Текст книги "Око вселенной"
Автор книги: Александр Экштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Глава третья
– Я устала от Непала, – сказала Клэр Гастинг, сидя в удобном кресле с балдахином на спине белого королевского слона. – Что за безумная затея провести свадебное путешествие на границе Индии с Китаем. Северные тропики – это почти то же самое, что заполярная Африка, абсурд под кленовым сиропом.
– Клэр, – усталым, но влюбленным голосом произнес Джон Карри, – ты ведь сама хотела перед полетом на Юпитер обойти храмы Катманду. В конце концов можно изменить маршрут, что за проблема?
– Ни в коем случае, – отказалась от предложения мужа Клэр и поманила рукой погонщика белого слона, худого непальца в причудливо сплетенной чалме бело-розового цвета. – Европа не подходит мне по темпераменту, а на Россию не стоит тратить отпускное время, так или иначе, мы скоро там будем в деловой поездке. Судя по публикациям в российской прессе, у восьмидесяти процентов русских мужчин хронический простатит с аденомными проявлениями, так что в Москве можно только работать. Я хочу спуститься, – сказала она погонщику непальцу и, не дожидаясь его действий, соскользнула по накрытому дорогой попоной боку слона на землю.
Джон Карри наконец-то понял, кто такая Клэр Гастинг, и поэтому находился в острой фазе клинической влюбленности в свою теперь уже супругу. Допущенный к изощренно-красивому и гениально-сексуальному телу возлюбленной лишь после подписания брачного контракта и венчания в протестантской церкви на Риджид-роу в Вашингтоне, он чувствовал себя самым счастливым и везучим человеком на Земле, хотя со стороны его счастье выглядело как идиотический инфантилизм с элементами парадоксального обожествления стервозной и достаточно равнодушной к объекту феминистки. В первый час брачной ночи Клэр Гастинг так обожгла Джона Карри своим эротическим обаянием, что следующие несколько часов после близости он буквально скулил от наслаждения, а затем позволил надеть на себя ошейник, и остаток ночи обнаженная Клэр Гастинг, опоясанная прозрачными шарфом, водила охотно передвигающегося на четвереньках талантливого космоконструктора по территории шикарной калифорнийской виллы, ставшей после заключения брачного контракта ее собственностью, и, выбирая самые живописные уголки, вступала с ним в сексуальную близость. Территория виллы и десятикилометровая зона вокруг нее были буквально утыканы суперсовременными охранными системами наблюдения, блокировки и оповещения, плюс к этому четыре взвода морских пехотинцев охраняли все подступы к месту брачно-живописных игрищ двух особо ценных граждан США. Нет, это не было развратом и уж тем более не было сексуально-психическими отклонениями. Это была чистейшей воды багровая суть грозной вселенской магии Клэр Гастинг.
– Черт, – еле слышно шептал наблюдатель от СНБ, вынужденный следить за своеобразием ночных развлечений двух ведущих ученых Америки. – Я бы и сам с удовольствием принял ошейник из рук Клэр Гастинг и стал на четвереньки у ее ног.
Желание Клэр Гастинг «прокатиться» к святыням Катманду, назвав это свадебным путешествием, не только дорого обходилось налогоплательщикам США, но и напрягало все силовые структуры государства. Клэр Гастинг не могла предположить, что, пока они любовались храмами Непала, вблизи красного и рвущегося в космос Китая, непредсказуемой Индии и офигевшего от войны Афганистана, их сопровождала целая дивизия элитного спецназа гурхов, состоящих на службе в армии Великобритании, триста агентов СНБ, несколько групп командос были готовы в любую секунду прийти к ним на помощь, ударные, готовые развязать любую войну в любой точке земного шара, подразделения спецназа США, Англии, России и, чего греха таить, других стран НАТО, были приведены в полную боевую готовность. Юпитер стоил мессы, а Клэр Гастинг и Джон Карри были неразрывно связаны с ним.
Глава четвертая
– Священники из продвинутых, – Ефим Яковлевич Чигиринский взболтнул в рюмке коньяк и, подняв ее на уровень глаз, посмотрел сквозь темно-янтарную жидкость на далай-ламу, – утверждают, что вечное блаженство – это обязательный атрибут вечных мук.
– Кого вы называете продвинутым священником? – Далай-лама, дзог Дза-Ти, в данную минуту был похож на человека, уставшего от своей человечности. – Вы не могли бы показать гнездо и яйца, из которых они вылупляются? И вообще, Фима… – Далай-лама налил себе в рюмку коньяк семидесятилетней выдержки и медленно вылил его тонкой струйкой в аквариум с рыбками, стоящий рядом. – И вообще, – повторил он, – есть только предположение о наличии вечных мук. Мне непонятно лишь, кто их испытывает.
