Текст книги "Без права на ошибку (СИ)"

Автор книги: Александр Рублев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

   Одному здесь будет тяжело – это не игровой мир и одиночка всегда проиграет не только системе, но и просто сработанной группе. Поэтому параллельно нужно начинать искать и подтягивать членов моей будущей команду – людей с определенными навыками, людей, на которых я смогу положиться.

   Я попытался было как-то заинтересовать Нену и Назю, чтобы они тренировались вместе со мной, построить эти тренировки как игру, но быстро понял, что на это уйдет слишком много усилий, и один я буду двигаться намного быстрее.

   Взрослые ко мне не лезли – занимается себе ребенок чем-то, не плачет, слушается (хоть языка я сначала и не понимал, но все дублировалось наглядными примерами и жестами) , САМ ходит в туалет – те у них, кстати, еще туалеты. Я бы в такой своего ребенка не отпускал бы – вдруг еще провалится.

   8.

   Мышцы растут только тогда, когда ты задействуешь их через силу. Если, например, твой предел – три раза отжаться (не фыркайте, я же еще совсем маленький, да и на одной руке делать это не слишком удобно), то если ты каждый день будешь отжиматься три раза, то ничего не изменится.

   В первый же день, нужно пересилить себя, и, через не могу, отжаться еще один, четвертый раз. Потом дать отдохнуть задействованным в данном процессе мышцам, дать им подтянуться к этим новым требованиям. В организме все устроено практично – если предел организма – три отжимания, а человек делает четыре, то организм наращивает мощность, чтобы в следующий раз не напрягаться, отжимаясь четыре раза.

   Чтобы время не пропадало зря, можно во время такого отдыха нагрузить другие мышцы. А на следующий день отжаться уже пять раз. Когда счет пойдет на десятки отжиманий, можно добавлять уже по пять раз, когда на сотни – по десять-двадцать. Таким образом, за полтора-два месяца можно целенаправленно дойти до тысячи отжиманий в день. Можно, конечно, довести и до десяти тысяч – логика примерно та же, но для того, чтобы отжаться десять тысяч раз потребуется почти три часа времени, которые можно потратить с гораздо большим толком.

   К сожалению, это работает и в другую сторону – если ты какое-то время не отжимаешься эту свою тысячу раз, то через некоторые время, неиспользуемые мышцы атрофируются и ты снова можешь отжиматься уже не тысячу, а, например, семьдесят-сто раз. Не три, конечно, как когда-то, но после тысячи тоже как-то обидно.

   Поэтому пик мышцам мы будем ставить позже – когда организм подрастет. Сейчас же наработаем только уровень выше среднего, иначе, на поддержание их в максимальной форме с самого начала, будет уходить целая прорва времени. Тысяча отжиманий, например, – это около семнадцати минут. Семнадцать минут в день в течение пятнадцати лет – это два полных месяца отжиманий, которые можно смело выкидывать из своей жизни. Поэтому нужно в этот момент заниматься чем-то еще, например что-то обдумывать. В любом случае отжимания – это только одна группа мышц плюс дыхание. А ведь есть еще и другие группы.

   Как-то я снова отвлекся, лучше расскажу о другом, тем более, что с моими повреждениями, мне в самом начале было не до отжиманий...

   8.

   Примерно через месяц, когда я уже смог более-менее нормально, а главное – правильно, двигаться, Нена потянула меня и Назю в гости к другим детям.

   Нена наверняка намучилась без своих подружек, приглядывая за мной в этот первый месяц, пока моя рука и ожоги не пришли в состояние, когда за них можно было уже особо не волноваться. Не зажили, разумеется, еще полностью, но взгляд на них уже не вызывал содрогания.

   Назя вела меня за здоровую руку – нравился ей этот процесс и на всем протяжении пути туда Нена с Назей о чем-то весело щебетали. Я все еще не понимал о чем, смутно угадывая лишь направление и настроение беседы. Точнее болтали они только до того момента, как навстречу нам не выбежали четверо мальчишек, все возрастом с Нену.

