Текст книги "Оборотень"

Автор книги: Александр Трапезников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Рапорт лежал у него в столе. Маша отговорила. Да и теплилась еще какая-то надежда – что что-то все-таки изменится, не может же этот бардак продолжаться вечно? Он всегда мало интересовался политикой, но в последнее время начал задумываться: куда, кто и зачем ведет Россию? Кого хотят сделать из его детей? В семье сердце его успокаивалось и оттаивало. А со своим антагонистом Владей Шелешевым его связывала долгая и странная дружба-вражда. Он знал о делах Шеля, даже заглядывал в его досье из соседнего отдела, усмехался, листая страницы и вспоминая школьные проказы. И все равно продолжал встречаться. Что может быть добрее и чище воспоминаний детства?.. Четыре школьных приятеля, четыре "полковника" уселись за карточный стол. Перед тем они немного поболтали на кухне, взбодрились стопкой водки, хрумкнули маринованными огурчиками.

– Ну-с, начнем? – спросил Жора, сдавая колоду. И преферанс начался. Играли молча, лишь изредка обмениваясь односложными репликами. Конечно же, в ход шли и знакомые всем преферансистам шутки: "За что был убит начальник станции Жмеринка? За то, что он при трех тузах сказал: пас!" Через полчаса вновь отправились на кухню – поздравить победителей, Карпатова и Шелешева.

– Вот так происходит сращивание мафии с милицией, – произнес Жора. – И если бы я был сволочью, то написал бы о вас статью, как вы одной парой играете в карты. Олега погнали бы поганой метлой, а Влада опустили бы в бетон.

– Не смотри итальянских фильмов, – посоветовал ему Шелешев.

– Этим теперь никого не удивишь, – согласился Карпатов. – Все уже давно срослись, переплелись и совокупились.

– Сто раз прошу его хоть одним глазком дать мне посмотреть на мое досье, – пожаловался Влад. – Все равно мне все про меня известно. Нет, не дает. Просто любопытно – сколько на меня грехов повесили?

– Он считает себя санитаром. Знаю, – усмехнулся Олег. – Скоро доиграется в разбойников. Придется нам нового партнера подыскивать.

– А вы тогда ко мне на нары приходите. Подвинусь. Там и продолжим.

– Да тебе не нары светят, а кое-что похуже.

– Все под Богом ходим. Хочу тебя спросить, Олег. Кто первым вошел в Царствие Небесное? Ну, разумеется, после Христа? Карпатов несколько секунд смотрел на Шелешева, соображая.

– Не знаешь, хотя и начал ходить в церковь. А я скажу. С Ним распяли двух разбойников, одного по правую, а другого по левую сторону Его. И сбылось слово Писания: "и к злодеям причастен". Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если ты Христос, спаси себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? – Шелешев выдержал паузу, чтобы смысл сказанного дошел до сознания. Он словно читал по писанному: – И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня. Господи, когда приищешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю. Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого... Вот так-то, друзья мои.

– Ну и память! – выдохнул Жора после некоторого молчания.

– Дело не в памяти. А в вере, – возразил Влад.

– Значит, есть разбойники по левую руку, и есть – по правую, произнес Тероян. – А ты?

– Какого хрена ты тут проповедуешь, когда за тобой такой хвост тянется! – взорвался Олег. – Мог бы порассказать, да не буду. Тоже мне, святой Матфей выискался!

– Да я, может быть, больший христианин, чем ты! – сказал Влад. – Чем вы все, вместе взятые. Я вам рассказал притчу из Святого Писания, а вы подумайте. Бог создал человека думающим.

– Ладно, пошли играть, – примирительно промолвил Жора. – Всем нам есть в чем покаяться.

Они расписывали вторую пульку, когда Олег, оторвав взгляд от карт и посмотрев на Терояна, вдруг спросил:

– А что это у тебя там за женские туфельки в коридоре, под тумбочкой? Кого ты тут прячешь?

– Труп! – фыркнул Жора, кивнув на соседнюю комнату. – И я заметил – он все время словно прислушивается к чему-то. Женщина красивая?