– Пока никто. – Ефим Николаевич с любопытством смотрел, как рыбки переворачивались животом кверху и всплывали к поверхности аквариума. – Для начала нужно найти дороги к этой вечности, а для этого, да вы и сами отлично знаете, необходимо преодолеть суррогатную бесконечность.
Аквариум очистился. Все рыбки плотным слоем, кверху брюхом, заняли поверхность.
– Вот один из путей преодоления суррогатной бесконечности.
Далай-лама взял со столика костяную спицу, которой чесал спину в минуты задумчивости, и помешал мертвых рыбок, отчего те на короткое время заполнили аквариум и снова, кроме одной, карликового марлона, стали подниматься кверху. Марлон же как ни в чем не бывало поднялся к поверхности и стал выдирать из фиолетового фолкуса куски мяса на завтрак, затем набросился на арабского гурами и, дернув за плавник, вернул его к жизни. Гурами резко ушел вглубь, Ефиму Яковлевичу даже показалось, что он встряхнул головой, и уже оттуда вернулся в центр аквариума к своей декоративной жизни.
– Меня иногда тошнит от Востока и в особенности от Тибета. – Ефим Яковлевич подгреб под себя подушки, включая ритуальные, и, поудобнее подоткнув их под себя, улегся. – Ты лучше вот что, Дза-Ти, оставь эти свои игрушки для своих ламапришибленных и буддаударенных, давай вернемся к проблеме. Мы сможем преодолеть суррогатную бесконечность без помощи аолиэтных лаоэров?
– Нет, конечно, – покачал головой далай-лама, рассматривая, как из массы всплывших брюхом кверху рыбок еще три пятнистых гурами вернулись к жизни, – без лаоэров вообще ничего невозможно сделать в этом направлении.
– Но наш мир сильнее, – на лице Чигиринского не было и тени беспокойства, – они должны нам помочь. Мы тоже в капкане параллельностей.
Уже все рыбки ушли от поверхности и кружили, забыв о «коньячной смерти», в пространстве аквариума. Лишь фиолетовый фолкус, приткнувшись к стеклу, остался навсегда мертвым и склизко-белым. Далай-лама потыкал его спицей и поднял глаза на Чигиринского. Тот мгновенно отреагировал:
– Дза-Ти, я тебя сейчас самого в аквариум с русской водкой посажу, надоел ты мне со своей тибетской мудростью. В конце концов в мир вошел кромешный Будда и…
На этом Ефим Яковлевич замолчал и побледнел. Ничего не сказал и далай-лама. Они оба знали, что Черный Будда, Антихрист, был нейтрален и волен. Он был НИ ЗА КОГО и решал только свои, непонятные никому, кроме бледных демиургов, задачи.
Афганистан для Стефана Искры был местом, не имевшим к Земле никакого отношения. Это треугольник энергии, который оплодотворял, то есть провоцировал машинальное оплодотворение великой катастрофы. Горно-пещерная страна Торо-Боро лишь на четверть была искусственно оборудована и считалась малоизвестной даже для пуштунов. Никто ни сном ни духом не ведал, что именно здесь есть тропинка, ведущая к ниспадающим дорогам в срединную страну. Американские ВВС с непоколебимой верой в свои супер-вакуумные бомбы долбали несчастное Торо-Боро с энергией высокомерного идиотизма, свойственного всем высокотехнотронным державам. Горы, впрочем, как и сам Афганистан, не замечали наличия на Земле технотронной цивилизации, самой хлипкой и нежизнеспособной из всех существующих в данное время. Стефан Искра усмехнулся: оголтелая ненависть неведения всегда сопровождает поступки так называемых развитых стран. Впереди послышались возгласы, мусульмане молились, и Стефан вышел на эти звуки из-за выступа глинобитной стены. Он был весь в белом. Перед ним простиралась большая каменистая площадка, на которой более двух тысяч хорошо вооруженных людей совершали намаз. Стефан Искра понимал, что через секунду в него начнут палить из всего наличествующего оружия, ибо он не преклонил колени и стоял над молящимися, облокотившись на посох. Но вооруженные люди при виде его лишь вздрогнули и стали молиться более вдохновенно. Аолиэтный лаоэр придал лицу Стефана Искры сиятельное и грозное обаяние пророка.
