355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Сегень » Тимур. Тамерлан » Текст книги (страница 7)
Тимур. Тамерлан
  • Текст добавлен: 4 марта 2018, 15:41

Текст книги "Тимур. Тамерлан"


Автор книги: Александр Сегень


Соавторы: Михаил Деревьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

   – Мы уже полдня ходим с тобой вокруг да около. Что ты, наконец, хочешь мне сказать?

   – Я хочу сказать, господин, что не вечно длиться твоему изгнанию из родового гнезда.

   – Слышал я это.

   – Что не вечно терпеть тебе обиду со стороны зловредного хуталлянского правителя Кейхосроу, может быть, уже близок день справедливого отмщения.

   – И это, видит Аллах, ты мне уже говорил!

   – Это говорю не я, а тот, кто меня послал, он много выше меня, он бесконечно выше меня, и он в силах сделать всё, что здесь обещают мои недостойные уста.

Хуссейн сердито надул щёки, свёл вместе густые брови и хлопнул пухлыми ладонями по коленям.

   – Так кто он, этот всесильный, тебя пославший? Пора, пора уже и имя произнести!

Посланец с незапоминающимся лицом мягко улыбнулся, прикладывая руки к груди:

   – Неужто, господин, ты ещё и сам не догадался, кто это мог бы быть? Кто может обещать так много?

Хуссейн развёл брови и снова свёл их, напряжённо думая.

   – Кто сильней всех в Мавераннахре, а скоро будет сильнее всех во всём улусе Чагатайском, а, господин?

Сообразил, сообразил наконец Хуссейн. Об этом можно было говорить с уверенностью – столько крови одновременно прилило к его щекам и засверкало в глазных яблоках.

   – Так ты...

   – Да, господин, да, – торопливо бормотал гость, – меня послал он, царевич Ильяс-Ходжа. Он предлагает тебе дружбу и лучшее место подле своего трона.

   – Ты пришёл, чтобы сказать мне...

   – И услуга невелика, та, о которой он дружески просит тебя, господин.

Хуссейн встал и, тяжело ступая, направился к говорящему, занося, как разъярённый медведь, свои мощные лапы.

   – Если вдуматься, если вдуматься, господин, у вас общий враг. Он не только нарушает безмятежный мир души благородного царевича, он затмевает и солнце твоей собственной судьбы.

Руки Хуссейна легли на щуплые плечи чагатайского посланца и стали подбираться к горлу. Тот говорил всё торопливее, словно сказанные слова могли приостановить ярость эмира.

   – Рассмотри и увидишь, что ты весь в его власти. Ты старше и родовитее, но кто истинный хозяин в вашем войске? Кто принимает решения, за кем идут воины? Убей его, и ты получишь настоящую власть вместе с вечной дружбой царе...

Позвонки посланца хрустнули в пальцах эмира. Он брезгливо отшвырнул обмякшее тело.

Тимур спокойно выслушал рассказ названого брата об этом происшествии.

   – Так ты говоришь, он предложил тебе голову правителя Хуталляна?

   – Да.

   – Немало. Высоко нас с тобой ценит сын Токлуг Тимура. Это всё?

   – Всё, – сказал Хуссейн – и солгал. Он ничего не сказал о кошельке с двумя тысячами дирхемов, который отыскал в поясе посланца. Не стал он упоминать и о том, в какое именно место их дружбы пытался вбить кол человек Ильяс-Ходжи. В глубине души, конечно, Хуссейн считал себя более достойным первенства в их союзе с Тимуром, но чувствовал, что время разговоров на эту тему ещё не пришло.

   – Сегодня мы сворачиваем лагерь.

   – С чего это вдруг? – удивился старший из названых братьев.

   – Нам надо уходить отсюда. Ильяс-Ходжа не слишком, видимо, рассчитывал на подосланного им человека и вслед за ним послал войско. Три тысячи сабель.

   – Мы будем отступать в Хорасан или в Герат?