– Отстаньте от него. Если бы хотел – давно познакомил, – вступился Влад. – Видно боится, что ты, Жорка, уведешь.

– И уведу. Если понравится.

– Так покажешь старым друзьям или нет?

– Нет, не покажет. Посмотри на его лицо. Сфинкс.

– Синяя Борода.

– Маньяк-Квазимодо. Ты его, Олег, по окраинам ищешь, а он под носом сидит.

– Да хватит вам. Тут совсем другая история, не то что вы, дурни, думаете, – произнес наконец-то Тероян.

– А какая?

– Выкладывай.

Слово за слово они вытянули из него все, что произошло с ним утром. Он не рассказал только о том чудесном видении на проселочной дороге. Говорил он неохотно, отрывисто, но в конце предположил, что девушка, возможно, испытала сильный шок, став свидетельницей какого-нибудь преступления.

– Или просто стукнулась головой о дерево. Спьяна, – желчно усмехнулся Влад. – Часто ли у тебя, Олег, свидетели теряют память?

– Да всегда, если это им выгодно! Но тут, насколько я понимаю, чисто медицинский случай. Думаю, такое возможно. Страх, ужас – вполне могут что-то повредить в головке. Особенно если у тебя слабые нервы. Так, медик?

– Сильное, внезапное потрясение – одна из причин амнезии, – согласился Тероян. Ему был не совсем приятен этот разговор, но отступать было поздно. Они еще продолжали играть, но как-то по инерции, без охотки.

– А зачем ты вообще привез ее сюда? – спросил Жора. – Сдал бы в больницу.

Тероян не ответил, потому что и сам не знал – зачем?

– Или ты сам надеешься ее вылечить?

– Человеческий мозг – тайна за семью печатями, – осторожно сказал Тероян. – И исцеление в подобных случаях – непредсказуемо. Оно может наступить через год, десять лет, а может и через месяц, неделю. Она не помнит, что с ней случилось и частично свое прошлое: имя, где живет... Но все рефлексы сохранились, а это уже важно. Она говорит, отвечает на вопросы, интересуется окружающим. Я не удивлюсь, если начнет читать стихи или вспомнит что-нибудь из истории Древней Греции. То есть заблокирована лишь какая-то часть памяти. Можно снять эту блокаду.

– Каким образом? – вновь спросил Жора. – Ты хирург, а не психолог.

Тероян обвел приятелей взглядом, отложив карты.

– Если узнать, что ее так испугало, – ответил он.

Остальные тоже положили карты на стол. Наступило молчание.

– Пойду взгляну, – сказал Жора и, прежде чем хозяин успел остановить его, быстро поднялся, подошел к портьере, отодвинул ее и скрылся в соседней комнате. Через полминуты он вернулся.

– Красивая девушка, – сообщил он. – Теперь я понимаю тебя, Тим. Игра стоит свеч.

– Это не игра, – устало отозвался Тероян. – Все гораздо серьезнее. Я и сам еще во многом не уверен.

– Но как ты надеешься выяснить причину ее потрясения?

– Это, скорее, по части нашего сыщика, – усмехнулся Влад. – Не век же ему за мной гоняться.

– Где ты, говоришь, ее подобрал? – спросил Олег.

– В харчевне "Три поросенка и одна свинья", – напомнил Жора. – Знаю я это место. У меня дача в десяти километрах, по Ярославке. Я был там пару раз. Кормят ничего, вкусно. А почему такое название – угадайте?

– Поганое это место, – перебил его Влад, но больше ничего не добавил.

– Пойду-ка и я взгляну. Может, она проходит по нашей картотеке, сказал Олег, не спеша поднялся и направился в соседнюю комнату, не спрашивая разрешения у хозяина. Минуту спустя он сидел за столом.

– Нет, лицо незнакомое, – нахмурившись, произнес он. – Но удивительно красивое. Жаль, если к ней не вернется память. А что там были за парни?

– Какие-то металлисты-сатанисты.

– Видишь ли, Тим. Такие случаи не относятся к нашему ведомству. Нет потерпевшей – нет преступления. Она же не может заявить, что с ней произошло? Все это лишь твои предположения. Следов насилия тоже нет. Может быть, Влад прав, и она всего-навсего стукнулась головой о дерево?

