Текст книги "Метод Пигмалиона"

Автор книги: Александр Косачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Влюбленные легко рифмуют. Раньше, сколько я ни пытался, мне не удавалось сделать это хорошо: вечно получалась какая-то непонятная ерунда, но не сейчас, когда сердце было полно любви. Мне хотелось рассказать о своих чувствах. Мой стих не был манифестом, он не призывал, но он обращался к людям, говорил им о том, в чем я хотел признаться, не признаваясь. Совершить желанный акт, не раскрывая лица. Провести психоанализ без психоаналитика.

В один день жизнь заиграла новыми красками. Но он, как и все дни, подошел к концу. Я уснул довольный, когда обе стрелки сошлись на двенадцати.

Во сне я шел за руку с девушкой, которая мне ранее уже снилась. Мы делали очень маленькие шажки, медленно перебирая ногами. Внутри все сжималось, мне было больно и одновременно тошно. Подойдя к машине, я произнес немного детским голосом:

– Когда мы станем старше, я на тебе женюсь.

– Я буду ждать, – с улыбкой и красными от слез глазами произнесла она. Затем помахала рукой и села в машину…

Сон прервался. Я поднялся на кровати, посмотрел на часы: оставалось восемь минут до подъема. Никак не мог прийти в себя. Был весь потный от волнения. Хотелось скулить, как собака, от той боли, которая перенеслась из сна в реальность. Подойдя к окну, я открыл створку. Тело обдало холодным воздухом. На улице было еще темно, но люди уже стекались к остановке. Продышавшись, я попытался припомнить хоть что-то подобное в истории своей прожитой жизни, но девушка была совершенно незнакомой и ничего связанного с ней более не приходило на ум. Все было незнакомым. В какой-то момент я даже подумал, будто это мое прошлое, которое я не помнил по какой-то причине, но быстро откинул эту версию, поскольку во сне мне было больше десяти лет, насколько я мог судить, а жизнь после десяти лет я помнил. В голове от этого все смешалось.

Я торопливо шел по тротуару, глядя под ноги и рассуждая про себя, насколько этично любить свою ученицу. Педофилия полностью исключалась, поскольку вторичные половые признаки были уже налицо, что для педофилии, как для диагноза, было совершенно невозможным. Педофилы предпочитали детей примерно до двенадцати лет, испытывая к ним сильнейшее сексуальное влечение. Развивающиеся первичные и вторичные половые признаки у детей педофилы браковали и исключали таких детей из зоны интересов. Сашке было шестнадцать, и ее грудь из второго размера стремилась к третьему. То есть педофилом я быть в принципе не мог. Что до сексуальных мыслей про старшеклассниц, то это было абсолютной нормой, про которую почему-то в педагогическом университете не рассказали. Может быть, я пропустил этот день. Не знаю. Смущал другой аспект проблемы: она была моей ученицей. Я был старше ее на восемь лет. Не то что бы мои чувства были неправильными и я этого боялся, нет: любовь не бывает неправильной, а оценочные общественные суждения – лишь попытка управлять человеком. Дело в другом: она была еще подростком. Да и кто сказал, что она чувствует что-то в ответ? Никто этого не говорил.

Урок начался с девятого класса. Поскольку была литература, я решил самореализоваться, раскрыться и рассказать о написанном стихе.

– Стихи могут сочинять все. Это не какая-то специфичная привилегия отдельных единиц. Вовсе нет, не заблуждайтесь! Когда человек влюблен, он может творить и сам приходит к стихосложению по внутреннему зову души. Как в психиатрии любая болезнь встречается в норме, так и в творчестве: любой человек – творец, дело только в состоянии и внутренних мотивах. Влюбленный поэт пишет словами любви, задумчивый писатель – научными терминами, психически нездоровый человек живет чрезмерно выраженным симптомом. Недостаток дофамина – болезнь Альцгеймера, переизбыток – шизофрения.

Я увлекся и прочитал свой стих, при этом даже не понял, что сдал себя с потрохами юной аудитории.

