Текст книги "Очень мужская работа"

Автор книги: Александр Зорич

– Ни … …, … … мать!.. – сказал Клубин на выдохе, когда небеса поглотили вой кровососа без остатка. – … … … … … … тепловозное депо!

Тополь был с ним совершенно согласен. Сам бы он столь подходящих к случаю слов не нашёл.

Так. Теперь что?

– Что теперь? – спросил Клубин. Тополь не успел ответить. Не потому, что не знал – что, а потому, что не успел бы и зная.

Кровосос подобрал губы и посмотрел на них. С юмором?! Вдруг один глаз его лопнул внутрь, голова кровососа откинулась назад, зоб вспух и надорвался, мышцы на шее вздулись, напряглись, как канаты на барабане, возвращая голову обратно…

Бац. И всё повторилось.

В животе Тополя вспухла пустота, как давеча, когда рязанский его подвесил.

Кровосос медленно сел на корточки и медленно обхватил опустевшую голову.

Затем упал навзничь. Два G там как с куста…

Кто-то стрелял. И славно стрелял!

Кто?

– И все дела, – сказал Фуха, опуская автомат.

– … … … …! – по инерции сказал Клубин, заканчивая свою мысль.

– Не, вот тот, которого я обоссал, был очень страшный, – сказал Фуха пренебрежительно. – А этот только сначала. Хотя здорово он его. Как пилорама. Ну что, сталкер, можно пойти посмотреть? Надо бы проконтролировать. Зверь здоровенный всё-таки. Кровосос же, верно?

– Кровосос, – подтвердил Тополь обезжиренным голосом. Такого он и не чаял увидеть. Завалить кровососа – не подранка! – с тридцати шагов. Только что их спасшего кровососа. Не защищавшегося. Не нападавшего. Две пули. В один глаз и в другой. Фуха отлично стреляет. Он идиот! Странное чувство. Епэбэвээр! Будто стал соучастником какой-то измены. В боевой обстановке.

– Но, в конце концов, мы за этим и шли… – сказал Клубин тоном неопределимым. Похоже, он испытывал нечто подобное.

– Враг моего врага мне друг, пока жив один из них! – заявил Фуха наставительно, явно кого-то цитируя. – Ни одного не должно остаться! Здорово получилось, да же? Ну что, мы вроде и поохотились, папаша? За один день обернулись!

У Тополя слов всё ещё не было. Какой писатель, может, и нашёл бы слова. Но Тополь не был писателем. В школе сочинял… сочинения.

– Мартышка смотрит на бой тигров, – сказал Клубин.

– Шакал, – поправил Тополь, встрепенувшись.

– Человек, – возразил Клубин. – Больше я не охочусь. Никогда. Ты потерял клиента, Костя.

– Наш герой дня прав, – сказал Тополь. – Надо добить. Олегыч, идите первым. Я справа, Фуха слева. Цель друг другу не перекрываем.

– А не прикуёт нас там? – спросил Клубин.

– Уже точно нет. Две-полторы единицы.

– Голова моя! – заявил Фуха.

– Конечно, ходила, конечно. Твой трофей! – с выражением проговорил Тополь. – И вообще. Занесение тебе в благодарность.

Кровосос был мёртв. Однако Тополь не поленился, просунул Боягуза мордой между грудными пластинами и добавил «лосину» в спинной мозг.

Ноги кровососа всё-таки дёрнулись.

– Жалко, папаша, фотоаппарат ты забыл! – проговорил Фуха, пиная кровососа ногой в бок. – Давайте меня хоть на телефон сфоткайте кто-нибудь!

– Нельзя, Фуха, телефон включать, – пробормотал Тополь, осматривая куски рязанского. Плодовое тело было на вид мраморным. Добыча из добыч. Зрелый, зрелый рязанский. – Но ты не бойся, всё есть в памяти твоего спецкостюма. Правда, разрешение не очень и пятнадцать кадров в секунду.

– А я ничего там такого не включал, – обеспокоенно сказал Фуха.

– Он автоматически, – пояснил Тополь. – Разве что ты запись выключил.

– Ничего я не выключал!

– Значит, порядок.

– Эх, блин, сейчас бы бабу и выпить! – заявил Фуха. – Вы, папаша, не обижайтесь, ну как бы я после боя там, ме… метаморфически. Правильно сказал?

