Текст книги "Городской романс"

Автор книги: Александр Терентьев

Соавторы: Людмила Татьяничева,Юрий Петров,Леонид Ильичев,Римма Дышаленкова,Рамазан Шагалеев,Юрий Абраменко,Александр Куницын,Михаил Львов,Геннадий Суздалев,Ким Макаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Маруся Макашина
Городские зарисовки студентки ЧГПУ

Константин Рубинский
Чужая собака

Рассказ

То лето на даче было особенно холодным.

К нам повадился один мальчик с нижней улицы. Он жил у бабушки Степаниды в старом домике у озера, как раз напротив мостков. У него было длинное лицо, сероватая кожа, рот с обидчиво поджатыми губами. Ходил он всегда в одной и той же футболке линялого серого оттенка; я еще думал, что их у него несколько таких, одинаковых: должен же человек майки менять, после бани, например? Хотя был он старше меня года на три, ростом мы были одинаковые. А отличали его от всей окрестной ребятни смирный нрав и услужливость.

Забежит, рысьим таким манером, вперед, калитку отворит и ждет, когда все пройдут. После тихонько, плавно прикроет и засов добросовестно завязит – все, как следует. Осмотрительный такой, рачитель.

Одна черта в нем только удивляла: любил пугать. То за сосну в сумерках спрячется, затаится, выскочит вдруг с криком. То историю какую-нибудь смертоубийственную заладит. А то еще, напросившись с нами на Золотые Пески, взбудоражит взрослых: поднырнет и спрячется за ялик – их там всегда с десяток моталось на приколе – вроде утонул…

Да, забыл еще о глазах его сказать – серые они у него были. Но не такие, как у тебя – твои мягкие, прозрачные. Его глаза не отражали ни лодок, ни облаков, хотя и остро глядели: кромешно, безвыходно серые глаза.

Пацан в сером цвете. Так я его называл.

Скучно с ним было. Но я подолгу торчал возле него из-за маленькой, жалкой, чудесной собаки, которой он повелевал.

У собаки были нежные желтенькие брови и короткие ножки. В городе почти что таких называют  т а к с а. Она была черная, как жук, и всегда улыбалась. Только почему-то очень боялась теннисных ракеток и веника. Мама как-то сказала, задумавшись: «Бьют его часто, Черныша…»

Черныш прибегал к нам обычно рано, по росе, скулил, царапался под дверью и за окном. Окошки наши – мы снимали комнату у хозяев – были маленькие, чуть не от земли: трава росла – крапива и левкой – прямо в комнату. Солнце еще не выйдет из-за соседского забора, туман плавает клочками в ямках от лука, а Черныш уже молит мокрыми чистыми глазками: «Выйди, милый!» – и стекло лапами скребет.

– Выйди, Белый! Вый-ди, Бе-лый!

Я – в сандалии, в окно и за ворота.

А пацан в сером цвете уже тут как тут.

– Опять Черныша приманиваешь?

– Нет, он сам, он только сегодня…

– Знаю все. Испортишь мне собаку. А ну, пошли, тварь, на цепь посажу!

Я еще не говорил, что тихим был Серый только на людях. С такими, как я, – «молодой еще!» – приговаривал он, руки в боки – чего ради ему было церемониться? Да и кто был я? Стриженный «на лыску» второклашка, обладатель гастрита и нескольких детских тайн…

Но Черныш полюбил меня, и опять, и снова убегал к нашему дому. Тогда мы, чтобы избавить его от жестокости Серого, стали баррикадировать калитку и двери. Но он все равно находил лазейку в заборе. Мы выискивали, ползая в крапиве и малине, его лаз и заколачивали дощечками. А наутро Черныш был, как и вчера, под нашим окном.

Только почему-то избегал он нашего угощения. Иногда, правда, словно из чистой вежливости, брал что-нибудь из рук – и тотчас подставлял под ладонь свои теплые мягкие уши. А завидев кастрюли да миски, бросал насиженное местечко на крыльце или в подорожнике и, как-то застенчиво пятясь, старался улизнуть. Я-то знал, что там ему достаются только закусанные сохлые корки, размоченные в квасе. Да и то сказать: Борька, поросенок, курочки-рябы в несметном количестве, целый взвод гусей, две кошки с пестрыми котятами всех возрастов, да еще один пес-любимчик Митрофан. Разве крокодила только не хватало. Вот я и подбирался к нашему скромному гостю с угощеньями. Да зря. Не брал даже рафинада. Деликатно так помахивает хвостом, будто молвит: «Ну, что ты, зачем это? Знаешь ведь, из одной дружбы хожу, будет уж тебе…»