– Когда ползла за еловой шишкой? А вечернее платье ранним утром? И вот еще что, – Тероян сходил за молодежной газетой и показал приятелям фотографию мальчика. – Здесь, в квартире, ее испугало это лицо.

– Маньяк-Квазимодо, – кивнул головой Олег. – Мы сейчас ведем это дело.

– Ну и как, продвинулись хоть немного? – насмешливо спросил Влад. Олег не ответил, продолжая смотреть на фотографию.

– Будь я судмедэксперт, то прежде всего провел бы гинекологическую экспертизу, – сказал Юнгов. – Возможно, ее изнасиловали. А это уже – шок.

– Вообще-то, Жора прав, – согласился Олег. – Но опять же, были бы царапины, кровоподтеки, разорванное платье. Платье ведь целое?

– Да.

– Кстати, что там у нее в карманах?

– Я не проверял.

– Так принеси его сюда. Осмотр личных вещей входит в мои обязанности.

Тероян сходил в комнату, взял голубое платье, мельком взглянув на девушку, а возвращаясь обратно, столкнулся на пороге с Владом.

– Мне тоже охота взглянуть, – пояснил он. – Если она не проходит по картотеке Карпатова, то, может быть, есть в нашей.

Наклонившись, он всматривался в ее лицо.

– Нет, – сказал наконец он. – Но чертовски красива, они правы.

Тероян задернул портьеру и протянул платье Олегу.

– Ищи, – сказал он.

– Ищи! – передразнил его тот. – Думаешь, мне охота по чужим карманам лазить? Но вечно за вас приходится всю работу делать... А ты-то сам, кстати, – оторвавшись от своего занятия, спросил вдруг он. – Ты-то что там делал в такую рань? На рыбалку, что ли, ездил?

– Угадал, – немного смутившись, ответил Тероян. – Червей копал.

– Или закапывал, – многозначительно произнес Жора.

– Вот, нашел! – торжественно объявил Олег. Кроме маленького носового платочка он положил на стол две визитные карточки. – Больше ничего нет.

На одной карточке – с красивыми вензелями – позолоченными буквами было написано: "Доктор Саддак Хашиги. Президент корпорации "Абуфихамет". Ниже шло несколько телефонов и факс. На обороте тот же текст был переведен на один из восточных языков. Другая визитка была какая-то странная, всего два слова – имя и фамилия: "Глория Мирт". И больше ничего, ни адреса, ни телефона, ни кто вообще такая эта Глория Мирт?

– Итак, что мы имеем? – спросил Олег, когда обе визитки были тщательно изучены его приятелями. – Первое. Возможную жертву возможного преступления. Второе. Предполагаемое место, где было совершено преступление – район харчевни "Три поросенка". Третье. Подозреваемых – тех парней на мотоциклах, у которых отбил девушку Тим.

– Я бы не исключил и самого хозяина харчевни, – проворчал Влад.

– И четвертое. Последнее. – Две визитные карточки. На одной из них, может быть, указано имя самой жертвы.

– А другая?

– Другую будем проверять, – улыбнулся Олег, пряча визитки в карман. Я позвоню тебе завтра, если нащупаю что-нибудь интересное.

– Пятое, – произнес вдруг Влад. – Ты забыл про пятое. Про эту вот фотографию, которая вызвала у девушки нервный срыв, – и он постучал костяшками пальцев по газете.

– Вряд ли существует какая-то связь между маньяком-Квазимодо и Глорией Мирт – будем пока так ее называть. Скорее всего, ее напугал сам снимок. Возьми любой номер этой газетенки, и у тебя волосы встанут дыбом. Но не будем исключать и этой версии, – согласился Олег.

– Не выпить ли нам еще по стопке? – предложил Юнгов. – Что-то жарко стало от вашего расследования.

Все поддержали его и пошли на кухню, но в дверях столпились, пропуская друг друга вперед. Первым, как всегда, протиснулся Влад.

– А теперь Карпатый! – приказал он "жегловским" голосом. – Я сказал Карпатый!

