Текст книги "Королев"

Автор книги: Александр Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

«...Академик Андрей Николаевич Туполев...»

Сергей Павлович пересел поближе к репродуктору, глаза его потеплели: что же скажет его учитель?

«Гражданин СССР –летчик майор Гагарин стал первым в мире космонавтом... Эта весть гордостью наполняет сердце каждого советского человека. Какой большой путь должна была пройти наша страна, какую могучую промышленность она должна была создать, чтобы сегодня стал реальностью полет человека в космическое пространство! Честь и слава советским ученым, конструкторам, рабочим, создавшим могучую ракету, при помощи которой выведен на орбиту первый в мире корабль-спутник „Восток“ с человеком на борту!»

– Спасибо, – как бы про себя еле слышно произнес Сергей Павлович. – Ученик не подвел своего учителя. И впредь не подведу. Когда мы послушаем Гагарина? – обратился он к Яздовскому.

– В любое время, если медицина не возражает, – ответил тот.

– Лучше утром, на свежую голову, – сказал Н. П. Каманин.

...13 апреля в 10 часов утра началось послеполетное заседание Государственной комиссии. Собрались видные ученые и специалисты различных областей науки и техники, космонавты.

Перед началом заседания объявили, что Москва уведомила о ритуале встречи Юрия Гагарина в столице. Руководители партии и правительства встретят героя во Внукове. Потом торжественный проезд по улицам Москвы до Красной площади, где состоится демонстрация-встреча.

– Всего ожидал, – удивился С. П. Королев. – Но чтобы митинг на Красной площади! Этого не предполагал. Готовьтесь, Юрий Алексеевич, к земным перегрузкам. Они не так просты...

С необычайным вниманием слушали все обстоятельный доклад Гагарина. Закончил он его словами:

– Наша Земля как бы плавает в ореоле голубоватого сияния. Очень красивая наша голубая планета Земля!

Подводя итоги по докладу космонавта, С. П. Королев, не любивший многословия в больших и серьезных делах, коротко заключил:

– Космическая техника показала себя надежной. Человек в надлежащих условиях может жить и работать в космосе. – И, повернувшись к Юрию Гагарину, с особой сердечностью добавил: – Спасибо, Юрий Алексеевич, за отличное выполнение полетной программы, за ценную информацию, привезенную из космического путешествия! – В голосе Сергея Павловича звучали радостные и торжественные нотки: – Человечество никогда не забудет вашего подвига, как не забудет, что он совершен в двадцатом веке. В том самом веке, когда народы России под руководством партии Ленина первыми на планете Земля подняли знамя социализма. – Лицо Сергея Павловича оживилось, глуховатый голос стал звонче, сильное. – В тот день, когда космический аппарат доставит нам с одной из планет хотя бы горсточку полезных ископаемых или тем более когда мы получим с первого внеземного завода-автомата первую, может быть, ничтожно малую шестеренку, человечество вправе будет сказать:

«Отныне ресурсы Земли приумножены неисчерпаемо...» Но настанет, я твердо верю, другой, поистине великий день. В этот день на одной из некогда безжизненных планет взойдет зерно пшеницы и первое дитя, рожденное вне Земли, скажет земное слово «мама». И тогда земляне гордо воскликнут: «Вселенная принадлежит человеку!»– Сергей Павлович остановился, обвел взглядом присутствующих. – Еще раз всех поздравляю и всем большое спасибо. Ну а теперь приглашаю всех к месту приземления. Надо же посмотреть, как там наш корабль-первопроходец. Вертолеты ждут.

Через несколько часов Государственная комиссия уже осматривала «Восток» на месте приземления. Сергей Павлович со всех сторон обошел корабль.

– Как вы находите корабль, Сергей Павлович? – спросил кто-то из членов Государственной комиссии.

