Текст книги "Око вселенной"
Автор книги: Александр Экштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
Глава тринадцатая
Начальник отдела модификаций, генерал ФСБ Тарас Веточкин, стоял на берегу Азовского моря и вдохновенно матерился, наслаждаясь открывающимся перед ним морским пейзажем. Море, на берегу которого он стоял, находилось в черте города и поэтому называлось Таганрогским заливом. У него перед глазами трясся и тарахтел «НЗБ-8» (насосно-землеройная баржа). Баржа была выкрашена в пожарный цвет, по бортам белой краской крупно и красиво написано: «Российский бафометин». а под этой надписью чуть мельче: «Частная собственность Аскольда Иванова и города». Рядом с генералом стоял бывший прокурор Таганрога Миронов и с недоумением смотрел на него.
– Хорошо, – кивнул головой Веточкин, – ты больной на голову, это понятно, ударился и заболел. Но почему тогда я должен верить твоим бредням о молниях, поразивших тебя в руки, и тому, что ты познал ход мыслей Антихриста и стал на несколько порядков разумнее любого разумного, включая собак, существа на Земле? По-моему, ты не поумнел, а просто переборщил с алкоголем.
– Ты мой друг и можешь мне не верить, – Миронов поправил на голове Зеленую шляпу с широкими полями и в меру высокой тульей, – но этих скотов, – он незаметно покосился на Веточкина, – я имею в виду ЮНЕСКО и весь академический сброд, примчавшийся сюда из Женевы под видом ученых-аскетов, я заставлю поверить даже в то, во что они никогда не поверят.
– Ну да, – скептически хмыкнул Веточкин, – я на твоем месте лет на десять лег бы для короткого обследования куда-нибудь типа вашей местной Дарагановской психиатрической больницы или нашей общероссийской Канатчиковой дачи и лежал бы…
– На моем месте…
– Есть! – прервал Миронова с борта баржи старший механик. – Но, по-моему, да чего там, – махнул он рукой, – по-любому, не только по-моему, сюда надо не ученых, а саперов приглашать, и чем больше, тем лучше…
Чудеса, избрав местом своего постоянного проживания Таганрог, удивляли не только и не столько таганрожцев, сколько жителей другого города – Москвы. Это естественно: БАФОМЕТИН, трехразовое явление под разными личинами Антихриста, вновь БАФОМЕТИН, смутные и не до конца проверенные слухи о появлении в городе куртуазно-щеголеватого человека с пейсами, к тому же БАФОМЕТИН, плюс стягивание российских и зелено-мировых денег к бюджетно-таганрогской кассе, и вообще БАФОМЕТИН – делали город на берегу Азовского моря привлекательным в глазах эстетизированно-мошеннического и образцово-показательного для России московского капитала. Поэтому сообщение о том, что в Таганрогском заливе обнаружена игольчато-глубинная торпеда «Рекс» с батисферно-подводной лодки «Мурена», бесследно пропавшей в районе Северного Ледовитого океана, уже никого не удивило в ФСБ России.
– Мнится мне, – сказал директор ФСБ, нажимая на клавишу вызова, – нужно проконсультироваться со специалистами. Анна Сергеевна, соедините меня с МВД.
– С кем именно?.
– Да с кем угодно, – отмахнулся от персонофикации Волхв, но тут же взял себя в руки и уточнил: – Само собой, с тем, кому не надо с вышестоящим начальством консультироваться. Вот такие вот дела, – повернулся Волхв к своему заместителю по оперативной работе. – Еще немного, и сама «Мурена» в каком-нибудь деревенском пруду всплывет.
– Вряд ли, – скептически отнесся к предположению директора ФСБ заместитель по оперативной работе. – Не всплывет.
– Министр, – сообщила секретарь и уточнила: – Вне работы, на рыбной ловле.
– Рыбной? – удивился Волхв, но спохватился и вежливо поздоровался с главой бесцеремонного министерства: – Здравствуй, Градов, все рыбачишь, завидую, а меня дела государственные никак не отпускают отдохнуть.
