Текст книги "Очень мужская работа"

Автор книги: Александр Зорич

Глава 5
КОМБАТ МЯМЛИТ КАК НЕРОДНОЙ

 
How do you know when it's time for you to go.
How can you stop when you don't know how to start.
How can you go back when you don't know why you're here.
How can you see when your eyes begin to fade.
How will you hear when you've heard it all before.
How do you do all the things you want to do.
 

INXS

– И вы вот так согласились выйти?

– Именно.

– Странно.

– Согласен, на первый взгляд странно. И на второй. Слишком даже мягкое слово – «странно». Но с другой стороны, в свете последующих событий…

– Согласен. Итак, никаких уточнений по маршруту близнецы не предоставили. От денег вы отказались по личным соображениям. Проверок не производили, хотя у такого опытного сталкера, как вы, возможности и знакомства, конечно, есть…

– Были.

– Принято, были. В подлинности письма сомнений у вас не возникло. Тем более, если вы поверили письму, вы не испугались выходить с возможным ребёнком Зоны на пару. Хотя опыт работы с ребёнком Зоны у вас есть, и очень негативный. Вы вышли без маршрута, по непроверенной рекомендации. Без обычной проверки ведомого. Зная, что ведомый и его сестра появились в Предзонье без пропусков. Убедившись, что ведомый и его сестра обладают экстраординарными боевыми навыками. И в довершение вы вышли, несмотря на то что во время переговоров, по вашим же словам, не раз и не два у вас возникала мысль о гипнозе.

– Всё так. До хера вы знаете, садовник вам нужен, прополоть вас да полить.

– А ты ещё меня за сумасшедшего держишь, Комбат…

– Помолчите, Уткин. Пушкарёв, меня интересует ваша субъективная оценка скорости действий этого самого Влада. Вы человек образованный, постарайтесь.

– А при чём тут моё образование? А, понял. Аналог ли спецэффектов Бредня?

– В том числе.

– Нет. Спецэффектов действия Влад не демонстрировал. Я так думаю даже сейчас, когда мы все убедились, что границами Матушки аномалии и спецэффекты больше не ограничиваются обязательно.

– Поясните.

– Конечно. Я бы сказал, что быстрота и эффективность Влада – и, как я понимаю, Влады – основана на исключительной точности. Безошибочность. Он не тратил ни миллисекунды на анализ ошибки. Поправки не нужны. Не доступил, не попал, рука слишком низко – всё это не нужно. Абсолютная точность действий. Уверенность в точности. Привычная точность. Ни мгновения на расчёт предстоящего действия. Принимается решение – получается результат. Без поправок на ошибки и компенсацию внешних противодействий. Я бы сказал как-то так… Влад двигался не быстро, но настолько точно, что мне – и всем остальным – требовалось время на осознание, что это трюк, не фокус, не спецэффект. Не он быстрый, а мы все реагировали медленно. Вот такое сложилось у меня мнение. Врождённое, из ряда вон – но не спецэффект. Могли применял спецэффекты, но сам он был такой медвежонок из мультика, неуклюжий, непритворно неуклюжий… Да и Кость их действиям не удивился… то есть он удивился, что ему пачек накидали, конечно, но ничего сверхъестественного, чтобы там креститься, злых духов отгонять… А у него чутьё… сравнимо с моим. М-м… Очень трудно выразить, в общем.

– Было красиво?

– Отличный вопрос. Очень. Завораживающе. Произведение искусства.

– А гипноз?

– Из той же оперы. Я и сейчас уверен: направленного воздействия, то есть индукции как таковой, лично ко мне не применялось. Между прочим, вернувшись с выхода, я проанализировал записи спецкостюма. Я, в отличие от моих собратьев-бандитов, всегда надеваю подшлемник и включаю все датчики. В энцефалограмме ни одного из известных фонов «контроля» не зарегистрировано. И вообще ничего подозрительного.

– Чёрт побери. Великолепно, Пушкарёв! Но мысли о гипнозе возникали?

– Да, но это был результат личной рефлексии. Попытка объяснить себе, почему я со всем соглашаюсь… и вообще, реагирую, как кобра на дудочку. Сейчас я бы назвал воздействие – в кавычках – Влада и Влады родом обаяния. Как в театре. Иной раз актёр так играет, что забываешь дышать. Или в кино. Но не когда экшн, да ещё голограмма, а… не экшн, сопереживание. Любопытно, кстати. Про меня говорят… даже недоброжелатели… Знаете выражение: «Он знает, как себя вести по обе стороны от мушки»?

