Текст книги "Паразиты"

Автор книги: Александр Знаменский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Э? Ты об этой маленькой дружеской услуге? Брось даже думать. Лично мне ты уже ничего не должен. Эге! Считай, что мы с тобой в расчете. Ну, заплатишь, конечно, по десять тысяч долларов семьям покойных. Я двоих потерял в том деле. Трое раненых. Им по три тысячи каждому. И все! Э?

– Что-то дешево ты ценишь жизни своих людей… – усмехнулся Браслет.

– Э! Зачем так говоришь? Ты сам не знаешь, что говоришь! У меня с теми, кто работает, контракт, да! Все как у людей. В контракте четко сказано: «Семья в случае потери кормильца получает компенсацию в размере десяти тысяч долларов». Эге! Всем все ясно, все довольны. А желающих устроиться ко мне на работу хоть пруд пруди… В Азербайджане сейчас трудно найти работу, такие дела.

– И все же мне не совсем понятно, почему ты так дешево ценишь оказанную мне услугу? Я мог бы и больше дать…

– Все! Об этом кончили! – веско произнес Верблюд. – Я хочу поговорить о другом. Мне стало известно, что ты пытался выйти на моих друзей из Нигерии. Э? Слушай, мне это не нравится. Эге! Так мы с тобой больше работать не будем, договорились? Я тебе этот случай прощаю, но на будущее учти… Ты должен ставить меня в известность о всех своих действиях.

– Касающихся нигерийцев? – уточнил Браслет, который никак не мог понять, почему Верблюд с ним так нянчится.

«Будь на моем месте кто-то другой, Верблюд давно бы его уже «заказал», подослав своих киллеров, – подумалось ему. – А тут творится что-то странное…»

– Не только, слушай! Мы теперь работаем вместе – и точка! Все вместе, понял? Как братья…

– Но зачем тебе это? Я не понимаю! – вырвалось у Браслета. – Ты и без меня неплохо устроился.

– Э! Такой умный, а не понимаешь, – осуждающе покачал головой Верблюд. – Я где? В Азербайджане? Я в России! Эге! Кому российские власти больше доверяют, а? Своим россиянам – это и дураку ясно. И тебе доверяют. Ты для них свой, не какой-то там чужак из ближнего зарубежья… У нас будет смешанное предприятие! Ведь мы с тобой теперь как братья. Эге!

– Что ты заладил: «Братья, братья…»? Мы с тобой даже не родственники…

– Нет! Вот тут ты ошибся! У нас с тобой теперь одна женщина. Эге! Ее зовут Лиана. Она была твоя, а стала моя. Почему стала, не знаешь? Чтобы связать нас одной веревкой. Канатом! Понял теперь? Пока Лиана жива – она будет нас с тобой неразрывно связывать…

«Странные у этого психа умозаключения, – подумал Браслет. – Ему определенно не мешало бы обследоваться у психиатра. Почему он решил, что раз увел у меня любовницу, то этим самым породнился со мной? Может, у них, у мусульман, так и принято? Но навряд ли…»

– Слушай, брат! Я что-то замерзать стал, да! У тебя тут сауна есть? Давай попаримся, а?

– С удовольствием, – ответил Браслет. – Сейчас распоряжусь, чтобы все приготовили.

– Хорошо будет, да!

Все время, пока Жбан готовил сауну в одноэтажной пристройке, вплотную примыкавшей к дачному дому, да и потом, когда все мужчины и женщины, кто еще держался на ногах, пошли париться общим скопом, Браслет пытался разобраться в тех загадках, которые подбросил ему Верблюд. Но что-то проясняться у него в мозгах стало только после того, когда он, хорошо попарившись на одной полке вместе с двумя певичками из группы «Светящиеся», с головой окунулся в небольшой бассейн с холодной водой.

«Да этот хитрец просто решил меня проглотить вместе со всем моим бизнесом! – неожиданно для самого себя понял Браслет. – Лиана – это только первый большой «кусок», который он откусил от меня… Черт! Неужели это правда? Надо еще выпить, а то все мысли враскорячку. Никак не могу сосредоточиться…»

Выбравшись из бассейна, Браслет завернулся в простыню и вышел в предбанник, где стоял столик с водкой и пивом. Здесь же лежали на большом блюде вареные раки. За столиком уже хозяйничали двое лысых директоров магазинов.