   Дети жестоки – им еще не накидали установок, что обижать маленьких и беззащитных нехорошо. Они еще не понимают, что делают кому-то больно, они еще не научились ставить себя на место другого человека. Поэтому дети жестоки.

   У Нази был один врожденный дефект – ее глаза были разного цвета. Дети не любят тех, кто на них не похож.

   Дети выбежали из-за угла и сразу же начали весело смеяться, показывать пальцами на Назю, дразня ее. Возможно детям хочется, чтобы им уделили внимание, но если со взрослыми вызвать это внимание у них получается совсем неплохо, то со сверстниками – гораздо хуже. Поэтому в ход идут самые простые способы – мальчики, например, дергают девочек за косички, или просто их дразнят.

   Назя как-то сразу стушевалась – похоже, что предметом насмешек она была уже не в первый раз. Насмешки продолжались, и через некоторое время Назя начала всхлипывать. Нена начала переругиваться с мальчишками, но это не сильно помогло и Назя разрыдалась навзрыд. Нена как-то угловато, неопытно, пыталась утешить Назю, но это только усиливало плач последней и раззадоривало обидчиков.

   Я отпустил руку Нази и медленно пошел к главному из них.

   Проблема была в том, что их четверо. Даже в этом теле я мог бы убить кого-то, мог бы вывести его строя, сломав один из суставов, благо особой силы на это не требовалось, требовалось только умение и знание как, к тому же малыши не такие уж и слабые. Пусть эти навыки еще и не забиты на уровне рефлексов, но они есть, и на один-два удара от не ожидающего такой подлянки противника их хватит.

   Если бы я сделал это, то остальные бы просто разбежались. Когда дети сталкиваются с чем-то, что выходит за грань их восприятия – они просто бегут. Впрочем, как и большинство взрослых. Но взрослые капитулируют на уровне разговора, на уровне мыслей, дети же – на уроне действий.

   Но сильно калечить, а тем более убивать было нельзя – это серьезно бы осложнило мою дальнейшую жизнь в деревне. Если же не задействовать фактор страха, то против четверых в своем нынешнем состоянии я не вытяну – просто не успею увернуться от их ударов, да и каких, в жопу, ударов – мне хватит и одного пропущенного, который гарантированно меня отрубит.

   Второй проблемой было то, что я не мог объяснить словами того, что я от них хочу...

   9. Нена

   Я все еще успокаивала Назю, когда, вдобавок к этой, первой, добавилась еще одна, вторая, проблема – Мун отпустил руку Нази и двинулся к обидчикам.

   Мун ведь ничего не понимает, только чувствует что их обижают и реагирует на это с детской непосредственностью. Как бы эти четверо с ним чего-нибудь не сделали...

   И что интересно – Мун направился прямо к их главарю – к Демке. Интересно как он его определил? – ведь главарь не самый из них голосистый. Все как и у собак – самая громко лающая не самая сильная, да и лает она только тогда, когда это не опасно.

   Подойдя к главарю Мун уставился на него своим тяжелым взглядом. И откуда, спрашивается, у этого малыша может быть такой тяжелый взгляд? Хотя это-то как раз понятно – судя по отсутствующей руке и ожогам совсем недавно ему пришлось очень и очень несладко.

   А главарь-то стушевался – не знает как ему быть. Отступить – не поймут товарищи. Нападать на малыша – не поймут взрослые. Да и те же товарищи тоже, наверное, будут не в восторге. Одно дело – нападать на кого-то своего возраста, пусть даже и гораздо слабее, а совсем другое на того, кто не дотягивает тебе даже до пояса. Но это он сейчас не знает что делать, а когда дойдет до дела, то, в порыве эмоций, может произойти все, что угодно.

   А остальные-то тоже затихли – больше не обзываются. Да и Назя перестала реветь – только всхлипывает и с каким-то интересом и затаенной надеждой наблюдает за Муном – вот ведь нашелся, блин, рыцарь-защитник на мою бедную голову!

