Текст книги "Центровые"

Автор книги: Александр Гомельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Гвидо и Таливалдис Калхерты

Можно спорить, кто из братьев был сильнее, кто более достоин рассказа о нем, но для меня они неотделимы один от другого. Почти одного роста (под 2 м). довольно похожие внешне, они были очень разными в игре. Старший, Гвидо, сначала играл в рижском «Спартаке» (и это была хорошая, крепкая команда, лидер латышского баскетбола), затем в ВЭФе. Младший, Таливалдис, не хотел сидеть в запасе, пребывать в тени брата, поэтому, поиграв вместе с ним, в 1955 году ушел к нам в СКА и почти десять лет был основным игроком клуба.

Гвидо более широк в плечах, внушительнее, массивнее. Хорошо играл у щитов. Таливалдис быстрее, агрессивнее, действия его непредсказуемы. Встречаясь на площадке, младший ни в чем не уступал старшему и, пожалуй, даже чаще выходил из этого соперничества победителем. А боролись они друг с другом азартно, честно, до конца невзирая на родственные чувства. Таливалдис особенно ярко проявил себя в 1958 году в финале розыгрыша Кубка европейских чемпионов. Матч состоялся на стадионе имени Басила Левски в Софии. Баскетбольный помост установили прямо на футбольном поле перед центральной трибуной. Народу – яблоку негде упасть.

Таливалдису пришлось войти в игру уже в начале первого тайма на замену Круминьшу, которого очень плотно держали Радев с партнерами. Калхерт сыграл с необычайным вдохновением, действовал молниеносно (он, естественно, был быстрее и мобильнее Яниса) и неожиданно, поставив в тупик опытных болгарских баскетболистов. Даже все повидавший Радев был ошеломлен. За несколько минут Таливалдис успел сделать четыре очень важных и точных броска, которые в общем–то и предопределили нашу победу. Отдохнувшему Круминьшу оставалось лишь доделать то, что блестяще начал Калхерт–младший.

Таливалдис играл долго, дольше старшего брата. И еще выступая за СКА, закончил Латвийскую сельскохозяйственную академию. Завершив активную жизнь в спорте, много лет работал главным инженером, а затем и директором известной кондитерской фабрики «Лайма». Баскетбол не был единственной и основной привязанностью братьев. И еще тогда было ясно, что их дороги разойдутся с баскетболом. Так и случилось. Но ни тот, ни другой не жалеют, что столько лет своей жизни отдали этой игре.

Широкий кругозор, многообразие внеспортивных интересов, большая эрудиция, хорошее образование выгодно отличали братьев от многих спортсменов. Вот и Гвидо, достойно защищая честь сначала «Спартака», а затем ВЭФа, будучи игроком, безусловно, ярким, заметным, не ограничивал свою жизнь спортом, баскетболом. Кончив играть, ушел в кино, работает на Рижской киностудии.

Могу с полной уверенностью сказать, что оба сказали свое, достаточно веское слово в советском баскетболе. Для того времени это были игроки высокого класса, истинные мастера, во многом типичные представители блиставшего тогда латышского баскетбола. Было бы преувеличением считать их ведущими центровыми страны, однако баскетболисты они были явно выше среднего (выше хорошего среднего) уровня, а Калхерт–младший – просто один из сильнейших в дефицитном амплуа центрового. Одно то, что он играл вместе с Круминьшем, а подчас и вместо него, говорит о многом.

Аркадий Бочкарев

Это был самый заметный баскетболист во всех командах, за которые выступал, – в подмосковном «Спартаке», в ЦСКА, в сборной СССР. В «Спартаке» Бочкарев был тем стержнем, на который наматывалась вся тактика коллектива. Создал и тренировал самобытную в то время команду Георий Тихонович Никитин, Кроме Бочкарева, в «Спартаке» не было ярких игроков, звезд, хотя крепкие, интересные ребята в составе были – например, Смоленский, Кулагин, Каменский, Якушин. Поэтому от Бочкарева зависело очень многое. И он творил невероятное. Поразительно физически одаренный, выносливый, страстный, всегда готовый к борьбе, Бочкарев своим примером, своим неистощимым желанием играть и побеждать зажигал всех и вел за собой. С 1955 года его стали регулярно приглашать в сборную. И сразу он заиграл в сборной смело, уверенно, ярко, не смущаясь, что находится в окружении баскетболистов и более опытных, и много повидавших и испытавших, известных. Тренировался Аркадий упорно, часами, до изнеможения. Он понимал, что при довольно средней технической оснащенности только большой труд и отличная физическая форма позволят ему успешно играть рядом с теми, кто более щедро награжден природой.