– О, дорогой! Садись к нам! – сказал один из них, показывая на свободный стул. – Раки у тебя фирменные! Прям как омары! Хотя омаров я предпочитаю больше, но раки тоже неплохо…

Браслет налил себе полный стакан водки и проглотил его одним духом.

– Уважаю! – крякнул другой директор. – Умеет человек и пить, и большие дела вершить! Молоток!

А Браслет будто и не слышал этих льстивых речей. В голове у него крутился-вертелся один и тот же вопрос: «Значит, он решил меня проглотить?..» И только после того, как к уже выпитой водке он добавил кружку темного чешского пива, у него родился ответ на этот вопрос всего в одно слово: «Подавится!»

* * *

Кирпич, кусая губы, метался по однокомнатной холостяцкой квартире, принадлежавшей Обрезу, как тигр в клетке, приговаривая:

– Падлы! Ну падлы! Сделали нас, как мокрых щенков! Не ожидал!..

Три дня минуло с того неудачного для Кирпича и трагического для большинства его дружков нападения на лабораторию Браслета, и все это время Кирпич никак не мог успокоиться. Он закрывал глаза и как наяву видел перед собой оскаленные злобные морды не то людей, не то волков, бегущих за его спиной. Вот-вот они настигнут его, бросятся ему на спину, вцепятся в затылок, перегрызут горло…

– А-а, дьявол! – И Кирпич снова принимался бегать из угла в угол по комнате, где на кровати лежал Обрез.

Если бы Обрез или кто-нибудь другой спросил сейчас Кирпича о том, как им удалось вырваться и уйти от боевиков Браслета, устроивших засаду в помещении лаборатории, то он вряд ли бы смог ответить что-нибудь вразумительное. В его памяти это событие сохранилось какими-то урывками. Вот он вместе с Обрезом бежит по глубокому снегу, слыша посвист и смачное цоканье пуль вокруг. Вот он уже в кабине «Нивы» пытается завести мотор, но тот почему-то не заводится. А враги вот-вот настигнут, изрешетят из своих автоматов. Вдруг (о счастье!) мотор наконец затарахтел, и Кирпич, сильно надавив на педаль газа, резко рванул машину с места, сбив по дороге одного из преследователей, неосторожно выскочившего на дорогу перед самым капотом «Нивы». А погоня? Гнались ли за их машиной другие автомобили? Вот этого Кирпич никак вспомнить не мог. Была ли погоня? Нет, скорее не было. В его памяти запечатлелось только то, как он привез раненого Обреза в Талдом, остановился возле ничем не примечательной с виду пятиэтажки и помог другу добраться до квартиры на третьем этаже. Да, погони точно не было. Иначе бы он ее запомнил.

Оказавшись в безопасности, Кирпич обратил внимание, что у Обреза мокрая от крови штанина и кровь никак не останавливается.

– Тебе нужен лепила! – сказал он, обращаясь к стонавшему на койке дружку-приятелю.

– Может, в больницу? – неуверенно спросил Обрез и сам же ответил: – Нет, в больницу нельзя. Там моментально оповестят милицию. Это их обязанность. Значит, непременно оповестят.

– Факт! – подтвердил Кирпич. – А у тебя нет какого-нибудь знакомого фельдшера, чтобы язык не распускал?

– Откуда? Хотя погоди! – Обрез даже привстал на койке, застонав при этом. – Есть такой! Учились вместе в школе до пятого класса. Я потом его несколько раз встречал в винном отделе нашего магазина. Он даже мне свой номер телефона дал. Знаешь что, посмотри в столе. Там книжка записная должна валяться. Есть? Открой страницу на букву Б. Есть там фамилия Билялетдинов? Вот, это он!

– Ты в нем уверен? – еще раз спросил Кирпич.

– Да… Позвони ему. Таксофон во дворе…

Билялетдинов оказался сухощавым татарином ростом под метр девяносто. На его лице будто застыла вечная кривая ухмылка. Он и говорил как-то странно, кривя рот. Было такое впечатление, что вся правая часть лица у него парализована.