Ох, а какой, бывало, грозный лай – у него был мощный бас при самом кротком телосложении – будил нас среди ночи! Это Черныш, разрываясь между двумя улицами, нес сторожевую службу. В его сердце была не только ласка, в нем жили дерзость и отвага. Сопровождая нас, порою против нашей воли, в лесничество, бросался он на встречные машины с яростным лаем. Долго гнался однажды за хвостом грохочущего товарняка, покуда не отогнал его на приличное расстояние. А что касается мышей и крыс, оставлявших визитные карточки на хозяйских столах, то в нашу комнату они не смели сунуться: даже дух Черныша нагонял на них ужас. Дух Черныша, ходившего в гости через окно.

Вот как он спасал, вот как платил за дружескую руку на своей блестяще-черной, как лаковая японская шкатулка в нашей городской жизни, голове.

И вот какую шутку сыграло с нами то лето. Или жизнь, как пишут в книгах. Серый не виноват. Серый в этой истории был просто нулем.

Мне подарили «Электронику», азартную щенячью игру для жаждущих обрести пущую уверенность в себе. Наигравшись до отвала, я и придумал эту сделку. Заискивая, предложил Серому поменяться: я ему «Электронику», от которой его рот начинал шепелявить, он мне – Черныша. Серый внес уточнение. Он предложил меняться на время: на полчаса, на двадцать минут… Собака лично ему не принадлежала, и я понял его. Так и пошло. Только раздается «Белый!» или свист, я выхватываю из ржавой духовки, где хранил ее вместе с рогаткой, коробочку с чудодейственной игрой и мчусь за калитку. Мне вручается поводок с Чернышом – и наступает счастье…

Почему-то холодно очень было в то лето. Вроде и солнце меж облаков по небу ходило, и дрозды верещали, обклевывая незрелые рябины, и календарь на августе остановился – а холодно все время.

…Сдирая с Черныша ремешок, заваливаюсь вместе с ним в розовую кучу теплых опилок. Внимание, время!

– Ты! – хрипло осаживает нас игрок. – А ну, глянь сюда! Не видишь – стоит? Она у тебя не работает. – Физиономия Серого напоминает сизую тучу, переполненную липким противным снегом. Сейчас моя радость потонет в беспросветно-сером ненастье. – Ты ее сломал. Нарочно! Зажмотился, что я стал играть! Давай сюда собаку! Честность на честность. Все равно бабка сказала, толку от него не будет, раз по дворам ошиваться пошел. У, гад, изурочу!

– Серый! – орал я вслед. – Подожди, послушай меня, Серый!

Это я так думал, что ору; на самом-то деле я стоял на коленях в опилках, сжимая в потных ладонях жесткий кожаный поводок. Понимал: там, внутри у этого игрального светоча сели батарейки. Бежать за ним? Бесполезно. Еще больнее зажмет в локтях Черныша, да и на меня фокусов у него всегда хватит.

Кто-то из наших отнес Степаниде поводок. Все жалели Черныша, запертого а сарае, плачущего. Добренькая «баушка Стеша» давно на него косилась: Серый чернил в ее глазах собаку даже в ту пору, когда на джентльменских условиях стал сдавать мне Черныша внаем. Это я узнал позже.

Узнал уже после того, как вышел в то утро на крыльцо. Был конец августа, и холод на дворе стоял такой, что от меня пошел пар, а роса на шершавых, почти черных листьях смородины походила скорее на изморозь.

Первый раз за все лето не ударил в мои колени повизгивающий гуттаперчевый снарядик. Я подумал, что Серый крепко привязал его или даже посадил на цепь от бывшего Полкана.

«Я поеду в город, – решил я, – поменяю батарейки; вернусь, отдам Серому игру и заберу Черныша к себе. «Электроника» стоит дорого, Серый сдохнет от радости».

С корзиной картошки меня отправили в город. А следующей электричкой неожиданно приехала мама. У нее были очень бледные губы. Увидев ее, я почувствовал, как во мне копошатся мураши – их десятки, сотни! – и вгрызаются в мои внутренности. «У них ведь челюсти такие же кусачие, как у краба», – ни с того ни с сего пришло мне на ум.

Мама слишком резко обняла меня, не разжимая ладони, в которой что-то болталось. Ремешок!

