Текст книги "Центровые"

Автор книги: Александр Гомельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Александр Кандель

Я уже писал, что не представляю без некоторых баскетболистов того или иного периода в нашем баскетболе. Но как такое сказать об Александре Канделе? Какое время, какой период отмечен им? 50‑е годы? Можно и так, ошибки не будет, 60‑е? Тоже верно, 70‑е? С натяжкой, но и это правильно. Просто Кандель – настолько уникальная личность, что «привязывать» его к какому–то определенному году, пятиили даже десятилетию нельзя. Такое впечатление, что он был всегда.

И при этом лишь однажды в составе сборной стал чемпионом Европы. И вообще за сборную играл мало, редко. Всю жизнь выступал за один и тот же клуб. За скромный «Уралмаш». И даже не заслуженный мастер спорта. Но тем не менее являлся украшением нашего баскетбола. И пусть многим был непонятен, не вспомнить, не отдать ему должное невозможно…

Человек–легенда, Кандель всегда приковывал внимание. Баек, анекдотов, рассказов, в которых вымысел трудно отделить от правды, ходило за ним и вокруг него множество. Большинство из них передается от поколения к поколению баскетболистов до сих пор. И в этих коротких произведениях устного творчества Кандель предстает фигурой действительно незаурядной, неординарной, поистине былинной.

Воображение рисует исполина с рельефной мускулатурой, семи сажен в плечах, которому все нипочем, равного которому среди атлетов–баскетболистов нет. А был он всего–то 195 сантиметров роста, без ярко выраженных бицепсов, хотя, конечно, и крепкий, и плотный. Да другим центровой такого плана и быть не мог. Появись Саша сейчас на площадке – видимо, не обратили бы на него внимания. Как ни бросался он в глаза и раньше, даже в годы своего расцвета. Но поговорите с любым баскетболистом, который играл рядом с Канделем или против него, – всеобщее восхищение, безоговорочное уважение и даже удивление, как перед явлением, чью тайну так и не разгадали.

До 1952 года Саша даже не знал, что такое баскетбол. А в 1954 году студентом Свердловского горного института имени Вахрушева уже играл в стартовой пятерке «Уралмаша» – команды высшей лиги. И не просто играл, а был ее лидером, во всяком случае, одним из лидеров. И с тех пор до самого последнего своего матча в 1976 году Кандель был основным игроком «Уралмаша». Участвовал в пяти Спартакиадах народов СССР (на шестой был тренером сборной РСФСР). И все эти двадцать с лишним лет был не только самым результативным в своей команде, но и зачастую самым результативным баскетболистом страны. Тридцать, сорок очков за матч для него – обычное дело. Закрыть Сашу не удавалось практически никому. Даже ведущим центровым. Скажу больше, его побаивались абсолютно все гиганты, даже лучшие из них, в том числе такие звезды, как Андреев, Поливода и Саша Белов.

Почему же в таком случае не брали его в сборную, не довелось ему выступить на Олимпиадах, чемпионатах мира? Безусловно, сказывалось то обстоятельство, что всю свою спортивную жизнь Александр провел в общем–то на баскетбольной периферии. Но самое главное – очень уж он был неудобным человеком. Прямой, резкий, не признающий закулисных интриг, кулуарных решений, мог нелицеприятно высказаться в адрес любого человека – будь то высокое должностное лицо или партнер по команде. И не задумывался о последствиях. А какие могли быть последствия для игрока? «Отцепляли» его от сборной – и все тут. Добавлю, что Канделю в какой–то момент и просто не повезло. Несмотря на трудный для окружающих характер, он все же в очередной раз пробовался в сборной, когда к нам приехала сборная США с легендарным Джерри Лукасом во главе. И Кандель, что неудивительно, ничего не мог с ним поделать: Лукас расправлялся с ним как хотел. Другому такую неудачу простили бы, ведь в дальнейшем с Лукасом и в НБА мало кто мог соперничать. Ну а в случае с Канделем то была последняя капля, переполнившая чашу терпения руководства. Больше он в сборной не появлялся. Хотя на чемпионате Европы‑61 был и заметен, и, как обычно, результативен, и уверен в себе, будто сто лет пробыл в сборной и отыграл не один такой турнир…