   Так мы некоторое время и стояли – Мун напротив главаря, мы – в нескольких метрах позади Муна, двое остальных обидчиков – по бокам от главаря, и еще один – самый говорливый – чуть в стороне от них.

   А Демка-то похоже не дурак – сразу просек всю глубину ситуации, в которой оказался, не знает, только, что делать дальше...

   Через минуту, может – две, стоявший в стороне болтун двинулся в сторону Муна:

   – Чего это вы с ним церемонитесь? – начал он – давайте отлупим этого однорукого по заднице, чтобы не лез к нам – к взрослым?

   А этот у них значит заводила. Но похоже, что не самый умный. Те двое все-таки поумнее будут – сразу почувствовали что Демка в затруднении и что дело с запашком. Они, правда, находятся по бокам от главаря, и им тоже досталось часть взгляда малыша. Чего они замерли-то, все втроем? Ну тяжелый взгляд, но не настолько же, чтобы застопориться. Хотя может он сейчас какой-то другой, мне-то, сзади не видно.

   А этот заводила ведь со спины к Муну заходит, и даже руку занес для удара – он ведь и вправду так сделает, и вправду отлупит того по жопе, ну нельзя же так! Я прямо-таки дернулась к ним – не дам.

   В этот момент Мун резко развернулся и быстрым, я бы даже сказала каким-то грациозным движением, своей здоровой рукой схватил заводилу за яйца и сильно их сжал. Могу с уверенностью сказать что сильно, потому что заводила резко втянул воздух в себя, а его голова резко пошла вниз – он согнулся в поясе.

   Мун так же резко отпустил яйца, и той же самой единственной здоровой рукой ухватил заводилу за волосы, продолжая и усиливая движение головы последнего вниз, и, одновременно с этим двинув навстречу ей свое колено. Что-то громко хрустнуло...

   Заводила закричал и упал на колени – из его переломанного носа фонтанировала кровь.

   Мун резко развернулся обратно, посмотрел на впавших в прострацию главаря, на двоих других, стоявших у него по бокам, потом развернулся и так же медленно как отходил от нас, подошел к нам обратно. Взяв Назю за руку он двинулся в том же направлении, в котором мы двигались до того, как появились эти четверо...

   Вечером пришел отец пострадавшего мальчика и они со мной и моим отцом долго разбирались в том, кто виноват в случившемся. Точку в их споре поставил сам Мун, выбежав к нам. После того, как отец пострадавшего увидел, от кого пострадал его сын – от младенца-калеки, он быстренько свернул разговор и ретировался...

   Данный инцидент имел еще одно последствие – начиная со следующего дня Назя сама присоединилась к тем странным физическим упражнениям, которые делал Мун...

   10.

   Еще через несколько дней я заметил, что возле нашего двора периодически начал ошиваться главарь той памятной четверки Демка. Ошивался он, что странно, один, без остальных троих.

   Такое его поведение объяснилось еще через несколько дней, когда он, наконец, обратился к Нене и они несколько минут о чем-то говорили, временами поглядывая на меня.

   А потом он меня удивил – подобрал прутик, подошел ко мне и... начал рисовать этим прутиком картинки на земле. Картинки, надо сказать, получались весьма недурственными. Похоже, что Нена объяснила ему, что я еще не говорю, и он решил попробовать поговорить картинками.

   Сначала он нарисовал дорогу, проходившую через всю деревню, потом все три десятка деревенских хат, стоявших по обе стороны от дороги – по полтора десятка с каждой ее стороны. Ткнул пальцем на мой дом, затем – в одну из нарисованных на земле избушек, он как бы говорил, что это одно и то же. Потом он начал тыкать в ближайшие дома, тоже показая их на своем рисунке. Я-то понял, что он этим хотел сказать, но он что, и в самом деле надеялся что его поймет годовалый малыш?