– Конечно.

– Про меня так говорили люди. Тем вечером в «Лазерном» я, по-моему, впервые в жизни понял, что сторон бывает больше двух. И я сейчас с той из них, где никогда не бывал и где я не знаю, как себя вести. И, главное, мне не хочется никак себя вести. Достаточно быть зрителем.

– Хм.

– Ни хера себе, Комбат, ты голова-философ! Я тут рядом болтаюсь, ничего? Не мешаю?

– Заглохни, Тополь.

– Уткин, не вмешивайтесь, иначе придётся вас удалить.

– Очень остроумно, товарищ вертухай.

– Инспектор, я предупреждал вас об идиотских шутках. Конкретно эту мы уже слышали раз двести. Ты, между прочим, Тополь, шутишь не остроумней. Заглохни.

– Прошу прощения, господа. Сорвалось. То есть вырвалось.

– Пусть оно лучше держится, инспектор, договорились? Мало ли, и с языком вместе может какой другой раз вырваться.

– О'к. Продолжим. Пушкарёв, могли, да. А о других детях Зоны что вам известно?

– О других? Ну извините, там ведь явные мутации. Более или менее болезненные. Вне Матушки – без спецэффектов. Либо я чего-то не знаю. Кстати, а что с детьми было во время Восстания? В «Колосках», например?

– Много чего было… Хорошо. Пушкарёв, я ожидаю, что ко мне могут поступать сведения о проверке этих Влада и Влады из Беларуси, я буду обращаться к вам за комментариями по мере поступления.

– Мне и самому любопытно.

– Итак, вы вышли тем же вечером.

– Не просто «тем же вечером», а прямо из бара, тотчас. Буквально – через минуту после цветов с бутылкой от Костя. Буквально встали и пошли на выход. Бутылку с собой только взяли. Влада взяла. Ну это понятно. По Костю они решили, ещё когда он там перед ней кобелировал с побитой мордой.

– Не гипноз, значит, вы утверждаете?

– Вот что вы хотите, чтобы я вам ответил?

– Пушкарёв, я не дитя Зоны по имени Влад. Я не безошибочен. Никто не безошибочен. Но ваши поступки… если не объяснять их гипнозом… Хочется вас удавить за них. Я не шучу.

– Не для протокола, а для души вашей, скурмачовской, вы мне это говорите?

– Не превращайте беседу в базар, Пушкарёв. Запись не прерывается.

– А, вы мне спасательный круг бросаете? Под запись?

– Слышь, Комбат. Хорош. Столько людей погибло. Хорош.

– Проясните момент с выходом, пожалуйста, чёрт бы вас побрал. Вы вышли тотчас. И что же вы сказали жене?

– А что?

– А чего такого-то тут?

– А, возможно, я чего-то не понимаю. Прошу разъяснений. Вы, Владимир Сергеевич, отправились в бар. Дежурить, ждать клиента. И прямо из бара – в Зону. Куда пропал, на сколько пропал – жена не знает?

– Вовян, он просто не в курсе. Инспектор, я вам отвечу. Вы не в курсе. Ясно, женатые трекеры – редкость. У нас не принято прощаться на выходе и не принято прикидывать даже приблизительно – на сколько вышел. Сколько раз я выходил на полдня – машину из Зоны выгнать, например. А возвращался через неделю. Да любого спросите. Хоть приблуду писателя.

– Актуальное суеверие. Ясно.

– Абсолютно точно. Предзонье – рай для проповедников, шарлатанов и прочих психов. Именно потому, что любая мистическая глупость довольно быстро находит соответствующее подтверждение в реальности. В опасной реальности, смертельной. Любое суеверие актуализуется почти мгновенно. «Мамины трещины» – известный пример. «Чёрный сталкер». «Бог есть». Вы читали фон Спесивцева? Его теория о сознающей себя ноосфере Матушки – довольно популярная штука в обществе. Если её, конечно, перевести на сленг… Я сам не раз поражался. Очень похоже. Френкель, кстати, любил собрать зрителей в кабаке и часами разглагольствовал. В Сети есть. Френкель очень уважал работы фон Спесивцева. Они даже переписывались, пока фон Спесивцев не ушёл в монастырь.

