Текст книги "Чарли Чаплин"

…Дух нашего века, его стремительность, смешение всех племен и классов в погоне за деньгами, яростную и по-своему романтическую борьбу за существование…

Роберт Льюис Стивенсон

Полупровал «Парижанки» в Америке заставил все же Чаплина надолго отказаться от постановки драм. Вслед за ней он выпускает лирическую, беспредельно изящную и художественно завершенную комедию «Золотая лихорадка» (1925) и очень смешную, но не очень веселую комедию «Цирк» (1928).

Как указывал сам Чаплин, отправным моментом для «Золотой лихорадки» послужило действительное событие: золотоискатели в Аляске, у которых иссякли продукты, дошли до того, что стали есть кожу башмаков. У Чаплина– свое видение мира; трафаретный для американской литературы и кино драматический сюжет из «славного прошлого» он превратил в лирико-комический роман.

О герое «Золотой лихорадки» никак нельзя сказать, что он сошел со страниц Джека Лондона, Брета Гарта или Джеймса Кервуда. В еще меньшей степени он напоминает персонажей бесчисленных голливудских боевиков о золотоискателях. Для них всех деньги– «сказочный клад, священный Грааль, голубой цветок желаний» (Бела Балаш). Чаплиновская картина абсолютно свободна от какого бы то ни было прославления погони за деньгами, от откровенного или скрытого сочувствия людям, зараженным «золотой лихорадкой». Более того, она остроумно и тонко срывает покровы с романтики хищнического золотоискательства, вызывает ироническое отношение к нему. Тем самым картина содержит в себе элементы пародийности.

Это не означает, конечно, что чаплиновский фильм сам лишен романтических черт. Замечательный русский писатель-романтик Александр Грин писал о себе, что он «всегда видел облачный пейзаж над дрянью и мусором невысоких построек». Чаплина тоже в известном смысле можно назвать романтиком. Если и прежде, заставляя людей видеть за лохмотьями Чарли возвышенную человеческую душу, художник будоражил их сердца призывом к совершенствованию, то в «Золотой лихорадке» он явно поставил это своей непосредственной целью. И хотя действие в фильме перенесено с окраин современного капиталистического города на заснеженные просторы Аляски XIX века, именно традиционная чаплиновская тема – тема маленького человека – неожиданно получила здесь особенно волнующее развитие. При этом художник остался верен себе и в характере ее раскрытия. Испытания, которым подвергается Чарли, – голод, холод, всевозможные лишения – отступают на задний план перед столкновением героя с неизменными законами, устоями общества. Именно они превращают многих его собратьев в преступников, в фанатиков и жертв золотого тельца.

Воспевая красоту души простого человека, художник достиг здесь подлинного пафоса. Маленький Чарли выходит победителем из столкновений с окружающей жестокой средой; испытания выявляют скрытую силу его духа, незаметное мужество, неистребимую любовь к жизни. Он выходит победителем не потому, что благодаря случайности обретает богатство, – вся сюжетная линия, связанная с золотоискательством, как раз больше всего пародийна и даже гротескна. Его победа рассматривалась Чаплином прежде всего в моральном плане, она в каждой сцене, в каждом эпизоде, где гуманность торжествует над звериными законами буржуазного общества. Его победа находит свое выражение также в завоевании им любимой девушки, сердце которой сначала было отдано самоуверенному красавцу золотоискателю Джеку Камерону. Не случайно в финальных кадрах Чарли, ставший миллионером, облекается в старые, жалкие лохмотья и, уже в прежнем своем облике, находит счастье. Лирический мотив заглушает все другие и в немалой степени способствует созданию поэтического, несмотря на внешнюю комичность, образа героя фильма.