   Почему годовалый? Потому что оказавшись в деревне я смог точнее определить свой возраст, порасспрашивав в каком возрасте начало ходить и говорить все мое новое многочисленное семейство.

   Оказалось, что первые шаги выпали на промежуток между девятью и двенадцатью месяцами, а уверенная ходьба – от четырнадцати до семнадцати месяцев. То есть, если брать за основу этот показатель, то мне от одного до полутора лет.

   Осмысленно же болтать девочки начали в промежутке между полутора и двумя годами.

   А так как я попадал как раз на переходные периоды между этими двумя этапами – ходьбой и первыми шагами, разговором и молчанием, – то мой возраст можно смело относить к промежутку между одним (если я гений) и двумя (если я тормоз) годами.

   Вряд ли я гений, и, тем более, тормоз, так что мне скорее всего года полтора.

   Ну да ладно... Все-таки мне было интересно, что еще ему (Демке) от меня нужно. Поэтому я кивнул головой, и уставился на него в ожидании дальнейшего.

   А далее он нарисовал четыре человечка с рожицами. Человечки были мальчиками, на что неоднозначно указывала одна деталь у каждого из этих нарисованных человечков. Все человечки были с одной стороны улицы. Ткнув пальцем в себя, он указал на самого большого из нарисованных. Ага, понятно, это, значит, ваша банда с тобой во главе. Ну, и дальше что? Я снова кивнул.

   Дальше он нарисовал еще пятерых мальчишек с другой стороны дороги. Эти были поменьше первых четверых. Потом он показал пальцем сначала на одну группу, затем – на вторую, а затем сжал свои руки в кулаки и ударил этими кулаками друг об друга.

   Ага, получается у вас тут в деревне две стороны дороги и две мальчишеских банды, дерущихся друг с другом непонятно за что. Кажется, я начинаю догадываться, о чем он меня сейчас попросит. Но пусть уж доводит свою просьбу до конца – так мне будет больше преференций – я снова выжидающе посмотрел на него.

   Он показал пальцем на меня, и быстро нарисовал еще одного, совсем крошечного, мальчика без одной руки рядом со своей бандой. Снова показал на обе банды, теперь уже в равных составах – пять на пять – и снова ударил кулаками друг об друга.

   Хочешь чтобы я помог тебе разобраться с конкурентами? А что мне за это будет? Ты об этом подумал?

   Отвернувшись от него, я поискал несколько маленьких камешков и складировал их в небольшую кучу. Показал на эту кучу, потом – на него. Фух, кажется тот понял и начал помогать собирать камни. Интересно, он догадается, или нет?

   Когда куча достигла внушительных размеров, я поднял камень из нее, вручил его Назе, и показал ей, чтобы она бросила этот камень в меня. Еще некоторое время ушло на то, чтобы добиться от нее правильной скорости кидания как самих камней (не слишком быстро, но и не слишком медленно), так и интервалов между бросками (не слишком короткие, но и не слишком длинные). Начинать нужно с малого, развиваться физически – постепенно.

   Назя с энтузиазмом занялась этим делом. И ведь работает с полной отдачей, нет чтобы делать часть бросков мимо цели, вот ведь плутовка. Мне-то так даже лучше, но, если честно, не ожидал от нее такого. Я то надеялся, что она проявит обо мне заботу, хотя, с другой стороны, получается, что она лучше всех остальных, каким-то своим внутренним чувством, понимает, что так я становлюсь сильнее.

   После того, как камни закончились, я начал следующий комплекс тренировок с Назей, краем глаза наблюдая за все более и более офигивающим от такой наглости Демкой.

   Демки хватило еще на час, после чего он самым наглым образом снова подошел ко мне, и начал тыкать в сторону нарисованной им картины. Ну что же, его хватило даже на дольше, чем я от него ожидал.