– Где же это ты наткнулся на такой «гвоздь»? – осмотрев огнестрельную рану на заднице Обреза, поинтересовался фельдшер, готовя шприц с новокаином, хирургические иглы и шовный материал. – Мне твой приятель сказал, когда звонил по телефону, что ты случайно упал со штабеля ящиков и угодил прямо этим самым местом на ржавый гвоздь… Нет? Хорошо, что этот «гвоздь» прошел навылет, а то пришлось бы тебе ползадницы отрезать… Шутка!

– Ну ты шутник! – хмуро проговорил Кирпич. – Если после твоих «экспериментов» с ним что-нибудь случится, то не обессудь. Я тебе голову откручу.

– Серьезный у тебя приятель, как я погляжу! – скривился фельдшер. – Только меня ведь не испугаешь. Не таких видали!

Обработав рану и наложив несколько швов, фельдшер сказал:

– Твое счастье, что рана касательная, а не прободная. А то бы заживление могло очень затянуться. Нагноение там всякое и тому подобная мерзость. А ты скоро будешь бегать как ни в чем не бывало. Через неделю я зайду и швы сниму. А пока постельный режим…

– Слушай, ты вот что!.. – начал Кирпич проводить с фельдшером «разъяснительную работу», когда тот уходил.

– Понял, понял! – перебил его Билялетдинов. – Ты хочешь сказать, чтобы я не извещал милицию об этом случае… Так и быть, не извещу. Но есть одна заковыка… Деньги нужны позарез! Я сейчас временно не работаю… А у меня семья, дети.

– Сколько? – деловито спросил Кирпич.

– Я думаю, сотни три-четыре… – просительно поглядев на Кирпича, сказал фельдшер.

Кирпич полез в карман и отсчитал пять сотенных купюр в долларах, но передал фельдшеру их не все.

– Пятьсот баксов за услуги и молчание! – произнес Кирпич, давая фельдшеру только двести долларов, а остальные убирая обратно. – Еще триста получишь после снятия швов.

– Вот так бы сразу! А то все эти ненужные разговоры, запугивания… Я нем как рыба! Если раненому… то есть больному, станет хуже, то сразу мне позвоните! Всего наилучшего!

Фельдшер не соврал. К воскресенью Обрез действительно был уже на ногах. И хотя сидеть он еще опасался, ходить и лежать мог более или менее свободно, не испытывая боли.

Кирпич все эти дни в санатории не появлялся, ухаживая за приятелем. Но о разговоре с Гвоздем, происшедшем у него перед самым нападением на лабораторию Браслета, помнил хорошо. Тогда он отказался заплатить Гвоздю за сведения о даче Браслета. Теперь, пожалуй, раскошелился бы. Ведь ему так и не удалось выведать у «химиков», где находится центральный офис Браслета, а на это он очень рассчитывал, когда затевал всю эту акцию.

Мысли о даче, принадлежавшей Браслету, теперь не давали ему покоя. И он, увидев, что Обрез пошел на поправку, сразу же предложил ему совершить автомобильную прогулку на берег реки Сестры.

– Не знаю, смогу ли я сидеть в машине, – замялся Обрез. – Но попробовать можно…

Сидеть ему и не пришлось. Он, как и в прошлый раз, когда только получил свое ранение, улегся на заднем сиденье боком так, чтобы основная тяжесть тела пришлась на непострадавшую левую ягодицу.

К даче Браслета, освещенной яркими огнями, они подъехали, когда на улице уже смеркалось. Оттуда слышались звуки развеселой музыки и песен.

– Гуляют, суки! – злобно произнес Кирпич. – Празднуют свою победу…

В его разгоряченном мозгу тут же возник план немедленной мести Браслету и его помощникам. Ничего не говоря Обрезу, он вылез из машины, открыл багажник и, поковырявшись там с минуту, вытащил пустую бутылку из-под водки, затем достал канистру с запасным бензином, открыл заглушку и наполнил бутылку почти по самое горлышко бензином.

– Вот так! – пробурчал себе под нос Кирпич, затыкая горлышко бутылки ветошью. – Зажигательная бомба имени товарища Молотова… Посмотрим теперь, как эти бесы будут кочевряжиться… Ох и весело будет!