– Правоверные! – на прекрасном арабском языке произнес Стефан Искра. – Бросьте на землю оружие, отдайте Афганистан другим, пусть потешатся своим ложным всемогуществом. Идите домой!
Молящиеся встали и молча, оставив на земле русские АКМ, разошлись в разные стороны, время от времени оборачиваясь в сторону оставшегося на площади пророка в белом одеянии. Никто из них не сомневался, что перед ними предстал именно тот, который тысяча триста восемьдесят лет назад, обнаружив на своем плаще уснувшую кошку, отрезал кусок плаща, дабы не разбудить ее.
Впрочем, пилоты бомбардировщика-невидимки «Стелс» ВВС США не могли видеть «пророка» в образе Стефана Искры. Они видели лишь скопление противника в этом квадрате, сведения о котором поступили с военного спутника «Мемфис». Огромной разрушительной силы вакуумно-детонирующая бомба, предназначенная для конструирования смерти в высокогорных районах и на больших глубинах, с нежным всхлипом вышла из капсулы бомболюка системы «Точка» и устремилась к земле, прямо в то место, где стоял Стефан Искра, «благословляющий» брошенное оружие и уходящих в горы наемников.
Само собой, трудно найти очевидца, наблюдавшего вблизи себя взрыв вакуумной бомбы. Стефан Искра, как бывший десантник, даже слегка восхитился, оценив силу взрыва и рассмотрев причудливую форму смерти, настигшую только что увидевших пророка Мухаммеда арабов. Но затем он презрительно поморщился и даже слегка смутился, когда прямо на него вышли американские спецназовцы. Взрыв вакуумной бомбы снес со Стефана все одежды. Спецназовцы видели перед собою огромное количество трупов и одного голого белого человека, похожего на ожившую скульптуру эллина Аполлона, с непонятной татуировкой на плече. Стефан Искра, дабы сгладить свое смущение, решил поприветствовать союзников и, подняв левую руку вверх, а правую прижав к левой груди, произнес:
– Хаю ду ю ду, янки.
Майор Дуглас, командир зеленых беретов, «захвативших» обнаженного Стефана Искру в эпицентре взрыва супербомбы, с недоумением смотрел на него и задавал вопросы. Стефана Искру приодели и переправили в штаб-квартиру миротворческих сил в Баграме. Ждали спецвертолет ВВС США, чтобы отправить странного пленника на базу США в Пакистане и уже оттуда в Америку.
– Странно. – Майор Дуглас пристально посмотрел на Стефана Искру и спросил у него по-английски: – Мы знакомы?
– МОГАУ нам обоим знакомо, майор, – усмехнулся Стефан Искра. – Судя по всему, американская «Оса» не кусала своих солдат до смерти, как это сделал российский «УЖАС» со своими «солнечными убийцами».
– Черт, – разволновался майор Дуглас и от волнения заговорил по-немецки с вкраплениями русского, – майн готт, едрена вошь. Так ты выполняешь планетарное задание, я понял, ты…
– Тихо, тихо, – успокоил его Стефан Искра, – успокойся, Дуглас, тебя что, контузило той же бомбой, что и меня? Забыл, что МОГАУ самоликвидировалось, Поль Нгутанба и Клосс Воргман застрелились, а вашу «Осу» трепало Лэнгли не хуже, чем наш «УЖАС» ФСБ?
– Я сейчас именно на Лэнгли и работаю. – Майор слегка успокоился и тут же заорал на заглянувшего в палатку полковника-пуштуна: – Пошел вон отсюда!
Полковник испуганно выскочил из палатки и задернул полог.
– Майкл, Джеки! – Майор обратился к двум мгновенно заскочившим в палатку десантникам: – Пропускайте сюда только американских офицеров и только после предварительного сообщения мне.
– О'кей, сэр, – осклабились спецназовцы и, покосившись на Стефана Искру, вышли из палатки.
Глава пятая
Огромная толпа по имени «цивилизованное человечество» активно защищала свои ценности. Как-то так получилось, что лишь прилагательное «западные» придавало существительному «ценности» статус неприкосновенности и даже бесценности. Никто ничего не понимал, но все во все подряд верили. Двадцать первый век, насмешливая эпоха статистического предчувствия, начинал осуществлять сокровенную задумку антибесконечного бессмертия. Все во что-то верят, все ждут прорыва в чудо, все давно готовы к чему угодно, но никто не в состоянии понять, что 21-й век – это век, когда нас, статик-рабов, впервые соединят через генетические изыскания с нашими параллельными двойниками и тем самым опустошат пространство, занимаемое ими, лишат нас резерва. Мы будем сильнее и долговечнее, но у нас больше не будет возможности исправлять свои ошибки, нам придется поверить в то, что мы их не совершаем, то есть стать антибогами, глобализированными сатанистами…
– Нет, – хмыкнула Клэр Гастинг, оглядывая седьмой жилой модуль МХС, – я все-таки испытываю сексуальное влечение к нашему «Хазару», на меня действует его фактура и качество прилагаемых эпитетов. Он огромный, стремительный, многофункциональный. Я бы назвала его «Фаллосом Зевса».