– Близко к тексту.

Тополь принял решение.

– Ночуем прямо здесь. Прямо сейчас начинаем ночевать, в смысле. Подойти к нам теперь можно только со стороны Малой свалки. Гриб был одинокий, пары у него нет – почти без шерсти старик, импотент. Самый смак, чёрт… Стандарта на фишке хватит.

– Я бы это… перекусил бы хоть, – авторитетно сказал Фуха. – А этого… рязанского… едят же вроде? Правда, обоссал я его… Но мы же на охоте!.. Вы чего со мной не разговариваете никто?

– Мы ещё просто не успели опомниться, сынок, – сказал Клубин.

Глава 9
ПОСЛЕДНИЕ ПОЛЧАСА

 
Death! Kill! blood will flow!
From the ones who play for money…
Sold! Out! It's time to pay
You're gonna die no other way.
Blind! Wake up man you've got to hits…
Change! Now it's time to end this shit.
Make! Way! The time's at hand,
To ride the world of milk metal bands!
Slow! Death! The only way —
A fitting end to their treacherous game.
Traitor! Traitor! Traitor! – a sonic betrayal!
Traitor – it seems you've faked.
 

Tankard

Клубин вызвался помочь Тополю с развёртыванием тревожной системы. Фухе, чтобы занять его, поручили установить тент, дали читать инструкцию, при виде которой Фуха необыкновенно посерьёзнел и как-то даже повзрослел. Но прежде всего Тополь приказал проверить спецкостюмы.

Таблица ресурса его собственного уже мигала. Фонило у Малой свалки сравнительно гуманно, пятьдесят лет назад эти могильники хорошо забетонировали и засыпали абсорбентами поверх всякого здравого смысла. – Хотя, если рассудить, в вопросах радиационной безопасности здравый смысл как раз и начинается, когда кончаются абсорбенты. Словом, схватить дозу здесь было маловероятно.

И «радуга» погасла достаточно давно, чтобы её эманациями отравиться. – Тут Тополь, спохватившись, сделал себе заметку: «Ведь Фухе, чтобы помочиться, надо было расстегнуть спецкостюм. При „радуге“. В нескольких шагах от неё. Так.»

Тополь откинул забрало и принюхался. Кровосос смердел неимоверно. Тополь тотчас созвал народ на субботник. Труп доблестного кровососа отволокли за ноги подальше от половинок рязанского. Едва управились – начался небольшой свежий ветерок, и кровососа пришлось перетаскивать ещё раз – в противоположном направлении. Мякоть рязанского пахла тоже сильно, но действительно аппетитно, до выделения слюны, обоняние реагировало, как на запах шашлыка. Тополь вскрыл пакет с маскировочной сетью, рязанского тщательно укрыли, потом собрали ногами в кучку осколки глазури. Глазурь не успела отвердеть, ей набили и Тополев контейнер, и клубинский. Фухе сказали: «Разделим дома». Фуха усмехнулся. То ли не знал цену глазури, то ли слово «дом» его рассмешило.

Затем Тополь разрешил ведомым снять шлемы совсем и раскрыть кирасы. Насколько великолепна СОЖ «Терминаторов», стало ясно сразу. Ни запаха, ни пота, поддёвки и на Фухе, и на Клубине сухие абсолютно, хотя по паре литров, не меньше, каждый из них должен был потерять в приключении. Свою поддёвку Тополь сразу разорвал, вытянул по полоске из кирасы и отнёс к трупу кровососа. На фоне кровососьего смрада не заметно.

Безумие Тополя ещё не решилось вернуться к нему. Тополь чувствовал себя очень хорошо. Про «мутку», неусыпно вибрировавшую в ожидании жертвы всего в километре отсюда, не вспоминал. Клубин тоже вновь обрёл его доверие. Отступило безумие, спряталось. Трусливо безумие, как всякий подлец.

Открыли рюкзаки, перезарядили батарейки, по очереди почистили оружие, поставили климатизаторы спецкостюмов на забор-очистку кислорода. Затем Фухе опять вручили инструкцию от тента, а Тополь и Клубин, распаковав трёхточковую «Сонбу» китайско-сибирского производства, отошли с ней на полсотни метров к устью «подковы».