Тимур покачал головой:

   – Мы обманем их.

   – Как?

   – Они ждут, что мы пойдём в Хорасан или в Герат, и позаботятся, чтобы там нам организовали встречу. Хаджи Барлас в своё время попытался скрыться в Хорасане, что из этого вышло, ты отлично знаешь, да?

Хуссейн кивнул, размышляя о том, что тот невзрачный подлец, в сущности, был не так уж не прав. Вот идёт у них с братом военный совет, но решение-то уже принято и всё будет сделано так, как решит он, Тимур.

   – Ну ладно, не томи меня, брат, говори.

   – Мы пойдём в Бухару.

   – А почему не прямо в Самарканд? – ехидно спросил Хуссейн.

Тимур не обиделся.

   – Человек, который сегодня навестил меня, сообщил, что против нас выступил именно Бухарский тумен. Пока он будет переправляться через Амударью, мы разминёмся с ним, двигаясь по сухому руслу Мургаба.

   – Мы станем брать Бухару?

Тимур пожал плечами:

   – Не знаю. Сил у нас пока недостаточно для таких дерзких дел. Но кто знает, не умножится ли наша армия, как только мы вступим на родную землю?

   – Может быть, ты и прав, – рассеянно согласился Хуссейн, душа его была переполнена противоречивыми чувствами. Тимур предлагал очень хороший план, в нем был только один недостаток – то, что его предлагает именно Тимур.

Явились вызванные сотники. Им в общих чертах было повторено всё то, что только что услышал Хуссейн.

   – Когда мы выступаем?

   – Завтра на рассвете.

Хуссейн слушал, как Тимур отдаёт команды, и машинально похлопывал себя по вздувшемуся поясу, по тому месту, где находился кошелёк, снятый с трупа чагатайского посланца. Тимур чувствовал, что с названым братом что-то творится, но разворачивающаяся кутерьма общих приготовлений мешала ему подумать на эту тему более внимательно.

Глава 12
САМАРКАНД

Человек, с которым ты начал свой путь,

не дойдёт с тобой до середины его;

человек, с которым ты минуешь середину пути,

не будет с тобой при конце его; человек,

с которым тебе суждено встретить конец свой,

где же он?!

Низам ад-Дин Шами,
«Размышления у погасшего светильника»

Своему шпиону, сообщившему, что он видел эмира Тимура на берегах Мургаба, Ильяс-Ходжа выдал награду. Шпиону, прискакавшему в тот же день с известием, что эмир Тимур вместе со своим войском находится в окрестностях Бухары, царевич ничего не дал и отпустил с миром. Третий вестник, клятвенно утверждавший, что дерзкий предводитель барласского племени прячется в Самарканде, был по приказу Ильяс-Ходжи высечен плетьми. Виданное ли дело, чтобы один человек, пусть даже такой хитроумный, как эмир Тимур, мог находиться одновременно в трёх разных местах?

Но прошло некоторое время, и царевич получил известие от Мунке-багатура из мургабских песков. Племянник правителя Хорезма утверждал, что он просеял эти пески сквозь сито, и даже если бы Тимур с Хуссейном превратились в сурков, то и тогда они были бы найдены и пойманы.

Бухарский след тоже оказался ложным. Да, войско, собравшееся под знамёнами Хуссейна и Тимура, действительно рассредоточено по территории Бухарского тумена, но при нём находится только один из эмиров – Хуссейн. Стало быть, что? Стало быть, выпоротый лазутчик вполне мог оказаться прав. Да, философски решил царевич, справедливостью является лишь то, что мы в данный момент считаем справедливостью, видимость иногда много убедительнее истины.

Правитель не имеет права ограничиваться в сложных ситуациях одними лишь размышлениями, хотя бы и самыми высокомудрыми. Правитель обязан что-то предпринять. Первое решение напрашивалось само собой – полторы тысячи всадников были отправлены бухарскому эмиру для усиления его гарнизона. Ильяс-Ходжа был уверен, что эти разбойники не посмеют напасть, но бухарский правитель слал такие слёзные и испуганные послания, что отказать ему было невозможно.

