Текст книги "Переживая прошлое 2"

Автор книги: Александр Косачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Приехали, – сказала мама, когда мы заезжали в поселок.

Первое, на что я бросил взгляд, это жилые двухэтажные дома, которых у нас не было. Более тесная расстановка домов, маленькие дворы, ранетки возле оград, которых у нас не было рядом. Мы подъехали к дому. Вид у него был, откровенно говоря, потрепанный: перекошенные зеленые ворота и покосившийся штакетник у огорода, что для меня было непривычно. В больших огородах, как у нас раньше, как правило, не использовали штакетник из-за большого расхода материала, и потому я его видел, можно сказать, впервые. Потом мы зашли в дом и первым делом поставили чайник. Началась новая жизнь.

ГЛАВА IX

Когда тебе девять лет и ты не единственный ребенок в семье, переезд как таковой не ощущается. По крайней мере, я его особо не ощутил. Тут было много других прикольных штук, оставшихся от прежнего владельца, с которыми можно было играть. Например, поджигать какую-то желтую пену на старом телевизоре или намотать на лопату гирлянду и представлять себя крутым рокером на сцене. А еще появились новые каналы в телевизоре, и там крутили новые мультики. Вечерами мы ели какую-то лапшу из пакетов, которую нужно было запаривать кипятком на несколько минут, и смотрели ужастики по ТВ-3. После мы с сестрой шли спать, когда хотели, потому что некому было сказать, чтобы мы ложились, поскольку родители с братом грузили остальные вещи на прежнем месте жительства.

– Ты что?! – вскричала сестра, глядя на меня из темноты.

Я сквозь сон почувствовал, что почему-то топчусь и пытаюсь пойти, но не могу. Открыв глаза, я увидел, что пытался пройти сквозь стену и в процессе наступил на сестру, лежавшую в другом конце комнаты на матрасе. Организм не успел привыкнуть к переменам. Родители рассказывали, что я лунатил во сне и раньше, бегал от них по дому, но я им не верил, думал, шутят. До этого дня. С тех пор я не лунатил. Наверное… В моем случае, причины лунатизма, как феномена, крылись в не до конца сформировавшейся центральной нервной системе, которая еще не могла в полной мере справиться со своими функциями и иногда давала сбой в виде снохождения. Никакого дискомфорта мне это не причиняло. Лечение не требовалось, и со временем лунатизм прекратился само по себе. Наверное.

Потом приехали родители с братом на заказанном КАМАЗе и привезли основную часть вещей. Им было довольно трудно спустить перепуганную корову по деревянному помосту, которая более 450 километров проехала в темной и постоянно качающейся коробке. Мама была сильно взволнована и материлась, пока ее спускали, особенно, когда корова упала, соскользнув задней ногой с доски. Корова буянить не стала. Отец, в отличие от матери, был спокоен, словно ничего страшного не происходило. Из-за этого я не знал, что чувствовать: волноваться или нет, все идет как надо, или что-то пошло не так. Я смотрел и не понимал до тех пор, пока не начали разгружать вещи и мама не успокоилась. Мое участие в процессе было минимальным: по большому счету, не мешаться под ногами. Все вещи занесли домой только ночью. Для меня это было чем-то интересным и необычным, можно было полазить по вещам и попрыгать, но вот родителям переезд дался нелегко. Шкафы, диваны, корова, железные баки, неимоверная куча вещей… загрузить, приехать, разгрузить.

Две недели, которые у меня были до обучения, растаяли. В среду вечером мне сказали, что я начну ходить в школу, а утром в четверг отец повел меня в школу. Мы шли, я смотрел на попадающиеся по дороге здания и спрашивал, не школа ли это. Он отвечал: нет, и мы шли дальше. Дорогу я не запоминал, поскольку искал школу. Здание школы оказалось намного больше моей прежней. Мы вошли во время перемены. В коридоре немного пахло краской и манной кашей. Бегали дети. Отец зашел к директору, а затем повел меня в класс. Учительницу звали Валентина Михайловна. До пятого класса она вела основную часть уроков, была классным руководителем, а после того, как мы переходили в пятый, у нас менялся классный руководитель и мы уже бегали по этажам из кабинета в кабинет, как в университете.

