Текст книги "Солнечная сеть (СИ)"

Автор книги: Александр Харченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

На этом церемония прощания завершилась. Слон Махасена вострубил в три хобота, и Кейт, оттолкнувшись от почвы родного мира, прыгнул в космическую даль. Некоторое время он ещё ощущал связь с Краем; потом это чувство исчезло – разум погрузился в благодетельную полудрёму, защищавшую мощь сознания и чувств от пытки монотонностью дальнего космического путешествия.

​Материал для исследований. Солнечная Система. 310.06.10. Кейт

Анитра ждала его в оливковой роще у здания института. Здесь, в Кейптауне, был прохладный сезон, над городом лил дождь, и все прохожие шли в одинаковых пёстрых дождевиках, похожих на перевёрнутые пакеты для мусора. Кейт нарочно остался в одних шортах и в отцовской мягкой шляпе-федоре; он любил дождь и не боялся холода, зато до судорог ненавидел мокрую одежду. Анитра явно мёрзла; на ней под покрывалом дождевика угадывался мягкий свитер, одежда, нетипичная для Кейптауна в любое время года.

– Тебе так холодно? – удивился Кейт.

– Не обращай внимания. Немного промёрзла. Идём?

Она подала ему узкую, напряжённую от усилия руку, потом встала со скамейки и пошла подле него, чуть впереди, по временам касаясь его открытых ног полами своего дождевика. Кейт украдкой рассматривал её роскошные текучие волосы, полускрытые сейчас плёнкой откидного капюшона.

– Что у нас сегодня в программе? – спросил Кейт.

– Минимум опытов. Разбор логических задач, семантический анализ, контроль психоритмов. Перескажешь ещё разок все свои ретроспективы; ты каждый раз добавляешь любопытные подробности. А потом, я надеюсь, ты ещё немного поможешь мне с расчётами по моей основной теме. Ты же настоящий ходячий компьютер, ты просто мастер формальной алгоритмизации! А у меня никак не получается подсчёт в матрицах результирующих групп, не удаётся достигнуть нужной степени бездушности в психологии.

– Знаешь, я хотел бы сегодня уйти пораньше, – виновато произнёс Кейт. – Мне нужен небольшой отпуск. Хотя бы пара дней отгула. Нужно сделать кое-какие важные для меня вещи, а для этого мне придётся немного прогуляться по Солнечной Системе. Полёты пока всё ещё занимают слишком много времени, даже у меня.

– Когда-нибудь я надеюсь отправляться на такие прогулки с тобой вместе, – вздохнула Анитра. – Мне было бы интересно посмотреть, чем ты там занимаешься! В последнее время ты стал довольно загадочным… ну, а к тому же, несколько разболтался по части дисциплины. Отпрашиваешься, капризничаешь, не хочешь делать важную работу. Эдак, чего доброго, скоро ещё начнёшь раздавать нормальным людям указания!

– Прости, – смущённо сказал Кейт, – я не хотел тебя обидеть. Но пойми и меня: я не могу постоянно служить только объектом для разнообразных опытов, что физических, что психологических. Иногда мне просто хочется хоть немного побыть субъектом. Просто для поднятия самооценки, например. Ведь у меня тоже есть свободная воля.

Анитра вдруг свернула в боковую аллею. Здесь, среди старых олив, стоял на постаменте бронзовый бюст старинного писателя, благодаря Рикки Морьеру ставшего кумиром Астрофлота. На гранитном постаменте были выбиты слова: «Не ставьте мне памятника, откройте вместо этого дорогу к звёздам, дорогу будущего». Анитра не раз уже притаскивала сюда нашкодившего Кейта, чтобы устроить ему выволочку.

– Не надо, – попросил он на этот раз, – дождь сейчас идёт, и ты замёрзла. Я выучил за год наизусть абсолютно всё, что ты мне собираешься сказать. Пойдём лучше работать.