В народе зреет бунт, появление большой вооружённой шайки у городских стен может подхлестнуть разбойные настроения.

Мунке-багатур был отозван, ибо бессмысленно охранять пески, в которых никого нет. На обратном пути Мунке-багатуру было велено пройти через Кашкадарьинский тумен – не мешает лишний раз продемонстрировать силу на родине одного из мятежных вождей. До сведения Мунке-багатура было доведено, что, если возле Кеша и Карши после совершения рейда останется несколько сожжённых селений, нареканий чагатайской власти это не вызовет.

Теперь Самарканд.

Трудно в таком городе отыскать человека, если он не хочет, чтобы его разыскали. Ещё со времён Чингисхана осталось множество разрушенных зданий: медресе, бани, караван-сараи, просто частные дома. В этих развалинах ютились целые племена бродяг самого фантастического вида и неизвестного происхождения. Они там едят, спят, рождаются, болеют и умирают. С наступлением темноты они выходят на промысел. Кстати, до наступления темноты они тоже не сидят сложа руки, целые тучи оборванных, голодных, востроглазых, наглых ребятишек вьются между посетителями базаров и лошадиных рынков.

Помимо обыкновенных бродяг полно и бродяг верующих, несколько враждующих между собой религиозных орденов облюбовали развалины главного медресе в южной части города. Грязные, свирепые, вечно голодные, заунывно и непрерывно требующие подаяния. Жгут какие-то костры и устраивают таинственные моления, подозрительно напоминающие поклонения сатане.

Несколько раз Ильяс-Ходжа предпринимал попытки очистить город от человеческой нечисти, но потом эти попытки оставил, ибо невозможно сделать то, что сделать невозможно. Царевич подозревал, что причиной бесплодности его усилий явилось и то, что городские чиновники из числа местных жителей втайне сочувствовали и дервишам, и обыкновенным бродягам.

А что творится за заборами в садах и дворах зажиточных граждан, всех этих купцов и менял, внешне изъявляющих полную покорность при том, что у каждого кинжал за пазухой? Отравленный кинжал.

В любом из этих домов эмир Тимур мог при желании найти надёжное убежище.

Было известно, что где-то у северных ворот Самарканда живёт старшая сестра Тимура, но все попытки отыскать её закончились неудачей. Что помешает брату уклониться от встречи со стражниками, если это удаётся его сестре?

Одним словом, царевич, и так находившийся в состоянии, далёком от радужного, узнав, что в Самарканде появился Тимур, впал в самую настоящую ярость. Втрое были увеличены все караулы. Городские ворота было велено запирать за час до заката, а отпирать, когда уже полностью рассвело. Это нововведение сильно ударило по интересам огородников, торопившихся как можно раньше доставить на базар свой скоропортящийся продукт, что сильно увеличило недовольное брожение среди горожан.

Кроме того, стражникам было велено обыскивать всех, кто входит в город и выходит из него. Разумеется, стражникам это повеление очень понравилось, ибо чем подробнее обыск, тем большие он открывает возможности для обыскивающего. Стражницкая пристальность имела ещё одну сторону. Известно: всё, что делается тщательно, делается медленно. У всех ворот города скапливалось огромное количество народа, с нетерпением, переходящим в глухую злобу, ожидающего своей очереди для того, чтобы очутиться в ласковых руках блюстителей порядка. Но если люди ропщут негромко, то животные не привыкли скрывать своих чувств. Сотни орущих верблюдов, ишаков оглашали воздух по обе стороны ворот.

Итак, одно лишь появление тени эмира Тимура вызвало в огромном городе сильный переполох.

Конечно, жители Самарканда догадались, что явилось причиной ужесточения и без того тяжёлого и ненавистного порядка. Разговоры вполголоса и шёпотом поползли из чайханы в чайхану, из харчевни в харчевню, из лавки в лавку. Зрелище того, как Ильяс-Ходжа боится эмира, принесло ему славы больше, чем сражение в чистом поле.

