Текст книги "Очень мужская работа"

Автор книги: Александр Зорич

Соавторы: Сергей Жарковский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Глава 8
9 АВГУСТА 2037 ГОДА, 4 ЧАСА УТРА

 
Oh Lord, won't you buy me a Mercedes-Benz?
My friends all drive Porsches, I must make amends.
Worked hard all my lifetime, no help from my friends,
So Lord, won't you buy me a Mercedes-Benz!
 

Jimmy Page & Roy Harper

С посадкой в машину справились на удивление быстро и без особых происшествий.

Тополя и Комбата, укрытых до подбородков шелестящей металлотканью, вывезли из штаба на каталке давешние офицеры-охранники, железо смертоубойное своё где-то бросившие и выглядевшие голыми. Клубин шёл рядом с каталкой от самой палаты. Тополь, увидев его воочию, осклабился под прозрачной маской так, что улыбка из-под маски вылезла, и продолжал скалиться и заговорщицки подмигивать всю дорогу. Комбат же, бледный в зелень, внимания не обращал ни на что, кроме светлеющего розово-голубого неба. Кусал губы.

В ногах носилок на металлоткани лежал пакет с дарёным свитером – на первом посту процессию встретила и проводила старший специалист Кондратьева. Перекрестила сталкеров, положила свитер, подоткнула ножки. На крыльце врачи (старший сержант-военспец и гражданский, армянин) пожали сталкерам плечики, пожелали удачи и вручили Клубину здоровенный пикающий и мигающий чемоданище с жизнеобеспечением, от которого под металлоткань тянулись провода и трубки. – Клубин внутренне ужаснулся, увидев этот чемоданище, но чудовище оказалось почти невесомым. – Попрощавшись, врачи остались на крыльце, немедленно закурив.

Два модифицированных «хаммера» (ракетная установка, огнемёты, гермокабины, канадские манипуляторы) ждали на плацу. Один «хаммер», грязный, как из болота вылезший, украшали, кроме обычного малоросликовского бурундука в каске, красные кресты, второй – чистенький, как надраенный, похвастаться мог только бурундуком. Народу вокруг было немного, а зевак не было совсем: дисциплина у Малоросликова не разбалтывалась даже ввиду жестоких чудес, коими Комбат и Тополь и работали не за страх, а за совесть.

Малоросликов сидел на подножке чистого вездехода и вполголоса распекал какого-то незнакомого полковника с бакенбардами и лопатками в петлицах. Полковник по стойке смирно истекал потом и молчал с написанным на длинном лице выражением героизма в терминальной стадии. В сторонке деликатно жевал табак денщик генерал-лейтенанта, ротмистр фон Тизенгаузен. Увидев приближающуюся процессию, Малоросликов оборвал нотацию, поднялся и, взяв полковника левой рукой за эполет, кратко, подытоживающе врезал ему кулаком правой под дых. Полковник не дал слабины и тут: даже не пикнул. Фон Тизенгаузен подскочил, помог полковнику распрямиться, увёл куда-то в пространство.

Малоросликов козырнул Клубину, посмотрел на сталкеров, посмотрел на чемоданище.

– Ожидаю приказаний, – сказал.

Клубин поставил чемодан на бетон.

– Мне больше нравится вот этот, – сказал он юмористически, показывая на грязную машину.

– Виноват, господин главный инспектор. Человеческий фактор. Как прикажете.

– Так и прикажу. Врачи сказали: без системы жизнеобеспечения сталкеры и получаса не проживут.

– И всё во имя и по приказанию международной общественности! – подал из-под маски голос неугомонный Тополь. И пропел: – Нобелька-нобелевка, нобелька родная, мировецкая ты нобелька моя, е, е, е!

– Молчать на носилках, – проговорил Малоросликов.

– И это вы говорите тому, кто, не щадя живота своего… и прочих немаловажных органов!.. Олегыч, я протестую. Обидно, ёптыть!

– Тополь, заткнись, – проговорил Комбат с интонациями Малоросликова.

– «Олегыч»? Вы что, знакомы? – спросил Малоросликов Клубина негромко.

– Пу-пу-пу… Да познакомились вот спозаранку. В Зоне это быстро. Кстати, прекрасное утро для нарушения субординации, не правда ли, господин генерал-лейтенант?

– Виноват, господин главный инспектор. Прошу понять: обстановка необычная. Осваиваюсь… Как прикажете поступить с вашим водителем? Открывать огонь или просто постричь?