– Мне виднее, надо или не надо. Я твоя воспитательница, и это я отвечаю за твою социализацию в рамках рабочей программы Астрофлота. Опыты ему надоели, надо же! Есть тематический план исследований, включающий тебя, твои усилия и – да! – опыты над тобой! Сделать с этим ничего нельзя. Можно только одно: выполнять работу! Мы все работаем в рамках задач, поставленных перед нами историей. Я делаю это, Рикки Морьер делает это, всякий человек в Астрофлоте делает это, и тебе тоже следует научиться делать это, если только ты не хочешь оскорбить память своего отца!

– Между прочим, мой отец жив.

– Да, но здесь, на Земле, о нём пока что только помнят. Прошло больше чем полвека! Многое переменилось, имена героев стало принято забывать. Тебе бы ведь не хотелось такого исхода и для Джорджа Астера, правда? Значит, ты, его сын, должен быть достоин тех даров, которые ты принёс человечеству. А мы должны научиться брать эти дары, должны научиться с твоей помощью всему, что ты и твоя сестра несёте в себе, что откроет человечеству ту самую дорогу к звёздам. – Анитра указала на постамент с надписью, потом опустилась на корточки перед Кейтом, легонько погладила его по щеке:

– Ты очень дорог нам всем, – тихо добавила она. – Ты – наш инструмент, ты – наш ключ, ты – принадлежащее нам чудо, посланное звёздами в наши руки, в ответ на все наши надежды. Пожалуйста, не подводи нас. Не подводи Астрофлот!

– Ну, хорошо, хорошо. Но неужели я так сильно подведу Астрофлот и память своего отца, если просто возьму отгул на пару дней?

Анитра горько рассмеялась:

– Всё-таки ты абсолютный мальчишка, Кейт! Хочешь по-прежнему бродить по оливковым рощам с тисовым луком и играть в индейцев. А ты не забыл, что тем временем твоя сестра и твой отец томятся в плену собственного непонятного, непознанного состояния? Люди мучаются без общества людей, скованные заживо планетарными биосферами в мирах, где вообще не должно быть никаких планетарных биосфер… Ну, хорошо, после окончания сегодняшних расчётов я дам тебе отгул. Но только на ночь, на одну ночь! И чтобы никаких девушек, понятно? А пока что пойдём-ка работать.

– И всё-таки, – спросил Кейт, выходя из аллеи, – как ты ухитрилась так промёрзнуть?!

– Это нервное, – со вздохом ответила Анитра. – Мой учитель, доктор Адриен Лури, сегодня ночью покончил с собой. Воспользовался азотной камерой. Я была там, когда его вынимали оттуда… в холоде морга, в зале ритуального прощания…

Кейт остановился в безмолвии. Анитра Нилумба взяла его за руку, потянула за собой:

– Поэтому я и хочу поработать сегодня подольше. Доктор Лури много сделал, чтобы разобраться в твоей природе. И, как принято у нас, лучшим памятником ему будет продолжение его дел. Я не хочу останавливаться и думать о нём; это может лишить меня сил. И мне нужно побыстрее воспользоваться тем, чему он меня научил и чем помог. Пожалуйста, теперь ты помоги мне!

– Ну конечно же, – вздохнул Кейт.

Они проработали почти до полуночи. В половине двенадцатого в лабораторию явилась ассистентка Мэрион, выгнавшая их под предлогом обесточивания зала; Кейт знал, впрочем, что Мэрион по ночам тоже ведёт исследования. Он вспомнил, как в первые месяцы его работы здесь, в Институте экспериментальной психофизиологии Астрофлота, Мэрион несколько раз оставалась поболтать с ним наедине. Как-то раз он услышал, какой разнос ей учинила за это Анитра. «Не смей строить ему глазки, если не хочешь их лишиться! Кейт – вечный мальчишка, он никогда не вырастет в мужчину, ему не следует думать о земных женщинах! Такие, как он, живут среди своих грёз, и это для нашей сестры хорошо, пожалуй… Что ты, собственно, знаешь о нём? Что он может дать тебе? А ты, ты-то что можешь дать ему?! И не думай, пожалуйста, что он такой уж весь собой красавчик; это ведь синтетическое тело, в нём жизни не больше, чем в манекене!» С тех пор Мэрион старалась не смотреть лишний раз в сторону Кейта, а Кейт укрепился в странной мысли, что здесь, на Земле, он только мешает всем и каждому в любой своей роли – за исключением, конечно, роли подопытного объекта в разнообразных физиологических исследованиях.

