Текст книги "Тимур. Тамерлан"

Автор книги: Александр Сегень

Соавторы: Михаил Деревьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Тимур сбросил халат и снова забрался под защит лисьего меха.

   – Мы не можем порвать то, что не мы связали, мы не должны проникать мыслью туда, куда должен проникать только промысел Всевышнего.

Часть третья

Глава 1
ПОЭТ И ЦАРЬ

О вы, которые уверовали! Будьте стойкими

пред Аллахом, исповедниками по справедливости.

Пусть не навлекает на вас ненависть к людям греха

до того, что вы нарушите справедливость. Будьте

справедливы, это ближе к богобоязненности, и бойтесь

Аллаха, поистине, Аллах сведущ в том, что вы делаете!

Коран. Сура 5. Трапеза. 11 (8)

Более трёх лет прошло с тех пор, как закончилось стояние эмиров под Самаркандом в местности под названием Кан-и-Гиль. Более трёх лет прошло с тех пор, как пришёл конец дружбе двух властителей, дружбе необыкновенной и великолепной, вызывавшей зависть и недоумение у всех прочих властителей Мавераннахра и земель, его окружающих. Прошло более трёх лет, как эмир Хуссейн выбрал местом своего постоянного пребывания родовое гнездо – Балх, город большой, богатый и живописный. Эмир Тимур остался в Самарканде. Жители города охотно признали его своим главой. После казни сербедаров они быстро пришли в обычное, невоинственное расположение духа и порой сами себе удивлялись – откуда взялось столько горячности и злости в простых ремесленниках?!

Правители других крупных городов междуречья рек Сыр и Аму молчаливо признали право безродного, по большому счёту, барласского батыра командовать в Самарканде и Кеше, но он чувствовал, что это признание, да и сама власть его неполноценна и неустойчива. Стоит ему один раз оступиться, как найдутся желающие напомнить, что верховной властью в здешних землях имеют право пользоваться только представители рода чингисидова. Всё же другие, будь они даже семи пядей во лбу и с десятью туменами войска, всегда останутся временщиками и узурпаторами.

Побуждаемый такими размышлениями, решил Тимур позаботиться о законности установленного им порядка. Ничего особенно необычного придумывать ему было не надо. В эти бурные времена многие сильные люди оказывались в положении, подобном тому, в котором оказался сын Тарагая, и тогда они приглашали на царствование кого-нибудь из потомков рода Чингисхана, которых имелось во всех окружающих землях во множестве. Родовитые царевичи приглашались на роль царствующих, но не правящих. Приличие, таким образом, было соблюдено, а суть дела не затронута.

Тимур решил последовать примеру своих предшественников и соседей.

Стало быть, решено было призвать чингисида, но кого именно?

Как всегда в таких случаях, Тимур решил для начала спросить совета у тех, чьей преданности доверял безраздельно. Мансур, Курбан Дарваза и Байсункар явились на зов в новый дворец эмира, который он воздвиг посреди большого чинарового сада в северной части города.

Приближённые выслушали решение своего хазрета и задумались, они знали, что Тимур не любит, когда ответы на его вопрошания выпаливаются сразу. В этом был элемент притворства, потому что у каждого из них ответ на вопрос, кого именно звать в церемониальные цари Самарканда, был готов давно. Мансур и Байсункар считали, что на этом месте лучше всего смотрелся бы Суюргатмыш; племянник хорасанского правителя Курбан Дарваза, с детских лет ненавидевший всё хорасанское, вплоть до ковров, желал Адиль-хана, внука хана Синей Орды[55]55
  Синяя Орда – государство монголов.


[Закрыть].

Интересно, что Тимур заранее знал о предпочтениях своих старинных соратников и считал, что обе стороны по-своему правы. Спрашивал он их, конечно, всего лишь для того, чтобы соблюсти определённый ритуал. Зачем спешить, когда спешить нет никакой необходимости. Ведь сказано: быстро – значит скучно.