Тимур поселился в доме старого друга своей семьи Тунг-багатура.

Дом был расположен весьма удобно. Задней частью сада он выходил к полуразрушенной городской стене, в которой имелся искусно замаскированный пролом. Соседями были люди престарелые, глуховатые, подслеповатые и никаких гостей не принимающие. Во дворе Тунг-багатур держал свору гератских кобелей, звери эти были великолепно натасканы, подчинялись только хозяину, и их невозможно было прикормить. Лаяли они так, что могли и мёртвого поднять из гроба.

Появился в городе эмир Тимур не для того, чтобы наслаждаться встречами со своей молодой женой, хотя и это имело место более чем неоднократно, и не для того, чтобы вкушать полуденный отдых в прохладной тени сада на берегу глубокого, чистого арыка. Одевшись так, чтобы не привлекать внимания, бродил он по улицам и базарам, толкался у городских ворот, ел плов и чимбукчу в чаду и духоте базарных харчевен, прислушивался к разговорам в чайханах за чашкой зелёного чая.

Не в одиночку совершал свои путешествия эмир. Несмотря на то, что в городе было мало людей, способных узнать его в лицо (особенно если учесть, что он сбрил бороду), его непременно сопровождали Тикиш-багатур, сын Тунг-багатура, с тремя вернейшими нукерами, готовыми не раздумывая отдать свою жизнь для спасения жизни эмира. Эти молодые люди были из числа тех барласских юношей, которым не пришлось лично участвовать в охотничьих забавах Тимура ввиду слишком юного возраста. Им пришлось довольствоваться рассказами старших о нём. А известно, что иногда легендарное событие западает в душу значительно глубже, чем случившееся на глазах. От Захира, Хандала, Мансура и Байсункара они отличались только тем, что носили монгольские, а не мусульманские имена. Но имена именами, а выросли они в вере пророка Магомета.

Какова была цель этих опасных прогулок, догадаться нетрудно. Тимур имел своей целью изгнание чагатайских собак из Мавераннахра, и ему необходимо было самолично убедиться, каково настроение жителей главного города страны, готовы ли они к жертвам, и к каким именно, во имя достижения этой цели.

Немало фарасангов отмерил Тимур по пыльным улицам, не один казан плова съел, не один десяток чайников чая выпил, прежде чем понял то, что собирался понять.

Сорок восемь дней было проведено в этих трудах.

И вот сидит он в глубине заросшего сада на ковре, брошенном прямо на берег арыка. Солнце просвечивает сквозь листву, лёгкие изменчивые пятна бесшумно перебегают с рукотворного ковра на текучий ковёр воды.

На другом конце ковра сидит хозяин дома, массивный седой Тунг-багатур. Давний, преданный друг Тарагая. Он отщипывает от большой янтарной грозди одну виноградину за другой и не торопясь отправляет их в рот. От испепеляющего солнца, от едкой пыли или ещё от чего-то у него воспалились веки, и поэтому он выглядит так, будто чем-то очень расстроен. Почти до слёз.

Журчит вода в арыке, отчаянно зевают, показывая страшные красные пасти, собаки в тени дувала.

Тот, кто захотел бы прислушаться повнимательней, наверное, смог бы услышать шум скопища людей и зверей, втиснутых в узкую горловину городских ворот.

   – Аллах свидетель, я ничего не спрашивал у тебя о планах, Тимур, но сейчас я вижу, что какое-то решение ты принял. Поэтому, если можешь мне сказать, каково оно, скажи.

Эмир тоже отщипнул виноградину, но есть не стал, любуясь её просвечивающимися внутренностями.

   – Скоро я уеду.

   – Когда?

   – Скоро.

