай мне знать, если найдешь подходящее учебное заведение, и тебе понадобятся деньги для оплаты обучения или же появятся какие-либо другие непредвиденные расходы. Но самое главное – ты должна постоянно держать меня в курсе того, чем занимаешься. Ты должна писать мне каждую неделю, а по дороге в Ниццу отправлять мне письма на каждой остановке, чтобы я знал, где ты находишься и все ли с тобой в порядке. Заботься о себе и не принимай никаких важных решений без моего совета.

– Может, я смогу присоединиться к одной из русских балетных групп во Франции или записаться на уроки пения, – сказала я.

– Нет. Ничего подобного! Даже не думай о такой карьере – я не позволю, чтобы моя фамилия была таким образом опозорена! – ответил он, отрицательно качая головой и размахивая руками.

– Ты шутишь? Я просто не могу в это поверить! – воскликнула я в негодовании. – Что же такого позорного в профессии оперной певицы или балерины? Искусство благородно – это прекрасные достойные профессии! Ты же знал, что я была балериной, но все-таки женился на мне. Я уверена, что со временем смогу присоединиться даже к балетной труппе Дягилева. Или буду тренировать свой голос и стану певицей, как обе мои знаменитые тетки. В любом случае я могу выступать под своей девичьей фамилией или под любым другим выдуманным именем.

Видкун смотрел на меня с ужасом, а потом очень взволнованным голосом заявил:

– Забудь об этом, я тебе говорю! Нет ничего благородного в мире искусства, по крайней мере в той области, которая связана со сценой. У тебя есть норвежский паспорт, и не имеет значения, какую фамилию ты выберешь для выступлений на сцене – рано или поздно выяснится, что твоя фамилия Квислинг. Кроме того, несмотря ни на что, никогда не теряй свое норвежское подданство, это твоя самая надежная опора.

Я кивнула головой и улыбнулась, Видкун успокоился. Наш последний разговор друг с другом подходил к концу. У меня снова появилось чувство, что этот человек, который предал меня и причинил мне столько боли, все же был самым близким во всем этом страшном мире. Он стал частью меня. Я знала, что Видкун чувствовал то же самое. Вот почему мы всегда могли открыто говорить друг с другом. По этой причине я все еще доверяла ему и была убеждена, что он искренне желает мне добра, несмотря на то, что манипулирует моей жизнью.

Именно это чувство близости позволяло Видкуну управлять моей жизнью в течение пяти лет после этой последней встречи в доме Йоргена. В то время я не имела никакого представления о том, до каких крайностей доводят человека личные амбиции и политические манипуляции. До сих пор я не знаю, было ли его желание оставаться в тесном контакте со мной с помощью переписки лишь предосторожностью, целью которой было держать меня под постоянным наблюдением, или же это была искренняя забота о моем благополучии. Возможно, как это часто бывает, он руководствовался обеими причинами.

Несмотря на то, что меня пугала неизвестность и мне было грустно из-за всего произошедшего со мной за последнее время, все же я чувствовала невероятное облегчение от осознания того, что вскоре я смогу избавиться от всей этой путаницы вокруг меня. Я была на пути к моей тете Жене.

Последовав совету Видкуна, я пошла в бюро путешествий, где меня направили к человеку, который говорил по-французски. Он объяснил, что, поскольку в это время года очень многие едут во Францию, почти невозможно сейчас доехать туда прямым путем. Однако существовали иные способы добраться туда. Он рекомендовал ехать поездом до Бергена, а затем, насколько я помню, сесть на корабль до Бельгии, откуда я смогла бы на поезде доехать в Париж и Ниццу.