Обдумав свои давным-давно принятые решения, ходатаи за Суюргатмыша и Адиль-хана начали говорить. Долго, обстоятельно и в высшей степени уважительно по отношению друг к другу. Тимур и слушал, и не слушал. Историческая традиция приписывает римлянину Гаю Юлию Цезарю умение одновременно читать, писать и разговаривать. Возможно, если бы барласский батыр, ставший мавераннахрским эмиром, научился вовремя чтению и письму, он бы смог составить конкуренцию древнему италийцу по части одновременной эксплуатации этих умений. Но и в том, чем Тимур обладал от природы, он достиг успехов немалых. Что имеется в виду? Правитель Самарканда мог одновременно слушать, думать о своём, вспоминать и мечтать.

О том, что он слушал и слышал, сказано выше; думал Тимур при этом, что своему уму он доверяет всё же больше, чем преданности своих соратников; вспоминал о своих давнишних разговорах с Шемс ад-Дин Куларом (причём совершенно непонятно, почему это вдруг); мечтал о том, какие он возведёт стены вокруг Самарканда.

Байсункар и Курбан Дарваза закончили говорить и теперь почтительно и одновременно значительно молчали, ожидая реакции хазрета.

Тимур погладил бороду искалеченной рукой. Движение это давно уже вошло у него в привычку, и было трудно сказать, какой части тела оно приятнее, руке или бороде.

   – Я согласен с вами.

Соратники невольно переглянулись.

   – Да, со всеми вами согласен, вы не ослышались. Оба кандидата, названные вами, имеют право занять то место, которое мы им приготовили. Меня радует то, что мои ближайшие советники готовы к размышлениям во благо государства.

Ближайшие советники скромно и польщённо потупили глаза. Хазрет редко кого хвалил.

   – Да, Суюргатмыш родовитее Адиль-хана, но верно и то, что дед Адиль-хана правоверный мусульманин, в то время как отец Суюргатмыша весьма приблизительно следует заповедям Пророка.

Батыры хорошо знали своего господина и после этих слов поняли, что, как бы он ни хвалил их сегодняшние советы, следовать он им не собирается.

   – Я остановил свой выбор на другом представителе славного царственного рода.

   – Кто же это? – не удержавшись, спросил Мансур, когда молчание после слов хазрета затянулось.

   – Кабул-Шах Аглан.

Мансур, Курбан Дарваза и Байсункар с одинаковым изумлением поглядели на эмира.

Тимур усмехнулся:

   – Вижу, что изумил вас. Сейчас я развею это изумление. Вы, конечно, слышали, кто такой этот Кабул-Шах Аглан.

   – Он дервиш! – воскликнул Курбан Дарваза.

   – Хуже того – он поэт! – с едва скрытым в голосе негодованием высказался Мансур.

   – Он живёт в горах, в пещере. Как животное! – завершил парад характеристик Байсункар.

Тимур кивнул:

   – Всё, что вы сказали, справедливо. Но справедливость не венец творения, а лишь правильно выбранный путь. Подумайте над этими словами. Но потом, когда мы закончим говорить. А сейчас я скажу вам вот что. Я решил призвать Кабул-Шаха Аглана, и я призову его. Многим он уступает тем чингисидам, за которых высказываетесь вы, но в одном он многократно превосходит их.

   – Что ты имеешь в виду, говоря это, хазрет? – спросил нетерпеливый Мансур.

   – Суюргатмыш и Адиль-хан наверняка согласятся на наше предложение, согласятся царствовать не правя, но в глубине души и тот и другой будут мечтать о дне, когда смогут к своему блеску прибавить ещё и власть. Кабул-Шах Аглан никогда не допустит такого желания в своё сердце. Нельзя вожделеть того, от чего добровольно отказался. Это во-первых...

Тимур вдруг прервал речь, и прервал надолго, так что соратники сочли возможным поинтересоваться, о чём он счёл нужным умолчать.

   – А «во-вторых», хазрет, что «во-вторых»?

«Во-вторых, я не хочу вас ссорить друг с другом. Ибо, если я предпочту Суюргатмыша или Адиль-хана, я нарушу равенство между вами. Тот, чей ставленник станет самаркандским ханом, воспарит в мыслях своих, возмечтает о туманных усладах будущего возвышения, и с этого начнётся раскол. Трещина его пройдёт через моё сердце. Чтобы не потерять никого из вас, я никого из вас не поддержу».

