Текст книги "Метод Пигмалиона"

Автор книги: Александр Косачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Давай технику удара поставим, – сказал Артем, обращаясь ко мне, – а то будешь постоянно метаться по полю, собирая удары.

– Ну, ладно, – ответил я, понимая, что уйти не удастся.

Мы были в подвальном помещении. Под потолком шли коммуникации дома, врезаясь из стены в стену. Площадь падика колебалась в пределах семидесяти квадратов, разделенная несущей стеной. Первая часть была с тренажерами, а вторая полностью покрыта матами разных цветов. Прослеживалось явное разделение: место, чтобы качать мышцы, и место, чтобы заниматься единоборствами. На обеих площадках располагались груши для отработки ударов.

– Ударь со всей силы, – сказал Артем. Я ударил. Артем улыбнулся.

– Смотри, – сказал он, – ты бьешь вот так. – Он ударил по груше, и та слегка качнулась. – Но это полный отстой! Надо вот так, весом. Следи, – велел он и ударил иначе, отчего груша качнулась значительно сильнее.

– Ого, – произнес я, отвлекшись от назойливых мыслей.

– Бей весом. Не рукой. Именно тело должно задавать силу удара, исходя от ноги. Рука является, в большей степени, проводником удара. Импульс от ноги идёт, через бедро, переходит в корпус, плечо и уже только потом входит в кулак.

Я попробовал ударить еще раз. Все засмеялись. Даже я почувствовал, каким нелепым вышел удар: я завалился на грушу, еле удержавшись на ногах.

– Руку тоже разгибай, – произнес Артем. – Основная сила идет из тела, но рука разгибается и добавляет силу удару. Ну, и дистанцию увеличивает, само собой.

– Вот так? – спросил я, ударив на этот раз правильно. Груша качнулась так же, как у Артема, когда он мне показывал, как бить весом. Зрители зааплодировали.

На какой-то момент я даже забыл о проблемах, которые никуда не исчезли из моей жизни. Стало легко. Но потом они снова надвинулись, как только я немного отвлекся. Когниции давили изнутри. Меня немного пугала та разница, которая могла бы возникнуть в отношении меня, если бы все узнали о том, что было у меня в телефоне, потому что интерпретировать сюжет можно по-разному. Я даже не знал, что конкретно было снято: не просмотрел, потому что был перепуган и занят другими проблемами. Их, почему-то, у меня было по самые гланды. Я был словно магнитом для дерьма. Может, жизнь меня испытывала, может, заставляла стать другим, а может, ей просто нравилось надо мной издеваться. В любом случае, деться из собственной шкуры я никуда не мог и должен был все это разгребать. Но нельзя забывать, что любое событие остается не только в моей памяти, но и в памяти других людей, которые напрямую влияют на мою жизнь, создавая своим участием то помощь, то проблемы. Освободиться от стрессов, конечно, хотелось, просто разом скинуть весь этот злосчастный груз, который я носил на своих плечах, но нужно было поступать разумно и скидывать груз таким образом, чтобы он не имел последствий или хотя бы имел их в минимальном объеме.

Через некоторое время пришли Данил с Колей. Они привели парня, который надругался надо мной в душевой. Лицо его было неплохо подбито. Свисала слюна. Бокс в уличной драке ему не слишком помог. В спортзале все восторженно вскричали, в такт ударяя в ладоши и создавая атмосферу единства. Мне стала понятна причина удержания меня в спортзале и недомолвок парней, из-за которых я нервничал. Это вызвало некоторое облегчение.

– Привяжите его к груше, – сказал Данил, а после подошел ко мне.

– Зачем? – спросил я с некоторым ужасом и непониманием в голосе, испытывая облегчение и бессознательное желание это облегчение передать.

– Иногда месть – единственный путь к справедливости.

– Мне всегда казалось, что лучшая месть – это безразличие.

– Не очень-то он страдал.

– Это неправильно! – возмутился я.

– Справедливость мы творим сами!

– Нельзя так!

– Кто тебе так по ушам наездил?! – рассердился Данил.

– Так принято в обществе. Та же Библия так говорит!