В комедии «Золотая лихорадка» Чаплин продолжил начатую в драме «Парижанка» углубленную разработку характеров. В интервью, опубликованном в «Моушн пикчер мэгэзин» вскоре после выпуска фильма на экран, он заявил, что в кино наметился теперь поворот к повествовательному жанру, к изучению характеров. Именно этот поворот, по его словам, придает особое значение «Золотой лихорадке», которая по содержанию представляет собой «всего-навсего простую историю о бедном маленьком «человечке», попавшем в Аляску и пытающемся в абсолютном одиночестве делать все, что в его силах».

«Золотую лихорадку», как и «Парижанку», отличают органическая целостность, чеканная форма, подлинно ювелирная отделка, предельно точный, лаконичный и выразительный кинематографический язык. Одна скупая деталь, один маленький штрих – и перед зрителями целое событие, яркая черта психологического портрета. Общий поток движения, все без исключения комедийные трюки подчинены основной задаче раскрытия характеров, и в первую очередь – характера главного героя. Об этом свидетельствуют сюжетные коллизии фильма.

…Суровые, бескрайние пространства Аляски. К перевалу в горах идет большая группа золотоискателей. Стороной плетется Чарли. У него нет ни теплой одежды, ни оружия, лишь за плечами висит какой-то тюк. На нем неизменный котелок, куцый пиджачок, большие башмаки. Безрассудный человечек! Его явная неприспособленность к жестоким условиям и предстоящей борьбе воспринимается как комедийное преувеличение, но одновременно со смехом рождает также сочувствие. На каждом шагу его подстерегают опасности– бездонные пропасти, дикие звери. В снежный буран Чарли спасается в одинокой хижине, хозяин которой, золотоискатель Блэк Ларсен (артист Том Мюррей), встречает его весьма неприветливо. Когда же в хижине появляется еще один золотоискатель, Большой Джимми (Мак Суэйн), Блэк Ларсен пытается выставить непрошеных гостей за дверь. Чарли с трепетом следит за его дракой с Большим Джимми. Тот оказывается сильнее и заставляет Блэка примириться с присутствием нежданных пришельцев.

Голод вынуждает случайных сожителей искать выхода из положения. Бросают жребий, кому идти на поиски припасов. В путь отправляется Блэк Ларсен. Вскоре муки голода, которые терзают оставшихся, становятся нестерпимыми. Чарли варит в кастрюльке на железной печке один из своих башмаков. Большой Джимми забирает себе кожаный верх, а Чарли достается жесткая подошва, утыканная гвоздями. Он стоически примиряется со своей худшей долей и с бесподобной естественностью обсасывает гвозди, будто это куриные косточки.

Муки голода еще более усиливаются, и у Большого Джимми начинаются галлюцинации: Чарли представляется ему большим, жирным цыпленком. В минуты просветления он просит у Чарли прощения за то, что чуть было не убил его. Однако галлюцинации возвращаются вновь, и он с ружьем гоняется за несчастным Чарли, мечущимся от страха.

Сергей Юткевич говорил об этой знаменитой сцене в своем выступлении на Всесоюзном творческом совещании работников советской кинематографии в 1935 году: «Я был поражен в «Золотой лихорадке». Чаплина сценой голода. На фоне деревянных стен стояли стол и два стула, причем они нахально, по-театральному были обращены в сторону зрителя. Вся сцена построена на исключительно обнаженной гротескной игре двух актеров в течение целой части. Когда Чарли в глазах противника превращается в курицу, то он, даже не наплывом, оказывается облаченным в грубо бутафорское чучело курицы, убегающей чаплиновской походкой. И это так смешно, что этому веришь, несмотря на чучело, воспринимаешь как сильно действующую кинематографическую условность». Подобные условности встречаются в чаплиновских фильмах чуть ли не в каждом эпизоде; они сродни жанру эксцентрической комедии и ни в малой степени не разрушают ее реалистической основы.

Появление вблизи хижины медведя и удачная охота спасают Чарли от ужасной смерти, а Большого Джимми– от преступления и умопомешательства. Они вдоволь запасаются мясом и после прекращения бури покидают хижину, разойдясь в разные стороны.