В полночь Кейт попрощался с дремавшей на ходу Анитрой и вышел в оливковую рощу. Дождь кончился, стало заметно теплее, и в ясном небе горели россыпью неяркие созвездия южного полушария. Поодаль, за стенами парка, бушевал какой-то поздний митинг. «Ракеты убивают жизнь на Земле! Спасём экологию пустыни Намиб!» – кричал в усилители невидимый оратор. Кейт вспомнил, как в первые дни его пребывания на Земле сотни тысяч людей ликовали на ночных улицах Европы, когда подрывники превратили в пепел очередной крупный комплекс энергетических спутников, круживший на низкой орбите над планетой. Миллионы часов труда, тысячи смелых и прекрасных инженерных решений были уничтожены ровно за четыре секунды, точно так же – ради экологической безопасности жителей Земли. Когда по радио поступила команда отвернуться и закрыть глаза, многие не выполнили её; вспышка ослепила их, и некоторые утратили зрение навсегда. Не все ослепшие получили разрешение на аугментацию глаз после этого. Некоторые так и остались слепыми, доверив свою жизнь и благосостояние попечению общества, другие предпочли свести счёты с жизнью в общедоступных азотных камерах, как это сделал сегодня доктор Лури. Странная вещь: общедоступные камеры для самоубийства! Вообще, очень странное отношение к людям и к жизни. Не отсюда ли проистекают корни мрачного и самоотверженного фанатизма сотрудников Астрофлота, так поразившего Кейта за полтора года в Солнечной Системе?

Кейт вышел из парка, остановился у разрушенного стенда за оградой. Аугментированная рыжеволосая девушка, казавшаяся слишком нервной из-за ускоренных биоэлектрическими имплантантами рефлексов тела, спросила у него дорогу к остановке подземки. Не в состоянии вспомнить местные названия, Кейт вызвался было проводить её, но девушка стремительно шарахнулась в темноту. Она была чем-то похожа на Кинтию: такая же высокая, резкая в движениях, чуть похожая на мальчика-подростка, пожалуй… Но у Кинтии, пожалуй, во взгляде никогда не было такой безнадёжности, смешанной с застарелым испугом. Что должно сделать общество со взрослым человеком, чтобы заставить его иметь такой взгляд? Или чтобы заставить добровольно войти в герметически закрытую камеру, где он с пугающей лёгкостью и незаметно для себя лишается через несколько секунд сперва сознания, а затем и жизни? Или чтобы послать невозвратно работать в космос, дав перед этим в ритуальном жесте захлопнуть навеки перед лицом зеркально-дымчатое стекло гермошлема…