– В чем дело. Волхв? – сердито оборвал директора министр. – Один раз за три года на природу вырвался, и то не повезло, ты позвонить решил.
– Да уж, – согласился с Градовым Волхв, – я если звоню, так звоню. Тебе не кажется, что Таганрог нужно наделять каким-то особым статусом и делать его режимно-закрытым городом?
– Можно и сделать. Есть! – закричал в мобильник Градов и продолжил: – Судака подсек лососёвого, килограмма на два, поросенок настоящий, а режимно-закрытым нужно делать весь Северный Кавказ, до самого Воронежа включительно, это, во-первых, а во-вторых, твою и мою структуру надо выводить из-под регионального управления и напрямую подчинить федеральному, усилить кадрами и вообще, – уточнил министр, – ты прав. Таганрог серьезный город, в смысле дыра – дырой, а шума как от Москвы во время празднования дня города.
– Понятно, – вздохнул Волхв. – Ты сейчас где? Я подъеду, поговорим без телефона, ну и рыбку заодно половим.
– Подъезжай, – легко согласился министр. – Я на Горячем, а там тебе покажут, где именно.
– Понятно, – еще раз вздохнул Волхв. – Горячий – это ближнее или дальнее Подмосковье?
– Это Дальний Восток. – Министр помолчал и уточнил: – Камчатка.
– Наша «Мурена», – Борнес Наум Васильевич тяжело вздохнул и ткнул пальцем в юг России, изображенный на огромной карте в большом зале здания Федеральной службы геодезии и картографии России, – в Азовском море десятого века.
– Я понимаю, – глава президентской администрации, судя по выражению лица, готов был понимать все что угодно. – Наука и все такое, это я понимаю, так сказать, подсознание работает неплохо. Батискафная двадцатиместная подводная лодка «Мурена», оснащенная самым современным научным оборудованием и глубинными игольчатыми торпедами «Рекс», стоимостью пятнадцать с половиной миллиардов условных единиц, была в 21 веке здесь, – он воспользовался указкой и указал на карте хребет Альфа в Северном Ледовитом океане, – а затем уплыла в десятый век Азовского моря, то есть прямо сюда. – Указка в руке главы кремлевской администрации показала на УК РФ, лежащий на полированном столике перед сидящим в кресле Генеральным прокурором.
– Да, – согласился с указкой Генпрокурор. – Тут все движения во времени и пространстве по пунктам перечислены. Непонятен лишь один момент: как торпеда «Рекс», отстрелянная из аппарата, действительно оказалась в Азовском море? Торпеды «Рекс» испытательные, их больше нигде, кроме «Мурены», нет.
Несмотря на появление в Таганроге огромного количества новых людей, интересов и возможностей, притянутых к городу бафометином и международными деньгами, обслуживающими его разработку, смерть Ивана Максимовича и Марии Опоены Савоевых потрясла коренных горожан настолько, что они все как один закрылись в своих домах и несколько дней размышляли о смысле жизни. А когда вышли на улицы, то обнаружили, что власть, бизнес и городские деньги принадлежат бафометинодобывающим компаниям и возглавляемому Аскольдом Ивановым «Баф-банку», на базе которого уже начала создаваться международная финансовая группа «Глобализация». Это второе потрясение настолько превышало первое, что горожане забыли не только о семействе Савоевых, но и вообще о смерти. Они кинулись защищать свои жизненные интересы с той безоглядной самоотверженностью, которой, дабы все не закончилось мордобоем, санкциями и разрухой, требовался лидер, способный обуздать и направить в созидательное русло и самоотверженность, и безоглядность, не говоря уже о самих жизненных интересах. И такой лидер нашелся. На политическом небосводе Таганрога зажглась звезда Миронова Сергея Антоновича, бывшего городского прокурора, бывшего куратора от Генпрокуратуры по Южному округу и нынешнего «сумеречного шизоида травматологического свойства», друга генерала Веточкина и полуврага генерала Самсонова.
