Текст книги "Оборотень"

Автор книги: Александр Трапезников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Из беседы с Глорией Тим сделал для себя следующий вывод: девушка, несомненно, получила хорошее воспитание, она образованна, умна, наблюдательна, обладает как техническими, так и гуманитарными навыками. Единственное, что она не может вспомнить из прошлого, – свою личную нить в нем, свое место в оставшейся позади жизни. Она как бы родилась заново день назад, но с уже огромным грузом знаний двадцатипятилетнего человека, не потратившего свое драгоценное время лишь на увеселительные развлечения. Но это рождение оказалось страшным для появившегося на свет существа, оно прошло в муках, с чудовищной болью, ужасом, с присутствующей рядом смертью.

На Выставке они прошлись по ряду магазинчиков, киосков, мимо торгующего люда, где можно было выбрать все необходимое для молодой женщины, правда, под французской наклейкой вполне мог оказаться одесский брак. Но Тероян исправно платил за все, что приглянулось Глории. А приглянулось ей не так уж и много: темно-вишневые брючки из вельвета, такого же цвета мягкие туфельки, кремовая блузка, легкий синий плащ, молодежные джинсы с кроссовками, кое-какие мелочи: гребень, косметика... Там, где продавалось женское белье, Тероян, оставив ей деньги, деликатно ушел в сторону. Он знал, что под этим шикарным вечерним платьем от Кардена на девушке больше ничего нет, ни единой нитки. Вчера, когда после укола реланиума она наконец-то успокоилась и уснула на его руках, и он отнес ее в постель, а потом раздел и укрыл одеялом, Тим видел всю ее прекрасную наготу, беззащитное, но непорочное под его взглядом юное тело.

Домой они вернулись к половине первого. Тут-то и позвонил Георгий Юнгов. Без долгих расспросов он сказал:

– А приезжайте-ка ко мне на Тайнинскую через пару часов. Я кое-что выяснил насчет доктора Саддака Хашиги. Он живет как раз в тех местах, где ты встретил девушку. Возле Медвежьих Озер. У него там целое поместье. Это иранский миллионер. Дело, Тим, весьма серьезное. Остальное – при встрече, и Юнгов повесил трубку.

Тероян покрутил головой, вращая ее слева направо, что вошло у него в привычку после того осколочного ранения. Да это как-то и снимало периодически возникающие боли в висках. Глория ушла в свою комнату – теперь уже "свою", где ей не терпелось, как любой молодой и привлекательной женщине, примерить обновы. Отрывать ее от этого занятия было бы бесчеловечно, и Тероян решил ехать один. К тому же ему хотелось сначала самому выяснить, что имеет в виду Жора под этим "серьезным делом". А через минуту позвонил Олег Карпатов.

– Где ты бродишь? – сердито прорычал он в трубку. – Ты выяснил хоть: ее эта сумка или не ее?

– Я только узнал, что "ЛМ" – ее любимые сигареты, – тихо ответил Тероян, отворачиваясь от закрытой в комнату девушки двери. – Но этого мало.

– Конечно, мало, – язвительно согласился полковник МУРа. – "ЛМ" пол-Москвы курит. Идиот, там же есть очки, надень их на нее, и все станет ясно. А если они подойдут, так пусть напишет что-нибудь, там же есть записная книжка, сличи почерк. Пользуется ли она той губной помадой или нет? Любит ли эту музыку? Учить вас всему надо!

Тероян стерпел. Он привык терпеть – научился этому у раненых.

– А ты что узнал о Глории Мирт? – спросил он.

– Пока ничего. У нас не зарегистрирована. В паспортных столах Москвы нет. Каким ветром ее сюда занесло? Может, это вообще вымышленное имя? Буду связываться с другими городами, искать через компьютерную сеть.

– А через посольства этого припадочного СНГ?

– А может, еще дать запросы в Париж, Лондон, Нью-Йорк? У меня что, другой работы нету? И так торчу здесь в субботу, которую все честные евреи чтут как выходной.

– Не прикидывайся обрезанным, Олежек.

– Ладно. Теперь об этих таблетках. Это циклодол. Если выпить штук десять, да запить стакашкой водки, то...