Митинг продолжал греметь, пугая опасностью ракет и звёзд. Словно по контрасту, на фронтоне института зажглись огромные агитационные стереоэкраны: «РИККИ МОРЬЕР ПРИЗЫВАЕТ ГЕРОЕВ ШТУРМОВАТЬ НЕБО!». Сложная, непонятная земная жизнь. Разве можно в ней разобраться за полтора года? Особенно сейчас, когда он остался одиноким: единственный на всю Вселенную живой и действующий представитель своего странного, гибридного вида. Не считая Оты, разумеется. Ота… Кейт отчего-то криво усмехнулся, вспомнив младшую сестру. Если она и в самом деле похожа на Маму, то, быть может, и хорошо, что Кейт и Кинтия не встретились ни с Мамой, ни с её народом. Ота, наверное, должна ненавидеть непутёвого старшего братца всеми фибрами души: сперва со всем энтузиазмом неиспорченной юности устроил на вверенной попечению младшей сестры планете бардак, разгневался сам, наверняка разгневал её, да потом ещё и сбежал, не попрощавшись! Вот так встреча родственников! Теперь, после пережитого на Земле, вряд ли у него хватит смелости вновь заявиться к Оте. Вот заявиться к её знакомым гуманоидам – это да! Он им ещё покажет и Киновию, и Великий Матриархат, и Всеобщую Цель со жрецами праведности… Но туда надо теперь приходить только с подарочком, а подарочек этот сперва неплохо было бы изготовить. Если у него, конечно, хватит искусства, времени и сил. И то сказать: не для себя же, в самом деле, не для своего же удовольствия он берёт сейчас все эти отгулы!

Оттолкнувшись ногой от мостовой перед институтом, Кейт взлетел в ночной воздух и, поднявшись над городом на пару километров, сбросил свою человеческую оболочку, принял привычный вид потока раскалённой плазмы, ринувшегося сквозь тонкий слой атмосферы в космический простор. Здесь, разогнав перед собой в вакууме энергетическую волну, упруго сжимающую пространство и время, Кейт стабилизировался в плоскости эклиптики и в двадцать пять минут достиг системы Урана. Люди уже отступили от дальних планет, ограничив свои экономические интересы Марсом и богатым углеводородами Юпитером. Станции на дальних планетах, в системах Урана и Нептуна, хотели было подорвать водородными зарядами, но в итоге сочли, что это слишком дорогое удовольствие. Часть сооружений законсервировали, другие объекты просто оставили на произвол судьбы, выпустив из них воздух и энергию. Великий штурм звёздной пустоты, провозглашённый Рикардом Морьером и его соратниками, на практике грозил здорово подзатянуться…

Кейта ждали; на небольшой станции в экзосфере газового гиганта ему призывно мигал маленький приводной маячок. Кейт затормозил своё движение, погасил инерцию, выбросив из себя целый сноп жёстких космических лучей, и, сжав своё тело, втянулся в корпус станции. Здесь он вновь принял человеческий облик, прошёл через шлюз и с некоторым неудовольствием вдохнул вновь возникшими у него лёгкими прелый, затхлый воздух.

Профессор Наум Фейнман, единственный и к тому же незаконный постоянный обитатель системы Урана, поднялся ему навстречу из-за широкого, усеянного старомодными лампочками индикаторов приборного пульта:

– Искренне рад видеть вас, мой юный друг! Всякий раз в ваше отсутствие печалюсь и тревожусь: не замучили бы вас, не разобрали бы на запасные части в этой вашей дьявольской лаборатории! Надо заметить, впрочем, что в этой тревоге есть и доля корыстного интереса; ведь вы привозите мне сюда колбасу и галеты, и больше мне в этом вопросе абсолютно не на кого рассчитывать.

– Я не подвёл вас и на этот раз, – ответил Кейт. – А пока, профессор, надевайте-ка скафандр. Я привёз вам сюда много свежего земного воздуха, он пахнет оливками, дождём и девушками Южной Африки. Но прежде чем я впущу сюда новый воздух, следует с гарантией избавиться от старого. Я заберу его обратно на Землю и выпущу там, простерилизовав предварительно солнечными лучами; пусть позже природа возьмёт своё и восстановит его.

– О-о, этот неоценимый дар свежего воздуха! – с вожделением простонал Фейнман, упаковываясь поспешно в космический пустолазный скафандр. – Послушайте, Кейт, вам ещё никто никогда не говорил, что вы бог? Зря… Женщины должны были оценить вас в этом качестве, пожалуй! Должно быть, на Земле совсем не осталось настоящих женщин. Да и мужчины, похоже, тоже мало что понимают в жизни.