– Фон Спесивцев предполагал зловещую волю Хозяев.

– Немного не так. Он предполагал, что Хозяева – изначально, как известно, мрачные, невежественные, приговорённые к смерти бандиты, уголовники – после мутации проецируют своё мрачное невежественное мировоззрение на реальность Зоны, им подчинённую.

– Там были не только уголовники, Комбат.

– Ну да. Ещё там были военные. И охрана. Лис – точно охранник… по фамилии… э-э… Тополь?

– Не надо, я знаю его фамилию.

– В общем, жаль, что там были не лауреаты Нобелевской премии мира и заслуженные учителя.

– Не будем об этом.

– Действительно, лучше на фиг. Но в последний вариант «Маленькой сумасшедшей Вселенной» фон Спесивцев вставил главу о сталкерах. Вот, кстати, достойный человек! Сталкерами он нас не называл, даже трекерами не называл, а использовал наше общественное – «ходилы». Знал, что переводиться будет книжка. Ну вот. О влиянии Зоны на нас и о нашем влиянии на Зону… «Обилие жестоких чудес Зоны – не лучшее ли подтверждение теории Дарвина, данное нам в интенсивности?» И всё такое. Хотя, боюсь, всё уже в прошлом. Не актуально.

– Гадать не будем, Пушкарёв.

– Я тоже надеюсь на лучшее. И Тополь тоже надеется. Нам с ним ох как нужно хотя бы ещё одно чудо. Бог, говорят, любит троицу. Снег там как, лежит ещё?

– Да.

– И то хлеб. Я посадил Влада в машину, сестра его поцеловала, мне пожала руку – я аж отпрянул – и вернулась в бар. После этого я долго её не встречал, хотя слухи о её бурном романе с Костем, конечно, бродили и пузырились. У меня даже Ирина допытывалась, что у Костя за чикса за такая реальная выяснилась среди унылых женских миражей Предзонья.

– Приблуда ты, блин… Инспектор, Ирина – это моя сестра Гайка.

– Спасибо, Уткин. О близнецах, значит, разговоры были?

– То-то и оно. Не о близнецах. Только о сестре. И только в связи с Костем. Один из первых парней на деревне, что вы. Про мальчишку никто и не вспоминал. И до вас, вероятно, не дошло, до скурмачей нью-йоркских. Или брюссельских? Ну закрутил авторитетный вор Роберт Гинзбург роман с некоей там. Осыпает её марсианскими камнями. Попал под каблук, как под бронетранспортёр. Она его побила, и его сердце растаяло. И всё. Верно? По-моему, очень остроумно.

– И очень эффективно.

– Всё остроумное эффективно.

– Вот вы, бля, философы! Вам бы водки сейчас друг с другом выпить!

– Снаряжение ваше было при окне?

– Конечно, причём мои окна, в отличие от окон Тополя, долговременные. Здесь я, пожалуй, замкну уста печатями здравомыслия. Без подробностей. Мы вышли с Владом в Зону приблизительно в половине второго ночи.

– Какие вещи у него были с собой?

– Сумка. Одна мягкая сумка. Он легко нёс её на плече. Судя по инерции её, визуально оценивая, весила килограммов пять-десять, не больше.

– Оружие?

– Никакого не видел. И от моего он отказывался. Тут мы с ним едва не поссорились. Без гипноза.

– Понимаю…

– Ещё бы. В конце концов он эдак по-человечески плюнул, схватил из ящика первое попавшееся – М-96, искровик – проверил предохранитель и забросил за спину. Просто чтобы я от него отстал. Я и отстал. Но вот спецкостюм мне на него напялить не удалось. Отказался категорически.

– Выраженная реакция на выход в Зону у него была?

– Нет. Прописки не было. Если он был не меченый, то очень имунный.

– А у вас?

– А это не ваше дело.

– Понимаю.

– Ещё бы, чёрт побери! Потом он сказал мне, куда мне тянуть трек.

– И куда?

– К Карьеру.

– Куда?!

– Я тоже так спросил. С той же интонацией. Только матом.

Глава 6
ЛОТЕРЕЯ ПЫТОК

 
You know that feeling you get
You feel you're older than time
You ain't exactly sure
If you've been away a while
Do you keep the receipts
For the friends that you buy
And ain't it bittersweet
You were only just getting by
But I hope you know
That it won't let go
It sticks around with you until the day you die
And I hope you know that it's touch and go
I hope the tears don't stain the world that waits outside
Where did it all go wrong?
 