Большой Джимми, открывший самую богатую в Аляске золотоносную жилу, отправляется на свой участок. Там он находит Блэка Ларсена, который до того убил и ограбил двух стражей закона, а теперь намеревается присвоить собственность Джимми. Блэк наносит Джимми лопатой сильный удар по голове и, думая, что убил его, спешит скрыться. По дороге бандит погибает, свалившись в пропасть. Большой Джимми, полузанесенный снегом, приходит в сознание, но не узнает места, где находится. Потеряв от удара память, он бродит по безлюдной пустыне в тщетных поисках своего золота.

Между тем Чарли добирается до небольшого городка. Его робкая фигурка появляется в дверях просторного деревянного бара. В руках у Чарли тросточка, но на правой ноге вместо съеденного башмака накручено какое-то тряпье. Он застывает на месте, оказавшись снова среди людей, увидев все блага «цивилизованной» жизни. В глазах его застыло выражение глубокой грусти: здесь веселятся, играет музыка, звенит золото, рекой льются напитки. А он, вечный неудачник, возвратился из своих страшных скитаний еще более оборванным и нищим, чем был раньше.

Невзрачный, убого обставленный бар скоро начинает казаться Чарли не только олицетворением желанной обетованной земли, но чуть ли не лучшим, райским уголком на свете: его пленяет несравненная красота местной «звезды» (артистка Джорджия Хейл). Прекрасная девушка влюблена во всеобщего кумира, красавца золотоискателя Джека Камерона (Малколм Уайт) и, судя по всему, немало страдает от его ветрености. Чтобы проучить своего непостоянного возлюбленного, она отказывает ему в очередном танце и приглашает первого попавшегося под руку. Этим счастливцем оказывается Чарли.

Он обвивает рукой талию своей мечты и танцует с ней, тщательно и смешно выписывая па, несмотря на несносные штаны, которые все время сваливаются. Танец оканчивается неожиданно: чья-то большая собака, погнавшаяся за кошкой, валит Чарли с ног, и тот, выпустив партнершу, с позором грохается на пол.

Джек Камерон не может простить, что Джорджия предпочла ему какого-то жалкого и смешного бродягу. Он преследует ее, но маленький Чарли мужественно встает на защиту своей дамы. Издеваясь над маленьким рыцарем, силач Джек нахлобучивает ему на глаза котелок. Несчастный пережил слишком много унижений, чтобы стерпеть еще и это. Он сослепу бьет изо всей силы, – как он рассчитывает, по негодяю Джеку, но на самом деле попадает в столб. Джек делает шаг назад, и тут сама судьба мстит за оскорбленного Чарли: со стены срываются часы прямо на голову обидчику, и тот теряет сознание. Чарли стягивает с глаз котелок и видит лежащего на полу Джека. Естественно, он уверен, что это его кулак сокрушил такого здоровенного молодца. Чарли расправляет плечи, принимает гордую осанку и с победоносным видом окидывает взором окружающих.

В этой сцене Чаплин-актер искусно продолжил начатую еще в прежних фильмах игру на психологических контрастах. Когда Чарли думает, что совершает какой-либо необыкновенный поступок, он оказывается на деле в смешном положении. Когда же он действительно отважен и благороден, то даже не замечает этого, расценивает свое поведение как вполне естественное.

Чарли находит временный приют в домике одного местного жителя. Однажды Джорджия, играя с подругами в снежки, оказывается около нового жилья Чарли. Привлеченный шумом и смехом, он открывает дверь и получает прямо в глаз снежок, который предназначался Джорджии. Девушка просит у него прощения, но маленький человек и слышать ничего не хочет: он счастлив, что снежок попал в него, а не в его любимую. Чарли приглашает подруг зайти в комнату погреться. Джорджия случайно обнаруживает у него свою фотографию, спрятанную под подушкой. Неожиданная находка заставляет ее задуматься. Перед уходом девушек Чарли приглашает всех к себе в гости на новогодний ужин. Те, посмеиваясь, принимают приглашение, но, уйдя, тут же забывают о нем.

