Текст книги "Очень мужская работа"

Автор книги: Александр Зорич

Соавторы: Сергей Жарковский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Кто был этот стрелок, установить, разумеется, не удалось. Сразу никто не похвастался, спьяну или по-трезвому, ну а потом, позже, не признался бы и под пыткой. Но скорее всего, самое вероятное, что паскуду прибрала Матушка невдолге после его шутки стрельнуть в голову купающейся девушке. Прибрала его Зона, и даже сама смерть с отвращением забыла его имя. Имя получила пуля – стала Пулей Пидораса.

С ходу пуля проникла в «рапидшар» метра на четыре – со временем охранная граница «рапидшаров» как бы твердеет, в свежий можно даже своими ногами шага на три-четыре углубиться, – и висела, жёлто, масляно, медово светясь на солнышке почти над головой Ромео. – В Ромео, кстати, не выстрелил неведомый остроумец. – И вот с тех пор каждый сталкер, оказавшийся волею судеб или барыша рядом с «рапидшаром», считал себя обязанным выстрелить в Пулю Пидораса с таким расчётом, чтобы сбить её с цели, когда и если где-то в мирах или временах «рапидшар» лопнет.

Не менее трёхсот пуль разного калибра и разного качества висело рядком в воздухе слева от Пули Пидораса. – Только слева можно было стрелять, чтобы не задеть ни Джульетты, ни её платьица. – Били, разумеется, не прямо в пулю, а с упреждением. Парень с натянутой на голову майкой, конечно, рисковал оглохнуть, когда Зона скажет: «отомри», но больше поделать ничего было нельзя. Больше одного разу за подход стрелять было не принято, да и толчея из выстрелов уже образовалась в сладком воздухе неведомого райского пляжа… Они здорово портили вид и сущность потрясающей декорации, заключающей в себе настоящую любовь и истинное умиротворение, но с этой стороны стекла ни один, даже самый грязный и упрямый мародёр, не мог даже и помыслить пройти мимо, не попытавшись спасти эту красоту своим выстрелом.

– Жива, слава богу, – ответил Клубин. – У Ромео тяжёлая контузия, разрыв барабанной перепонки. Оглох на одно ухо. Девочка очень испугалась, лечилась от заикания. Полицейские собрали – вырыли и выловили – триста девяносто две пули. Копали, ныряли, песок просеивали почти две недели. От половины из этих пуль эксперты в недоумении и тревоге были: неизвестный тип боеприпаса, неизвестный тип оружия… Даже по линии Интерпола дело долго крутилось.

– Они поженились? – спросил Тополь.

– В каком году и где это было? – одновременно спросил Комбат.

– Заявление об обстреле неизвестными лицами от граждан… Ромео и Джульетты… на имя национального управляющего полиции Новой Зеландии было подано из госпиталя Крайстчёрча, куда указанные граждане обратились вечером четырнадцатого сентября тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Дело сразу пошло в Управление уголовных расследований. Оттуда – в Интерпол, когда пули собрали. Поженились, Тополь. Они уже были женаты, когда на пляж свой приехали. Они жили долго и счастливо. Живут, собственно. Детей, правда, нет.

– Френкель, слава богу, ты выиграл пари, с меня ящик пива! – сказал Комбат с энтузиазмом.

Оба сталкера улыбались ну прямо-таки счастливо. Вот уже неделю все люди, кому Клубин рассказывал эту историю, совершенно одинаково начинали улыбаться. Счастливо. Квартирный вопрос только немного испортил нас… необратимо.

– Жива девочка, спасибо, Матушка, – продолжал Комбат. – Ну восемь-насемь, епэбэвээр, иначе и сказать-то нечего!.. А нашли информацию ваши доблестные хакеры только что и прямо как по волшебству, да, господин инспектор?

– Погоди, Вовян, я не понял, так откуда они были-то, эти парень с девочкой? – вмешался Тополь. – Не уловил. Крайсрач? Это где вообще?

– Новая Зеландия, сорок лет назад, – объяснил ему Комбат, далее не уточняя.

– А! – сказал Тополь с уважением. – Понял. Круто. Ну молодцы мы, хоть и дурные мы люди в основном.

– Нашла программа по сличению объектов. Место преступления было сфотографировано и было в деле, в новозеландском архиве и в базе Интерпола, ну а фотографий «рапидшара» было навалом всегда. Насколько мне, например, известно, вот товарищ Тополь…

– Да, да, виновен, – перебил Тополь. – Я и снимал, и в Сеть выкладывал, продавал душу. Да все снимали и выкладывали. А сличились фотки вот только сейчас, да?