– Знаю, не учи врача, кретин, – отомстил Тероян. – Реакция – дикое возбуждение, необузданность. Наркотик наоборот.

– Тогда последнее, – смирился Карпатов. – Хашиги – иранский миллионер, живет неподалеку от тех мест, где ты подобрал девушку, возле...

– Медвежьих Озер, – продолжил Тероян. – Об этом мне уже звонил Жорка.

– Дело там серьезное, – добавил Олег с интонацией Юнгова.

– Вот так же и он сказал, слово в слово.

– Остальное – при встрече.

– Вы что, сговорились?

– Ну не телефонный это разговор!

– Я же знаю, ты звонишь не из своего кабинета на третьем этаже, а из будки, где-нибудь на Чеховской.

– Угадал! – радостно и уважительно отозвался Карпатов. – Стану я пользоваться служебным телефоном. Еще не знаю, под колпаком какого Мюллера нахожусь? Столько их, гадов, расплодилось за последнее время! Но вот что я тебе скажу, умник. Ничего без меня не предпринимай, никаких самостийных действий. Усек? А вечером, часикам к семи, приезжай вместе с Глорией, или как ее там? – ко мне, домой. Думаю, общение с Машей пойдет ей на пользу, да и нам есть о чем потолковать.

– Ладно, – согласился Тероян, вешая трубку. Но далеко отойти от телефона ему не удалось. На сей раз звонил Влад Шелешев, и разговор был краток. Он лишь как-то туманно сообщил, что тот район находится под чужим влиянием, но мотоциклистов ищут, а хозяина харчевни вскоре начнут тихонько простукивать. И все. "Никто ничего толком не объяснит", – подумал Тероян, но все равно был рад всем трем звонкам своих старых приятелей. Видно, осталось еще между ними что-то помимо преферанса... Он посмотрел на часы пора было ехать к Юнгову на дачу, на Тайнинскую.

Тероян поднялся и постучал в комнату Глории.

– Нельзя! – услышал он ее голос. Пришлось ждать минут пять, прежде чем она вышла, одетая в те темно-вишневые брючки и кремовую блузку. Все сидело отлично и подчеркивало что надо. Терояну захотелось сделать ей какой-нибудь комплимент, но он не нашел ничего лучшего, чем сказать:

– По-моему, ткань очень прочная.

Глория мило улыбнулась в ответ на эту нелепую фразу.

– Я ненадолго покидаю вас, – смущенно произнес Тероян. – Часиков до пяти. А вы никому не открывайте ни при каких обстоятельствах. И не подходите пока к телефону. Могу я оставить вас одну?

– Конечно, – сказала она. – Я знаю, что еда в холодильнике, а газовая плитка включается посредством зажигания спички. Спичка – это такая маленькая палочка...

– Ну хорошо, хорошо, – остановил ее Тим, поднимая обе руки. – Будьте снисходительны. Да, вот еще что. Вечером мы приглашены в гости. В форму одежды почему-то входят очки, – он достал их из ящика и протянул девушке. Ну-ка, примерьте.

Она послушно нацепила их на нос, разом преобразившись в глуповатую классную даму.

– Но я же ничегошеньки не вижу! – возмутилась Глория.

– Тогда снимите и выбросьте в окно. Явимся без очков. Скрывать за ними такие чудесные, синие глаза – измена Родине, – этот комплимент, вырвавшийся как-то сам собой, прозвучал уже несколько лучше. А у Терояна сразу отлегло от сердца, когда он подумал, что сумочка с ее неприятным содержимым, все же, очевидно, не ее. Он еще раз взглянул на Глорию, которая, словно позабыв о нем, стояла перед зеркалом, поворачиваясь гибкой талией, и чувствовала себя здесь, как дома.

Глава четвертая

РАЗВЕДКА

Дачный поселок, где в летнее время жил Георгий Юнгов со своей сестрой Ларой, назывался почему-то Бермудским треугольником. Может быть, потому, что с высоты птичьего полета он имел именно эту геометрическую форму. Но люди здесь не исчезали бесследно вместе со своими дачами и время не останавливалось. Обитали тут журналисты, писатели, разные деятели культуры. Чистых бизнесменов не допускали, брезговали.