– А вы влюблены? – спросила Саша. Я впал в ступор, она занервничала и продолжила: – Ну, вы сказали, что это особенное состояние, а раз вы придумали это стихотворение, значит, вы в нем были и вы влюблены, верно?

Я смотрел на нее и не знал, что ответить. Организм меня сдавал. Ноги сами привели к ее парте. Александра была на расстоянии вытянутой руки, смотрела на меня большими глазами, а я про себя думал: глупое сердце, не предавай!

– Нет, – отрезал я после длинной паузы.

Понимая, что раскрываю себя, ведь можно было ответить иначе, и что, черт возьми, все заметили то, что я нервничаю, я по-быстрому дал задание, чтобы остаться наедине со своими мыслями и отвести от себя внимание учеников. От волнения я вспотел и устыдился.

После этого урока у меня было часовое «окно», и мне удалось подумать о многом. Я поставил себе в укор случившееся, отругал, решил, что нужно держаться Ольги, а Саша слишком молода, нам не по пути, у нее другая жизнь, счастливая, а что ей могу дать я, человек, которого столько били, чуть не изнасиловали, обоссали, который кидался в людей своим дерьмом, который даже не знает, куда идет, у которого нет ничего за душой и который значительно старше ее? Последнее я проглотил с трудом, поскольку оно было, в общем-то, самым главным. Этим я упрекал себя больше всего. Все упиралось именно в возраст. Может, потому я и вернулся в школу, что не успел полюбить в школьные годы. Может, каждый должен неудачно полюбить в школе и только потом идти дальше, и, пока это не сделает, не должен покидать школу. Что-то вроде запоздавшего птенца, которого клевали свои же и который, в итоге, сумел дождаться нового выводка. Возможно, я гадкий утенок из сказки, но только просто гадкий, не прекрасный лебедь, считавшийся утенком, а и правда уродливая утка, которую жизнь истязает за убогость. За слабость.

Позже, уже дома, я решил, что пора заводить отношения, вспомнил об Ольге и написал ей.

«Ты добавлял меня в ЧС?»

В этот момент я испытал дежа вю. Ситуация мне казалась в какой-то мере знакомой, будто я ее уже проживал. Сознание пыталось что-то выцепить из вспыхнувшего ощущения, но ничего не получалось, словно я ловил рыбу за хвост в глубоком пруду. Стоило мне ее коснуться, как она ускользала.

«Были причины», – сухо ответил я, понимая, что она не готова со мной говорить. И решил усугубить ситуацию, идя от противного.

«Удали страницу»

«Зачем?»

«Удали страницу»

«Ладно. Через пару дней», – ответила она.

Мы переписывались эти пару дней, а внутри все вскипало, и неожиданно я начал печатать какую-то непонятную, выдуманную историю о том, что мы должны быть вместе и мы будем вместе, что пройдет время и она сама все увидит. Что якобы через год она ко мне добавится. На что она лишь рассмеялась, написала, что экстрасенсорные способности излечимы, и сказала, что все равно удалит страницу, поскольку собиралась сделать это раньше. Я злился на нее, она вызывала бурю эмоций, но при этом хотел ее обнять. Меня не покидало чувство, что все эти эмоции, мысли и чувства мне будто вкладывают в голову, навязывая какую-то чужую жизнь, какие-то мысли, идеи. Меня это чертовски злило. На эмоциях я пнул диван, ударил подушку, замахал руками, стараясь отмахнуться от назойливых, чужих слов, но так и не успокоился. Я будто раздвоился. Кто-то вмешивался в управление телом, вытесняя меня. Испытывал желание быть с Олей, но почему-то называл ее другим именем. Я мысленно кричал, чтобы другой убирался из моей головы, сдавливал руками лицо, закрывал уши, чтобы ничего не слышать, но все было бесполезно. Тогда я забился в угол, закрыв ладонями лицо. Голос тут же исчез. Я глубоко дышал, отходя от паники, и смотрел на себя будто со стороны. У меня была деперсонализация. Я даже не узнавал комнату. Ситуация была страшной, поскольку я ощущал собственные чувства, видя себя со стороны, сидящего в углу и не способного сражаться против всплывающих из ниоткуда чувств, которые были сильнее меня и моей способности что-либо изменить в жизни.