– Не знаю, не знаю, – засомневался Джон Карри, не слушая жену и обращаясь к Харио Группу, американскому физику немецкого происхождения из исследовательской группы Национальной академии наук США. – Меня настораживает наша уверенность в правильности полета на Юпитер. Почему бы для начала не послать менее масштабную станцию, пусть она год-два по-вращается на орбите Юпитера, пощупает, проанализирует, прочувствует масштаб объекта в конце концов.
– Орбита Юпитера? – удивилась Клэр Гастинг. – Это сейчас тебе в голову пришло, или ты и до этого был не в себе, дорогой?
– Не надо, Клэр, – досадливо поморщился Джон Карри. – Ты же знаешь, как я тебя люблю, но если мы можем войти, как ты образно выразились, в Юпитер, то почему нам не совладать с его ближней орбитой? В конце концов хроногиперболизированный ускоритель на «Хазаре» слишком мощное и дорогое удовольствие, как и сам «Хазар», впрочем. На вторую станцию, в случае неудачи, у человечества может не хватить терпения, сил и времени, я уже не говорю о деньгах.
Чем ближе был день выведения и сборки МХС на орбите Земли, тем сильнее и сильнее Джона Карри охватывали сомнения.
– Джони, не забывай о том, что как только ты перестанешь быть руководителем экспедиции, а все идет именно к этому из-за твоей неуверенности, ты сразу же, я бы даже сказала, автоматически, перестанешь быть моим мужем.
– Эээ, – мгновенно побледнел Джон Карри, протягивая к супруге руку и пытаясь что-то сказать в свое оправдание, но Харио Групп неожиданно тихо воскликнул:
– Браво, Клэр! – А затем громко зааплодировал и заорал во всю глотку: – Браво!
– Ага, – произнес Арчибальд Соукс, входя в ангар, где шла сборка седьмого модуля МХС, – я так и знал, что вы возьмете за основу российский проект. Правильно сделали. – Соукс повернул голову к двум сопровождающим его спутникам и объяснил: – Россия загадочная страна. Они из рук вон плохо делают автомобили и сантехнику, но когда дело касается космических технологий и воровства из государственного кармана, то на них можно положиться. Как вы думаете, Кони, я прав?
– Спросите у Клэр, – буркнул директор ЦРУ. – Она, как и вы, считает Россию загадочной страной, правда, с несколько иной мотивацией. Здравствуйте, Клэр, – поздоровался Конти с Клэр Гастинг, вышедшей из движущейся по поверхности модуля лабораторной капсулы, где проверяла стыковочную однородность структурности корпуса.
– Кто это с вами? – Клэр Гастинг кивнула в сторону третьего спутника. – Я где-то его уже видела. Он похож на еврея.
Человек, пришедший с главой ЦРУ и сенатором Арчибальдом Соуксом, не слышал этого разговора. Он ходил по гигантскому ангару, время от времени останавливаясь возле магнитизированного корпуса модуля, тыкая в него пальцем и с сомнением качая головой.
– Ради Бога, Клэр, – Арчибальд Соукс взял Клэр Гастинг под руку и повел в сторону лифта, – давайте спустимся в холл и выпьем холодных сливок, растворенных в радужной текиле из кактуса гурами. Какое вам дело до еврея, интересующегося космосом! Вот увидите, он сейчас осмотрит модуль, затем спустится в холл и заведет разговор о том, как можно лететь на Юпитер, не разобравшись с еврейским вопросом на Земле?
– Соукс, – Клэр Гастинг в последнее время чувствовала себя немного скованной в присутствии сенатора и поэтому тщательно пыталась понять этот феномен, – в таком случае, откуда у него допуск в «Янки»?
– Не знаю, – пожал плечами Арчибальд Соукс, – вопрос не ко мне, спроси у Конти.