– Может быть, вы, Владимир, объясните сей феномен? – спросил Клубин с интересом. – Ведь нам с вами известно теперь целых две одинаковых истории с поиском-идентификацией конкретных образов? Как это могло быть, как вы считаете?

– По логам поисков – архивы Интерпола и Новой Зеландии раньше проходили через программу? – спросил Комбат.

– Тысячу раз, – с удовольствием кивнул Клубин. – Никаких совпадений.

– А номер дела?..

– В логах поиска отсутствует.

– Само-то дело когда в электронный архив попало?

– В девяносто шестом – в цифровой интерполовский, со ссылкой на бумажный национальный, в девяносто восьмом – в объединённый полицейский архив Новой Зеландии, в девяносто девятом – в WPB. Попало вместе с остальными делами, никаких ошибок в датах формирования файлов, все атрибуты сканирования-распознавания автохтонны. Но программа поиска конкретного дела не видела. Файл предыдущий видела, следующий – видела, а этот – нет.

– Что тут объяснять, – сказал Тополь. – Зона есть Зона. Чего голову ломать? «Автохтонны»… за такие слова в старой «Лейке» вам бы, Олегыч, башку проломили с ходу, Сталкиллер вы там или не Сталкиллер. Зона выключилась – «рапидшар» лопнул – дело возникло – поиск и обнаружил при очередной проходке.

– Страшная была бы штука – темпоральное оружие… – произнёс Комбат. – Ну и с Владой, видимо, то же самое.

– Видимо, да, – сказал Клубин. – Поэтому мы с сегодняшнего дня результаты всех изысканий отменили, и поиски по всем делам открыты заново. Наверное, много чего мы теперь внезапно обнаружим.

– «Темпоральное оружие», надо же, – пробурчал Тополь. – Я один, типа, фантастику читаю, значит…

– Да какая уж тут, Костя, «фантастика», – сказал Клубин. – Мы едем в Зону, у меня под мышкой бластер, электронные базы данных обновляются сами собой…

– А вот бы из бластера по Пуле Пидораса было дать! – сказал Тополь осенённо. – Он беззвучный?

– Нет, он очень громко хлопает, Костя, – ответил Клубин. – А вот отдачи нет, даже неприятно. Говорят, делают модель с имитатором отдачи. Ну и без очков стрелять не рекомендуется. И без перчаток.

– Узконаправленный эффект вакуумной бомбы, – процитировал какого-то интернетного или местного умника Тополь. – Зверская штука, мечта писателя. Какое там «темпоральное», вот бластер – вещь, Вовян. Хочу.

– Девочка жива, вот главное, – сказал Комбат.

– Лично у меня есть чувство, что это мои пули сыграли главную роль, – сказал неугомонный Тополь. – Жизнь даром не прошла! Я такой-сякой, конечно, но девочку я спас!

– Вот в этом, например, и состоит кардинальное различие между вами, мной… и Гогой Миллиардом, – бросил Клубин прицельно. – Владимир, вы слышите меня?

Минуты через три Комбат ответил. Он сказал:

– Слышу.

– Ну, я рад, – сказал Клубин и отсюда озаботился исключительно дорогой. «Всё я приправил и посолил, и огонь выставил правильный, и захлопнул крышку, и ничего больше сделать нельзя… Сталкиллер я там или не Сталкиллер… Теперь остаётся только ждать готовности. А уж что там приготовится – узнаю, только открыв кастрюлю…»

К «Лубянке» подкатили без пяти девять.

Глава 11
РУПЬ ЗА ВХОД (ТЕ ЖЕ И ДРУГИЕ)

 
Don't let it end.
Baby we could have so much more —
Don't let it end!
Honey please don't walk out that door.
 

Styx

Второй раз за всю историю своего сознательного существования Андрей «Сталкиллер» Клубин ощутил себя как будто бы на арене. Когда ты словно в самом центре мира, все лучи всех естественных и всех искусственных осветительных приборов сошлись лично на тебе, и зрителей ты не видишь, но точно знаешь, что все они, включая младенцев, паралитиков и саму Вселенную, наблюдают за тобой, только за тобой, наблюдают неотрывно, затаив дыхание, и тебе никак нельзя облажаться перед телекамерами.