– Я поставлю фишку, а ты охраняй меня, Костя, – напомнил Клубин. – Как всегда.

Клубин легко садился на корточки, устанавливал эффекторный «ньюк», синхронизировал его с «ньюком»-маткой, переходил к новому месту, выбираемому Тополем. Тополь непрерывно озирался, иногда подсвечивал себе подозрительную «точку» со шлемного монитора, прогонял через тестер.

И за делом они поговорили. Фуха не мог их слышать. Но мог бы и слушать. Разговор получился пустой. Перелили из решета в решето. Но он не мог их слышать и напрягся, что стало ясно через несколько минут.

– Олегыч, я что-то не вижу, что ваш герой точит на вас злую пулю, – сказал Тополь.

– Знаешь, Костя, меня с начала выхода заботишь в основном ты. Ничего, что я вот так, напрямки?

– А что не так?

– Ты когда спал последний раз, Костя?

– Даром я денег не беру, Олегыч. Между прочим, спасибо Матушке и вашему зятьку, я их уже практически заработал. Вам же одного кровососа на семью хватит?

Клубин засмеялся.

– Да не в кровососе дело. Костя, с тобой непорядок какой-то. Не могу я тебе помочь? Погоди, не горячись… У этой точки защитная пломба выдавлена, ничего?

– Посторонитесь… С китайскими бывает. Там же и русскоязычные работают, руки-крюки… Подцепите её ножиком, чтобы за ушко встала… Ага, вот так. Олегыч!

– Не горячись, погоди. Я же не…

– Олегыч, проехали. Вы лучше объясните мне по-чесноку почему вы с зятем сюда?..

Клубин остановился и снизу вверх уставился на Тополя. Лысина его блестела сквозь редкие волосы. Он подышал на замёрзшие руки и покачал головой.

– Костя, я сказал тебе перед выходом в тысячу раз больше, чем хотел и вообще мог.

– Ну смотрите. Давайте заканчивайте, Олегыч. Есть хочется.

– Ты умеешь с рязанским что-нибудь делать?

– Готовить? Да его сырым можно.

– Не поклонник я сыроядения. Готово. Проверяй.

Всё оказалось в порядке, система благополучно активизировалась и встала на дежурство. Осторожно Тополь и Клубин вернулись к стоянке. Там их встретил Фуха.

Фухе удалось натянуть тент только с одного боку. Он сопел и был зол. Он явно пытался подслушать разговорчики папика со сталкерским отродьем, ничего ему не удалось, и задание он провалил тоже. Он потерял инструкцию. Клубин, произнеся своё «пу-пу-пу», снял и спрятал в нагрудный клапан очки и занялся костром – выложил на поддон пару брикетов и чиркнул по нижнему активатором. Тополь, безадресно матерясь, поставил тент, прямо на голом льду напшикал из баллончика пенку, сел на неё и перебросил баллончик Клубину. Фуха устроился слева от Тополя. Автомат он держал на руке, баюкая. Ничего в этом такого не было. А вот кольт он вставил в рамку на откинутом нагруднике – зачем? Зачем-то. Клубин копался в продуктовой сумке. Костёр разгорался. Тополь подтащил к себе свою продуктовку за лямку. Завтрак, полевой стандарт НАТО номер один. Жвачка фруктовая, презерватив со вкусом киви и запахом кедровой свежести.

– Трекер, дай мне из твоего запаса взаймы, неохота мой тюк разматывать, – попросил Фуха преувеличенно вежливо.

– Придётся размотать, – ответил Тополь, отдирая клапан от пластиковой баночки с «салатом сырным с орехами». Фуха скривился. Вытащил сигарету, закурил.

– Ты, братан, не выгрёбывайся, – сказал Тополь. – Поддержание тонуса нельзя в Зоне откладывать. Надо поесть, пока тихо. Ты будь очень осторожен с банкой. Быстро вываливай еду на тарелку – и банку дави в блин. А то…

– Да знаю я! – огрызнулся Фуха. И издевательски полуспросил: – Мы же тут на ночь?

– Предположительно – да. Но располагает тут Матушка.

Фуха подчинился. Ели молча. Фуха жевал, громко дыша ртом. Уникально тотальная несимпатичность у типа. Словно нарочно. Впрочем, неприязнь – для неглупого человека лучшая лупа в мире.