– Я слышал, что обитатели лунных баз чтут мою сестру как богиню, – улыбаясь, заметил Кейт. – Что до меня, так меня куда больше предпочитают называть несносным мальчишкой. Особенно в этом преуспевают почему-то как раз земные женщины. Впрочем, они не одиноки в этом мнении; так же, по всей видимости, считает моя младшая сестра Айота. Кстати, она тоже богиня… Так что я в семье, по всей видимости, уникум. Давайте-ка я вам помогу затянуть шлем, ведь здесь уже положительно нечем дышать!

Пока Кейт менял старый воздух на свежий, Наум Фейнман воспользовался случаем и, выйдя наружу, проверил работу кое-какого оборудования. Когда он вернулся, в помещениях станции и в самом деле пахло дождём и оливками. Кейт уже накрывал на стол, ловко нарезал колбасу, вскрывал консервы в специальных сеточках, намазывал маслом тонкие ломти хлеба, казавшиеся почти невесомыми из-за едва выраженной искусственной гравитации.

– Кушайте, профессор. Потом мы поговорим о делах.

– А вы разве не составите мне компанию? В вашем возрасте вам непременно надо много и вкусно кушать!

– Мне уже тридцать два, профессор. Кроме того, если я начну кушать по-настоящему вкусно и много, то ваша станция сойдёт мне за аперитив, а на обед, возможно, я удовлетворюсь каким-нибудь из главных спутников Урана – каким-нибудь, в котором поменьше аммиака. Аммиак вызывает у меня несварение… Впрочем, чтобы не нарушать правил хорошей компании, я съем несколько мидий, с вашего позволения, – Кейт удобно разместился за столом.

– Вы слишком церемонны даже в таких простых вопросах, как еда. Иногда у меня ощущение, что вас воспитывал гувернёр, занимавшийся до этого почти исключительно британскими лордами эпохи королевы Виктории, – заметил Фейнман, принимаясь шумно набиваться. – Ешьте что хотите, мой друг. И чувствуйте себя как дома, тем более что, судя по всему, ваш дом – это вся Вселенная! Не надо всех вот этих вот церемоний, сделайте мне немножко жить без них. У нас и так уши глохнут от постоянной трескотни! Все болтают, болтают, болтают без умолку по любому поводу. А правда, что там, на Земле, хотят разогнать Совет планеты и созвать парламент для внесения поправок в конституцию?!

– Болтают подобное, – сказал Кейт. – Но мне не очень нравится, как вы говорите это «там, на Земле». Как будто вы отстраняетесь.

– А я и отстраняюсь, – заметил Фейнман обиженно. – Моё исчезновение там не очень-то заметили, а пока я с ними знался, меня все называли выжившим из ума старым дураком. Так что я уже давно не часть человечества. Более того, открою вам страшный секрет: иногда, в ответ на некоторые новые инициативы человечества и на повседневные реалии нашей современной жизни, мне очень хочется начать в это человечество стрелять! У-нич-то-жить! У-нич-то-жить! – сказал профессор подчёркнуто механическим голосом. – Удивительное дело. Вот доделаем мы с вами свои эксперименты, освободим вашу сестру, и давайте тогда захватим весь мир. Вы будете им править в своё удовольствие, а я буду изображать злобную космическую угрозу, от которой вы, весь такой сияющий, отважно защищаете Землю. Маньяк-учёный в маске, коварный и злющий профессор Уран! – И Фейнман, продолжая жевать, скорчил страшную рожу, от которой Кейт невольно расхохотался.

После обеда (который по часам станции был, пожалуй, завтраком, а для Кейта поздним ужином) Фейнман принялся выспрашивать своего гостя о делах на Земле.