   Я нарисовал солнце, его закат, потом луну, потом восходящее солнце, потом ткнул в рисунок его банды и пальцем указал вниз, на место где я сейчас стоял. Он кивнул, развернулся, и медленно поплелся в ту сторону, откуда пришел сюда больше полутора часов назад. Надеюсь, что он понял, что я хочу, чтобы он снова явился сюда завтра со своей бандой.

   11. Демка

   Когда я, вместе с остальными, явился к нему на второй день, то этот мелкий снова заставил меня таскать свои камни. Причем куча из них получилась в три раза больше, чем вчера. Слава богу, что собрали мы ее все равно быстрее, ведь сегодня нас было на три человека больше.

   А потом он заставил нас кидаться в него, и в эту его разноглазую, которую он защищал, камнями. Ну это мы с удовольствием – за то, что он дал нам такую возможность можно его и простить за неудобство со сбором камней. Так я вначале подумал. Но рано я радовался – не просто так куча была не в два, а в три раза больше, чем вчера – нашего забияку со сломанным носом он поставил кидать камнями в меня – вот ведь зараза! Блин, больно же. И этот забияка тоже зараза, нет чтобы войти в положение и побольше мазать...

   Я решил не повторять вчерашних ошибок, и не дожидаясь целого часа, сразу же после того, как камни закончились подошел к шкету. Даже не намекая, а прямым текстом, точнее жестами, говоря о том, что неплохо было бы уже нам и помочь – выполнить мою просьбу.

   Но этот однорукий снова потребовал от нашей четверки прийти завтра.

   А на следующий день случилось это...

   ***

   Во первых я решил не париться со сбором камней – я знал, где мелкие камни и так валяются как грязь под ногами, так что я мотнулся туда и быстренько загрузил их в предусмотрительно захваченную мною котомку.

   Когда я с победоносным видом выгрузил камни перед мелким, то он лишь одобрительно мне кивнул, никак больше не отреагировав на мою маленькую победу. Я растерялся – он так высоко меня ценит, что другого меня и не ожидал? Нет, понимать это приятно, но как-то неожиданно – я невольно улыбнулся.

   Мы сразу перешли к броскам камнями. Первый кидался в шкета, второй – в разноглазую, а забияка кидался в меня.

   Броски продолжались уже минут пятнадцать, когда забияка, вместо того, чтобы взять камень из кучи, вытащил его из-за своей пазухи. Оказывается не один я догадался принести камни с собой. Только вот тот, который вытащил забияка, был значительно больше тех, что лежали в куче, и к, тому же, имел несколько весьма острых граней.

   Вытащил, и тут же швырнул в мелкого, который в тот момент неудачно увернулся от только что кинутого от своего напарника камня, и оказавшись после этого спиной к забияке.

   Камень забияки попал очень неудачно. Думаю, забияка и сам не хотел такого. Не знаю что он хотел этим добиться своим броском. Но получилось то, что получилось – Мун с рассеченной головой повалился на землю, сразу же потеряв, к тому же, сознание.

   Рана получилась какая-то неприятная, очень неприятная. Я потом подошел ближе, хотел на нее посмотреть, но не смог – сразу же отвернулся.

   Назя сразу же кинулась к Муну, а потом страшно закричала. На крик прибежал отец Нази, и, не разбираясь в том, кто прав, кто виноват, схватил Муна на руки куда-то его утащил.

   Забияка стоял ни жив, ни мертв. Я подошел к нему, и сказал, чтобы он шел к себе домой – не хотелось, чтобы он попался под горячую руку вернувшегося отца, или, что гораздо хуже, матери Муна.

   Через день я видел забияку колящим дрова во дворе его собственного дома. От ушибов и синяков на нем не было живого места – ему сильно досталось от его отца.

   Еще чуть позже я узнал, что забияка переметнулся в банду на другой стороне улицы.

   12.

   Я очнулся от того, что мне накладывали швы. Лучше бы продолжал лежать без сознания – когда твою голову обрабатывают и зашивают без какой-либо анестезии, это, прямо скажу, не самые приятные ощущения.