– А вы, папаша, значит, пожалели кровососа? – спросил Фуха, долизав десерт и рассматривая этикетку на жвачке. – Союзник типа того, да?

– Я не хочу обсуждать это, с твоего позволения, Сергей, – сказал Клубин, причёсывая свои жалкие виски. Пластиковая расчёска застревала в дужках очков, но Клубин не снимал их. – Поступил ты, конечно, правильно. Эффективно. Стрелок ты замечательный. И автомат ты, я думаю, оценил всё-таки.

– Конечно! Русское же оружие. Вот слушай, скажи мне, сталкер, ты русский человек, так? С Подмосковья. Как мы могли допустить крушение коммунизма? Как мы могли продать за поганые еврики такую идею?

Тополь засмеялся. С тотальной политизированностью жителей России, приезжавших в Предзонье, с их агрессивной обидчивостью он сталкивался не впервые. Но патриотическая проповедь в Зоне! После боя! Десерт после десерта, что ли?

Впрочем, как правило, сплеснув с кружки переполняющий её горкой политологический невроз, россияне становились абсолютно адекватными людьми. На какое-то время.

Правда, не все.

Не в коммунизме было дело, не в исторических несправедливостях, не в отделении Сибири. Дело всегда в манерах. Конкретно сегодня – в манерах конкретного Фухи. В коммунизм, как бы он ни был прекрасен, шагать рука об руку с ним категорически не хотелось. Туда если и можно попасть, то только в хорошей компании. Это как водку пить. А с таким вот – бесполезно. И сам не дойдёт, но и тебя сожрёт допрежь, и не с голоду, а как только припасы оскудеют немного. Необходимость сожратия идеологически обосновав. И обязательно присовокупив: «Ничего личного!» Ковыряя в зубах. Ногтем.

«Что-то мне не по себе, – подумал Тополь. – Что-то мне не по себе. Продали Россию?..»

– Ты же не продавал, – сказал он. – Лично ты. Чего же беспокоиться?

– Я тоже ответствен! И ты, сталкер, ответствен. И вы, Андрей Олегович! Вы вообще больше всех. И такие, как вы. Эх вы!.. предатели… Вы же родились в Эсэсэр! Почему вы живёте в Европе это сраной? Почему ваши деньги работают не на Россию?

– С чего это ты вдруг, Сергей, про мои деньги? – скучно спросил Клубин. – И просили же тебя: не «сталкер», а «трекер».

Тополь сказал себе: «товсь».

– Ой, да ладно, «сталкер», «хялкер»… А что, не так, что ли? Про деньги?

– Ты совершенно напрасно решил, что я с тобой, Сергей, буду обсуждать, где и как работают мои деньги.

– Сами же сейчас сказали, что работают в России!

– Когда я это сказал? – неискренне удивился Клубин.

– Может быть, не будем о политике, ведомые? – предложил Тополь повышенным голосом.

– Погоди, братан. Вы, Андрей Олегович, сейчас сказали, что ваши деньги работают в России.

– Он спросил тебя, братан, с чего ты вдруг решил, что он будет с тобой разговаривать о его деньгах. И он прав, – сказал Тополь. – Так, ведомые, хорош!

– Чего-то я не понял ничего, – злобно сказал Фуха. – Вы что здесь жизни меня поучить решили?

– Слышь, братан. Вот именно здесь и именно сейчас лично я занят именно обучением тебя жизни, – сказал Тополь, совершенно нормальный, здоровый Тополь. – Дело это нелёгкое. Не порть мне передышку. Чего ты взъерепенился, ведомый?

– Не понял я! – с настоящей злобой сказал Фуха. Он уже стоял на коленях, руки, как давеча, в боки, и был он готов с колен прыжком вскочить. Аргументов у Тополя было навалом, чтобы его осадить, но влез, чёрт бы его побрал, Клубин.

– Вот в том и дело, Сергей, что вы, профессиональные патриоты, никогда ничего не слушаете и именно поэтому ничего не понимаете, – сказал он насмешливо. – Ну ничего у вас не меняется, трах-тарарах.

– А вы, ххх, всё, ххх, понимаете! У вас, ххх, всё новое каждый день!

– Не всё. Но я приучен внимательно слушать собеседника. Хотя бы.

