Текст книги "Городской романс"

Автор книги: Александр Терентьев

Ирина Егурная
Рождение музея

(Центр историко-культурного наследия Челябинска)

Дата рождения нашего Центра – май 1993 года. И уже в начале следующего месяца самыми первыми музейными предметами стали фотонегативы городской застройки Челябинска, тех самых деревянных домиков 30—50-х годов, которые в наше бурное время со стремительной скоростью исчезают с улиц Труда, Карла Маркса, Российской, Красноармейской, Пушкина. Фасады с разных точек, детали деревянного декора, интерьеры внутренних двориков – все это тщательно фиксировалось на пленку, становившуюся подчас последним источником информации о целой эпохе деревянных построек Челябинска.

Постепенно фототека расширялась – в нее органично вливались фотонегативы и фотографии памятников архитектуры и монументального искусства Челябинска, достопримечательностей города и его окрестностей.

Узнав, что мы собираемся создавать музей истории города, в Центр потянулись люди – краеведы, историки, студенты и преподаватели, пенсионеры, любители старины, коллекционеры – люди, в общем, разные, но все как один объединенные любовью к родному городу, его истории. И каждый старался прийти не с пустыми руками.

Так, одной из первых принесла нам в Центр свой архив Вера Степановна Колпакова, краевед, бывший преподаватель агроинженерного университета. Здесь были с любовью подобранные материалы о челябинских поэтах, писателях, художниках, артистах (Н. Русакове, А. Шмакове, Л. Преображенской, А. Лесковой и многих других) и материалы, связанные с памятными местами города – улицами, скверами, площадями, памятниками, и даже исследования по истории челябинских кладбищ… Так, архив Веры Степановны положил начало одному из самых больших собраний Центра – документальному фонду.

Документы в Центр поступали по-разному. Были разовые поступления или в составе комплексов, вместе с фотографиями, книгами и другими предметами. Так, например, поступил в фонды входной билет в цирк Стрепетова, относящийся к началу века, а через год к нему добавился билет в электро-театр «Луч» (в советское время в здании театра располагалась гарнизонная столовая, сейчас это здание надстроено, так что совершенно потеряло первоначальный облик).

Интересным приобретением стали документы семьи Чирковых: выписка из метрической книги Николаевской церкви о бракосочетании Ивана Васильевича Чиркова и Анны Григорьевны Еремеевой за 1873 год, заверенная нотариальной конторой П. Ф. Туркина в Челябинске, купчая на продажу дома Чиркову И. В. от 13 мая 1904 года, завещание Ивана Васильевича, составленное через три года после покупки дома, в самый разгар строительных работ, о чем свидетельствуют многочисленные накладные Лесопромышленного товарищества «Лаптевы и Манаев» на доски, бревна, брусья; переписка вдовы Анны Григорьевны с судом об утверждении завещания и указ Челябинского сиротского суда об утверждении попечительства А. Г. Чирковой над детьми; документы дочери Чирковых – Евгении: свидетельство об окончании 1-го женского начального училища и Похвальный лист этого училища, аттестат об окончании Челябинской женской гимназии в 1907 году. А также всевозможные квитанции, окладные листы, свидетельствующие об уплате налогов за дом, постройки, землю вплоть до 1918 года. Целый отрезок жизни семьи почти в двадцать лет проходит через эти документы…

А вот другая жизнь, другие документы – командира 27-й особой конной сотни Оренбургского казачьего войска есаула Колбина Григория Васильевича. Из мирной жизни последнего представлены расписки на получение денежных переводов и интересный рукописный план поселка Николаевского (с 1902 г. Никольского) Челябинской станицы. На плане имеется подпись: «Рисовал хорунжий Колбин» и дата – «9 августа 1896 г.». А дальше – воинские предписания о выполнении приказов за 1915—1916 гг., сами приказы, копия Инструкции 27-й особой конной сотни Оренбургского казачьего войска, несущей военно-полицейскую службу в районе 39-го армейского корпуса, письмо сослуживца Колбину за 1915 год и небольшой листочек бумаги с образцом фронтовой «лирики» того времени – стихами о «невесте прапорщика Тане»…

Оттуда, из прошлого Челябинска, дошли до нас фотографии старых челябинских фотографов – В. Г. Половникова, Ф. Т. Катаева, В. Н. Попова, В. И. Степанова. С них смотрят на нас лица горожан – молодых и старых, красивых и не очень, именитых и неизвестных. Последних – большинство. В лучшем случае на обороте фотографии торопливым почерком сделана пометка, например, имя ребенка – «Симочка», или просто инициалы – «А. Ш.» и все. Никаких сведений, за исключением фамилии фотографа или рекламы фотоателье.