Qasis

– Мне нужно в Карьер, – повторил Влад.

– В Карьер?! – оторопело ещё раз переспросил Комбат.

– В Карьер, в Карьер, Владимир Сергеевич. Не ругайтесь только так жутко.

Комбат присел на рюкзак, закусил очередную зубочистку: в Зоне он не курил, мало кто из серьёзных сталкеров курит в Зоне – чутьё… Пить тоже… лучше не пить. И не жрать горячего. Совершенно собачья жизнь. Бережём чутьё.

– И куда же именно в Карьер?

– А как вы называете саму трансмутационную аномалию?

– Я? «Белочка», – ответил Комбат. – Я пролежал в тупике рядом с ней неделю. И всю неделю был уверен, что спятил. А сейчас мне трудно отделаться от уверенности, что и ты, Влад, сумасшедший.

– Нет, я не сумасшедший.

– Невиновен по собственному признанию, – сказал Комбат и выплюнул зубочистку в сторону, в темноту, в занавеску. – Влад, а как ты намерен объясняться с охраной? С контролем? С Хозяевами?

– Я – никак. Вы меня должны провести. Причём я бы хотел сохранить и своё инкогнито, и жизни охранников. Жизни охранников – это очень важное условие задачи. Приоритетное. Правда остальные – Хозяева, контроль – меня не очень волнуют.

– Денег у тебя с собой сколько? – спросил Комбат.

– Очень много.

– А жизней? Твоих?

Влад засмеялся. Подошёл, перешагнув стоящий на прихваченной мягким морозцем земле второй рюкзак, присел рядом с Комбатом – на уголок ящика со снаряжением. Рядом опустил свою сумку. Ничто не звякнуло.

– Меньше, чем у беспородной кошки. Владимир Сергеевич, если уж взялись – давайте делать дело. Мне нужно в Карьер, к самой вашей «белочке». Я хочу, чтобы мы прошли тихо и – очень важно! – не убивая людей.

– «Карусель» пройти легче, чем профсоюзную охрану, – сказал Комбат с чувством. – Они сейчас даже от атаки семейки рязанских отбиваются без потерь. Запретка толщиной в пятьсот метров, «контролька» сплошь минирована. Крупнокалиберки с горячим боеприпасом. Два-три контролёра. Пять-десять берсерков. Триллеры в количестве. Плюс один-то уж голегром точно. И натасканный. Кукумберы.

– Но ведь мы же не рязанские.

– Не поспоришь. – Комбат помолчал. – Влад, что тебе надо в Зоне?

– Вопрос стоит так: что мне надо от Зоны?

Комбат помолчал.

– И что? Счастье для всего человечества?

– Ну-ну, Владимир Сергеевич. Чего тогда стоит человечество, если его осчастливить – одной Зоны хватит?

Комбату стало страшно. Рядом с ним сидело чудовище – он ясно, до колик в животе, понимал. Непонятное, огромное, беспощадное чудовище. Инопланетянин. Чужой. Комбат версус Алиен. Или за?

Бедная баба тётя. Бедный Комбат. Сейчас самое время спросить: кто ты, Влад? Ага, а он ответит: я есмь Он. Или как там? Я – Сущий? Нет, он ответит так: если я скажу, мне придётся тебя убить. Но говорить что-то надо. Поддерживать разговор. А то он меня заподозрит… в чём-нибудь.

– А в Зоне есть что-то такое, что может дать человечеству счастье? – спросил Комбат.

– Откуда же мне знать? – удивился Влад. – Тут вы сталкер. Впрочем, Зона – часть планеты, а на планете, безусловно, есть что-то такое, что вполне могло бы и дать счастье человечеству. Владимир Сергеевич, нам пора идти. Я тщательно подготовился к выходу и знаю, что вы так и не открыли никому ваш личный способ проникновения в Карьер. И сами туда ни ногой. Поэтому профсоюз старался и старается вас купить. Именно поэтому, кстати, вы и живы до сих пор, что никому не выдали свой трек. Проведите меня. Обещаю, что я никому никогда не скажу, как мы прошли. – Он счёл нужным добавить: – Лгать я не умею.