Тероян въехал через открытые ворота, мимо будки со сторожем, который его узнал и махнул рукой. Проехал по главной улице, свернул в боковую и еще двигался метров сто, а возле дома Юнгова, обнесенного металлической копьевидной решеткой, развернул "Жигули" и направил их через распахнутые створки, затормозив на участке, рядом с "Москвичом" своего школьного приятеля.

Но из машины выходить не стал. У Юнгова был огромный черный дог, большой "любитель" разных непрошеных гостей. Он признавал и слушался только своих хозяев – Георгия и Лару, а ко всем остальным относился, как к смертельным врагам. За пределы участка дог не выбегал, а лежал где-нибудь за деревом или кустом, слившись с землей, и настороженно ждал – кто посмеет войти через открытые ворота. Никто и не входил, все знали его характер и силу клыков. Звали скверного дога – Стингер. У Юнгова вообще была странная привычка давать своим животным какие-то имена из оружейного арсенала. Жил у него еще белый кот БТР, Бетеэрчик, нрава доброго и ласкового; два попугая, один – Птурс, другой – Нурс, тут он отдал дань отечественным ракетам; черепаха Трайдент и множество рыбок в аквариумах, которые, наверное, также были всякими кольтами, винчестерами или, на худой конец, просто стреляными гильзами. Зная, что едва он выйдет из машины, "выстрел" Стингера настигнет его, Тероян просигналил пару раз. Штора за одним из окон на втором этаже слегка отодвинулась, его заметили...

Дом Юнгова являл собой причудливое зрелище. Как, впрочем, и остальные дачи в этом Бермудском треугольнике, построенные по проектам самих же творческих деятелей: где-то стоял дом-гриб, где-то русский сказочный терем, а где-то любитель концептуализма установил некий черный квадрат, вернее куб, но издали, на фоне заходящего солнца, он виделся именно произведением Казимира Малевича, сошедшего с полотна. Здание же Юнгова представляло вросшую в землю атомную бомбу: оно было цилиндрической формы, с остроконечной, сливающейся со стенами крышей, с маленькими оконцами-бойницами, покрашено в темно-коричневый цвет и как-то угрожающе нацелено в самое небо, словно готово было в любую секунду – по желанию хозяина – оторваться от земли и поразить солнце. И тут сказалась какая-то необъяснимая тяга Георгия к оружию, хотя все его профессии были сугубо мирными, если не считать службу в армии, когда ему пришлось на два года оставить сестру одну. До этого и после они всегда были вместе.

Родители их погибли очень рано, когда Жоре было одиннадцать лет, а его младшей сестре – пять. Произошел трагический случай: они уснули в машине, в которой работал двигатель, а выхлопные газы поступали в салон. Самоубийство? Очевидно, так оно и было, хотя никаких видимых причин для этого не существовало. Кроме, возможно, одной: кому-то из своих друзей отец намекнул о размолвке и предстоящем, очевидно, разводе. Но тогда зачем уходить из жизни вместе? Или настолько сильна была их любовь, что они не смогли бы выдержать разлуки друг с другом? Следствие так и не прояснило эту печальную историю двух любящих людей, покинувших мир в расцвете лет. А Жору и Лару взял к себе на воспитание их дядя, и они росли в его доме, не чувствуя ни в чем ущерба, но часто вспоминая своих родителей. Может быть, их ранняя смерть и сблизила так брата и сестру, спаяла их маленькие сердца, и они никогда уже больше не расставались. Конечно, у Георгия была своя жизнь – метания, поиски, женщины, карьера, а у Лары – своя: тихая, незаметная, почти одинокая, но она как бы всюду следовала тенью за своим братом, и в его переездах с места на место, и в его поступках, посильно выполняя ту или иную работу. Лара была инвалидом с детства: у нее была сухая рука, левая, так называемая "заячья лапка". Из-за этой ущербности, сухорукости у нее и развились некие комплексы, расстраивающие порой сознание, вялотекущие, погружающие ее в апатичное состояние. И раза два в году, чаще всего весной, осенью, она отправлялась на лечение в санаторий на три-четыре недели, где вновь набиралась сил и возвращалась в жизнь, к брату, вполне здоровой и способной всячески заботиться о нем. Она не вышла замуж, хотя женщиной была удивительно красивой, как и сам Жора, лицо ее поражало какими-то яркими красками, точными линиями, и все оно светилось, горело внутренним, сжигающим сознание огнем. Порою казалось, что эти дьявольски красивые, темные глаза могут опалить, сжечь и тебя, если ты приблизишься слишком быстро. К ней сватались, и не раз, несмотря на ее сухорукость, но все женихи неизменно получали отказ. Наверное, так сильна была ее привязанность к брату. И он ценил ее преданность, и сам оставался холостым все это время.