Оставшись один, Чарли от радости танцует, кувыркается, подбрасывает вверх подушки. В комнате воцаряется невообразимый хаос, в воздухе летают пух и перья, а сам Чарли сидит на полу, обсыпанный ими с ног до головы. В это мгновение в дверях появляется Джорджия – она возвратилась за забытыми перчатками. Представившееся зрелище озадачивает девушку, у Чарли же радость сменяется отчаянием: меньше всего он хотел уронить себя в глазах любимой.

В одной из своих статей Чаплин, говоря о специфике кинематографа и многообразии его выразительных возможностей, привел в качестве примера как раз этот эпизод: «В фильме «Золотая лихорадка» есть сцена, где я разрываю на клочки подушку и где белые перья танцуют на фоне темного экрана. Впечатление такого порядка не могло быть достигнуто в театре. И, кроме того, как могли бы слова усилить печаль этой сцены? Я нахожусь в отчаянии и пытаюсь при помощи неожиданного ускорения темпа фильма достигнуть интенсивного, яркого, образного воздействия на зрителей. Эти танцующие клочья являются ритмическим выражением отчаяния, чем-то вроде зрительной музыки». В этих словах Чаплина вновь подчеркивается основная задача, которую он ставил перед собой в «Золотой лихорадке»: поднять комедию по психологической глубине портретов до уровня драмы.

Чарли – оптимист по натуре, и он не отказывается от надежды добиться взаимности у красавицы Джорджии. Заработав немного денег расчисткой снега, он в новогоднюю ночь как можно наряднее украшает стол, готовит для приглашенных девушек подарки. Но часы идут, а никто не является. Усталый Чарли засыпает, сидя за столом около зажженных свечей. Во сне он видит всех своих гостей в сборе, мило веселящихся и тронутых заботливостью хозяина. Чарли занимает всех шутками и исполняет восхитительный танец булочек: насадив на две вилки по маленькому хлебцу, он виртуозно имитирует с их помощью эстрадный танец. Вилки с булочками кажутся стройными ножками танцовщицы, которые выписывают разнообразные плавные и темпераментные па; на лице же Чарли последовательно отражается сложная гамма мимики «танцовщицы»: здесь и кокетство, и притворная скромность, и меланхолическая грусть.

Танец булочек, ставший классическим образцом искусства пантомимы в немом кино, представляет собой поистине ни с чем не сравнимое зрелище. По совершенству техники движений и мимической игры – выразительных, как живое слово, и впечатляющих, как музыка, – он превосходит пантомимический рассказ Чаплина о Давиде и Голиафе из «Пилигрима».

Проснувшись и возвратившись от прекрасных сновидений к действительности, огорченный и обескураженный Чарли уходит в ночную мглу. Из бара несутся звуки музыки, песни, смех. Между тем Джорджия вспоминает о приглашении Чарли и отправляется к нему вместе с подругами и Джеком Камероном. В домике никого нет, но приготовления Чарли красноречиво говорят сами за себя. Джорджия тронута; грубые шутки и приставания Джека кажутся ей несносными, за назойливость он получает пощечину.

Вся компания идет обратно в бар. Вскоре там появляется и печальный Чарли. Джорджия посылает Джеку записку с просьбой простить ее и признается в любви к нему, но тот в отместку за пощечину насмехается над девушкой и отсылает записку вошедшему Чарли. Получив ее и простодушно приняв все на свой счет, возрожденный к жизни Чарли ищет Джорджию. В этот момент в бар входит Большой Джимми. При виде Чарли он проявляет бурную радость: ведь маленький человечек сможет провести его к хижине бандита Блэка Ларсена, а там уж ему будет легко найти потерянную золотоносную жилу. За помощь он обещает сделать Чарли миллионером. Но тот весь во власти своей любви, и ему не нужно никакого золота. Однако Большой Джимми силой уводит его с собой. Чарли успевает крикнуть ничего не понимающей Джорджии, что он любит ее, что он вернется к ней, когда разбогатеет.