Подобравшись к забору дачи поближе, Кирпич увидел, где стена деревянной пристройки к особняку почти соприкасается с забором. Порадовавшись этому обстоятельству, он чиркнул зажигалкой, вынутой из кармана, и запалил своеобразный фитиль на горлышке бутылки с бензином. Подождав, пока фитиль как следует разгорелся, он, широко размахнувшись, швырнул бутылку на крышу пристройки, где она и разбилась, расплескав сгустки огня по всей толи, которой была покрыта крыша.

– А теперь делаем ноги! – приказал самому себе Кирпич. – Хорошее завершение банкета, господин Браслет! Не так ли?

Когда «Нива» с Кирпичом и Обрезом отъехала достаточно далеко, пожар в пристройке, где размещалась сауна, разгорелся в полную силу, произведя немалый переполох среди гостей Браслета. О подлинной причине пожара сам Браслет так и не догадался, посчитав, что виной всему недотепа Жбан, которому ничего нельзя было поручить и доверить. Ну совсем ничего!

* * *

Гвоздь в течение последних нескольких дней чувствовал себя отвратительно. Может быть, сказывались морозы, неожиданно ударившие в самом начале февраля, и высокое атмосферное давление, которое Гвоздь переносил плохо, а может быть, его выбила из колеи неудача с Кирпичом, когда тот отказался платить за доставленные сведения о даче Браслета. На последнее, кстати говоря, Гвоздь очень рассчитывал, полагая, что «золотой ручеек», втекавший в его собственный карман, постепенно превратится в бурный поток, в «молочные реки и кисельные берега». Но Кирпич оказался куда хитрее, чем думал о нем Гвоздь, и на его наживку не клюнул.

Несколько дней, а именно пятницу, субботу и воскресенье, Гвоздь провалялся в постели, утратив всякий интерес к жизни. За все это время он только раза два-три откликнулся на предложение соседа по палате, которого все называли просто Петровичем, перекинуться в картишки по «маленькой», то есть на самые мизерные ставки, чтобы было интересней играть. Но и в карты Гвоздю сейчас не везло. Проиграв несколько рублей, Гвоздь начинал нервничать, пытался «передергивать», а потом, видя, что его попытки смухлевать немедленно пресекаются Петровичем, оравшим на всю палату свое дурацкое «перевердон!», бросал это дело и опять заваливался на койку.

Во сне Гвоздю вновь и вновь виделась картина морского побережья, ласкового незнойного солнца и таинственная фигура одинокого мужчины в белом пиджаке и широкополой шляпе, раскачивающегося в кресле-качалке прямо на пляже. Присмотревшись получше, Гвоздь неизменно узнавал в этом неизвестном самого себя…

Кирпич между тем не появлялся ни в субботу, ни в воскресенье. Зато в понедельник утром, когда двое соседей по палате отправились мыться и бриться, наводить марафет, к Гвоздю заглянул санитар Тимур, чтобы пожелать ему доброго утра и спросить о здоровье.

– Да все так как-то, – расслабленно покрутил рукой Гвоздь. – По-стариковски…

– Да-да, – протянул Тимур, присаживаясь на край соседней кровати, принадлежавшей Кирпичу, – а я уж думал, грешным делом, что ты решил о душе позаботиться. Так сказать, молитвенный подвиг, отрешение от всех благ земных… Это мне Петрович сказал. Говорит: «Гвоздь-то наш скоро окочурится, поскольку жизнь ему стала не в радость…»

– А что меня в этой жизни удерживает? – жалея самого себя, грустно спросил Гвоздь. – Может, на том свете и лучше будет…

Тимур, сочувственно покачав головой, неожиданно произнес:

– А вчера вечером на даче Браслета пожар вспыхнул. Говорят, здорово полыхало…

– Да?.. – Гвоздь от неожиданности даже подскочил на койке. – Сама она, что ли, загорелась?

– Почему сама? Говорят, что не исключена версия поджога…

– Ух ты! – Гвоздь вскочил с постели и забегал босиком по холодному полу, повторяя вслух как заведенный: – «Версия поджога… Версия поджога…»

– Ну да! А чего это ты так запереживал? – хитро прищурившись, поинтересовался санитар. – Можно подумать, что это твоя личная собственность полыхнула…

– И сильно погорела? – вопросом на вопрос ответил Гвоздь.

– Да не так чтобы уж очень… В основном пристройке досталось, а сам особняк не пострадал.