ГЛАВА XI

Неделя прошла, словно в тумане. Создалось впечатление, будто организм жил в автономном режиме, а я, как зомбированный зритель, даже не понимал, что происходит вокруг. С виду все было как обычно, но огня во мне больше не было. В тумане дней незаметно подкрались выходные. Случай с вытеснением сознания почти забылся, равно как забылись и некоторые предшествующие события. Я буквально не помнил целые дни. Особенно бросилось в глаза то, что дома оказались тетради девятого класса, которые я никогда прежде не брал на дом. Еще большее удивление вызвали записи учеников в тетрадях, которые я им не мог дать в силу нежелания использовать старые методы преподавания: у них были выполнены задания, которые я не давал, и я это знал наверняка. Обдумав все с традиционной точки зрения, я списал случившееся на скопившийся стресс и обычное перенапряжение. Ну, а как еще это назвать? Других вариантов не было.

Перебрав стопку, я наткнулся на тетрадь Саши. От нее пахло смесью бальзамического ладана, влажного ветивера, пряной ванили и роскошного дуба. Закрыв глаза и вдыхая легкий аромат, я уносился в лето, на тот самый остров среди океана, о котором я писал стихи. Ее почерк был красивым, округлым, но переменчивым. Мог даже меняться на одной и той же странице дважды. Я листал тетрадь и представлял, как она водит ручкой по листу, создавая из сочетаний букв разные слова. Но кто она? Всего лишь человек, биомасса, которая самоорганизуется под руководством генетических алгоритмов… и все же, как прекрасно исполнена! Переворачивая листы, я добрался до последнего исписанного. После выполненного задания был написан довольно длинный стих, который я, усевшись на подоконнике, начал с выражением читать про себя:

Средь сотен людей и лиц безучастных,

Откуда-то снизу, где топот сильней,

Надеждой сияют два глаза несчастных,

Умоляюще смотрят на лица людей.

Когда-то их бросили за шкирку остаться,

Где есть на земле лишь осенняя грязь.

Где им бы пропасть, навсегда потеряться,

Где с миром у сердца разрывается связь.

Не могут, не знают, ведь как разорваться,

Когда то погладят, то пнут сапогом?

И вроде бы хочется слезно признаться,

Но снова и снова разносится гром.

У разных людей будут разные чувства,

От шаткой попытки к ним подойти.

То хочется молча откинуть безумства,

То хочется с воем за кем-то уйти...

Не могут, не видят собачьи два глаза,

Что людям без толку собачьи слова.

Покажется воем монолог волкодава,

Как только он скажет, что он сирота.

Уж годы проходят. Собака замолкла.

Никто для себя здесь пса не забрал.

Но слышно тихонько крики ребенка,

И кинулся пес, и пес побежал!

В холодной реке, руками махая,

Теченьем неслась по воде голова.

Ребенок упал – понесла ледяная,

Куда-то за город, уносила река.

Собака с разбегу бросилась в воду

И с воем сквозь холод собака плыла.

Туда и обратно, не чувствуя ноги,

Выбиваясь из сил, но все же плыла.

С течением справилась, силы теряя,

Но силы не вечны: упала, устав.

А люди, не зная, пса закидали,

Увидев, что пес держит тело за шарф.

Так кончилась жизни нить непростая.

Здесь холод и грязь. Здесь удары людей.

Здесь не было счастья и не было рая,

Здесь нет для героя признанья добрей...

После стихотворения еще был короткий текст, аккуратно написанный бука к букве: «Вы правы, писать стихи не сложно, если войти в нужное состояние. У меня, кажется, получилось. Спасибо за мотивацию! Что скажете?»