Любопытно, что в первый раз это чувство возникло, когда Клубин был совершенно один и его точно никто не мог видеть, – за тридцать пять километров от ближайшей (из двух существующих) обитаемой лунной базы, а время было опаснейшее из двух возможных – лунный полдень, и ровер сдох безнадёжно, а кислорода было достаточно, но воды почти не оставалось – ни в питьевой, ни в охладительной системах, но скафандровый MPS работал, и хотя бы заблудиться в Море Спокойствия Клубину не грозило; и он вышел из ровера, укутался фольгой, содранной с левого борта машины, и побежал – как будто бы куда глаза глядят. Обернувшись через десять минут, машины он уже не увидел и остановился, оглядываясь: слепяще-серая поверхность Луны и провально-чёрно-матовая беззвёздная бездна Космоса над ней, прямо над головой – Солнце, дыра в ад, и равнодушно-голубой полумесяц Земли, дыра в рай… и вот тут его и накрыло.

Врач Поляков немного по другому поводу (а на самом деле точно по этому самому поводу, идеологически считая) сказал: «Такой восторг… Как бы тебе… Сладкий спазм ануса – вот какой восторг».

Обе машины стояли в шлюзе КПП «Лубянка». Справа было левое плечо исполинской стены, слева было правое плечо исполинской стены, позади закрылись исполинские ворота, а впереди другие исполинские ворота, внешние, медленно открывались. Клубин и Лёша Лёшевич Старпетов стояли перед бампером машины Клубина, в спецкостюмах, с откинутыми шлемами. Молчали, наблюдая, как открываются ворота. Сталкеры из салона не выходили.

– Что дальше, мой великий предок? – спросил Лёша Лёшевич без применения средств связи, и это было странно уже слышать.

– Дальше – как раньше, как всё это утро, – ответил Клубин. – Сопровождаем сталкеров до известного им места. Там они должны включить Зону. Дальше – по обстановке. Не бойся. Вернёмся.

– Должны включить Зону – если не наврали, – сказал Лёша Лёшевич. – А если наврали? Есть разные варианты, зачем им туда нужно. Например, подвиг. С посмертной славой. Ну и нам с вами это зачем?

– Посмотреть, что за подвиг, конечно. Но я не думаю, что всё так по-книжному, Лёша. Впрочем, информации пока мало – есть надежда, если уж они идут на подвиг, то, может, попытаются нас в него не тащить. Как-то нас покинуть. Договориться. Без того, чтобы нас убить. Они неплохие люди. Учитывая обстоятельства, конечно.

– В общем, я пошёл в машину, – сказал Лёша Лёшевич. – Делаю как вы, пока вы что-то делаете. Как только вы ничего не сможете делать – буду делать как я.

– Без оголтения только, сынок.

– Если что – спишется на состояние боевого аффекта. Но я услышал, понял, папа. Без оголтения. На связи.

– На связи.

Клубин постоял ещё, пока ворота открылись совершенно. Откровенно говоря, он думал, что проявится Эйч-Мент, но шеф молчал. И вот тут, уже повернувшись, чтобы идти за руль, Клубин посмотрел на синее небо над головой – тут его и накрыло, как тогда на Луне. Сладкий спазм ануса.

Переждав (прожив) сей психологический катарсис, он сел за руль, откупорил свежую бутылку воды и обернулся к сталкерам. Он мог проверить, шептались они или нет, пока его не было в машине, и, если шептались, он мог совершенно точно узнать о чём, но он не стал ничего проверять. Глотнул воды и сказал:

– Можем ехать. Мне сейчас надо что-нибудь узнать, Владимир и Костя? Или дождётесь, когда совсем уже будет для меня поздно?

Комбат сказал:

– Поехали, господин инспектор. Уже точно пора.

– О'кей, – сказал Клубин и запустил двигатель. – Командуйте, ходилы.

– Я только сейчас сообразил, – произнёс вдруг Тополь. – Так вы, товарищ Сталкиллер, значит, лицо Джульетты видали? Не к добру ведь.

Абсолютно фирменный и неизменный стиль Эйч-Мента Девермейера – обострение. Если он оказывался перед выбором – поговорить ещё, поискать компромисс или ударить в нос и идти дальше – он бил и шёл дальше. Всегда игра на обострение. Дипломатию Эйч-Мент оставлял, словно игрушку, для остальных своих подчинённых, для дел, важных чуть более, чем стирка носков. И сейчас он столкнул Клубина с Тополем и Комбатом отлично, и остаётся лишь удивиться, насколько сегодня он был терпелив. Сталкиллер, конечно, палку перегнул до предсмертного треска, но ведь не сломалась же она до сих пор! «Да нет, – говорил себе Клубин, – резоны Комиссара понятны, но… Но почему, епэбэвээр, у Эйч-Мента всегда обострения ведут к выигрышу?!»

