Текст книги "Око вселенной"
Автор книги: Александр Экштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
«Океан-модуль», космическая субмарина, имеющая общий внутренний объем 3651 кубических метров, 85 метров в длину и 8 метров в диаметре, собственно говоря, и был той частью «Хазара», которая войдет в атмосферу Юпитера вместе с экипажем. Испытания показали, что модуль «Океан» способен выдерживать экстремальные нагрузки неопределенно долгое время. Если бы на Земле была океанская глубина, равная глубине восьмидесяти Марианских впадин, то космическая субмарина «Океан» уже давно бы освоила эти глубины без всякого напряжения. На Земле таких глубин в океане нет, но Юпитер был планетой-океаном, планетой-глубиной, гигантской каплей водорода с гелио-азотными и метано-аммиачными характеристиками, по утверждению поверхностной науки, и другой, не входящей в нашу Вселенную, формой материи, по утверждению Клэр Гатсинг и других капитанов секретной науки. Стоит ли говорить, что модуль «Океан» кроме уникальной технической оснащенности был снабжен так называемым коконообразующим гравитатором, рассчитанным на триста шестьдесят пять суток, шесть часов, девять минут, десять секунд беспрерывного действия. Гравитатор должен был начать образовывать свою страшную энергию лишь тогда, когда экстремальные нагрузки на «Океан» стали бы угрожать его существованию. Гравитационный кокон «Уллис» увеличивал сопротивление оболочки «Океана» в девяносто раз.
Вместе с модулем «Океан» в этот же день был доставлен на МКС «Мир плюс» специальный отряд охраны для контроля за ходом работ по сборке «Хазара». Вскоре отряд охраны «переместился» из МКС в модули «Менора» и «Байкал», уже оснащенные временной системой бытового жизнеобеспечения на время работ. После официального утверждения президентами США и России третьим членом экипажа сенатора Арчибальда Соукса, он пошутил перед журналистами по поводу орбитальной охраны.
– Боюсь, господа, мне придется взять на Юпитер свой кольт. По последним сведениям ФБР, там очень высок уровень уличной преступности в городах.
– Если очень внимательно, отринув от себя заботы быта, пола и современности, взглянуть на земной шар и населяющее его человечество, можно заметить, что далеко не все люди – земляне, и то, что мы создаем на Земле, называя современной цивилизацией, на самом деле не цивилизация, а гигантская производственная площадка по выпуску необходимых деталей для существ, прикидывающихся людьми, которым нужно как можно скорее покинуть Землю и вернуться домой. Там у них уже вызрел результат эксперимента – Бог в пробирке. Если у землян есть трехликий Будда, единый во всех ликах, и Триединая суть христианского Бога, Пресвятая Троица, то людям – неземлянам нужен триединый Антихрист, три лика черного Будды. Переориентировав наши душевные, молитвенные радары на волну Антибога, мы все станем белковой пищей, окончательными не-Богами, окончательно не вернувшимися в свой мир. А ведь как все хорошо начиналось, – Миронов заглянул в декольте Аллы Юрьевны Вострецовой столь пристально, что у Аллы Юрьевны по всему телу под платьем прошла волна дрожи, – и есть надежда, что все так и закончится.
– Ну и где же дом у этих неземлян? – поинтересовалась Алла Юрьевна. – Надеюсь, не в моей спальне?
– Что вы! – надменно взглянул на ее лицо Миронов и вновь, опустив голову, стал буравить взглядом ложбинку между грудей. – Они – марсиане, черт бы меня побрал, если я в этом что-то понимаю. Простите… – Он засунул два пальца в декольте Аллы Юрьевны. – Я взгляну?
– Конечно, – подалась к Миронову Вострецова, – взгляните.
– Эти деньги вы туда уронили, – произнес Миронов, вытаскивая из ложбинки стодолларовую купюру, – или вам их кто-то подкинул? И вообще, – Миронов положил деньги в карман и отодвинул от себя Аллу Юрьевну, – не прижимайтесь ко мне грудью, черт вас подери, иначе я за себя не ручаюсь, могу все ребра вам переломать.