– Либо умеешь очень хорошо. Трансмутационка – не единая гитика, – сказал Комбат. – Там система гитик, «комбо». Видимо, случайная. Чёрт знает, в общем. Там разлом в почве. Как ледниковая трещина. Лично я не верю в высший разум Матушки. Пара мощных «калейдоскопов», синхронизированная очень редким по структуре гравитационным деревом. И всё это стоит на обширной площадке «маминых трещин». «Трещины» перестроены деревом по векторам выхода и входа «калейдоскопов». Сами же «калейдоскопы» в противофазе.

– Я читал описания.

– Все эти описания можно квалифицировать исключительно как топографические… В общем, там три «калейдоскопа», а не два. Третий – блуждающий. Спутник.

– Ух ты! – сказал Влад. – Вот этого нигде не было. Тройник!

– Да нет, квартет. Третий «калейдоскоп» тоже имеет пару, он не уникален. Но его пара далеко за пределами Карьера.

– Вы что, прошли в Карьер через «калейдоскоп»?!

Комбат помолчал. Сплюнул каким-то комком. Достал сигарету и, мать её, закурил.

– В общем, дорогой мой родственник, мой личный путь в Карьер настолько нерадостный, что мама дорогая, – сказал он, отплёвываясь от крошек табака. – Мне о-очень не хочется его заново торить. Хоть я и знаю частоту входного «калейдоскопа».

Теперь помолчал Влад.

– А почему этот, третий, до сих пор не обнаружен?

– Тысячу раз его видели. Он описан в справочниках как экспресс-спецэффект. Воздушная линза. Нестабильная. Там же разлом, минус сорок пять метров на уровне трансмутационки, солнышко только летом в середине дня, на полчаса. А на электричество третий «калейдоскоп» не отзывается. А ультрафиолет туда спустить так никто до сих пор не дотумкал.

Воцарилось молчание. Комбат курил, выдыхая дым между колен.

– У меня с собой действительно много денег, – произнёс Влад. – Порядка миллиона евро на пяти картах. Есть вариант заплатить за проход по трассе?

– Для начала нужно знать, что ты будешь делать у «белочки». Если у тебя в сумке ядерная бомба и ты агент партии зелёных, то я-то нет. Я выхожу, Влад, чтобы вернуться. Баптистские, зелёные и общечеловеческие сталкеры-пенетраторы давно уже не в моде. Они давно в доле. Кто ходила, я имею в виду. Остальные либо в сырой земле, либо вон, в парламенте.

– Нет, ничего такого у меня с собой нет, – произнёс Влад.

– А что есть?

– Я есть, – сказал Влад.

Комбат массировал живот, просунув руку под раскрытый нагрудник спецкостюма. Колика уже явно была не нервная – родная, приветственная. Матушка приветствовала его, хорошо, что на сей раз здесь, на ничейной полосе. Подзадержались на нейтралке, да…

– Значит что, Влад, – сказал Комбат, затаптывая окурок, терпеть было уже невозможно. – Ты сиди на месте, а я отойду по нужде. Ты сам как, нормально? Ничего не болит, желудок?

– Всё в порядке. Сижу на месте, жду вас.

Фонарь Комбат брать не стал. Сейчас он даже радовался начавшейся протоколописательской активностью кишок во славу Матушки. Посидеть и подумать, пока длится сраженье. Повод превосходный.

Его личный «сундук для мертвеца» прятался по Честертону: лист – в лесу. Самая старая лёжка старины Комбата. Лесополоса на границе между выходом к Саркофагу и треком на Монолит и на Мёртвый Колхоз. Маскировал лёжку Комбат с помощью редчайшего артефакта – «занавески». За годы она так разрослась между деревьями и кустами, что иной раз Комбат и сам тратил немало времени, отыскивая дорогу к «сундуку» между полотнищами плоского миража. Все сталкеры (и не только сталкеры) жалели, что нельзя использовать «занавеску» в качестве маскхалата. Газ, к сожалению, игле и ниткам не подчиняется.

Ориентироваться помогали звёзды: светили ярко с чистого морозного неба. Поглядывая на них, Комбат сделал два поворота налево, считая шаги между поворотами и нетерпеливо отбрасывая голые ветки карликовых акаций, поворот направо, осторожно раздвинул локтями «занавеску» у мёртвого тополька. Вот и «нужник», тупичок «занавесной» гитики. Яйцеобразная люлька от старинного мотоцикла, в ней – лопатка и туалетная бумага в пакете.