– Ишь ты!.. Не пострадал, значит? – заулыбался собственным мыслям Гвоздь. – Интересное кино… Эх, узнать бы, где работает этот самый Браслет… Где находится его контора, – неожиданно вырвалось у него.

– А чего тут узнавать? – как бы между прочим произнес санитар. – На Нахимовском проспекте его офис расположен. Неподалеку от пересечения с улицей Профсоюзной…

– Откуда знаешь? – вскинулся Гвоздь, подскакивая к Тимуру и подсаживаясь на кровать рядом с ним.

– Девушка там моя проживает. Как раз в доме напротив. У Браслета там трехэтажка из красного кирпича, в которой прежде детский садик находился. Ну а потом, когда детей заводить стало слишком большой роскошью, этот особняк в аренду сдали. Может, Браслет его уже даже приватизировал… Этого я не знаю. Во всяком случае, фирма, которой руководит Браслет, точно там обосновалась. Я его случайно возле того особняка раза три встречал, когда к своей девушке направлялся. Он всегда на шикарной тачке разъезжает, одетый с иголочки, по последней моде. Ну и, конечно, с охраной…

– Здорово! – потер враз взмокшие от волнения ладони Гвоздь. – По этому случаю надо выпить!

– Прямо с утра пораньше? – усмехнулся санитар. – Скоро отдыхающих на завтрак позовут…

– Война – фигня, главное маневры! – вскричал Гвоздь, лихорадочно натягивая старенькие поношенные брюки прямо на пижамные штаны. – Пошли к «Кирюхе»!

– Опять на кладбище переться? Нет, в другой раз. У меня срочная работа, – наотрез отказался Тимур.

– Ты меня беспокоишь. Случаем, не болен? – положив руку на плечо санитара, участливым тоном спросил Гвоздь.

– Да нет, все путем! Но сам пойми, работа есть работа, – вставая с кровати Кирпича, произнес Тимур, делая вид, что с огромным трудом отказывается от дармовой выпивки.

– Ну и черт с тобой! Дураков работа любит, – хохотнул Гвоздь, надевая пиджак не менее затрапезного вида, чем брюки. – Постой! – остановил он уходящего санитара. – А ты не помнишь номер дома, где находится контора Браслета?

– Не, у меня на числа вообще память слабая, с самого детства, – обернувшись, ответил Тимур. – Да и ни к чему мне было номер того дома запоминать…

– Это очень плохо! – назидательно заметил Гвоздь. – Память надо тренировать… В наше рыночное время всякая информация денег стоит. Больших денег!

– Ну да, конечно, – согласился Тимур, выходя из палаты.

– А я пойду выпью! – сказал самому себе Гвоздь. – За такое дело нельзя не выпить, а то оно не выгорит…

Гвоздь не любил откладывать исполнение задуманного в долгий ящик. Вот и сейчас он решил действовать быстро и решительно. Поэтому до «Кирюхи», как называли могилу вора в законе все окрестные любители выпивки, он так и не добрался. Резко повернув в сторону, Гвоздь зашагал к железнодорожной станции, даже не подумав о том, что забыл испросить разрешения на отлучку у главврача санатория «Зеленая роща». А это было чревато для него большими неприятностями…

Трехэтажку из красного кирпича Гвоздь разыскал на Нахимовском проспекте около часу дня. И сразу же направился к железным входным дверям. Найдя кнопку звонка, он принялся названивать в него.

– Вам кого? – спросил мужской голос из динамика, вмонтированного в стену рядом с дверью.

– Я в фирму… Как ее? Забыл название. Ну, мне к самому главному директору надо! – волнуясь, прошептал Гвоздь, заговорщицки приложив губы к динамику.

– Здесь таких нет! – отрезал голос того же охранника, принявший Гвоздя за обыкновенного попрошайку.

– Да нет же, вы не поняли! Я к самому главному директору! – уже громко закричал Гвоздь.

И дверь почти сразу открылась. На пороге стоял, заслонив вход широкой спиной, здоровенный детина в камуфляжной форме и поигрывал резиновой дубинкой.

– Слушай, ты! – сказал он. – Вали отсюда подобру-поздорову! А то плохо будет…

– Друг! – вскричал Гвоздь, пытаясь втолковать охраннику, что ему нужно. – Меня тут ждут! Я, можно сказать, очень и очень нужен вашему главному!