Еще по дороге к Тайнинке Тероян подумал о том, что из всей их школьной компании Георгий Юнгов был, несомненно, самой яркой личностью. Ум, красота, талант к любому делу, неунываемость, порою безрассудство, а порою осторожность, "гасконская хитрость", воля, энергия, крепость духа и тела и все это несмотря на такие потрясения с детства, которые другого могли бы подломить и оставить на задворках жизни. Если можно было бы сравнить их с героями Александра Дюма, то Юнгову Тероян отдал бы место Д'Артаньяна, бесспорно. Владислав Шелешев, с его язвительной насмешливостью и каким-то выпукло-нарочитым ханжеством был бы Арамисом. По кипучей энергии и приверженности к мирским радостям, к семейной жизни, да и по физической мощи Портосом мог бы быть Олег Карпатов. Ну а он сам своей молчаливостью, меланхолией, склонностью к философским раздумьям, не слишком большой привязанностью к жизни отвечал бы качествам характера Атоса.

Тероян ждал уже почти десять минут, прежде чем дверца бомбовидного дома отворилась и по ступенькам сбежал Жора Юнгов в спортивном костюме. Тотчас же откуда-то из-за кустов выскочил дог Стингер, метнувшись к хозяину. Попробовать косточки Терояна ему не довелось.

– Извини! – крикнул Жора. – Спал. Лежать! – это он уже приказал догу. Тероян вышел из машины и поздоровался с другом.

– А где... Глория? – удивленно спросил тот. – Ты что, оставил ее дома одну?

– Так получилось. Лучше ее пока не тревожить.

– Напрасно. Впрочем, тебе видней, ты врач. Пойдем в беседку или в дом?

– Все равно.

– Тогда в беседку. Лариса сейчас спустится. Она всегда рада тебя видеть.

– Я знаю. И я тоже. Как она?..

– Все нормально. Спокойна, уравновешена. Я контролирую. Вот сосед наш одинокий вдруг начал к ней свататься. Писатель какой-то хренов, я и не читал вовсе.

– Тогда сначала почитай, – они шли к беседке и разговаривали, а дог плелся следом и принюхивался к ногам Терояна. – Если пишет длинно и нудно, тогда соглашайся – человек, знать, положительный, без комплексов. А если юморист, то, конечно же, сволочь. Ну, что ты мне хотел поведать? Выкладывай.

– Погоди, дай хоть холодного чая попить. С мятой. В беседке на столике стоял прозрачный кувшин с коричневым напитком, несколько кружек. Они уселись на деревянные, струганные скамьи напротив друг друга, утолили жажду. Последний раз Тероян был здесь месяц назад, когда они вчетвером собрались на преферанс. Лариса тогда еще находилась в санатории, а Георгий, большой любитель разных историй, сказал: "Вы знаете, друзья мои, что в полнолуние – взгляните на небо – сегодня именно такой день, происходят необыкновенные вещи. Ведьмы, как всем известно, не могут забеременеть от колдунов и прочей нечисти. Поэтому только в ночь полной луны они рыщут по городам и весям, выискивая одиноких мужчин, разумеется, спящих. Какая-нибудь ведьмочка остается с приглянувшимся ей человеком, ласкает его во сне, возбуждает и принимает в себя его семя, да не один раз! А к утру оставляет обессиленного, но удовлетворившего свою, как выясняется, похоть. И вот проходит время, и рождается ребенок. Это не простой мальчик или девочка. Он рожден для того, чтобы отыскать потом через многие годы своего отца, давшему ему жизнь во сне, и умертвить его самым страшным образом.