– Нет больше нашего Черныша, – мамино лицо сморщилось. «Видно, ее тоже загрызают мураши», – глупо отозвалось во мне. Я не заплакал. Сразу стал думать об одном: дал ему кто-нибудь из тех поесть? Должно быть, то был отзвук недавно читанного «Муму»… Потом я постарался перебить себя надеждой – правда, очень шаткой – на то, что выживу: завтра – школа, это счастье. Какое-то время, совсем, впрочем, непродолжительное в сравнении со всей жизнью и даже с одним этим днем, я так и бухтел себе под нос, блуждая в пустой квартире: «Завтра – школа – это – счастье…»

«У него был дома помесной породы песик, каких негры зовут сморчками, – крысолов, сам чуть побольше крысы и храбрый до безумия, до дурости»… – лет через семь прочту я у Фолкнера.

И опять не заплачу по Чернышу, потому что буду уже взрослым.

1987, г. Челябинск

Марат Гайнуллин
Чтобы город узнал

Свердловский проспект, 60. Этот адрес известен, наверное, каждому челябинцу. Здесь находится Дом Печати – фабрика новостей, «вобравшая» в себя редакции почти всех главных челябинских газет.

Еще в студенческие годы я прочел две книги, в которых рассказывалось о жизни редакции и работе журналиста. Одна из них – «Двенадцать стульев» И. Ильфа и Е. Петрова. Страницы, посвященные редакции газеты «Станок», с ее знаменитой самопадающей ручкой, от которой на спине у Остапа Бендера надолго отпечатались цифры 8 и 6. Вторая – классические очерки Карела Чапека «Как делается газета». Позволю себе привести одно из самых забавных мест в этой искрящейся юмором книге.

«Газеты… интересны не столько тем, как они делаются, сколько тем, что они вообще существуют и выходят регулярно каждый день. Еще не бывало случая, чтобы газета содержала лишь краткое уведомление читателям, что за истекшие сутки ничего достопримечательного не произошло, и поэтому писать не о чем…»

Я часто вспоминаю эти строки, входя утром в вестибюль Дома Печати с его броуновским движением множества людей – и тех, кто здесь работает – их можно узнать по уверенной походке, и тех, кого привели сюда какие-то обстоятельства, и они робко задают вопросы аборигенам.

О, эти длинные полутемные коридоры Дома Печати, каждый со своей особинкой! О, этот лифт Дома Печати! Собственно, здесь два лифта, но один всегда отключен для экономии электроэнергии. В кабинку второго тесно набиваются (конечно, не сразу) мои друзья-коллеги из «Челябки» и собратья из конкурирующей «Вечерки», клиенты рекламной «Тумбы» (всех ее разделов, от «меняю» и «продаю» до «Он ищет его» и «Красивая жизнь»), фотокорреспонденты всех редакций, у которых свое царство на восьмом этаже нашего «семиэтажника», еще не признанные миром поэты с трубочками стихов и надеждой в глазах, печатники, уверенные, что именно они делают газеты, авторы серьезных статей и возбужденные опровергатели…

Впервые я пришел в Дом Печати двенадцать лет назад с мандатом многотиражника. Но здесь я хочу опять дать слово Карелу Чапеку:

«Журналистом человек становится обычно после того, как он по молодости и неопытности напишет что-нибудь в газету. К немалому его изумлению, заметку печатают, а когда он приносит вторую, человек в белом халате (у Чапека именно так – в белом халате, хотя я никогда не видел в наших редакциях ничего подобного) говорит ему: «Напишите нам что-нибудь еще». Таким образом, человек становится журналистом в результате совращения».

Примерно так был когда-то совращен и я – на всю жизнь.

* * *

Утро. Начинается новый день. «Последние известия» уже прозвучали по радио, но город еще хранит многие свои тайны. Они скрыты в глубинках старого подземного Челябинска, ждут тебя в пожелтевших архивных папках. О них поведают встречи с интересными людьми.

Город уже проснулся. Уже происходят события, уже намечаются встречи с теми, кто станет героями газетных полос. Но редакционный портфель о них пока не ведает. Город еще решает, как расстаться с одной из своих тайн. Звонит телефон, и на другом конце провода спешат сообщить первую новость. Отдел информации проглатывает ее и уже занят поисками следующей. Посыпались сообщения из ГАИ, уголовного розыска, санэпидстанции, морга – кражи, угоны, трупы, инфекции, прочие «ЧП». Трудно перевариваемая информация. Ее сменяют новости культурной жизни: в институте истории и археологии готовятся к первой экспедиции по «Каменному кольцу», в Фонде культуры – новая выставка, в одном из театров – премьера…

Но главная новость – суперновость, достойная первой полосы – еще впереди. Какой она будет – станет известно лишь к полудню, а пока мои коллеги собирают свежую информацию, «гонят строки». У каждого из них своя «специализация»: Олег Ласточкин отвечает за криминал, Борис Титов – за спорт, Людмила Баталова – за молодежные проблемы. Вскоре «разведка» доносит из секретариата: номер сверстан. Маленькая пауза. Часть материалов пойдет в корзину, часть, быть может, – в следующий номер.