И вот Чарли становится миллионером. Вместе с шикарно разодетым Джимми он отправляется на пароходе в большой мир, – видимо, по возвращении он уже не застал Джорджии в городке. История Чарли заинтересовывает вездесущих газетчиков, они просят его сфотографироваться, но не в новом костюме, а в старых лохмотьях.

Чарли переодевается, позирует перед фотоаппаратом, неожиданно оступается и скатывается по лестнице на нижнюю палубу – для пассажиров третьего класса. Здесь на своих вещах сидит грустная Джорджия, успевшая окончательно разочароваться в красавчике Джеке. Девушка удивлена и обрадована внезапным появлением Чарли, преданную любовь, скромность, внимательность, почтительную и восторженную нежность которого она смогла оценить. Пароходные служащие принимают появившегося столь внезапно маленького бродягу в отрепьях за безбилетного пассажира. Девушка думает о нем то же самое и поспешно достает из сумочки деньги, чтобы заплатить за его проезд. Глаза Чарли светятся счастьем. Подоспевшие корреспонденты объясняют служащим недоразумение. Джорджия растеряна и смущена, тем более что Чарли представляет ее всем как свою невесту.

Счастливый конец фильма вполне может быть расценен как пародия. Но если «Золотая лихорадка» и была создана с пародийным намерением, то воспринимается она в целом иначе – просто как восхитительная лирическая комедия. Пародийное начало далеко не всегда (особенно по истечении некоторого времени) доходит до зрителя; оно остается тогда только в своей скрытой функции «первого толчка» для художника, непосредственной причиной, которая побудила его создать данное произведение.

Концовка фильма никак не может быть приравнена к стандартному happy end – обычному счастливому финалу голливудской продукции. Тот обязательно несет в себе обман, идеализацию действительности. «Золотая лихорадка» совершенно недвусмысленно полемизирует с этой лживой традицией. Не деньги – они обретены случайно – приносят счастье герою, а вместе с ним любовь девушки. Она завоевана его высокими душевными качествами.

Можно возразить, что американское кино знало множество случаев, когда happy end обусловливался необыкновенными достоинствами героя (фильмы с Дугласом Фэрбенксом, Уильямом Хартом и т. д.). Но эти достоинства всегда и непременно бывали связаны с идеалистическим культом «сильной личности», воспеванием неправдоподобного и романтизированного образа «стопроцентного американца». «Золотая лихорадка» абсолютно свободна от этого. Чарли завоевывает свое счастье не благодаря необычайным подвигам, феноменальной силе, ловкости или храбрости. Наоборот, как комический персонаж он даже принижен в этом отношении. Он выходит победителем исключительно в силу своих человеческих качеств. Несмотря на условность, карикатурность, чаплиновский герой в то же время удивительно человечен.

В проявлении своих чувств Чаплин оставался сдержанным и ни разу не позволил себе быть сентиментальным. Драматические и лирические сцены в «Золотой лихорадке» равномерно чередуются и переплетаются с комическими, с мягким и остроумным юмором. Художник блестяще использовал здесь поистине неисчерпаемые возможности комедийного жанра, доказал, что комедия в не меньшей степени, чем «серьезные» жанры, способна пробуждать благородные чувства, воспитывать и возвышать зрителей. Поэтическая сказка, рассказанная Чаплином, заставляла звучать лучшие струны человеческой души. И в этом ее прелесть. «Золотая лихорадка» имела колоссальный успех на всех экранах мира, на сей раз и в Америке. Она была единственной картиной Чаплина, занявшей первое место в списке десяти лучших американских фильмов года, который публикуется в газете «Филм дейли» как результат опроса кинокритиков США, – остальные его фильмы не «удостаивались» подобной официальной чести [Интересны результаты опроса, проведенного уже в 1958 г. Бельгийской синематекой в связи с Всемирной выставкой в Брюсселе среди 117 виднейших историков кино и киноведов 26 стран о двенадцати лучших фильмах, которые были выпущены за все время существования кино во всех странах мира. Подавляющее большинство голосов получил «Броненосец «Потемкин» Эйзенштейна; непосредственно за ним следовала «Золотая лихорадка» Чаплина.].