– Бред какой-то! – произнес Влад. – У меня вист.

– Ясно. Этой ночью кому-то из вас быть изнасилованным ведьмой, усмехнулся Карпатов. – Я-то человек семейный.

– А вдруг, когда-то давным-давно, именно ты был зачат таким образом? спросил Жора. – Все таинственно и зыбко в этом мире, господа. Мы живем в мистическом океане, а вы находитесь в центре Бермудского треугольника. Просто мы не хотим замечать поданных нам потусторонних знаков, символов, проходим мимо, отворачиваемся или просто бежим. А ведь возможно все, даже невозможное. Есть люди-фантомы, живущие среди нас. Есть оборотни, превращающиеся опять же в полнолуние в волков. Что вы на это скажите, доктор Тероян?

– Возможно, – ответил тогда он, поскольку и сам чувствовал какую-то правоту в словах Жоры. По крайней мере, себя он ощущал именно волком.

– А не хотите мистики, давайте возьмем реальность, – продолжал Юнгов. – Кто из всех нас мог предполагать несколько лет назад, что такая сильнейшая держава – Советский Союз – распадется на кровавые куски? А знаете ли вы, что по моче человека можно определить не только год, но даже день и час его смерти, и когда американцы взяли мочу Брежнева, где-то в Европе, во время его поездки, то тотчас же стали подыскивать двойника Горби, потому что предусмотрели – кто рано или поздно придет, а в Рейкьявике, спустя несколько лет, этого самого Горби и подменили. Настоящего Горби давно нет, а фальшивый, сделавший свое дело, рекламирует презервативы.

Вы не задумывались, почему их столько расплодилось в последнее время магов, ведьм, колдунов, троллей? Начинается великий шабаш по всему миру потому что близится конец света. Но сначала уничтожат Россию. По планам тайного мирового правительства русских к концу второго тысячелетия должно остаться четыре миллиона, хохлов – два. Для уборки территории. Так что можно не дрыгать ножками. И ты, Тимоша, не спрячешься за своей армянской фамилией, нам всем уготована одна участь. Практически нас уже нет. Мы трупы. Трупы, играющие в карты.

– Тим, он еще излечим? – спросил Олег.

– А я с ним согласен, – произнес Влад. – Мы не ведаем, что творим, и какие силы пробуждаем порой ото сна. И насчет тайных планов он прав. Что мы знаем? Крупицы... У нас нет разума. Его вынули и заменили кашей из каких-то слов и цифр. Читайте Апокалипсис, там все про сегодняшнее время.

– Еще один псих, – вздохнул Карпатов, посмотрев на часы. – Ладно, давайте закругляться, пока сюда не слетелась нечисть со всей округи.

Тот разговор, месячной давности, Терояну запомнился.К беседке шла Лариса, стройная, как и ее брат, неся в правой руке блюдо со свежей, сочной клубникой, а левую, "заячью", прижимая к груди. Тероян ритуально прикоснулся губами к подставленной щеке, ощутив запах ароматного мыла.

– Тим, дорогой, Жора мне все-все рассказал, – порывисто произнесла Лара, словно они виделись лишь вчера, а не прошло почти пять месяцев. Бедная, бедная девушка, и как хорошо, что ты принимаешь такое участие в ее судьбе. Что можно для нее сделать? – только теперь Тероян увидел трущегося о ее ноги кота Бетеэра, который шел за ней все это время по дорожке, игнорируя навострившего уши дога. – Жаль, что она не приехала вместе с тобой!

– Мы еще встретимся, – промолвил Тероян. – Когда ей станет лучше.

– Конечно, обязательно! – воскликнула Лара. – Кушайте клубнику, это первая.

Она присела на несколько секунд на скамью, вздохнула, встала.

– Ну, не буду вам мешать, секретничайте. Тим, зайди попрощаться перед отъездом...

Они оба смотрели ей вслед, как она идет, неся искалеченную руку, будто бы прижимая к груди нечто бесконечно дорогое, бесценное, боясь, что оно упадет на мраморные плиты дорожки и разобьется вдребезги. В тот же путь за Ларисой отправился и белый кот, мяукнув на прощанье Терояну и взглянув на него желтым глазом.