– Лунтика пересмотрел, что ли? Завязывай! И при чем тут Библия вообще? Мы русские, и у нас как было язычество главной религией, так и осталось. Вся наша жизнь переведена на языческий манер. Масленица, день Ивана Купалы, суеверия, приметы, которых нет в христианстве. Домовой, Леший…

– Ну, все, – усмехнулся Артем, – сейчас начнется…

– У славян, – продолжил Данил, – в основе всего была семья, и власть разделялась по семье, и потому был пантеон богов, где у каждого бога было что-то свое. Библия же рождена там, где была монархия, и потому бог был один. Понимаешь, люди просто распространили представления о власти на сказки, в которые хотелось верить. Палка превращалась в змею, вода – в вино, море расступалось, а еще в наказание нападала саранча… Это все лежит в рамках представлений и мечтаний той культуры и того места, откуда она пришла, где все было написано. Разве есть хоть что-то, выходящее за рамки? Нет! Все очеловечено и использует инструменты культуры только тех лет и только того места. И не нужно забывать, что евреи были порабощены и везде были чужими, оставаясь психологически сломленными, потому вечно придумывали какого-то человека, который бы их спас, потому что сами боялись бороться. Вплоть до двадцатого века они не сражались, и это понятно и оправданно. Их не за что осуждать. Сам вспомни: Самсон, Давид, победивший Голиафа, Иисус и прочие. А что касается Руси, так для нас крещение прошло насильно, и все это прекрасно знают. Оно нужно было, чтобы объединить разрозненную Русь перед наступающим врагом, и произошло это, как ты понимаешь, не потому, что христианство – какая-то сверхправильная религия. Просто речь шла о власти и выживании народа. А вообще любая религия – это лишь устаревшая форма передачи правил жизни, знаний, традиций и поведения. И не более того. Все так долго держится и ценится, потому что эволюционно сложилось, что примитивной форме сознания проще воспринимать мир через что-то ему доступное. Религии стали образцом гуманных взаимоотношений из-за своей легкодоступности и красочности. Век Просвещения был совсем недавно, после чего появился атеизм. Совпадение? Вряд ли. Знаешь, меня вообще пугает общество, которому нужно бояться гнева божьего, чтобы вести себя по-человечески.

– Больше похоже на то, что тебе не нравится Библия, потому что она написана евреями, – сказал я, понимая возможные последствия уличения.

– И по этой причине тоже, – устало ответил Данил. – Мы ведь таким образом отворачиваемся от своего прошлого и обращаемся к чужому. Люди молятся чужому богу, который их не может слышать. Может, поэтому все так плохо в стране. Держимся за счет единиц наших и тех, кто молится своим.

– В смысле? – удивился я. – Религия – это же форма передачи знаний. И тут – боги под боком... Как так?

– Религии и боги не связаны между собой.

– Революционное заявление.

– Религии созданы людьми, чтобы помнить о богах.

– Да хорош уже! – сказал Артем. – Данил сам не знает, во что верит. Просто пытается определиться, вот и мечется туда-сюда. Я уже устал его слушать.

– Это же просто, – воскликнул Данил, – что вам не понятно?!

– Ладно, я все понял, – ответил я, понимая, что разговор ни к чему не ведет.

Избитый парень молчал и смотрел на нас. Данил подошел к нему и ударил в грудь что было сил. Тот скорчился. И тут я вспомнил слова социального педагога о статьях из УК РФ. Наша скученность в спортзале была отягчающим обстоятельством, причем, для всех. Это заставило меня переживать больше прежнего. Люди в группе становятся единым организмом, большим и тупым. Мы легко могли войти в раж и убить парня.

– Данил... – Я подошел к чужаку, висящему на груше, и тихо сказал: – Может, не будем большой группой, хотя бы? Это же отягчающее. Это всех подставляет, если вдруг что-то случится.

– Да брось ты! Что с ним случится? – спросил он и в прыжке ударил его в солнечное сплетение. Парень начал откашливаться, задыхаясь.

– Видишь?! – громко произнес я.

– Он на груше висит. Его очень трудно ударить слишком сильно, потому что он сразу откачнется. И вообще, мы для тебя старались! Мог бы и поблагодарить.

– И даже не позвали в спортзал?! – Я развел руками. Данил подошел ко мне вплотную и, сдерживая злость, тихо сказал:

– Если боишься за свою жопу – вали. Но только не ной тут!