– И это вам тоже дал коммунизм! Советская школа! А нас вы этого лишили!

– Я не настолько стар, – заметил Клубин. – Сергей, хватит валять вола. Закончили тему. Прекрати клоунаду.

– Клоунаду?! С-сыка… Все вы трусы, – заявил Фуха и утвердился на коленях поудобнее. – Советский народ построил Чернобыль. А его взорвали. Утопили гигантский корабль с туристами. Специально. Чтобы дестабилизировать обстановку в Эсэсэр. Чтобы советский человек лишился присущей только ему веры в незыблемость завтрашнего дня, уверенности в нём. И это удалось – деструктивным западным силам. Им нужны были наши высокие технологии, наша Сибирь и наши мозги. Предатели в правительстве нашлись, конечно, за евро-то да замки на Багамах! И всё прахом пошло. Сибири нет – это раз! С термоядом этим – кстати, советским – наша нефть никому больше не нужна. Два! С генераторами этими… «серловскими»… там тоже непонятно! Молодёжь деградирует! Работы нет! И будущего! Три! Остался только космос, да и тот… Акционерное общество «Наш космос», – с высоким презрением заключил тираду Фуха. Тополь едва не зааплодировал ему. Но не зааплодировал, а привычно незаметным движением перевёл датчик силовой кобуры в режим ready.

– Уверенность в завтрашнем дне… – повторил Клубин задумчиво. – Да, это я уже помню… То есть я помню момент, когда завтрашний день, о котором ты говоришь, наконец превратился в день сегодняшний. Прямо катастрофа случилась. Как зима. Ни с того, ни с сего…

– Ну правильно! – сказал Фуха. – Как только отобрали уверенность, народ обнищал тут же и всё посыпалось!

Клубин поверх своих стёкол смотрел на Фуху долго, поджав губы, потом сказал с оттяжкой:

– «Уверенность в завтрашнем дне», пацан ты пацан, это всегда значило в совке: «лишь бы не было войны». Настоящая уверенность в завтрашнем дне на самом деле – это абсолютно другое. И как раз этого тогда и не было. Никогда не было. Впрочем, и сейчас там, у нас, нет… Надо учить историю, Сергей. И не на партийных дискотеках. Работать надо. Ложь, что нет работы, самая страшная ложь… Работы навалом. – Он почесал бровь расчёской. – Отправить тебя на полгода в Швецию, что ли, с Ириной? Или позволить тебе так и умереть счастливым? А то, ну что это такое – яйца выросли, а мозги – нет…

– Умере-еть? – протянул Фуха. – Не дождётесь, папаша. И Сибирь снова будет наша. И космос будет нашим! И Зону, построенную на русские рубли, мы будем контролировать! Со всеми вашими Карьерами! И тогда посмотрим, что нужней: яйца или мозги!

Тополь заржал. Невозможно было удержаться. Ситуация уже необратима. Психоз новичка. Практически приговор. В лучшем случае заканчивается мордобоем. Клубин, Клубин, что же ты творишь, скотина, разводишь мутилово да военново? И, главное, как ловко!

– Ты-то что, халдей?! – вызверился на Тополя Фуха. Он не на шутку себя взвинтил. Обычно люди после сытного обеда добреют и расслабляются… Да, типичный, типичный мародёр, с принципами. Кажется, Тополь уже об этом думал когда-то недавно… Не нужно особой психологии, он сам туда лезет, в бутылку Клубина…

И не подкопаешься. Новичок психанул, группу подставил – ну что ж, там и закопали… И правильно сделали.

Халдей, значит.

– Братан… извини. Большой мой русский сагиб! Ты сегодня был герой, и я не преувеличиваю, – сказал Тополь проникновенно и искренне, с надрывом. – Ты завалил кровососа, в одиночку, двумя, с двадцати. Я завтра об этом буду людям рассказывать, поверь. И они запомнят, что такое возможно. Два выстрела подряд – и каждый на миллион. Кстати, и рязанского на днёвке тоже ты расшевелил… да как небанально… Пополнил общественный опыт. Теперь тебе в Предзонье всякий нальёт, повторит и будет хвастаться… Но давай уже, попусти политику. Мы ещё не вернулись. Заслуженное уважение из Зоны надо вынести, понимаешь? Это же ништяк, вникни… братан.

