Текст книги "Центровые"

Автор книги: Александр Гомельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Апофеозом игры Петрова–центрового стало выступление на чемпионате мира в Бразилии. Правда, наша команда там сыграла не слишком удачно, заняла только третье место, но Петров словно решил продемонстрировать всем, кто же самый сильный центровой не только страны, но и Европы и мира. И доказал свое. В матче с бразильцами он набрал около тридцати очков. Но дело даже не в этом. Весь турнир он провел как бы на одной высокой ноте, без единого срыва и по праву завоевал титул «Лучший центровой мира», получив специальный приз ФИБА, которым очень гордился. Хорошее качество Петрова – умение увидеть козыри сильнейших баскетболистов и взять их себе на вооружение.

Так, во время турне по США он впервые посмотрел на игру Рассела, Чемберлена, Лукаса. И многое почерпнул у них. Правда, Лукаса он видел и прежде, даже играл против него в Москве, но хотя Джерри и в любителях был хорош, все же в «профи» стал действительно выдающимся баскетболистом.

У нас в стране кумирами Петрова были Вольнов, Корнеев, Муйжниекс. Он старался походить на них в технике.

Постепенно Саша и сам стал безусловным лидером, во всяком случае «Динамо». Будучи подвижнее других центровых, он и в техническом отношении превзошел всех. Петров сделал следующий шаг в развитии игры центровых, осовременил ее, в какой–то степени приблизил к нашему времени, а в те годы благодаря этому стал одним из лучших центровых–любителей в мире. Это Петров начал первым осмысленно ставить блокшоты. Суть их – в умении защищающегося игрока прервать, перекрыть полет мяча, отбить мяч, направленный в кольцо. Умел Саша, хотя и медленно, но с помощью ведения, проходить к щиту. Отличался он и в добавках мяча в корзину. В общем, если бы не травмы, он мог бы играть еще много–много лет. Но и за относительно короткий срок пребывания в большом баскетболе добился прекрасных результатов.

Как–то я спросил его, считает ли он свою жизнь в спорте удавшейся? Саша совершенно искренне ответил: «Может быть, и не совсем. Но если бы пришлось начинать все сначала, все равно пошел бы в баскетбол. Без баскетбола со своим ростом даже и не знаю, чего бы добился. Баскетбол помог найти себя…»

Да, Саше повезло, что он от природы получил такой дар, как большой рост. Кстати, и его отец был высоким – 205 сантиметров. И мама, Полина Григорьевна, довольно рослая женщина. И вот теперь растут у Саши дети – дочь Анюта и сын Павлик, который в 12 лет уже вытянулся до 180 сантиметров. Может, и выйдет из него баскетболист, наследник славной фамилии…

А Саша, закончив играть, стал тренером. Два года работал на Мадагаскаре, и единственным из советских специалистов был удостоен за тренерскую деятельность высшей награды – ордена Президента… Затем возглавлял отдел баскетбола в Московском городском спорткомитете, постоянно находясь в самой гуще дел и событий… Этот надежный, крепкий парень с непростым характером оставил заметный след в советском баскетболе, а лично у меня – очень хорошие впечатления от нашего многолетнего и, я считаю, плодотворного знакомства и сотрудничества…

Яак Липсо

Он был очень неординарным игроком, Яак Липсо, эстонец, ставший классным баскетболистом сначала в Латвии, лучшие годы своей спортивной жизни проведший в Москве, а затем, наконец, в родной Эстонии. Немало испытаний выпало на его долю, но все он выдержал со стоическим терпением и присущей ему невозмутимостью, так помогавшей ему, его товарищам, командам в самые тяжелые минуты.

Липсо начинал, когда появились центровые ростом далеко за два метра. В нем же было ровно два. Он чем–то был похож на Сашу Белова: такой же красивый, светловолосый, голубоглазый, одного с ним роста и темпераментный, хотя внешне это почти не выражалось. Правда, статью Яак не был столь могуч, как Белов или, скажем. Толя Поливода, тоже центровые двухметрового роста. Липсо был мягче и легче.

Казалось, амплуа центрового не для него. Но именно на этом месте Яак нашел себя и со временем превратился в одного из ведущих вторых центров (или, как мы говорим в баскетболе, четвертых номеров) страны, завоевал немало наград и титулов.