   Рядом суетился отец.

   – Повязку накладывать не буду – по такой жаре лучше держать голову открытой, чтобы шов заживал и не парился – зачем-то сказал низкий женский голос. – И вообще пусть полежит пока у меня, а то вон та же рука еще не до конца зажила, а они уже камнями друг в друга бросаются.

   – Дык а дома мне че сказать-то? – завис отец.

   – Скажи что через неделю будет снова бегать как ни в чем не бывало.

   Едва дослушав это я вновь отрубился.

   Когда я очнулся снова был день. Я чувствовал это даже сквозь прикрытые ресницами глаза. Только я попробовал было пошевелиться, как услышал:

   – Если хочешь быстро выздороветь, то не двигайся.

   Хочу.

   Хорошо, полежу смирно. Хотя с трудом себе представляю как эту команду сможет выполнить обычный малыш.

   И тут до меня дошло...

   Я что, понимаю о чем она говорит? Может мое сознание слилось с тем сознанием, которое было здесь раньше? Да нет, не похоже... Тогда что? Сложно сказать – мало данных. Ладно, разберусь с этим позже, по мере их накопления. Но понимание, это хорошо, тот ребенок в любом случае уже должен был понимать многое, и теперь мне не придется начинать все с чистого листа. Даже и не знаешь радоваться или грустить такому стечению обстоятельств с этим треклятым камнем.

   Как я вообще мог его пропустить? Взял слишком высокий темп тренировок? Да нет, с таким темпом я должен справляться. Привлек ненадежных людей? А вот это похоже. Если бы упражнения были попроще, то даже в присутствии ненадежных элементов со мной бы ничего не случилось. А так... Решено – в дальнейшем высокий темп только в стабильной среде, либо средний темп в нестабильной. А в опасные авантюры пока лучше вообще не соваться – как то мне не улыбается, что меня постоянно латают и штопают, не говоря уже о том, что и умереть можно.

   13. Интерлюдия

   Девочка разглядывала тех, кто смотрел на дыру. Мимо нее невозможно было пройти, она завлекала всех своей явной несуразностью, тем, что она явно находилась не на своем месте. Никто не мог понять, что здесь не так и что нужно исправить.

   Девочка смотрела на них и едва заметно улыбалась. Платье по щиколотку закрывало ее с ног до головы, и два ее глаза были практически незаметны на фоне черной-черной дыры. Иногда она улыбалась во всю ширину своих белоснежных зубов и тогда темноту прорезала вспышка белого света.

   Девочке нравилось, что окружающим ее людям нравится, что дыра поглощает все их свободное время, и что у них не остается времени подумать, потому что их мысли заняты.

   Как можно использовать это? Этот вопрос возник перед девочкой давным-давно, и она давным-давно дала на него ответ. Но что-то все еще сдерживало ее от того, чтобы начать.

   Дыра улыбалась.

   14.

   После предательства забияки положение банды Демки стало совсем безнадежным – трое против шестерых.

   Мне ничего не стоило подмять под себя тех шестерых, но этот вариант я задействую чуть позже и только для забияки.

   А пока я воспользовался подвернувшейся бесплатной рабсилой – сказал Демке, что примкну на его сторону, что мы разделаем вторую банду под орех, но только если Демка и его двое архаровцев будут месяц тренироваться с нами (а на самом деле – нас). Более того, я решил скорректировать свою программу обучения с учетом таких постоянно возникающих вокруг меня неприятностей и побыстрее наработать самые эффективные в моем нынешнем состоянии боевые связки.

   Весь этот месяц банду Демки нещадно щемили и он по этому поводу регулярно начинал ныть, но я сказал, чтобы они не усугубляли ситуацию и использовали универсальную во все времена тактику – тактическое отступление или, попросту говоря, чтобы как только на горизонте начинает пахнуть жареным они делали ноги.