Мы были в классе, отец говорил с учительницей, я смотрел на учеников, глазами бегая по лицам, а они в ответ смотрели на меня, У меня было чувство, что я их знал, но никого не помнил и, само собой, знать не мог, я ведь только приехал. Первое, что я заметил, это то, что в классе было больше человек. В прежнем было порядка четырнадцати учеников, а в новом – больше двадцати. Второе, что было довольно ярко выражено, так это большая открытость друг перед другом и большая активность в общении, которая мне была непривычна по прошлому опыту. На перемене нас отправили из класса в коридор, чтобы проветрить помещение. Я встал у окна, наблюдая за всеми и еще не зная, как себя вести, я ведь никого не знал. Ко мне подошли несколько одноклассников.

– Ты дрался раньше? – спросил меня один. Ростом он был с меня, в черном спортивном костюме. Волосы русые, с веснушками, глаза зеленые.

– Нет, не дрался, – ответил я и, собственно, сказал правду.

– А драться-то умеешь? – спросил еще один, в черных брюках и темно-коричневой кофте с черным воротом. У него были черные волосы, карие глаза, и ростом он был повыше остальных.

– Да, умею, у меня дома есть книжки по дракам. Кунг-фу, джиу-джитсу, еще какой-то рукопашный бой.

Так, слово за слово, мне предложили подраться, а я, не совсем понимая, в чем дело, – ведь ни разу не дрался! – согласился. Ученики об этом перешептывались, а я сидел и чувствовал себя лишним. Мне казалось, я их уже знаю, будто они мне были знакомы, но между нами была какая-то пропасть. Они были другими, не как мои прошлые одноклассники. Было чувство, что я от них отставал в общении и поведении. Девчонки узнали о предстоящей драке и говорили мне не драться. Шли позади меня, отделяя от ребят, которые предложили это. Сзади компания кричала: «Мы же договорились подраться», а девчонки говорили, мол, не слушай их и кричали тем, кто был позади, что расскажут учительнице завтра. Так я пошел домой без каких-либо происшествий. Но встал на развилке, потому что не знал, по какой дороге идти к дому. Кругом было грязно, светило солнце, а я смотрел и не узнавал дорогу. И только я решил пойти налево, как услышал знакомый собачий лай. Это была Стрелка. Я повернул направо и, радостный, поспешил домой. Больше дорогу домой я уже не забывал. Она оказалась несложной.

Утром следующего дня Олега отругали за желание подраться. Он валил все на меня, мол, я сам предложил, учительница ему не поверила, а я молча отсиделся. Мне было непонятно, почему он говорил, что я был инициатором, хотя, на самом деле, инициатором был он. Он лгал! Для меня это было чем-то парадоксальным. Еще удивительным для меня стало то, что здесь ученики не скрывали двойки. Если у нас это было позором и мы всеми силами старались это скрыть от других, закрыть рукой от соседа по парте, то здесь это было чем-то даже смешным. Я с соседом посмеялся насчет оценки, но внутри все еще был какой-то осадок напряжения. Это ведь была, мать ее, двойка!