Миронов начал свою политическую карьеру с того, что напомнил горожанам, как хорошо жили их прадеды в прошлом и как плохо стало в настоящем, не говоря уже о будущем, где никому и ничего, кроме смерти, не светит, то есть начал с того, с чего начинают все политики: нарисовал перед своими земляками мрачную бесперспективную картину жизни и смерти, а затем энергичными мазками вписал в нее луч света – перспективу и радость бытия, то есть самого себя…
После убийства мэра Рокотова в борьбу за власть в городе включились москвичи, ростовчане и, собственно говоря, местные. Все запуталось с первых шагов настолько, что Веточкин проверил обойму в своем «М-7» и стал носить его с собой постоянно.
– И все же, – задумчиво посмотрел Веточкин на Миронова, – я не пойму, ты политик. Антихрист или шизофреник?
– Видишь ли, – Миронов поднял голову, они стояли на ступеньках Каменной лестницы, ведущей к морю, и посмотрел на небо, – мы все становимся понемногу антихристами, так что я скорее всего шизофреник, а они, как известно психиатрам, никогда, и тем более вслух, не признаются в этом.
Глава четырнадцатая
В кресле, с наброшенным на него кровавого цвета шелковым покрывалом, в центре комнаты сидела Капитолина Витальевна Щадская и молчала. Загородный дом, недавно доведенный до эксплуатационного совершенства испанскими мастерами интерьерного и строительного дизайна, был большим и роскошным. Комната, в которой находилась Капитолина Щадская, оформлена в стиле черно-белого, солнечно-монастырского, дорогостоящего авангардистского аскетизма. В ней сухо, светло и пусто. Среди подчеркнуто ярко-белого и реквиемно-черного кровавое, словно гигантская раздвоенная вишня, кресло и изощренно-стильная женщина в нем походили скорее на зловеще-сладостный сон изнемогающего от целибата тридцатилетнего католического монаха…
– Капа, – вошел в комнату улыбающийся Аскольд – если бы ты знала, как я тебя люблю. Пойдем в столовую. Судя по всему, мы не ошиблись, нанимая Ахметыча поваром, и, судя по всему, на обед у нас будет поджаренная яичница с колбасой. Этот обрусевший турок, чертов хорват, испортил все три микроволновки, пересолил кролика, а леща, которого он купил на рынке, спутав со стерлядью, украл через открытое окно наш садовый кот. Придется его уволить.
– Нашего садового кота? – с удивлением посмотрела на мужа Капа и тут же, улыбнувшись, уточнила: – Или нашего кухонного Ахметыча?
Аскольд ничего не ответил, галантно поцеловал руку Капитолины, и они направились в столовую.
– Зато я привез к обеду настоящую португальскую «Мадеру», – Аскольд изобразил на лице благоговение. – Специально для тебя доставил из Москвы мой вице-кореш Байбаков свет Сергей Иванович.
– Португальская «Мадера», привезенная из Москвы, – поморщилась Капа, – это почти то же самое, что «Божоле» урожая 1953 года, разлитое в нашем Ростове в пластиковые бутылки.