Так подумал Тимур, но не произнёс вслух ни слова из того, что подумал.

Байсункар, Мансур и Курбан Дарваза разошлись в недоумении, так и не дождавшись ответа на своё «во-вторых». Всего лишь в недоумении, а такое настроение высокостоящих не опасно для государственного порядка.

На следующий же день были отправлены люди на поиски того места, где скрывается царевич, ставший дервишем и поэтом. Оказалось, что поиски его не такая уж простая задача. Когда вокруг человека много слухов, большая часть из них, естественно, оказывается ложной. По одним – Кабул-Шаха видели в горах Бадахшана, по другим – он блуждал в низовьях реки Аму. И в горы, и в речные низовья были отправлены отряды. И тот и другой вернулись ни с чем.

Поиски продолжались несколько недель, и с каждой неделей недоумение Тимура становилось всё больше. Как может бесследно затеряться человек, который не прячется и имя которого у всех на устах?

Нет брадобрея и погонщика в Мавераннахре, не знающего наизусть хотя бы несколько газелей[56]56
  Газель – поэтическая форма небольшого лирического стихотворения в поэзии средневековья в мусульманских странах Азии. Нередко исполнялась под музыкальный аккомпанемент.


[Закрыть] его сочинения. Его меткие остроты цитируют и учёные улемы, и сквернословы-чайханщики, а его самого – нет.

Где же он?

Может быть, умер?

Нет, весть о смерти распространяется быстрее, чем любая другая, она распространяется, даже когда её не распространяют.

Чем долее тянулось это непонятное положение, тем раздражённее становился Тимур. Он слишком привык к тому, что когда он принимает решение, оно должно быть выполнено. Кроме того, Самарканду и в самом деле был крайне необходим законный правитель. Сверх этого ему было неудобно перед Байсункаром, Мансуром и Курбаном Дарвазой. Получается, что их кандидатам, пусть и несколько сомнительным, но всё же живым людям, он предпочёл неуловимый, бесплотный дух. Пустое, блуждающее по дорогам молвы имя.

От неприятных мыслей отвлекало Тимура только одно: он призвал из Дамаска знаменитого Али ибн-Ширази, лучшего архитектора этого славного города. Он поделился с ним своими мечтаниями о будущем Самарканда. Ничего не скрыл, изложил самые заветные и фантастические из своих замыслов.

Архитектор, человек почтенных лет с длинной, до пояса седой бородой, в зелёной, расшитой серебром чалме, внимательно слушал эмира, изредка поглядывая на него запавшими чёрными глазами, не утратившими остроты за все годы напряжённых трудов. Много, даже слишком много повидал на своём веку Али ибн-Ширази и людей и городов. Сердце его остыло, а разум очистился от заблуждений. Ему нравился этот молодой хромец с затаённым огнём за щёлками прищуренных глаз, нравился ему и фантастический небывалый город, о котором он так страстно и одновременно толково рассуждал. Но вместе с тем старик отчётливо видел абсолютную несбыточность излагаемых перед ним мечтаний. Ибо перед тем как прибыть во дворец, Али ибн-Ширази подробно осмотрел Самарканд, эту груду растрескавшегося самана.

Молчание Тимура затянулось, и тогда старик осторожно сказал:

   – Хазрет, я поражён тем, как увлечённо и с каким знанием дела говоришь ты о градостроительстве и архитектуре. Можно подумать, что ты изучал это достойное ремесло в самой Кордове или Севилье.

Тимур машинально расчесал бороду израненной рукой.

   – Ты начинаешь мягко, чтобы потом вынести твёрдый приговор.

Старик вздохнул:

   – Я бы взялся построить тебе такой Самарканд, какой тебе нужен, но для этого тебе бы пришлось завоевать полмира.

   – Полмира?

   – Не меньше.

   – Столько нужно золота?

Старик выпятил губы и отрицательно покачал головой:

   – Не золото главное, хотя и без него обойтись, конечно, нельзя. И даже не в материалах дело. И мрамор, и лазурит, и яшму, и всё остальное ты смог бы купить, собрав золото с половины мира.