– Стоп, стоп! – подхромал к Миронову и Вострецовой недавно снявший гипс с ноги режиссер городского театра Фагодеев-Ступинский. – Этого нет в тексте, – потряс он в воздухе сценарием. – Вы, Сергей Антонович, должны были сказать: «Не прижимайтесь ко мне, иначе я не устою», а вы, Алла Юрьевна, ответить: «Я люблю вас, я ваша». И вообще, мы репетируем Мольера, при чем здесь марсиане?
– Они при всем, – похлопал режиссера по плечу Миронов. – Не ори, Леонид Лавадеевич, репетируем дальше, деньги-то мы платим.
– Ну да, – взбодрился режиссер, – черт с ним, с Мольером, если деньги платят. Давайте тогда лучше водки выпьем, потанцуем и разбежимся. Как вы на это смотрите, господа самодеятельные артисты?
– В принципе, – снисходительно взглянул на него сверху вниз Миронов, – это идея.
Алла Юрьевна Вострецова, неплохо зарабатывая на своем ателье мод, решила возродить мещанско-дворянские обычаи города – домашний театр, и наняла Леонида Лавадеевича за двести долларов в неделю ставить и репетировать спектакли в ее доме. Дворян в городе хватало, и поэтому недостатка в артистах не было. Даже ставший первым комильфо города Миронов дал себя уговорить сыграть в домашнем спектакле дома Вострецовых.
А май уже распахнул все форточки и окна города. Влажная нежность сирени Беллисент, кремово-белые запахи сирени Хантинг Тауер, малиново-розовое вдохновение сирени Гайавата и туманно-розово-лиловое сновидение сирени Целия уже украсили все сады и палисадники. Знобкая свежесть душистых вечеров наполнилась радостными всхлипами верящей в свою нескончаемую восторженность близости. Жизнеутверждающая разрушительность юной травы овладела каждой пядью свободной от асфальта городской земли и проникла в мало-мальски пригодные для этого щели самого асфальта. Со всех сторон в город вливались шелестящие звуки воздушных поцелуев, сдуваемых южным ветром с волнующихся ладошек Азовского моря, и стаи невидимых, но отчетливо синих птиц, легких и пушистых как счастье, кружили в небе над вечерним южным городом.
– На самом деле, – Миронов похлопал ладонью девушку чуть ниже спины, – в душе я выгляжу как неаккуратный бородатый мужчина, любящий квашеную капусту пустынник, понимающий язык «плоскастиков». Это такие длинные, двухмерные атланты-«божики».
– Божик ты мой, – отбила девушка ладонь Миронова той частью, по которой он похлопывал. – А вас не смущает, что мне всего пятнадцать лет?
– В принципе, нет. – Миронов уже стоял, чуть ли не в пяти метрах от девушки и раскланивался, помахивая своей шляпой, как киношный мушкетер. – Не смущает, но уже и не вдохновляет, выглядите вы на все сорок…
– Если не на триста, – вышел из-за спины Миронова стоявший до этого в темной подворотне Николай Стромов. – За сколько вы с ней сговорились, Сергей Антонович?
– А-а! – артистично удивился Миронов. – Так она ночная бабочка? Это меняет дело. Отпустите ее, Стромов. Я беру девочку на поруки.
– Типа, – Стромов равнодушно-доброжелательно посмотрел на девушку, – ты одна или на Рогонянов пашешь?
– Я на поруках. А ты зачем по закоулкам прячешься?
– Не твое дело, – огрызнулся Стромов, знавший Типу, Таню Райтик, с самого ее детства. – Люси жду, кое-что спросить надо, не видела?
– Уже три дня на глаза не попадалась, – скорчила ему гримаску Типа. – Спроси у «Рогов», – они должны все знать.
Оперативник кивнул головой и пошел вниз по улице, к морю.
Полковник Самсонов посмотрел на Игоря Баркалова и Степу Басенка, затем на телефон, соединяющий его с резиденцией полпреда. Немного помолчав, он спросил у Степы:
– Почему у тебя помятое лицо?
– Вчера, – ответил Степа, – выпили с отцом Савоева за то, чтобы его сын оказался жив-здоров.
– Это хорошо, – непонятно выразился Самсонов. – А ты в «Ночную газету» звонил, разговаривал с главным редактором, узнавал, зачем он к нам корреспондентов посылает, которые мало того, что сами умирают от наркотиков, так еще и толпу трупов вокруг собирают?