После школы, уже за ее воротами, за мной уцепилась толпа ребят. Один из них был моего возраста, но из другого класса. Его заставили драться со мной. Он меня толкнул, я – его. Он вцепился, чтобы меня уронить, а я – в него. Мы вместе упали. Перекатились, ударяя друг другу по телу. Поскольку мне не хотелось драться, я не умел это делать и не знал, как это делается, и ни разу не видел в реальности, я использовал привычную стратегию поведения: если мне что-то не нравилось, я ревел. И я заревел. Он не отступался, и это меня взбесило. Я ведь реву! Какого черта он от меня не отстает?! Я же обижен, смотри! Отстань! Не трогай меня! Но он продолжал колотить мне по телу. Злость придала агрессии, и я начал его сильно толкать. Он отбежал, а я по стандартной звериной схеме хотел побежать за ним, но остановился, взял кусок сухого дерева и только тогда побежал с ним вслед за мальчишкой. Он увидел габариты угрозы, именно опираясь на общий объем, и это его напугало. Мы мыслили инстинктами в этот момент, и он не видел разницы между мной и куском дерева. Закричал, что не будет так драться. Что я с дрыном на него, и это нечестно. Услышав это, я бросил дрын, взял портфель и с демонстративной злостью пошел домой. Ко мне уже никто не приставал. Дома я сказал, что подрался и, в общем-то, вышел победителем.

– Молодец. Теперь будут меньше лезть, – ответил отец.

Для меня было непонятным поведение школьников. Я не вписывался в новое учебное заведение и не знал, как себя в нем вести, в то время как меня просто прощупывали и смотрели, кто я такой, как себя веду и какой я по силе в классе. Для детей это одна из самых базовых вещей: понять, кто пришел в класс. Я этого не знал, и рассказать мне об этом было некому. У родителей была куча других важных проблем: работа, починка дома, расстановка мебели, готовка, уход за скотиной и еще много разных дел. Выходные прошли в работе по дому. Нашей семье предстояло восстановить дом.

В понедельник после школы не было травли или очередных драк. Подавление было уже моральным. Я шел, а возле меня шла еще пара ребят.

– Ты никто. Просто тварь, – негромко говорил Олег, а я молча шел домой, но при этом слушал его и слова вызывали ретроспективную агрессию, которая была направлена вовнутрь. Она накипала. Пошли слезы. Но не от желания показать, что я обижен, а от разрушительной энергии, направленной на себя. Человек слушает то, что произносится полушепотом, и оно проникает глубоко внутрь. В данном случае медленно подавлялась неготовая к новым условиям несформированная личность, которую было легко сломить. Как себя вести, я не знал. Конфликты не переносил. Боль не желал терпеть. Но, в итоге, я с этим сжился. Подавление осталось, но бессознательное уже закрывалось от речи. Начала возникать дереализация, которая стала формой оберегания личности. Тело как-то себя вело, реагируя на ситуации, а я зрителем наблюдал за происходящим, словно запершись в другом мире, чтобы пережить происходящее.

Любой человек сказал бы: фу, да что за тряпка, как можно это терпеть, как можно так глупо себя вести и как можно позволять этому быть?! Это и правда было отвратительно. Это было обидно. И происходило, потому что я это разрешал. Давление не было слишком сильным, и потому попыток что-то всерьез изменить не предпринималось. Все было в рамках терпимого. Со временем появились друзья, мы шутили, и это все разряжалось. Мне просто нашли место, а я принял позицию слабого в классе и просто посещал школу, не занимаясь учебой. Олег переключался то на одного, то на другого, то на другой класс, и так по кругу. Все с этим как-то жили. В целом, любой согласится, что всегда есть те немногие, которые бьют других. Так вот, я был по другую сторону баррикад. Только и всего. И вовсе не был самым худшим и униженным в школе.

Это продлилось до восьмого класса. Потом я нашел на сеновале стопку тетрадей, повязанную бантом с запиской «не забудь взять с собой». Позже узнал, что ее взял брат по случайному стечению обстоятельств, посчитав, что тетради принадлежали родителям, ведь текст был зрелым и сложным и он точно не мог принадлежать мне.

ГЛАВА X

Я прочитал сначала самое важное и был шокирован. Там было кратко описано про каждого человека в школе и других местах. Текст накладывался на мою реальность почти идеально. Придраться было не к чему. После важного я взахлеб прочитал все остальное. Безоговорочно поверил в написанное и даже нисколько не сомневался. Многое стало понятным, но и во многом стало стыдно за себя. За окном было лето, и у меня было время подготовиться к переменам в жизни, на которые я решился согласно тексту.