Среди таких безымянных портретов привлекает внимание один, запечатлевший супружескую пару в полный рост. Изготовлен он в фотографии Ф. Т. Катаева, о чем говорит тисненая золотом фамилия фотографа по паспарту. А интересен он своим оборотом. Там, где обычно размещались адреса и рекламы, оказался помещенным выполненный типографским способом фотоснимок участка улицы с симпатичным двухэтажным особнячком, с отдельным входом под вывеской «Фотография Катаева». Все изображение заключено в витиеватую прямоугольную рамку с растительными элементами и обрамлено надписью «Фотография Ф. Т. Катаева в Челябинске по Мастерской улице, собственный дом». Как говорится, лучше один раз увидеть…

Вот другая фотография. В отличие от первой, не известны ни фамилия мастера, ни адрес ателье. Молодая женщина в светлом платье сидит вполоборота, облокотившись правой рукой о столик. Слева от нее – моложавый мужчина в круглых очках. Позади сидящих стоит молодой мужчина в форменном кителе. На обороте имеются две записи, сделанные черными чернилами. Первая – «Идеальной искательнице смысла жизни – на вечную память от идейного «трио». Виноградов». И вторая: «Подпись г. Виноградова свидетельствую. И меня не забудьте. Мировой судья 1-го участка гор. Челябинска И. Покровский».

Несомненно, что вся работа с этим фотопортретом еще впереди – предстоит выяснить историю снимка, дату и место съемки, имя фотографа, постараться поподробнее узнать об участниках «идейного трио»…

Фотография, чудесное изобретение XIX века, породила еще одно новшество – так называемую фотооткрытку. Сам город Челябинск начала века тоже оказался запечатленным во всей своей красе на многочисленных открытках. Величественный Христорождественский собор и не менее величественный католический костел, Народный дом и театр Вольного общества на острове, живописные окрестности озера Смолино и мусульманская мечеть, женская гимназия и реальное училище, Переселенка… – ничто не ускользало от зоркого глаза фотообъектива. Спешили такие почтовые карточки из Челябинска и в Челябинск с весточками от родных и близких, друзей и знакомых…

Держу в руках старую, потертую, с разноцветными разводами от красок открытку. В течение долгого времени хранилась она у челябинского художника И. Л. Вандышева, отсюда и следы краски. Издана открытка владельцем челябинского писчебумажного магазина И. А. Гуревичем, и изображен на ней железнодорожный вокзал. На открытке под пятнами краски виден адрес, четко написанный твердым уверенным почерком – «Челябинск, казенный винный склад, Аркадию Космичу Малкову». А на обороте, под изображением вокзала, тем же твердым почерком написано – «Поздравляю! 22 января 1903 года». И подпись – «Б. Сурьянинов». От себя добавлю, что Б. Сурьянинов – челябинский врач. Фамилия Сурьяниновых встречается еще на одной открытке с видом на женскую гимназию, адресованной в Петроград, на Стебутовские высшие сельскохозяйственные женские курсы, Вере Федоровне Сурьяниновой. Поздравления по случаю Нового 1915 года шлет Вере Федоровне ратник ополчения, получивший шесть месяцев отсрочки по состоянию здоровья, некий Иван Д.

Из художественных открыток, поступивших в Центр, представляют интерес адресованные П. Ф. Туркину, челябинскому нотариусу, бывшему в 1909 году городским головой, и жительнице Челябинска Марии Георгиевне Сергеевой, получившей поздравления по случаю дня ангела в трагичном для Челябинска 1919 году.

Ценным приобретением стали в 1994 году фотоархивы заслуженного строителя РСФСР Валерьяна Васильевича Спасоломского (1904—1993) и архитектора Константина Дмитриевича Евтеева (1912—1993), любезно переданные в Центр их родственниками.

Фотографии, сделанные Валерьяном Васильевичем и Константином Дмитриевичем, приоткрывают нам слегка «подзабытый» Челябинск 40—50-х годов: только что отстроенные дома, еще не тронутые разрушительным временем, не обремененные многочисленными пристройками-павильонами, магазинчиками, заборами, а также показывают нам Челябинск, каким он мог бы стать – не реализованные по разным причинам проекты перепланировок улиц и площадей, проекты реконструкции старых и строительства новых зданий.