Машина тронулась. Да, а Тополю Клубин ничего не ответил.

Сразу за створом Клубин притормозил, осмотрелся. Бетонный фартук стены плавно переходил в подстилку, усаженную здоровенными стальными крючьями, потом был ров, через ров был перекинут одноколейный мостик, и бетонка от ворот шла через этот мостик и через нейтралку, начинающуюся в сотне метров за рвом, прямо в снежную даль Зоны. А по дальнему отвалу рва можно было спокойно ехать хоть направо, хоть налево, отвал был утрамбован и настлан опять же бетоном. Направо – к Ильинцам и дальше – к Новой Десятке, налево… налево к Полесью. Ни одного пункта между Лубянкой и Полесьем Клубин не помнил.

Он подал «хаммер» к мостику. Он не глядел назад. Ворота, наверное, сразу захлопнулись. Медленно, величаво захлопнулись… Ещё можно, наверное, быстро развернувшись, успеть проскочить обратно в шлюз…

– Прямо? – спросил Клубин, уверенный в ответе «да».

– Нет, – сказал Комбат. – Направо. Через мост и направо.

– О'кей, – сказал Клубин. – Через мост и направо. Выполняю.

Вдоль рва (с отвала дна его не было видно) ехали минут пятнадцать. Затем Комбат сказал:

– К нейтралке поближе сверните, господин инспектор.

Все строения и все деревья между стеной и нейтралкой были уничтожены напрочь. Клубин свернул, как было велено, погнал по изгаженной, перепаханной шинами и гусеницами сухой земле. Нейтралка нынче была отмечена и контрольной полосой, и шеренгой проблесковых фонарей. По карте Клубин был сейчас неподалёку от заброшенной дороги, обозначенной странным индексом ГД. Она вела прямо к садовому товариществу «Мирный атом».

– Здесь должна быть дорога, – сказал Комбат.

Голос у него резко изменился – сталкер в выходе командовал ведомым.

– Вот она, – сказал Клубин и затормозил на обочине. Почти у бампера начиналась «контролька», а дальше, за «контролькой», прямо посреди битого древнего асфальта торчал фонарь на шесте с номером, что-то там сколько-то тысяч двести пятьдесят два.

– Так, – сказал Комбат. – Стоп. Ну что, Костя, у нас есть что сказать господину инспектору Сталкиллеру? Или ещё подождём, пока не станет совсем уж поздно?

– Давай сначала выйдем к Матушке, Вовян, – откликнулся (очень серьёзно) Тополь.

– Хорошо. Андрей Олегович, медленно едьте к Зоне и перед границей жёстко стоп. Десять метров, да вы помните наверняка. Своего ведомого предупредите о дистанции. Тут, кстати, минное поле, это я на всякий случай. Я с вами не ходил, так что извините.

– Лёша, – сказал Клубин. – За мной, дистанция – два корпуса, у Зоны я торможу.

– Понял.

– «Лубянка», здесь группа на выходе, виза у вас на столе, к связи.

– Дежурный по КПП «Лубянка», идентифицирую вызов. Вызов идентифицирован, что у вас?

– Выхожу на нейтралку в точке вызова, проводите меня через контрольно-следовую полосу.

– Переданы отзывы к вам на «кубик».

– Подтверждаю передачу. Отдаю отзывы минному полю. Подтвердите приём минами отзыва. Две машины у меня, проконтролируйте, интервал следования обычный.

– Подтверждаю приём. Можете двигаться. Две машины, интервал следования обычный.

– «Лубянка», гадская активность у точки вызова?

– Не фиксируется. Ближайший контакт – в четырёх километрах. Но это не точно, группа на выходе.

– Понял. Отбой, спасибо.

– Отбой. – А Клубин уже тронул, машина нарушила «контрольку», вывернула из-под почвы задним правым колесом (это видел Лёша Лёшевич) недовольную мину, обогнула к северу шест с фонарём и вот уже катила по нейтралке. Компьютер отщёлкал двести сорок один метр. Посреди дороги стоял точно такой же фонарь. И за этим фонарём лежала на земле снежная шапка, огромная снежная шапка, напяленная Зоной на себя в тот миг, когда Ей – или Её истинному хозяину – понадобилось Великое Выключение.