Театр, куда мы ходим, – это цирк. Там мы

смотрим на клоунов,

на прыгунов, прорывающих бумагу,

натянутую на обруче; все они

занимаются своим ремеслом

и исполняют свой долг; в сущности,

это единственные актеры, чей талант

неоспорим, абсолютен как математика,

или, еще лучше, как сальто-мортале.

Эдмон и Жюль Гонкуры

Следующий фильм Чаплина, «Цирк», выпущенный спустя три года после жизнерадостной «Золотой лихорадки», уже сильно отличался от нее своим настроением.

По собственным словам художника, «Цирк» был «оглядкой в прошлое», имел много общего с клоунадами старого времени. И по теме, и по стилю игры, и по известной мозаичности драматургии эта картина явилась действительно оглядкой в прошлое.

«Мы начали «Цирк», – писал Чаплин вскоре после выхода фильма в статье «Вдохновение», – придумав только трюк с хождением по проволоке. Мы сказали себе: «Это хорошая идея, в ней кроются богатые комедийные возможности». Я на проволоке – мы знали, что это будет очень смешно. Мысль об использовании обезьянок пришла уже после начала работы, а трюк с поясом – еще позже. Это сложная ситуация, в ней есть все одновременно и для напряжения и для смеха. Если создать ситуацию, дающую разнообразные переходы, то она сулит множество положительных результатов. Она приводится в движение собственным механизмом».

Кроме сцены, где Чарли с акробатическим мастерством предстает в роли канатоходца, атакованного злыми маленькими обезьянками, которые раздевают и жестоко кусают его, в фильме имеются также другие трюки и эпизоды, напоминающие по своему характеру прежние короткометражные комедии (занимаясь уборкой, Чарли вынимает из аквариума рыбок, вытирает их тряпкой и снова опускает в воду и т. д.). Есть здесь и измазывание физиономий, и бесконечные погони с непременным участием полицейских. Но хотя удары и падения по-старому чередуются почти непрерывно, в то же время существует отличие в использовании многих приемов. Так, традиционные вилы, как и прежде, нередко находятся в руках Чарли, но они уже не подкалывают зады его партнеров. Заступничество героя за девушку-наездницу (артистка Мирна Кеннеди) перед директором цирка (Аллан Гарсия) завершается, как обычно, увесистым пинком. Чарли в буквальном смысле слова вылетает из цирка вместе со своими несложными пожитками. Однако обидчику это уже не проходит даром: его глаз украшен основательным синяком.

Многие эпизоды комедии отличала вдумчивая разработка психологических деталей. Когда девушка при первом знакомстве с Чарли берет его единственный кусочек хлеба, тот приходит сначала в ярость. Но его гнев переходит в жалость, а грубость – в сочувствие, после того как он узнает о страданиях героини, которую третирует и морит голодом ее приемный отец, директор цирка.

У каждого порядочного человека должен быть непримиримый личный враг. У Чарли таковым оказывается норовистый мул, который постоянно преследует его. Как-то, спасаясь от мула, Чарли неосторожно влетает в клетку льва и оказывается запертым там. Ужас охватывает Чарли. Он хочет перебраться в соседнюю клетку, но натыкается на тигра. Лев безмятежно спит, но и проснувшись не обращает на Чарли внимания. Проходящая мимо девушка открывает дверцу, чтобы выпустить Чарли из клетки. Почувствовав себя вне опасности, он становится тщеславным и небрежной походкой приближается к зверю. Но вот лев поворачивает в его сторону голову, слегка рычит – и Чарли пулей вылетает из клетки.