И совсем уже необыкновенным приобретением стал архив известного челябинского фотохудожника Семена Григорьевича Переплетчикова (1931—1994). Он вобрал в себя уникальнейшие фотопортреты известнейших людей России, бывшего Союза, живших в Челябинске, приезжавших в Челябинск. Это громадная коллекция фотонегативов почти за сорок лет творческой деятельности мастера, это коллекция афиш, плакатов, концертных программ, каталогов художественных выставок с автографами Д. Шостаковича, С. Рихтера, В. Пикайзена, Э. Гилельса, Р. Керера, Э. Миансарова, А. Маркова, В. Спивакова, Л. Головницкого, В. Воловича, Г. Мосина, Э. Неизвестного, Е. Широкова и многих других. Это коллекция фотопортретов с автографами А. Сахарова, А. Даниэля, Л. Копелева, Б. Окуджавы, В. Высоцкого, М. Эсамбаева, В. Данилина, Я. Френкеля, М. Жарова, Е. Леонова, Л. Оболенского, Р. Рождественского, И. Кио, С. Герасимова, В. Караковского, Г. Елизарова. Это подборки материалов о деятелях культуры, искусства, науки, образования, медицины, это огромная коллекция грамзаписей, обширная переписка, редкие издания книг, в числе которых такая редкость, как тоненькая книжечка М. Одинокого (псевдоним Борисоглебского Михаила Васильевича, русского советского прозаика) с драмой «Ложь», выпущенная в Троицке типографией Госкома в 1923 году на средства, преподнесенные автору в день 10-летия литературно-художественной деятельности.

Но челябинцы любили не только запечатлевать себя и свой город на фотопортретах и открытках, они любили еще украшать свой быт. Правнуки и внуки старых горожан это подтвердили. Так, откликнувшись на одно из радиовыступлений, пришел к нам в Центр Олег Петрович Курилло и принес театральный бинокль дивной парижской работы конца XIX века, инкрустированный перламутром, на складной ручке. По его словам, бинокль принадлежал его бабушке Ефросинье Денисовне Павленко и хранился в семье с 1907 года.

От Татьяны Ивановны Никитиной (1904—1980), главного режиссера Челябинского кукольного театра, поступило редкой красоты зеркальце в деревянной оправе на длинной стебельчатой ручке, инкрустированное металлическими цветами и искусственными, «под рубины», камнями. И хотя мы знаем из семейной легенды, что принадлежало оно матери Татьяны Ивановны – Валентине Яковлевне Филимоновой, невольно кажется, что именно с него А. С. Пушкин списал волшебное говорящее зеркальце злой мачехи в сказке «О мертвой царевне и семи богатырях».

Пришла как-то в Центр Клара Васильевна Хлобыстова, большая патриотка нашего города, и принесла шкатулку для ювелирных украшений. Большая такая шкатулка, старинной работы. На откидывающейся крышке – инкрустация, внутри – зеркальце, чтобы удобнее было примерять украшения, не отходя от шкатулки. Изнутри вся шкатулка обтянута розовой шелковой тканью, причем на донце лежит мягкий стеганый матрасик из той же ткани. Все продумано до мелочей, все предусмотрено.

А взять рамки под фотографии, будь то резные деревянные или каслинского художественного литья, они же глаз радуют своим исполнением, своей работой.

Есть у нас и несколько кабинетных скульптур чугунного литья. Одна из них, «Киргиз на лошади», скульптура А. Обера, интересна тем, что изготовлена не в Каслях, а в городе Куса в 1904 году.

В самом конце 1994 года Центр приобрел две большие картины челябинского художника Николая Петровича Загороднева из серии «Старый Челябинск». На обеих изображена улица Большая (ныне улица Цвиллинга) с разных точек. На одной из картин мы можем видеть Перцевскую церковь, на другой – Одигитриевский женский монастырь. Глядя на них из сегодняшнего времени, даже трудно себе представить, что пройдет всего несколько лет – и весь этот великолепный комплекс будет уничтожен, оставаясь только на открытках да картинах старых мастеров…

В июне 1870 года прошла городская реформа, которая ввела принцип городского самоуправления. Эта реформа предусматривала, ко всему прочему, и присвоение специальных знаков должностным лицам городского самоуправления. Они носились на шее, на цепи. Один такой знак, члена Челябинской городской управы, поступил в фонды Центра в 1994 году. Он представляет собой довольно крупный овал, в центре которого, на лицевой стороне, расположен герб Челябинска под императорской короной, украшенной двумя царскими скипетрами, перевитыми Андреевской лентой. По овалу идет надпись: «Челябинская городская управа», на оборотной стороне проставлена дата «16 июня 1870 г.». Такой знак носился на посеребренной цепи.

Не следует думать, что все самые интересные экспонаты будущего музея истории города относятся к дореволюционному периоду. Есть у нас немало таких и советского времени, первых лет постсоциалистического периода.