– Давай о Хашиги. Мало времени, – сказал Тим.

– Так вот. Твоя Глория, оказывается, связана с очень интересным человеком, – Юнгов проглотил ягоду и пододвинул блюдо приятелю, но тот даже не взглянул на него. – Зря, клубника вкусная. То, что он иранский миллионер и живет возле Медвежьих Озер, ты уже знаешь. Это километров в десяти ниже той харчевни, где ты встретил девушку, и чуть левее проселочной дороги, по которой ехал. Не скажешь, кстати, откуда?

– Не тяни Бетеэра за хвост.

– Ладно. Тогда держись за стол, чтобы не упасть. Потому что дело это может быть не столько уголовным, сколько государственного масштаба. Я не шучу. Хотя доктор Саддак Хашиги фигура и не афишируемая в прессе, но о нем кое-что известно. Например, то, что с ним встречается мэр Москвы. И Санкт-Петербурга, кстати, тоже. К нему ездит в гости кремлевский джокер Чумичко. Или на поклон? Догадайся сам. У него бывают многие политики.

– Почему?

– Утром я был у своего приятеля-депутата, члена думского Комитета по национальной безопасности. Хашиги, конечно же, находится в поле их зрения. Потому что этот чертов супериранец, а по другим данным американец, и он же житель солнечного Израиля, владеет вместе со своей корпорацией "Абуфихамет", или кто там за ней стоит? – примерно девятью процентами национального достояния России. Еще с десяток таких "Абуфихаметов" – и пирог разделен. Ты понял?

– Этого не может быть, – произнес Тероян.

– Запросто, – усмехнулся Юнгов. – Знаешь, как сейчас все это просто делается? Ну, допустим, Хашиги – подставное лицо, тоже чей-то слуга, но его корпорация уже прибрала к рукам, через других подставных лиц, через фирмы, филиалы, банки – акции в промышленности, оборонке, имеет концессии на разработку недр, нефтедобычу, золота, ну и так далее. И все это варится в огромном адском котле, кухни которого мы не знаем. И вот визитная карточка этого доктора Саддака Хашиги оказывается в кармане твоей потерявшей память девушки.

– Может быть, она оказалась там случайно?

– Я бы не строил иллюзий. Случайного в этом мире ничего нет. Наверное, даже то, что именно ты встретил ее – тоже не случайно, – Юнгов произнес эти слова с какой-то печалью в голосе. Он с сожалением смотрел на своего школьного приятеля. – Ну, что будешь делать, Тимофей Троин? – редко кто и когда называл его так, по-старому. – Заметь, все что я тебе рассказал, – не секрет, наверху об этом всем известно. Ну идет процесс, и пусть себе идет. Таких Хашиг по всей стране, чужих и доморощенных, десятки тысяч. Но некоторые Хашиги сливаются, как ртуть, в одну большую Хашигу. А в конце концов всех нас ждет самая огромная, единственная Хашига. Вот тебе и весь сказ.

– А можно встретиться с твоим депутатом? Расспросить поподробнее? произнес Тероян.

– Можно. На той неделе, – согласился Жора. – Оцени масштабы моей дружбы к тебе.

– Оценил.

– Мой тебе совет – отправь девушку в больницу, – мягко сказал Юнгов.

– Нет, – и Тероян наконец-то прикоснулся к сочным ягодам, напоминавшим крупные сгустки крови.

– А что будешь делать?

– А вот хочу сейчас взглянуть на эту Хашигу, хотя бы издали, – и Тероян поднялся со скамьи. – Поедешь со мной?

– Поехали, – легко согласился Юнгов. – Куда ж я тебя одного отпущу? Еще разобьешь что...

Простившись с Ларисой, Тероян задним ходом выехал через ворота, вслед за уже развернувшимся "Москвичом" Юнгова. Его сестра неподвижно стояла в дверях бомбовидного дома, а по обе стороны от нее, столь же каменно и, казалось, навечно, застыли огромный черный дог и белый пушистый кот. И Терояну вдруг на миг почудилось, что это стоит Глория, так похожи были издали их фигуры, и у него отчего-то защемило сердце.