В столовой работал большой телевизор, установленный на специальной подставке в двух метрах от пола. Повар Ахметыч, протирая салфеткой стаканы, готовился слушать новости. Сама столовая, девяносто квадратных метров, была похожа на оплетенную по стенам тропическими лианами меловую пещеру, то есть на стандартно оформленный первоклассный бар где-нибудь на Гаити или в мексиканском Акапулько. Стол был накрыт белоснежной скатертью и сервирован на двоих. Увидев супругов, повар отставил стакан, перекинул салфетку через руку и помчался на кухню, забыв выключить телевизор, из которого ведущая информационной программы сообщала Капе и Аскольду:
«…Одновременное выведение на орбиту Земли сразу, с интервалом меньше суток, семи модулей для межпланетного „Хазара“ вызывает целый ряд вопросов к правительствам США и России. Во-первых, к чему такая спешка? Столь частые, следующие один за другим, запуски тяжелых космических грузовиков, без соблюдения стабилизационных нормативных интервалов между ними, уже вызвали бурные протесты общественности и экологов во всех странах мира. Во-вторых, не связано ли появление на земле фантомной и, как уже выяснилось, опасной для психики людей пыли с монтажом на околоземной орбите космического корабля? И, в-третьих…»
– Бухарская запеканка. – Ахметыч выключил телевизор, положил пульт в карман белоснежной поварской куртки и показал рукой на запеканку, накрытую крышкой в виде минарета. – Шедевральное блюдо.
– Вот так всегда, – вздохнул Аскольд, подавая Капе стул. – Человек еще может услышать «во-первых» и «во-вторых», но приходит время бухарской запеканки, и нам становится наплевать на все последующие, включая предшествующие, мнения.
Аскольд сел напротив Капы. Стол был прямоугольным, дубовым и когда-то, почти три века назад стоял в малой зале охотничьего замка прусса Фридриха Великого.
– Ингредиенты, – поднял купол чревоугодной мечети Ахметыч, – оленина, которую я заменил парной телятиной. Все остальное, – он с подозрением посмотрел на слегка поморщившуюся Капу, – как в Бухаре, пальчики оближешь, когда попробуешь.
Запеканка действительно оказалась пафосной и слегка эйфорийной на вкус.
– Ахметыч, – Аскольд Иванов бросил заговорщицкий взгляд на супругу, а затем обычный на подошедшего к столу повара, по совместительству и официанта, с бутылкой вина в руке. – как вы думаете, чем закончится этот полет на Юпитер?
Гриф секретности не смог долго удержаться на информации о подготовке к первому межпланетному полету. Слишком яркой звездой засиял «Хазар». После монтажа двадцати трех модулей его можно было наблюдать в небе над Землей даже в утренние и вечерние часы при ясной погоде. Высокая светоотражательная способность покрытия на корпусе делала его настолько видимым, что стало бессмысленным и даже опасным для правящих кругов дальнейшее утаивание информации, и поэтому новости о готовящемся полете превратились в постоянно действующие и первоочередные на страницах, экранах и сайтах.
– О да. Юпитер якши, – вежливо и радостно закивал головой Ахметыч, разливая по бокалам вино. – Полет к нему – это не вино в бутылке. – Он постучал согнутым пальцем по бутылке с крымским портвейном. – Он никогда не закончится.
Семь (24,25,26,27,28,29,30) модулей класса «Аргонавт», выведенных один за другим с российских, американских и одного китайского космодромов, были ничем иным, как самостоятельными, оснащенными полной автономией для шестимесячной экспедиции за пределами корпуса и защитного слоя «Хазара» научно-исследовательскими зондами многофункционального назначения, предназначенными для работы в автоматическом режиме без присутствия человека на борту. Предполагалось, что четыре «Аргонавта» будут отправлены экипажем «Хазара» для обследования поверхности главных из шестнадцати спутников Юпитера: Ио, Европы, Ганимеда и Каллисто, а оставшиеся три с повышенной прочностью и с более сложными задачами войдут в атмосферу жуткой планеты и передадут на борт корабля-метрополии нужную для начала приюпитеривания самого «Хазара» рабочую информацию. Два из трех «Аргонавтов» должны войти в районе полюсов, а третий прямо в самый центр крупной аномалии в южной тропической зоне Юпитера, более известной земной науке как Большое Красное Пятно, которое могло оказаться или постоянно действующим в глубинах атмосферы планеты торнадальным ураганом невероятной силы, или…
– Я думаю, – сказала Капитолина Витальевна, делая глоток портвейна из фарфорового ковшика для вина, – нам нужно достать приглашение на встречу с прибывшей в Москву американской астронавткой и гениальным ученым Клэр Гатсинг.