Данил отошел от меня и несколько раз ударил парня по лицу, отчего тот отключился. Я лишь закатил глаза и вышел из падика. Меня задевал этот порочный круг насилия, который никак не хотел разрываться. Но, с другой стороны, я боялся, что мое присутствие и знание того, что происходило в падике, могло стать причиной привлечения меня к уголовной ответственности. А мне не хотелось разделять ответственность за чужую жестокость. Так в мою голову пришла мысль избавиться от последствий.

– Данил, – сказал я, вернувшись, – мне нужно кое-что тебе показать.

– Показывай, – произнес он и рассмеялся.

– Наедине.

– У меня нет секретов, – ответил он, оглянувшись. Данил был зол на меня. Это чувствовалось.

– Мне нужно знать твое мнение, – ответил я, сыграв на самолюбии.

– Ну, ладно. Черт с тобой, – ответил он и проследовал за мной на улицу.

Вечерело. Ночь готовилась заявить о своих правах, побеждая день. Людей вокруг стало меньше. Мы стояли у падика и говорили. Сначала я задал Данилу пару вопросов, подготавливая почву, а затем рассказал все, что было со мной в доме тренера, исключая рассказ о том, что его вынудило быть таким. Он молча выслушал меня и дернулся, лишь когда я сказал, что у тренера был какой-то мальчик лет десяти. Я ему объяснил, что точно не могу знать о том, кто этот мальчик и что там было, но, учитывая, что случилось со мной ранее, представить нетрудно.

– Ты можешь это подтвердить? Видео сохранилось? – спросил Данил, замешкавшись. Ему не хотелось верить в то, что уважаемый в городе человек… не такой.

– Есть, но я не смотрел его и точно не знаю, что есть на записи.

– Включай.

– Ну, вы что тут? – спросил Артем, выходя из падика.

– Ничего-ничего, скоро придем, – сказал Данил, отмахнувшись. Я увидел, что он заинтересован происходящим и уже не играл на толпу.

– Ладно, – ответил Артем.

Данил включил видео. Кусок записи был коротким, но он полностью захватывал события у зеркала и немного еще. Все стопорилось на моей попытке уйти. Трактовать неоднозначно было крайне сложно: на видео отчетливо было видно, что он красовался голый перед зеркалом и пытался пристроиться ко мне сзади. Данил схватился за голову, не зная, что сказать. У меня тоже не было подходящих мыслей.

– Об этом еще кто-нибудь знает? – спросил он, придя в себя.

– Я больше никому не рассказывал и тем более не показывал видео.

– Нужно, блин, не знаю… нужно… Думаю, нужно наведаться к нему и застать врасплох. Нужно проследить. Поймать с поличным. Можно сейчас дойти до него.

– Там парень внизу, – сказал я, – нужно сначала его отпустить. Он уже свое получил. Я поэтому и хотел его отпустить. Не до него сейчас, сам понимаешь.

– Точно. Да. Пойдем.

Мы зашли в падик, сняли парня с груши и вывели за собой. От всех отмахнулись: мол, у нас неотложные дела, и он нам нужен как приманка. За домом, недалеко от кустов, он попытался сбежать, но Данил сразу же догнал его и сбил с ног. Парень пробовал позвать на помощь, но и тут у него ничего не вышло. Из его носа текла кровь, марая и без того грязный снег.

– Да в жопу его! – сказал Данил. – Не до этого. Ссы на него, и пошли отсюда.

– Я? Да не, я не хочу, – растерянно ответил я.

– Саня, твою мать, он тебя обоссал! Это честно. Он – тебя, ты – его. Давай! Зуб за зуб. Это нужно сделать. По законам Хаммурапи!

– Эмм… ладно.

Я послушался Данила. Отмщение пришло: парень был окроплен моей уриной. Внутри меня больше не было груза, который я носил до этого дня, но было какое-то зудящее чувство превосходства, которое было мне незнакомо и которое немного пугало. Оно мне нравилось. Но долго об этом думать я не мог. Нам нужно было идти.

– Вы что творите?! – закричала незнакомая женщина в паре десятков метров от нас.

– Все! Бежим, быстро! – сказал Данил и потянул меня за рукав в другую сторону. Я побежал за ним.