   – Скажи же, наконец, главное!

   – Скажу. Люди.

   – Что за люди? Я сгоню хоть двести тысяч человек. В людях недостатка не будет.

   – Не об этих людях я веду речь – это мусор, а не люди. Нужны те, кто понимает, как строить города, и без которых бессильны и твоё золото, и мои знания. Строители, резчики по камню, художники, чеканщики, гончары и плотники... Я составлю тебе список, если ты хочешь.

Тимур несколько раз кивнул:

   – Я понимаю, о чём ты говоришь. Составь мне такой список, и когда все, кто нужен, будут у меня под рукой, я тебя позову.

Али ибн-Ширази улыбнулся:

   – Я приду. Если буду жив.

Разговор этот продолжился бы, ибо Тимуру слишком приятно было беседовать с человеком, способным оценить грандиозность его замыслов, чтобы он так скоро его отпустил. Но тут из-за толстого, шершавого ствола чинары появился Байсункар, он остановился в позе, говорящей, что у него есть сообщение для хазрета одновременно и важное и секретное.

Архитектор не стал дожидаться, когда его отошлют, и сам попросил разрешения удалиться.

Отпустив его, Тимур обратился к визирю.

   – Нашли Кабул-Шаха? – с вопросительно-утвердительной интонацией произнёс он.

   – Нет, хазрет, пока ещё не нашли.

   – Тогда в чём дело, говори!

   – Вот.

С этими словами визирь достал из рукава своего халата кинжал и протянул Тимуру. Тот взял его, повертел в пальцах. Кривой, старый, ручка украшена старой бирюзой. Он узнал его сразу, но не сразу вспомнил то, что с этим ножом было связано. А когда вспомнил, почувствовал – кровь бросилась в голову и сильно заколотилось сердце.

   – Откуда это у тебя?

   – К воротам дворца явился человек. Одет как небогатый торговец, говорит скорее как духовное лицо. Сказал, что хочет видеть эмира Тимура. Когда у него спросили зачем, велел передать тебе этот кинжал.

Глава 2
ПОЭТ И ЦАРЬ
(Продолжение)

   – Как тебя зовут?

   – Береке. Сеид Береке.

   – Ты духовное лицо?

   – Можно сказать и так. Я учился в бухарском медресе.

   – Как Маулана Задэ? – не удержался эмир.

Гость улыбнулся, и нельзя было не отметить, что улыбка у него приятная.

   – Нет, я учился намного лучше. С тех пор я странствую от города к городу.

   – Но такая жизнь больше подходит обычному дервишу, а не тому, кто может считаться родственником Пророка.

Сеид Береке кивнул, подтверждая правильность слов, произнесённых эмиром.

   – Я не отказываюсь от столь высокого происхождения, но Аллах вложил в меня непреодолимую страсть к путешествиям и столь же непреодолимое стремление к истине, а где, как не среди людей, должны мы искать её?

   – Некоторые считают, и возможно небезосновательно, что наилучший путь – полное уединение.

   – Даже полное уединение не гарантирует от широко распространённых заблуждений.

Обмен общими фразами продолжался ещё некоторое время. Тимур внимательно рассматривал необычного собеседника, но никак не мог удовлетворить полностью своего интереса. За прошедшие годы человек, сидящий перед ним, кажется, совсем не изменился: та же короткая густая борода, то же сдержанное веселье в глазах, та же благородная осанка. То, что он человек знатный, не вызывало никаких сомнений. То, что он умный, – тоже. Оставалось решить, не является ли он человеком опасным. Ибо ум, принадлежащий твоему врагу, самое страшное оружие.

   – Итак, ты рассказал мне о себе...

   – О себе почти всё, что могло бы представлять интерес.

Тимур сделал движение рукой – продолжай, мол.

   – Но необходимо тебе знать кое-что о моём отце.

   – Расскажи.

   – Когда-то он был правителем в Термезе. Он правил там под титулом худован-задэ...

   – И был убит Кейхосроу, правителем Хуталляна.