Он был очень спортивен. И это ему во многом помогало в баскетболе. Ведь начинал Яак с плавания, добился неплохих результатов. Хорошо играл в теннис, занималcя современным пятиборьем. Причем иногда совмещал тренировки по всем этим видам спорта. И уже когда стал классным баскетболистом, плавание не бросал и гордился тем, что плавает по–настоящему разными стилями и, естественно, лучше всех и в рижском СКА, и в ЦСКА, и в «Калеве», Перефразируя известное высказывание о композиторе Бородине, можно сказать, что Липсо был лучшим баскетболистом среди пловцов и лучшим пловцом среди баскетболистов.

Мне Липсо нравился всегда. Но особенно после того, как я увидел, что он мастерски умеет обращаться с лошадьми. Я с детства люблю лошадей (в эвакуации во время войны мальчишкой мне пришлось быть и пастухом и конюхом и поэтому навсегда сохранил я особое чувство к этим благородным животным). Яак тоже был без ума от лошадей. И ездил он прекрасно. Как–то в Южной Америке ему вывели норовистого конька. Но Яак сразу сел на него и поскакал, как настоящий ковбой. Этим он меня навсегда покорил.

В баскетбол он пришел по нынешним меркам довольно поздно – в 18 лет, когда его рост был сантиметров 190 с небольшим. Но Яак еще рос. И когда прочувствовал баскетбол до конца, эта игра навсегда захватила молодого эстонца. И он бросил занятия другими видами. Я же увидел Яака году в 1959‑м или 1960‑м, когда он проходил срочную службу в армии, в Тарту. Оттуда я перевел его в Ригу, в СКА. Липсо стал играть за нашу команду. Ему не было еще двадцати лет, а я сразу поставил его в основной состав, поскольку этот хорошо сложенный, пластичный, неглупый парень наверняка дела бы не испортил, а к тому же обязательно должен был прогрессировать.

Испытание Яаку предстояло нешуточное: я сразу же свел его в пару с Круминьшем. Тут нетрудно и потеряться. А Яак как раз рядом с Яном и нашел себя, нашел свое место на площадке. Он умело взаимодействовал с Круминьшем, играя на линии штрафного броска. В борьбу под щитом не очень–то лез, там было поле деятельности Круминьша. Зато Липсо был хорош в подборе при добивании.

Недолго он поиграл у нас и оказался в ЦСКА. Но причиной тому были не наши разногласия, а желание его жены, известной в свое время рижской гимнастки Ларисы Юдиной, уехать из Латвии в Москву, чего она и добилась. Его отъезд вызвал серьезные страсти, поскольку так уж получилось, что Яак невольно оказался первым зернышком из яблока раздора, появившегося в нашей команде.

Тогда как раз было решено создать еще одну сильную латвийскую команду. И часть игроков СКА перевели в ВЭФ. В свою очередь, я добился перехода к нам из ВЭФа Калниньша и Эглитиса, призванных в армию. Но Липсо я отпускать не хотел и даже обратился к Министру обороны СССР, Маршалу Советского Союза Гречко с просьбой не разрешать Яаку выступать за ЦСКА, а вернуть его к нам. На что маршал, вызвав меня, лаконично возразил: «А что ты так волнуешься? Надо будет, и тебя переведем в Москву…» И когда в 1966‑м году я понял, что вместо одной сильной команды в Риге образовались две средненькие, принял приглашение возглавить команду столичных армейцев. Так мы снова встретились с Яаком.

Центровым Липсо был отменным. Но не хватало ему одного очень важного качества. Мало того, что при длинных ногах у него были относительно короткие руки, что, безусловно, мешало ему бороться под щитами, у него к тому же напрочь отсутствовали спортивная злость, боевитость, задор, жесткость. Давать сдачи, противостоять грубому силовому напору он так и не научился. На тренировках, когда его беззастенчиво били, я намеренно отворачивался и не свистел в сторону провинившегося, делая вид, что не заметил фола. Яак обижался, сердился, однако не менялся. Такой уж характер.