Зависнув на пару секунд после прочитанного, я задумался, что же в ее жизни стряслось такого, что она в свои шестнадцать лет пишет так, будто знает, что кроется за использованными в стихе словами. Вся молодежь, по своей сути, конформна, говорит слова, значения которых не понимает, это просто пустые фразы, за которыми ничего нет. Это нормально. Но ее слова были пропитаны чувствами, а значит, она понимала сущность слов изнутри. То есть она была другой. Знала больше, чем ее одноклассники. Ну, или мне так казалось, потому что я ее любил. Сложно ответить, но, скорее всего, именно последнее: казалось…

Когда я встал с подоконника, появилась деперсонализация. Я начал медленно мотать головой, чтобы проверить, владею ли я своим телом. Повернув голову влево, я стал всматриваться глубоко в пустоту, стараясь почувствовать, я – это я или нет. Ясность запаздывала, пытаясь пробиться сквозь какую-то густую пелену. Состояние напоминало опьянение. Я буквально почувствовал, как во мне появился кто-то другой. Он даже начал говорить со мной, но я не понимал его слов. Голос был уверенным, властным, говорил четко, по-армейски, но словно на другом языке.

– Она ждет тебя, – разборчиво произнес мужской голос.

«Кто? – мысленно произнес я, а потом подумал: – Он может знать все мои тайные мысли! Ой! Нет! Думать о другом! А вдруг узнает! А-а-а! Нет! Шкаф! Стол! Да что за черт происходит?!»

– Она ждет тебя, – повторил голос, а затем я начал будто засыпать, теряя возможность контролировать собственное тело, которое все сильнее расслаблялось под натиском незнакомца. Я не был готов к этой встрече.

Через секунду темнота сменилась светом. Я оказался в школе перед девятым классом. Как только понял, где нахожусь, прозвенел звонок. Я отшатнулся, дожидаясь, когда ученики покинут класс. Пульс застучал в висках. Я нервно осматривался. Когда все уже вышли из класса, ко мне подошла Саша.

– Вы ничего не ответили на мой стих. Прошел уже целый месяц! – сказала она с обидой в голосе.

– Месяц? – спросил я растерянно. – В смысле? Быть не может! Только же…

– Я вас люблю! – сказала она, не слыша, что я говорил.

Я растерялся. Она стояла, закрыв глаза, а из-под сомкнутых век текли слезы.

– Вы хоть заметили? Я волосы покрасила в черный… Вы хоть знаете, что я существую? – с дрожью говорила она, не открывая глаз.

– Я не понимаю… – ответил я, рассматривая ее волосы, которые и правда были перекрашены. – Действительно, черные, – удивленно констатировал я.

После этих слов она попятилась, не желая верить в происходящее. Побежала прочь из класса, оставив в нем растерянного меня. Я посмотрел на календарь: в самом деле, прошел целый месяц. Подступила паника. Я терял себя. Мир рушился на глазах. В класс заходила новая порция учеников и рассаживалась по местам, а я, словно оплеванный, стоял, приоткрыв рот, и не знал, что делать. Впереди был урок, а я даже не знал, что нужно говорить. Но меня это беспокоило меньше всего. Прозвенел звонок, я продолжал неподвижно стоять, не зная, что делать. Весь класс смотрел на меня и перешептывался. Урок уже шел, но ничего не происходило. У меня был жуткий ступор. Я не мог поверить, что меня не было целый месяц. Это напоминало какой-то страшный, непонятный сон, который должен был закончиться с минуты на минуту, но он не кончался, и чем больше на меня наступала паника от осознания происходящего, тем сильнее я ощущал ступор, который сковывал меня и не давал даже двинуться, создавая эту самую панику. Руки, ноги – все тело было словно высечено из скалы. Я ощущал, как тяжелы были руки, как твердо стояли ноги, давя в бетонный пол с неведомой силой. Мне даже показалось удивительным, что пол выдерживал такую нагрузку. Дыхание сперло, мне казалось, я задыхаюсь, сознание тянуло назад, и я понимал, что меня вновь выкидывает в пустоту. И это было страшно. Очень страшно – понимать, что твоя жизнь больше тебе не принадлежит, и не просто не принадлежит, а что ее живет за тебя кто-то другой, против твоей воли. А тебе досталась лишь пустота и вспышки сознания, после которых проходит целый месяц. В прошлое уходили минуты, часы, дни, недели...