Задевало это Сашу, обижало? Безусловно. Он–то ведь знал себе цену. Как и цену другим нашим центровым, которые в сборной играли побольше и подольше его. Но никогда он не выпячивал собственную персону, никогда никому ничего не доказывал на словах. Он вообще не любил трепа, даже в компаниях, центром и душой коих он всегда был, стараясь помалкивать. Но уж если говорил, то точно, веско, ярко, поражая собравшихся оригинальностью мышления, взгляда на вещи, огромной эрудицией. Последнее, правда, объяснялось просто: Кандель был книголюбом, прямо–таки заядлым библиофилом. Читал запоем, хорошую книгу предпочитал любому обществу. Мог читать ночь напролет даже накануне очень важной игры, если книга того стоила. Ну и учеба в солидном вузе многое значила.

Его неоднократно звали чуть ли не во все клубы высшей лиги, звали и в Москву, и в Ленинград, и на Украину, и в Прибалтику. Он не ехал. И вместе с «Уралмашем» переживал все удары судьбы, опускался в первую лигу, вновь поднимал его в высшую. И так было не раз. Да, это был патриот в лучшем и полном смысле слова. Тот кит, на котором держалась своеобразная, самобытная, очень интересная команда, с уходом Канделя потерявшая свое лицо и расставшаяся – теперь уже надолго, если не навсегда – со станом ведущих клубов страны.

Может быть, для него самого, да и для всего нашего баскетбола было бы лучше, если бы Кандель все же оказался в классной команде, в окружении достойных партнеров. Наверняка его шансы попасть и закрепиться в сборной столь же ярко, как и на всесоюзной арене, проявить себя и за рубежом, значительно бы возросли. Но сам Саша так не считал. И надо сказать, определенные основания для этого у него были. Ведь в какие–то годы «Уралмаш» и сам по себе выглядел достойно, был крепким орешком для любого противника. Недаром нет–нет да и появлялись свердловчане в сборной, а имена Решетникова, Новикова, Эделева, Краева, Болвачева, Маркадеева всегда произносили с уважением. Я же добавлю, что если бы не Кандель, не стали бы звездами баскетбола многие наши игроки. Их мастерство оттачивалось в борьбе с ним. Многое он сделал и для становления молодых баскетболистов Свердловска, со временем превратившихся в высококлассных мастеров, – имею в виду прежде всего Сергея Белова, Станислава Еремина, Анатолия Мышкина. Двое последних до сих пор с изумлением вспоминают Александра Ефимовича и рассказывают о нем просто–таки небывалые истории. Но главное, что все они отмечают в Канделе, так это удивительную самоотдачу, жертвенность, верность своему долгу, абсолютное равнодушие к жизненным благам и превратностям судьбы.

Канделю было все равно, во что он одет и в каком номере гостиницы жить. Аскетичная обстановка дома, спартанский образ жизни. Друзьям был хорошо знаком его своеобразный афоризм: «нельзя играть только в двух случаях: если тебе голову оторвали или позвоночник сломали». Все остальные травмы – не в счет. И действительно, ушибы, вывихи, даже переломы он будто и не замечал. И уже седоголовым ветераном зло выговаривал юным партнерам, когда они пытались объяснить неудачную игру легкими на его взгляд травмами. И до сих пор он считает, что нынешняя молодежь растет в тепличных условиях, что она не умеет терпеть, что легко оправдывает собственные промахи. В его золотые годы каждые два очка в свою корзину им, да и баскетболистами его поколения воспринимались как личное оскорбление. И если кто–то не старался, не бился, не клал на алтарь все свои силы, всего себя, тот рисковал нарваться после матча на нелицеприятную беседу в раздевалке.