Клубин думал, что граница будет окутана паром или чем-то таким, изморозью какой-нибудь, но не было ничего подобного. Просто снежное поле начиналось из зелёной травы нейтралки и уходило за горизонт.

Стоп.

– Выходим, – сказал Комбат. – Костя, давай ты управляй, я буду смотреть. А вы, господин инспектор, давайте за нами. Там и поговорим. Есть ещё один разговор. Решим как, что дальше.

– Я хочу напомнить, – сказал Клубин, – что вы, ребята, безоружны и без защиты. А гадство может шастать вокруг.

– Ну вы-то со своим человеком защищены и вооружены, – сказал Тополь. – Отобьёте в случае чего.

– Я просто напомнил, – сказал Клубин.

Он подождал, пока сталкеры покинут машину и подойдут к границе, проверил скорчер и вышел сам. К сталкерам приближаться вплотную он не собирался. Эта фигура, в камуфляжных штанах, в свитере от сержанта Кондратьевой с неимоверно растянутым воротом, в натовских ботинках на фоне снегов Зоны смотрелась даже как-то и нормально уже. Уже не шокировала.

Подошёл Лёша Лёшевич.

– У машины наблюдение, – сказал ему Клубин. – Четыреста градусов вокруг.

– Выполняю, – сказал Лёша.

Тополь и Комбат насмотрелись на Зону, обернулись и подозвали жестом Клубина.

– В общем, так, Андрей Олегович, – сказал Комбат. Его речь двоилась – Клубин слышал его и впрямую, и в наушнике. Полсекунды расхождения плюс грязноватый фидбэк. – Что касается нашего договора. Вы – в широком смысле слова «вы» – нас с Тополем приняли, спасли, вылечили, дали нам кров на нужное время и теперь отпускаете. Мы вам за это всё, что по делу знали, рассказали, честно, без утайки, и ещё нам осталось включить Зону обратно. Вы – нам, а мы – вам. Всё верно я перечислил по договору?

– Всё верно. Как и когда вы включите Зону? Попытаетесь включить то есть.

– Сначала ответьте на вопрос. Извините, что задаю его только сейчас. Но мало ли. В Зоне сейчас работает кто-то из ваших людей? В Полесье, например?

– Готовность номер один! – приказал Эйч-Мент. – Старпетов, готовность!

– Это очень важно знать? – спросил Клубин.

– Да что вы в самом деле, инспектор! – с досадой сказал Комбат. – Вы бы ещё спросили: «С какой целью интересуетесь?» Есть в Зоне ваши или нет, только и всего?

– Есть.

– От обозначенных аномалий прикажите им отойти на безопасное расстояние. Оттуда, где раньше были аномалии. Прямо сейчас. – Комбат подождал. – Что вы молчите?

– Вас слышат, Владимир, – сказал Клубин. – Приказы в данный момент я могу отдавать только себе. Моё руководство считает меня индуцируемым объектом. Вами индуцируемым. Вашу рекомендацию услышали, возможно, мне сообщат, принято ли решение ей последовать. Или не сообщат.

– Ну что ж, – сказал Комбат, поразмыслив. – Я бы тоже нам не доверял. Да и вам заодно. Но хорошо уже то, что наш договор пока ещё не нарушается. Могли бы и побомбить, как вы считаете, Сталкиллер?

– Распоряжение я отдал, сонни, – сообщил Эйч-Мент. – Вроде никто в аномалиях и не копался.

– Всё в порядке, Владимир, – сказал Клубин. – Наших в аномалиях нет.

– Ну а на чужих нам плевать, – сказал Тополь. – Давай, Вовян, посмотрим скорей, не набарали ли нас-то с тобой. А то мы, может, воздухом торговали. Вот будет ок-казия!

– На Луне, например, – отличный бизнес, – сказал Клубин.

– Вы и на Луне бывали? – спросил Тополь. Но Комбат не дал ему дождаться ответа. Сталкеры повернулись и шагнули мимо фонаря на снег. Клубин молча смотрел на их невероятную, сильно скособоченную на левый, комбатовский бок, фигуру, как покачиваются напряжённые затылки на фоне далёких заснеженных холмов, за которыми скрывался «Мирный атом», слушал, как хрустит наст под их ботинками…

Человек так устроен, что должен моргать для смачивания роговицы, мироздание же устроено так, что всё интересное происходит тогда, когда человек моргает. Клубин моргнул, и сталкеров уже не было. Они сделали не больше пяти шагов в Зоне, Клубин моргнул, и вот сталкеров нет. Вот шесть ямок в насте, шесть отпечатков ботинок, три – правого ботинка, три – левого. Конец.