– Какая гадость, – поморщился Аскольд Иванов, отставляя ковшик, – мало того, что американская, так еще и ученая женщина-космонавт.
А в Таганроге и его окрестностях уже вовсю кипела работа. Кипела она не только в Таганроге, но и в Ейске, и в Азове и, в общем-то, на всей, включая украинскую, акватории Азовского моря. Но в Таганроге, по какой-то мистической и не ведомой для самого города причине, сосредоточился центр только что народившейся и сразу же ярко проявившейся бафометино-добывающей промышленности. Медленно, но все стремительнее и шире, в сторону Азовского моря устремился финансовый поток. Могучая, завораживающая, все обещающая и почти все из обещанного, кроме самого главного, исполняющая, почти всесильная и абсолютно убийственная, подло-милосердная и мировоззренческая преступная иллюзия по имени Деньги приблизилась к Южному региону в общем и Таганрогу в частности и распростерла над ним свои тлетворные крылья, которые, с извечной для людей поспешностью, они обозвали ангельскими. Одним словом, к Таганрогу подползла, после долгих уговоров и заклинаний, самая приятная и самая беспощадно-желанная беда по имени Благополучие…
На пост мэра города, после убийства Рокотова, все настойчивее и настойчивее, а самое главное, очень грамотно и эффектно претендовал ни кто-нибудь, а первый комильфо города, любимец женщин и молодежи, образованнейший, имеющий большой административный опыт работы в органах прокуратуры, свой в доску таганрожец, – Миронов. Сами горожане были в растерянности, почти с каждого столба, забора и боков троллейбусов, не говоря уже о подворотнях и остановках общественного транспорта, с плакатов к ним взывали какие-то незнакомые женщины и мужчины с угрожающе-добрыми лицами профессиональных казнокрадов. Откуда они взялись, город не знал, но то, что все эти мужчины и женщины хотят стать мэром их города, знали все, и всех это немного пугало. Но настоящими претендентами на пост главы города были три человека, «осетры рейтинга»: Миронов Сергей Антонович, Фагодеев-Ступинский Леонид Лавадеевич и… генерал-майор, начальник горотдела Самсонов Семен Иосифович. Общую для всех трех основных кандидатов финансовую поддержку оказывал «Бафбанк», то есть лично Аскольд Борисович Иванов. Он же, по совету Капитана, давал немного денег на «типографские услуги» и тем, которые с угрюмой радостью взирали на город с предвыборных плакатов.
– Им эти деньги не нужны, у них своих много, – объяснил великий Гарольд Смитович, – но дать надо обязательно. Тогда они будут воспринимать тебя как лоховатого друга и стараться через твой банк загустить в респектабельный мир законности свои, хотя и большие, но чрезмерно беспокойные, я бы даже сказал нервные, деньги, и мы их у них заберем.
– Застрелят, – попытался оппонировать Гарольду Смитовичу Аскольд Иванов.
– Ни за что, никогда и ни под каким предлогом, – снисходительно посмотрел на него Капитан.
– Почему? – удивился его уверенности Иванов.
– Я еще пока не думал об этом, – равнодушно пожал плечами Гарольд Смитович.
Глава пятнадцатая
– Я бы не сказала, что в России плохо, – произнесла Клэр Гатсинг, входя в предназначенные для нее и Джона Карри апартаменты в московском «Президент-отеле», – но в Америке лучше.
– В этом с вами согласна почти вся творческая, и не только, интеллигенция России, – кивнул головой Госсекретарь США, вошедший в апартаменты вместе с Клэр, послом Америки в России и Джоном Карри. – Они хотят положить всю свою жизнь и духовные силы на алтарь России, получая материально моральное удовлетворение в долларовом эквиваленте.
Клэр Гатсинг была в ярко-красном платье «Росчерк» известной фирмы, «творящей» для голливудских звезд.