Мы добрались до дома, в котором жил мой бывший тренер, и начали ждать, постоянно оглядываясь. Какое-то время молчали, но потом Данил спросил:

– А чего ты разделся-то?

– Побоялся.

– Ты по девочкам, по мальчикам? – спросил он с подозрением. От вопроса усилилось сердцебиение.

– Д-девочкам, – ответил я, запнувшись.

– Кто нравится?

– Кристина. Она как-то была с вами, – сказал я, чтобы не вызвать сомнений. Да она и правда мне нравилась как девушка. Я часто на нее мастурбировал. Не было в комнате ни одного угла, в который бы я не кончил, думая о ней.

– Эта шлю… ой, баба?! – удивился Данил. – Ты серьезно?!

– Любовь зла.

– Твою мать, таких кто-то любит?! Серьезно?! Вот же чокнутый мир! Ты извини, но она же конченая подстилка! Как к ней можно что-то чувствовать?

– Не знаю, – ответил я, опустив взгляд, – я просто об этом не думаю.

– Парень, ты, по ходу, вообще не думаешь! А знаешь, что? Хочешь ей засадить?

– Засадить?

– Да. Засадить. Замутим план, и она тебе даст без проблем. Хочешь? Нужно пользоваться, пока можешь. Пока есть какие-то чувства. Может, тогда разлюбишь.

– Да зачем? – нервничая, ответил я. – Не надо.

– Да ты просто боишься секса. У тебя вообще было хоть раз?

– Не было.

– Сколько тебе?

– Семнадцать.

– Ну, вот! Давно пора. Пошли, я все устрою. Даже не отговаривай. Идем. Этот ублюдок подождет, никуда не денется.

– Ладно, – ответил я и последовал за Данилом.

Мы зашли в магазин, взяли бутылку водки с томатным соком и два сырка «Орбита», чтобы не пить на голодный желудок. Затем распили половину бутылки в подъезде. Сначала меня чуть не вырвало, но потом водка стала как-то легче идти. Ее даже хотелось пить. Появилась уверенность в собственных силах. Затем Данил вызвонил Кристину и рассказал план действий: он ее склоняет к сексу, просит надеть повязку на глаза, затем прихожу я и подступаюсь сзади. Нам он казался просто гениальным. Гениальную задумку отметили остатками бутылки.

– Сейчас она, – сказал Данил, показывая пальцами слово «придет», – и мы ее... Ну, ты понял. Вопрос решенный. Сейчас…

Данил вышел из подъезда встретить ожидаемую гостью. Я в это время сидел этажом выше от запланированного места для секса и ждал сигнала. Они зашли в подъезд, посмеиваясь и обжимаясь. Я нервничал и старался удержать в фокусе перила, за которые держался. Данил с Кристиной обнимались этажом ниже. Слышался шепот и причмокивания. А я все ждал своего выхода. Время шло. Послышались шлепки и негромкие стоны. До меня стало доходить, что Данил меня продинамил. Сердце у меня будто обмерло, почувствовалась тяжесть в теле. Я оперся о стену и медленно по ней сполз. В голове проносились разные мысли. Я начал испытывать дереализацию, от которой схватился за голову обеими руками, стараясь буквально вернуть себя обратно в тело. По лицу потекли слезы. Чувство обиды ощущалось отдаленным фоном. Мне казалось, я был сразу в нескольких местах: где-то в другом месте, с какой-то девушкой у меня на коленях, где-то перед ноутбуком с открытым вордовским документом, и здесь, и смотрел со стороны на себя, с силой сжавшего злость в кулаках и заткнувшего себе рот. Мысленно я повторял: «Я сильный! Я справлюсь! Я все смогу!».

– Псыть, – услышал я, – псыть!

Вытерев лицо, я увидел Данила, подзывающего меня к себе. Я подошел, а он поманил рукой дальше за собой, держа указательный палец у рта. Я последовал за ним, стараясь идти тихо. На лестничной клетке стояла Кристина с приспущенными штанами и натянутой на глаза шапкой. Данил жестом велел мне идти к ней и приступить к осуществлению плана. Я, немного испугавшись, потоптался, но все же послушался.