«В равной драке побеждает тот, кто сильнее характером и верит в свою победу. Это работает как между тренированными бойцами, так и в уличной встрече никогда не посещавших спортивных секций. Характер не рождается сам по себе – его создают. Самостоятельно! Кому-то его легче создать, кому-то сложнее, но именно он определяет будущую жизнь человека и его притязания на возможные перспективы. Но побеждать в драке не значит побеждать в жизни. В драке лишь проявляется отдельный аспект характера в тех или иных ситуациях. Сильный боец, в итоге, может не состояться в жизни и все потерять за мгновение, не встать с колен, один раз на них опустившись, а тот, кого всю жизнь били, а он терпел и сдерживался, может однажды захотеть изменить жизнь, и ему будет проще, потому что он будет иметь опыт поражения и потому не будет так сильно реагировать на неудачи из-за возникшего иммунитета. Так или иначе, все определяет характер. Когда человек решается быть сильнее, чем он когда-либо есть или был, несмотря ни на что, он преодолевает невозможное, даже не имея травмирующего опыта поражений».

Из прочитанного ранее я уже знал, что легче развить выносливость организма, чем вернуть упавшую уверенность в себе, в особенности, если пораженческая позиция была принята на годы. Это было связано с паттернами действий, которые стали, в определенной степени, стереотипами поведения на уровне безусловных рефлексов. Такое довольно трудно переделать. Именно поэтому труднее всего выходить из поражения, чем встретиться с новым соперником, который сильнее того, кто тебя однажды уже побеждал. Не говоря уже об устойчивой позиции проигравшего. Чтобы наработать характер, я тренировал выносливость, делая легкие постукивания кулаками по стене в одной позиции. Поначалу выдыхался и сдавался, но потом научился управлять дыханием и заставлять себя продолжать, через всхлипы и дрожания рук, пробуя разные комбинации и переводя себя в разные режимы. Я был подростком, и организм быстро адаптировался к нагрузке, которая не была для меня чем-то архисложным и непонятным. Я тренировался каждый день и постоянно повторял фразу, которая была написана в каждой тетради: «Я сильный! Я справлюсь! Я все смогу!». Даже когда я невыносимо уставал, фраза все равно звучала, несмотря на то, что я не воспроизводил ее намеренно в голове. Она стала мной. Я начал потихоньку верить в себя. А потом пришло время для нового шага: мне нужно было мысленно представить драку с обидчиком, который меня все это время подавлял. Нужно было тренироваться и думать о драке. Представлять различные варианты, и не только, где я побеждал, но и местами где проигрывал. Это позволяло организму перестроиться в безопасном для здоровья режиме. Нужно было разрушить рефлективный страх и подчиненность.

Поначалу у меня получалась какая-то ерунда. Но с каждым днем я переставал бояться и мог уже представить ситуацию почти реально, проигрывая разные варианты. Также в своих мыслях я синтезировал опыт с учетом типичной ошибки мысленного проигрывания драк: драка контактна и противник осязаем, то есть имеет вес, которого в фантазии нет. С этим было сложнее всего. В тексте было прописано, что при реальной драке сработает разрыв реальности с фантазией именно из-за веса, которого не было, и потому возвращается страх, который может привести к проигрышу. Поэтому в секциях тренировки без контакта малоэффективны, а с воображаемым противником – и подавно.

Лето еще было в разгаре. Стояла хорошая солнечная погода. Я потихоньку себя формировал и готовился стать лучше. Мир, казалось, был на моей стороне и помогал достигнуть поставленных целей. Я хотел стать увереннее. Подумывал о Тане, Олях, Анне и том, как может сложиться моя будущая жизнь, если я стану следовать написанному. Само собой, драк и мести я вовсе не хотел, это все было лишь желанием стать лучше и не давать себя в обиду.

– Саня! – кричал кто-то у ворот. Голос был знакомым. Я вышел.

– Одолжи денег, – попросил Олег.

– У меня нет.