Клубин хлопнул себя по лбу.

– Трах-тарарах! – сказал он искренне. – Забыл. Пропустите его, будьте любезны, сюда, господин генерал-лейтенант. Он пойдёт со мной, второй машиной.

– Слушаюсь. – Малоросликов шагнул в сторону, прижал к гарнитуре палец и забубнил приказания. Клубин же обратился к возчикам.

– Осторожно грузите носилки в салон, господа офицеры. Чемодан этот – в систему, в рэк под индексом «четыре». Врачи сказали, само всё включится.

– Так точно! Не впервой! – сказал капитан постарше. – Разрешите исполнять?

– Действуйте.

Клубин увидел себя, то есть Лёшу Лёшевича. Старпетов, злой, со вздыбленной шевелюрой, тянул за собой оба кофра со скафандрами, рюкзак висел на Старпетове спереди. Старпетова сопровождали трое сержантов с автоматами наголо.

Не давая Лёше Лёшевичу ни секунды времени, Клубин сказал:

– Я про тебя забыл. Не ори. Мой спецкостюм положи в эту машину, сам поедешь вот в этой. Связь обычная.

– Знаете что, милостивый государь мой Порфирий Петрович… – всё-таки начал Лёша Лёшевич, освобождаясь от лямок.

– Ты ещё малой! Я всё сказал. Выполнять. Люди кругом.

– Как будто я вас совращать собираюсь, – уже на холостых оборотах пробурчал Старпетов. Раздражение и тревогу он обуздал меньше, чем за секунду. «It my boy, – по-русски подумал Клубин. – Недаром я тебя отговорил назваться Полиграфом Полиграфовичем Шариковым». Вслух Клубин сказал:

– Сказал же, всё. Нам пора. Садись – и за мной.

Лёша Лёшевич кивнул и отвалил. Клубин, наблюдая, как он садится во вторую машину, открыл водительскую дверцу «хаммера» – с дверцы посыпалась присохшая грязь. Клубин выругался, потопал, стряхивая падаль с ботинок. Заглянул в салон. Медицина включилась, сияла и пыхтела. Комбат пил из фляжки. Тополь помахал Клубину свободной рукой и показал большой палец. Сзади подошёл Малоросликов, покашлял.

– Курьер, как вы и обещали, прибыл. Связь я принял. Что дальше мне делать – по нашим договорённостям?

Клубин захлопнул дверцу и на пару шагов отвёл генерал-лейтенанта.

– Сейчас заканчивайте периметр и продолжайте охранять свои семьи. Ведите наблюдение за Зоной. Может включиться. Я надеюсь, – выделил он. – С русской стороны охрану проинструктируйте на предмет возможной военной агрессии. За Лисом и прочими усильте наблюдение. Если эти, – Клубин кивнул в сторону машины, – не блефуют, на что непохоже, то ещё придётся подраться, Артём Аркадьевич. – Малоросликов взялся за подбородок, кивнул. – Пока меня нет, приказания могут поступать напрямую из Брюсселя. К исполнению обязательны.

– Это я понял…

– Слушайте, чёрт возьми. Сегодня же соберите файлы ваших погибших в контейнер, опечатайте. Передадите спецкурьеру. Файлы должны быть полными. Полными, понимаете? Со всеми образцами. Вы ведь следовали инструкции?

Малоросликов сглотнул комок.

– Неукоснительно. Образцы все, всё по медицине. Еженедельно отбирались. По каждому человеку. Я как знал.

– Может быть, и знали… И вот ещё что… Обеспечьте-ка ежедневный забор мазков на ДНК у своих людей. Ежедневный. Чтобы как зубы чистить. И сами сдавайте. Ясно? Ну хорошо. Всё, Артём Аркадьевич, я на выход. Не прощаюсь, до связи. Пропуск на меня не забудьте, проконтролируйте, чтоб меня не тормозили на каждом шагу. И выдержка, выдержка, генерал-лейтенант. Никакой спешки, чтоб всё правильно – с первого разу.

Малоросликов отдал салют и посторонился. Клубин сел за руль, завёл двигатель. В кабине воняло лакрицей. Клубин содрал пакетик с лобового стекла и выбросил его вон. Захлопнул дверцу, затянул сбрую. Включилась аппаратура, по умолчанию выставленная в режим «ручное управление».

– Куда ехать, ходилы? – спросил Клубин, не оборачиваясь.