– Я звонил, – вмешался Игорь Баркалов. – Он меня послал подальше и сказал, что мы тут все мафия и что журналисты Москвы и мира отомстят нам жесточайшим образом.
– Мафия? – удивился репликам главного редактора Самсонов. – Мы же не Америка. У нас все, включая журналистов, мафия. Мы сами по себе народ-мафия. Ну да ладно. Как дела продвигаются? Фелюга вернулась с моря?
– Фелюга вернулась, рыбаки из Мержаново перехватили ее на фарватере, – доложил Степа, – а Найденов нет, как мы и думали.
– Итак, инфаркт, доказанный медициной. – повеселевший Самсонов стал загибать пальцы, – самовес Мукасей, доказанный экспертизой, два передоза, тоже доказанные медициной, и один с моря не вернулся, тут даже доказывать ничего не надо, море есть море, зевать не надо. Можно дело закрывать. – Самсонов осторожно взглянул на оперативников. – Состава преступления нет.
– Можно и закрывать, – пожал плечами Степа Басенок. – Да только оно не закроется. В город уже целый десант журналистов выбросился. Мы теперь из живописной заштатной приморской дыры превращаемся в центр бафометино-добывающей промышленности…
И тут, словно подтверждая опасения Степы Басенка, на столе у Самсонова тренькнул властный телефон.
– Але, – произнес полковник. – Начальник городского отдела внутренних дел полковник Самсонов у телефона.
– Н-да, – сообщили в трубку полковнику и сразу же поинтересовались голосом начальника регионального управления МВД России генерал-майора Агапова: – Ну и что там у тебя с обгероиненным журналистом, узнал, почему он в женском платье был?
Самсонов внимательно посмотрел на Игоря и Степу и нажал на клавишу вывода звука через маленький динамик на кабинетное всеуслышание, самопально установленную местными умельцами.
– Все дело в месторождении «бафометина», товарищ генерал-майор, а платье просто неумная маскировка. Что-то он хотел пронести под ним и, судя по фасону, хотел выглядеть женщиной мусульманского толка. Да только вот, – Самсонов настолько увлекся озвучиванием только что пришедшей ему в голову версии, что забыл, с кем разговаривает, – ни хрена у него не выплясало. Надо было под проститутку косить, если к ингушам или азерам хотел проникнуть, а под их баб маскироваться бесполезно, раскусят в первую же секунду. Он героин не по своей воле в кровь вогнал, его ему под видом какого-то другого лекарства вкатили, и, судя по всему, остальных тоже врачи поубивали, да и самоубийцу, наверное, какими-нибудь психотропами накачали. Мафия, что с них возьмешь… – На этом месте Самсонов вспомнил, с кем разговаривает, и, не сбившись ни на мгновение, продолжил: – Но раз вы теперь во главе региона, мы этой мафии быстро рога обломаем. Между прочим, товарищ генерал-майор, я ваш учебник «Классификация ОПГ» постоянно перечитываю, два раза в месяц. Это, конечно, настольная книга всех сыщиков двадцать первого века. Какие будут указания, товарищ генерал-майор?
– Н-да, – веско отозвалась трубка, – вы матерый служака, полковник, я таким же в вашем звании был. Так что работайте и не волнуйтесь, я за вас. Можете громить любую мафию и в хвост и в гриву. А то мне мой друг, замминистра Градов Вовка, хочет на твое место какого-то орденоносца Абрамкина навязать. Я ему прямо сейчас и позвоню, скажу, пусть его куда-нибудь в другое место посылает. Работайте и никого не опасайтесь, а всю мафию под корень, к чертовой матери.
– Значит, так. – Самсонов положил трубку и оглядел мрачно смотревших на него оперативников. – Ищите преступников везде, где только можно и где нельзя. Можете идти. Я на вас надеюсь. Будете выходить, скажите Любовь Антоновне, пусть сбегает в нашу библиотеку и принесет мне учебник Агапова «Классификация ОПГ», надо прочитать. Кстати, – он бросил строгий взгляд на оперативников, – вам тоже прочесть не мешало бы.