– Всем в ЧЗАИ. Говорит Девермейер. Боевая тревога, – спокойно сказал Эйч-Мент. – Десять часов две минуты. Зона активна. Повторяю, Зона – активна. Боевая тревога. Генерал-лейтенанту Малоросликову: боевая тревога. Клубин, приват, вторая частота, код два.

Клубин переключился – левой рукой, потому что в правой у него был бластер. Лёша Лёшевич оказался уже с другой стороны от машины Клубина, припав на колено, вертелся на месте, водя стволом любимого клубинского ТМА-47.

– Клубин и Старпетов. НЕ СТРЕЛЯТЬ.

– Не стреляем, – сказал Клубин.

– Где они? – спросил Эйч-Мент.

– Их нет. Зона есть Зона, шеф.

– Ясно, – сказал Эйч-Мент без малейшей паузы. – По всем данным, в твоей точке не было ни одной боевой гитики. Левее десять – слабое тяжёлое место. Прогуляйся немного в Зону, Сталкиллер. Гайки есть?

– Есть, конечно. Шеф, погодите. Зона – активна?

– Полностью. У меня весь пульт красный, всё, что мы за это время в Зону забросили по старым адресам гитик, сигналит. И цепочка отказов – где сажали аппаратуру прямо в гитики. Есть только кабельная из «Камино». Сейчас у меня Горски на связи. Спасибо передаёт тебе, что предупредил. У него там жёлтая гроза, и кунг с подстанцией они на тяжёлом месте забыли – в лепёшку кунг… Спутник гугловцев в отказе, пытаются его найти. Зона на месте, это хорошо. Но, Андрей, в целом – скверная работа.

– Да я тут при чём?.. – пробормотал Клубин. – Очень неожиданно это. Я думал, сначала я с ними далеко в Зону зайду… К этим… к Котлам, откуда НЛО стартовало. Или что там стартовало…

– Ты что, ещё и разочарован?

– … его знает, – честно сказал Клубин. – Доктор наш радуется?

Бах! Клубина бросило на спину. Когда ему удалось сесть на трясущемся и раскалывающемся асфальте, он увидел на месте Зоны стену бьющего в зенит тумана. Фонарь на шесте покосился. Земля под Клубиным дрожала, обломок асфальта, на котором Сталкиллер сидел, выворачивался из-под задницы. Руки были пусты.

– Лёша!

– Цел! Вооружён!

– Вести наблюдение! Не стрелять!

– Твою… Есть!

– Шеф, что-то мне не очень сейчас хочется с нейтралки выходить в Зону. Я бы подождал, – сказал Клубин с большой откровенностью.

– Н-да, – сказал Эйч-Мент. – Я бы тоже. Но, видимо, надо. А что у тебя со звуком?

– Не понял?

– Это извержение – что, совсем без звука происходит?

Клубин понял. Да, без звука, только скрипел асфальт, и дребезжало что-то в машине. Фонарь упал, и шляпка его раскололась. Военное, блин, имущество, казнокрад на казнокраде.

– Да, – ответил Клубин, спохватился наконец, где бластер, и, вопреки ожиданиям, почти моментально нашёл его под другим куском асфальта. – Как будто на экране с выключенным звуком, шеф.

– Да я и без тебя по всем мониторам вижу. Всё, сонни, полностью наша система в Зоне обрубилась. Только периметр, нейтралка. Ах, стервецы эти твои Комбат с Тополем! Сами они и есть ключ! Ну епэбэвээр, Эйлер, ход конём, епкт, епкт, епкт! Ну что, скомандовать тебе отход, Сталкиллер?

– Что такое «епкт», шеф?

– Единое помещение камерного типа. Это как «епэбэвээр» твоего Тополя, но как-то ёмче. Нет?

«Он ещё находит время потешить свой полиглотический идиотизм», – подумал Клубин без раздражения.

– Так скомандовать? – повторил Эйч-Мент. – Или ты видишь там у себя какие-нибудь перспективы?

– Пока что хуже, чем сейчас, не бывало, – честно сказал Клубин.

– Я вижу, сонни. Но – der arge weg der erkenntnis,[17]17
  Такова участь тех, кто не в системе (нем.).