– Вы не поверите, Олегыч, – откликнулся Тополь.

– Клин-Клинские поля? – предположил Клубин. – Не зря же ты мне байку про Подфарника прогонял, Костя Уткин.

– Вот за что я не люблю скурмачей больше, чем писателей, – сказал Тополь. – С писателя какой спрос? Никакого. А скурмачи такие умные попадаются, что хочется иногда прямо взять и убить. Скажи, Вовян? Слы, куда ты опять руку мою потащил?..

– Ничего я тебе не скажу… – проворчал Комбат, приподняв маску. – Андрей Олегович, дайте мне закурить. Сил моих больше нет.

Клубин, перегнувшись через кресло в салон, дал ему закурить, закурил сам и тронул «хаммер». Привкус лакрицы на языке не пропадал. Клубин загерметизировал кабину, включил аварийную вентиляцию, из-под торпедо вытащил фляжку с тоником, прополоскал рот. Проверил ведомого. Сталкиллер-2 в лице двадцатилетнего парня с изобретённой им самим ФИО не отставал, соблюдал идеальную дистанцию. Проезжая мимо стоянки, Клубин отметил, что его собственный лимузин нарочито напоказ заминирован. Толстые провода, гранаты, брикеты старой доброй С4, какая-то ёлочная гирлянда – где только Лёша Лёшевич её откопал… На лобовике картонка с надписью маркером: «Завидовать дурно!».

– Их ты, вот так «мерс»! – сказал Тополь.

– Это мой, – сказал Клубин неожиданно для себя – хвастливо.

– А ничего так настроеники поднялись, да, Олегыч? – сказал Тополь немедленно и в точку. – Застоялись мы, ходилы. Без Матушки-то.

– Заткнись, Тополь, – хором сказали Клубин и Комбат.

«Хаммер» въехал в тамбур. Давая место ведомому, Клубин почти прижал передний трал к внешним воротам. Какие-то команды и запросы пробежали по дисплею «кубика», мелькнул личный код Клубина, и моментально виза Малоросликова покрыла всё сверху главным козырем. Внешние ворота разверзлись. Клубин тронул и сразу же повернул направо, погнал вдоль стены. Камеры внешнего наблюдения зорко пялились на него, «хаммер» прилежно сообщал по каждой, что наблюдение дружественное. Контрольная полоса между стеной, отгораживающей святая святых Задницы – штабной городок «Пермь», – представляла собой железобетонный градусов в пятнадцать откос шириной двадцать метров, без единого зелёного насаждения. Воронки и прочие повреждения исправлялись на контрольной полосе немедленно. Можно было с лёгкостью отдать руль автоводителю, но Клубин не снимал рук с баранки. После суток в тёмной комнате вести боевой вездеход самому было приятно, во-первых, а во-вторых, помогало оставаться в роли допросчика, а не собеседника.

– Так что там с Подфарником-то?.. – спросил Клубин. Мотор ворчал громко. – Слушайте, ходилы, наденем-ка гарнитуры, чтобы не орать.

«Пермь» располагалась в десятке километров к северу от Новой Десятки и граничила с безымянным жилым посёлком – ещё Пинчук его построил для гражданского персонала «Перми», по-доброму договорившись с уважавшими его американцами о поставке строительных отходов. Восстание здорово посёлок потрепало, трижды на него накатывало, разрушен он был основательно. Особенно посёлку досталось в июле, когда Задница позволил открыть в поселковом парке накопитель для беженцев (сталкеров и членов их семей в основном). Объявление Задница дал по радио – и почти сразу же явились в поисках спасения двое Хозяев – Сёма Воровайка и Георгий «Бывший» Чапурия. Ну а за ними не замедлил быть Бредень собственной суперперсоной, во главе табуна снарков и с редкостным по подлости голегромом в качестве правой руки. Ещё недавно белоснежные полипластиковые entry and live постройки торчали копчёными осколками и огрызками, водонапорная башня от удара «жарки» расплавилась, как пластилиновая, асфальт улиц – Клубин видел это вчера утром – пятнали глубокие следы-дыры… и трупы ещё продолжали находить. И не трупы тоже. А гильзы и оболочки выстрелов вымести так никогда и не удастся, наверное.

Мягкий щелчок в ухе дал Клубину знать, что внутренняя связь задействована.