– Нет! – вырвалось из меня, и я быстро выбежал из класса.

В коридоре я столкнулся с парнем, который покинул кабинет, держа руку за запястье. По руке текла кровь. Вслед за ним вышел другой парень. Увидев меня, они спешно пошли по коридору. От них исходил черный дым, который жаром струился от тел, искажая пространство. Это меня снова ввело в ступор. Так не должно было быть. Это нереально! И пока я стоял в ступоре, на меня вновь накинулась тяжесть. Я повернул голову и увидел, что на меня издалека, сидя за партой, смотрит Саша. В ее глазах была надежда, звучащая молчаливым зовом, который понимал только я. Мне хотелось ответить на него, но я успел лишь немного приоткрыть рот, а после – окунулся в пустоту, задыхаясь от безысходности. Меня больше не было среди людей. Пустота поглотила все мое существо...

ГЛАВА XII

На дворе было лето. На столе лежала серая трудовая книжка. Очевидно, я больше не работал в школе и не мог видеться с Сашей. Что вообще происходило в моей жизни – неизвестно, поскольку прошло много времени, о котором я совершенно ничего не знал. Постепенно до меня стало доходить, что это не внезапный случай или резкая вспышка, все это случилось со мной и раньше, и длилось уже многие годы, но я этого просто не замечал. Память игнорировала происходящее. Раньше меня не тревожили незамеченные минуты, часы, дни, прошедшие, как в тумане. Жизнь проносилась в трансе из пункта А в пункт Б. Ну, и что? Подумаешь, существование в заготовленной колее с небольшими разрывами в воспоминаниях, которые, казалось, я сам выбирал! Но, усилием воли собирая разные фрагменты, я смог собрать не так уж много: случай с Кристиной, секцию по боксу, драки, некоторые эпизоды в школе и прочие вещи; все было последовательным, но нормальным лишь на первый взгляд. Стоило мне собрать все воспоминания вместе, выходило, что я жил довольно короткий промежуток времени и мне, по большому счету, нечего было вспомнить. Но это не потому, что я скучно жил, а потому, что мою жизнь жил кто-то еще, пока я наблюдал будто бы со стороны, из темноты самой темной ночи, какая когда-либо могла настать на Земле; ночи, которая пожирала даже время, пространство и пустоту. Я чувствовал себя винтиком в игре, которую затеял какой-то кукловод, разыгрывающий сюжет жизни так, чтобы я к чему-то пришел. И я даже не мог сказать, было ли такое раньше. Может быть, было. Просто прошло много времени, и память срезала пугающий фрагмент, чтобы меня не пугать, или это сделал кто-то другой. Тот, кто жил мою жизнь, пока для меня не было ничего. Может, отсутствие воспоминаний детства к этому причастно, а может быть, его даже и не было…

Осознавая происходящее, я злился. Даже пытался все изменить, но как можно изменить то, что не только не контролируешь, а вообще не понимаешь! Все равно что пытаться раздвинуть в небе тучи, махая из окна подушкой или надев на ногу гипс из фольги. Фарс, да и только! Но я пытался сделать хоть что-то. Через полчаса бой с воображаемой ветряной мельницей был проигран: лопасти крутились, я лежал на полу, покрывшись испариной, и плакал. Было обидно все потерять. Стоило только влюбиться, как вдруг все начало ломаться на неровные части. Может быть, любовь стала спусковым крючком, может быть, так было уже не раз, может быть, я просто сошел с ума и мне требовалась помощь психиатра, но я игнорировал это и просто лежал на холодном полу.