Глава пятая
Мурад Версалиевич Ледкоев ушел с должности врача-санитара в загородной психиатрической больнице Дарагановка и организовал свое дело. Стал зарабатывать деньги в качестве сексопсихолога, открыв в Таганроге центр «Семьи и брака». Неожиданно для Левкоева дело оказалось выгодным настолько, что он создал при центре АОЗ (Акционерное общество знакомств) «Сваха», которое возглавила Екатерина Семеновна Хрущ, снятая с должности главврача психиатрической больницы Дарагановка за «несоответствие должности» плюс к этому еще и брошенная, за «несоответствие», вяло проявляющимся любовником Фагодеевым-Ступинским, режиссером местного театра. Она сразу же впала в предсорокалетнюю женскую депрессию, стала тратить все деньги на косметику. Мурад Версалиевич извлек ее из депрессии и вовлек в бизнес, который вернул Екатерине Семеновне самоуважение, подкрепленное тремя тысячами долларов заработка в месяц. Екатерина Хрущ теперь вспоминала о своей должности главврача, как не о самом лучшем периоде своей жизни.
«Сваха», контролируемая Екатериной Семеновной, но принадлежащая Мураду Версалиевичу, занималась тем, что соединяла судьбы незамужних дам из провинциально-мистического Таганрога с холостыми мужчинами Москвы, Нью-Йорка, Тамбова, Санкт-Петербурга и любого другого отозвавшегося места. Эта часть бизнеса была не очень прибыльной, но и не убыточной. Городская налоговая инспекция не имела претензий к центру «Семьи и брака». Отчетность была в порядке, налоги платились. Таганрог достаточно компактный и недемонстративный город, умеющий серьезно и правильно работать с отчетностью, документами и прочими бюрократическими изысками…
Конечно же, ни Мурад Версалиевич, ни Екатерина Семеновна не порвали до конца своих отношений с психиатрической больницей Дарагановка, так как имели на нее виды.
Новым главврачом больницы, сразу же после снятия с должности Екатерины Семеновны, был назначен… бывший директор таганрогского клуба железнодорожников и бывший санитар больницы Шлыков Александр Александрович. Психиатрия, как и Восток, штука тонкая. Надо отдать должное санитару Шлыкову, он сразу же позвонил из больницы Мураду Версалиевичу и сообщил:
– С ума сойти, Хрущиху почему-то сняли с должности, а меня зачем-то поставили, на фиг надо. Я в глазах Катьки не хочу сволочью выглядеть и поэтому ухожу, на фиг, из медицины, буду бизнесом свободным заниматься.
– Не надо, – веско посоветовал ему Левкоев, – принимай должность. Мне сегодня утром идея в голову пришла. Если получится, денег у нас будет море разливанное. Если откажешься, пришлют чужака на должность, и тогда этих денег даже на пустую кружку не наберется.
– Понял, – решил все понять Шлыков. – Иду вступать в должность.
– Иди, – горячо одобрил его Левкоев, – вступай…
– Черт, – чертыхнулся Мурад Версалиевич, – надо же такому случиться.
Он стоял возле большого окна с видом на залив в своем офисном кабинете и чувствовал, что в эти вечерние минуты стареет в ускоренном варианте. Неприятности, на взгляд Мурада Версалиевича, начались в тот момент, когда Шлыков и Екатерина Семеновна предложили ему включить в центр «Семьи и брака» еще одну услугу для населения – салон белой магии «Наука против приворота». Название придумал Левкоев, хотя Шлыков настаивал на другом – «Поворот и отворот от приворота», а Екатерина Семеновна предлагала компромиссный вариант названия, от которого несло киллерщиной: «Смерть разлучницам». Несмотря на то, что Левкоев относился скептически к этому проекту, он все-таки решил попробовать, бизнес есть бизнес, нужно уметь экспериментировать, и он поручил возглавить этот эксперимент Екатерине Семеновне и Шлыкову. Буквально через месяц выяснилось, что это одна из самых актуальных женских проблем не только провинциальной, но и московской России. Оказалось, что услуга «Наука против приворота» пользуется гораздо большим спросом, чем просто «Сниму сглаз и порчу», предлагаемое обычными гадалками.