– Что там с Подфарником-то дальше было, Костя? – повторил Клубин. – И, кстати, ты уж скажи по старой дружбе, откуда ты историю эту узнал. У меня никакой информации не было. А ведь Подфарник у меня в ведомости значился, сердяга. Огорчительно мне.

– Так от Подфарника же и узнал, – с удивлением пояснил Тополь. – От кого же ещё? А я не сказал вам, Олегыч? Я думал, сказал… Он же, Подфарник, сосед Комбата, жил дом в дом с ним на Старой. А я у них с Гайкой с зимы обитал, как мы с вами поохотились славно, так я к ним и переселился. Я сразу из Зоны к ним поскакал, как мы с вами по-доброму расстались навсегда. Вовян с сестрой меня и выхаживали.

– И кормили, – подал голос Комбат.

И Клубин в который раз уже удержался спросить – почему ни Тополь, ни Комбат ни разу не попросили связать их с сестрой и женой. Клубин прекрасно знал, где сейчас Ирина «Гайка» Пушкарёва и как она тоскует по погибшим брату и мужу.

– Да, картошку ты жаришь, конечно, славно, Вовян, – сказал Тополь.

– Здесь должна быть скупая мужская слеза.

– Не дождёшься, – возразил Тополь. – Бремя приветливого родственника и друга…

– Я имел в виду – у меня должна была появиться скупая мужская…

– Не должна, потому что ты должен стойко переносить тяготы и лишения бремени приветливого родственника и друга…

– Тебе надо завязывать с чтением бестселлеров про сталкеров, – сказал Комбат. – Скоро ты вовсе разучишься разговаривать по-русски с этим дерьмом.

Разговорились, ходилы! И медицина, настроенная на них, зелёным пишет. Оживились, уродцы… родимые, живая наша иллюстрация к старинному чернобыльскому анекдоту.

– Так я с зимы баклуши и бил у сестры с вот этим бездушным, – продолжал Тополь. – Я теперь вообще тебя игнорирую, – сказал он Комбату. – Днём я пил пиво у них в садике, сидел на форумах, укрощал неправых, вечером пил пиво в «Писателе и свистке», с Шугпшуйцем вашим, Олегыч, и с другими графоманами, а ночью пил пиво в доме, как раз канал NASA по ночам активизируется. Ну а от скуки подмечал всё вокруг…

– И помечал, – вставил Комбат. Клубин ещё раз повернул направо и обернулся посмотреть на сталкеров. Они, отрегулировав каталку, полусидели уже, оказывается. Тополь рассказывал, Комбат с обычной усмешкой слушал его. Он порозовел, чёрную щетину его уже не было так заметно. «Так пойдёт, придётся опасаться предательского удара в спину», – подумал Клубин.

– Из Подфарника же конспиратор – как из бутылки молоток. Он со своей гопой регулярно устраивал совещания, а за две недели до выхода этого своего повадился военные советы собирать ежедневно. Таскали туда-сюда снарягу. А я ж их всех смолоду знаю: и Sleep'a, и Кутака водил по разу, никто не отказывался со мной пивка выпить. Заворачивали ко мне в садик…

– «Ко мне в садик».

– …К нам в садик, присаживались. Пиво пили и вели себя загадочно. Ни слова о «полыни», конечно, чего там. Только я все треки и все фишки Подфарника наперечёт знаю, да и все вокруг знают. Кстати, я его уважаю вполне как трекера. Его фишки люди, конечно, грабили, но далеко не все. К этому ангару с «Прокрустой Копейкина» лично я, например, и за верным «абсентом» не сунулся бы. А ведь у него были треки и в Монолит, и в Полесье он что-то прятал, и за реку у него был трек, старинный какой-то, радиоактивный… Ходил он осторожно, но умело. Но – ведро он, конечно, худое как человек. За пару дней до выхода – как раз истерике с самолётом начаться – явился к старине Комбату инкогнито, идиот. Советоваться, какие цены нынче. К забаненному сталкеру… В общем, я Подфарника и встретил, как он вернулся с Клин-Клинских, бывших Толстолесских… Посмотреть на него стоило, чтобы знать, какие бывают люди, из Зоны выбравшись… Ну прощай, цивилизация! – Тополь примолк.