Теперь у журналистов начинается работа «для души».

Каждый журналист работает по-своему. Одного из опытнейших газетчиков «Челябки» Бориса Андреевича Чермышенцева можно угадать в любом жанре – интервью, очерке, как, впрочем, и его замечательного коллегу – Михаила Саввича Фонотова, любой материал которого узнаваем даже без подписи: четкий ритм размеренных, взвешенных мыслей. Все просто, все понятно. Недаром говорят: «Хорошо пишет не тот, кто хорошо пишет, а кто хорошо думает».

Мимо вихрем проносится Лидия Садчикова. Час назад у нее была встреча со столичной знаменитостью, а еще через час материал о звезде эстрады должен лежать уже на столе у редактора. Веселая, общительная, порывистая, она всегда приносит с собой обаяние женственности. Уже завтра читатели узнают Лиду по одному названию рубрики – «Встреча для вас». Так же, как и другую Лиду – Панфилову, спецкора, одного из тех журналистов, которые и определяют «глубинность» газеты.

А какими, интересно, представляют читатели очеркистку Елену Радченко, «школьницу» Светлану Журавлеву, «экономиста» Артура Щербакова? Впрочем, это не так уж, наверное, и важно. Важнее, чтобы в их материалах находили что-то важное и интересное для себя.

Самое захватывающее и волнующее – поиск интересных людей, удивительные находки, которые дарит нашему брату-журналисту жизнь. Помню, как родилась рубрика «Энциклопедия увлечений». Ее первым героем стал заместитель начальника монтажного цеха ЧТЗ, пенсионер Василий Анатольевич Кореньков. Вместе с супругой они собирают… самовары. Домашняя коллекция Кореньковых насчитывает их уже полторы сотни – старых и современных, угольных и электронных, огромных и совсем крохотных, в виде шара, цилиндра, рюмки… Потом в рубрику попал другой челябинец, Петр Петрович Натальченко, бывший летчик, танкист, металлург, человек, всю жизнь собирающий и восстанавливающий старинные часы. У него в доме в буквальном и переносном смысле отражается Время. Прикасаясь к экспонатам его коллекции, можно попасть, например, в XVI век! Я не оговорился: у него есть одни из самых первых часов знаменитой фирмы «Мозер», сделанные в 1543 году!

Ровесник Натальченко, кандидат медицинских наук Петр Петрович Добрынин, – собиратель открыток. Вот уж у кого настоящий музей на дому! Вообразите себе: в Будапеште находится (единственный в мире!) музей открыток, насчитывающий 450 тысяч экспонатов, а в доме у Добрынина их гораздо больше. С помощью своей коллекции Добрынин может прочесть лекцию или подготовить выставку практически на любую тему. Сегодня Петр Петрович, полвека отдавший медицине и почти столько же – своей коллекции, думает о передаче ее в муниципальную собственность. Если это произойдет, то Челябинск станет единственным в России городом, где будет свой музей открыток.

Другое уникальное собрание – музей кино – создал Василий Николаевич Киселев. В его видеотеке более пяти тысяч фильмов, многие из которых были приобретены на его личные сбережения.

За полтора года существования рубрики «Энциклопедия увлечений» ее героями стали более пятидесяти горожан, каждый из них был по-своему интересен и замечателен. Как говорил Конфуций, человек измеряется не с ног до головы, а с головы до неба. И в поисках этого чуда начинается новое утро.

Я знаю: город щедро поделится своей тайной, и уже завтра горожане узнают о том, что рядом с ними живет хороший человек. Интересный человек. Но это будет завтра…

* * *

В эти дни я снова перечитал очерки Чапека «Как это делается», кое-что выписал для этой статьи. Я с большой охотой перепечатал бы их полностью, чтобы доставить удовольствие читателям. Но, так как это невозможно, ограничусь еще несколькими строками:

«…Если даже всю редакцию свалит грипп, газета все-таки выйдет, и в ней будут все обычные рубрики, так что читатель ни о чем не догадается и, как всегда, будет ворчать на свою газету. А раз ворчат, значит, все же читают…»

Тамара Боговкова
Несущие свет

В гости к Галине Михайловне Черноусовой зазвала нас Вера Георгиевна Левина, президент клуба «Дождинка». Жила Галина Михайловна в пятиэтажном доме напротив теплотехнического института. Она знала, что мы придем, и заранее готовилась к нашему визиту.