Вскоре центр «Семьи и брака» доктора Левкоева превратился в уважаемый «брэнд», заказы на «возврат мужа» посыпались как из рога изобилия, образовалась очередь. Основную часть клиентуры составляла, как это ни странно, далеко не бедная часть покинутых женщин. Эти дамы хотели не столько возвращения в свою постель ушедшего от них к другой мужа, а самого процесса возвращения: чтобы он приполз к ней, повинный и униженный, а она бы плюнула в его мерзкую морду и захлопнула двери перед его носом. Дамы такого сорта не останавливались ни перед какими расходами. Салон белой магии обещал кучу денег, но Левкоев растерялся. Возник простой вопрос: «А как это действительно осуществить по науке?» И тут Шлыков предложил ему использовать возможности психиатрии, загородной психиатрической больницы Дарагановка, и старых, со времен учебы в мединституте, связей Левкоева в профессиональной среде. Кто же знал, что Шлыков пойдет ради денег на все.
– Черт, – вновь чертыхнулся Левкоев, – надо же.
Мурад Версалиевич отошел от окна и просто так, чтобы уничтожить тишину, включил пультом телевизор: «…Это уже седьмой и восьмой по счету модули, входящие в МХК „Хазар“, выведенные на орбиту Земли, – щебетала диктор ОРТ, – Россия. США и Европа могут гордиться своими учеными».
– Черт. – не обращая внимания на экран, прошептал Мурад Версалиевич и обхватил голову руками.
Глава шестая
Модуль «Синяя птица», по сути центральная рубка МХК «Хазар», стал предметом долгих политических дебатов и даже причиной охлаждения между США и Россией. США настаивали на том, что центральная рубка должна оснащаться лишь американским оборудованием, на территории Соединенных Штатов и только силами американских ученых, ибо МХК «Хазар», идея полета на Юпитер, деньги, мировой порядок и хеппи-энд принадлежат Америке. Россия же требовала совместного участия в оснащении и проектировании такого важного узла, как центральная рубка, в которой сосредотачивались пульты воздействия на автоматический, аварийный и ручной режимы управления, а также устанавливался экран визуального наблюдения «Рубикон», великое произведение космической науки и промышленности, перешагнувшими созданием «Рубикона» из двадцать первого века сразу в двадцать третий. В конце концов дружба, сотрудничество, партнерство восторжествовали в политической тавтологии, и ученые из научных секторов ЦРУ, Пентагона, ФСБ и космического управления ГРУ ГШ России приступили к совместной работе над модулем «Синяя птица». По восьмому модулю «Истина», лабораторной сфере со стационарным оборудованием для экспериментов в космосе, на Юпитере и в других ситуациях «при возможном отсутствии человеческого фактора», трения между США и Россией не были такими нервными, как в случае с седьмым модулем. Все сводилось к тому, чья наука, российская, американская или израильско-европейская, займет большую площадь под оборудование на свои опыты. Сошлись на том, что такое разделение науки по национально-географическому признаку рудиментарно по сути, и после небольших дебатов ответственным за производственные площади модуля «Истина» единогласно был назначен четвертый официально утвержденный член экипажа – Клэр Гатсинг…
Миронов поглядел на спящую рядом с ним Типу и сразу же все вспомнил. Набережная, кафе-бар «Единорог», неподалеку от того места, где сгорел ресторан «Морская гладь», много красного вина, художники, он произносит спич о недоношенности гениальных образов в их картинах. На этой почве возникла легкая потасовка, переросшая в непреодолимую дружбу с «Ренуаром», таганрогским художником, пишущим свои картины в стиле белой горячки с элементами легкой сексуальности на фоне привычно-утреннего похмелья. Типу он все это время держал при себе, она ему нравилась и вот… «А как же семья, – меланхолично подумал Миронов, вставая с постели и направляясь к балкону. – Молодец я все-таки, – с энтузиазмом решил он, обматывая бедра поднятым с пола полотенцем и выходя на балкон, – что отправил их на два месяца в Анапу к теще».