Машины Клубина и Старпетова оставили позади комплекс «Пермь» и катили теперь по бетонной двухрядке в чистом поле. Скоро должен был начаться лес. Было уже совсем светло. Далеко справа тянулась, сколько было видно, чёрная стена, по решению Совета Безопасности ООН долженствующая наконец охватить Зону сплошным кольцом. Почти тысяча километров окружность, пятиметровой высоты стена полутора метров толщиной. Интересно, кто-нибудь из местных остряков обозвал уже её как-нибудь?.. Навстречу машине низко летел вертолёт, приблизившись, пошёл боком, пугая, показывая бурундука на боку и стволы пушек, торчащие из открытого салона. Но сверкнул на панели «кубика» козырной туз Малоросликова, и вертолёт, приосанившись, пролетел мимо, куда ему там было нужно. «Хаммер» свернул с бетонки на объездной грейдер, тряхнул старинный мостик через заплесневелую Нижжу и вкатился в сосновый бор. До Новых Соколов оставалось четыре километра. Здесь надо было приглядывать не только за поздоровевшими сталкерами. Вполне могла прыгнуть выжившая собака, или недобитый снарк мог свалиться с дерева на крышу. Клубин включил датчики движения – и родной хаммеровский, и личный, в спецкостюме.

– Он, Подфарник, не сразу подорвался бежать из Предзонья, он же ещё полдома умудрился вывезти, куркуль. Буду прямо говорить: это я его немного в себя привёл. Я как-то проникся, какой он был, посидел с ним, посочувствовал… Короче…

Тут Клубин заржал, невозможно было удержаться. Заржал тихонько и Комбат, заржал и сам Тополь и продолжил:

– Повторяю: короче! Вчера они, «подфарники» значит, убыли, значит, на выход, а сегодня сижу это я с пивом на скамеечке, комм на коленке, троллю одного старого мудака из Череповца, погода отличная, скурмачи мимо шастают на «патрулях», я на них поплёвываю, хорошо! Смотрю: пилит соседушка, прямо по улице, по её середине. Не так: я его сначала унюхал. Часов двенадцать дня было. Рабочий полдень, как сказал бы писатель. Шатает его по середине улицы, памперсом нечистым и гарью от него разит, и зубы неделю не чистил. Пустой, без машины и один. И в спецкостюме, епэбэвээр, но без шлема и прибора, только разгрузка пустая на кирасе болтается. А на морде у него выражение, представьте, как у императора Цезаря. Обычно он, не в Зоне когда, старичок такой суетливый, Подфарник, мордочка двигается всё время, этакий лукавый балагур, не знаю уж, каков он в Зоне, не ходил я с ним, но так, повседневно, – неприятный тип, заискивающий, явный стукач, даром что девяносто лет и Зоной облагодетельствованный. Долгожители, между прочим, все трое похожи – детский сад, штаны на лямках. Что Онишенко, что Бринько, что этот. В Зоне какие они, повторяю, не знаю. Так вот, пилит по улице Цезарь, натурально… как сказал бы писатель. Пустой, ни железа, ни людей при нём. Но «патруль» вырулит – готовьте бриться, закроют как пить дать, спецкостюм же. Он подошёл, я уже в стойке, пасу скурмачей, шепчу ему: «Привет, Фара, уважаемый, ты что средь бела дня, давай в кусты!» – а он, епэбэвээр, мимо меня фигачит, ухом не повёл, с этой государственно-озабоченной гримасой, словно мигалку включил… словно у него папа инженер, Байконур бетонировал. Я аж огорчился. Ах ты, думаю, тушка барана стратегическая, сорок пятого лилового года штамповки. Людей где-то потерял, да ещё не здороваешься. Примут тебя сейчас – и всю улицу за компанию перевернут по подозрению в укрывательстве. А там через дом не трекер, так барыга живёт. Вы записываете, господин скурмач?.. Комм в даун, догнал его, за разгрузку сзади хвать, ставлю его к себе передом и готов уже объяснить, кто он есть, старикашка, что он есть и с чем его будут сейчас есть…

– Что человек из Зоны и ходил по-тяжёлому, не видно тебе было, конечно, – сказал Комбат, заполняя паузу. Разошедшийся Тополь сбил дыхание и жадно дышал из маски.