– Да будет тебе, – успокоил его Олег. – Это моя реплика. Кстати, ты, профессор Мориарти, мог бы тоже помочь, если бы проверил по своим каналам эту харчевню, да и вообще весь тот район. Ведь не свалилась же девушка с неба!

И вновь Терояну вспомнилась незнакомка на проселочной дороге, растворившаяся в солнечных лучах, и он даже испытал желание рассказать об этом случае школьным приятелям.

– А я, пожалуй, наведу справки о докторе Хашиги, – услышал он голос Юнгова. – Где-то мне встречалось это имя. Кажется, в кулуарах Думы.

– Давайте, ребята, действуйте, – подбодрил их Олег. – Тим же пока будет вынашивать ее, как кенгуру, в сумке. Едва он произнес это слово, как Терояна осенило.

– Сумка! – произнес он, приподнимаясь. – У меня же в машине лежит ее сумочка. Может, и не ее, но хозяин харчевни назойливо всовывал ее в руки.

– И ты молчал? – покачал головой Олег. – Быстро тащи ее сюда. Горе мне с вами.

Хватило пяти минут, чтобы спуститься по лестнице вниз, открыть машину и подняться наверх.

– Так, – профессионально сказал Олег, беря сумочку в руки. Наплечная, средних размеров, из кожзаменителя, производство воронежской фабрики, срок носкости лет десять. А ну-ка поглядим что внутри.

Он потянул молнию и вывалил содержимое на стол. Сигареты "ЛМ" , зажигалка, связка ключей, еще один длинный массивный ключ, маленькая записная книжка, авторучка, скомканный листок календаря, пузырек с таблетками, две бумажки по пятьдесят долларов, половинка разорванной фотографии, две кассеты – для магнитофона и видео, губная помада, пудреница, серебряный перстень с печаткой и вензелем, очки... Но внимание всех сразу же привлек всего один предмет. Хирургический скальпель с запекшейся на лезвии кровью.

Глава третья

ВИД НА ЖИТЕЛЬСТВО

До того как девушка окончательно проснулась, а произошло это в десятом часу утра, Тим Тероян убрал из комнаты и спрятал все предметы, которые могли бы вызвать ее испуг: две маски африканских колдунов, подаренные ему Владом Шелешевым, еще когда тот плавал на торговом судне, валявшиеся на столе ножницы, журналы, статуэтку Будды... Беда в том, что он не знал, что может в очередной раз напугать ее? На всякий случай он снял со стены и картину, где застывшая в песках кобра изготовилась к броску – память о его службе в гарнизонах Таджикистана. В отличие от этой безобидной, нарисованной змеи, другая – невидимая, поразившая девушку в мозг, была куда страшней и скрывалась в чьем-то человеческом облике. В чьем, где, на кого еще нацелено ее жало? Что может противостоять ее смертельному яду? Тероян ощущал какую-то разливающуюся вокруг него опасность, затаившуюся угрозу, которая вошла в его жизнь вместе с появлением девушки. Но не она сама была тому причиной, виной. Она всего лишь жертва, случайная или выбранная нарочно, и ей теперь предстоит самая беспощадная война, которую только может вести человек – один против всего мира. За право возвращения в него.

Вчера они вчетвером засиделись допоздна, разбирая вещи из сумочки Глории Мирт. Впрочем, такие сумки носили и мужчины, и женщины, и сказать с полной уверенностью, что она принадлежит ей, – было нельзя. Конечно, помада и пудреница – атрибуты девушки, но они могли оказаться там и чисто случайно. Предметов было много, но точно столько же возникло и вопросов, которые сталкивались друг о друга, но не соединялись, подобно шарикам ртути. Для чего предназначался скальпель со следами крови? Вот главное, на что хотел бы получить ответ Тероян. Что означает половинка фотографии, где осталась лишь часть щеки, подбородка и обнаженный торс мужчины по пояс, причем под левым соском был обведенный красным фломастером круг и указывающая на него стрелка. Стрела била прямо в сердце. Что это? Символ любви, угроза мести? Перелистанная записная книжка мало что прояснила. Там вообще была какая-то абракадабра из цифр и отдельных букв, вроде биржевой летописи брокера. Без специального ключа здесь было не разобраться. По уверенному мелкому почерку можно было сказать, что записи делал мужчина, привыкший к аккуратности. Но на скомканном листке календаря – 13 июля почерк был совсем другой. Торопливый, размашистый. Несколько слов, часть из которых была сокращена: "После позв. ир. Пять, не мень." "Позв." – это, очевидно, позвонить. "Не мень." – не меньше?