– Ужасно обидно и глупо, – сказал он, узнав о смерти Адриена Лури. – Что могло толкнуть его на такой шаг, я лично ума не приложу. Ведь все его идеи показали нам отличную перспективу, и благодаря им все наши исследования продвигаются неплохими темпами. Значит, о научной неудаче речь идти точно не может. Быть может, личная драма? Но у него нет семьи, а посторонняя женщина вряд ли могла бы вызвать у доктора Лури такую бурю эмоций. Он был очень уравновешенным человеком. Что остаётся? Предательство ученика, этический кризис, конфликт интересов… Я ничего не слышал об этом, и вы, как я понимаю, тоже. Удивительно не ко времени он умер! Кто теперь будет руководить его темой?

– Доктор Анитра Нилумба. Моя нынешняя хозяйка и госпожа, в самых тёмных смыслах этого слова.

– Но она же психолог, а не биофизик?

– Она – психофизиолог! Кроме того, там ещё затесались какие-то неясно выраженные распоряжения на мой счёт в бюрократической структуре Астрофлота. Меня передают, как ценное оборудование, из рук в руки, а за право руководить любыми исследованиями на нынешней Земле идёт настоящая стратегическая игра: кто – кого. Словом, как я понял, вопрос насчёт Анитры уже можно считать решённым.

– Интересно… – Фейнман отчего-то глубоко задумался. – А о ваших опытах Анитра что-нибудь знает?

– Я с ней об этом стараюсь не говорить. Она считает меня неприспособленным к занятиям наукой. Ведь у меня нет ни университетского образования, ни семейной традиции в науке, ни системного мышления, – ответил Кейт.

– О слепота! – воскликнул постоянный обитатель станции, глядя на своего гостя. – А как у вас, прошу прощения, дела с ней на личном фронте?

– А, всё так же. Не даёт приблизиться, не даёт отдалиться. И знаете, профессор, мне всё чаще кажется, что это игра в одни ворота, причём я заранее назначен на роль проигравшего. На Земле что, так теперь принято?

– Современная Земля – штука очень сложная, – ответил Фейнман. – Женщины в наши дни снова стали бояться прогадать, вступая в отношения любого рода. Идеальный спутник жизни – молчаливый, открытый и ясный, а хорошо бы ещё и отосланный как можно дальше от семьи, чтобы не раздражать впоследствии родственников своим присутствием. Высоко ценятся, кстати, аугментаты – не те, которые имеют удлинённые ноги для танцев и глаза как прожекторы, а те, которые в силу условий профессиональной деятельности именно под эту деятельность перемоделированы. Считается, что у них очень мало потребностей, а право на пользование экономическими ресурсами у них приоритетное: ведь от каждого, как известно, по способностям, а каждому – по труду. Коммунизм у нас ещё отнюдь не построен. Поэтому все ресурсы потребления, на которые они имеют право, попадают в итоге их семьям… Страшная это штука – экономическое неравенство; в нём и раньше-то был корень всех бед, а теперь уж и подавно… – Профессор Фейнман сжал кулаки. – Впустить в наш общий дом такого врага! Это же надо было умудриться – снова, с размаху, да на те же грабли! Строили, строили научно организованную экономику, а построили в итоге вот это вот! Вот вам снова и боязнь проиграть, вот вам и вечная осторожность женщины в современном издании…

– Но ведь современные дети воспитываются в коллективе, – заметил Кейт. – Семья не несёт бремени непосредственных затрат на воспитание младших поколений, это делает всё общество. Какая же тогда нужда у женщины в экономической осторожности?

– Дети – да, а сама женщина? – возразил Фейнман. – Каждый человек хочет жить счастливо, каждый хочет быть заметным, выделяться, хочет знать о себе хоть что-нибудь и дать знать о себе всему обществу! Мы с вами уже говорили об этом, когда задумывали наши работы. Конечно же, и всякая женщина считает себя личностью, и всякий мужчина, и каждому обидно будет услышать, что другой жил и живёт так же, как он, работает так же, а то и меньше в разы, а зато «устроился» лучше. И это, между прочим, расплата за нашу выдающуюся глупость, за всю нашу сверх меры поганую болтовню о «миллионах безвестных героев»! Не может, не должен герой быть и оставаться безвестным! Честь, слава, долг, любовь, верность, поиск – это всё неотъемлемые свойства каждого человека, каждой отдельной личности! А не среднестатистического «Человека с большой буквы», которого непременно надо выращивать в инкубаторах! У этого среднестатистического человека, если хотите знать, непременно будет в итоге одна грудь и одно яичко… – профессор поперхнулся и мучительно закашлялся; хлебная крошка попала ему не в то горло.