– Да я, вообще-то, озверел немного от безделья, признаю, – сказал Тополь с редкой интонацией – смиренно. – И пива во мне уж вторая упаковка сидела, и мудак этот из Череповца довёл… Главное, я что подумал: тормознули их на выходе погранцы, ведомых приняли, а этот ушёл. Законное предположение, суток же полных не прошло, как они вышли. Ну а если так, то шариться по улицам Новой среди бела дня в спецкостюме – неуместный маскарад. И с такой мордой. А это у него – я уж потом догнал – судорогой морду свело… Короче. – Тополь подождал. Клубин и Комбат внимали молча. – Тряхнул я его пару раз и затащил к Комбату в сад. Там у него скамеечка в кустах, наяда со струйкой, холодильничек прикопан, все дела. Сибаризм и греческие ночи. Испортил зятёк мне сестру всю, Плутарха читает, дура… Вот там мне всё Подфарник и выложил… Комбат, а чего ты молчишь, я тут твою жену оскорбляю? Я бы уже полчаса как дрался.

Глава 9
НОВЫЕ СОКОЛЫ – ОРДЖОНИКИДЗЕ – ЛЕСНИЧЕСТВО «РОДИНСКОЕ»

 
With the twilight colors falling
And the evening laying shadows
Hidden memories come stealing from my mind
As I feel my own heart beating out
The simple joy of living
I wonder how I ever was that kind
 

Johnny Cash

«Похоже, именно Комбат против разговора с женой, – подумал Клубин. – Тополь об этом знает и, примиряясь с мнением приятеля, в душе его не признаёт. Понятно, конечно, кому была бы охота объявляться любимой супруге в таком виде… Но тут не только это. И Тополь, и Комбат официально „пропавшие без вести“, что, безусловно, после летних событий равно „погибшие“. Выбора у них нет – в Зону надо возвращаться, есть у них там что-то, что, как они надеются, их исцелит… Они тянули эти двадцать без малого дней явно. Им нужны были эти двадцать дней, какой-то назначенный срок они выдерживали. Без медиков им выжить было нельзя, вот они и выбрались к Заднице. Не возвращаться в Зону им тоже было нельзя – вот они и вызвали меня. То есть не меня конкретно, конечно… Вызвали полномочного представителя мировой закулисы. Который мог Задницу в любой момент обуздать. Единственно правильная тактика. Единственный выход…

Где-то у нас здорово утекала информация, – подумал Клубин. – А может быть, всё намного проще? Я же уже думал об этом, совсем недавно. Главный тот, кто собирает больше позитивной информации. Не могли эти полтысячи умных, энергичных, обладающих невероятным опытом взаимодействия с настоящими чудесами изменённой натуры мужиков за столько лет не прочувствовать некую точку силы, действующую в Предзонье… данную в ощущении. И она, эта точка, то есть „брюссельская капуста“, то есть мы, когда началось Восстание, мы просто не могли не проявить себя в кровавой каше, вылезшей из чернобыльского горшка и заляпавшей весь мир. И после этого нас стоило просто позвать. И мы появились. Как миленькие. Конечно, нужна была нам блесна поблескучей. Но тут Комбату с Тополем даже говорить что-то вслух не требовалось. Я же помню, что со мной сделалось, когда я первый раз увидел их фото…»

– Свинство, конечно, с моей стороны, признаю полностью… – говорил Тополь. – Но Олегыч! Вы знаете, что сказал бы сейчас настоящий писатель?

– Что? – спросил Клубин, обернувшись, потому что Тополь ждал этого вопроса.

– Он бы сказал так. Я, конечно, свинья, сказал бы он, зато мне есть что сейчас рассказать. Копирайт.

– Шугпшуйц? – спросил Комбат.

– Шугпшуйц бы лопнул от натуги такое написать. Не, это из Лукьяненко.

– Как скажешь… – сказал Комбат, снова сунул нос в маску, откинулся на подушку и закрыл глаза.

Клубин подвигал понимающе бровями, посмотрел на дорогу, на приборы, в монитор заднего обзора, включил автоводителя: безлюдные развалины Нового Сокола оставались по левую руку, лес низвёлся до скудных гнилых кустарников по обочинам, грейдер был прямой, пустынный, Клубин решил перекурить. Он протёр очки, зачесал грязные волосы, попил водички и, повернувшись на кресле боком, уставился на Тополя.

Тополь, как мог, приосанился. Он здорово нервничал. До нейтралки Лубянского Клина – если ничего не случится – оставалось часа полтора.

– Вы прямо через «Лубянку» собираетесь ехать, Олегыч?

– Да. Не заезжая, конечно. Иначе неудобно. Ты же, Костя, видел: Зону огораживают, все прилегающие дороги забиты. А тут тихо. Мирно.

– Охрана же, – сказал Тополь.