– Думаю, что на нем еще раз слетать можно, – ответил Королев. Но тут же поправился, улыбнулся: – Но в полет мы его не пустим, сохраним для людей. История! Поставим в музей. Пусть наши потомки увидят корабль, на котором в космос впервые слетал человек. Тут раздался веселый голос Воскресенского:

– Подходите, буду угощать! – Он только что достал из кабины корабля тубу с гагаринским питанием. Отвинтил пробку, выдавил содержимое себе на палец, попробовал.

– Суп-пюре морковный, подходите!

К смеющемуся Воскресенскому встали в очередь солидные ученые, конструкторы, специалисты – всем хотелось отведать необычной пищи.

– Дети, ну право дети, – усмехнулся профессор Яз-довский, сам не раз еще до полета Гагарина пробовавший космическую еду.

Сергей Павлович взглянул на часы, тоже встал в очередь и, увидев Палло, приказал:

– Кабину «Востока», Арвид Владимирович, доставить в Москву со всей осторожностью.

А весь мир уже произносил по-русски ставшие сразу знаменитыми слова: «Гагарин», «Восток», «космос».

В эти дни в одном из особняков старинного итальянского города Флоренции проходил симпозиум КОСПАР – Комитета по космическим исследованиям при Международном совете научных союзов. В эту организацию вступили более тридцати стран. СССР представлял академик А. А. Благонравов.

Сообщение ТАСС вызвало здесь бурю восторгов. А. А. Благонравов, один из тех, кто всегда поддерживал идеи С. П. Королева, сразу же оказался в центре внимания.

– Это действительно великое, я бы сказал, историческое событие, – поздравляя советского ученого, сказал председатель комитета голландец Ван де Хулст. – Эра межпланетных полетов стала реальной действительностью.

Подошел и профессор Г. Мэссн – руководитель английского национального Комитета по исследованию космического пространства.

– Прошу передать советским ученым, инженерам, всем, кто сделал возможным полет Гагарина, мои искренние поздравления.

– Благодарю вас, – ответил Благонравов. – Я обязательно передам. Благодарю.

– Позвольте и мне поздравить вас.

Академик повернулся в сторону говорившего. Перед ним, протягивая руку, стоял американский профессор Ричард Портер, глава делегации США.

– От имени ученых США я приветствую выдающееся достижение ученых Советского Союза. Прошу передать мои личные поздравления пилоту-космонавту. – И, повернувшись к окружающим, продолжал: – Надеюсь, что первый шаг человека в космос вдохновит всех людей мира на новые подвиги в развитии науки и техники.

– Благодарю! Обязательно передам, – ответил А. А. Благонравов. – Я уверен, что и мне скоро представится возможность поздравить вас с подобным же событием. Изучение космоса – дело всех народов Земли.

Но не все американцы радовались достижениям Советского Союза. Не скрывал свое разочарование сорокалетний американский летчик Джон Гленн, надеявшийся, что именно его соотечественники проложат дорогу в космос на корабле серии «Меркурий». Сам он тоже готовился к космическим полетам на мысе Канаверал. Вездесущие газетчики быстро добрались туда.

– Скажите, Гленн, как вы относитесь к полету Гагарина? – был первый вопрос.

– Русские одержали большую победу, – и после долгой паузы добавил: – Я, естественно, разочарован, что не мы, американцы, совершили полет, открывший ЭРУ.

– А почему не мы? – задал репортер очередной вопрос.

– Этот вопрос не ко мне, – с раздражением ответил астронавт.

Не ямогли ответить па зтот вопрос те, кто собрался в этот день в массивном современном здании НАСА – Национальном управлении по аэронавтике и исследованию космического пространства. Там проходило неофициальное совещание, вызванное ЧП – так там называли полет Гагарина.

«Хозяин» дома Джеймс Уэбб нервно шагал из угла в угол, потрясая газетами. Пачка других в беспорядке валялась на полу – «Нью-Йорк тайме», «Дейли ньюс», «Нью-Йорк геральд трибюн». Заголовки на всю полосу:

«Россия послала первого человека в космос. Он благополучно вернулся...» Газета «Нью-Йорк миррор» обрушилась на НАСА, написав, что его сотрудники «посажены на горячую сковородку».