– Данил? – спросила она, услышав шум. Я повернулся к Данилу, а он показал мне, чтобы я шел к ней и опустил ее на колени, чтобы сунуть член в ее рот.

– Ты тут? – спросила она вновь.

– Да, – ответил Данил вполголоса. Я подошел к Кристине и надавил ей на плечи руками. Она опустилась на колени.

– Ты хочешь, чтобы я тебе отсосала? – спросила Кристина, взяв меня за штаны.

– Да, – сказал Данил.

– Какого хера происходит?! – спросила она, сняв шапку и увидев меня, стоящего рядом, и Данила, находящегося на лестнице. – Вы что, думали, я такая тупая и ничего не замечу?!

– Вообще-то, да, но…

– Что?! Ты совсем попутал?! Я тебе не сука какая-то!

– Ну, Кристина, – сказал Данил и подошел к ней вплотную, – ну, он тебя любит просто. Что тебе стоит, а?

– Ты дурак? – спросила она. Данил поцеловал ее в щеку, а затем повернулся ко мне:

– Она же тебе еще не отсасывала?

– Пошли вы к черту! – сказала она.

– Стой-стой-стой! – произнес Данил, удержав ее за руку, а затем что-то прошептал ей на ухо. Они еще немного пошептались. Затем Кристина сказала, обращаясь к Данилу:

– Ладно. Но отсасывать я ему не буду.

– Ну, хорошо, ладно.

Данил мне подмигнул и дал знак приступать. Кристина повернулась ко мне спиной и наклонилась лицом к Данилу, принявшись сосать его член. Я расстегнул свои штаны, достал член, приспустил ей джинсы и медленно начал засовывать член в нее, но он почему-то не лез.

– Да не суй ты мне в жопу! Ниже! – сказала Кристина, отвлекшись и направив рукой мой член пониже. Данил засмеялся.

Мы с Данилом раскачивались, засовывая свои члены в девушку, которая не считала себя сукой. Эрекция была слабой из-за алкоголя, поскольку кровоток из-за спиртного замедлялся и ткани пениса не наполнялись кровью в достаточной мере. Однако именно так ушла моя девственность и пришло подтверждение низкой оценки женщин, о которой говорил тренер. Кристина стонала. Подъезд пропитывался запахом секса. Сквозь пьяный купол, накрывший мою голову, я понимал, как низка была девушка, о которой я мечтал, удовлетворяя себя.

Ощущения были противоречивыми. С одной стороны, я думал: наконец-то это свершилось, я ее касаюсь, так интимно и близко, но, с другой, Кристина упала в моих глазах ниже некуда. Я, хоть и брал ее сзади, сжимая ладонями пышные бедра, все же внутри себя презирал низость ее поведения. Для некоторых людей, вроде нее, интимная близость была чем-то вроде сдачи инструмента в аренду. Вроде все довольны, даже в плюсе, но инструмент постепенно изнашивается и становится никому не нужным, теряя в цене. Я такую раздачу всем без разбора воспринимал с отвращением, идеализируя возвышенные чувства и пылкую любовь. Но секс, конечно, не прерывал и продолжал монотонные движения.

– Вы мне скоро мозоли натрете, – сказала она с улыбкой. Но стоило ей только это сказать, как у меня внизу живота что-то подступило. Я попытался это прочувствовать более разборчиво, но не успел и кончил прямо в Кристину.

– Ты идиот, что ли?! – вскричала она и подпрыгнула, как ошпаренная. – Твою-то мать! Твою мать!

– Он что, тоже в тебя кончил? – спросил Данил у Кристины, посмеиваясь.

– Я нечаянно, – ответил я, растерявшись.

– Больной! Ну, ты больной! – сказала Кристина и помчалась из подъезда прочь, натягивая джинсы на обнаженные бедра.

– Ты что, прям туда? – спросил Данил, еле сдерживая смех. – Она же шкура конченная. Прикинь, ребенок родится? Это же вообще! Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу!

– Тебе смешно, – сказал я, начиная осознавать последствия.

– Да брось ты, – сказал Данил, – если что – в живот зарядим пару раз, выкидыш будет. Ей это не впервой. Дорога накатана.

– В смысле?