– Я тут, суки, в первый и последний раз, понял? Я сюда, суки, вернусь, когда Зона станет нашей, и золото из нашего Карьера будет наше, и вы у нас в ногах валяться будете, чтобы мы с вами им делились. А вас, предателей, мы развесим на фонарях, суки.

– Ты очень груб, братан, – сказал Тополь. – Нельзя тут. Так.

– Вернуть гадов в лоно, предварительно наказав, – пробормотал Клубин очень отчётливо. – Охо-хо-хо-хонюшки…

– Да я ваш нюх ненавижу, каз-злы! – заорал Фуха и схватился за пистолет. И замер. Два ствола с двух сторон смотрели на него в упор, не мигая, спокойно и окончательно. Парабеллум-премиум Клубина и «ночной» ПМ Тополя. В силовой кобуре Тополя потрескивал трансформатор. Пора менять.

– Олегыч, я буду говорить с ним, – сообщил Тополь. – Фуха, Серёжа, как тебя там… ведомый! Тебе прямо полсекунды до смерти. Здесь тебе Зона, здесь себя грубо не ведут. А невыполнение приказов ведущего карается расстрелом на месте, без разговоров. Ты должен быть сейчас о-очень неуверен в своём завтрашнем дне, Сергей. Сейчас, о мой большой русский сагиб, презренный халдей в последний раз попытается научить тебя жизни… Палец от спуска оттопырил подальше! Перехвати автомат за ремень. Другой рукой, урод! Пальцами, бля! Так. Тихо спусти на землю. Теперь повернись ко мне спиной и садись. Так. На жопу сел! Так. Ноги раздвинь, руки за го…

Пробил полдень. И в тот же миг Матушка Вспыхнула.

Началась новая иппоха, как говорил один писательский мальчуган.

Глава 10 TIME OUT

 
Relax and settle down.
Let your mind go ‘round.
Lay down on the ground.
And listen to the sound,
Of the band.
Hold my hand!
 

The Who

Дальше Клубин знал – помнил – всё лучше Тополя. От первого толчка Тополь упал, а Фуха, наоборот, как и полагалось ему, существу, специально созданному для действий в любой обстановке, справился, вскочил и ударил Тополя каблуком в грудь, а потом вскинул пистолет… «Ну шо, папаша? Дискурс изменился или нет?» – ощерив над чёрной точкой ствола свой дарёный Голливуд, успел спросить он Клубина… а Клубин, не пытаясь больше встать, не мог он уже, глянул на него сквозь разбившиеся очки, с трудом, в два приёма, переглатывая, успел набрать сколько-то слюны и сплюнуть – Фухе точно на ботинок, на шнуровку… и за секунду до выстрела в предвещающей Небесный Гром тишине он процедил, ясно и разборчиво: «Он сгнил, половая ты щёлка…» А потом добрался до них семимильный шаг Небесного Грома и ударил их всех, не разбирая правых, сирых и квёлых, огромным страшным ватным валиком, выбив из почвы всю влагу… и был слепой и беззвучный выстрел клона, и был невероятный рикошет пули от фланца… и спина Фухи, сломя голову скачущего по лопающимся кочкам «дымовиков» куда-то к горизонту… и сиплый мат Тополя, что охранную систему надо сторожить не только на вход, но и на выход… И когда Тополь, увлечённый своим рассказом, сказал: «И тут меня на полуслове оглоушило, как доской по уху, и очухался я через не знаю сколько, и началось всё опять заново… как написал бы Жарковский: „мексиканская ничья… у нас, болезных, началась“», – Клубин кивнул и перебил его: «О'кей, здесь пока закончим, господин Тополь», – и обратил внимание собеседников на время.

Пришла пора процедур и обеда.

Пожелав недовольному Тополю и усталому Комбату приятного аппетита, Клубин выключил монитор (старая привычка – отлучаясь с рабочего места даже на минуту, выключать монитор), поднялся с операторского стула, выгнулся назад, упираясь руками в поясницу, кряхтя, присел пару раз – очередью щёлкнули суставы. Два с половиной часа у настольного микрофона – рабочей гарнитуры, видите ли, у техника не нашлось… Сюда, сюда, в Задницу надо вливать средства, не потрошить их по национальным бюджетам… пропорционально…

Техник-сержант Каверис, согласно допуску и профессиональной гордости просидевший весь сеанс в углу тихо как мышка, кашлянул и подал Клубину флешку. «Запись прикажете уничтожить?» – спросил неожиданным фальцетом. «Нет, зачем же? – сказал Клубин. – Высший уровень шифрования, три креста в тему и сохраняйте в общем потоке. Порядок есть порядок». – «Слушаюсь». – «Где у вас столовая, сержант?»