– Считаю до трех! – мрачно проговорил охранник. – Если за это время не уберешься отсюда, пеняй на себя! Раз!..

– Ты не понимаешь! – махнул рукой Гвоздь.

– Два!

– Позови кого посообразительней!

– Три! Ты еще здесь, бомжатская морда? Тогда заполучи! – охранник занес дубинку над головой Гвоздя, но ударить не успел.

– Погоди! – одернул его моложавый господин с усиками, только что подъехавший к зданию на машине и какое-то время наблюдавший за тем, как помятый мужичонка самого затрапезного вида пытался прорваться в офис фирмы «Арктур». – Пропусти его! Я сам с ним разберусь.

– Но, Альфред Афанасьевич? – пожал плечами охранник, засовывая дубинку за ремень. – Это же бомж, пустая трата времени!

– Я сказал «пропустить»!

– Слушаюсь! Проходите, – подчеркнуто любезно поклонился Гвоздю охранник.

– Так-то вот! – гордо прошествовал мимо него Гвоздь.

Моложавый мужчина провел Гвоздя на второй этаж и пригласил в шикарный кабинет, обставленный мягкой мебелью, укрытой идеально белыми чехлами. Но больше всего Гвоздя поразил огромный аквариум, занимавший почти половину кабинета, и портреты каких-то людей, изображенных возле разных музыкальных инструментов.

– Садитесь! – пригласил моложавый Гвоздя к письменному столу, усаживаясь на хозяйское место.

– А! – догадался Гвоздь. – Значит, вы и есть Браслет?

– Вообще-то моя фамилия Суров, а зовут Альфред Афанасьевич… А откуда, собственно, вы знаете о Браслете? – как-то сразу насторожился хозяин кабинета.

– Я вам все расскажу! – поспешно заявил Гвоздь. – Ей-Богу! Только давайте сразу договоримся о моральной компенсации…

– В каком смысле? – не понял Браслет.

– Ну, в том самом! Вы меня понимаете…

– Говорите, – кивнул Браслет.

– Только не забудьте про моральную компенсацию! – напомнил Гвоздь. – В общем и целом дело обстоит так. Я знаю по крайней мере двух человек, которые хотят вам сделать плохое. Очень плохое! Главаря кличут Кирпич. Я мог бы помочь вам его поймать.

– Ваше стремление к сотрудничеству весьма похвально! – произнес Браслет. – Кто такой Кирпич и где его можно разыскать?

– Кирпич – это авторитетный вор! – с плохо скрытым уважением в голосе сказал Гвоздь. – Двадцать пять лет лишения свободы – это не хухры-мухры! А найти его можно очень даже просто. Он сейчас обитает в санатории «Зеленая роща»…

– Это что в Талдомском районе? – быстро уточнил Браслет.

– Правильно. Недалеко от вашей дачи…

– А! Вам и о моей даче известно… Любопытно! Хорошо! Спасибо! Я все понял! – сразу заторопился куда-то Браслет. – Вот вам за труды…

Гвоздь радостно заулыбался, поправляя рваную подкладку на внутреннем кармане пиджака, но тут же улыбка сползла с его физиономии.

– Примите! – произнес Браслет, протягивая Гвоздю литровую бутыль с какими-то замысловатыми иностранными наклейками и этикетками, вынутую из бара, встроенного в книжный шкаф по левую от хозяина руку. – Это очень хороший спирт. Девяносто семь градусов.

– Спасибо, конечно, но… – начал было Гвоздь, запихнув бутыль в тот самый карман, куда хотел положить большую пачку денег.

– Вы свободны! Дальше я сам во всем разберусь… Не сомневайтесь!

Сказав это, Браслет нажал на кнопку, вмонтированную в письменный стол, и в кабинет сразу вошел здоровяк, у которого плечи были еще шире, чем у охранника.

– Жбан, проводи человека до выхода! – приказал он.

Гвоздь тяжело вздохнул и зашагал за Жбаном. Он понял, что здесь ему ничего больше не обрыбится.