А что означает "ир."? И после чего позвонить? Тринадцатое июля наступит через восемнадцать дней. Тот, кто оставил листок в сумке, сделал это специально, чтобы не забыть о дате. С этим еще предстоит разобраться. Как и с таблетками в пузырьке, одну из которых Карпатов взял с собой для химической экспертизы.

Какую-то ясность могли внести кассеты, но видеопленка оказалась пустой, а магнитофонную запись они прослушали до конца, морщась и вздрагивая от дикой какофонии звуков, которую трудно было назвать музыкой. Скорее скрежетом ножей по стеклу, взрывом петард и воем ошалевших мартовских котов на крыше. После такого прослушивания болела голова и хотелось выйти на свежий воздух. Так и не придя ни к каким определенным выводам, приятели расстались, а Тероян провел остаток ночи в кресле, напротив спящей девушки, держа под рукой шприц с реланиумом и изредка погружаясь в мутное, дремотное состояние.

Как врач, он представлял, что есть два пути для излечения Глории Мирт. Один из них длительный, постепенный, связанный с приемом специальных препаратов и лекарств, и тогда потребуется помещение ее в стационарную клинику, наблюдение специалистов-психологов, долгие месяцы, а может быть, и годы надежд и тревог. И в конце концов все может оказаться впустую. Часто люди после подобных травм так и не приходят в себя. Кроме того, будет упущено время, когда еще есть возможность использовать второй путь радикальный. Она находится сейчас в том состоянии, когда где-то в подкорке ее сознания дремлет оставившая ее память, готовая вырваться, если мозг также не будет спать, бездействовать. Если она вновь соприкоснется с тем же, что ввергло ее в шок. Это опасный путь, связанный с повторным испытанием, с помещением ее в ту же ситуацию, через которую она уже прошла.

Стресс стирается наложением нового стресса, дублирующего первый. Что грозит в этом случае? Мозг может просто не выдержать подобного напряжения, тогда разум окончательно оставит ее. Имеет ли он право подвергать ее жизнь такой опасности? Такому страшному эксперименту? Нет, разумеется, если речь идет о том, что весь путь назад, шаг за шагом, до того момента, когда в ее сознании вспыхнула молния и обожгла некоторые участки мозга, она проделает одна. Но ведь этого не будет. Она не останется в одиночестве. С ней вместе весь путь проделает и он, Тим Тероян. И, зная об этом, ощущая его поддержку, она будет уверена, что находится в безопасности, что прямого контакта с тем ужасом не произойдет. Получится "эффект зрительного зала", когда летящий на тебя поезд не страшен, как бы ни был искусен монтаж. Но вид этого поезда, надвигающейся катастрофы произведет определенные подвижки в коре головного мозга. Такие же невидимые, но ощущаемые, какие происходят и в земной коре каждое новолуние.

Да, так и будет, подумал он, устраиваясь поудобнее в кресле. Теперь он не может оставить ее одну в ставшем незнакомом и враждебном мире. Слишком уж его затянула вся эта история. Не может ни как врач, ни просто как человек. Но прежде всего надо выяснить истоки болезни, тот вирус, который ее поразил. Тим Тероян продремал до семи утра, потом принял душ, приготовил легкий завтрак и стал ожидать пробуждения девушки.

Он услышал, как в комнате скрипнули половицы и кашлянул пару раз, а затем начал беспечно насвистывать мелодию. Надо чтобы девушка не увидела его внезапно, а хотя бы вспомнила вчерашний день. Впрочем, Тероян не сомневался, что так и будет. Память девушки теперь делилась на две части: до шокового потрясения и после. И все что было до – представляло разорванную в некоторых местах цепочку, которую необходимо соединить вновь. В комнате на некоторое время наступила тишина. Она прислушивалась. Потом осторожно открыла дверь и вышла, одетая в то же голубое вечернее платье.