Сержант объяснил, где столовая, внятно, и Клубин ни разу не ошибся на поворотах подземного царства генерал-лейтенанта Задницы, и достиг пищеблока за пять минут. В небольшом зале с низким потолком никого не было, заливал кипятком и раздавал пищу автомат фирмы «Катерпиллар». Пища – стандартные пайки WASA, сублиматы. С горячим подносом в руках Клубин поблуждал между столиками, выбирая подходящее место «чуйкой», не замечая даже, что он что-то выбирает, думая совершенно о другом.

Клубину в жизни не единожды приходилось жалеть, что никогда не пользовался своими псевдонимами явно, но сегодня он был этому рад: в разговоре с «солёной парочкой», как прозвали Тополя и Комбата военспецы Задницы, анонимность Клубину блюсти пришлось поневоле, что придало допросу очень важный эмоциональный бэкграунд.

История его собственного выхода в Зону прямиком под Вспышку, рассказываемая его собственным ведущим вслепую… и как странно! Ни в одной мелочи Тополь не соврал, ни разу ничего не перепутал. Клубин хорошо знал, что Тополь приврать мастак, любимое развлечение – полоскать мозги журналистам, домашним учёным и прочим бездельникам на с-т-а-л-к-е-р. рф, и нынешние точность и откровенность его заставляли предположить подвох. Но какой? В чём? Существенное значение, конечно, имело психофизическое состояние Тополя и Комбата, но всё равно Тополь был честен преувеличенно, небывало.

Пища для серьёзных размышлений.

Приступая к ним, Клубин обжёг переперченным горячим гороховым супом язык, и серьёзные размышления протекали поначалу в несколько матерной тональности.

Политических интриг и международных скандалов вокруг Чернобыльской Зоны Аномальных Интенсивностей (неизвестной природы) хватало всегда.

Началось всё, конечно, с самого первого взрыва восемьдесят шестого года. Получило мощный толчок после Выброса-2006. И закончилось (если закончилось, Клубин в это не верил, да и по должности не должен был верить) тоже взрывом. Вспышкой. Выбросом-2037. Как по писаному: карнавал должен начаться общим салютом, продолжиться оргией и окончиться – всеобщей резнёй.

Можно было утверждать, нисколько не преувеличивая, что официальный статус Зоны на всём протяжении её существования был поражён аномалиями в той же мере, что и многострадальная чернобыльская земля. Как заметил бы Тополь, «так сказал бы писатель». Государства, на чьих территориях Зона расположилась, её пытались и продавать, и использовать как средство шантажа, и аргументом для получения субсидий она честно служила, и чёрт-те чем ещё. Государства, коим её продавали или впаривали иным образом, относились к Зоне соответственно. Провались она пропадом.

В сумятицу посильный вклад вносило мировое научное сообщество, поскольку ЧЗАИ представляла собой здоровенный кусок сыра, в дырах коего таилось невообразимое количество открытий и Нобелевских премий. Сыр, правда, таился в мышеловке. Беспощадной и самовзодной.

Охрана Зоны обходилась в копеечку: эпидемий и вторжения гадов с аномальных территорий боялись очень долго, проблема представлялась острой, а потом уже не было средств снимать охрану, дешевле было продолжать финансировать. – Тут Клубин перекрестился.