Бочкарев и сам играл и тренировался, не щадя себя, и других заставлял, будучи в такой ситуации лучшим помощником тренеров. Остроумный, резкий, прямой, он откровенно и с немалым сарказмом высмеивал слабаков, лентяев, мандражистов, любителей отсидеться за чужими спинами. Его отличали эрудиция, начитанность, ну а в баскетболе он знал все. Бочкарев был признанным знатоком музыки, он собрал громадную коллекцию пластинок. Его кумирами были Элвис Пресли и Нат Кинкол, о которых он, кажется, знал абсолютно все. Бочкарев – типичный человек–лидер. Свое лидерство он оберегал весьма ревниво и стремился подтвердить и закрепить его повсюду: и на площадке, естественно, в первую очередь, и в автобусе, самолете, ресторане, в гостях.

Своим острым языком, неприкрытым неприятием людей скользких, нечестных Аркадий конечно же нажил себе немало врагов. Но не обращал на них внимания, словно их и не существовало. Не щадил же он никого: ни товарища по команде, коли он того заслужил, ни тренера (в том числе и тренера сборной), ни проштрафившегося (на его взгляд) арбитра, ни противника, играющего грязно, исподтишка, ни справедливости ради самого себя, коли было за что. Отзывами он награждал столь уничижительными, что многие не могли забыть. Но пока Аркадий как игрок был на недосягаемой высоте, ему многое прощалось. А как только форма Бочкарева пошла на убыль, ему все вспомнили и из сборной вывели.

Специалистам и зрителям Бочкарев особенно понравился по выступлению на чемпионате Европы‑59 в Стамбуле. Действительно, играл он там блестяще. Особенно здорово взаимодействовал с Семеновым и Зубковым. И они лучше всего находили продуктивный контакт именно с Бочкаревым. Я тогда уже привлекался у работе со сборной, и мне думалось, что мы еще поработаем с Аркашей. Однако «ушли» меня и тут же отказались и от услуг Бочкарева.

Аркадий брал не элегантностью, не легкостью в технике, в движениях. Скорей наоборот: все он делал, казалось, с большим трудом. Всегда пахал, горбатился (это его словечки). В общем, честно и беззаветно трудился, отдавал всего себя. Да, для него игра была не удовольствием, не развлечением, не времяпрепровождением, но работой, трудной, важной и ответственной работой.

Хорош Бочкарев был у щитов. Широкий, с крепкими бицепсами, он выигрывал схватку под кольцом и, как Отар Коркия, буквально запихивал мяч в корзину. Отработал средний бросок, крюк, проход. Выполнял эти приемы неэффектно, но вовремя и результативно. Заводила, с задатками неплохого актера, он был популярен среди болельщиков и ценил эту популярность, старался всегда быть ее достойным, стремился быть в центре внимания. Первым в ЦСКА он купил «Волгу». Даже жену выбрал, словно для увеличения ажиотажа вокруг себя, – дочь легендарной чапаевской Анки–пулеметчицы.

Сегодня, конечно, можно только удивляться, как это с ростом 186 см Бочкарев играл центровым. Тем более что даже в его время уже было немало центровых с ростом далеко за 2 м. Напомню также, что рост нашего защитника Стаса Еремина —180 см, а капитана «Жальгириса» 80‑х Вальдемараса Хомичюса – 190, тоже защитника. Бочкарев же, повторяю, был центровым. И не один, не два года.

Хотя с каждым новым сезоном ему приходилось все труднее и труднее. Противостоять гигантам новой формации он уже не мог. Но Бочкарев не был бы Бочкаревым, если бы смирился с этим. Нет, он нашел для себя место на поле: научился выходить из привычной для чистого центрового зоны, переквалифицировался на амплуа второго центра, удачно взаимодействовал с великанами, помогал им.