Тут только Тероян подумал о том, какой же он идиот – ведь у девушки ничего с собой нет: ни другой одежды, ни смены белья ни даже зубной щетки. Он взял ее, почти как библейскую Еву из рая – нагой. А это не кошка, которая может умываться язычком. Здесь нужны десятки разных вещей, чтобы Глория не чувствовала себя неуютно.

– Доброе утро! – сказал он приветливо, но и с некоторой тревогой, ожидая ее реакцию.

– Утро доброе! – отозвалась она, немного смущенно. Она улыбнулась, и в глазах ее был спокойный синий свет. У Терояна отлегло от души, и он вновь поразился ее красивому лицу, чуть припухшему со сна. В нем не было красоты рекламной, навязываемой вам, его не могла бы иметь женщина с характером пустым, капризным или вздорным, оно было создано из того благородного материала, который существовал во все эпохи и двигал лучших мужей на подвиги и безумства ради обладания им. Иметь такое лицо, внешность, плавные движения – тоже было даром от Бога, и растратить его впустую, разменять на пустяки, погубить – было бы преступлением против самого себя. Сложно было определить – какой национальности девушка. Если ее зовут действительно Глория Мирт, то... Прибалтика? Польша?.. Но речь ее была правильной, без намека на акцент, и если уж считать ее иностранкой, то Тероян почему-то решил, что ей больше бы подошла такая солнечная страна, как Италия, чье небо подарило свой цвет глазам девушки.

– Как вы себя чувствуете... Глория? – спросил он. Девушка некоторое время молчала, словно обкатывала это имя на языке.

– Значит... так меня зовут? – произнесла наконец она.

– Я не уверен. Но иного имени пока нет, – улыбнулся Тероян. Попробуйте примерить на себя пока это.

– Ну что же! – вздохнула девушка. – Пусть будет Глория.

– А как зовут меня, вы помните?

– Тим Тероян, – отозвалась она. – Что со мной произошло?

– Не знаю. Вот это мы и будем выяснять. Я врач и постараюсь вам помочь, – Тероян поднялся. – А пока не загружайте свою голову. Идите в ванную, примите душ, можете воспользоваться моим халатом, – на полочке есть запасная зубная щетка. Потом мы позавтракаем, сходим в магазин и купим вам все необходимое. Вы согласны?

Девушка смотрела на него внимательно, испытующе, но без тени тревоги.

– Похоже... у меня нет выбора, – произнесла она.

– И вы будете следовать моим советам?

– Что же мне остается?

То, как она произнесла эту фразу, не понравилось Терояну.

– Я прошу вас, не чувствуйте, что вы попали в какую-то зависимость, промолвил он. – Не берите на себя еще и эту ношу. Нас связывает только медицинский аспект. Вы – пациент, попавший в беду, я – ваш лечащий врач. И больше ничего.

– Хорошо, – согласилась она и наконец-то улыбнулась.

– Вот и отлично, – улыбнулся в ответ Тероян. Впрочем, ему лишь показалось, что он так сделал, поскольку жизнь давно освободила его от этой способности – улыбаться. И большей частью выражение его лица оставалось каким-то сурово-мрачным, словно он только что вернулся с похорон. Чьих? Скорее всего, своих собственных.

– Ну а пока примите вот это, – добавил он, протягивая на ладони таблетку. – Ничего страшного, простое успокоительное, мепробамат. Я не хочу, чтобы ваши нервы вновь подверглись такому же испытанию, как вчера. Молчите! – предостерегающе сказал он. – Не надо ничего объяснять, пока не время. Вас напугал снимок в газете, это естественно. Предупреждаю заранее: я не собираюсь постоянно пичкать вас транквилизаторами, как какой-нибудь терапевт. Их я считаю величайшими бездельниками в медицине. Я хирург и мне часто приходится резать по живому. Я привык к радикальным средствам. Что поделаешь. Вы хотели что-то спросить?