[Закрыть] – сказал Эйч-Мент со значением. – Решай сам, конечно… Зачем им надо было добраться до этого шоссе, где ты сейчас? Вот хороший вопрос, сонни. Подумай над ним. Обязательство они выполнили, нет вопросов, но зачем им было надо именно сюда? Два километра шестьсот метров – и «Мирный атом». «Бермудка». Что такое эти «бермудки», как ты думаешь, Сталкиллер? Кстати, да, ты спрашивал, доктор Горски очень радуется. В восторге доктор. А я очень недоволен, Андрей, сынок. Чёрт, есть всё-таки погибший в «Камино», в кунге спал, идиот… Идиотка, точнее. Так, а вот пошли мне данные по оставшемуся гадству вне Зоны. Все восставшие – упали. В Сорбонне – затишье… Так зачем им надо было в «Мирный атом»? Не новых Хозяев ли мы отпускаем с тобой в Зону? Настоящих Хозяев? А? Сонни? Десять минут ведь уже прошло. А? Нам ведь надо самим ехать, а не на обочине стоять.

Клубин помолчал.

– Время бежит, Сталкиллер.

– Что это за гитика, вы знаете?

– Очень похоже на «сортир». Но я никогда не видел такого широкого «сортира»…

– Шеф, он по всему периметру Зоны?

– Проверяю, не по всему ли он периметру, – продолжал Эйч-Мент, не слушая Клубина. – Так. По всему, где мы можем видеть. Это восемьдесят процентов границы. Сонни, нас кидают наши Тополь и Уткин. Прошло четыре минуты. Сейчас «сортир» встанет на крыло, и всё. Ни туда, ни оттуда. Что делать, Сталкиллер?

– Шеф, у меня к вам просьба, – сказал Клубин.

– Да?

– Vete a la chingada, шеф.

– По-русски, пожалуйста.

– Заткнитесь на минутку, если вас не затруднит.

Эйч-Мент помолчал.

– Хорошо, киккакэ. Жду от тебя вызова. И действий.

– Затихает, папа, вам не кажется? – сказал Лёша Лёшевич.

Действительно, в стене туманных гейзеров, отделившей от земного мира мир Зоны, происходили изменения. Напор гейзеров иссякал, больше нельзя было сказать, что потоки тумана именно бьют из-под почвы. «Сортир»… Ни туда, ни оттуда… Не дай бог попасть в «сортир». Это навсегда.

Трясти почти перестало, и скрежет раздираемого асфальта поутих, и вдруг выделился из него вой сирен на стене. Клубин обернулся. А ведь рукой подать до стены. Полкилометра. Машины в порядке, Зона включилась… «Никто теперь никогда не умрёт из тех, кто мне дорог… Никогда ли? Ни туда, ни оттуда…»

– Лёша, вперёд. Берём Пушкарёва и Уткина.

– Блин, папа!

– Мазок в контейнер, Лёша, контейнер в машину, костюм – закрыть.

– Хорошо, – недовольно сказал Старпетов. – Дерьмово без поддержки, папа!

Это Клубин знал и сам. С другой стороны – что изменилось? Да ничего. Как собирался он выходить в Зону, так и надо было продолжать. Это он просто привык, что в Зоне снег и тишина, а всё Матушкино гадство – забота полиции. К хорошему привыкаешь мгновенно, отдирай потом, как бинт от ссадины… Сейчас главное – старательно не думать про Лёшу Лёшевича. Как будто его нет.

Клубин достал из нагрудного кармана пакетик, из пакетика – ватную палочку, покрутил ей во рту, всунул в пакетик, тщательно слепил ушки пакетика и передал его – и себя, заключённого в пакетик, – Лёше Лёшевичу.

– В бардачок положи и себя, и меня, – сказал Клубин. – Всё нормально, сынок. Делаем, что делали. Зона есть Зона. Шеф, здесь Клубин, к связи.

– Здесь Девермейер.

– Выхожу в Зону. На точке входа машины оставляю, контейнеры с образцами моей и ведомого памяти в передней. Прикрытие выхода требую по протоколу «Грязь». Подтвердите.

– Понял тебя. Согласен на протокол «Грязь». Давай попробуем. Отдал команду. К точке входа перемещаю станцию связи, может, поможет. Google спутник потеряли с концами. Дроны в туман сажаю, как сигареты в молоко. Сразу обрыв, и всё. Ничего тебе не желаю, ты сам всё знаешь, Сталкиллер. В Зоне нет непроходимых гитик. Все мы в это верим. Over.