Терпеть было уже невозможно. Но опытный сталкер Комбат успел расстегнуть все необходимые молнии, выйти из спецкостюма, не запутавшись, силы воли его хватило и на то, чтобы бросить спецкостюм на люльку аккуратно, спустить без нервов трико и устроиться в общечеловеческой позе, не утеряв ни толики достоинства перед лицом равнодушных звёзд.

Ситуацию, в которую Комбата занесло, проще всего, конечно, объяснял гипноз.

Про детей Зоны ходило много слухов, но, как Комбат знал предметно, подавляющее большинство их, слухов, были придуманы специально для постоянно пасущихся в Предзонье беллетристов, журналистов и прочих сектантов творческих профессий. О, это тоже был бизнес!

Сталкеры, что вольные, что военные, отдыхали душой, вымалывая языками страшилки о вампирах и прочих вампуках, проникающих в большой мир и имеющих даже там, в мире, тайную организацию почище масонской или гринписовской. Комбат однажды с оторопью пролистал в сортире «Макдональдса» в Новой Десятке «документальный» роман, «основанный на реальных событиях», некоего В. Пильтуса, в котором (романе) разоблачалась целая бесчеловечная американо-еврейская организация, нелегально ввозившая в Зону завербованных путём жестокого обмана белых русских женщин. Их ввозили в Зону и жестоко оплодотворяли. Там ещё потом террористические организации под крышей ЦРУ скупали младенцев, жестоко сортировали их и создавали бригады то ли янычар, то ли сардукаров.

Всё это было безбоговдохновенным враньём чуть менее, чем полностью: до сих пор Матушка к планете, в которой выела язву, относилась относительно справедливо. Аномалии и артефакты, доступные к выносу в мир, саморазряжались обязательно. Одни почти мгновенно, другие действовали (как «кварцевые ножницы», к примеру) около месяца. – Постоянным и прибыльным бизнесом в Предзонье была зарядка артефактов, особенно лечебных, управляющих, энергетических.

Гады же, с большими трудами и даже жертвами, иногда излавливаемые живьём, свои аномальные способности теряли за границей Зоны также. Например, у контролёра моментально глохла и слепла его внешняя виртуальная нервная система, отчего он моментально же и подыхал в жутких муках. Рязанские были очень вкусны и жонглировали гравитацией, как в пинг-понг играли. Но вкусовые качества сохранялись и вне Зоны, а вот пинг-понг – нет, и учёные, навострившие (не впервой уже) свои «паркеры» и стрелки осциллографов для построения новых нобелевских теорий и практик на рязанской почве, голодными волками выли от разочарования после успешной, но жуткой по материальным затратам и людским потерям операции «Живой трюфель»…

Вобенака, правда, последнее время что-то невнятно, непохоже на себя скворчал про грядущие перемены, но с ним же не поговоришь серьёзно… То есть это он ни с кем серьёзно разговаривать не будет…

– И где он, Вобенака? – спохватился Комбат.

В общем, гипнотическая гипотеза всем была хороша: и проста, и, в принципе, оставляет надежды… любой гипноз можно парировать… но… но, но, но, nope. Комбат сплюнул. Ничего Влад не врал. И не гипноз. Не манипуляция. И под гипнозом Комбат бывал, и контролёр ловил его когда-то… нет, управляющую гитику Комбат почуял бы.

«Чутьё, товарищи сталкеры, это не шутки. Я частоту „калейдоскопа“, товарищи сталкеры, за несколько часов прочуял, прочитал. Я с поля „маминых трещин“ ночью голый выходил. Это серьёзно. Если я хоть на секунду поверю, что меня могли завести на выход аномальными манипуляциями или гипнозом, что я не взял гитику чутьём, – мне конец. Как сталкеру конец, а, поскольку я уже в Матушке, то мне и вообще конец. Кто что там себе чем выдумывает, а чутьё на аномалии – вещь реальная, не для кино, не для книжек. Чутьё, „чуйка“ – как слух музыкальный. Нас, настоящих, академических „чуйтил“, за все годы и было человек семь. Не больше десяти. Так что, здравствуй, Матушка, я облегчился, но я тут дома, и мальчишку я привёл сюда по своей воле – просьбе дорогого мне человека, бабы тётечки, уступив. Решено, подписано. Иначе мне просто шагу не ступить, гайки не бросить. Самогипноз, хе-хе-хе!» – грустно подумал Комбат, сделал утиный шажок вперёд и, не разгибаясь, дотянулся до пакета с пипифаксом.