И все равно его неумолимо тянуло к щиту, какая–то сила словно притягивала его туда, где от него всегда было немало пользы. Говорят, привычка – вторая натура. А Аркадий привык играть главным центровым – еще со времен «Спартака». Естественно, за столько лет у него выработался определенный стереотип. И ему казалось, что он по–прежнему нужнее всего вблизи щитов. Но, как ни тяжело ему было, пришлось все же расстаться с излюбленной игрой. И тогда – это отличает выдающе–ося мастера от рядового игрока – уже в конце карьеры Аркадий и научился играть так, как я описал чуть выше, научился действовать чаще в пас, уходил в поле, облюбовал зону в радиусе 6–7 м от кольца. И здесь сражался самоотверженно, стойко, оставаясь самим собой, прежним – нацеленным на борьбу и в поле, и под щитами, на борьбу с высокорослыми конкурентами. И в этой борьбе он не сдавался никогда.

Евгений Никитин

Об этом человеке мне особенно приятно рассказать. Женя – мой давний друг, сослуживец, однокурсник, партнер по команде училища в Ленинграде, где мы служили солдатами, и по сборной Ленинграда. Команда в училище была неплохая. В ней играли Павел Воронин, великолепный баскетболист и волейболист, врач училища, Владимир Кондрашин, будущий заслуженный тренер СССР, Иван Булгаков, еще один мой товарищ юношеских лет, также партнер по сборной Ленинграда, Юрий Трохов, Юрий Свидерский, Семен Тетельбаум, ныне полковник.

Вместе с Женей мы учились в институте физкультуры на улице Карла Маркса и, естественно, играли за институтскую команду (играли также и в гандбол). Затем нас обоих пригласили в команду ЛДО (впоследствии СКА), которая с 1949 по 1953 год была чемпионом города на Неве. Ну а потом наши пути разошлись: он получил направление в Минск, а я в Ригу.

Мне Женя казался великаном. Еще бы, центровой, чей рост 186 см. И как игрок он конечно же был не чета мне. Уже в 1951 году его взяли в сборную СССР, Женя стал чемпионом Европы в Париже, играл рядом с такими асами, как те же «четыре К», а также Бутаутас, Власов, Колпаков, Моисеев, легендарный Лысов… Даже сейчас помню, как я был рад и горд за друга, когда он вернулся из Франции с золотой медалью, с европейской известностью и признанием. Еще бы, столько лет мы были вместе: росли, учились, играли, да и жили рядом – на Петроградской стороне…

Я, правда, тоже верил, что окажусь в сборной страны. Тренировался намного больше других, в том числе и Жени, и остальных сверстников. Ночами приходил в спортзал, бросал и бросал по кольцу, не жалея себя. Стал стабильно попадать, причем и издали тоже, отлично водил, пасовал, быстро бегал. Но… рост, рост. Даже тогда таким малышам, как я, трудно было пробиться в классную команду, и тем более в сборную страны. Первое мне удалось, что многих удивляло, второе – нет. Поэтому свои амбиции я вынужден был удовлетворять хоть и в баскетболе, но не на площадке, а рядом с ней – тренером.

Женя же играл, и играл хорошо, полезно, был на виду. Уже в 18 лет это был вполне сформировавшийся мастер.

Никитин не был особенно быстр, внешне вообще казался увальнем, действовал неторопливо, как бы нехотя, но с большой пользой. Он был среди первых наших высоких, кто увлекся броском крюком и довел его до кондиции, считал этот прием своим фирменным блюдом. Был вынослив, хорошо защищался, активно боролся под щитами, где с ним происходила какая–то непонятная метаморфоза, нечто похожее на то, что было и с Серцявичюсом. Женя как бы вытягивался выше своего роста: приподнимется на цыпочки, вытянет руки – и вроде уже выше всех, глядишь, и мяч у него, хотя противостояли ему центровые и повыше, и посильнее. Побеждал он за счет правильного выбора места, тактической сметки.

Но все же самая характерная его черта – коллективизм. Ведь Женя умел красиво забивать: и двумя руками от головы, и крюком, но всегда с удовольствием уступал право завершающего броска товарищу. Сам же занимался наиболее трудной и зачастую неблагодарной черновой работой.