– Да, – девушка взяла таблетку и проглотила ее. – Надеюсь, вы... не отрежете мне голову? И еще. С терапевтами мы выяснили, а как вы относитесь к зубным врачам?

– Мне нравится, что у вас есть чувство юмора, – усмехнулся Тероян. Он не ожидал подобного от девушки.

– А вы что же, посчитали меня полной идиоткой? – спросила она, вновь улыбнувшись. И Терояну вдруг на миг показалось, что она притворяется, что ничего с ней не произошло и девушка совершенно здорова, что все это какая-то непонятная, отвратительная игра, в которую он оказался втянутым помимо собственной воли. Но в ее синих глазах, несмотря на улыбку, было столько безумного, неподдельного отчаяния, столько бессилия, что он тотчас же отогнал эти мысли.

– Нет, нет и нет, – произнес он, отвечая на ее веселый вопрос. – Я считаю, что с вами приключилась не только беда, но, возможно, и сейчас вы находитесь в какой-то опасности. Я чувствую это. Врач должен чувствовать болезнь. И я почти уверен, что знаю, как вам помочь.

– Почти?

– Да. Только мы должны оба помогать друг другу. Оба. Вы – тем, что доверитесь мне. Иначе все мои усилия будут напрасны.

Он замолчал, желая, чтобы до девушки дошел не только смысл сказанного, но и энергетические волны его воли, убежденности. А потом добавил:

– И голову я вам не отрежу, а к зубным врачам отношусь с нескрываемой скукой.

– Почему?

– Потому что привык к боли. Так что вы скажите? Она произнесла эти три слова, которых он ждал:

– Я верю вам.

Затем легко поднялась и, проходя мимо него, обронила: – Значит, я могу воспользоваться вашим халатом? Почему-то ужасно глупо чувствую себя в этом платье...

Тероян блестяще приготовил свое любимое блюдо – яичницу с помидорами, заварил чай, и они завтракали, представляя странную молчаливую семейную пару: он в строгой и темной рубашке и она, утонув в его зеленом халате. Девушка изредка, с любопытством поглядывала на него, рассматривала. А Тероян большей частью прищуривался на окно, словно выверял количество деревьев в сквере напротив.

– Тим Тероян, – сказала вдруг девушка. Она произнесла два эти слова, как какое-то заклинание. – Странно... Вы не похожи на армянина. У вас славянское лицо. Почему так?

– А я и есть чистокровный русский. Предки мои все из Калужской губернии. Забавная получилась история, – пояснил он. Есть там село Троино, и все в нем живут Троины, как водится. Но когда дед пошел на первую мировую войну, его какой-то писарчук в полку записал, как Тероин. Вставил лишнее "е". А уже при советсвой власти, другой идиот, с похмелья видно, отцу моему поменял в паспорте "и" на "я". Вот и получилось – Тероян. Вроде как Микоян. Может, и нарочно сделал. А Тим – просто сокращенное от Тимофея. Так я привык, так меня все и зовут.

– А нельзя вернуться назад, в Троино?

– Можно. Только зачем? Поздно уже. Стар я для превращений. Да и не вижу в том особого смысла.

– Ну не стройте из себя такого уж дряхлого старца, – в голосе девушки звучала насмешка. – Вам ведь не больше сорока?

– Прибавьте еще двадцать лет, – пошутил Тероян-Троин. Ему почему-то нравилось с ней разговаривать, хотя вообще-то он уклонялся от пространных бесед, особенно, с женщинами. Ему нравились и ее глаза, их васильковый цвет, лукавая пытливость, и он боялся лишь, чтобы в них снова не заплескалось бессильное отчаяние.

– Значит, вы тоже влезли в чужое имя. Как в брошенную на дороге шкурку змеи.

– Почему... Глория?

– Я не уверена, что меня зовут именно так. Я не могу уловить в этих звуках чего-то близкого, родного.

– Продолжайте, – попросил Тим, поскольку девушка замолчала, глядя в окно. – Что вы чувствуете, когда... когда думаете о детстве? Первые яркие впечатления? Говорите, вы должны это помнить.