У тебя, сталкер, мотивационная абстиненция, и все дела. Нет тебе прибыли, вот ты и вертишься, куркуль. Как так, мол, – в Матушку выходить бесплатно? Когда такое было? В летописях не отмечено, старожилы не припомнят.

Хватит, давай решать. Ты вслепую посулил парню отвести его, куда парню надо. Уже мудак, что вслепую, но ладно, проехали. Эмоции, скупая слеза грубого сталкера. Ладно. Опа, парню – внезапно – надо в Карьер… Лопатка совсем тупая стала, и приморозило землицу как, не греет «занавеска»-то… Ладно. Зачем? Зачем ему в Карьер? Он отвечать не хочет, и ты вроде, сталкер, уже дважды лох. Эй, эй, не лох! О'кей, не лох. Мудак. Мудак неизвестной природы, как учёные говорят. Так будет… необидней. Ладно, не лох, мудак – но дважды. Ты знаешь два пути в Карьер, и оба хуже. Можешь ли ты выбрать, каким вести ведомого, не зная его, ведомого, окончательного интереса?

Не герметизируя спецкостюм, со шлемом на затылке, без перчаток, Комбат автоматически отсчитал шаги и повороты в обратном порядке. Влад сидел в прежней позе. Комбат, словно сомнамбула, стал расхаживать перед ним, то ли мысленно, то ли вслух рассуждая:

– Зачем люди выходят?

Артефакты?

Ну типа да.

Некоторые лечат, пока не разрядятся. Эти дорогие. Некоторые очень красивые и тоже дорогие. Некоторые сильно взрываются – если быстро и верно использовать. Эти дороже всего. Некоторые – да, собственно, все – имеют большую научную ценность. Будут иметь, когда наука дорастёт до понимания, чем их измерить и просветить. Научное значение. Неизвестной природы…

Рязанские вкусные, кровососы здорово смотрятся в витринах, «зеркала» – в псевдостаринных рамах. Далее – охота. Нервы пощекотать. Вот и всё – для одиночки, если ты, разумеется, не гений со странностями, как Болотный Доктор или, например, Кретин. И вокруг всего этого – рекламно-развлекательный бизнес. Плюс снабжение. Сбыт снаряги и оружия. Обслуживающий персонал. Погранцы. Весёлое пилилово под эгидой локализации язвы.

Промышленное же превращение пустой породы в золото или иридий – поляна больших серьёзных полугангстерских правительственных организаций под эгидой ООН. Точней Евросоюза, там у них война, и вроде сейчас Евросоюз сверху. Хотя, если бы Евросоюз был сверху, то хрена бы Лис влез в концессию. В Брюсселе в старой комиссии сидит Эйч-Мент, мимо него никто из Хозяев не просочился бы…

Но зачем ты пришёл в Зону, странный мой Влад, дядя моей тёти бабушки? Могилке поклониться. Это о'кей. Это я понимаю. Разные люди бывают. Бывают и хорошие. Но могилка-то на сколько Карьера северней? Неделя ходу. Так зачем тебе в Карьер-то? В клоаку интересов той самой полугангстерской организации под эгидой ООН и крышей Лиса? В Карьер, из-за которого чуть гражданская война на Земле не началась?..

– Спасибо трекеру Комбату, первооткрывателю, – сказал Влад.

– Что? Да… Только «сталкеру Комбату»… А что такое Карьер? Что там у нас? Там моя «белочка». Вносишь в фокус системы центнер песка, раздражаешь систему лазером с нужной частотой, и через минуту-другую действия образовавшейся волновой кавитации неизвестной природы родного риманова пространства в фокусе гитики остаётся полтора центнера чего закажешь в рамках таблицы Менделеева. Только под ртуть или там неон надо вёдра подставлять. Больше ничего нет в Карьере. Значит, нужно Владу чего-то там трансмутировать. И не в деньгах дело, верно? Лимон на пяти карточках, видите ли, у него…

– Верно, Владимир Сергеевич, дело не в деньгах…

– Но это же, блин, в принципе невозможно, дорогой ты мой Влад, епэбэвээр! Охрана! Не так страшны Матушкины гады и ловушки, как люди вышедшие страшны. Устал я уже вам всем втолковывать, ведомым… Увидят незнакомого сталкера за километр и начинают орать, размахивать руками… Земляка, видите ли, встретили… А уж профсоюзные деятели… просто сталкеры – те ещё земляки, а профсоюзники – земляки ещё те. – Комбат выделил «ещё те».