Грозовая туча, необычно часто выпускающая из себя тонкие жала молний, уже наползла на город, послав впереди себя предупреждение ветром штормовой силы. Ветер сорвал с бедер вышедшего на открытый балкон Миронова полотенце, вздыбил на голове не стянутые в косичку волосы, и бывший интеллигентный прокурор Миронов вдруг почувствовал, что именно в этот момент он может все. Его руки помимо воли стали подыматься к небу, словно заклиная грозовые тучи, и он дерзко и громко закричал:
– Ну, давай, дава-ай!!
И небо отозвалось. Мгновенные зигзаги двух молний высверкнули из тучи и поразили Миронова прямо в протянутые навстречу им руки…
– Шива, танцующий Шива… – прохрипел стоящий у окна своей кухни напротив дома, на балконе которого возник многорукий Шива, держащийся двумя верхними руками за молнии предводитель таганрогских кришнаитов Одагир, в миру Генка Красин из медучилища и, выронив из рук стакан с водою, упал в обморок посередине кухни.
Директор ФСБ Михаил Григорьевич Волхв соединился с приемной и спросил у секретарши:
– Веточкин пришел?
– Нет… Извините, Веточкин пришел.
– Пусть заходит.
Волхв встал из-за стола и подошел к астрономическому большому глобусу в левом ближнем углу кабинета. Мало кто знает, что такие глобусы последние десять лет стали обязательным атрибутом в кабинетах и комнатах отдыха руководителей силовых ведомств и членов правительства. Волхв крутанул тяжелый глобус и с удовольствием стал смотреть, как мимо него проносились созвездия, выполненные из качественных бриллиантов и рубиново-изумрудной крошки. Млечный путь был нанесен на поверхность методом напыления растолченных в пудру алмазов.
– Я здесь, господин директор, – появился в дверях Тарас Веточкин и доложил: – Прибыл из Анадыря.
– Да, да, – кивнул головой Волхв, не отходя от звездного шара. – Я знаю, это на Чукотке. Заходи, Тарас, не бойся.
Веточкин подошел к директору ФСБ и кивнул головой на округленный макет звездного неба:
– Я такой же в кабинете у Дождя видел и в Эрмитаже.
– Да нет, – покачал головой Волхв, – там медные и семнадцатого века, а у меня второй век до нашей эры и из метеорного камня, агат двухметрового диаметра. Вот, – он ткнул пальцем в западную окраину Млечного пути, – наша Земля. А теперь ее уже нет на этом месте, хотя со второго века той эры и по наш день всего лишь секунда прошла. – Он слегка повернул голову в сторону Веточкина и спросил: – Слышал еще об одной аномалии в районе Нахапетова?
– Да, – кивнул головой Веточкин. – Танцующий Шива. Похоже на бред, но посмотреть надо, бред штука опасная.
– Бред-то он бред, – отошел Волхв от драгоценно-метеорного глобуса, – но нам надо знать подоплеку его возникновения. Так что смотайся к нахапетовской аномалии, заодно Таганрог посмотришь. Он сейчас является центром особо-стратегической промышленной зоны, и мы его курируем. Это, во-первых, а во-вторых, когда вы, то есть ты и Стефан Искра, нащупаете способы внедрения в научную среду подземного комплекса «Янки»? Должны же мы точно знать, что за сюрпризы у них под пустыней Аризона находятся. В конце концов, мы друзья, могли бы и обменяться сюрпризами – они нам, мы им.
– Стефан может войти в «Янки» и без внедрения, – доложил Веточкин. – Но это боевая акция, скандал, разрыв дипломатических отношений и тому подобное, вплоть до мировой войны.
– Молодец, – похвалил Волхв Веточкина, – хорошо научился начальству мозги пудрить. «Может войти, но это начало мировой войны», – передразнил он Веточкина и строго посмотрел на него. – Это значит, не может войти. Кстати, вы почему влезли на территорию СВР, со своим ОМ и Стефаном Искрой? Меня из-за вас могут попросить с должности на пенсию. А с другой стороны, – Волхв с недоумением посмотрел на Тараса, – СВР так часто влезает на нашу территорию, что просто уже неприлично затягивать ответный визит.