– Вперёд, Лёша, – сказал Клубин.

– А на машине? – спросил Лёша.

– Верный гроб, – сказал Клубин.

– Блин.

Старпетов стоял перед туманом, держа автомат стволом в зенит. Клубин очень хорошо чувствовал Старпетова, гораздо лучше, чем дочь, что, разумеется, было не удивительно. Старпетов не боялся тумана (он вообще ничего не боялся), он просто пытался разглядеть, что там, в этой стене, хотя бы на расстоянии одного шага.

– Ночник попробуй.

– Я включил, – отозвался Лёша. – Бесполезно… Ботва какая-то! – сказал он с отвращением. – Ладно. Ищите меня там, в Зоне, папа. – И он сразу, целиком, не протягивая вперёд руку, не боком, не пригибаясь, – просто шагнул обычным шагом и скрылся в тумане.

– Как слышишь меня? – спросил Клубин.

Молчание.

Тогда Клубин спрятал бластер в кобуру, закрыл шлем, глубоко вдохнул из баллона кислородного фильтра резиной и какой-то химической отдушкой пахнущий воздух, переступил шест фонаря и нырнул шлемом вперёд в туман.

– Как слышите меня, папа? – тут же раздалось в наушниках.

Клубин разжмурился. Оказывается, глаза закрылись – сами собой. Лёша Лёшевич стоял перед ним, по щиколотку в грязи пополам с талым снегом. А видимость в Зоне была метров сто. Не туман… взвесь какая-то, вроде изморози. А термометр показывал 14 градусов тепла.

– Я прямо за тобой, сынок, – сказал Клубин. Лёша дёрнулся, и Клубин поспешно сказал: – Спокойно!

– Слава богу. Чего вы копались?

– Так, – сказал Клубин. – Понятно. Сколько ты ждёшь?

– Семь минут. Сразу остановился, решил ждать вас десять. Связи нет ни с кем. Сразу остановился. Это я уже сказал. Снег растаял, меня засасывает. Странно, сквозь асфальт, что ли?

Клубин, высоко задирая ноги, подошёл к нему. За стеклом шлема с мазком грязи поперёк он увидел брезгливую гримасу Лёши.

– Брызгало, – объяснил Лёша.

– Следы сталкеров видел?

– Нет. Всё потаяло на фиг. Да мы вообще там, где вошли?

– Без понятия. Погоди-ка, – сказал Клубин. – Чёрт, глаза… ну хоть это по-прежнему. Внимание, я разгерметизируюсь. – Он открыл шлем. У него перехватило горло. Тяжёлая аммиачная вонь ворвалась в спецкостюм, забила носоглотку, по глазам резанула, как бритвой. Клубин хлопнул по рычагу на виске, забрало упало. На ощупь включил гипервентиляцию. Двухмерное окружающее в глазах двоилось, слава богу, ничего конкретного и не было видно, никаких прямых углов…

– У меня приветственный приступ, – сказал Клубин. – Нужно время, и нужно отойти от границы. Ты как, ничего нештатного?

– В полном поряде. Тьфу-тьфу в шлем.

– Веди меня. Если мы там, где вошли, левее десять тяжёлое место, плавное. Было. Сними перчатки! – спохватился Клубин и стал слепо сдирать с рук свои, затягивать до отказа манжеты. – Влажность высокая, должно само обозначиться. Шаг за шагом, любой воздушный ток. Манжеты на полную, не напусти в скафандр, дышать невозможно, аммиак!

– Газоанализатор говорит – норма.

– Ему, может, и норма. Отводи меня от границы, ничего не вижу.

Клубин почувствовал, как Лёша взял его за предплечье и повёл вперёд. Грязь чавкала, держала за ботинки. Шаг, два, три… Что это?

– Стоять! – скомандовал Клубин.

– Нормально идём, – проворчал Лёша. – Лет через сорок мы…

– Тихо! – Клубин лихорадочно моргал, закрывал то один глаз, то второй, пытаясь хоть как-то сфокусировать зрение. Обычно «входная» диплопия у него начиналась ещё на нейтралке, а в Зоне довольно быстро, минут через десять, проходила, но всё сегодня шло не так, и не было даже этих десяти минут, и Клубин был практически слеп, и начиналась вдобавок головная боль.

А «чуйка» Клубина орала ему: «Быстрее, гони его, гони его вперёд!»