– Я понял, – сказал Влад.

– Что ты понял?

– Я некорректно сформулировал задачу, вот вы и зависли.

– Чего-чего я? – спросил Комбат.

– Не сердитесь. Вы пытаетесь отыскать решение стоящей перед вами задачи, при котором лично вы и выживаете, и не теряете свободу. А такого решения нет. Я не сообразил сразу, прошу прощения. Вы при любом раскладе или гибнете, или попадете под колпак к профсоюзу.

Комбат с силой выдохнул воздух. Кажется, тот ещё воздух, что вдохнул перед встречей с Владой и Владом в баре «Лазерный».

– Да, – раздумчиво продолжал Влад. – Я поступаю несправедливо. Нужна коррекция, иначе вы просто не сможете шагу сделать. Владимир Сергеевич, мне не надо возвращаться из Карьера. Мне надо попасть к «белочке», и всё. На этом ваша миссия кончается. Выводить меня не надо. Я там останусь, у меня довольно долгие дела. И ждать меня не надо. Ваша задача – обеспечить моё к «белочке» попадание, и всё. Вы идёте домой. Понимаете?

– Нет.

– Вам не нужно понимать мотивы моих поступков. Но саму задачу теперь вы понимаете?

– Да.

– Это возможно? Ещё одна коррекция: на данном этапе моей жизни я желал бы всё-таки избежать варианта с «калейдоскопом».

Комбат закурил. Выкурил. Попил водички. Закурил.

– Владимир Сергеевич, нет смысла гадать, чем я занимаюсь. Я могу попасть к «белочке» без вас?

– Да.

– Не через «калейдоскоп»?

– Да, не через.

– Подкуп?

– Нет, тут и пытаться нечего: люди с тебя возьмут деньги и сольют из десяти стволов за первым же поворотом. Так будет нормально: деньги взяли, попытались провести, но не получилось, извиняй, браза. Совесть чиста, сон глубокий, спокойный. А подхватит тебя контролёр… Всё ещё очевидней.

– Есть третий вариант?

– Есть третий вариант. Он же и последний.

– Какой же?

– Космонавт. Вот Толька. Не слыхал?

– Он же убит, Владимир Сергеевич.

– Форумы интернетные, они такие форумы, Влад. Тащитесь в Зону, вооружённые виртуальными знаниями… до зубов. Собираем потом ваши мудрые зубы в мешочки. Я хочу тебя попросить… нет, посоветовать: если ты как-то на меня воздействуешь, побереги-ка батарейку.

Словом, так. Я отвожу тебя к Космонавту, а там уж ты с ним сам. Он мутант, ты тоже не хуже, как видно, столкуетесь. А я пойду себе домой. Как тебе такой план? Или ты меня собираешься убить, много знаю?

– Я не воздействую на вас никак, Владимир Сергеевич.

– С остальным ты, в общем, согласен?

– Да.

– И убивать меня собираешься?

Влад поднялся и поднял свою сумку.

– Нет. Если тот, кого звали Вот Толька, жив – мне нужно с ним увидеться. Доведите меня до него, и я буду вам очень признателен за помощь. Как мы пойдём?

– Ну – «пойдём». Туда далеко. Туда мы не пойдём, а покатим. А пойдём мы сейчас прятку конкурента курочить. Я знаю, где тут есть мотоцикл с коляской.

– Я готов.

– Тогда – направление «вон туда», ведомый. – Комбат показал. – Мои указания – приказ, ни шагу в сторону, никаких вопросов. За нейтралкой здесь гитик километровый пояс, очень плотный, тропка узкая. Ночью трудно, но до утра ты не дотерпишь?

– Верно.

– Тогда сразу тебя Матушка и проверит, сталкер, на ночную удачу. Заряди автомат.

– Нет.

– Твой выбор. Не буду настаивать. Через гитики я тебя провожу, но если натыкаемся на гадов – каждый сам за себя.

– Безусловно.

– Бери фонарь, пошли домой… Вышли сала! Здравствуй, дорогая Мамочка…