Они ехали к Медвежьим Озерам через деревушки, оставленные вдали от Ярославского шоссе, и чем дальше они удалялись от центральной трассы, тем беднее и грязнее становился их вид. Редко в которых из них сверкали церковные купола, и только этот золотой цвет солнца да осиянные кресты как-то скрашивали унылость и обреченность жизни. Лишь они еще не были отобраны у разоренного, вымученного, обреченного на заклание народа, ковыряющегося на своих убогих огородах, бредущего куда-то с сумой, глядящего из-под руки на уносящиеся машины. Несчастные русские люди, не понимающие за что, почему они вновь подвергнуты столь жестоким мукам? В чем снова они провинились перед "мировым сообществом", чтобы опять выдерживать удары сатанинских сил, проламывающих бреши в России? И откуда вдруг взялось столько новых предателей, твоих же сыновей и дочерей, ставших в одночасье оборотнями и вампирами, сосущими последнюю кровь из родной земли? Кто и по чьей воле вынул у них разум?

Поля, по которым они проезжали, отличались удивительной особенностью, свойственной русской равнине: с разных точек все вокруг виделось совершенно по-разному, словно через каждые сто метров ты попадаешь в новое царство-королевство. Вот вроде бы один горизонт, а проедешь чуть дальше – и он уже совсем иной, и все кругом другое, необычное, любопытное, ласкающее взгляд. Нет того европейского однообразия, когда целый час едешь по какой-нибудь сельской Германии – и все вокруг одно и то же, одно и то же. Скука.

Местность, называемая Медвежьими Озерами, начиналась после холмов, с которых они спустились по разбитой тракторами колее. Там, вдали, блестели синие блюдца, высились гигантские массивы сосен, похожие на коричневые куски сдобного пирога, виднелись богатые, фаянсово-сахарные особняки, и все это напоминало приготовленное к чаепитию угощение. Здесь уже шла хорошо бетонированная дорога, петлей соединяющаяся с Ярославским шоссе. Ехали теперь быстро, лишь изредка останавливаясь, чтобы расспросить встречавшихся путников о владениях доктора Хашиги. Странно, но не каждый-то и знал, где находится поместье этого загадочного иранца. Проплутав с полчаса, они наконец-то определились, выяснив у одного из "новых русских" правильное направление, и устремились к дальним озерам, пока не уткнулись в трехметровую кирпичную стену, тянувшуюся неведомо куда. Целый стадион "Маррокана" отхватил себе доктор Саддак, сомкнув стеной одно из озер, взяв его в полон своими зелеными. Поехав наугад влево, они остановились возле массивных, бронзовых ворот, перед которыми лениво покачивался на стуле охранник. Завидя их, он что-то произнес в рацию, продолжая также лениво покачиваться, но уже не спуская с Юнгова и Терояна, вышедших из машин, маленьких злобных глазок. По лицу этот человек вроде бы был когда-то русским, да теперь уже вряд ли считал себя таковым, приобщившись к благам западной цивилизации.

– Можем ли мы видеть доктора Саддака Хашиги? – спросил Юнгов, стоя перед ним.

– Вряд ли, – отозвался охранник. – Он никого не принимает. А вы по какому делу? Я передам секретарю.

У Юнгова и Терояна не было никакого плана, они ехали сюда наугад, словно рассчитывая так просто повидаться с Хашиги, а увидев его, все и разъяснить. Но Юнгов нашелся:

– Передайте всего два слова: Глория Мирт, – произнес он. – И встань-ка, сынок, когда с тобой разговаривают.

От его тона, почувствовав неведомую ему силу, охранник поспешно поднялся и отошел к воротам. Он стал что-то бормотать в рацию, поглядывая на незнакомых гостей. Ждали минут десять. Наконец он вернулся обратно.

– Нет, – сказал он почтительно. – Доктор Хашиги вас не может принять. И никакой Глории Мирт он не знает.

– Тогда – будь здоров! – похлопал его по плечу Юнгов. – Привет хозяину. Заглянем в другой раз.

Они сели по машинам и поехали, видя, как охранник смотрит им вслед и что-то говорит по рации. Километра через два они остановились, вышли.