Да, было от чего нервничать Джеймсу Уэббу. Мощность ракеты, которая должна будет вынести «Меркурий» в суборбитальный полет, равнялась лишь одной десятой мощи советского носителя. Капсула, в которой предстояло летать Шепарду и Гриссому, по весу составляла одну пятую кабины советского космонавта. По времени их рейс предполагался короче гагаринского в семь раз, а по преодолению расстояния – в 80 раз. Что касается невесомости, то астронавты встретятся с ней всего на несколько минут. А затраты? Миллионы долларов.

Уэбб пнул газеты ногой и, все более раздражаясь, накинулся на своих сотрудников – конструктора ракеты «Атлас» Крафта Эрике и на директора проекта «Меркурий» Роберта Гилрута:

– Что молчите, словно воды в рот набрали? Читали ату стряпню, – махнул Уэбб в сторону газет, – читали выступление президента? Он признал: «Мы позади». Готовьтесь, с нас спросят и президент и конгресс.

– Мы, конечно, отстали, слишком мало времени после спутника, – но зачем президенту-то кричать об этом на весь мир? – возмутился Эрике.

– Вот именно, – согласился Гилрут.

– Вот что, господа, надо немедленно нейтрализовать всю эту ненужную газетную шумиху. Я выступлю на пресс-конференции сам.

При огромном стечении репортеров ведущих газет, радио и телевидения Уэбб, маскируя собственные просчеты, подробно изложил американскую программу космических исследований, всячески расхваливая ее. И только в конце своего выступления обмолвился несколькими невнятными фразами о полете Гагарина. «Это лишь эпизод в завоевании космоса», – сказал он.

Оценка выдающегося события была столь грубой, что вызвала возмущение журналистов, по залу прокатился ропот.

Кто-то крикнул:

– Президент назвал полет русских замечательным научным достижением... Кеннеди Послал приветствие правительству СССР.

Примеру президента последовали и астронавты. В приветственной телеграмме Юрию Гагарину Д. Глени, М. Кар-пентер, Г. Купер, Д. Слейтон, В. Гриссом, У. Ширра и

А. Шепард писали: «Шлем свои поздравления по случаю сделанного Вами важного шага в области исследования человеком космоса. Мы надеемся, что нам предоставит-ся возможность получить всю имеющуюся информацию о Вашем полете».

Джеймсу Уэббу не удалось заткнуть рот прессе. «Новым потрясающим триумфом русских» назвало полет Гагарина крупнейшее информационное агентство США – Ассошиэйтед Пресс. В редакционной статье «Нью-Йорк тайме» писала, что полет пилотируемого корабля-спутника – «величайший подвиг в истории извечного стремления человека покорить силы природы...».

В одном не ошибся Уэбб. Специальная комиссия па латы представителей США по космическим проблемам решила провести расследование о положении дела в НАСА.

Американские ученые, конструкторы и их добровольные помощниик – немецкие ракетчики после полета первого советского искусственного спутника Земли полагали, что советские конструкторы не сумеют быстро создать мощные ракеты-носители, способные выводить на орбиты многотонные корабли. Они все же надеялись успеть поднять «Меркурий» раньше и делали для этого все возможное. Кроме того, они находились под влиянием недалеких политиков, утверждающих, что Советский Союз хотя и набирает силы после войны, тем не менее отстает от США в области науки и техники лет на 50, а то и на все сто.

Сергей Павлович Королев узнал обо всем этом лишь из газет, вернувшись в Подмосковье в свое ОКБ на второй день после полета Гагарина. Вечером, когда стало ясно, что на сегодня все срочные дела закончены, он сел за просмотр обзора иностранной прессы, подготовленный для него помощником.

«Весь мир будет аплодировать этому великому шагу вперед, в прогрессе человечества», – прочитал Королев в одной из американских газет слова промышленника, борца за мир Сайруса Итона.