– Народ – это фигня. – Сергей Иванович Байбаков отпил из высокого тонкостенного стакана глоток теплого, слегка порозовевшего от выдавленной в него малины молока. – Он был, есть и будет стадом, речь не о народе…
Напротив Сергея Ивановича сидел человек, к которому он сразу же стал испытывать доверие, ибо угадал в нем родственную душу и, что самое главное, человека своего финансового круга. Собеседник был кряжистым, почти квадратным, лицо, словно высеченное из камня, инкрустировано резкими, глубокими морщинами опыта, надежности и мужества. Он был одет в свободный, кительного покроя, пиджак черного цвета, который, несмотря на грубый военный стиль, стоил не меньше двух тысяч долларов. На столе, возле локтя мужчины, лежала помятая, «из двадцатых годов», фуражка капитана торгового судна. «Люблю таких пиратов бизнеса, – подумал Байбак, – надежный мужик, можно дело иметь». Сергей Иванович чувствовал, что собеседник тоже проникся к нему доверием.
– Достаточно двух десятков умных организаторов и пятисот хороших исполнителей для того, чтобы с двухсотмиллионным населением, называемым народом, можно было проводить любые эксперименты. Так чем, вы говорите, занимается ваша финансовая группа?
Байбак хотел застигнуть собеседника врасплох этим вопросом, но тот спокойно поднял на него дружелюбный взгляд и спокойно ответил:
– Мы за двадцать пять процентов переводим в любую страну любой капитал со стопроцентной гарантией безопасности для капитала и владельца.
– Да что вы говорите, – скептически хмыкнул Сергей Иванович, ставя на столик стакан. – И кто же гарантирует эту безопасность?
– Я. – Мужчина встал с кресла и, взяв со стола фуражку, надел ее на голову. – Капитан. Давайте пока не будем ни о чем говорить. Вы, Сергей Иванович, человек серьезный, все равно наведете справки по своим каналам.
– Конечно, – согласился с Капитаном, Гарольдом Смитовичем Гулько, Сергей Иванович, провожая его до двери своего уютного кабинета. – Конечно, наведу. А вы знакомы с Аскольдом Борисовичем, нашим шефом? Умнейший человек.
– Нет, – покачал головой Капитан и презрительно усмехнулся, – я с бомжами, даже бывшими, знакомств не завожу.
Месторождение странного энергетика в виде неправильной дуги расположилось под дном Азовского моря между Таганрогом и Ейском. По этой же дуге государственные нефтяные компании намеревались установить платформы для нефтяных вышек. Пока же действовали только восемь скважин.
Добыча «бафометина» несколько отличалась от добычи просто нефти. Как и положено, сначала бурилась скважина, на глубину чуть более тысячи двухсот метров. Несмотря на дороговизну такого проекта, для бурения использовались специальные отстреливающиеся сверхпрочные буры и трубы, куда как более крупного калибра, чем при обычном бурении. Затраты оправдывались почти сразу же, прибыль зашкаливала за 500 %. Восемь вышек были установлены на расстоянии полукилометра друг от друга. «Бафометин», в отличие от нефти, несмотря на колоссальную энергонасыщенность, представлял собой желеобразную субстанцию, не проявляющую склонность к фонтанированию. Никакое вытеснение, закачка воды здесь помочь не могли. Действовали по-другому. Отстреливающиеся сверхпрочные буры увлекали за собой в глубь месторождения так называемую «апейронную вибробомбу», внутри которой давление на лабораторное вещество «апейрон», благодаря уникальной разработке академика Богославского, действовало на сжатие при сохранении вакуумности и на волновой выбросообразовавшегося давления 1018 атмосфер при нарушении вакуумности. Это при том, что сейсмобразный эффект взрыва создавало совершенно незначительное наличие «апейрона» в вибробомбе направленно-радиального действия. Только после этого скважина начинала «фонтанировать», выталкивая из себя бесцветные медузообразные комки разорванного страшной силой вибробомбы «бафометина».
– Фу, какая гадость – запах утренней розы, – мило пошутил лишенный обоняния мэр города Рокотов, присутствующий на открытии «Баф-банка» в Таганроге, поднося к носу пробирку с «бафометином»-сырцом. – Так пахнут только большие деньги, заработанные честным путем.