Да, рядом с Канделем нельзя было играть плохо. Вернее, не плохо, а безразлично. Он мог простить неудачу, промах, но не прощал апатию, лень, нежелание постоять за себя, за команду. Когда в трудные для «Уралмаша» дни ушли из команды, простившись с баскетболом, «последние из могикан» – Маркадеев и Еремеев, верой и правдой отыгравшие за свердловский клуб долгие годы, Саша, хотя и был их преданным другом, тотчас же порвал с ними отношения, не разговаривал с ними и даже не здоровался. Он считал, что они изменили своему делу, своему долгу. Таким он был всегда, компромиссы, объективные трудности для него не существовали. Может быть, и поэтому не удалось ему найти себя на тренерском поприще. Пока играли в «Уралмаше» (и в сборной России, костяк которой долгое время составляли свердловчане, а сам Кандель пятнадцать лет играл за нее) его бывшие партнеры, контакт с подопечными Александр Ефимович имел. Но когда постепенно сошли ветераны, а их сменила та самая молодежь, к которой он относился пристрастно и жестковато, альянс не получился, и Саше пришлось уйти. А затем он и вовсе отошел от баскетбола, работает на «Уралмаше». Но на все мероприятия, связанные с какими–то баскетбольными событиями, он радостно мчится, хотя иногда его даже забывают пригласить. И тогда не думает, где будет спать и что есть. Зачастую так и располагается на полу у приятелей. Повторяю, он в быту совершенно непритязателен. Да и закалка у него действительно спартанская.

Рассказывают, что однажды ребята наблюдали такую картину. В гостиничном номере (а дело было в каком–то уральском городе зимой) лежит на одной кровати второй тренер «Уралмаша». Лежит в трех тренировочных костюмах, под несколькими одеялами, в шерстяной шапочке. Окна ведь открыты настежь (перед тем как лечь спать, Александр Ефимович прогудел: «Жара такая, что дышать нечем…» – и распахнул окна, а на улице мороз градусов тридцать…), а Кандель лежит, читает книгу, и грудь его покрыта инеем. Но ему хоть бы что. Он ведь в любые морозы ходил в демисезонном пальто нараспашку, в кепочке, легких полуботинках («корочках», как их тогда называли) – и ничего, не знал ни заболеваний, ни простуд. Железного здоровья человек…

Он действительно был железным. Мои ребята Мышкин и Еремин утверждают, что такое определение не будет преувеличением. Ведь они не раз замечали – да и не они одни – как во время игры кто–то пытается выбить мяч из рук Канделя, не попадает по мячу и трясет пальцами от боли: отбил о Канделя, Словно о стенку ударился. То же было и при столкновениях: соперник лежит, Саша, как ни в чем не бывало, стоит и удивленно смотрит на соперника…

Кое–кто надеялся сыграть на этом. Стасик Еремин рассказал, как в Алма – Ате в матче с местным «Локомотивом» центровой соперников намеренно подставлялся под Канделя и постоянно падал. Судьи сразу не разобрались что к чему и стали наказывать Сашу фолами. Раз фол, другой, третий… Тогда Кандель не выдержал и после очередного картинного падения опекавшего его центрового поднял его одной рукой с пола, притянул к себе и сказал громко, на весь зал (тишина стояла – муху слышно, все ждали, что сейчас будет): «Мужик должен стоять, мужик не имеет права падать…» Этого внушения оказалось достаточно, чтобы провокационные падения прекратились. А нелишне было бы это напоминание кое–кому из нынешних центровых…

Да, Александр Кандель был мужик в лучшем смысле слова. Рядом с ним нельзя было играть вполсилы. Да тогда это никому в «Уралмаше» и не позволили бы. Ведь скамейка в команде была короткая, стартовая пятерка просто обязана была фактически играть весь матч от звонка до звонка. «Сачок», мандражист в такой компании оказаться не мог. Кандель был очень требователен к другим. И это могло бы кому–то не нравиться, если бы столь же (если не больше) он не был требователен к самому себе.

Физически он всегда был готов идеально. Саша ведь и тренировался так же самозабвенно, в полную силу, как и играл. Конечно, хорошей баскетбольной школы у свердловчан не было. Они брали другим – азартом, мощью, хитростью, спайкой. Их тренировки, безусловно, ничего, кроме улыбки, сегодня вызвать не могут. Но для них это, видимо, был единственный выход. А тренировки заключались в том, что дважды в день основные игроки «Уралмаша» проводили полутора–двухчасовые матчи двое на двое, трое на трое по всей площадке. Представляете, какая нагрузочка? Причем играли «на интерес», зло, резко, на выигрыш. Поскольку некоторые из той «старой гвардии», к сожалению, не отличались уважением к соблюдению режима, такими сверхизматывающими тренировками они, наверное, стремились как–то компенсировать свои срывы за пределами площадки.

И все же, чем же брал Александр Кандель, баскетболист достаточно высокого класса? Только ли физической силой, мощью, стойкостью, бесстрашием? Безусловно, в первую очередь этим. Но никогда не пользовался силой как таковой, только бы покрасоваться. Рисовки в его действиях не было никогда. Это был чрезвычайно полезный игрок, коллективный до мозга костей в том плане, что хотя и забивал больше всех и стремился в основном забивать, много помогал партнерам. Помогал как раз тем, что свою силу умел обратить на пользу товарищам. Бытовала в те времена шутка, что если Кандель поставил заслон, то игрок, изготовившийся к броску, может палатку разбить, чайку попить и только потом бросить – все равно из–под заслона Канделя никто долго выбраться не мог: куда ни ткнешься – стена, железобетон.

Даже намного более высокие центровые ничего не могли противопоставить ему. Так что много забивали и другие баскетболисты «Уралмаша», например Болвачев, которого Кандель частенько выводил на идеальную позицию абсолютно без противодействия со стороны противника.

Сам же Кандель действовал очень разнообразно. У него не было любимой «точки», какого–то определенного места, он не был приверженцем твердой позиции. Саша играл по всему радиусу и забить мог откуда угодно: и прямо из–под щита, и метров с шести. Уж если к нему попадал мяч – считай два очка есть. Станислав Еремин, начинавший, когда Кандель в общем–то уже сходил, тем не менее и сегодня с восторгом отмечает это качество Александра Ефимовича. – Я знал, – говорит Станислав, – что мне нужно только кинуть мяч к нему в трехсекундную зону, причем даже не обязательно точно в руки. Хотя бы в обозримое пространство, куда он сможет дотянуться. И знал, что мяч обязательно окажется у Александра Ефимовича, а затем в корзине…

В борьбе под щитами Кандель был непревзойденным мастером. Думается, что и сегодня ни один центровой не смог бы потягаться с ним в цепкости, умении овладеть мячом и удержать его. Если уж он взял мяч, бесполезно пытаться у него отобрать, выбить, вырвать. Его и по рукам били, и пытались вдвоем выхватить мяч – пустой номер. Даже Толя Поливода, атлет, крепыш, вступая в борьбу за мяч с Канделем, не раз выпрыгивал с пустыми руками, хотя казалось, что его положение предпочтительнее и мяч вроде бы уже у него. Железная хватка Канделя не знала слабости. Руки, пальцы у него были удивительно сильные. Однажды он проходил мимо гаража, где шоферы пытались монтировкой отогнуть какую–то деталь в моторе, но никак не могли удобно пристроиться. Кандель просто засунул туда руку и пальцем сделал то, что не удавалось с помощью железа…

Казалось, он играл элементарно просто. Получил мяч – и бросил. Висят на нем два–три противника – все равно бросил. И забил. У него было главное качество большого мастера – стабильность, высочайшая стабильность. Так было в 50‑х годах, так было и в 70‑х, когда снизились прыгучесть, резвость бега, резкость. Он ведь и с места забивал столько же, сколько раньше в движении. Процент попаданий у Саши был почти предельный. А ведь бросал Кандель крюком…

Пожалуй, он одним из первых в нашем баскетболе освоил хороший крюк правой рукой. А когда травмировал эту руку, за одно лето научился бросать левой. И потом уже одинаково точно бросал с обеих рук. И это был практически идеальный крюк.

Использовал Кандель этот бросок на любом месте – то по центру напротив кольца, то с углов, то вблизи от щита, то вдалеке. Он взял на вооружение крюк как раз для противоборства со значительно более рослыми центровыми соперников. И нейтрализовать крюк Канделя так никто и не научился. Даже, повторяю, когда он уже был малоподвижным, отяжелевшим. Он мог бросить более десяти раз подряд – и все попасть. Доходило до смешного. Как–то в Киеве в матче с местным СКА Кандель (он набрал тогда 35 очков) десять раз подряд бросил крюком – и все десять попал. Ну, это–то уже было привычным. А насмешил Александр Ефимович публику дважды. Сначала был момент, когда Кандель оказался на острие контратаки, ушел в отрыв, но к самому щиту не побежал, остановился в некотором отдалении и бросил… Да, да, крюком, конечно… Ну а потом вызвал прямо–таки гомерический хохот при исполнении штрафных. Первый он промазал (бросал обычным способом). Тогда какой–то шутник с трибуны крикнул: «Бей крюком, а то опять не попадешь…» И что вы думаете? Кандель так и сделал. И реализовал штрафной…

Обычно свердловчане целиком весь матч на одном дыхании провести не могли. Не хватало их зачастую на все сорок минут, поэтому и проигрывали они в основном в концовке встреч, но все же нервы попортить умели любой команде. Перед встречей с «Уралмашем» тренеры прежде всего думали, что противопоставить Канделю. И когда туры проходили, скажем, в Прибалтике или в Грузии, где понять, что говорят тренеры и о чем шумят трибуны, невозможно, одно слово слышалось часто и перевода не требовало: «Кандель, Кандель, Кандель…» Его долголетие в спорте, преданность баскетболу, родной команде не могут не восхищать. Приходится только сожалеть, что не нашлось Саше постоянного места в сборной СССР, что мало ему довелось поиграть на высшем уровне. И естественно, странно, что Александр Ефимович Кандель обойден званием заслуженного мастера спорта. Насколько я понимаю, это звание дается ведь не только за одно какое–то, пусть даже самое выдающееся достижение, не за одну–две громкие победы, но и вообще за долгую и красивую жизнь в спорте. Вклад Александра Канделя в советский баскетбол трудно переоценить: вклад и чисто игровой, и в первую очередь педагогический, хотя, повторяю, как тренер он в итоге и не состоялся, даже имея звание «Заслуженный тренер РСФСР». Педагогом он был не на словах – на деле, а основным, если не единственным, педагогическим принципом его был девиз «делай как я»…

Он и сам, может быть, не сознает, какое влияние оказал не на одно поколение баскетболистов. И вряд ли кто–то этот его вклад, его влияние оценил в полной мере. Это еще предстоит сделать. Но одно ясно любому непредвзятому человеку: Александр Кандель – уникальное явление в советском баскетболе. Явление, без которого наш баскетбол просто невозможно себе представить. Он из тех немногих спортсменов, игроков, центровых, которые сказали свое оригинальное слово в игре, называемой «баскетбол». Практически все те, о ком мы написали раньше, и те, о ком вы еще прочитаете, в той или иной степени ощутили на себе влияние мастерства Канделя–спортсмена и обаяние Канделя–человека, оставившего поистине ярчайший след. И об этом нельзя забывать.

Александр Петров

Волей–неволей мы вынуждены всех предшественников Сабониса сравнивать с ним, находить похожие черты. Белов и Сабонис – эталон центровых, хотя, конечно, они очень разные. Но ведь оба – представители советской школы баскетбола, советской школы центровых. И появились они не на пустом месте. Как вы уже видели, в нашем баскетболе было немало игроков–гигантов, бывших поистине замечательными мастерами. Они как бы предопределили появление Белова и Сабониса, проторили им дорогу.

В этом ряду Саша Петров занимает достойное место. Его можно отнести к не просто высоким, но одновременно и атлетичным, умелым, техничным игрокам. Саша очень рано вытянулся. Причем «грозил» стать очень и очень высоким. Посудите сами, в возрасте десяти лет его рост был 197 сантиметров! В 15 лет—206, в 18–212 сантиметров. Правда, на этом он остановился. Но, конечно, не рост роднит лучшего нашего центрового 80‑х годов Арвидаса Сабониса и одного из лучших центровых 60‑х годов Александра Петрова. Роднит манера игры, стиль, да и отношение к игре. По сравнению с другими ведущими центровыми своего времени – такими, как киевляне Окипняк и Сушак, рижане Эглитис и Круминьш, – Саша отличался в лучшую сторону быстротой, прыгучестью, техничностью, разноплановостью. Причем не уступал в этом тем центровым, кто был много ниже его ростом. Среди равных себе, повторяю, он выделялся.

Может быть, в немалой степени это зависело от того, что Саша довольно рано для тех лет пришел в баскетбол. Он учился в седьмом классе, когда его заметил тренер Александр Федорович Князев, увлек баскетболом и стал заниматься с мальчиком индивидуально. Совсем мальчишкой Саша попал сразу в основной состав бакинской команды СКИФ и начал играть вместе со взрослыми, в том числе и в чемпионате страны по высшей лиге. Это закалило его и многому научило.

Петрову довелось поиграть против представителей нескольких поколений советских центровых. Так, в 1956 году на Спартакиаде народов СССР он играл против Ахтаева. Естественно, неоднократно встречался с Круминьшем. И играл до 1971 года, когда травмы – шип в пятке, четыре мениска – все же вывели его из строя. То есть Саша «дождался» даже своего великого тезку и преемника Александра Белова… И все же я считаю, что он недоиграл. А сделать тем не менее для нашего баскетбола успел немало.

Восприимчивый, любознательный Саша не стеснялся черпать все лучшее из того, что он видел и слышал. Вокруг него и в московском «Динамо», куда он перешел из СКИФа и где провел свои лучшие годы в спорте, и особенно в сборной были умные, интеллигентные ребята, великолепные мастера. Саша не «высовывался», а просто молча впитывал все то, что считал для себя нужным. И поэтому быстро прогрессировал.

А ведь он был довольно тщеславным, амбициозным парнем. Но умел сдерживать себя, умел «наступить на горло собственной песне». Стремясь захватить лидерство в сборной, он в то же время понимал, какую силу представляет Круминьш, и мирно делил с ним славу основных центров команды. Правда, помогло и то, что Янис как раз не страдал ни тщеславием, ни желанием выделиться. Так что они удачно дополняли друг друга. Однако в игре Саша всегда пытался доказать, что все–таки первый номер – он и только он. И надо сказать, что подчас ему это удавалось.

В то время я практиковал систему плановых замен. Дело это чрезвычайно тонкое, до конца еще не апробированное и сегодня. Вообще–то для сохранения хорошей моральной атмосферы в команде отсутствие деления игроков на основных и запасных – идеальный вариант. В середине 60‑х годов, во время стабильных и громких успехов сборной СССР, у нас была как раз такая команда, в которой действительно трудно было определить, кто же основной игрок, а кто – дублер.

И славы хватало всем. Однако мало кто мог в те годы отыграть весь матч без замен, так что об этой важной составляющей любого матча, любого турнира нужно было думать постоянно.

Учитывая, что у нас был ровный и сильный состав, мы с Юрием Озеровым разработали систему заранее учтенных замен связками (наподобие того, как это делается в хоккее, а теперь и в водном поло). Резон в этом, безусловно, был. Разная манера баскетболистов в связках, свежесть выходящих на замену, сохранение темпа игры – все это работало на нас. Но есть здесь и такой нюанс: а ну как не пойдет игра у какой–то связки? И наоборот, у этой связки игра идет – надо ли ее менять, коли замена спланирована? Повторяю, точный ответ на эти вопросы не найден до сих пор… И я сам чувствовал, что иногда такие замены только мешают, А однажды чуть не поплатился за приверженность к самим же собой установленному правилу. На Олимпиаде в Токио мы играли с бразильцами и вели очков двенадцать–тринадцать. На площадке тогда была связка Петров – Вольнов – Корнеев. Игра им явно удавалась, ребята были на подъеме, а Петров так просто «забронировал» за собой оба щита. Но подошло время задолго до окончания матча запланированной замены, и я выпустил Круминьша, Липсо и Муйжниекса. Надо заметить, что Петров лучше Круминьша входил в игру, сразу схватывал ритм, темп, ситуацию. В тот раз замена себя не оправдала, бразильцы к концу тайма счет сравняли.

В раздевалке у нас царил траур, и Гена Вольнов чуть ли не рыдал, упрекая меня: «Ну, зачем, зачем вы тянете своего Круминьша? У нас же с Сашей так здорово все получалось…»

Конечно, я не «тянул» Круминьша. И сам понимал, что замена получилась неудачной. Поэтому второй тайм начал прежним составом. Однако бразильцы уже поймали свою игру, освоились, успокоились, а главное – жестче, грамотнее стали действовать против Петрова. И игра пошла очко в очко. Вот тут уж я без всяких заранее задуманных замен снова выпустил Яниса, и он на этот раз отыграл блестяще, концовку вытащил именно он… Но и такая экстремальная ситуация не породила антагонизма между Сашей и Яном. Добродушный Круминьш вроде бы даже уступал лидерство Петрову. Саша тоже не оставался в долгу, демонстрируя истинное благородство. Честный, искренний, бесхитростный в жизни и в игре, он вступал в спор с Яном не за кулисами, не в кулуарах, а непосредственно на площадке, где был, безусловно, фигурой заметной и привлекательной. Саша играл красиво. Не скажу, что он был идеально сложен. Нет, он был сутуловат, склонен к полноте, он и ходил–то вразвалочку, как это было модно в то время, и на площадке старался держаться так же. Не упускал случая подчеркнуть выигрышный жест, отставить изящно руку, чтобы показать, как сработала при броске кисть, как бы затягивал бросок, чтобы все увидели, как здорово и элегантно он бросает.

Довольно темпераментный, с приятной внешностью (темнокаштановая шевелюра, большие голубые глаза, правильные черты лица), Саша любил сыграть ярко и старался, чтобы это стремление заметили, он явно хотел нравиться. Я его как–то даже спросил: «Что, Саша, любуешься собой?» На что он отшутился: «Александр Яковлевич, а что делать? Себе не будешь нравиться, кому же тогда понравишься?» Но, как известно, в каждой шутке…

Однако очень хорошо, что уже тогда Саша ценил красоту и пытался играть красиво. Этим ведь он тоже работал не только на себя – на баскетбол. На тот баскетбол, который мы видим сегодня в исполнении Сабониса, а раньше видели в исполнении Саши Белова.

Эффектная и эффективная игра Петрова родилась не на пустом месте. Как я уже говорил, он рано попал в настоящий баскетбол и, как губка, впитывал в себя все лучшее. Уже в 1957 году его, 18-летнего, ввели в молодежную сборную страны и он участвовал в турнире (кстати, очень ответственном турнире) в рамках Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, где команда заняла второе место вслед за бразильцами. А через некоторое время его взяли и в первую сборную СССР.

В сборную Петров пришел из московского «Динамо», куда его пригласил Степан Суренович Спандарьян. Степан Суренович умел разглядеть молодой талант и умел работать с ним. Меня всегда поражало, как это в такой страстной и горячей игре, как баскетбол, Степан Суренович умудрялся сохранять спокойствие, рассудительность, немногословие. И это при его–то южном темпераменте. Оказалось, что Спандарьян просто воспитал в себе эти качества, унаследованные – чем он очень гордился – от отца, профессионального революционера…

Так вот, Спандарьян многим молодым дал дорогу в жизнь и спорт. И поэтому молодые баскетболисты в нем души не чаяли, любили его, обращались за помощью, за советом, просто за добрым словом. Петров не стал исключением. Спандарьяну он обязан многим. Саше, безусловно, повезло. Он оказался в одной команде с такими яркими дарованиями, как Торбан, Корнеев, Власов, Озеров, Гаевский, Балабанов, Студенецкий, Федотов, а на тренерском мостике Спандарьяна вскоре сменил опытный, хитроумный, знающий тренер и бывший игрок сборной Василий Ефимович Колпаков.