Вот, например, металлическая копилка в виде чемоданчика с ручкой и ключами. Обе стороны «чемоданчика» украшают надписи-наставления: «Храни каждую свободную копейку на сберегательной книжке» и «Государственная трудовая сберегательная касса – кошелек и кассир трудящихся». Такие копилки были в ходу в конце 20-х годов.

Или вот две афиши из коллекции Анастасии Спиридоновны Лесковой, народной артистки РСФСР, переданные в Центр преподавателем педагогического университета Виктором Петровичем Рожковым. Одна из них приглашает на загородное гулянье в воскресенье 15 июня 1924 года с участием артистки Лесковой (все сборы пойдут на борьбу с туберкулезом). А вторая приглашает посетить спектакль «Сильва» с участием артистов Богдановой, Лесковой и других 4 ноября 1925 года.

Вот одна из первых книг, выпущенных Челябинским областным государственным издательством (будущим ЮУКИ), – В. Бианки «В гостях у челябинцев». Год издания – 1936-й. Есть и другие редкие издания Южно-Уральского книжного издательства.

А вот совсем тонюсенькая книжица – «Путеводитель по третьему карнавалу Челябинского парка культуры и отдыха за 1938 год».

Подвеска от знака с гордой надписью «Дворник города Челябинска № 122».

Отдельные номера газеты «Челябинский рабочий» за первые дни Великой Отечественной войны…

Поиск продолжается…

Явленье музы
(продолжение)

Сергей Борисов

 
Не устрашись, когда мгновенья
тебе поведают чуть слышно,
что сердце из повиновенья
уму презрительному вышло.
 
 
И так враждебно и влюбленно
оно забилось, как в неволе,
что ты не в силах поименно
назвать слагаемые боли.
 
 
Стерпи порыв его незрячий,
когда проступят капли пота
и в грудь, как паводок горячий,
живая хлынет позолота.
 
 
Пробейся к образу и звуку
от злобы, зависти и скверны
и, может быть, обманешь муку
и сном забудешься неверным.
 
 
И все, что поглотили в яви
твои глаза, как два колодца,
в слезах, сиянии и славе
на мысль угрюмую прольется.
 

 
Эту звездную погоду,
эту исповедь греха
я толку, как в ступе воду,
в утлой амфоре стиха.
 
 
Дни, по коим ныть не надо,
сны, заведомо не те,
я несу в ладонях лада,
точно воду в решете.
 
 
И от бега дней зависим,
сам с собою говоря,
я мечу слова, как бисер,
опрометчиво и зря.
 
 
Скорбный труд – строкой и речью
вновь и вновь, пока живой,
биться в душу человечью,
будто в стену головой.
 

Мария Голубицкая

 
Кончается лето.
Краснеет рябина.
А я и не знаю,
Была ли любима.
 
 
Была ли любима,
Иль только казалось?
И что мне на память
От лета осталось?..
 

 
Плотник возится с деревом,
Токарь – с металлом,
А поэт за словами
Шагает и в солнце и в тьму.
 
 
Каждый знает свое
Сопротивленье материала.
Каждый знает и то,
Как не поддаться ему.
 
 
Если тупым рубить топором —
Дом получится косо и криво,
Если токарь запорет деталь —
Будет меньше деталью одной.
 
 
Ошибется поэт —
Станет меньше на свете счастливых
И чужая душа
Так и будет чужою душой.
 

Ася Горская

 
Что за снег
Невесомый
В апреле!..
Он прозрачен,
Как детская
Грусть.
Перепутал весны
Акварели,
Пусть немного
Покружится,
Пусть.
 
 
Снег в апреле —
Он словно
Приснился,
Снег в апреле —
Не снег,
Ерунда!
В чьи-то волосы он
Опустился
И останется
В них
Навсегда.
 

 
Распечалилась
Школьная бабка
Петровна,
Знать, прослышав,
Какая ее ожидает
Беда:
В школе думают ставить
Звонок электронный,
Ну а как же Петровна?
Что станется с нею тогда?
Разве плохо звонила? —
Минута в минуточку!
Как ребенка,
Звонок сберегала она.
Ну а если он все же
Запаздывал чуточку —
Значит, в классе
Контрольная,
Бабкина помощь нужна.
Перед тем, как звонить,
Вытрет фартуком руки,
Поглядит на часы
И торжественно
Кнопку нажмет…
И по всем этажам
Загалдят и затопают
Внуки.
Бабка очень гордится,
Что знает их
Наперечет.
Все бывает:
И шлепнет в сердцах
Окаянных,
Коль не видит никто —
Перекрестит
              порой.
А своих «не было»,
Не дождалась Ивана,
И осталась навечно
Солдатской вдовой.
Пусть же бабка звонит,
Бережет
Нашу школьную хронику,
И себе, как случится,
Даст последний,
              прощальный звонок.
Не спешите, директор,
Пускай подождет
Электроника,
Доброта
В нашей жизни —
Главный урок.
 