– Через нее полрайона прошло. Та еще блядина. Ты думаешь, первый в нее кончил? Не-е. Таких, как она, не любят, не водят в кино, не целуют взасос и не зовут замуж. У них лишь одно место в жизни: потеть под кем-то. Понимаешь, она даже не осознает, кто она для всех. Прикинь! Кошмар просто. Знаешь, в сущности, всем женщинам порой говорят комплименты, которых они не стоят, просто чтобы затащить в постель. Конечно, есть достойные девушки, которым можно памятники ставить при жизни, но, как ты можешь заметить, памятников в стране стоит мало.

– Ну, ты загнул! – ответил я, рассмеявшись от вида философствующего Данила.

– С парнями то же самое, – сказал он, немного переменившись в лице, – только ситуация выражена немного иначе. Умеют разве что языком чесать. – Данил помолчал и продолжил: – Вот знаешь, есть мужчины, которые способны на поступки, а есть мужчины, которые только заливают в уши. Женщины влюбляются во вторых, но мечтают о первых. Вот такой вот парадокс! – произнес он и сделал губами ироничный звук «пфф».

– Сам придумал?

– Наблюдения, – серьезно ответил Данил, но потом рассмеялся, увидев, что я стою и, плотно сжав губы, с трудом сдерживаюсь от смеха.

– Еще накатим? – спросил Данил. – Чет мне мало. Только в кураж вошел, а водка уже закончилась.

– Так мы же натворим что-нибудь.

– Ну.

Мы секунду помолчали, переглянулись, а потом засмеялись. В итоге решили выпить еще. Скинулись и на последние деньги взяли какую-то самую дешевую водку, которую смогли найти. Алкоголь можно было уже не запивать. Вкусовые рецепторы не распознавали горькую, которая заходила, как вода. Через некоторое время события начали разворачиваться урывками. То мы сливали бензин из какой-то машины оранжевого цвета в бутылку из-под водки. То засовывали футболку внутрь бутылки и перематывали горлышко каким-то шнурком. Затем от кого-то убегали и я, споткнувшись, упал на живот. Мелькнуло горящее окно, сопровождающееся звуком разбитого стекла. А затем еще с кем-то подрались…

В себя я пришел дома от жуткого желания пить. Голова была тяжелой, но не болела. Казалось, в ней не хватало жидкости. Струящаяся в унитаз урина блестела оранжевым цветом. Увидев ее, я припомнил момент, в котором мы сливали бензин с машины отечественного производства через какой-то прозрачный шланг. Остальные воспоминания не спешили возвращаться в голову. Руки были поцарапаны и немного отдавали бензином. Запах кисти, поднесенной к носу, вызвал тошноту и легкое головокружение. Стоя у зеркала, я не нашел следов драки с каким-то парнем, которая на секунду ворвалась в память. Единственная ссадина, которая была на щеке, насколько я помнил, осталась от падения во время попытки от чего-то или кого-то убежать. Затем в памяти отчетливо всплыл момент, который был то ли замещающей конфабуляцией, стремящейся заполнить пробел памяти, то ли истинным воспоминанием, которое вдруг решило меня удивить.

«– Сейчас мы поджарим эту суку, – сказал Данил, поджигая тряпку, торчащую из бутылки.

– Дай мне, – произнес я, протягивая руку.

– Нет-нет, я сам. Я точно докину, а ты нет. Я знаешь как в школе снаряды кидал? Я смогу!

– Да брось ты! – ответил я.

Импровизированный коктейль Молотова ударился об окно второго этажа. Стекло разбилось во время удара, и все сразу же вспыхнуло ярким огнем. Мы на секунду зависли, впав в ступор. Затем Данил резко потянул меня за рукав, утаскивая куда-то в сторону через кусты, а я начал громко комментировать случившееся:

– Это же не то окно! Не тот этаж! Нужно потушить! Куда ты меня тащишь?! Данил, прекрати! Нужно потушить! Отпусти!

– Ты больной?! Нас посадят! Бежим! – в панике отвечал он. И был прав.