– Совершенно точно, – поддержал свое начальство посол. – Это традиционно в России постсоветско-советских времен – пока россиянин не получит постоянную московскую регистрацию, у него не пропадает желание подвергнуть столицу своей страны ядерному удару. Точно так же здесь относятся и к Америке, во всем виновата зависть.
– Все, все, – отмахнулась от дипломатов Клэр Гатсинг и, обратившись к супругу, с неожиданной для всех грустью в голосе сказала: – Джон, если бы ты знал, как мне надоело темное будущее лучезарного человечества.
Саша Углокамушкин открыл глаза и увидел перед собою сотканное из свето-огненных нитей глубинно-милосердное существо по имени Ангел. Он снова закрыл глаза, пытаясь вернуться в то место, откуда только что выплыл, в котором тоже были Ангелы, сотканные из нежного огня и света…
– По-моему, он открыл глаза, слышишь, Чебрак? И, по-моему, он что-то увидел, ибо слишком поспешно закрыл их.
Англичанин по гражданству, Генетик по смыслу и Хакер по розыскной ориентировке Интерпола вопросительно взглянул на Алексея Васильевича Чебрака, и, не увидев в нем желания отвечать, тоже замолчал, разглядывая Сашу Углокамушкина, несколько часов назад исторгнутого искусственной утробой и лежащего на узкой кушетке-кровати. Новорожденный был обмыт и запеленут в большие белые простыни, что придавало картине второрождения мрачно-сюрреалистический смысл – выполняющие роль пеленок простыни ассоциировались с саваном.
– Если он и увидел нечто такое, что его испугало, – неожиданно развеселился Алексей Васильевич, – это наверняка были вы, коллега. Я уже давно заметил, что, чем одареннее и талантливее люди с вашего острова, тем сильнее при их виде хочется вызвать полицию для проверки документов, а если плюс к этому англичанин гениален как вы, коллега, – Алексей Васильевич бросил пренебрежительный взгляд куда-то мимо уха Генетика и Хакера, – то любой примитивно-здравомыслящий человек, если у него есть оружие, откроет по нему огонь на поражение.
– Заткнитесь, коллега, – лениво прокомментировал ситуацию член международного ордена двенадцати генетиков – идиоритмиков кеновитского имиджа, – вы же знаете, как я вас уважаю, поэтому не тратьте слова на выражение своих чувств ко мне и Великобритании. Я принес вам набор генетических чипов, ровно десять тысяч. Они протестированы мерингом, спирально-синтетической фантомной органикой, так что они сами в себе образуют источник своего питания класса ЕО удлиненной формулы Е7 от менее одного миллиона солнечной массы.
– К чему такая чрезмерность? – Алексей Васильевич подошел к «второмладенцу» и, приподняв пальцами веки, заглянул ему в глаза. – Можно было бы обойтись и менее сложной органикой. Зачем в то, что истлеет, внедрять нетленную органику самодостаточности. Ух ты! – вдруг воскликнул он, отпрыгивая от кушетки с новорожденным, и стал пристально вглядываться в него.
– В чем дело, коллега? – с веселым удивлением заинтересовался англичанин. – Что вы увидели в глубине его глаз? Желание овладеть вами, НЛО или налогового инспектора?
– Возможно, вы и правы, – задумчиво протянул Алексей Васильевич. – Вполне возможно, что именно ему и нужна нетленная, созданная и контролируемая вами электронно-программируемая органика.
– Возможно, – потерял интерес к теме и Алексею Васильевичу Хакер и Англичанин. – Но главное – никогда не забывать о досадной непродуктивности, заложенной в чрезмерной самоуверенности.
Встреча российской и американской космонавтики на российской земле была одновременно рабочей и экскурсионно-познавательной, дипломатически-изощренной и экономически-продуктивной, политически-целесообразной и психологически-точной.
– Звездный городок, – Клэр Гатсинг просматривала список мест и мероприятий, ожидающих ее прибытия и участия, – это, видимо, город-мечта?