Тимур хотел положить виноградину в рот, но не успел. Он увидел человека, который стоял в той части сада, в сторону которой была протянута удерживающая ягоду рука. Человек стоял шагах в двадцати от сидящих, стоял неподвижно и молча. На мгновение он показался эмиру просто сплетением древесных теней. Хозяин сада заметил, что что-то завладело вниманием гостя, и, тяжело повернувшись, проследил за его взглядом.

   – Кто это?

Тимур не ответил. Не счёл, что этот вопрос адресован ему.

Неизвестный, словно стремясь удовлетворить жгучее любопытство поедателей винограда, сдвинулся с места и подошёл поближе. И Тимур узнал его. Рябое лицо, редкая борода, широко посаженные неуловимые глаза.

   – Маулана Задэ.

Узнанный неприятно улыбнулся и поклонился.

Тунг-багатур растерянно переводил свой взгляд с незваного гостя на своих собак. Они обязаны были уловить его запах за полсотни шагов и поднять бешеный шум. Так нет же, лежат, зевают.

Маулана Задэ был одет в простой потёртый халат, какие носят погонщики верблюдов и водоносы.

   – Прошу прощения и снисхождения у достойнейшего Тунг-багатура за то, что посмел незваным-непрошеным явиться в его благодатный дом.

Сказав это, бывший ученик медресе снова согнулся в поклоне.

Хозяин, даже будучи человеком непроницательным, сразу сообразил, что отнюдь не желание восхититься роскошью и уютом его жилища привело сюда этого человека, но он сделал приглашающий жест, предлагая ему место на ковре над журчащей водой.

Маулана Задэ сел с видом человека, уверенного, что ему ни за что не откажут в этом знаке внимания. С улыбкой посмотрел на Тунг-багатура, который никак не мог прийти в себя из-за необъяснимого поведения своих всегда столь надёжных собак. Маулана Задэ с плохо скрываемым удовлетворением наблюдал за его недоумёнными взглядами в сторону лениво лежащих животных.

   – Не надо сердиться на них, уважаемый Тунг-багатур.

Хозяин недовольно поморщился: кому может быть приятно, что его мысли сделались прозрачными для незнакомого человека?

   – Повторяю и умоляю: не обижайте своим раздражением сих великолепных зверей. Они не виноваты, что я обладаю некоторыми особыми умениями, позволяющими мне вводить в заблуждение даже проницательных людей, не то что собак. Долгие годы особых упражнений, долгие годы упорства и самоотречения принесли некоторые плоды. Но оставим это, невежливо с моей стороны до сих пор не сообщить вам, кто я такой и почему без приглашения явился в ваше жилище.

Тунг-багатур кивнул – слушаю, мол.

   – Имя моё Маулана Задэ, может статься, вы слышали его.

Тунг-багатур конечно же слышал это имя, слышал многое, что рассказывали в городе о его носителе.

   – Клянусь загробным блаженством, если вы Маулана Задэ, то я не вижу ничего особенного в том, что мои собаки не захотели вас учуять.

Бывший ученик медресе спокойно снёс хвалебное речение в свой адрес.

   – А прибыл я в хранимый Аллахом дом ваш, чтобы увидеться с вашим гостем, хранящим до сих пор молчание.

Тимур сделал приветственный жест, но вложил в него не слишком много удовлетворения и искренней радости.

   – Я хочу поблагодарить тебя, Маулана Задэ.

   – Поблагодарить за что?

   – За того дервиша, что сообщил мне о выступлении армии Мунке-багатура.

   – У-ум, – Маулана Задэ выплюнул виноградные косточки, – только отчего ты решил, достойнейший Тимур, что дервиш этот был послан именно мной?

Тимур пожал плечами:

   – Как бы там ни было, он появился вовремя и принёс полезное известие. Но если ты не хочешь, чтобы я был тебе благодарен, – воля твоя.

Маулана Задэ положил в рот сразу несколько виноградин. Прожевал. Опять довольно неопрятно выплюнул косточки.

   – Не затем я явился сюда, да ещё таким образом, чтобы упиваться щербетом твоей благодарности.