   – Был убит, – кивнул Береке, – в силу чего я вынужден был оставить родной кров, хотя, как я уже сообщил, это совпадало с моими устремлениями.

   – Несмотря на совершенную подлость, Кейхосроу не удалось утвердиться в Термезе.

   – Там правит брат моего отца, сеид Тахир ад-Дин.

   – Я знаю его, много слышал о твоём отце, но почему так мало мне было известно о тебе?

   – Не хочу, чтобы мои слова выглядели пустой похвальбой, но тем не менее скажу: если человек ничего не делает для достижения славы, она иногда его всё же настигает, но когда человек умело славы бежит, считая её едва ли не самой страшной опасностью для души, у него есть возможность достигнуть успеха.

По идее, Тимуру должна была эта речь не понравиться – слишком прямой и самоуверенный намёк на ничтожество той деятельности, которой посвятил себя эмир, содержался в ней. Но, странное дело, ничего похожего на раздражение или обиду не посетило сердца хазрета.

   – Я вижу, что ты хочешь задать мне ещё несколько вопросов. По крайней мере один – точно.

Тимур усмехнулся:

   – Ну, если Аллах наградил тебя помимо стремления к истине ещё и проницательностью – задай мой вопрос себе сам, сеид Береке.

Гость кивком головы показал, что понимает иронию, заключённую в словах хазрета.

   – Тебя мучает загадка Шемс ад-Дин Кулара. Вернее, даже не так, тебе хотелось бы узнать, каким образом мне удалось предсказать его смерть за две недели до её наступления. Бьюсь об заклад, тебя даже посещали мысли о том, не помогала ли мне какая-нибудь тёмная сила.

   – Не преувеличивай степень моего недоумения, не преувеличивай также размеры того места, которое этот случай занимал в моих мыслях. Что касается старика, то предсказать его смерть было не так уж трудно, учитывая его возраст. Если ты гордишься случаем, то гордишься зря. Скорее всего, тут простое стечение обстоятельств.

Береке счёл возможным возразить:

   – Твои слова обнаруживают трезвость ума и уверенность в себе, хазрет. По-своему ты прав, на самом деле суть в другом.

   – В чём же?

   – В том, что я изучал не только богословие, но и медицину.

   – Любой мулла скажет, что это вещи несовместимые.

   – Мнение глупцов, ничего не смыслящих ни в том, ни в другом!

   – Как знать.

   – Так вот, бродя по Мавераннахру в поисках того, что мы позволим себе назвать истиной, я не мог не посетить дом благородного Шемс ад-Дин Кулара, человека, широко прославившегося своей святостью.

   – Прославившегося? Ты говоришь о славе?

Береке кивнул. Тимур хочет его вывести из себя, ловя на мелких речевых противоречиях, но это у него не получится.

   – Я застал его уже в плохом состоянии. У него разлилась желчь и опухли ноги, а водянка в таком возрасте – одна из самых опасных болезней. Я определил, что жить ему осталось менее месяца. Как потом выяснилось, ошибся я всего на несколько дней.

   – Это я понял, но скажи, зачем ты прибыл ко мне с этим странным предсказанием?

   – Мне надо было с тобой поговорить, причём поговорить о вещах серьёзных, вряд ли бы ты стал беседовать с человеком случайным. Случайности у тебя, как я вижу, вызывают подозрение. Справедливо. Мне нужно было выделиться из толпы.

   – Ты выделился, Береке, но почему не воспользовался предоставившимся случаем, куда ты исчез?

Сеид потупился: ему предстояло сказать Тимуру не совсем приятную вещь.

   – Ты был тогда ещё не готов к серьёзным словам.

   – Не готов?!

Сеид утвердительно кивнул:

   – Не готов. И я скажу больше: если сейчас ты не сможешь подавить возникший у тебя в груди гнев, значит, ты не готов и сейчас.

Глаза Тимура превратились в щёлки, внешне его состояние ни в чём не проявлялось, разве что слишком сильно вздымалась грудь.

   – Ты очень смелый человек, сеид Береке.

   – Я смелый человек, но не глупая смелость заставила сейчас меня говорить тебе дерзкие слова.