* * *

Исполнение обязанностей санитара в санатории-профилактории «Зеленая роща», как я уже говорил, не отнимало у меня много времени, и потому я мог целиком и полностью сконцентрироваться на выполнении своих основных обязанностей, что меня вполне устраивало. А в эти самые «основные обязанности» входило вести слежку за дачей Браслета и за всем, что происходило либо на ней самой, либо вокруг нее. Так я стал свидетелем сборища весьма почтенных с виду людей в субботний и воскресный день. Кое-кого из гостей Браслета я даже сумел опознать по тем фотографиям, которые ранее мне показывал мой шеф Владимирский. Это были депутат областного законодательного собрания Василий Степанович Щербанюк и генеральный директор ЗАО «Перегон» Осип Валерьянович Носкин. Оба, насколько я понял из ориентировки Владимирского, являлись ближайшими деловыми компаньонами Альфреда Сурова, или попросту Браслета, как я уже привык называть его про себя. Остальных же гостей я попытался получше запомнить, чтобы потом подробнее описать их внешность в своем отчете. И особенно того гостя, который прибыл самым последним. Впрочем, его внешность описывать мне не придется, поскольку я сразу узнал в нем Максуда Ибрагимова, проходившего в ориентировках Владимирского под кличкой Верблюд. Появление этого «фигуранта» здесь стало для меня такой большой неожиданностью, что я тут же отправился в ближайшее почтовое отделение, откуда можно было связаться с Москвой, и позвонил Владимирскому.

– Что у тебя стряслось? – устало спросил Алексей Федорович.

– На горизонте появился Верблюд, – негромко сказал я.

– Меня бы гораздо больше удивило другое: если бы он там не появился, – как всегда загадочно, ответил Владимирский. – Твоя задача смотреть и слушать. А потом все, о чем удастся узнать, сообщишь мне. Это очень важно!

Ворча себе под нос про то, что это только легко сказать: «Смотри и слушай», а как, интересно, смотреть и слушать, если, кроме бинокля, моих собственных глаз и ушей, других «агрегатов» у меня не имеется, – я снова отправился на своей видавшей виды «Ладе» к даче Браслета. Давно я мечтал о том, чтобы меня снабдили, наконец, хотя бы элементарными электронными «жучками», с помощью которых было бы работать куда эффективнее. Но таких «подарков» от родной фирмы «Смерч» мне, конечно, еще долго не дождаться. Видимо, придется постепенно начинать самому заботиться о собственном благополучии. Все, на что я могу рассчитывать, работая с Владимирским, это на крайне скудный оклад в размере… Впрочем, это такая мизерная сумма, что я не хочу даже ее называть, чтобы не расстраиваться.

Добравшись до небольшого дачного поселка, на окраине которого, у самого берега реки Сестры, возвел хоромы Браслет, я вылез из теплой кабины и занял прежнее место наблюдения, облюбованное мною более недели назад. Это был довольно высокий дуб с мощными толстыми ветвями, по которым я, как по лестнице, легко и просто забирался наверх, припомнив свои мальчишеские годы, которые провел по большей части в глухой лесной деревушке у деда с бабкой. Там моим любимым развлечением было лазание по деревьям в поисках птичьих гнездовий. Позже, когда я пошел в школу, собралась весьма ценная коллекция различных яиц, которую у меня выпросил наш учитель по биологии. Но, впрочем, все это не имеет отношения к делу.

Итак, я сидел на дереве, следил в бинокль за суетой на территории дачного участка Браслета, вызванной приездом гостей, мерз, как цуцик, и никак не мог сообразить, что я тут делаю. Немного развлекло меня священнодействие какого-то усатого кавказца над мангалом, когда он приготавливал недалеко от пристройки к даче шашлык на шампурах, а потом жарил его на березовых угольях, поливая время от времени сухим вином. Черт, у меня слюнки потекли от всего этого безобразия…

Скромно пообедав на кухне санатория, я опять направился на место своего добровольного караула и продолжал присматриваться к развеселой гулянке, устроенной Браслетом для своих гостей. Ни в субботу, ни в воскресенье ничего особенного там не происходило. По крайней мере, до воскресного вечера. А потом в сгущавшейся темноте на дороге появилась белая «Нива», из которой вылез мой новый знакомый по кличке Кирпич и, прихватив что-то из багажника, направился прямиком к дачному забору. Через минуту я услышал звон разбитого стекла и увидел яркое пламя, растекавшееся по крыше дачной пристройки.