Ряд сцен «Цирка» был поднят до символического звучания. Спасаясь на ярмарочной площади от преследования полицейского, Чарли забегает в помещение какого-то аттракциона. Налево, направо, впереди, сзади – везде и всюду одни только зеркала. Изображение удирающего Чарли двоится, троится… Много маленьких человечков, и за всеми ними гонится полицейский. Затем символический образ сменяется. Режиссер показывает в центре Чарли, а вокруг него – много-много полицейских. Все они преследуют одинокого маленького человека.

Особый смысл имели сцены, где показана цирковая карьера героя. Удирая от полицейского, Чарли попадает на арену цирка-шапито. Там идет отчаянно скучное представление. Зрители или дремлют, или читают газеты, или зевают с угрозой вывихнуть себе челюсти. Неожиданно появившегося Чарли зрители принимают за нового комика и радостно ему аплодируют. Тот пытается только удрать от преследователя, а публика весело смеется над его естественной «игрой».

Хозяин цирка приглашает Чарли на амплуа клоуна. На репетициях «традиционных» номеров он проявляет полную неспособность. Разочарованный босс низводит его до положения реквизитора. Огромный служитель – новое воплощение Голиафа из короткометражных комедий – помыкает маленьким помощником, заставляя в испуге трепетать от каждого движения руки.

Но вот Чарли вновь невольно попадает на арену. Несносный мул погнался за ним, когда его руки были полны циркового реквизита. Появление на публике спасающегося от мула Чарли, роняющего тарелки, падающего и вновь вскакивающего, вызывает безудержный смех. Он усиливается, когда растерянный Чарли по недоразумению разоряет все атрибуты иллюзиониста, разоблачив его ухищрения. Чарли в дальнейшем смешит зрителей до слез лишь в тех случаях, когда выкидывает трюки, идущие вразрез с установленными штампами. Он становится «звездой» цирка.

Главная сюжетная линия фильма связана с бесхитростной и грустной историей самоотверженной любви Чарли к девушке-наезднице. Он отдает всего себя чувству, но взамен получает лишь признательность, сочувствие и дружбу. Время прекрасных сказок, рассказанных в «Золотой лихорадке», едва начавшись, кончилось: наездница увлекается красавцем канатоходцем Рексом (артист Гарри Крокер). Счастье влюбленных устраивает сам Чарли. Он даже дарит обручальное кольцо Рексу, чтобы тот надел его девушке.

Картина заканчивается отъездом бродячего цирка. В одном из фургонов находятся и новобрачные. Чарли остается в одиночестве на месте своих разбитых надежд. Он печально смотрит на рассыпанные по земле опилки и порванную большую бумажную звезду, некогда натянутую на обруч, – единственное и горькое воспоминание о днях любви, иллюзий и мечтаний. Маска смеха уже не прикрывает глухую боль сердца и тоску души. Понурая маленькая фигурка медленно бредет прочь. Но вот Чарли встряхивается, отгоняя грустные воспоминания, и вновь деловито семенит вперед, навстречу новому и неизвестному будущему.

Тем не менее для Чаплина времен «Цирка» (а также следующего фильма, «Огни большого города») характерно трагическое восприятие действительности. Это настроение не сохранится долго. Чаплин, подобно своему герою, не позволит горечи, яду безысходности отравить свою кровь. Оптимистическая вера в человека, в будущее восторжествует. Только в улыбке его героя никогда уже не появится беззаботность. Затаенная печаль, которая не зависит от минутного настроения, станет выражением некого постоянного качества характера, общего мироощущения. Эта печаль усилит своеобразие внутреннего облика героя, еще более противопоставит его тому чуждому миру, в котором он вынужден жить и страдать.