Прыгучий, эластичный, эдакий пластилиновый, он при своих двух метрах роста умел финтить, обманывать, обводить, обыгрывать, резко останавливаться, открываться, что мало кто из гигантов умел тогда делать. Яак был признанным «технарем» среди центровых (да и не только среди центровых), но фирменным его блюдом, наверняка оставшимся в памяти всех любителей спорта, баскетбола, был знаменитый «крюк Липсо», которым он забивал львиную долю мячей. У него этот элемент получался, как ни у кого, красиво, а главное – стабильно (в этом с ним мог равняться только Кандель). Не жадный до мяча, не стремящийся к внешним эффектам (у него и так все получалось ладно и элегантно), Яак старался остаться в тени, сыграть лишний раз на партнера, нежели отличиться самому. Он, казалось, и не думал о зрителях, вполне вероятно, даже не замечал их. Это тоже разнило его с Сашей Беловым. Однако зрители Яака любили и на его игру ходили смотреть с удовольствием.

Яак очень эффектно выглядел и на поле, и в обыденной жизни. С хорошим проходом к щиту, поставленным средним броском в прыжке, Яак был опасен на многих позициях. Его главное достоинство – умение стать незаметным, но очень полезным дублером. Яак успел поиграть со многими выдающимися центровыми – тем же Круминьшем, с Зубковым, Андреевым, Поливодой, Беловым, позже с Жармухамедовым. И со всеми он ладил, со всеми у него игра получалась, со всеми находил общий язык.

Баскетбольная площадка очень невелика (даже теперь, после некоторого увеличения) для десяти крупных парней и двух арбитров. В такой «квартире» не очень–то разгуляешься, особенно если учесть, что двигаться здесь надо не так, чтобы не разбудить соседей, а бегать, прыгать, бороться. И ведь каждый, почти каждый хочет, чтобы его видели и слышали больше других. В такой ситуации очень важно иметь игрока, который вроде бы присутствует в игре, и вроде бы нет его. Все бегают, прыгают, толкаются, сражаются, а Липсо словно бы вне игры. Но это чисто внешнее впечатление. И – обманчивое впечатление. Просто Яак умел не мешать, всегда оказываясь только там, где он нужнее в данный момент. А это очень сложное умение.

Яак выделялся великодушием, игровой добротой, этаким хлебосольством. Он готов был, как на блюдечке, выложить мяч для удобного броска партнеру. Сам же атаковал только в стопроцентных ситуациях, когда просто уже некому было сделать это. Центровых такого плана очень и очень немного, они – чрезвычайно редки. Пожалуй, назову еще Жармухамедова да Силиньша. Отменно выполняя свои прямые (хотя и вспомогательные) функции, они приносили огромную пользу. И, не занимая чужого места, не мешая другим играть и быть на виду, благодаря этому и выделялись сами. Качество действительно только больших мастеров.

В ЦСКА Яак провел семь сезонов, стал неоднократным чемпионом страны, чемпионом Европы, дважды сыграл на олимпиадах и чемпионатах мира. А заканчивал он в «Калеве» при замечательном баскетболисте и тренере Ильмаре Кулламе. И с приходом туда Яака в нашем баскетболе появилась очень интересная, самобытная и достаточно грозная команда.

Тогда, на пороге 70‑х, баскетбол заметно вырос. Центровые за 210, 215 и даже 220 сантиметров стали обычным явлением. А в «Калеве» самым высоким оставался Липсо. Естественно, ему трудно было противостоять и более рослым, и более мощным центровым соперникам в борьбе под щитами. Но умница Яак нашел выход. Пожалуй, калевцы первыми пустили в ход такую новинку: их центровой (Липсо) трудился на отблокировании центра противника и подборе не один, ему помогали все. Причем он старался сыграть так, чтобы возможность для подбора создалась и у его «маленьких» партнеров. И очень часто таллинцы щит выигрывали, особенно часто свой щит.

«Калев» играл тактически грамотно, полностью используя потенциал своего центрового. Держать юрких, техничных, быстрых эстонцев было трудно любой команде. И они давали бой любой, даже самой именитой. Да, не раз проигрывали, но бились до последнего. И неоднократно брали верх над известными клубами, становились призерами всесоюзного чемпионата. Спартакиады народов СССР. Естественно, матчи в «Спортзале» собирали полные трибуны. Четыре тысячи зрителей сочувственно относились к своим «малышам» и изо всех сил поддерживали их. С такой помощью «Калев», возглавляемый Липсо, не раз ставил в тупик рижских и столичных армейцев, динамовцев Тбилиси и Москвы, киевлян из «Строителя» и СКА, хотя в их составах были центровые–гиганты, рядом с которыми Яака просто видно не было. Что, впрочем, его абсолютно не смущало: он продолжал отменно делать свое дело.