Мы бежали прочь от злосчастного дома. У меня в голове все тряслось от ударов ногами по земле. Появились истерические слезы и истерические реакции. Затем я споткнулся и растянулся на дороге, получив ссадину на лице. Когда поднялся, увидел, что остался один: Данил не заметил, что я отстал, и умчался вперед. Осмотревшись, я решил бежать домой, но по пути мне вновь встретился Данил, который с кем-то дрался. Я вмешался, с разгону сбив противника с ног, и упал прямо на него. Данил стал запинывать неизвестного парня. Я потянул его за рукав... На этом воспоминание прервалось.

Осознавая, что мы сожгли чью-то квартиру, я начал глубоко дышать. Меня охватила паника. Я закружил по квартире, схватившись за голову. Мне казалось, что это все неправда, что мне просто привиделось, что ничего такого на самом деле не было, а это все лишь дурной сон. Чтобы доказать себе это, я оделся и вышел из дома, желая убедиться, что ничего не было и то, что мне привиделось, лишь выдумка мозга, дурной сон. Всю дорогу меня сопровождала тахикардия. Я всматривался в лица людей, чтобы оценить их отношение ко мне и проверить, знают ли они о том, что я сделал, и вообще, ищут ли нас. По дороге я пару раз упал, но все же добрался до дома, который остался в памяти. Два окна выгорели и были окружены чернотой с закопчением сверху.

– Ты тоже тут? – спросил Данил, подходя ко мне со спины. Я дернулся, испугавшись. Бессознательно взялся за грудь, надавив на область сердца, чтобы себя успокоить.

– Это кто? Мы? – спросил я растерянно.

– Пойдем отсюда, – сказал Данил, – нам теперь нужно меньше тут светиться.

– Как так случилось-то? – не мог поверить я.

– Ты не помнишь, что ли? – тоже растерялся Данил.

– Очень плохо. С трудом могу что-то вспомнить. Еще слабость сильная и мышцы ног болят. Пить хочется постоянно.

– А я вот помню почти все… Узнаешь дом?

– Да, – ответил я. – Это дом тренера.

– Мы хотели его выкурить из дома. Подъезд был закрыт. Пробовали попасть внутрь, но нам никто не открывал. Тогда мы и решили кинуть коктейль Молотова прямо в окно. Будь он проклят…

– Зачем? Как это в голову пришло?! Для чего нам нужен был тренер?!

– Как для чего? Сжечь хотели! Заживо. Он же ублюдок!

– Что?! – вскричал я. – Это же… это… – Я начал заикаться, от испуга пытаясь захватить как можно больше недостающего кислорода.

– Хотели приключений и вот, нажили! Погуляли, блин!

– Это ты придумал! – сказал я, стараясь бессознательно отстраниться.

– Что?! Это ты хотел его сжечь заживо! Твоя была идея! Ты меня дернул за плечо, когда я кидал бутылку. Из-за тебя она попала не в то окно! И это из-за тебя заживо сгорела семья с двумя детьми! – взорвался эмоциями Данил.

– Нет-нет, – забормотал я, – это все ты! Это ты!

– Возьми себя в руки! – сказал Данил, ударив меня по щеке. – Не было ничего! Сейчас мы идем по домам и не видимся ближайшие пару дней. Что бы ни случилось и кто бы что ни говорил, мы ничего не знаем и ни о чем не слышали. Даже если кто-то будет говорить, что кто-то из нас что-то сказал, все равно будем отказываться! Ты понял меня?

– Что? Ты о чем?

– Ты понял меня, я тебя спрашиваю?!

– Да-да, понял, – ответил я, начиная осознавать, что происходит.

– Иди домой и постарайся временно носить другую куртку. Вдруг нас кто-то видел? То, что это был какой-то парень, точно известно, потому что мы звонили в домофон. Они точно знают. Надеюсь, нас не видели в окно.

– Твою мать… твою мать… – повторял я.

– Это все, что они знают. Поэтому не ной. Мы с тобой после случая с Кристиной разошлись по домам. Бутылку водки, которую купили, даже не открывали, она разбилась где-то за магазином. Вот и все. Больше ничего не было. Понял меня? Ничего не было. О том, что было в том дворе, мы ничего не знаем. И не пей в ближайшие дни алкоголь, чтобы не проболтаться на эмоциях. Сдашь меня – я тебя убью. Все. Пока. Расходимся.

Данил ушел быстрым шагом, оглядываясь по сторонам. Я поспешил домой.