– Да... – ответила наконец девушка. – Море... солнце, меня ведут по песку. Кто? Я не могу вспомнить лица. Наверное, родители. Плещутся волны. Смех. Я вижу лишь отдельные фрагменты. Радость, дети. Почему вы спросили о детстве? Почему? – она смотрела прямо в глаза Терояну, а губы ее начинали предательски дрожать. – Почему?

Тим накрыл ее руку ладонью, успокаивая.

– Все, хорошо, – сказал он. – Мы снова здесь, выпейте чая. Сейчас мы соберемся и пойдем по магазинам – это увлекательнейшее занятие, особенно для молодой девушки, – он понял, что именно той темы – детства – нельзя касаться ни в коем случае, и говорил быстро, отвлекая ее внимание, возвращая ее к себе. – Что скажете, то и будем покупать. Вам много чего надо, а я люблю тратить деньги. Для того они и предназначены. Но я не большой знаток в женских одеяниях. Привык к белым, медицинским халатам сестры в них подобны ангелам небесным. Впрочем, так оно и есть. Вы что-нибудь смыслите в медицине?

– А вы знаете, – девушка уже успокоилась. – Мне кажется, я имею к ней какое-то отношение...

– Да? Чудесно. Как-нибудь я вас проэкзаменую. Когда будет время, – и в этот миг Терояна остро кольнула мысль об окровавленном скальпеле в сумочке.

– Наверное, скоро я стану вам в тягость, – чуть грустно произнесла Глория. – Куда вы меня тогда денете? Сдадите в архив, в больницу? Или отвезете на учебную кафедру в качестве экспоната.

– Нет. Я вас зажарю в духовке и съем. Не говорите глупостей. Кстати, как вы познакомились с теми мотоциклистами у харчевни? – Тероян вновь ступил на опасную тропинку над простиравшейся бездной. Но девушка отнеслась к этому неожиданно спокойно.

– Не знаю, – просто ответила она. – Я не помню. Тероян вынул из ящика стола пачку сигарет "ЛМ".

– Если вы курите, то – пожалуйста, – произнес он. – Только такие.

– Замечательно. Мои любимые, – ответила Глория. – Но – благодарю. Я редко когда выкуриваю одну-две сигаретки за день.

– А больше и не надо, – согласился Тероян. – Значит, проживете на один-два десяток лет больше. Тогда – в путь? Даю вам на сборы, по-военному, десять минут.

– Слушаюсь, господин полковник! – весело отозвалась девушка, угадав его настоящее звание.

Ближе всего было покупать вещи на бывшей Выставке Достижений Народного Хозяйства. Сейчас, конечно, не было никаких достижений, ни вообще какого-либо хозяйства, лишь одна большая Зона. Зона эта называлась Москвой, где, правда, еще сохранялись кое-какие крохотные островки свежести и разума. Но в целом эта гниющая Зона источала миазмы безумия, разврата, лени и подлости, где стреляли и насиловали налево и направо, без разбора.

Тим Тероян и Глория Мирт, два человека с чужими именами, шли к бывшей ВДНХ, оставив "Жигули" у дома, шли пешком, поскольку погода сегодня была солнечной, светлой, теплой, и это явление казалось самым удивительным в теперешней Москве. Вроде бы и климат здесь должен бы соответствовать ее нынешнему характеру – быть злым, колючим, убивающим медленной смертью. Шли по улице Цандера, по улице Королева, мимо телецентра, мимо его затаившихся, закрытых наглухо окон.

Они шли и, конечно же, разговаривали о другом, о каких-то незначительных пустяках и не было в их беседе почти никакого смысла, кроме одного: своими пустяковыми вопросами, осторожными замечаниями Тим Тероян прощупывал реакцию девушки, как бы держа руку на ее пульсе – вот он оставался ровным, вот убыстрялся, вот стремительно набирал силу, и тогда он искусно гасил бешеный ритм, возвращая его в спокойное состояние. Это походило на сложную радиоигру двух разведчиков, один из которых посылал в эфир дезинформацию, а второй обрабатывал ее и отделял зерна от плевел. Или выглядело, как состязание в прятки, где скрывшийся в темном доме человек своими перемещениями помогает обнаружить себя противнику.