В созвездии Большого Пса самая яркая звезда на земном небосводе Сириус, движущаяся к Земле со скоростью семь километров в секунду, соединилась со своим вторым компонентом, белым карликом, Сириусом В, который внутри своего «сверкающего» собрата стал коллапсировать, образовывая сверхплотный объект из выродившейся материи. Во вселенной образовалось новое состояние пространства, имевшее все признаки пространства с возможными проявлениями времени и противоречившее космологической модели нашего Всего, образованного в результате так называемого Большого взрыва, до которого не было ни пространства, ни времени. Этого не заметили астрономы, да и не могли заметить, потому что созданное нами для познания своей вселенной не было рассчитано на рождение новой, образовавшей для себя в центре созвездия Большого Пса глазок, чтобы рассматривать, как расширяется наша вселенная, как удаляются друг от друга наши галактики.
– Ты знаешь, – оторвался от наблюдения за ночным небом президент астрономического общества розенкрейцеровской обсерватории Масалнк Турбенрогман, обращаясь к своему ученику Крису Вастурци, – я решил выйти из масонской ложи розенкрейцеров. Иисус Христос, оказывается, действительно Бог, а никакой не пророк.
– Не знаю, – слегка опешил от такого неожиданного предположения Крис Вастурци. – Я голосовал за Машиаха, но против Христа не возражаю, у меня мать еврейка, а сам я серб полушведского происхождения. – И тут же не удержался и съязвил: – Это вы Иисуса Христа в телескоп увидели?
– Конечно, – с недоумением посмотрел на него астроном. – А разве его можно увидеть как-то иначе?
Начальник Ростовского УФСБ генерал Веретенников смотрел на своего коллегу по службе, главу Таганрогского отдела УФСБ майора Пчелкина, с не поддающейся описанию авторитетной оторопью в глазах.
– Если бы я не знал вас так хорошо, как вы меня никогда не узнаете, я мог бы подумать все что угодно.
Майор Пчелкин только что доложил генералу о принявшем экстремальные формы культе Шивы в среде кришнаитов Таганрога, возглавляемой внештатным сотрудником ФСБ Геннадием Квасиным, которому якобы ночью явился танцующий Шива и возвестил о конце света, сворачивании в рулон мироздания и окончательной остановке всех часов земного шара в девять часов по московскому времени, в августе одного из годов двадцать первого века. Еще Пчелкин доложил, что агент Квасин был настолько убедителен, настолько красноречив, энергичен и коммуникабелен в своих проповедях, что почти каждый третий юноша города, от 14 до 18 лет, выбрил себе голову, оделся в оранжевые одежды и провозгласил себя вестником танцующего Шивы.
– Они уже исподволь, – доложил Пчелкин, – начинают примерять на себя роль счастливых солнечных мучеников. Звучит красиво, но чем это кончится, я не знаю. Самое интересное, что Квасин по-прежнему намеревается сотрудничать с ФСБ.
– С нами все сотрудничают, даже те, кто не сотрудничает, – Веретенников нахмурился, – а вот если слишком часто употреблять в одной связке слова «солнце», «счастье», «мученик», это на все сто процентов заканчивается погромами или, наоборот, антипогромными революциями. На мой взгляд, Квасина надо показать психиатру, а Шиве, каким бы он ни был, нужно придать серьезное значение во всех, включая и мистические, аспектах. Совсем недавно точно такой же Шива «протанцевал» перед археологами в районе нахапетовской аномалии. Правда, ученые головы себе брить не стали и о конце света не провозглашали, но заявили, что археология вовсе не наука, а созданное захватившими человечество серыми инопланетянами направление для поиска Великого Ведического Шифра, который позволит серым захватить внутриземное человечество и начать путь не от отца к сыну и внуку как у них, а от Сына к Отцу, как у землян. Одним словом, побросали лопаты, расторгли все контракты с ЮНЕСКО и уехали к себе в Москву. А там всем наплевать, видел ли ты Шиву или человекообразное матерное слово, лишь бы жить не мешал и не сбивался с заданного ритма. Так что, – Веретенников вытащил из ящика стола пистолет и засунул его в карман, – Квасина покажи докторам, в среде «счастливых» разведи агентуру, молодежь, да и все остальные возрастные группы, любят на нас работать. А я по делам в Грозный еду.