Застрявшая крошка в условиях практической невесомости способна вызвать значительные проблемы. Кейт попытался извлечь её традиционным методом – хлопнув профессора по спине, – затем прибег к аспирации с помощью искусственного дыхания «рот-в-рот», но ни то, ни другое не помогло. Тогда Кейт извлёк из своего инструментального набора длинную клювообразную дыхательную трубку – возможно, слишком тонкую для профессорского горла, так как предназначалась она для детей, причём совершенно другой гуманоидной расы. Против ожидания, трубка вошла в горло задыхающегося профессора с большим усилием; Кейт, конечно же, не прилагал к ней давления, опасаясь повредить мягкие ткани, но в уголках рта Фейнмана всё равно выступила кровь. Наконец, хозяин станции тяжело, со свистом задышал. Кейт помог ему дойти до медицинского отсека, извлёк крошку пинцетом – и поразился: горло Фейнмана представляло собой сплошную пульсирующую массу в сизых прожилках.

– У вас, похоже, опухоль горла, – сказал Кейт, приведя профессора окончательно в чувство.

– Я знаю, мальчик мой. По счастью, это, видимо, не рак, но оттого менее неприятным зрелище не становится. Я потому и удушья-то не чувствовал в этом спёртом воздухе, что дышу почти исключительно через кислородную подушку. У меня ещё осталось около восьмидесяти тысяч литров кислорода, добытого электролизом из атмосферы Урана, – устало откидываясь на медицинской кушетке, сказал Фейнман.

– Вам нужно лететь на Землю, оперироваться. Это довольно срочно. Удивляюсь ещё, как вы не задохнулись тут без меня.

– Я ем в одиночестве только жидкую пищу, – Фейнман улыбнулся, – и, к тому же, мне не с кем разговаривать во время еды и не о чем волноваться. Но опухоль, даже если она не злокачественная, развивается стремительно. А возвращаться на Землю… тогда я потеряю работу, которой посвятил последние годы своей жизни. На Земле она никого не заинтересует, а проводить её надо именно здесь, в естественном холоде, среди спокойной магнитосферы Урана. Благодаря вам, Кейт, у меня есть очень большой шанс закончить эту работу. Тогда, в отличие от любимых на Земле безымянных мучеников, я могу попробовать жить вечно – причём не только в памяти потомков, хе-хе… Оттого я и хочу как можно скорее закончить наши с вами эксперименты.

Кейт посмотрел на него с удивлением:

– Вы хотите поставить опыт на себе?!

– А на ком же? Я всю жизнь изучал магнитные структуры и электрические заряды в сверхтекучей плазме. Зачем они мне были нужны? Построить ещё несколько скучных машинок, умеющих быстрее-лучше-сильнее решать дифференциальные уравнения? Но земляне поумнели до такой степени, что все как один стали философами и разрушают теперь свои хитрые машинки… Вычислять курсы для звёздных кораблей? Прекрасная идея. Но вот беда: человечество Земли на каждом углу рассказывает о своём стремлении к звёздам и о готовности к самопожертвованию ради звёзд, а само тем временем оставляет без пригляда даже не очень дальние уголки собственной Солнечной Системы. Поэтому большая цель у меня могла быть одна: смоделировать в созданных мной магнитных структурах жизнь, смоделировать развитие и деятельность разума! Вы, с вашими эпическими звёздными формами, дали мне необходимый толчок, волю к победе; значит, существование таких форм возможно, значит, я на верном пути. Конечно же, я проведу первый опыт на себе, перенеся своё сознание в текучую плазму здесь, на Уране. Если этот опыт не увенчается успехом, мы будем знать, что я немного ошибся, и подправим методику эксперимента. Если я достигну цели, люди смогут жить вечно – и не просто существовать, а жить, действуя и работая, как вы, как народ вашей матери! Это будет победа над самой слепой стихией Вселенной – стихией, слепо порождающей и слепо убивающей живое, мыслящее сознание. Наша победа, человеческая, общая!