Игра эстонцев была подчас такой быстрой, что, как я шутил тогда, они играли на недозволенной скорости, быстрее, чем могли. Отсюда – частые потери мяча, брак. Но именно этот вихревой баскетбол увлек Яака и слил его с командой, в которой он полностью нашел себя и раскрылся. В то время рядом с ним были очень интересные баскетболисты – Томпсон (будучи сантиметров на десять ниже Яака, Прийт, однако, имел очень длинные руки, чем и компенсировал нехватку роста, а потому становился главным помощником своего центрового в борьбе на щитах), Крикун, Таммисте, Салуметс, Лепметс… Липсо органично вошел в этот яркий коллектив, привнеся в него высочайший класс игры, огромный опыт, умение ладить с людьми, широкий кругозор, а технически он был подготовлен не хуже своих «маленьких» товарищей. «Калев» с Липсо стал украшением нашего баскетбола. В несколько иной манере заиграл и сам Яак: он вышел из тени, он стал все чаще оказываться на виду, от него многое теперь зависело.

А больше всего Яак был ценен не только игровыми, но и человеческими качествами. В 1967‑м году на чемпионате мира в Уругвае перед матчем с югославами нашу команду залихорадило. Нужна была победа, только победа, а югославы сильны, да и в памяти еще поражение, которое они нанесли нам на предыдущем мировом первенстве. Все волновались, нервное перевозбуждение захлестывало игроков, мешало спокойно спать, просто дышать. В такой ситуации необходим игрок, умеющий скрыть нервозность. Но и этого мало. Нужен игрок, который бы успокоил партнеров, сумел бы правильно воздействовать на них. И вот Яак оказался именно таким человеком. Его невозмутимость сделала свое дело. И при этом он оставался самим собой – веселым, даже смешливым парнем, хохотавшим по любому поводу и невольно заражавшим весельем остальных. И это не было наигрышем. Яак всегда был естествен…

Любитель анекдотов, шуток, розыгрышей, Яак ничуть не изменил себе в канун решающего поединка. Его бесстрашие, поистине олимпийское спокойствие цементировали команду. В итоге Липсо и сам сыграл здорово, и помог ребятам. Тот матч мы уверенно выиграли – 71:59 и стали чемпионами мира.

Яак и сегодня такой же общительный и жизнерадостный, каким был в годы своей спортивной молодости. В гости к нему с Ларисой всегда стремились попасть все, кто знал эту гостеприимную радушную пару. У них нередко можно было встретить киевлянина Гену Чечуру, москвича Сашу Травина, рижан, ребят из других городов и команд. Традиция сохраняется до сих пор. И я, бывая в Таллине, всегда стараюсь увидеться с Яаком. Ведь, несмотря на разницу в возрасте, мы дружим и понимаем друг друга. Яак, как никто другой, терпеливо относился ко мне, и мне было проще общаться с ним, поскольку я знал, что встречу разумного, интеллигентного человека.

По возвращении в Эстонию Яаку было по–человечески трудно снова врастать в родную почву. Мне кажется, что в Москве он все же чувствовал себя одиноким. И я, выучив несколько эстонских слов, прибегал к ним, когда нужно было поддержать Яака (также старался действовать и впоследствии, например с Хейно Энденом или Игорем Миглиниексом, благо латышским немного владею). Знал латышский и Яак, так что недостатка в друзьях не испытывал. И все же, повторяю, всегда сердцем рвался в Эстонию.