   Меня никто не трогал. Все-таки я еще маловат для них. Да и наглядный пример с забиякой тоже не слишком способствовал их движению в этом направлении.

   Ближе к концу месяца я мог уже уворачиваться от камней средней величины, бросаемых в меня всеми тремя парнями с разных сторон, с достаточно близкой дистанции и достаточно интенсивно. Не от всех еще получалось уворачиваться чисто, но все попадания уже шли по касательной. У Нази успехи были чуть похуже, но с двумя кидающими она тоже уже достаточно успешно справлялась.

   Для тренировок мы убегали в лес. Нену с собой не брали – с нами были трое шестилетних мальчишек, и этого было достаточно. А Нена бы, после того случая, просто пресекла бы на корню наши фокусы с камнями, или, что еще хуже, доложила или проболталась бы об этом дома.

   В последнюю неделю мы перешли к упражнениям с холодным оружием, которым ребятам пытались меня достать. В качестве холодного оружия выступал местный аналог бамбука, такой же легкий и гибкий – к лешему эти необоснованные лишние травмы. Один из атакующих должен был бить и тыкать в меня мечом как угодно, а двоим другим, которые чередовались каждый день, я показал движения, которые они могут при этом использовать, запретив все остальные. Сначала они атаковали меня по очереди, потом по двое, а ближе к концу этих тренировок я уже работал со всеми тремя. Я дал им самые широко используемые движения плюс несколько грязных приемов. Причем добавлял я все эти приемы постепенно, достигая этим сразу нескольких целей – сам учился инстинктивно уклоняться фактически от холодного оружия, а они – использовать это холодное оружие на живом противнике. Когда они перейдут на реальное оружие, то потребуется, конечно, некоторое время на адаптацию, но все равно это будет гораздо быстрее, чем если бы они работали с реальным оружием, постоянно сдерживая себя, чтобы не пораниться или убить. Многократные повторения движений все время чередовались с одиночными и групповыми спаррингами.

   Это то, что было на наших совместных тренировках. Всем остальным я занимался без них. И если они тренировались по несколько часов в день, то я, чередуя нагрузки, – целыми днями. При этом приходилось еще нагружать и Назю, неустанно бегавшую за мной. С тем, что делал я, она бы не справилась, но то чем ей необходимо было заниматься в первую очередь, я ей давал – пусть она будет расти и медленнее меня, но, в любом случае, гораздо быстрее Демки сотоварищами.

   Я не собирался лезть на чужую бригаду с кулаками. Во-первых это сложнее, во-вторых в будущем им больше пригодится работа именно с оружием – против противника с оружием, с которым им, возможно, придется когда-нибудь столкнуться, кулаками не помашешь (когда-то я без оружия мог расправиться с любым противником вооруженным чем угодно, но сейчас я явно не в той форме). А самое главное – мы должны не просто победить – мы должны полностью сокрушить своего противника, сокрушить с таким преимуществом, чтобы ни у кого возникло никаких сомнений – эту вторую группу я тоже я собирался подгрести под себя. Жалко, только, что действовать группой мы сможем недолго – скоро они подойдут к такому возрасту, когда их все больше и больше будут использовать на работах в деревне.

   В конце месяца я сказал Демке, что мы, конечно, можем выступить против конкурентов, но при этом, для того чтобы победить, нам придется использовать грязные методы. И что если он хочет, чтобы победа была чистой, и без этих методов, то нужно потренироваться еще один месяц. Демка вздохнул, но как я и ожидал, согласился потерпеть еще.

   Какое такое потерпеть? Я же сам вижу, что после того как мы перешли к отработке ударов, то они сами аж светятся энтузиазмом.

   А еще через две недели произошло знаменательное для меня событие – приехал Вальд...

   15.

   Вальд приехал не один, а в составе группы из шести человек. Был с ним и доктор, к которому он когда-то меня носил.