Всем, кто его знал. Женя запомнился навсегда добротой, чуткостью, хорошим настроением, какой–то ласковой улыбкой, словно говорящей: «Ничего, ребята, бросайте, бросайте, а я здесь поработаю, подыграю вам, не волнуйтесь…»

С 1953 по 1959 год Никитин выступал за Минск, одновременно начав заниматься и тренерской деятельностью. Затем перешел на преподавательскую работу в военную академию. Женился он еще в институте на Жене Мулюкиной, легкоатлетке и баскетболистке. Выросли в их хорошем, теплом доме сын и дочка, которые хорошо знают, что их папа был замечательным баскетболистом, классным центровым, членом сборной СССР, сыгравшим за главную команду страны не только на том памятном чемпионате Европы, но и в турне по Финляндии и КНР…

Бруно Драке

Бруно все называли «красавчиком». И действительно, красив был этот латышский парень. Рост 205 см, легок, строен, выразительные умные черные глаза, гордо посаженная голова, эффектная прическа, всегда модно и со вкусом одет. И через тридцать лет после того, как расстался с баскетболом, он по–прежнему изящен и выделяется броской внешностью. И дочь такую же яркую вырастил.

У нас в рижском СКА Бруно в соседстве с такими великолепными мастерами, как Муйжниекс, Силиньш, Круминьш, превосходил всех в элегантности. Не только фигуры, но и игры. Никогда не фолил, просто не умел грубить. Ему всегда хотелось – и удавалось – играть красиво. Для своего роста он передвигался быстро, даже очень быстро, поскольку обладал сравнительно небольшой массой.

Драке отработал хороший крюк правой, уверенно шел на добивание. А поскольку был подвижен и неплохо технически оснащен, то легко освобождался от противника и успевал бросить без помех. Так что он был одним из самых результативных баскетболистов и у нас, и особенно в ВЭФе, куда перешел после демобилизации из армии.

Приглашали Бруно и в сборную. Тогда как раз команда осваивала игру быструю, острую, а именно в такой манере Драке всегда и действовал. И вообще он был хорош в игре, которая не требовала от него вступления в силовые контакты, жесткие единоборства. Их он явно избегал. Предпочитал или обыгрывать соперника, или, отойдя в сторонку, сыграть на других. Того, что мы называем спортивной злостью, заряженностью на борьбу, у Бруно не было.

А ведь все возможности для такой мужской игры у Драке были. И может быть, это–то неумение (вернее, нежелание) терпеть, сражаться, меряться не только мастерством, но и чистой физической силой не позволили ему вырасти в еще более классного центрового, которым он, безусловно, мог стать. Бруно всегда было сложнее играть против мощных, массивных соперников. Хотя справедливости ради нужно подчеркнуть вновь: не хватало ему собственного веса, простой силы. Ему надо было бы играть вторым центром, «под» основным центровым, рядом с очень большим баскетболистом, а не выполнять эту роль самому.

Однако тогда таких высоких вторых центровых еще не было. И если в игроке больше 2 м, судьбой ему было предназначено действовать главным центровым. Такая доля выпала и Бруно Драке. И в меру своих сил и способностей он с этой функцией справлялся.

Висвалдис Эглитис

В очерке о Круминьше я уже писал, что с появлением «большого Яна» в стране начались поиски высоких людей. Так нашли и Эглитиса. Это был самый рослый после Яниса баскетболист Латвии–рост 213 см. Висвалдис хорошо и. немало поиграл, стал чемпионом Европы. И все же слишком поздно пришел он в баскетбол, слишком многим не успел овладеть, слишком велико было его отставание в баскетбольной школе, чтобы добиться большего.

Открыл его и привлек в настоящий баскетбол известный тренер Альфред Крауклис из рижского ВЭФа. Было Эглитису уже 20 лет. Конечно же трудно было ему в таком возрасте начинать с освоения основ, а потом сразу вступать в борьбу с мастерами. Висвалдис, видимо, сам это понимал и классного игрока из себя не строил. Он был дисциплинирован, с энтузиазмом тренировался, добился хороших физических показателей. Силен он был очень, что неудивительно, поскольку до занятий баскетболом Висвалдис много лет работал в сельском хозяйстве. У Эглитиса, действительно, были поистине стальные мышцы, особенно мышцы ног и бицепсы. А вот расслабиться по–баскетбольному он не умел: возраст не тот, научить уже невозможно.