– Да ладно тебе! Мне сказали, есть. Мне просто реально надо.

– Да нет у меня денег.

– Блин, займи у родителей. Я тебе через пару дней отдам, мне родители дадут, принесу. Выручи, а?

– У меня родители на работе. Брат с сестрой тоже, – ответил я, предвосхищая обращение к ним.

– Капец. А когда будут?

– Вечером только. В районе семи-восьми. Да и не дадут они мне.

В итоге мы распрощались. Он ушел ни с чем. Я знал из тетрадей, что ему ничего нельзя давать и лучше с ним не связываться, что он, по своей сути, человек гнилой внутри и таким останется навсегда. Впрочем, это не было тайной. Некоторых может исправить только могила.

Через полтора часа ко мне снова кто-то пришел. Я, не глядя в окно, вышел и увидел троих человек. Это был снова Олег, его младший брат, он был на пару лет младше нас, но, при этом, был отвратительнее всех, кто пришел, и Игорь – он был моего роста, но чуть крепче по телосложению, у него были черные волосы и карие глаза. Учился он классом старше.

– Привет, дружище. Мы к тебе в гости, не против? – сказал Олег.

– В смысле? – неуверенно произнес я.

– Ну, посидим. Выпьем. Мы и тебе пивка взяли. С нас пиво, с тебя – место. Все честно, – сказал Игорь.

– Если что-то не понравится, скажешь уйти – мы уйдем, – добавил младший брат Олега.

– Ладно, – сказал я, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Они, осматриваясь, зашли. Расположились в гостиной и включили телевизор на канале MTV. Я принес кружки, и поначалу все было и правда нормально, я даже подумал, что ошибся в них, но потом младший брат Олега, Семен, пошел в туалет и все завертелось.

– Сынок! Кушать пора! – произнес Семен, зайдя в комнату в мамином платье.

Все засмеялись, кроме меня. Мне откровенно хотелось его убить.

– Сними! Ты что делаешь?! – произнес я.

– Да ладно, он же шутит! – отмахнулся Игорь.

Олег подошел к Семену и пристроился сзади, изображая половой акт. Семен изобразил стоны. Им было смешно, и они даже не понимали, что смешно было только им. Подростковое сознание не имеет еще развитой эмпатии и способности понимать чувства другого. Им кажется, что если им весело, то и всем весело, а объект гонений и оскорблений не существует в принципе.

– Сними! Ты что творишь?! – вскричал я.

Вербально я сообщил информацию, но невербально не сделал ничего, чтобы он меня послушал. И, разумеется, слушать меня он не стал. Им было слишком весело, а я был тем, кто прерывал веселье и, следовательно, вызывал агрессию.

– Саня, ты что? Саня, – произнес Игорь, подходя ко мне, – не надо повышать голос.

– Да он просто сам хочет платье поносить! – произнес Семен и накинул платье на меня. Все засмеялись. Олег вытолкал меня в спальню к кровати и пристроился сзади, делая вид, будто между нами происходит секс. Семен кинул ему дезодорант для имитации фаллоса.

– Давай же, давай, детка! Смотри, Саня, я трахаю твою мамку!

Я пытался оттолкнуть его, но ноги были неудобно расположены, чтобы сделать это. Кровь прилила. Я готов был взорваться. Я их ненавидел!

– Блин, пиво кончилось! – произнес Игорь, стоя с пустой бутылкой.

– Саня! У тебя есть алкоголь дома?

– Отстаньте от меня! Уходите! – вскричал я.

– То есть, вот так ты относишься к гостям, да?! Негостеприимно! Чему тебя родители только учат?! Эх… Ну, раз не учат они, научим мы. Не найдешь алкоголь, мы тебе эту бутылку в задницу засунем, – произнес Олег, – будешь опущенным. А ты знаешь, что с опущенными бывает? Им дырку разрабатывают!

Он это произнес, ущипнув меня за зад. Я с силой оттолкнул его, и он меня отпустил. Я всех осмотрел, тяжело дыша, но ничего не сказал.