   – А что же?

   – Уверенность в том, что за дерзким их облачением ты рассмотришь разумную сердцевину до того, как отдашь приказ своим слугам удавить меня.

Помолчали. Гость почувствовал, что ему дано разрешение продолжать.

   – Давно, почти с первых твоих шагов, я понял, что ты не просто очередной бек-рубака, что ты человек предназначения. И знаешь, когда впервые?

   – Когда?

   – После того, как ты расстался с Хаджи Барласом и встал под знамя Токлуг Тимура. Многие были тогда этим удивлены. Но больше всех я. К тому времени я был достаточно зрелым человеком, многое видел и считал, что не осталось больше людей, способных на поступок, подобный тому, который совершил ты.

   – Что же в нем особенного?

   – Такими поступками создаются государства и династии, по крайней мере с них они начинаются.

   – Не очень-то понятно, клянусь Аллахом, но продолжай, сеид Береке.

   – Все прочие способны только к одному – разрушению. Дроблению, измельчению. Никто не способен посмотреть за границы своего вилайета, своего родового гнезда.

   – Прошли времена Потрясателя Вселенной.

   – Верно, прошли. Это был степной ветер, который смел старую жизнь, но он ничего не оставил после себя. Ничего, кроме огромного поля деятельности, на котором надобно построить жизнь новую.

   – Ты хочешь всех превратить в строителей и землепашцев, сеид Береке?

   – Не упрощай мою мысль. Строить – это не значит только лишь копаться в земле и месить глину. Строительство будет сначала производиться кровью и силой, а лишь потом закрепится в камне и духе. Ведь у нас есть всё для этого дела. И вера Пророка, и меч Тимура.

Застыл в задумчивости на некоторое время эмир Тимур. Гость терпеливо ждал ответа, перебирая чётки.

   – В вере Пророка нет ни у кого сомнений, это сила сил, и она поведёт нас. Но откуда у тебя уверенность, что именно мой меч осенит она? Ведь ныне в Мавераннахре десятки правителей. Неужели они все не годятся?

   – Не годятся.

   – И даже мой друг эмир Хуссейн?

   – Ты и сам знаешь ответ на этот вопрос. Он годится не больше, чем другие. Нет у тебя теперь врага злее, чем он. Злее и опаснее. Ибо он тоже мог бы занять то место, которое теперь занимаешь ты. Провидение долго выбирало между вами. И теперь, мне кажется, выбор произведён.

   – Как-то очень легко ты рассуждаешь о таких вещах, как провидение.

   – Но что я могу поделать, если я полон уверенности, что мои рассуждения верны.

Тимур посмотрел на гостя и понял, что тот говорит сущую правду.

   – Хорошо. Но объясни мне тогда ещё вот что. Много воды утекло с тех пор, как я обратил на себя твоё внимание. Мои сыновья тогда были дети, теперь они воины. Отчего ты сразу не пришёл ко мне и не сообщил всё, что тебе пришло в голову. Ты же знаешь, я бы оценил твои прозрения.

   – Я сомневался.

   – Сомневался?

   – Да. Ведь истина явилась мне не в виде свитка, где всё изложено подробно и однозначно. Прозрение всегда туманится сомнением. Я сделал попытку приблизиться к тебе, и она оказалась не совсем удачной. Потом с тобой произошло несчастье.

Тимур выпростал из рукава изувеченную руку:

   – Ты это имеешь в виду?

   – Именно. Я счёл это знаком судьбы. Не может же быть строителем великого государства человек, настолько ущербный телесно. Я впал в отчаяние, ибо был уверен, что твой двойник эмир Хуссейн для этой роли никак не подходит, несмотря на полное телесное здоровье. Надо ещё ждать, подумалось мне. Ждать и внимательно смотреть вокруг себя. Значительно позднее, пройдя по многим кругам духовных поисков, я вдруг понял, что твоё увечье не в ущерб тебе дано. Это свидетельство и ознаменование окончательного выбора. Закончилось существование Тимура, Тарагаева сына, всем известного в качестве хорошего конного воина. Надобен теперь Тимур-государь, будущее царство теперь скрывается не в ножнах у тебя, а в голове, и всё дело в том, сумеешь ли ты добыть его оттуда.