   – Тогда скажи: зачем?

   – Я давно знаю, что ты в городе, я следил за тобой и старался не мешать.

   – Да ты совсем и не мешал мне, – усмехнулся Тимур.

   – Я понимаю, что ты здесь не только для того, чтобы повидаться с семьёй. Ты изучал город так, как изучал бы всякий, кто собирается этот город брать.

Тимур слушал не перебивая.

   – Ты больше месяца в городе, и я решил, что тебе этого времени должно было хватить.

   – Для чего?

   – Для того, чтобы принять правильное решение. Ты безусловно увидел то, что видят все. Чагатаи уже не правят в городе.

   – Они стоят на каждом углу.

   – Но они не знают, что творится в домах и головах жителей. А я знаю. Знаю, что достаточно одной искры – и здесь всё вспыхнет. Сотни – я говорю то, что знаю достоверно, эмир Тимур, – сотни горшечников, кузнецов, трепальщиков хлопка, даже купцов точат свои кинжалы.

Эмир медленно покивал, на него неприятно действовала волна жаркой, истеричной энергии, которая шла от воспламенившегося под воздействием собственных речей ученика медресе.

   – И ты считаешь, что такой искрой мог стать...

   – Да, клянусь бессмертием души. Я знаю, где они, – под Бухарой, я знаю, сколько их, пять, а может, и шесть сотен. Если они неожиданным ударом...

Эмир поднял руку, как бы ставя этим жестом предел разговорчивости Маулана Задэ.

   – Даже если твои кузнецы и горшечники, брадобреи и чувячники все, как один, поддержат моих всадников, всё это кончится огромной кровью.

Маулана Задэ потрясённо помотал головой:

   – Тебя волнует кровь?

   – Бессмысленно пролитая – да. Мы ничего не добьёмся. У Ильяс-Ходжи очень, очень много всадников. И не только здесь, в городе. И твои сербедары, сколько бы их ни было, не выстоят против них.

Лицо Маулана Задэ налилось тёмной, тяжёлой кровью, он закрыл глаза.

   – Ты рассчитывал, что я дам тебе другой ответ? – удивлённо спросил Тимур.

Собеседник продолжал сидеть молча, с закрытыми глазами, он словно впал в какой-то транс. Тунг-багатур опасливо косился на него, не представляя, чем может разрешиться эта ситуация.

   – Я ненавижу чагатаев не меньше твоего. Мы избавимся от них, но не сейчас.

Маулана Задэ внезапно открыл глаза, он полностью овладел собой, лицо его снова сделалось почти весёлым, в движениях появилась самоуверенность.

   – Не сейчас? А когда, скажи мне, эмир Тимур.

   – Тебя мучает нетерпение. Это очень горячее пламя, оно может и сжечь. И не только тебя, но и тех, кто рядом, тех, кто вместе с тобой.

Ничего не отвечая на эти слова, Маулана Задэ встал, подошёл к берегу арыка. Постоял так, не поворачивая голову к оставшимся сидеть на ковре.

   – Да, мы избавимся от чагатаев. И не только от них. Не только.

С этими словами он легко перемахнул через арык и пошёл, не оборачиваясь, вглубь сада.

Когда он полностью пропал за деревьями, Тунг-багатур спросил у Тимура:

   – Не понял я, что он хотел сказать. От кого он собирается избавляться?

   – От меня.

   – Да?! Аллах помутил его разум!

   – Не Аллах.

Помолчав немного, Тимур добавил:

   – Пошли предупредить мою семью, что я сегодня не приду.

Тунг-багатур от природы не отличался большой сообразительностью, так что ему понадобилось определённое время, чтобы осмыслить сказанное. Когда это случилось, он осторожно спросил:

   – Ты изменил свои планы?

   – Да.

   – Из-за этого мальчишки?

   – Можешь считать так.

   – Ты опасаешься предательства с его стороны?

   – От него можно ждать чего угодно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю