Текст книги "Центровые"

Автор книги: Александр Гомельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Увайс Ахтаев

Наверное, у всех, кто его видел, он навсегда остался в памяти. Как жаль, что сохранилось мало фотографий этого рано ушедшего из жизни человека, что не нашлось художника, написавшего бы его портрет, скульптора, вылепившего бы его бюст. Ведь лицо у него было – прямо просилось на полотно: резкое, словно высеченное, характерное, запоминающееся. И очень доброе.

Представьте себе этакую громадину ростом 2 м 36 см, ножищи 58‑го размера, брюки, в которые залезла бы вся команда, ручищи–лопаты, в которых и мяча–то не было видно – так, камешек какой–то… Впечатляло, что там говорить…

Я впервые увидел настоящего гиганта, рядом с которым все остальные, даже самые до него высокие игроки, казались обычными людьми. Я же был просто лилипутом. Вася (по–моему, его никто не называл Увайсом) поразил, но и заставил меня задуматься. С появлением таких игроков баскетбол должен был измениться, что давно уже поняли американцы, предпочитавшие высокорослых центровых. Наши центровые Куллам, Конев, Путмакер, Силиньш, Серцявичюс, Ульяшенко были прекрасными мастерами, но это были центровые в нашем нынешнем понимании этого слова. Ахтаев таким центровым был. Больше того, я уверен, что играй он и сегодня, приносил бы пользу любой, даже самой классной команде.

Конечно, он просто физически не мог бы так бегать весь матч по площадке, как это делают Сабонис, Гришаев, Гоборов – центровые 80‑х. Но Ахтаев не потерялся бы среди своих наследников, можно даже сказать потомков, поскольку у него была хорошая техника – техника владения мячом, техника паса, техника броска. А техника во все времена была и остается главным козырем в арсенале любого баскетболиста. Он был мягок в обращении с мячом, даже ласков с ним, Вася действительно играл. И не надо думать, что Ахтаев был ограниченным в игровом плане человеком. Отнюдь. Конечно, прежде всего он использовал свой рост и старался забить, вернее, запихнуть мяч в корзину. Но у него был неплохо поставленный бросок, особенно со штрафных. Он прекрасно играл в защите, ставя такую «крышу», что выбраться из–под нее было неимоверно трудно. Если Вася успевал к своему щиту, то забить ему оттуда становилось проблемой. Это был умный, смышленый игрок, любящий, чувствовавший, понимавший баскетбол.

Безусловно, Васе не хватало атлетизма, хотя в юности он увлекался боксом и легкой атлетикой, метал диск. И все же он был рыхловат, не слишком вынослив: как–никак вес 160 кг давал о себе знать. Однако самое главное, что для нашего баскетбола он сделал: показал, насколько необходим рост в этой игре.

Это его игра, его задачки, которые он задавал уступающим ему в росте другим центровым, заставили тренеров всерьез заняться поисками центровых ростом далеко за два метра. Он так и не стал заслуженным мастером спорта, но заслуг у него в советском баскетболе более чем достаточно.

Одна из самых популярных личностей в 40–50‑х годах, Ахтаев перед широкой публикой впервые появился летом 46‑го во Львове, где проходила спартакиада институтов и техникумов физической культуры. Тогда он еще метал диск, но внимание к себе привлекал необычайное.

В первое послевоенное время спорт был так притягателен, что трибуны стадионов заполнялись даже на относительно скромных соревнованиях. Спартакиада во Львове – не исключение. Вокруг Ахтаева и вовсе собирались толпы народа. Впечатление этот гигант производил действительно колоссальное. Молодой (ему еще не было и 18 лет), экспансивный, несмотря на громадный рост, общительный (что редкость для высокорослых), он всегда был в окружении болельщиков. За ним ходили толпами, а он был ужасно рад, когда вдруг резко оборачивался – и толпа в испуге откатывалась. Вася хохотал во всю мощь своих легких и горловых связок, довольный произведенным эффектом.

Когда мы обедали в небольшом ресторанчике, к стеклам приникали любопытные. Всех интересовало, сколько этот человек–гора ест и пьет. А надо сказать, что, как и большинство других великанов, ел Вася не так уж и много, хотя за его плечами было голодное военное детство. А вот воду пил действительно взахлеб, что тоже характерно для гигантов. Тот же Отар Коркия всегда на сборах держал под кроватью ящик боржоми и за день выдувал более десяти бутылок. Одно время врачи противились такому увлечению жидкостью, но потом поняли: гиганты на играх и тренировках теряют очень много влаги, поэтому их водяной запас должен постоянно восполняться.

Сколько помню, появление Ахтаева на улице ли, на стадионе всегда вызывало ажиотаж. Он мгновенно попадал в какой–то людской водоворот. Естественно, тут же слышалось и «дядя, достань воробушка», и «дядя Степа», что поначалу очень смущало Васю. Так что в первое время он, по свидетельству тех, кто знал его по Алма – Ате, заливался краской стеснения, пытался спрятаться от назойливого внимания окружающих, но потом, пообвыкнув, наоборот, стал гордиться такой популярностью и ходил с высоко поднятой головой. Ему, как мальчишке, льстило такое внимание публики. Правда, на его игре это никак не отразилось. В игре Вася забывал обо всем, кроме товарищей, команды. Алма–атинский «Буревестник» был середнячком, хотя играли в нем и интересные, даже незаурядные баскетболисты. Достаточно назвать Бахвалова, Нелидова, Платонова, Седристого, Джиимбаева. И все же «Буревестник» чаще находился в нижней части турнирной таблицы всесоюзных турниров – один Ахтаев погоду еще не делал. Тем не менее для любой, даже самой классной команды встреча с алмаатинцами превращалась в муку мученическую. И тренеры ломали себе голову, как победить Ахтаева и К°, как нейтрализовать грозного центрового. Кстати, появлением приличной команды, долгое время выступавшей в высшей лиге чемпионата СССР, алмаатинцы обязаны именно Ахтаеву. Он многое сделал, чтобы такая команда просто появилась, стала крепким коллективом, серьезным соперником для сильнейших клубов страны, хотя до Васи баскетбол в Казахстане не очень жаловали. Любопытно, что впоследствии там появился и еще один классный центровой – Владимир Андреев. Сам Ахтаев очень трогательно, внимательно, заботливо относился к молодым, выискивал способных игроков, опекал их, поддерживал. Валерий Платонов, работающий ныне в Госкомспорте СССР, вспоминает, как 16-летним мальчишкой попал в «Буревестник», куда его привел Вася, которому он сначала просто подавал мячи, затем стал носить за ним сетку с мячами, а там и заиграл в основном составе. И все время рядом с ним был Ахтаев – большой и добрый человек, настоящий друг и старший товарищ.

К баскетболу Васю приобщил карагандинский тренер Исаак Калелевич, уговоривший его переехать в Алма – Ату и заняться спортом. А в 1947 году в Ленинграде Вася на спартакиаде институтов и техникумов физкультуры уже выступал как баскетболист. Умел он еще совсем мало, но проблем у противников с ним хватало – впрочем, своим он трудностей доставлял тоже немало. Правда, трудности эти были не и^ разряда игровых. Скажем, нужно было обеспечить Васю формой. А где достать на такую махину трусы, майку, а главное – обувь? Сколько помню, Вася всегда играл в огромных черных ботинках–самоделках на толстой микропористой подошве. Эти «кеды» часто рвались, не выдерживая нагрузки, и приходилось снова искать сапожника, материал, чтобы обуть Ахтаева.

С появлением Ахтаева начались сложности буквально у всех, даже ведущих команд. Тогда ведь не было правила трех секунд и лимита 30 секунд. Так что задача алмаатинцев была проста: завладеть мячом, держать его, пока Вася своим шагом цапли или гусака–великана перемещался от своего щита к кольцу соперников, дать ему высокий пас, а там уж он заложит мяч в корзину. Естественно, все мы искали противоядие. А как его найдешь? Что придумаешь? Заставил он нас поломать головы…

Наша команда Ленинградского Дома офицеров считалась вполне приличной, занимала пятые–шестые места в чемпионатах страны и других крупных всесоюзных турнирах, по классу мы явно превосходили алмаатинцев, но это ни о чем не говорило, когда приходилось решать проблему Ахтаева. В одном из матчей он задумал просто поиздеваться над нами: поймал мяч, прижал его к щиту и, довольно улыбаясь, сказал нам с Владимиром Желдиным (а мы с Володей были самыми маленькими в команде, нас и называли ласково «чижи»): «Ну, ребятки, прыгайте, прыгайте, может быть, и достанете…» Ну что ты будешь делать? Вот и борись с ним…

Или обидится на судью и выкинет какое–нибудь коленце: хоть стой, хоть падай, а что делать – не знаешь. Был такой замечательный арбитр международной категории Михаил (Мика) Левин. Так вот, он почему–то вдруг вызвал раздражение Ахтаева. Подошел Вася к Левину и с высоты своего огромного роста грозно, медленно выговаривая слова, пообещал: «Вот посажу на кольцо – и будешь сидеть, пока правила не выучишь…» 1–1 ведь мог бы…

Да, таких легенд, баек вокруг Васи ходило множество, что тоже свидетельство любви к нему, свидетельство фантастической популярности. Закономерное свидетельство…

Читать все это, наверное, смешно, но нам, играющим против Васи, было отнюдь не до смеха. И баскетболистам, и тренерам.

В 1956 году в Волгограде на зимнем матче восьми городов (был такой престижный турнир) наша рижская команда впервые на матч с командой Алма – Аты выставила Круминьша. Опытнейший, все знающий в баскетболе Ахтаев – или молодой, начинающий, еще немногое умеющий Круминьш? Единственно, в чем Ян тогда превосходил Васю, так это атлетизм: длительный физический труд на свежем воздухе закалил латыша. Сложилось так, что мы, проиграв в подгруппе одну встречу, тем не менее были вынуждены оспаривать лишь седьмое место. Ситуация была прямо–таки катастрофическая. А тут еще играть с Ахтаевым. Что же делать?

Я решил построить игру в расчете на контратаку, в которой должен был участвовать… Круминьш. Да, да, медлительный по сравнению с нашими «маленькими», Ян все же значительно быстрее Ахтаева передвигался по площадке. На это и делался весь расчет: Круминьш из–под своего кольца отдает мяч Хехту, Валдманису или Муйжниексу, а сам перемещается к кольцу соперников, стараясь непременно опередить Васю, обязательно успеть туда, пока не пришел Вася. И когда это получалось, мы забивали и забивали. Но если Вася успевал вернуться, в дело вступали его почти двадцать сантиметров преимущества в росте и кольцо оказывалось перекрытым. Да и один на один Вася переигрывал Яниса.

Был такой эпизод. Вася сымитировал бросок, Круминьш среагировал, подпрыгнул, взлетел вверх, а Вася прошел к щиту и со смехом направил мяч в кольцо. Или делал так: просто шагнет под корзину и вколотит мяч. И обязательно добавит: «Ничего, ничего, научу вашего лесника играть…» Да, то была запоминающаяся дуэль. Причем, что любопытно, в зале, где встречались команды, боровшиеся за медали, зрителей было немного, а на нашей встрече – Ахтаев против Круминьша – собрались толпы болельщиков.

В том же 1956 году сложилась аналогичная ситуация, только на этот раз победа над алмаатинцами нам была во много раз нужнее: в таком случае мы выходили бы в финал и оспаривали у москвичей «золото» Спартакиады народов СССР. И тогда я в первый и последний раз в своей тренерской жизни решил сначала провести дипломатические переговоры. Пошел к Ахтаеву, который хоть и не был формальным капитаном команды, был в ней, по существу, лидером, оплотом, настоящим хозяином, и спросил Васю: «Если игра сразу пойдет в нашу пользу и счет будет большим, может быть, дадим отдох–нуть основным игрокам, пусть поиграют запасные?» Вася ухмыльнулся, зыркнул глазищами и пробурчал: «Поживем – увидим…»

Малая спортивная арена Лужников была забита до отказа. Такой аудитории на баскетболе я у нас раньше не видел. И зрителям было на что посмотреть. Игра выдалась такой тяжелой, что и не знаю, как нам удалось все же буквально на последних минутах вырвать победу. – Ну, как там насчет запасных? – не преминул спросить меня Вася, блаженно отдуваясь. И его можно было понять: как же, средненькая в общем–то команда, а дала такой бой фаворитам и едва не преподнесла сенсацию…

Больше я такие эксперименты не проводил. А Васин урок мне запомнился надолго. Тогда Ахтаев всех поразил длинным первым пасом через все поле. У нас так и сегодня–то пасуют лишь Ткаченко и Сабонис, а тогда это вообще было откровением.

Мяч, кажущийся маленьким шариком в руках Ахтаева, пушечным ядром проносился через всю площадку и попадал к его партнеру, уже занявшему удобную позицию под нашим щитом. В тактическом плане такая контратака тоже была новым словом. Хотя в остальном алмаатинцы действовали традиционно. Спокойно располагались в зоне соперника, выстраивали позиционное нападение, дожидались, пока подтягивался Вася, отдавали мяч ему, а он сверху одной или двумя руками всаживал его в корзину. Никто у нас так тогда делать не умел, это было в диковинку. Другим центровым просто не хватало роста, прыгучести, атлетизма, чтобы заложить мяч сверху. Это сейчас даже «маленькие» умеют выполнять такой эффектный и такой любимый всеми баскетболистами и зрителями прием, а в те годы его демонстрировал только Вася. Повторил его уже через несколько лет эстонец Март Лага, чей рост был 198 см. Но главное – Лага был быстрым, резким, прыгучим и хорошо координированным… Как ни печально, но Ахтаеву так и не довелось сыграть за сборную СССР, хотя в середине 50‑х он был, безусловно, сильнейшим центровым страны. Наверное, и поэтому так и не стал он заслуженным мастером спорта. Но надо сказать, что при подготовке к чемпионату Европы 1953 года возглавлявший тогда сборную замечательный тренер Константин Иванович Травин (КИТ, как называли его по первым буквам имени, отчества и фамилии) пробовал привлечь Васю в команду, хотя по не зависящим от него причинам Ахтаев все равно не смог бы поехать на чемпионат. Однако перед Олимпиадой в Мельбурне уже я в качестве тренера юношеской сборной страны и члена всесоюзного тренерского совета убеждал наставника первой сборной Степана Суреновича Спандарьяна непременно взять Ахтаева на Олимпийские игры. Я был уверен (и до сих пор убежден в этом), что в паре с Круминьшем они могли бы составить такой тандем, с которым можно было бы побеждать американцев, давно уже вводивших в состав трех, а то и четырех гигантов. И дело даже не в росте Ахтаева. Тренировки под руководством такого думающего, ищущего специалиста, как Травин, безусловно, обогатили игру Васи, расширился диапазон его действий. Травин даже заставил Васю быстрее передвигаться, научил отменно играть в позиционный баскетбол. В общем, он бы наверняка пригодился нашей сборной в Мельбурне… Ахтаев играл до 1959 года, женился, уехал в Грозный, И оставался опорой своего «Буревестника» до последнего матча. По–прежнему на игры с его участием собирались полные трибуны, на которых всегда находилось местечко для его мамы. Да, мама Васи, маленькая полная женщина, к которой он относился с удивительной нежностью и почтительностью, постоянно сопровождала сына в поездках на игры. Сидела на специальном стульчике и внимательно наблюдала за игрой. По городу Вася возил ее на «Москвиче». Правда, свое сиденье он отодвинул к заднему стеклу, иначе просто не мог бы вытянуть ноги. А поскольку Вася никому ни в чем отказать не мог, то помимо мамы в машину набивалось еще человек шесть–семь. И когда он купил «Победу», ничего не изменилось. Вася был очень коммуникабельным, общительным парнем, любящим компании, веселье. На турнирах его номер в гостинице становился своеобразным клубом. Для каждого у него находилось и доброе слово, и кусок хлеба, и лишняя десятка. Ни для кого ничего не жалел. Пользуясь своей фантастической популярностью, известностью, авторитетом, проходил в любые кабинеты, открывал любые двери, где решал вопросы быта, материального благополучия своих партнеров, никогда ничего не требуя для себя. Тогда в моде были ковры, так и, извините за невольный каламбур, ковры эти для ребят «выбивал».

Он был простодушен, Вася Ахтаев, добр, широк. Его нетрудно было обмануть. Некоторые пользовались его наивностью, открытостью. Но как только он чувствовал фальшь или ловил кого–то на лжи, – все, такой человек становился его личным врагом. Обмана он не прощал. В его ранней смерти (ему было пятьдесят) зачастую винят баскетбол. Ведь была такая медицинская теория, что очень высоким людям движение противопоказано, что им нужен чуть ли не постельный режим. А в баскетбольных кругах существовала тенденция искусственного ограничения роста игроков. Но и то и другое, на мой взгляд, неверно, а последнее еще и антигуманно. Гиганты не виноваты, что родились такими. На их счастье, появилась такая замечательная игра – баскетбол. И именно здесь великаны нашли себя. В баскетболе им не нужно было избегать окружающих, не нужно было стыдиться огромного роста. Наоборот, как раз рост и делал их заметными, привлекательными, интересными для остальных людей. И Вася Ахтаев–не исключение. Скорее, он даже наиболее яркий пример того, как баскетбол сотворил личность.

Янис Круминьш

Ян Янович Круминьш, или, как его звали в Латвии, «гарайс Ян», что означает «большой Ян», мне по–особому дорог. Так уж сложилась моя тренерская жизнь, что в основном приходилось работать с уже сформировавшимися спортсменами. От меня требовалось лишь шлифовать их мастерство доводить до самой высокой кондиции.

И только Круминьш – мой ученик в полном смысле слова. Я нашел его, уговорил заниматься баскетболом, научил азам игры, сделал из него классного спортсмена, получившего звание заслуженного мастера спорта. Он прошел у меня весь путь – от новичка до самого популярного спортсмена Латвии, одного из сильнейших центровых мира. Да, именно Круминьш стал первым советским центровым истинно международного уровня.

Он рано потерял отца, в которого вышел ростом и статью. Так что уже в 13 лет Яну пришлось работать. Жизнь заставила его быть самостоятельным, к тому же на его плечи легла забота о матери. В 14 лет в нем было ровно два метра, и поэтому в лесничестве, где он трудился на сборе смолы, Яну не составляло труда перевыполнять две–три нормы: ведь он мог поставить стаканчики для смолы выше других. Впоследствии именно это долго мешало ему поддаться на мои уговоры попробовать себя в баскетболе. «Зачем мне это? – искренне недоумевал он. – Я хорошо зарабатываю, я свыкся с лесом, мне и здесь хорошо». И ни в какую не соглашался приехать на тренировку.

Действительно, среди стройных, высоченных сосен он при своем росте 218 см чувствовал себя как дома. Общества других людей Ян не искал, наоборот, сторонился их, предпочитая всему другому работу и тихую, размеренную жизнь с мамой в деревне. Да и амбиций, тщеславия, желания как–то выделиться, показать себя у него никогда не было. В общем, баскетбол, спорт были ему чужды и неинтересны.

Кстати, не я один обратил на него внимание. Как потом выяснилось, наш выдающийся тренер по легкой атлетике Виктор Ильич Алексеев по чьей–то подсказке нашел Яниса и вытащил со своими учениками на сбор в Нальчик, где пытался сделать из Яниса метателя. До этого другие спортивные специалисты, очарованные его сложением и силищей, пытались заинтересовать Яна рингом, борцовским ковром, но и у них ничего из этого не вышло. Попробовав и бокс, и борьбу, Янис быстро остывал и бросал эти затеи. До сих пор не знаю, почему именно мне повезло.

Наверное, все же я был более настойчив, к тому же Латвия – баскетбольная республика, а значит, рост Круминьша как главный аргумент в моих рассуждениях о его спортивном будущем сыграл свою роль. В общем, удалосьтаки увлечь его баскетболом. И началась наша поистине адова работа.

Янису нужно было пройти всю азбуку игры, от А до Я. И если физически он оказался на удивление подготовленным к занятиям спортом, то для освоения технических приемов потребовался каторжный труд.

Сухой, крепкий, без грамма лишнего веса (хотя в нем было 140 кг), с широченной спиной, мощный (помощнее, пожалуй, Ткаченко), он был к тому же хорошо координированным, правда медлительным. Научить его бегать и прыгать без мяча было делом не особенно трудным. Но то, что касалось технической стороны (ловля мяча, передачи, броски), давалось Яну очень нелегко. Нервов и сил мы потратили немало. Подчас Янису все надоедало, и он даже пытался бросить баскетбол: «Зачем мне все это надо? Для чего я так мучаюсь?..» Потрясающее качество Круминьша, как любого другого истинно талантливого спортсмена, – восприимчивость. Из центровых такого класса, пожалуй, один Сабонис впоследствии выделялся в этом плане. Яну не нужно было по два, по три раза повторять задание, показывать прием. Он все запоминал моментально и старался сделать на максимуме своих возможностей. Поэтому и прогрессировал он, может быть, и медленно, но неуклонно.

Когда я привел Яна к Маршалу Советского Союза Ивану Христофоровичу Баграмяну, маршал, сам довольно крупный мужчина и с симпатией относящийся к высоким людям, вышел из–за стола, протянул Яну руку и сказал: «Вот это достойный мужчина. Все, что для него нужно, сделаем…» И сразу завертелась карусель. Для Яна за пару дней сделали специальную кровать–топчан длиной три метра. Пригласили самого знатного мастера–портного, который, взобравшись на стремянку, обмерил Яниса и сшил ему подходящий костюм. Лучший сапожник сделал первую в жизни Круминьша колодку: раньше он обходился самодельной обувью, в которой ходил в любое время года. Действительно, для «большого Яна» делалось все, хотя он еще не был никому известен.

Становлению Яниса как баскетболиста очень мешали его врожденные черты характера, вообще–то очень и очень привлекательные, но в спорте подчас лишние – скромность, деликатность, терпимость, застенчивость. Он не переносил повышенного внимания к своей персоне, тут же замыкался, уходил в себя, не хотел, да и не мог работать в полную силу. А его появление в нашей команде конечно же не могло остаться незамеченным. И даже латыши, эти спокойные, а главное, интеллигентные люди, не сумели сдержать своих чувств, не хватило их на то, чтобы тактично отнестись к Янису. Как только он заходил в магазин, в кафе, садился в автобус или трамвай, туда тут же набивались толпы. Ян буквально бежал от зевак, но его настигали повсюду. Поэтому первым в рижском СКА он купил «Москвич», получив возможность укрываться от любопытных взглядов, спокойно ездить из дому на тренировки и обратно, не пользуясь общественным транспортом. Правда, и этот «Москвич», и затем «Победа» стали шокировать уже наших игроков. Им казалось, что не к лицу такой заметной и большой личности, как Круминьш, ездить на маленьких машинах. И они чуть ли не силком заставили Яна приобрести «Волгу» 21‑й модели. На этой «Волге» он ездит до сих пор, даже не пытаясь пойти к кому–то и попросить сменить ее на более современную. Нет, это не в правилах Яна – пользоваться своей популярностью. Тогда же из–за назойливых болельщиков нам приходилось запирать вход на нашу площадку (я ее построил своими руками, с деревянным настилом), чтобы публика не мешала Янису тренироваться. Мы с ним приходили часа за два до основной тренировки и вдвоем трудились над освоением азов баскетбола. Потом Янис признавался, что «лучше Саши мне никто не пасовал, удобнее всего мне было играть с Сашей». И это действительно так. Ведь я был одно время играющим тренером, у меня и вправду был неплохой пас (я в юности упорно копировал Лысова), к тому же моей главной задачей было побыстрее наиграть Круминьша. Если остальные ребята играли на себя, то я должен был думать о будущем, о становлении Круминьша. Зимой 1953 года мы уступили рижскому «Спартаку» и в первенстве Риги, и в чемпионате Латвии. То была сильная команда (Карнитис, Остроухо, Каугурс, Теммерс, Калхерт, Лиепкалнс), с которой нам сражаться было еще трудновато. Но уже летом в 1954 году мы замахнулись на титул лучшей команды республики. Однако ставить Яна я еще не рисковал, он был пока наблюдателем: вдумчивым, старательным, усидчивым. Все стремился понять, уразуметь, до всего дойти, во все вникнуть. Трудолюбие его было поразительным. Добавьте вообще характерные для латышей дисциплинированность и исполнительность, и станет ясно, почему он довольно быстро вырос как игрок.

Тренеры поверили в него. Больше того, они наконец поняли, что Круминьш – это сила, это их главный козырь, это он поможет побеждать всей команде. И если до того Янис был малоразговорчивым, трудным в общении человеком, то после матчей в Каунасе в 1955 году, где он уже играл основным центровым и был важнейшей фигурой в рижском СКА, Круминьш словно сбросил тяжелый груз проблем. Из бирюка он на глазах превращался в остроумного, интересного собеседника, имевшего по любому вопросу свое мнение, серьезное и обдуманное суждение. Его замечания были немногословны, но метки. Вдобавок у него обнаружилось тонкое чувство юмора, ценное тем более, что он мог подшутить не только над товарищами, но и над самим собой.

Уважение к Янису все росло. Особенно привлекали в нем бойцовский характер, корректность, всегдашнее стремление не дать в обиду слабого. Играл Круминьш осторожно, стараясь ненароком не задеть кого–то, не сделать больно. Сам же стоически выдерживал наскоки не брезговавших грубыми приемами соперников. И так незаметно и довольно быстро из начинающего баскетболиста Янис превратился в мастера высочайшего класса. Безусловно, становлению Круминьша помогло то, что рядом с ним у нас в СКА играли такие яркие баскетболисты, как Майгонис Валдманис, Владис Муйжниекс, Ольгерд Хехт, Гуннар Силиньш, Айвар Леончик и другие великолепные спортсмены, а в сборной СССР, куда Янис был приглашен уже в 1956 году, – Владимир Торбан, Виктор Зубков, Аркадий Бочкарев, Александр Травин, Юрий Корнеев. Он рос в окружении созвездия игроков и сам стал звездой.

После 1 Спартакиады народов СССР на Яниса вновь навалились психологические перегрузки. Если до того он лишь однажды в составе рижского СКА выезжал за границу (в Польшу), то теперь отправился в Австралию. И сразу на Олимпийские игры. Из провинциального латышского городка Цесис – в Океанию… Можно было бы и растеряться. А ведь предстояло ему сражаться с американцами…

Я поехал в Мельбурн судьей и первым увидел на тренировках баскетболистов США, в том числе изумительного центрового Рассела – легкого, стройного, худощавого, внешне совсем мальчика, Рассел впечатлял, но не настолько, чтобы следовало его очень уж опасаться. И мне тогда по наивности казалось, что ему против Круминьша не устоять. Но это был обман зрения: я ведь не видел еще Билла в игре.

Победив канадцев, наши уступили французам, за которых играл очень сильный центровой Беньо (207 см). Наши же тренеры на тот матч Круминьша не поставили, а играли два других центровых – Лауритенас и Бочкарев. Трудно далась победа над сильнейшей за всю историю сборной Болгарии с такими мастерами, как Мирчев, братья Пановы, Радев, Борчовский. В полуфинале мы вновь встретились с французами. На этот раз Круминьш играл, и его слово оказалось решающим. 26 очков Яниса были той немалой лептой, которую он вложил в победу. К тому же он начисто выключил из игры Беньо.

Американцы, узнав, что я – тренер Круминьша, все время утверждали, что он им не страшен, что Рассел легко переиграет, просто перепрыгает нашего великана. И показывали на пальцах, как он это сделает. Я же недоверчиво покачивал головой. Мне все еще казалось, что у Яниса хватит умения в противоборстве с Расселом. Но действительность оказалась обескураживающей. Ровно 30 очков выиграли у нас американцы, причем Рассел просто не давал никому бросать из–под щита. Он выпрыгивал так высоко (на тренировках доставал верхний край щита), что легко пресекал все передачи на Круминьша. Янис почти весь матч оставался отрезанным от партнеров, они не могли питать его мячами, поскольку и сами были зажаты в тисках жесткого прессинга. Поражение было безоговорочным.

Тем значительнее успехи, которых наш баскетбол добился впоследствии. В США эта игра по–прежнему чрезвычайно популярна, мастеров экстракласса там всегда было предостаточно, однако больше таких провалов, как в Мельбурне, мы не допускали. Больше того, на чемпионатах мира и олимпиадах преимущество постепенно перешло к советским баскетболистам. И в этом тоже огромная заслуга таких игроков, как Ахтаев и Круминьш, с приходом которых наш баскетбол сделал резкий качественный и количественный (если иметь в виду сантиметры роста наших центровых) скачок. Они заставили тренеров выискивать и специально готовить гигантов, без которых прогресс был просто немыслим.

Чтобы соперничать с рижскими армейцами, чтобы добыть «противоядие» в борьбе с Круминьшем, в других советских клубах стали вводить в состав высокорослых центровых. Так, в тбилисском «Динамо» появился Лежава (209 см), в киевских «Строителе» и СКА Окипняк (210 см) и Сушак (213 'см), в алма–атинском «Буревестнике» – Андреев (215 см), в рижском ВЭФе – Эглитис (208 см) и Драке (205 см), в бакинском СКИФе – Петров (211 см), в московском «Динамо» – Балабанов (207 см), я нашел дублера Янису – Давидса (208 см). Это уже были центровые в полном смысле слова. Не остались в стороне от современных тенденций и наши зарубежные конкуренты. Французы отыскали и даже отправили на стажировку в США гиганта Лефевра (218 см), у бразильцев появился великан Эль Рашид (226 см), были высокие игроки и в других странах. И всех центровых готовили специально для соперничества с Круминьшем, который в любительском баскетболе был, безусловно, сильнейшим центровым мира. Серебряная олимпийская медаль, слава классного игрока и связанные с этим шумиха, ажиотаж ничуть не повлияли на Яна, по–прежнему претили ему, и он старался спрятаться от людей. В игре тоже остался таким же щедрым, деликатным партнером, и с большой охотой отдавал мяч для заключительного броска товарищу. Он так и говорил, недоумевая: «Ну, что вы мне и мне? Стреляйте сами, бейте, я успею…» Я же настаивал, чтобы мои подопечные побольше играли на него. Чем активнее он играл, чем чаще Янис угрожал кольцу соперников, тем им становилось труднее. И я постоянно требовал от Круминьша энергичных и результативных действий в атаке.

В 1958 году на турнире в честь открытия Всемирной выставки в Брюсселе мы играли с сильной американской сборной, выиграли 67:66, а Ян набрал 27 очков. Американцы искренне признавались, что так ничего и не смогли придумать, чтобы нейтрализовать этого широкоплечего гиганта.

В 1959 году мы должны были выиграть чемпионат мира в Чили. Но превратности турнирной судьбы свели нас в одном из матчей с чанкайшистами. Конечно, мы не вышли на игру, и нас в итоге дисквалифицировали. А ведь до этого все складывалось очень здорово.