– Да ладно, он шутит! – произнес Игорь, смеясь. Я посмотрел на него, испытывая наступившее облегчение.

– Пойдемте купаться! – предложил Семен.

– Пойдемте, – сказал Игорь и повернулся ко мне: – Пойдешь с нами?

– Нет, спасибо, – ответил я.

Они ушли, а я остался с растоптанной самооценкой, которую, думал, что уже хотя бы немного поднял. Пройдясь по дому, я собрал бутылки и незаметно выбросил их соседям в огород. Потом убрал мамино платье на место и все поправил, будто ничего не было. По моему мнению, визуально нельзя было догадаться, что что-то было не так, но вот внутри меня бушевала аутоагрессия, которую нельзя было проигнорировать. Я не знал, как быть и что делать. Более того, понимал, что в ближайшие дни они захотят прийти снова, ведь им было весело и ничего негативного они в ответ не получили. А до чего доведет следующий раз? Лучше даже не думать.

– Ты по шкафу у меня лазил? – спросила мама, когда вернулась с работы.

– Нет, – ответил я.

– Что ты врешь?! Я что, не вижу, что тут все не так, как я складываю? Зачем ты лазишь? Я же у тебя не лазаю!

Это меня добило. Я внутри кипел. Думал, и без того плохо, а еще мама на меня ругается. Я начал злиться на нее, но потом перестал, потому что понял, что причина-то не в ней и она права, я ведь не должен лазать у нее в шкафу. Все было иначе на полках, и она имела право ругаться. Что она думала, я не знал. Может, и к лучшему… Но я знал, что думал я. Этим троим больше нельзя находиться у нас дома. Никому! Никогда!

Вечером я отправился на сеновал, где были тетради, и вновь решил прочитать текст, который меня подбадривал.

«Если ты проиграл – это не страшно, страшно – если ты сдался. Можно отступить, проиграть, промолчать, не воспользоваться ситуацией, не сделать что-то, что стоило бы сделать, – это все не страшно. Ты не должен опускать руки, если что-то не получается или не получается сразу. Скажу больше: если ты хочешь чего-то добиться, то большая часть твоих попыток окончится неудачей – и это нормально. Не нужно убиваться. Оно не стоит того. Как только что-то не получается – садись думать и думай до тех пор, пока не поймешь, в чем причина неудач и как ее можно исправить доступными способами. Механика есть механика: ты не молоток, не смотри на любую проблему, как на гвоздь. Кирпичную стену не обязательно ломать, чтобы ее преодолеть. Пути могут быть разными, и ты должен искать подходящие именно для тебя. Нет универсальных способов.

Если ты окончательно потерял силы и уже готов сдаться, дошел до края, то знай – именно так закаляется характер. Через «не могу», через «я устал», через «хочу сдаться». Ты можешь плакать, молить о пощаде, даже обосраться, если хочешь, но ты должен добиться своего! Этот мир не любит, когда люди сдаются, и, как только ты это сделаешь, в следующий раз будет еще сложнее. Поэтому нужно взять все дерьмо в кулак, крепко сжать его, как мочалку, чтобы по руке потекла выжатая вода, и изо всех сил врезать по проблемам! Ты не проиграл, если не сдался! Ты взял таймаут, чтобы взять реванш».

Я прочитал текст несколько раз. Подумал. Они не одни, и я не должен быть один. С проблемами лучше справляться вместе с кем-то. Поэтому мне нужно было создать банду! Свою банду, верную главной идее. Мне нужно было стать таким человеком, который смог бы ее создать и за кем хотелось бы идти. Для этого сначала нужно было справиться с собой и уже после привлекать новых людей, потому что кучка трусов просто дружно получит от одного человека, не решившись пойти против. Я понял, что для этого, в первую очередь, мне нельзя бояться получить, иначе все последуют за мной и просто получат следом.

На следующий день я снова остался один дома и взял тетрадь, в которой была описана психология поведения хулиганов и прочих девиантных личностей.