– Неосуществленная, как и половина городов России, – уверил ее американский посол. – Обыкновенная научно-подмосковная дыра с плохими дорогами и социально-бытовыми условиями жизни, в которой есть несколько представительских мест и одна хорошая дорога. А вообще-то, Клэр, в России не стоит вертеть головой по сторонам, ничего кроме пейзажных фасадов жизни не увидите. Это точечно-очаговая страна, здесь хорошо, ярко и полезно живут лишь властные, избранные в какой-нибудь орган власти федерального уровня, все остальные – на подхвате.
– Ну, не знаю. – Клэр убрала прядь волос с глаз. – Я перед поездкой сюда прочла массу книг русских писателей, но так и не поняла, почему Россия отпала от нашего северного штата Аляска и является самостоятельным государством, вопреки здравому смыслу, исторической справедливости и политической логике.
– О-о, – не нашелся что ответить посол и, почтительно поклонившись Клэр Гатсинг, повторил: – О-о…
– Москва, Кремль, – продолжала Клэр изучение списка, – Большой театр, встреча с ведущими учеными НПО «Энергия», Третьяковская галерея. Академия наук, встреча с мэром Москвы, МХАТ, поездка в Таганрог, встреча с бизнес-элитой, ознакомление с бафометинодобывающей отраслью, Москва, Кремль, обед у президента России, Большой театр, возвращение в Америку. Давайте начнем с последнего пункта, – пошутила Клэр Гатсинг, отбрасывая список в сторону. – Большой театр, если я не ошибаюсь, приехал в Россию на гастроли из Нью-Йорка?
– Нет, – тонко улыбнулся посол, – вы не ошибаетесь. Русская культура содержится и уже всегда будет содержаться на американские деньги.
– Вы имеете в виду порножурналы на русском языке, – Клэр Гатсинг окинула посла пренебрежительным взглядом, – или гамбургеры в московских закусочных, а может быть, просто принимаете меня за дуру? Разделение денег по государственному признаку хуже, чем разделение людей по национальному, фашизм в чистом виде. Денег не бывает ни американских, ни русских, ни, тем более, монгольских. Деньги были, есть и будут только еврейские, а все остальное от самообольщения.
Посол США в России огорченно замотал головой.
– Я всего-навсего посол, подыгрывающий, поддакивающий и старающийся угодить во всем великой гражданке своей великой страны.
– Ну тогда ладно, – сменила гнев на милость Клэр Гатсинг. – В конце концов Арнольд Шварценеггер кумир русской, а не американской молодежи…
– Дорогая, – вошел в комнату Джон Карри и бросил подозрительный взгляд на посла, – если ты сейчас начнешь просматривать блок мировых новостей, то услышишь, как о тебе говорят на всех языках.
– Забавно, – улыбнулась Клэр и с одобрением кивнула послу, поспешившему включить огромный плазменный телевизор…
«…мы впервые так дерзко и с благоговением, так решительно и непреклонно бросаем вызов космосу, который, как утверждают древние свитки и современная наука, наполнен по-другому сформулированной, абсолютно и без сомнения прекрасной жизнью. Итак, Земля может гордиться своей наукой. Последние три модуля для „Хазара“ выведены на орбиту. Скоро, скоро „космический кочевник“ подступит к юпитерианской цитадели, и мы уверены, что она падет перед нами. Тридцать первый модуль, по единодушному решению конгресса, единодушно поддержанному сенатом и одобренному президентом США, назван в честь любимицы Америки „Клэр Гатсинг“, тридцать второй наречен просто, незатейливо и непонятно, как и все у русских, – „Фрязино“, тридцать третий носит красивое странное название „Шехина“.»
– Черт! – вскрикнула Клэр Гатсинг и взмахнула рукой. Взглянув на посла и увидев его недоумевающий взгляд она поспешила объяснить: – Я люблю Америку.