Любой другой человек хотел бы вернуть свою жизнь, но я от прошлого был не в восторге. Меня еще терзали чувства к Саше, но они были словно далеким эхом. Любовь, родившаяся быстро, без позитивного подкрепления недолговечна. Я в прошлом думал о ней не слишком долго, и жизнь меня с ней завела не слишком далеко, поэтому я решил не портить ее жизнь тем, что разрушает мою. Да, любил, но это было давно. Я уже как-то довел ее до слез, а что будет дальше? Этот второй человек убьет ее, как лишнюю деталь, преграду, помеху? Мне не хотелось для нее такой участи. Черт с ней, с любовью, пусть просто поболит и перестанет. Все же знают, что первая любовь жестока. К тому же школьные отношения и чувства не выдерживают проверки временем и расстоянием, так зачем давать обоим бесперспективную надежду? Конец спектакля известен до начала представления. Ничего нового не произойдет.

Пройдясь по квартире, я решил насладиться обычными вещами, которых был лишен все это время. Пока ходил, вспомнил чьи-то слова о том, что счастье заключено в мелочах. Я с этим был категорически не согласен! Человек видит счастье в мелочах только тогда, когда его жизнь ему не принадлежит. Например, в моем случае. Как можно радоваться мелочи, если в жизни все хорошо? Даже звучит абсурдно. Человек либо кузнец своего счастья и активный деятель, либо приспособленец, который в постель кофе – живешь без забот; радуешься дополнительному выходному – вынужден заниматься не тем, чем хочешь; радуешься лишним деньгам – лишен возможностей и, в принципе, ограничен; постоянно рассказываешь о чем-то из своей жизни кому-то лично или в социальной сети – испытываешь недостаток внимания и общения. Можно приводить сотни интерпретаций, но, так или иначе, мелочь, приносящая большую радость, это всегда скрытый сигнал того, что в жизни творится беда. Я это осознал, как только лишился возможности управлять своей жизнью, и потому решил выйти с существующим внутри меня человеком на контакт. Поскольку он находился во мне и был, на данный момент, вне осознанности, он не мог со мной говорить напрямую. Единственным способом нашего общения стал бессознательный метод коммуникации. Я сел за компьютер, открыл новый текстовый документ, задал себе вопрос и начал печатать сумбурный текст, стараясь не наделять буквенный хаос фабулой. Поначалу выходила полнейшая ерунда: набор букв с пробелами. Затем я остановился и медленно, глубоко подышал до тех пор, пока ко мне в голову не забралась мысль, которой мне захотелось поделиться.

«Успех приходит к людям актуальным современности и отвечающим запросу сегодняшнего дня. Делаешь ты что-то годами или только начал – все решится в бурном течении реки, которая либо принесет к успеху, либо потопит. Можно сколько угодно прыгать в реку и пытаться задать свое направление: махать руками, кричать – никакого эффекта это не даст. Если человек барахтается один, единственное, что он может сделать, это использовать силу течения, если, конечно, сможет понять и почувствовать стихию. А если человек собрал команду, тогда он сможет даже попробовать изменить течение, но при условии, что каждый будет занят своим делом и не станет пытаться руководить и делать все по своему усмотрению.

Современные тенденции, спрос, культура, мировоззрение людей – это такое же течение реки. Чем смелее идея, тем круче и больше река. Поэтому нужно учитывать все нюансы течения. Иные были слишком смелыми – пробовали засыпать океан… история их не забудет. Но как не в каждую реку стоит бросаться, так и не каждой идее нужно давать волю. Для полного краха может хватить лишь одной ошибки; прыгая в воду, можно зацепиться трусами за куст сирени или упасть с высоты на камень. Но, несмотря на опасность, не стоит всю жизнь топтаться на берегу, ожидая лучшей погоды, попутного ветра, теплой воды, хорошего настроения или особенного числа. У человека хоть и не один шанс на всю жизнь, но все же угадать с точностью не получится, сколько ни предсказывай, во что ни верь и к каким колдунам ни обращайся. Есть вещи, которые человек до сих пор не в силах предсказать, особенно на современном этапе развития».