В конце десятых Украина и Беларусь, перегрызшись из-за Зоны и внутренне, и внешне, прокляли Евросоюз, чей Объединённый комитет по делам ЧЗАИ безуспешно и довольно бесстрастно их старался примирить, и обратились в Совет Безопасности с предложением о создании международного протектората над Зоной, ну хотя бы на 99 лет. – Тогда уже стало ясно, во-первых, что вынесенные из Зоны артефакты или сразу глохнут, или быстро разряжаются, а во-вторых, что и в ближайшие годы Беларуси членом Евросоюза стать не светит. – России, как раз тогда разрываемой надвое на фоне глобального термоядерного антикризиса, было и вовсе не до Зоны. Евросоюз в одиночку тоже платить по счетам устал и, пробудившись от привычной спячки, обрадовался проклятию Батьки и Киева хищно. И вот в 23 году Соглашение, вяло подталкиваемое с разных сторон разной степени заинтересованности, было подписано. С огромным количеством оговорок, поправок и особых пунктов, но – подписано. И вступило. К сожалению, тогдашний Комиссар был человек нестойкий. Но – повезло, потому что тогда высокие договорившиеся стороны решили, что удобный способ умерить постоянную головную боль и систематизировать наконец деньги, которые всё равно все тратили найден и разъехались по правильным местам отдыхать.

И брюссельскую комиссию распустить просто забыли. Бюджет её утверждался в дальнейшем уже по инерции. Это опять же было дешевле, чем собираться снова и комиссию демобилизовывать.

(Россия, кстати, несмотря на внутренние, мягко говоря, проблемы, старейший член ООН и младой, но действительный член Евросоюза, неожиданно для себя получила неоценённый ею заранее профит: представителя России избрали секретарём Объединённого комитета по делам Зоны под протекторатом ООН. Что в дальнейшем стало серьёзным российским козырем. Но это было позже и, как всегда, урегулировалось взяткой.)

Шатания и разброды несколько улеглись. Хотя локальные скандалы вспыхивали, вотумы взаимного недоверия и прочие ноты протеста выносились и вносились… в основном, связанные с почти бессмысленной и потому чрезвычайно прибыльной контрабандой артефактов… или со смертями в Зоне известных людей, коим тут как чёрт вареньем намазал, и никакими запретами и страховыми бойкотами их не остановить… а чаще всего скандалы, вотумы и ноты возникали в зависимости от рекламных потребностей личных программ избираемых то тут, то там депутатов.

Локальная полезность (в медицине, в гастрономии, в оптике) артефактов с внезоновым «шлейфом» аномального поведения, добываемых контрабандно (45–55 процентов от общего количества материалов в год) и законно (всё остальное), установившийся статус заметно поколебать не могла. Научные исследования в Зоне контролировались тем же Объединённым комитетом ООН, закрытые или частные исследования были официально запрещены – по причине опасности исследований и в рассуждении военном и в рассуждении громадных потерь научного персонала… Собственно, тогда и сталкерство было впервые объявлено вне закона официально. – Кстати, с этим названием на первых порах возникало немало курьёзов – англоязычные посетители ЧЗАИ никак не могли взять в толк, при чём тут сексуальное подглядывание. Женщины были очень недовольны. Вслух во всяком случае. И потом. Когда уже сталкеры не понимали, о чём женщины ведут речь. Постепенно и сами сталкеры начали бороться с устаревшей привычкой, включив на слово «сталкер» функцию автозамены с боем в ухо при необходимости. «Трекер». Абсолютно точно и политкорректно.

К сожалению, декларация о создании под эгидой ООН Международного института по проблемам ЧЗАИ оставалась декларацией и по сей день – эксперты-академики на первом же совместном заседании по бюджету записали десять особых мнений, использовали по два-три раза право вето и в бюрократической работе по организации Института настолько нашли себя, что до собственно дела не доходило вот уже десятилетие. Так что Международная Экспедиция, основанная ещё в девятом году, так и осталась единственной работающей профессиональной исследовательской структурой.

Худо-бедно, с приключениями, но без истерик, протянули до тридцать второго года. Объединённый комитет ООН планировал бюджеты и взаимодействовал с международным пограничным контингентом, а руководитель брюссельского отделения, то бишь начальник старой комиссии Евросоюза, вступивший в должность ещё в 24 году, тратил небольшой свой бюджет на агентуру и подготовку кадров. Человек он был умный, пожилой и очень, очень озабоченный страшными чудесами Зоны. И он был сталкер. Он был Эйч-Мент.

Так и тянулось.

В тридцать первом году вольный трекер Вобенака, секретный сотрудник и первый заместитель Эйч-Мента, открыл репликационную систему аномалий «Планета Камино», и координаты её и пути подхода к ней были Эйч-Ментом засекречены даже от официального руководства.