«Ну вот, кажется, я что-то на этом дубе высидел, – подумалось мне. – Правда, непонятно что…»

На даче между тем началась паника. Полуголые люди выскакивали из пристройки, голося на всю округу благим матом. Тут же очнулись от пьянки охранники – усатые и пузатые здоровяки. Они лихорадочно принялись тушить возгорание, и это им в какой-то мере удалось. Во всяком случае, к приезду пожарной команды, вызванной кем-то из соседей, они сумели отсечь огонь от самой дачи, но не смогли спасти пристройку, которая сгорела дотла.

Сообразив, что больше ничего интересного здесь не высижу, я слез с дуба и, разминаясь, побежал к своей «ладушке», чтобы поскорее прогреть мотор, а заодно и самому согреться в теплом салоне. При этом я думал о том самом «неучтенном факторе», каким стал для нас с Владимирским этот чертов Кирпич. Определенно он всерьез взялся за Браслета и его окружение, а это могло здорово помешать нашим планам. Мне не оставалось ничего другого, как мчаться сломя голову в Москву, вытаскивать из теплой постели Владимирского и докладывать ему обо всем, что случилось.

До столичной МКАД я добрался за три часа, побив все свои прежние достижения в этой области. А еще минут через сорок пять, то есть ровно в час ночи, я вырулил к знаменитому высотному дому на Котельнической набережной, в котором находился кинотеатр «Иллюзион». Именно в этом престижном доме проживал мой шеф Владимирский.

После моего телефонного звонка снизу он сам спустился во двор, где я его ожидал, сидя в машине. К моему удивлению, Алексей Федорович был как никогда бодр и даже несколько навеселе.

– Что смотришь, детинушка? – спросил он, хитро улыбаясь из-под усов. – Все мы люди-человеки! Иногда можем позволить себе маленькие житейские радости. Нет?

– Можем, – согласился я, – но очень редко.

– Ты мне все с таксофонов названиваешь, елки-моталки! Наверное, поиздержался на жетонах… – неожиданно посочувствовал мне Владимирский. – А сейчас ты становишься довольно-таки важной фигурой в проводимом мною дознании, а потому я вручаю тебе мобильник – телефон такой. Так что, елки-моталки, ты теперь сможешь связаться со мной без всяких проблем. Потом сам с этой конструкцией разберешься – это дело не слишком хитрое.

С этими словами Алексей Федорович достал из кармана небольшой аппарат, виденный мною только в кино, и положил его в «бардачок» моей «Лады».

– Спасибо! – от души пожал я руку своему шефу. – Впервые за время нашего сотрудничества получаю от фирмы ценный подарок.

– Подарок?.. – как-то сразу протрезвев, спохватился Владимирский. – Почему подарок? Это служебный телефон на время выполнения задания. И только! Как дело будет закрыто, ты сразу его мне вернешь. Номер моего телефона ты знаешь…

– Все равно спасибо, – повторил я, но уже с гораздо меньшим воодушевлением.

– Рассказывай, что произошло на даче Браслета, – сказал Владимирский.

Поведав шефу о том, что случилось с дачной сауной, я спросил:

– Надо что-то делать с Кирпичом? Он нам всю обедню испортит.

– Это вполне возможно, – кивнул Владимирский. – Ты ведь не знаешь про то, что он еще учудил… Он со своей гоп-компанией устроил нападение на лабораторию Браслета у поселка Икша. Правда, эта акция вышла ему боком. Видимо, Браслет что-то пронюхал и устроил в лаборатории засаду. В чем ему здорово помог Верблюд.

– Вот как! – только теперь я начал кое-что понимать во всей этой истории. – Теперь ясно, по какому поводу Браслет устроил грандиозную пьянку на своей талдомской даче…

– Поводов для пьянок может быть много… – задумчиво проговорил Владимирский, который, несомненно, знал толк в этом вопросе. – Дело в другом. Как нам несколько снизить активность Кирпича. Я-то надеялся, что удачная засада, устроенная Браслетом и Верблюдом, поохладят пыл и утихомирят его хотя бы на какое-то время, но, видно, ошибся. Представляешь, Кирпич при нападении на лабораторию потерял всех своих боевиков, кроме одного… И, несмотря на это, он опять в деле! Устраивает поджог. Это же надо быть таким неугомонным…