«Люди боятся людей, которые ведут себя неадекватно. Достаточно начать вести себя, как психически больной, и люди не захотят с тобой связываться. Смейся, когда тебя пинают, или читай стихи или даже пой, бей всем, что попадается под руку, и не стесняйся этого. Равенство людей в драке – вещь весьма абсурдная, ведь у нас разный вес, разный физический потенциал, разное воспитание, разный характер, разный опыт, разный взгляд на то, что правильно и т.д. Когда встречаются два парня с разным весом, это уже нечестно. Когда встречаются два парня с разным опытом, это тоже нечестно. Но общество приняло за норму считать это честностью. Говорят, женщин бить нельзя, но если женщина сто килограммов, а мужчина – пятьдесят, это разве честно? Если женщина участвует в единоборствах, а мужчина – нет, это разве честно? Честность и то, что правильно, – абстрактны. Никогда не играй по правилам, которые тебе навязывают. Уличная драка легко может привести к смерти, и у тебя только один шанс победить – использовать все, что попадается под руку. Не будь дураком, используй все! Даже дохлую собаку.

Кто бежит – за тем бегут. Кто закрывается – того запинывают. Кто терпит – над тем издеваются. Кто не дает сдачи – того используют. Кто боится – того запугивают. Все, что не дает отпор, который можно ощутить, – постоянно подвергается насилию. Этого невозможно избежать, особенно в подростковом периоде. Это есть и всегда будет! Общество никогда из этого не вырастет, потому что это естественный этап взросления, который нужно просто пережить. Он закончится после двадцати».

– Саня! Са-аня-я!

Я снова услышал крик. Они действительно ко мне пришли. Но я не стал пускать их домой. Зачем? Они будут вести себя, как поганые скоты, а я потом буду расхлебывать за ними перед родителями. Двойные гонения? Дом и улица? Это слишком! Я никак не реагировал, а лишь наблюдал, стоя поодаль от окна. Они кричали, говорили, мол, все нормально будет и чтобы я не боялся. Но я по-прежнему не реагировал на их слова. Знал, что это полная чушь и что они как были выродками, так ими и остались. Одна ночь их не изменила. К тому же, пусти я их, что будет? Вчера один из них хотел засунуть мне бутылку в одно место и говорил это на полном серьезе. А случись это, что тогда? Остальные узнают, и все придет к остракизму, а эти выродки будут «хорошими ребятами». И так может случиться с любым. А ведь это беспредел!

Через некоторое время они ушли. Не решились залезть во двор и в дом, где им не открыли. И хорошо. Я, конечно, понимал, что из-за этого могут возникнуть вопросы в будущем, и потому морально готовился дать им физический отпор. На троих разом лезть было неразумно. Лучшее, что я мог сделать, это избить кого-нибудь одного. Дать полноценный отпор, чтобы они поняли, что больше им не удастся посмеяться надо мной. Из прочитанного ранее я уже понимал, что главное в драке – это характер. Если бы я проиграл, то ничего бы не потерял. А вот им есть что терять. Выносливость – дело второе. Уличная драка длится несколько минут, и потому особо готовиться тут не к чему. Какой смысл? Главное – характер и желание победить! Все остальное – это уже нюансы ситуаций. Ну, а раз не важно, как побеждать, то и побеждать нужно так, чтобы человек больше не захотел связываться, а это возможно, только если стать отмороженным психом, который ничего не боится. Так я и поступил. Я представил разное поведение в голове, настроился на него, а потом взял тонкую веревку, примотал к ней болт с гайкой на 20 мм и положил в карман на случай предстоящей драки. Вечером пошел гулять, ища приключений.

Я прогулялся до болотца, в котором все купались, и пошел обратно. По дороге домой увидел Игоря. Он шел мне навстречу. Сердце у меня застучало, руки вспотели, а дыхание сперло. Я опешил. В голове возник вопрос: идти дальше или бежать? Я посмотрел в разные стороны, разминая шею, чтобы немного отвлечься, и решил идти. Сейчас или никогда!