– Ну что же, неплохо, – согласился Королев, – так и есть. Аплодисменты несутся к нам со всех континентов, ото всех народов, – тихонько проговорил он.

Французские газеты назвали полет Гагарина «подвигом века», «исторической датой». Как «великое завоевание советской науки» оценили полет Гагарина итальянские газеты.

Перелистав несколько страниц, Королев увидел газетную вырезку с высказыванием Л. Инфельда – директора польского института теоретической физики. Ученый назвал полет «Востока» «блестящим достижением и подлинным триумфом человеческого разума».

Королев тихонько запел: «Лучше нету того цвету, когда яблоня цветет». Это была одна из его любимых песен, и секретарь знала: если из кабинета слышится эта мелодия, значит, у Главного прекрасное настроение. На глаза Сергею Павловичу попалась телеграмма Гагарину от потомков Жюля Верна. Он прочитал ее, громко, раскатисто, от души рассмеялся. «Нет, это я должен прочесть Тихонравову», – решил Королев и тут же набрал хорошо знакомый номер.

– Добрый вечер, Ольга Константиновна. Можно Михаила Клавдиевича?.. Здравствуйте! Да, Сергей Павлович... Наверное, оторвал от дел. Слушаете концерт?.. Завидую. Я уже не помню, когда был в консерватории... Побывал как-то в концерте, исполнялись произведения Бетховена– Изумительно. А теперь послушайте одну телеграмму. Ее тоже можно переложить на музыку.

"Господину Юрию Гагарину.

Месье, я племянница Жюля Верна и в этом качестве хочу высказать Вам свое восхищение Вашим подвигом. Вы осуществили мечту Жюля Верна. Если бы он был жив, он, конечно, находился бы сейчас возле Вас, разделяя радость Вашей страны.

Браво! – от всего сердца. Желаю Вам всего счастья, какое только возможно.

Кристин Аллот де ла Фюнэ, г. Нант".

Ну как, Михаил Клавдиевич? Великолепно, правда? Да-да, завтра, как условились, заходите.

...Продолжая напевать, прочитал высказывание французского коммуниста Мориса Тореза: «Это яркое свидетельство того, что огромная мощь Советского Союза целиком стоит на службе мира и счастья людей».

«Вот спасибо. Пожалуй, единственный, кто уловил самое главное, самую суть». Запел любимую арию, взял следующую подборку газетных материалов. Настроение сразу испортилось. Он перестал петь и нахмурился. Американский журналист Реймонд, опираясь на беседы с представителями Пентагона, в газете «Нью-Йорк тайме» особо подчеркивал «опасность для США советского первенства в космическом пространстве». При этом Реймонд утверждал, что у США «имеется перспектива удвоения усилий, направленных на то, чтобы обеспечить оборону от советских дальнобойных ракет и искусственных спутников...».

«У пентагоновцев всегда одна мысль на уме, как научные открытия привязать к своему „колесу“, – раздраженно подумал Королев. – Боюсь, это так и будет».

Глава вторая
Открытие века

Всенародная встреча. Три витка или семнадцать? Невесомость дает себя знать. Космические сутки.

В апрельские дни того, гагаринского года в Подмосковье стояла на редкость теплая погода, хотя кое-где еще лежал снег. Леса и поля уже начали одеваться в нежный зеленый наряд, как будто сама природа принарядилась в этот торжественный день.

Москва приготовилась широко, по-русски сердечно встретить первого космонавта планеты 14 апреля. Вся трасса от аэропорта Внуково до Красной площади убрана флагами, расцвечена транспарантами. Всюду – портреты Гагарина. По обеим сторонам шоссе тысячи и тысячи встречающих образовали живой коридор, по которому не очень быстро двигался торжественный кортеж.

...Юрий Алексеевич Гагарин стоял в открытой машине и улыбался своей неповторимо счастливой улыбкой, той улыбкой, которая покорила уже весь мир. Космонавта буквально забрасывали цветами, машина ехала по разноцветному ковру из первых весенних цветов.