Остановившись, я несколько раз перечитал написанное. Что это был за текст, я не понимал. Он вроде бы вышел из меня, но такие мысли и интерпретации я никогда не использовал, не думал и даже не представлял. Это была даже не моя манера изложения мысли. Однако смысл мне понравился. Я задумался. Решил создать папку и отложить текстовый документ в нее. Затем скопировал текст, выбрал сообщество по литературе и нажал Ctrl+V. Прикрепил картинку реки и разместил пост. Текст, конечно, был со смыслом, но цели не достиг: диалога с человеком внутри не получилось. Я понял, что таким образом поговорить не получится. Нужен был другой способ. Было бы странно, если бы получилось с первого раза.

Выпив чаю, я начал анализировать, что произошло, пока меня не было, и в какие моменты бразды правления телом уходили из-под моей власти, но, сколько я ни искал, особых изменений в жизни не произошло, кроме разве что увольнения с работы, которая не очень-то и захватывала мои интересы. Управление своим телом я потерял, когда речь зашла о Саше. Хотя этот вывод был притянут за уши: прямых свидетельств этому не было. В итоге получалось что-то неясное. Понимая, что сам справиться не могу, я обратился к интернету. Через недолгий промежуток времени сформулировал нужный поисковый запрос и вышел на диссоциативное расстройство идентичности. Как мне удалось выяснить, диссоциация – это метод защиты, а значит, это случилось из-за того, что у меня были проблемы с этим миром. Затем я экстраполировал суть проблемы и выяснил, что причиной послужила защита: то есть мой страх, опасения, паника или столкновение с неразрешимой задачей вызывали вторую личность. Например, когда я стоял перед классом и не знал, что делать, или когда прочитал стих и не знал, как быть с Сашей. И если раньше личность появлялась плавно, то в эти разы она вклинилась в мою жизнь резко, решая за меня трудные для меня моменты. Вышло так, что я терзался мыслью о Саше, боялся допустить мысль о том, чтобы быть с ней, и в итоге вторая личность просто отмахнулась от нее, как от назойливой мухи, лишив меня возможности общаться с ней. Дилеммы не станет, если убрать варианты – вот вторая личность и решила неразрешимую для меня проблему.

Прочитав все статьи, что смог обнаружить, я не нашел ответа на злободневный вопрос: как мне поговорить со второй личностью? В фильмах с ней можно было говорить, но в попадающейся мне литературе об этом либо не упоминалось, либо было указано, что личности не пересекаются. Однако была информация о том, что в момент переключения могут появляться звуковые галлюцинации, меняться ощущения, будет происходить дереализация и деперсонализация. То есть голос, который я слышал, это и была вторая личность. Следовательно, единственный способ поговорить – это довести себя до подобного состояния. Но хочу ли я этого, узнав, как все обстоит? И что я могу потерять? Сколько пройдет времени на этот раз? Вдруг месяцы или годы? И где я буду? А если вторая личность убьет себя, ведь написано же, что появляется склонность к суициду, к депрессии и прочим вещам? Эти варианты меня не радовали, и я решил о них не думать. Лучшим вариантом посчитал просто жить и ничего не пугаться, стараясь избегать ситуаций, способных вырвать меня из тела. К тому же есть возможность проявления не только второй личности, но и появления новых, и что тогда? До меня очередь может не дойти, а это, грубо говоря, моя самая настоящая смерть. Так что – к черту диалоги, тут не о чем говорить!

Более-менее разобравшись в происходящем, я решил написать Саше. Нашел ее в соцсети, но положение вещей меня не обрадовало: я был в ее черном списке и, кажется, находился в нем, насколько можно было судить, не пару дней, а целые месяцы. Если бы пару дней – это была бы просто обида, а обида – это простейшая форма манипуляции, которой просто нужно время, чтобы себя изжить. Но месяцы – это уже серьезно, это решение исключить человека из жизни навсегда. Очевидно, наше общение не принесло ей ничего хорошего, и раз уж она приняла такое решение, что ж, пусть будет так, как она решила. Видимо, ей так лучше. Просить второй шанс или бежать вдогонку – всегда проигрышная позиция, и потому даже не стоит пробовать за ней погнаться.