– Ваши сливки. – Бармен поставил перед Клэр и Соуксом узкие, наполненные почти доверху золотистой жидкостью, высокие бокалы, в которых плавали маленькие кубики замороженных сливок с лимонным соком.
– Дитя мое, – выплыл из глубины холла академик Джон Пул, – сегодня я могу со стопроцентной уверенностью сообщить всем, что наконец-то получены доказательства наличия в Солнечной системе еще одной планеты. Она находится на той же орбите, что и Земля, в прямо противоположном от Солнца направлении. Так что маршрутный картографический пульсар «Хазара» придется перепрограммировать.
– Тоже мне, сенсация, – фыркнул Олег Антонов. – Мы в России считаем, что эта планета, так называемая Антиземля…
– Мы ее называем Глорией, – вклинился в речь Антонова уязвленный Джон Пул. – Эта планета, на наш взгляд, очень неустойчива по отношению к Земле и Солнцу, и явно обитаема.
– Да, – спокойно согласился ничуть не уязвленный Олег Антонов, – она искусственная. Хотя вполне возможно, что Глория, как и наша Луна, может оказаться осколком Фаэтона, бывшего марсианского спутника, исчезнувшего по неизвестной причине с его орбиты тринадцать тысяч лет назад. Господин Турбенрогман, – прервал сам себя Олег Антонов, обращаясь к молчаливо сидящему в кресле президенту астрономического общества при розенкрейцеровской обсерватории, – а что вы думаете о новой планете, обнаруженной господином Пулом? Он, правда, не обратил внимания на то, что до него об этой планете сообщал миру из Ватиканской обсерватории Джандоменико Кассини еще в 1666 году.
– Не передергивайте, господин Антонов, – поморщился Масалик Турбенрогман. – Кассини никто не поверил, включая его самого. В 1666 году, несмотря на то, что науку уже озарили своим гением Коперник, Тихо Браге и Галилей, можно было открыть все что угодно, особенно в обсерваториях. Тот же профессор Кассини сообщал, что наблюдал в небе звезду, имеющую форму папской тиары, и получил за это пожизненную должность главного инспектора всех католических школ Римской церкви. А Джон сообщает об Антиземле с расчетом и снимками в руках. Хотя меня больше интересует парадоксальный взбрык марсианского Фаэтона, я вижу в этом какие-то труднопонимаемые аналогии с нашим временем. Мы-то ведь знаем, что Марс был обитаем и развит на много порядков выше нас, и тут Фаэтон. Нужно не забывать об этом.
Клэр Гастинг медленно выпила текилу с замороженными кубиками сливок и поставила бокал на стойку. Она выполнила это действие столь психологически-выверенными жестами, что когда бокал стукнул донышком о дерево стойки, в холле наступила тишина. Ученые смотрели в ее сторону и ждали, что она скажет.
– Мы учли момент с Фаэтоном, – голос Клэр был наполнен интонациями повелевающей королевы, – и поэтому «Хазар» будет стартовать в три рывка, с околоземной орбиты, а не с Луны, как предполагалось с самого начала.
– Учли момент с Фаэтоном? – неуверенно и слегка испуганно переспросил у Клэр Гастинг Джон Пул. – Вы хотите сказать, что МХС…
– О, Боже мой, – не дал ему закончить фразу чей-то громкий и возмущенный голос со стороны лифта. – Все куда-то спешат, никто не видит никакого покоя, всем нужен Юпитер, на худой конец, Марс, или хотя бы миллион долларов на безбедную старость. А я вот хочу у всех спросить, – к стойке подошел человек маленького роста, в шляпе и лапсердаке из дорогого шевиота, похожий на Луи де Фюнеса в минуты благодушия, – если все хотят на Юпитер или хотя бы немного денег на жизнь, и если из всей этой затеи ничего не получится, то при чем тут евреи? Если все летят в космос, то почему арабы до сих пор нападают на маленький, никому не мешающий Израиль? Мне еще покойный дядя говорил, а он был лучшим дирижером в Одессе, что если ты не можешь из ругани торговок на Привозе извлечь ноты для красивой музыки, тогда сиди в Одессе и не вздумай никуда уплывать на белом теплоходе. Я-таки уплыл из Одессы. Что вы на это скажете, господа?
– Кто это? – Клэр Гастинг взглянула на сенатора, а затем с недоумением на человека в лапсердаке от Квентина Бернарда Вильда за сто двадцать тысяч долларов.
– Здравствуйте, равви, – поздоровался с Чигиринским Арчибальд Соукс и представил его Клэр Гастинг: – Это Ефим Яковлевич Чигиринский.