– Знает он Глорию Мирт, голову даю на отсечение, – сказал Юнгов. Видел, как он изменился? Как смотрел вслед? Получил указание номера запомнить. Что будем делать?

– Надо как-то добраться до этого Хашиги, – ответил Тероян. – Потом. Сейчас это не получится. Попробуем через Карпатова, все-таки полковник МУРа.

– Или Влад. Уверен, у него свои связи, не хуже.

– Да, возможно.

– Ну что же, я люблю риск. Давай сыграем в эту игру. Только бы нам тут не перемудрить. Я все-таки не уверен, что девушка получила психическую травму именно здесь, в особняке иранца. Фигура все же значительная в политической прачечной.

– Мне плевать, кто он. Я хочу, чтобы к девушке вернулась память. И если к этому причастен Хашиги, то будь он хоть самим дьяволом – все равно.

– Ты что – полюбил ее? – Юнгов внимательно смотрел на друга, а тот молчал, раздумывая о своем.

– У меня не выходит из головы Квазимодо. Тот снимок, который так напугал девушку, – произнес наконец Тероян. – Тут должна быть какая-то связь. Я чувствую.

– Не вали все в одну кучу, Тим. Впрочем, можешь на меня рассчитывать, чем смогу – помогу. По сути политики и бизнесмены такие же маньяки, как этот Квазимодо. Только сферы интересов у них разные. Но иногда они могут накладываться друг на друга. Маньяки всюду, везде. И ты, Тим, тоже. Ты уже одержим этой идеей. Сам знаешь, какой. И, к сожалению, тебя уже не остановить. Если только запереть в деревянный ящик и зарыть его на три метра в землю.

– Поехали, – сказал Тероян, открывая дверцу "Жигулей".

– Куда?

– Навестим хозяина харчевни. Заодно и перекусим. А потом разбежимся в разные стороны, к пяти мне надо быть дома.

– Молодая хозяйка ждет? – пошутил Жора. – Щи готовит?

– Поезжай вперед, – отозвался Тероян. – Ты тут лучше... знаешь, как выбраться на ту проселочную дорогу, по которой я ехал.

Да, Юнгов действительно знал все закоулки этого района Подмосковья. Минут через двадцать пять они уже выехали на проселочную дорогу, которая имела свое название – Филимоновская и куда занесло всего тридцать два часа назад Тима Терояна. "Много это или мало для тех событий, которые произошли в его жизни?" – подумал он. И еще он задумался над теми словами Юнгова: случайно ли именно ему встретилась эта девушка, или все, так или иначе, уже предопределено в нашей жизни? Ведь было же ему заранее послано видение на этой дороге, когда шла навстречу в первозданной чистоте и наготе девушка, исходящая солнечными лучами, проплывшая сквозь его сердце, исчезнувшая, чтобы воплотиться через некоторое время в реальную Глорию Мирт; а до того что-то уберегло его от неминуемой смерти, когда он чуть не заснул за рулем? Ниспосланная Жена, Облеченная в Солнце, спасшая его, и которую теперь должен был спасти он. Тероян узнал то место, где ему явилась она, он даже увидал тех же (или похожих на них) двух грачей, сидящих на кленовой ветке, и ему захотелось просигналить им, приветствуя, как старых знакомых.

Вскоре показался двухэтажный дом с примкнувшими к нему гаражами и сараями, столики под разноцветными зонтиками – постоялый двор и харчевня "ТРИ ПОРОСЕНКА И ОДНА СВИНЬЯ". Но в этот час, несмотря на субботний день, здесь было как-то уныло: не звучала музыка, не дымился мангал, да и из посетителей никого не было, кроме какого-то старика, пившего пиво прямо из горлышка. Не было видно и косоглазого хозяина, похожего на пирата. Алекса как крикнули ему на прощанье мотоциклисты. Зато вместо него, на бревнышке возле стены сидели три здоровенных молодых мужика, в лицах у которых было несомненное сходство. Они что-то жевали, сплевывая на землю. "Поросята", догадался Тероян. Каждый из них весил, наверное, под центнер. А где же их матушка-свиноматка?