От всего случившегося меня накрыла фрустрация. Я думал над тем, что случилось в моей жизни, и никак не мог понять, за что мне это все было дано. Но чем дольше думал, тем увереннее приходил к мысли, что я сам во всем виноват, и это вызывало еще большую боль и большее разочарование. Если бы я не был таким – а я стал таким только из-за своих слабостей – я бы мог быть с Сашей. Даже в своей личной трагедии я не мог собраться с силами, чтобы противостоять злому року. Я ее не заслуживал. Не такой мужчина ей был нужен. Не такой…

Я бы мог себя корить, наверное, целую вечность, если бы не роящиеся мысли в голове, которые сбили меня с аутоагрессии. Мне хотелось их ухватить, я ощущал их важность и глубину, но ухватиться никак не мог, сколько ни пытался. Это было все равно что прыгнуть в воздух без крыльев в надежде полететь. И все могло бы быть заброшено и забыто, если бы я не вспомнил о текстовом документе, в который попробовал написать то, что сидело у меня в подсознании и довольно бойко просилось наружу.

«Рядовой представитель общества воспринимает порнографическую продукцию буквально, не подвергая ее никакой критике. Воспроизводя увиденное, человек сталкивается с проблемой или даже целым рядом проблем: то партнер не так кричит, то эмоции вызываются не те, то позиции не удобные, то возбуждения нет от тех же действий, то вообще все как-то не так и не то. У человека возникает идентификация с увиденным, и порно принимается за эталонный пример, который якобы является самым правильным. Переводя взгляд на жизнь, человек производит идентификацию с тем, что есть у него, и, если оно не совпадает в каком-то аспекте, то оно становится неправильным, а значит, сам человек или его партнер плохие и их нужно исправить под эталон. Парадокс здесь в том, что это зачастую стойкая убежденность. Человек уверен, что если не так, как в порно, то это неправильно.

Без сексуальной просвещенности люди вынуждены черпать информацию либо из уст опытных людей, либо из интернета и книг, либо из консультаций сексологов, или, что является более частым, из обычного порно. Что может дать порно? Наигранные эмоции актеров, специальные позы на камеру, гипертрофированные размеры половых органов для картинки, чрезмерную мужскую возбуждаемость, продажность женщин? Большинство людей даже не подозревает, что имеет значение не только размер члена, что вагина обладает своей глубиной и диаметром; что актеры перед съемками пьют алкоголь, виагру и прочие вещи, потому что сниматься порой приходится часами; что мужчины не всегда возбуждаются образом голой женщины и уж точно не кидаются на любую полуголую женщину, думая только членом; что не все женщины кричат в постели – согласно исследованиям, крикливость коррелирует с распущенностью; что на порносайты попадают только удачные разводы на секс за деньги – и то, почти все они постановочные, поскольку это целый порножанр; что позы в сексе индивидуальны для пар, а не для отдельных партнеров, и потому с каждым новым партнером находятся какие-то свои самые удачные; что некоторые мужчины не против примерить на себя пассивную роль в сексе и даже побыть «в шкуре» женщины, и это не унизительно, это просто есть; что нет 100% сексуальных ориентаций, потому что каждый человек немного гомосексуален; что мужчины и женщины хотят секса одинаково и сильного перекоса не бывает у представителей одного вида; что пресловутая точка G не существует и не может существовать, поскольку чувствительность влагалища крайне низкая, в противном случае женщина умерла бы при родах от болевого шока; что у некоторых женщин клитор находится высоко от влагалища и определенные позы не приведут к оргазму даже через десять часов; что большой размер члена во время секса, по большому счету, ничего не меняет и вообще может травмировать матку женщины, причем ситуация может быть весьма плачевной; что сексуальную ориентацию невозможно лечить, поскольку это не патология; что абсолютное большинство сексуальных проблем носит исключительно психологический характер; и что раннее вступление в сексуальные отношения значительно снижает возможность создания крепкой семьи.