Вся Москва от мала до велика встречала героя. Вереница машин вышла уже на Ленинский проспект. «Как он сегодня необычайно живописно украшен», – подумал Юрий Алексеевич. И снова, куда бы он ни бросил взгляд – людское море. Москвичи заполнили все балконы, оконные проемы. Наиболее отважные и находчивые чудом держались на скатах крыш. Вездесущая ребятня, как только что прилетевшие грачи, расселась на ветвях деревьев. Крики: «ура!», «Слава Гагарину», «Мы первые» – не смолкали. А Гагарин улыбался и приветливо махал руками.

...Машина Сергея Павловича шла в конце колонны, растянувшейся почти на километр.

– Интересно, о чем думает сейчас Гагарин? – спросила Нина Ивановна.

– По-моему, ни о чем, – ответил жене Королев. – Он просто счастлив.

– А ты, Сергей?

– И я, Нина, счастлив.

Нина Ивановна чутким ухом уловила в голосе мужа грусть, но не подала вида, что заметила, и замолчала. Она хорошо понимала Сергея Павловича, никогда не мешала ему, когда он хотел остаться наедине со своими мыслями. Знала: заговорит сам. Не ошиблась она и на этот раз.

– Вечером прием в Кремле, – растягивая слова, словно вдумываясь в их смысл, сказал Королев. – В Кремле. Знаешь, всего ожидал, но чтобы митинг па Красной площади – мечтать не мог. Мечтать не мог, – опять медленно повторил он. – Гагарин выступит с трибуны Мавзолея, подготовлен Указ о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Так высоко оценили нашу работу...

И опять замолчал. Нина Ивановна не тревожила его разговором.

А Сергей Павлович думал о предстартовой неделе, вспоминал всех, чьи бессонные ночи, поиски, мечтания, мастерство сделали возможным сегодняшний праздник. «Великая победа разума» – так партия оценила нашу работу. Ну что ж, это верно. Сегодня и мой день тоже. Я шел к нему тридцать лет. Тяжело мне было? Тяжело. Но я выстоял. Да, сам себя не похвалишь... Надо признаться хоть самому себе: немного обидно и очень грустно. Кто я для всех этих ликующих людей – никто, лишь для немногих – Главный конструктор. Мой планер назывался СК, самолеты моего учителя носят гордое имя Ту. Прославленный сталевар известен всем, хлебороб, вырастивший отменный урожай, пользуется огромным уважением. Я всю жизнь работал для страны, для своих соотечественников... Но ничего, раз считают, что так надо... Мы еще не раз удивим мир".

Сергей Павлович посмотрел через боковое стекло и с удивлением обнаружил, что проехали уже Ленинскую библиотеку.

Оставив машину на Манежной площади, Королевы поднялись по Историческому проезду к кремлевским трибунам. Такой Красной площади они еще никогда не видели: море восторженных лиц, кумачовые флаги и цветы, воздушные шарики, портреты Гагарина, транспаранты. Все это шумело, гудело от нетерпеливого ожидания встречи с человеком, который за несколько часов стал любимцем всей планеты. Сергей Павлович взглянул на Спасскую башню. Золоченая стрелка приближалась к половине третьего. Трибуны Красной площади переполнены. Приглашены сюда и соратники Королева, будущие космонавты. Красная площадь ждала Юрия Гагарина, руководителей партии и правительства. Многочисленное людское море то затихало, то взрывалось аплодисментами, то скандировало: «Слава Га-га-ри-ну!», будто поторапливало организаторов скорее начать митинг.

– Вот ведь сколько шума наделал наш Юрий, надо быть поскромнее, – пошутил Сергей Павлович, обращаясь к Нине Ивановне. – Поскромнее... – Королев хотел еще что-то сказать, но не смог. Внезапно защемило сердце, перехватило дыхание, лицо обдало жаром, и Сергей Павлович ощутил пугающее головокружение. Остановился, Нина Ивановна вмиг почувствовала, как ослабела рука мужа.