Петров, думается, усилил «Динамо», которое с его приходом стало крепким орешком для любого клуба, претендентом на призовые места во всесоюзном чемпионате. Рижские армейцы, во всяком случае, всегда играли с динамовцами очень трудно. Мы, правда, побеждали чаще, но вот в одном из зимних чемпионатов страны верх взяли москвичи, причем с помощью сильной и результативной игры Петрова, закрывшего Круминьша…

Результативность была главным козырем Саши. Он любил забивать и стремился забивать много. Без всякого желания занимаясь атлетической подготовкой – бегом, штангой, поскольку считал, что физически он и так хорош, Саша подолгу и с огромным удовольствием тренировался с мячом. И в итоге поставил себе неплохой бросок. Располагался при этом Саша чаще всего довольно далеко от щита, метрах в пяти, в шести, и бросал или стоя лицом к щиту, или с поворотом. И добывал таким образом немало очков. Взял он этот бросок у Вольнова – нашего признанного снайпера, который первым из высоких (Геннадий, хотя и имел рост два метра, всегда играл крайним нападающим) стал бросать издали. Все же Вольнову, как говорится, сам бог велел атаковать с любых позиций, коли уж он был форвардом. Да и в росте, повторяю, он все же уступал настоящим центровым, настоящим гигантам. Однако в исполнении Саши такой бросок был поистине новым словом. Центровые до Петрова бросками – тем более с такой дистанции – почти не пользовались. Они бросали в основном от щита, находясь почти вплотную к нему. Петров же поражал точными бросками издали, когда о таком понятии, как «трехочковая дуга», еще никто и подумать не мог.

Однако, будучи крепким и здоровым парнем, к тому же не робкого десятка, Саша не избегал и борьбы непосредственно под щитом. Правда, горячился подчас, натыкаясь на жесткий отпор, очень остро реагировал и на соперников, и на судей, однако все равно лез и лез в борьбу. Подчас мог вспыхнуть, даже замахнуться на соперника. Однажды был за это наказан.

Мы играли в США с национальной сборной. В одном из эпизодов Саша столкнулся со знаменитым Джерри Шиппом. Не сдержавшись, наш центровой замахнулся на Шиппа и… получил нокаут, растянувшись во весь свой огромный рост на полу. У американцев–то нравы иные, почти профессиональные, они не думают, всерьез разозлился Петров или просто автоматически, сгоряча так поступил. Поэтому чуть что – бьют первыми. И наши ребята потом в шутку советовали Саше: «Коли замахнулся, так и бей первым, пока тебя опять на пол не отправили…»

Да, тогда по самолюбию Петрова был нанесен сильный удар. А самолюбив он был очень, хотя, повторяю, старался этого и не показывать. Но я‑то знал, как Саша любил, когда его хвалили, когда о нем писали, когда его фотографировали, брали у него автографы. Он знал, что заметен, и пытался всегда быть на виду. И иногда мне приходилось использовать его повышенную ранимость, чтобы расшевелить его, раздразнить, заставить сыграть сильнее, чем он мог. Поэтому специально «заводил» его, играя на «слабинке». Мог, например, сказать ему: «Саша, да ты самый слабый центровой на турнире». И Петров так злился, так расходился, что остановить его не было никакой возможности, он рвался всеми силами доказать мне, что на самом деле лучше его центрового нет… Так вот, помню, я поступил перед финальным матчем со сборной Польши на чемпионате Европы во Вроцлаве, и Саша отыграл выше всех похвал.