– Привет, Сань! – сказал Игорь. – Мы к тебе сегодня приходили, тебя не было.

– Привет. Да, я гулял, – ответил я, а сам сунул руку в карман и начал нащупывать веревку, чтобы резко ударить болтом ему по голове.

– Мы извиниться хотели за мать. Перепили вчера. Ты не обессудь, что так вышло. Не держи зла, хорошо? – сказал Игорь, протягивая мне руку.

– Эмм, – ответил я, растерявшись. – Угу.

Я протянул руку и пожал в ответ. В этот момент из кармана выпала веревка с болтом, зацепившаяся за пальцы, когда я вытаскивал руку для пожатия. Игорь посмотрел на меня. Я хотел сказать, что мы с отцом ремонтировали машину и это осталось случайно, но потом решил ничего не говорить. Просто улыбнулся. Этого хватило.

Я передумал объяснять причину из-за того, что в тетрадях было написано: никогда не объясняй то, что тебя не просят объяснять, это выглядит как оправдание, и таким является на самом деле. Стоить сказать «нет», а потом начать объяснять причину, и все: человек начинает тебя уговаривать, потому что видит, что ты сомневаешься, а раз сомневаешься, значит, позиция шаткая и можно уговорить, чтобы получить желаемое. Поэтому если нет – значит, просто нет. Никаких объяснений: нет, и все. А если просят объяснить, почему ты не хочешь чего-то, ни в коем случае нельзя объяснять, потому что как только уровень эмоций опредмечен, с ним можно работать, а значит, уговорить. Не хочу – достаточная причина, чтобы отказаться и ничего не объяснять. Если человек настаивает и давит психологически, значит, ему плевать, он просто хочет получить желаемое. Перед ним ни в коем случае нельзя оправдываться и поддаваться на давление, объясняя причины, потому что дальше давление будет только усиливаться, а потом он уговорит и получит свое. Поэтому если нет – значит, нет! Если не хочу – значит, не хочу.

Мы разошлись каждый в свою сторону. Я почувствовал облегчение, словно у меня с плеч сняли тяжелый мешок, который я все эти дни носил. Жизнь вокруг вдруг стала радовать. Солнце уже не жарило, а грело. Садящийся на руку комар не убивался со словами «Сдохни, скотина», а садился и слышал: «Ну, что ты, маленький, попей, голодный, наверное». Жить стало легче. В голове возникло желание всех простить и ни на кого не злиться, но из той же тетради я помнил: «Не обманывайся улыбке лисы». Поверить в лисью сущность было сложно – все же наладилось, и потому я с легкостью откинул совет, который был дважды подчеркнут. Ведь не такие уж и плохие парни оказались. Может, в прошлом просто не было повода рассмотреть их поближе?

– Привет, – сказала Таня с улыбкой и пошла вместе со мной. Нам было по пути некоторое время. Сердце заколотилось. Я помнил написанное и знал, что нам лучше не контактировать, чтобы ее жизнь сложилась хорошо. Но меня к ней тянуло, и очень сильно, словно что-то внутри пробудилось от прошлого меня.

– Привет, – робко ответил я. – В Германию переезжаете?

– Ну, родители говорят об этом, – удивленно ответила она, – а ты откуда узнал? Никто ведь еще не знает.

Это было фиаско. Я впал в легкий ступор на секунду, а потом ответил:

– А я могу видеть будущее.

– Правда?! – удивилась она. – И что будет со мной? Ты знаешь?

– Вы переедете. Поначалу тебе будет трудно привыкнуть к новому миру, но ты справишься. До двадцати пяти выйдешь замуж, у вас родятся две дочери. Ты будешь счастлива.

– Какой он будет? Ну, внешне. Как я его узнаю?

– Ты почувствуешь, – ответил я. На глаза накатили слезы, но я проморгался, пока она не видела.

– Ну, а твоя жизнь? Что будет с твоей? – с улыбкой спросила она.