   – Ты пришёл мне помочь?

Сеид склонил голову:

   – Да, хазрет.

Тимур помедлил, он догадывался, что сейчас ему предстоит принять очень важное решение.

Оставить при себе этого человека? Только за то, что его слова совпадают с самыми тайными твоими замыслами? А вдруг это всего лишь лукавый обольститель и для того, чтобы войти в доверие к правителю Самарканда, он готов притвориться единомышленником и союзником?

Но если его отринуть? С кем тогда остаться? Преданных людей хватает – и Байсункар, и Мансур, и Курбан Дарваза. Они готовы в огненную пучину кинуться ради своего господина. Но иногда полезнее для дела никуда не бросаться, даже не вынимать из ножен оружия, а просто сидеть и размышлять. Размышлять и советовать.

   – Хорошо, оставайся.

Сеид Береке опять поклонился. Лицо его было очень серьёзным. Он был рад тому, что всё завершилось так, но не показывал своей радости.

   – Я не хочу, хазрет, чтобы ты долго ждал результатов моей службы, первую пользу я хотел бы тебе принести уже сегодня, и вот какова она.

Тимур поднял брови:

   – Говори.

   – Я слышал, ты решил призвать в Самарканд царевича Кабул-Шаха Аглана.

   – Решил, и что? Ты хочешь сказать, что это было неправильное решение?

   – Оно уже принято тобой, хазрет, и, значит, отменено быть не может. Ибо вред от такой перемены был бы больше, чем от той неправильности, что могла бы быть в нем заключена.

   – И что же дальше?

   – Твои люди ищут царевича-дервиша по всему Мавераннахру, но они ищут его не там.

   – Он уехал в Султанию? Мне передавали такой слух.

   – Нет, хазрет, он не уехал в Султанию, так же как не уехал в Дамаск или Каир. Он живёт в Самарканде.

   – Где-где?

   – На окраине, в развалинах ширазского караван-сарая. Там много таких, как он.

Тимур встал и, прихрамывая, прошёлся.

   – Немедленно велю его доставить сюда.

   – Прошу простить меня, хазрет, но не соблаговолишь ли ты выслушать один совет.

Тимур обернулся к сеиду:

   – Слушаю.

   – Разумнее сделать это под покровом ночной темноты.

   – Почему?

   – Когда горожане и воины узнают, что над ними поставлен человек, извлечённый из грязной норы в городских развалинах, это может показаться им неподобающим. Кабул-Шах будет получать меньше почтения, чем тебе надобно в задуманной ситуации. Это может косвенным образом повредить и твоей власти.

   – Но ведь он чингисид, важно ли то, где ему угодно было в последнее время жить?

   – Почти не важно, но, послав людей своих к нему ночью, ты избавишься и от этого «почти».

Тимур пожал плечами:

   – Пожалуй. Но скажи мне, всезнающий: а те, что занимают соседние норы рядом с будущим самаркандским ханом, знают, кто он, как ты думаешь?

Береке успокаивающе поднял руки:

   – Не для того отказывался Кабул-Шах от претензий на царский венец, чтобы кичиться знатностью своего рода перед какими-то оборванцами. Тиха и скромна его жизнь и делится без остатка между молитвой и поэзией. К тому же он не вполне устойчив здоровьем.

   – А это нас почему должно волновать? Если мы боимся, что он, усевшись на вершине, попробует расправить крылья, лучше вообще от него отказаться.

Береке снова сделал успокаивающее движение руками:

   – Нет-нет, упоминание о его здоровье не имеет под собою никакого замысла.

Тимур взял в руки колотушку, обитую войлоком, и ударил в небольшой серебряный гонг.

Явился Байсункар. Тимур сказал ему:

   – Это сеид Береке. Отныне он будет жить во дворце, позаботься о его устройстве.

   – Надолго ли он у нас останавливается?

Хазрет поскрёб пальцем переносицу, и визирь с поклоном удалился. Этот знак означал, что пока ещё у эмира нет ответа на вопрос.