Бегал этот огромный латыш, широко размахивая руками, какими–то скачущими шажищами, будто прыгал – не быстро, но в общем–то поспевал туда, где был нужен. А нужен он был со своей прыгучестью для борьбы на «втором этаже». В ВЭФ Эглитис попал в удачное для себя время. Общение, взаимодействие, игра с такими партнерами, как уникальный снайпер Ю. Калниньш, Ц. Озере (оба выступали за сборную СССР на олимпиадах), Б. Драке, О. Юргенсон, Ю. Мерксон, Р. Карнитис, будущий тренер знаменитого ТТТ, конечно же в самом положительном смысле сказалось на становлении Висвалдиса.

И сам он привнес в баскетбол нечто новенькое. Так, Висвалдис совершенно по–своему, сверхоригинально бросал штрафные: опускался, как штангист, в широкую разножку. Говорил, что ему так удобнее – присесть на одно колено и выбросить мяч. Больше так ни до него, ни после никто не выполнял штрафные броски. Так что новинка не прижилась, однако Эглитис в такой манере набрал немало очков со штрафных. А поскольку фолили на нем соперники частенько, то и зрителям постоянно предоставлялась возможность увидеть оригинальный номер.

Уже в довольно солидном возрасте для спортсмена он попал в состав сборной СССР, выступил на победном для нас чемпионате Европы‑65. Играл рядом с такими асами, как Петров, Сушак. Как раз тогда в сборной на официальном турнире дебютировали будущие наши звезды Паулаускас, Саканделидзе. И хотя, безусловно, около таких мастеров проявить себя Висвалдису было нелегко, да и играл он мало, но выходил на площадку спокойно и делал свое дело, как и обычно, ответственно, серьезно, сосредоточенно, с большим старанием. Команде присутствие такого гиганта помогало. Тем более что Эглитис, как это ему свойственно, стремился даже за те считанные минуты, что находился в игре, показать все, что умеет. И пусть умел он не так уж много, но то, что умел, выполнял «от и до». Что там говорить, отсутствие техники, легкости в движениях, гармонии не позволяло ему выдвинуться в число звезд, но его преданность делу, баскетболу не может не вызывать уважение и признательность.

Василий Окипняк

Когда думаешь о лучших советских центровых, обязательно нужно вспомнить и о тренерах, которые сделали из них настоящих мастеров, принесших славу своим клубам и всему отечественному баскетболу. Говоря о Василии Окипняке, нельзя не сказать добрые слова и в адрес Владимира Алексеевича Шаблинского, с чьим именем связано становление киевского «Строителя». Сила и достоинство этого тренера – в умении отобрать нужных для его концепции игры, соответственно воспитанных физически и технически баскетболистов. И подготовить их так, чтобы спрятать недостатки, подчеркнуть достоинства, объединить их усилия для воплощения тактических замыслов.

Так было со знаменитым зонным прессингом «Строителя», который Шаблинский задумал и осуществил с помощью отличных игроков, среди которых в 60‑е годы выделялись Вальтин, Баглей, Гладун, Выставкин, Ковянов, Стремоухов… Все эти парни отличались хорошей функциональной подготовкой, обладали удивительной моторностью, были выносливы, быстры, заряжены на прессинг. Он бегали по площадке без устали, с темпераментом, с огромной верой в то, что именно такая игра принесет им и их команде успех.

Безусловно, очень велика при этой тактике роль центрового. И прежде всего – насколько именно центровой сможет вжиться в манеру игры команды, влиться в ансамбль. Шаблинский прекрасно умел использовать даже тех баскетболистов, которые, казалось бы, по своим параметрам вряд ли могли найти себя в облюбованном «Строителем» зонном прессинге. В частности, и центровых – Васю Окипняка, а позже Сергея Коваленко. Думалось, что лишь Толе Поливоде подходит подобная манера, ибо только Толя, как мы уже говорили, чувствовал себя всегда при зонном прессинге как рыба в воде.