Римма Дышаленкова

 
И глина любит гончара,
когда ваяет он богиню.
Ты создал женщину вчера
из белой равнодушной глины.
 
 
В твоих горячечных руках,
тяжелых и неутомимых,
метался дух, горел очаг,
рождалась женщина из глины.
 
 
И родилась, и вознеслась,
спросила: – Ты ли – мой создатель?
Зачем на свет я родилась?
Кому нужны мои объятья?
 
 
Но ты признаться не посмел,
зачем терпел огонь и муки.
Ты от восторга поглупел,
забыл гончарные науки.
 
 
И, не успевшая понять
бессилья твоего, Создатель,
она отправилась искать,
кому нужны ее объятья.
 
 
А ты, кто чудо сотворил,
глядел бездомною собакой.
И ждал ее, и водку пил,
и от стыда украдкой плакал.
 

 
Быть бы ненастью,
                        но дождь помешал.
Быть бы любви,
                        да любовник сбежал.
Бегает бедный под теплым дождем,
Богу помолимся и подождем.
 
 
Куры кудахчут, мяукает кот.
Бедный любовник сушиться идет.
 
 
Печь деревянную я затоплю,
высушу блудня и погублю:
пусть не мешает плескаться дождям,
курам кудахтать, мяукать котам.
 

 
Вода, скользя, роняла капли.
И, не найдя ростков нежней,
Вода выращивала камни
И вот взрастила сад камней.
 
 
Стволы и стрелы сталагмитов
Темно буравят толщу лет,
От перламутровых покрытий
Течет подземный тихий свет.
 
 
А меж стволов – грибы и травы,
Из камня – зверь, из камня – куст,
Порою слышится картавый
Камней ломающийся хруст.
И многозначно и тревожно
Струится горный шепоток,
И кажется, вот-вот возможно
Увидеть каменный цветок.
 

Анатолий Зырянов

 
Журавли,
             как горнисты в строю,
над землею трубили зарю,
и оранжево
             у пруда
аистенком кружилась звезда.
А теперь из ночного пространства
бьется в форточки
             наших квартир
тот, что в детстве далеком
                          остался, —
на березовой ветке снегирь…
 

 
Тяжелеет как яблоня
             небо, полное сини,
И разносят ветра
             листопад над Россией.
И летит листопад —
             красно-бронзовый звон,
И сквозь память летит
             и сквозь Вечный Огонь.
Мать стоит поседевшая
             у подножья огня.
Не дошел ее сын
             до победного дня.
И звучит тишина,
             натянувшись струной,
Между памятью матери
             и прошедшей войной.
 

 
Роняют тихо деревца
Листву на подоконники,
Как будто письма от отца —
Скупые треугольники.
Бессмертием обагрена
Печально осень льется,
льется.
И, кажется, вот-вот
зажжется
От медных листьев тишина.
И, значит, скоро по лугам
Снег полетит печально-белый…
Как искры проседи несмелой
У нас по молодым вискам.
 

Виталий Кальпиди

 
Мне не понять войны меж вечностью и годом,
меня копили те, что канули на ней,
но раньше провели по темным коридорам,
там жизнь моя текла, и старший крикнул: «Пей!»
 
 
Столетие мое, я жизни не покину,
пусть факельщики тьмы и выстроят конвой.
Два миллиона лет я пробивал плотину
небытия. И что? Уже пришли за мной…
 

 
Шарообразен Бог кустарника.
Бессилен плоский Бог осоки.
В одежде рыб плывут молоки
на стол чумазого нефтяника.
 
 
Смешна индустриализация
в балетном вывихе реки,
но обалдели старики,
когда заговорила рация.
 
 
А каланча деревни бросовой
была задумана как церковь.
И расцвела, как фокус в цирке,
река бензиновыми розами.
 
 
Нефть ерзает, как слякоть грязная,
как выдохшиеся борцы.
А рядом ходит Бог на цы-
почках, судить-рядить обязанный.
 
 
Но, как чекист времен Дзержинского,
прораб участка № 9,
из кадра выдернув деревья,
всю местность оснащает вышками, —
 
 
я каламбурю не из подлости:
ведь из внутриутробной волости
я выплыл в этот мир без риска
по чистым водам материнским.