Возраст Галины Михайловны в то время подходил к восьмидесяти годам. Но посмел бы кто-нибудь сказать, что она старушка! Это была невысокого роста стройная женщина, чем-то напоминающая француженку. Оделась она к нашему приходу изысканно, хотя ничего особенного в ее наряде не было: темное аккуратное платье, белые манжетики и воротничок, на голове – парик с великолепной прической. Нас сразу поразили ее прекрасные руки, которые, казалось, могут заниматься только музыкой, и молодые внимательные глаза.

Купленный нами торт не шел ни в какое сравнение с угощением, какое приготовила для нас Галина Михайловна. А потом был долгий-долгий разговор – о литературе, искусстве и еще Бог знает о чем. Казалось, эта удивительная женщина знает все. Писатели, художники, композиторы – о каждом она «выдавала» такие сведения, что мы, всю жизнь проработавшие с книгами, только диву давались. На прощанье Галина Михайловна, зная, что наша библиотека носит имя Николая Васильевича Гоголя, подарила нам собранные ею материалы об этом писателе.

Так началась наша дружба с клубом «Дождинка».

К нам в библиотеку и до этого приходило много интересных людей. Представители разных течений хотели «осесть» у нас, но все как-то не приживались. А «Дождинка» сразу пришлась «ко двору». Мне кажется, в ней что-то есть от тех литературных вечеров, на которых бывал Александр Сергеевич Пушкин.

Этот клуб начинался всего с нескольких человек, которым хотелось общаться. Тогда по радио часто звучала песня «Одна дождинка еще не дождь»… Так и назвали клуб, а его президентом избрали Веру Георгиевну Левину, математика по образованию. С этого все и началось. И вот уже двадцать лет она во главе «Дождинки».

Где только Вера Георгиевна находила таких интересных людей, как Галина Михайловна Черноусова, Наталья Петровна Диденко, Виктор Васильевич Мокеев, Федор Ильич Авдеев, Леонид Васильевич Козлов, Нина Васильевна Бараш! Многие из членов клуба уже вышли на пенсию, некоторых уже нет с нами, а клуб не только не стареет, но, пожалуй, даже молодеет. Теперь он насчитывает более пятидесяти человек. Это бывшие или еще работающие врачи, педагоги, инженеры. Есть и совсем молодые люди.

Клуб поддерживает связи с другими клубами, такими как «Вечный Огонь», «Природа», «Космос». О нем знают в городе. Нередко в библиотеке раздаются звонки, и незнакомые люди спрашивают: «Как нам побывать на встрече с клубом «Дождинка»? А однажды в библиотеку на имя Веры Георгиевны пришло письмо из Франции. Его автор тоже слышал о работе клуба, хотел бы узнать о нем поподробнее.

«Исцеление через духовность» – девиз библиотеки имени Гоголя, и он очень подошел «дождинкам». Их программа состоит, главным образом, из «круглых» дат писателей, художников, поэтов, ученых. К своим встречам-заседаниям члены клуба готовят рефераты, доклады, обсуждают их, с наиболее интересными выходят в школы № 80, 98, лицей, детский дом, клубы по месту жительства – всюду, куда их позовут. А иногда прямо на свои заседания приглашают школьников, студентов, читателей библиотеки.

«Золотой фонд» читального зала, библиографические разыскания работников библиотеки всегда в распоряжении «Дождинки». Ни одно значительное мероприятие библиотеки не обходится без участия клуба. Читательские конференции, встречи с интересными людьми – всегда вместе.

Когда библиотека отмечала свое 45-летие, на празднике было два хозяина – работники библиотеки и члены клуба «Дождинка» во главе со своим президентом. А «бенефис» Веры Георгиевны был большим праздником и для клуба и для библиотеки. В подарок она получила красочно оформленную газету с рассказом о ее «президентстве», фотографиями, материалами клуба. «Дождинки» преподнесли ей образцы своего рукоделия, цветы.

Эти прекрасные люди не требуют ни денег, ни почестей за то, что несут людям свет. В каждом из них горит огонек, который не могут погасить ни годы, ни трудности жизни. Я знаю, когда они собираются, о чем будут говорить, когда у «дождинок» дни рождения. Не знаю только, когда они болеют, об этом можно только догадываться, когда в клубе наступает временное затишье. Хочется, чтобы они были здоровы и счастливы.