– Ну, у нас же есть волшебный Задницын сезамчик. Как сказал бы писатель.

– Ясно… Не для протокола, Олегыч. Ну вы, Олегыч, меня и развели. Вы очень дурной человек, Олегыч, лукавый. Вы в курсе? Семь лет меня имели.

– Я собирался извиниться, Костя. Извини. Мы хорошо с тобой ходили. С меня пузырь. Зато – тебя никто никогда не трогал, между прочим. Всерьёз, я имею в виду.

– Может, пока есть время, расскажете, что за Фуха и всё такое?

– Не могу.

– Про дочь наврали? – с напором спросил Тополь.

– Про дочь – не наврал, – сказал Клубин. – Если бы про дочь наврал – ты бы ещё тогда враньё почуял.

Тополь отвёл глаза.

– Ну с ней хоть всё в порядке?

– Не очень, – сказал Клубин. – П-п-п… Тополь, я же не лезу к вам с расспросами про твою сестру.

Комбат поморщился, но глаз не открыл. Клубин отвернулся от них, стал смотреть на дорогу.

– Такой интимный момент, ведомый, – сказал Тополь. – Не люблю их, а куда от них денешься в Зоне? Вы ведь меня дважды вытащили.

– Не надо, Костя, – сказал Клубин. – Ты меня прикрыл, я – тебя. Я тебя тащил, ты дорогу выбирал. Вообще, сейчас это не имеет значения…

– Дурак, – прошелестел в ухе Клубина голос Эйч-Мента.

– Как знать, – сказал Тополь. – Как знать, когда что понадобится. Когда что примется во внимание… Я ещё почему сейчас всё это начал, Олегыч. Вроде бы я видел вашего Фуху этим летом в Зоне.

– Мёртвым? – спросил Клубин, не удержавшись.

– Не скажу, не знаю. Как было там живого от мёртвого отличить? Такое только Влад и мог – отличать.

– И что он делал? Фуха?

– Он стрелял. Метко. Вам интересно?..

Клубин помолчал.

– Мне интересно про Подфарника, Костя. Мы едем по важному делу, коротаем время за разговорами. Вы дали мне информацию, я выполняю договорённость. Вам нужно вылечиться – мне нужно, чтобы Зона включилась. Всё остальное – потом.

– Странно, – вмешался Комбат. – Задница ненавидит Зону. Что вы ему посулили, господин инспектор? Это же должно быть что-то невероятное.

– Зона есть Зона, – сказал Клубин. – У вас ведь тоже был план, когда вы именно к Заднице из Зоны подались…

– Орёл или решка, – сказал Комбат. – И монетка ещё крутится.

– А ведь вы мне доверяете, Пушкарёв, – сказал на это Клубин с усмешкой.

– Да, много болтаю, – согласился Комбат. – Хотел вас попросить, инспектор. Покажите бластер. Ни разу в руках не держал.

Без колебаний Клубин вытащил бластер и, не разряжая, бросил его, обернувшись, в руку Комбата. Комбат с трудом поймал оружие, поднёс к лицу, стал вертеть его так и сяк, но сам не отрывал взгляда от Клубина.

– Вам нужно оружие? – спросил Клубин. – Могу подарить. Вам на двоих как раз этой штуки хватит.

– Вещь! – сказал Тополь, рассматривавший конкретно бластер. – Соглашайся, Вовян. Звёздные войны! Ты и дышишь подходяще.

– Ловите, – сказал Комбат и неуклюже бросил бластер обратно, Клубин еле поймал его. – Штука хорошая. Может, потом вернёмся к вопросу.

– Wake my guest, – сказал Клубин, упаковывая пистолет в кобуру.

– Сколько в нём зарядов на раз? – спросил неугомонный Тополь.

– Пятьдесят. Неужели на чёрном рынке ещё не появлялся?

– В Предзонье – нет, – сказал Тополь. – Только реклама. Одно скажу: если кино не врёт, штука в Зоне полезная, эта пукалка. Я бы сразу купил. Или отобрал бы. Я же преступник, надо же этим пользоваться хоть иногда.

– Сейчас мы проедем место, где рязанский убил два танка, – сообщил Клубин. – Не знаю, убирались ли тут… Я по сводке про это знаю. По фото.

– А чьи танки? – спросил Комбат.

– Наши, Владимир, наши танки. Человеческие.

– И где? – спустя пять минут, прошедших в молчании, спросил Тополь.