   О приезде я узнал от Нены, примчавшейся к нам. Хорошо хоть они сами за мной не пошли – по лесу Нена ходит так, что я ее слышу задолго до того, как она предстает нам на глаза, очень задолго – как только она входит в лес. Они же могли подкрасться и незаметно. Не нужно им видеть то, чем мы тут занимаемся. Дети-то мало что еще видели в жизни, и особых вопросов у них и не возникает. А у взрослых такие могут возникнуть.

   Хотя здесь я конечно грешу против истины – вряд ли бы они смогли появиться незаметно – специально для таких случаев по периметру я установил несколько сигнальных периметров. Свои сюда подходили по заранее оговоренному маршруту – сказал что это такая игра в диверсантов. Зря сказал – потом долго пришлось объяснять кто это такие. Зато прониклись. Но кто его знает какие навыки здесь у спецвойск – хорошо поставленную сигналку ведь тоже можно обнаружить. Одна может и не вызовет вопросов – в природе бывают различные случайности, но если таких случайностей много, то и вопросов тоже будет много. Что-то я совсем параноиком стал.

   Вальд, такой же хмурый, как и в прошлый раз, бросил на меня короткий взгляд, потрепал по голове и, похоже, не знал, что ему дальше делать.

   А я вертел головой по сторонам и разглядывал его спутников – все как на подбор матерые волки. Не хотел бы я сейчас встретиться с ними в бою – одного-двоих я скорее всего и уделаю, за счет внезапности, а дальше мне будет очень трудно. Вот месяцев так хотя бы через шесть... через шесть месяцев драться против любого из них в отдельности будет значительно проще... Если же они сработаны, то против всех одновременно мне и тогда ничего не светит... если, конечно, драться в открытую... Крутя головой приходилось делать большие заинтересованные глаза и целую кучу лишних движений. С последним, правда, особых проблем и не было – вся эта активность получалась автоматически – все-таки реакции в организме все еще были детскими.

   Я схватил Вальда за руку и потянул его на улицу – незачем моим нынешним родственникам слушать все то, что я собирался у него спрашивать. Да и чувствовалась в хате какая-то неловкость – все-таки одни были элитой, а другие, как бы у нас когда-то сказали – колхозниками.

   Все сообщники Вальда увязались за нами, подшучивая над ним все время, пока я его тащил. Я протянул к нему руки, требуя, чтобы он взял меня на руки, а оттуда перелез ему на шею.

   Здоровенный доктор тут посадил себе на шею Назю. Это я так над ними издевался. Плюс нужно же было мне проверить, насколько далеко они будут выполнять мои маленькие капризы.

   Мы еще некоторое время повозились, а потом я снова взял Вальда за руки, и глядя ему в глаза, невинно спросил:

   – Дядя, это ведь ты меня нашел?

   – Я.

   – А где мама?

   Тут он взял паузу и бросив быстрый взгляд на доктора. Доктор кивнул, и, тщательно подбирая слова, сказал:

   – Мама стала частью земли.

   Частью чего? Это что еще за бред? Ну сказал бы что уехала куда-то, или отправилась на небо. Это понятно. Но как можно рассказывать то о чем он рассказывает детям? Я уставился на него ничего непонимающими глазами. Даже играть не пришлось.

   – Как бы это тебе объяснить...

   Доктор подошел к резвящегося неподалеку недавно родившемуся щенку и взял его на руки. Из-за угла дома появилась сука и напряженно уставилась на доктора.

   – Вот этот щенок только появился на свет, он растет, и скоро он превратится вот в такую вот большую собаку – доктор ткнул пальцем в мать щенка, мгновенно отреагировавшую на этот резкий жест, отпрыгнув назад, и, даже, немного зарычав.

   – Врешь – сказал я.

   – Нет не вру, так и будет.

   В общем-то за прошедшее с момента моего прорезавшегося понимания языка все что можно было выяснить в этой деревне про этот мир я уже узнал. Но что может знать маленькая замкнутая община? Только самый минимум. И уж конечно не тот вопрос, который я даже сформулировать не могу.