Но на родине к нему долго присматривались, пока наконец не приняли полностью. И тогда он быстро стал одной из самых популярных личностей в республике. Вспоминая пережитое, мы сошлись с ним на том, что одним из самых памятных эпизодов его спортивной жизни остается не победный, а неудачный. В 1968 году на Олимпиаде в Мехико предстоял матч с югославами. Но я, как это со мной случалось и потом, за стратегическими расчетами упустил из виду текущие события. Правда, и всем нам казалось, что главные наши соперники – отнюдь не югославы, а американцы. Ведь за год до Олимпиады мы сборную Югославии обыграли уверенно. Да и уже в Мехико американцы одержали крупную победу над югославами. Вот, следовательно, кто главный конкурент, вот с кем мы готовились оспаривать «золото» Олимпийских игр. И выделяли в первую очередь американских баскетболистов – защитника Д. Уайта и мощного центрового, хорошо знакомого советским любителям баскетбола (он затем немало лет играл в различных европейских клубах) С. Хейвуда…

Но югославы оставались югославами. Они имели очень сильную и ровную команду, в которой что ни имя – звезда. Да и сыграны были отменно, не первый год выступали практически в одном составе. Достаточно назвать Данеу, Корача (в итоге самый результативный игрок олимпийского турнира), Еловаца, Капичича, Райковича, Симановича, Сканси. Такая сборная могла обыграть любого противника.

Мы так и не смогли как следует настроиться на этот матч. Все время догоняли в счете, наконец минут за пять до финального свистка достали, даже вышли вперед на пять очков. И вот тут решили, что дело сделано. Однако три подряд наши атаки в идеальных позициях не сумели завершить Селихов, Крикун и… Липсо. И мы проиграли одно очко—62:63. Крупная победа над бразильцами в матче за бронзовые медали лишь подсластила горечь той неудачи…

Некоторые тренеры не прощают таких ошибок своим подопечным. Я же не прощаю совсем другого – инертности, нежелания отдавать себя целиком игре, команде. Яака упрекнуть было не в чем. Он не из равнодушных. Никаких обвинений по большому счету я ему предъяввить не мог, хотя, конечно, было и обидно, и больно очень…

Похожая ситуация сложилась и на чемпионате мира 1970 года в Любляне. Вновь мы получили только «бронзу». Тогда я в очередной раз, но как–то более остро, понял, что тренерская доля – не розы, но шипы. Я выслушал немало претензий в свой адрес за такой итог выступления сборной, в том числе и от некоторых баскетболистов. Яак, быть может, тоже считал, что виноват в неудаче я, однако ни разу мне этого не высказал. И вообще, он предпочитал всем обсуждениям игру. Он бился до конца, а результат воспринимал спокойнее многих, переживал внутри. И в том же году он вместе со мной ушел из сборной.

Действительно, вряд ли он мог уже сыграть в новой команде. Наступили иные времена, пришли другие центровые. Правда, в сборной блистал Саша Белов с теми же, что и у Яака, 200 сантиметрами роста, но Белов – уникум, да и физически он был лучше готов к тем требованиям, которые предъявлял баскетбол 70‑х годов на высшем уровне. Тем не менее до 1975 года Яак играл за «Калев», и, как я уже рассказывал, играл великолепно. Ушел в возрасте 35 лет, ушел достойно. У него были все основания стать хорошим тренером. И одно время Яак возглавлял родную команду. Но и его постигла обычная тренерская судьба: проиграла команда (хотя виноватым в том, что в республике вовремя не позаботились о подготовке резерва, о своевременной смене поколений, Яак конечно же не был), и Липсо освободили. С тех пор работает шофером такси. А жаль. Такими людьми разбрасываться нельзя. Уж Яак–то мог бы многое еще сделать для нашего баскетбола, прежде всего для эстонского, который в итоге потерял своего представителя в высшей лиге всесоюзного чемпионата. Ему было бы что сказать и показать своим воспитанникам.

Сама игра Яака предполагала, что из него тренер, безусловно, получится. Не будучи атлетом, уступая тяжесть борьбы непосредственно под щитами, скажем Круминьшу, Яак отодвигался в ту зону, где мог бы принести больше пользы, а затем сам присоединялся к борьбе за подбор. Он был идеальным исполнителем вспомогательной игры. Будучи несколько в стороне от эпицентра событий, Липсо верно оценивал момент и вступал в схватку только тогда, когда это действительно было необходимо. А это вырабатывало свой взгляд на баскетбол, заставляло анализировать ситуации, думать, выбирать быстрые и правильные решения (и в этом он был похож на Сашу Белова). Важно и то, что этот очень славный парень мог играть абсолютно с любым партнером. Не помню, чтобы кто–то хоть раз возразил против присутствия на площадке Яака Липсо (а такие случаи бывают почти с каждым баскетболистом, даже с самым великим). И это ведь тоже о чем–то говорит, не так ли?