– Сейчас вот этот распадок, а потом дубрава небольшая с ручейком. К ней съезд с грейдера… Вот. Да, тут убрались.

Клубин знал, что Малоросликов отрядил большое подразделение для уборки мест гибели и эвакуации останков погибших. Клубин перехватил управление и сбавил скорость, поехал совсем медленно. У дубравы (десяток старых приземистых древ почти правильным полукругом) уборщики-гробовщики побывали, да и трава за два месяца поднялась, укрыла место гекатомбы. Мятую броню сгребли в кучу поближе к грейдеру, приготовили для транспортировки. Ни одной узнаваемой детали. Куча металлолома привлекала особое внимание лишь необычным цветом – металл после гравитоудара стал ярко-зелёным – да жёлто-чёрной пластиковой лентой, обрамляющей бывшие танки, подрагивающей от ветерков на дюралюминиевых шестах. Клубин знал ещё, что довольно долгое время броню после удара гравитационного трюфеля можно было протыкать хоть пальцем… Ещё там была какая-то табличка на одном из шестов, но надпись на ней с дороги прочитать было невозможно. Да и зачем, собственно? Клубин дал газ.

– Посмотреть, в общем, не на что, – сказал Тополь. – Но – земля пухом.

– Трудно быть и на той, и на другой стороне одновременно, не правда ли, Костя? – спросил Клубин.

– Нет, – ответил вдруг Комбат. – Не трудно. Нет никаких тех и других сторон, инспектор. Есть смерть, и есть жизнь, вот и все стороны.

Клубин покивал.

– Так говорят сталкеры, – сказал он. – Знаю. Удобно, да.

– Не в удобстве дело, – возразил Комбат.

– Не понимаю я тебя, сонни, – сказал Эйч-Мент недовольно. – Что за wibbly-wobbly у тебя такие с подозреваемыми? Они там тебя не индуцируют случаем? Или ты опять там ксенопсихологией занимаешься на работе?

Клубин почесал нос. Вообще-то, слова Эйч-Мента пришлись кстати, их следовало хорошенько обдумать… Несет он и впрямь что-то лишнее… Что-то такое исконно советское, кухонное, зажизненное…

Клубин решил переменить тему.

– В Орджоникидзе заезжать тоже не будем, – произнёс он задумчиво. – Там инженерная база, не протолкнёшься, Костя. Так что там с этой «Прокрустой Копейкина»? Почему нам от неё надо танцевать? Это портал какой-то?

– Вроде шлюза, – сказал Тополь как ни в чём не бывало. – Мы почему знаем? Бредень оттуда и начал и именно туда вёл колонну заложников. Шугпшуйц – за ним по пятам на квадроцикле, а уж за Шугпшуйцем – и мы с Вовяном. Шлюз, в натуре. Огромное такое длинное помещение, сквозняк жуткий. Красный свет. «Радуга» – это перемещалка без наворотов, а «Прокруста», оказывается, настоящий шлюз. Если знать, как войти, как выйти… И зачем… Что, Олегыч, желаете прослушать про Подфарника до конца?

– Откровенно говоря, я уж отчаялся услышать окончание твоей занимательной истории, – сказал Клубин. – Сам смотри, Костя. Ты уже ничего мне не должен. Влада и Владу вы нам отдали, договорённость выполнили.

Тополь хмыкнул.

– Что такое «сторожить фишку» знаете, Олегыч? – спросил он.

– Ну догадываюсь, наверное.

– Я как сейчас на эти танки глянул, подумал, – сказал Тополь. – А не нарочно ли старикашка свои треки направо и налево сливал? Вроде бы спьяну? У него ведь – я уже говорил – очень хороших, годных треков накопилось в загашнике порядочно, богатые ништяками маршруты, дорогие. А он с одного стакана начинал их рисовать на салфетках всякому, кто второй поставит. Все гитики, все ловушки указывал… Но я что-то никак не припомню, чтобы ребята прямо так уж часто его треки грабили. Хотя – казалось бы. Может, специально он дураков так отсеивал?

– Да ну, – сказал Комбат. – Не маньяк же он. Не замечал я в нём никакой такой вот запредельной патологии.

Тополь цыкнул зубом на северокавказский манер.

– Погоди, Вовчик. Патология, не патология… Он, Подфарник, не ваш ведь агент был, Олегыч? Или я уже вас спрашивал? А вы и не ответили ничего?