Начав работу над «Цирком», Чаплин хотел создать такую же лирическую и жизнерадостную комедию, как «Золотая лихорадка». В одном из своих интервью он заявил:

– Я много раз читал «Тысячу и одну ночь». Из этой книги я и почерпнул основную идею своего фильма. Несчастный американский полубродяга по воле случая становится артистом цирка, и новая жизнь пленяет его.

Но в процессе съемки картины Чаплин принужден был из-за новой и еще более разнузданной кампании травли, развернутой против него прессой и ханжами всех мастей, прервать свою работу на несколько месяцев. Эти месяцы состарили его на двадцать лет, как писал он одному из своих друзей. И это не просто фраза. Когда сравниваешь Чаплина в первых кадрах «Цирка» и в финальных сценах, то невольно поражаешься происшедшим изменениям.

Бешеная травля художника не случайно была развязана именно в это время. Двадцатые годы были во многом знаменательны для Голливуда. Группа радикально настроенных режиссеров и артистов все решительнее вступала в борьбу за свои права и творческую самостоятельность, упорно отстаивала свободу говорить правду о жизни. Реализм, демократичность, высокие художественные достоинства их произведений завоевывали все большее признание публики, подчеркивали фальшь остальной продукции, главным содержанием которой были «проблемы» пола, дешевая сенсация, нападки на рабочих.

Еще в 1922 году в целях усиления контроля над Голливудом монополий, обеспокоенных развитием в нем новых тенденций, была создана Ассоциация кинопродюсеров и кинопрокатчиков Америки, призванная осуществлять «самоцензуру» в кино [В состав этой ассоциации (в 1946 г. была переименована в Ассоциацию американской кинематографии) не вошли некоторые «независимые» продюсеры (включая Чаплина), над которыми она могла осуществлять косвенный контроль благодаря монополизированной системе проката фильмов.]. Во главе ассоциации был поставлен видный деятель республиканской партии и светский глава католиков Западного полушария Уильям Хейс. Этот уродливый и сухощавый, напоминавший какую-то птицу некоронованный король Голливуда не за страх, а за совесть соблюдал интересы своих хозяев. Что касается официально разрекламированных при создании ассоциации целей «оздоровления» кинематографии, то дело ограничилось только теми мероприятиями, которые играли на руку Уолл-стриту: под лозунгом изгнания из кино всего жестокого и грубого, встречающегося в жизни, Хейс потребовал еще большего увеличения выпуска «развлекательных» фильмов, и особенно таких, которые рисуют капиталистическую систему в идеализированном свете – как «счастливый и прекрасный мир».

В конце 20-х годов заканчивалось трестирование кинопромышленности. За экзотической калифорнийской красотой и романтизированной внешностью Голливуда уже тогда скрывались противоречия обычного капиталистического города, мало чем отличающегося от какого-нибудь Детройта или Питсбурга. Как и они, Голливуд знаком с поляризацией роскоши и бедности, с потогонной системой эксплуатации, массовой безработицей и забастовками, с периодами «бума», кризисов и депрессий.

Борьба прогрессивных кинодеятелей за реалистическое искусство, которая подрывала идеологические устои Голливуда, неизбежно приобретала, хотели они того или нет, острый политический характер. Левое крыло американской кинематографии было сравнительно немногочисленно, но его влияние оказывалось сильным, так как оно состояло в основном из числа наиболее талантливых и прославленных режиссеров и актеров. Их популярность в народе была чересчур велика, чтобы американская реакция могла закрыть им дорогу на экран. Она пользовалась поэтому каждым удобным случаем для расправы с ними поодиночке. Наиболее опасным ей представлялся Чаплин, и, как мы знаем, первые атаки были направлены еще десять лет назад именно против него. Появление «Пилигрима» и «Парижанки», независимая позиция и «крамольные» высказывания артиста привели реакцию в ярость. Она выжидала своего часа, чтобы смять художника, навсегда изгнать его произведения с экрана.