В голове проносились разные мысли. Была даже такая: пойти и сознаться в содеянном, но она быстро потеряла свою актуальность. С одной стороны, передо мной стоял моральный аспект страшного инцидента, а с другой стороны – правовой. Я представил, что сознаюсь, меня сразу же посадят на полжизни в тюрьму, начальство каждый день станет давать сечку на воде, а в документах будет писать, что кормит нормально и даже фруктами. Наверху будут распиливать деньги и строить себе новые дачи, а сидящие будут бичевать, как свиньи. Надзиратели в любой момент смогут избивать просто так, для развлечения, ведь профессия специфичная и, в принципе, позволяет. Сами арестанты по-разному могут встретить меня, в том числе негативно. После тюрьмы у меня не получится устроиться на какую-либо работу, потому что никому не нужен сотрудник с «волчьим билетом». А поскольку никакой системы социальной реабилитации для бывших заключенных не предусмотрено, то у меня будет одна дорога, чтобы выжить – вернуться обратно. Попав в тюрьму, я лишь обозлюсь, видя, как начальство пенитенциарного учреждения злоупотребляет полномочиями и жирует на деньги, которые на самом деле предусмотрены для арестантов. И вроде бы, с одной стороны, сидящие сами виноваты и должны прочувствовать вину, но, с другой стороны, какой вообще в этом толк, если человек никак не реабилитируется и постоянно находится в скотских условиях?! Заключенный лишь становится злее, видя, как его обманывают, и уже не думает над поступком с точки зрения вины и раскаяния, а просто жалеет, что его поймали. Вот это я не хотел проживать в своей жизни. Это не та страна, где стоит быть честным и добровольно отправляться в тюрьму. У власти сидят люди пострашнее меня и не мучаются угрызениями совести.

Оказавшись дома, я сразу же пошел в душ. Хотел, как обычно, отмыться от случившегося. Быстро движущаяся жизнь пугала меня своей полной непредсказуемостью. Еще совсем недавно я был обычным толстым мальчиком с единственной проблемой в жизни – пережить ЕГЭ и поступить в университет. После недавних событий я стал другим человеком с совсем другими проблемами, которые просто не укладывались в голове. Как все так быстро пронеслось? Почему я оказался в это втянут? Как из всего этого выйти? Как спать спокойно по ночам? Узнают ли, что я имею к этому непосредственное отношение? Почему я? Почему…

В какой-то момент я начал отстраняться от реального мира и почувствовал дереализацию. Мозг стал защищаться и абстрагировал мое сознание, чтобы не причинить какой-либо вред. От этого я стал беспокойным.

ГЛАВА VII

Через некоторое время события восстановились в памяти. Я действительно хотел сам кинуть бутылку и, когда Данил ею замахнулся, попытался его остановить, но этим лишь помешал и она попала не в то окно. Грубо говоря, это я был виноват в смерти той семьи. После того, как я все вспомнил, эта мысль не давала мне покоя.

Моя мама так и не узнала, что я вернулся пьяным. Полицейские нас не нашли. С Данилом мы не контактировали эти дни напрямую, даже в падик приходили в разное время, потому что нам было трудно смотреть друг другу в глаза, словно в них мы могли увидеть презрение. Было страшно нечаянно начать рассказывать, обвиняя друг друга в том, что случилось. Парни ничего не заметили. Драк за это время, как таковых, не было. По крайней мере, я в них не участвовал, поскольку меня не звали. Наверное, потому что Данил был против. Так потихоньку мы вообще перестали контактировать. В школе все обсуждали случившееся, это стало каким-то массовым явлением, которое вдруг начало касаться всех. Школьники даже пытались вести расследование, которое, разумеется, ни к чему не привело. На меня никто даже не думал. Да и голос в домофоне не был похож на мой. В итоге через какое-то время все позабылось. Настало лето. Начались экзамены и другие проблемы. Но спать нормально я так и не смог. Постоянно снились какие-то кошмары, связанные с тематикой пожара. Чтобы преодолеть их, я начал читать больше книг по психологии, чтобы разобраться в себе и справиться с тем, что случилось. Это было единственным инструментом, способным оказать какую-то помощь, ведь рассказать я никому не мог. И не пил с тех пор ни грамма, ни миллилитра.