Однако Владимир Алексеевич сумел привлечь и максимально использовать в своей игре и центрового, абсолютно отличающегося от Поливоды, – Окипняка. И Вася сыграл значительную роль в «Строителе», помог команде, в чем, безусловно, заслуга и тренера, и партнеров, и конечно же его самого. Как и многие в то время высокие люди, Василий поздно пришел в баскетбол. Рослым он был с детства, а обратили на него внимание только когда начался поиск высоких парней. Естественно, и у него было немало пробелов в освоении основ баскетбола, не хватало многих технических навыков. К чести Окипняка, он свои недостатки осознавал и компенсировал их редким трудолюбием. Добавьте сюда понятливость, врожденную смекалку, настырность – и станет понятно, почему при всех своих минусах Василий все же стал настоящим мастером.

В отличие от других центровых Вася понимал, что ему многого не дано, что многого он не умеет, да и вряд ли уже научится. Поэтому не стремился подражать «малышам». Не водил, не разыгрывал, не лез на авансцену. Он твердо знал свое место на площадке, мужественно боролся у щитов, был терпелив, стоек, что особенно проявилось в обороне своего кольца. В коронном прессинге «Строителя» Окипняку отводилась роль последнего стража своего щита. Несмотря на угловатость и внешнюю некоординированность, Василий овладел блокшотами и, пропуская соперника к щиту, накрывал его в самый нужный момент. Так что в защите под щитом он в своей команде был сильнейшим.

Бегал Вася широкими, несколько неуклюжими шагами, при этом не очень синхронно работая руками. Но за этой некрасивостью, неэстетичностью скрывались упругость, выносливость, прыгучесть. Повторяю, передвигался он внешне неэффектно, но активно и довольно легко, успевая в горячие точки. Все его действия со стороны казались нескладными. Зато играл он весьма продуктивно. Главное его качество – желание трудиться, старание, мужество. Без тени сомнения он шел вперед, возвращался, снова бежал в атаку, благо был выносливым и довольно подвижным. Никогда не опускал руки перед временными неудачами, боролся до конца.

Постепенно научился бросать – лицом к щиту метров с трех–четырех, был в его арсенале и оригинальный по исполнению крюк. Особенно же много на счету Василия очков, заработанных в добавках, подборах отскочившего от щита или кольца мяча.

Специально на него партнеры не играли. Так что в нападении Окипняк отнюдь не определял стиль, тактику команды. Это не был центровой–лидер, вокруг которого строится игра. Василий был центровой–трудяга, он сражался для других: ставил заслоны, лез на подбор, боролся за отскок, выстраивал «крышу».

Василию хватало сметки, чтобы понять и не обижаться на то, что ему выпала такая судьба. Он молча и достойно делал свое дело в «Строителе», в студенческой сборной СССР и не претендовал на большее. Скромность его удивительная, что вызывало симпатии к этому большому и доброму человеку. Помогало его становлению и замечательное умение впитывать все лучшее, интересное, что он видел вокруг. И вскоре из мало что умеющего простого деревенского парубка он превратился в цельного, интеллигентного человека.

Подчеркнуто спокойный, Василий обо всем имел свое собственное мнение, зачастую не совпадающее с позицией большинства. И Вася умел отстаивать его. Причем воздействовал на оппонента не авторитетом уже известного спортсмена, заметного на поле, и в жизни, а логикой аргументов, знанием предмета. Может быть, и поэтому он нашел себя вне спорта быстрее, чем на площадке. Закончив играть, Василий Окипняк работал преподавателем в школе за границей (ГДР), где пользовался уважением коллег, почитался учениками и их родителями, ощущал свою необходимость.

Могут спросить, был ли Василий Окипняк выдающимся центровым? Думаю, что он на меня не обидится, если я отвечу отрицательно. И то не его вина. Повторяю, он чересчур поздно пришел в баскетбол, был уже в достаточной мере сложившимся человеком, а потому ему трудно, практически невозможно было научиться тому, что многие центровые, во–первых, получали от рождения, а во–вторых, особенно в последнее время, приобретали с детских лет.

Тем не менее со своим ростом 210 см Василий был заметной фигурой в нашем баскетболе. Его ведь и в сборную страны привлекали в качестве спарринг–партнера для ведущих центровых (и пробовали в составе в период подготовки к крупным соревнованиям), да и в таких престижных турнирах, как Всемирная универсиада (скажем, американцы на студенческие Игры всегда привозят не менее сильные команды, чем на чемпионаты мира), он дважды принимал участие, причем в 1961 году сборная СССР стала победителем, а Вася там был вообще единственным центровым в команде.