Кейт склонил голову.

– Вероятность неудачи велика, профессор, – сказал он наконец. – Я мог бы вместо этого просто поделиться с вами своей природой…

– И тем самым аннулировать все мои тонкие расчёты, основанные на моей собственной энергетике и сложнейших реакциях моего тела? – Фейнман ухмыльнулся. – Ох, нет! Я ценю этот дар, но предпочту отказаться от него; то, что я могу создать собственными руками, куда ценнее того, что получено случайно по прихоти судьбы! Ведь вы и ваша сестра – вы неповторимо уникальны, во всяком случае, в нынешних условиях, а я создаю технологию, которой смогут, если захотят, воспользоваться миллиарды и триллионы разумных белковых существ! Нет, Кейт, я не дам вам испортить мой великий замысел вашей не менее великой человечностью! Да и применима ли ко мне ваша человечность? Даже с точки зрения моих нынешних сородичей, я абсолютно недостоин называться человеком! Так себе, «профессор Уран»…

– Чем я могу вам помочь, чтобы ускорить ваши опыты? – спросил Кейт.

– Многим. Жаль, что скончался Лури. Он тоже был на пороге того же изобретения, что и я. Но теперь вы, с вашими знаниями о современных методах вычислений работы психики, которые вам преподают в этом институте психофизиологии, вы можете помочь мне завершить расчёты. А я – я завершил то, что просили вы! Ещё несколько недель, и ваша сестра сможет стать свободной. Месяцы – и вы сможете начать работать над тем, что собирались дать человечеству, на практике. А если вы продолжите нашу работу, вы победите не только стихию живой материи, слепо управляющую разумом, но и самое смерть. Главное – не дайте вас остановить всей этой болтологией! «Человечеству не нужно, человечество не дозрело!» – Он скривился, словно от боли. – Человечеству нужно всё, что его возвышает, ему всё понадобится, рано или поздно. И, увы, оно точно так же найдёт способы, чтобы всё обратить во зло – в том числе, мальчик мой, конечно же, испорчены и осквернены будут и наши с вами открытия. Но самой вашей победы, нашей победы, этот факт никак не умалит! А потому, Кейт, я попрошу вас, когда вы сделаете всё, что собирались, найти способ вернуть к жизни Юсуфа Куруша, друга вашей сестры, моего ученика и верного товарища. Ну, и про меня вспомните, быть может, если я вам всё-таки ещё понадоблюсь…

Фейнман встал с кушетки, опираясь рукой на стену. Его слегка шатало.

– Идёмте работать, – сказал он. – Ваши отгулы всё короче, а наши задачи всё сложнее. С этим надо что-то делать. Женитесь, что ли, в конце концов, или же бегите с Земли, как я. Иначе вас так и будет молоть эта вечная мясорубка, пока вы окончательно не превратитесь в генератор для всяческих научных открытий, для инженерных расчётов, творческих идей и материальных благ. Таких генераторов на Земле и без вас целые батареи, крутятся и крутятся – не остановить! Теперь их, попользовавшись сперва всласть, повадились то подрывать под фанфары, то потихоньку душить азотом. Ну, пойдёмте в лабораторию – я научу вас, как можно вернуть в сознание вашу сестру, пользуясь вашими сведениями и той штуковиной из Солнца, которую вы мне показывали в прошлый раз. Я ведь тоже не совсем чужой для Кинтии – в конце концов, это я заговорил с ней первым из людей, когда она прилетела в Солнечную Систему!