– Что с тобой, Сережа?

– Сейчас все пройдет, – Сергей Павлович попытался успокоить жену. – Пойдем не торопясь. Это ничего, не умру. Ты же знаешь, неделю работали всю напролет.

Обыкновенная усталость.

– Нет, только домой, – решительно не согласилась Нина Ивановна. – Прошу тебя, Сережа. На тебе же лица нет.

По дороге домой вспомнились сегодняшнее утро, аэродром Внуково, торжественная церемония встречи первого космонавта и генерал-полковник авиации Громов, который подошел к Сергею Павловичу. Пожав руку, Михаил Михайлович, как и много лет назад, назвал его просто по имени. «Ну вот, Сергей, и твой „орел“ полетел. Поздравляю от всего сердца! Я ведь тогда, в тридцатых годах, не очень верил в него. Да я ли один. Молодец, всех убедил и доказал свою правоту. Горжусь, что я в тебе не ошибся». От добрых слов прославленного летчика, в годы войны командовавшего воздушной армией, на душе посветлело. Сергей Павлович всегда помнил великодушное его заступничество в годы тяжких испытаний, которое и для Громова могло обернуться серьезными неприятностями.

Машина быстро довезла их до дома в 6-м Останкинском переулке, куда Королевы переехали полтора года назад. Главному здесь прекрасно работалось и отдыха-лось, жаль только, часто приходилось уезжать в командировки.

Сергею Павловичу уже стало много лучше. Нина Ивановна помогла ему сесть в кресло, включила телевизор. Выступал Гагарин. Мальчишеский голос его словно быстрый и светлый родник лился над притихшей Красной площадью, страной, всем миром.

– Наш народ своим гением, своим героическим трудом создал самый прекрасный в мире космический корабль «Восток» и его очень умное, очень надежное оборудование.

С экрана телевизора глаза Гагарина смотрели прямо на Королева. Сергею Павловичу на минуту показалось, что они рядом, одни, и только ему, Главному конструктору, сказал сейчас первый космонавт слова благодарности.

А Юрий Алексеевич продолжал свою речь, смотря на Королева с экрана:

– Можно с уверенностью сказать, что мы на наших советских космических кораблях будем летать и по более дальним маршрутам. Я безмерно рад, что моя любимая Отчизна первой в мире совершила этот полет, первой в мире проникла в космос...

«Молодец, Юра. Хорошо сказал. Все у нас впереди, грустить не надо. И сердце у меня еще ничего. С кем пе случается. Главное – не отчаиваться. Медицина у нас тоже на высоте». – И уже вслух добавил:

– Все хорошо.

Нина Ивановна, поняв, что настроение и самочувствие мужа улучшились, подсела поближе.

– Сегодняшнюю Красную площадь сравнить нельзя ни с чем. А вот, Нина, сами торжества в честь нашего Юры напоминают мне июнь 1937 года, когда всенародно встречали экипаж Валерия Чкалова, перемахнувшего из Подмосковья через Северный полюс в Америку.

– Да, вероятно, все было почти так же. Только так и надо встречать настоящих героев-богатырей. И я верю, что тебя тоже будут так когда-нибудь приветствовать.

– Зря я разрешил тебе уговорить меня поехать домой. Там сейчас так хорошо. И я себя прекрасно чувствую. Вечером в Кремль пойдем обязательно.

– Может... – но, встретившись с пе терпящим возражения взглядом мужа, сдалась. – Хорошо, Сережа.

– Это ведь и мой день, Нина, – уже мягким голосом сказал Сергей Павлович. – Ты же меня всегда понимала.

...На Красной площади Юрий Алексеевич Гагарин заканчивал свое выступление.

– Сердечное спасибо вам, дорогие москвичи, за теплую встречу! Я уверен, что каждый из вас во имя могущества и процветания нашей любимой Родины под руководством ленинской партии готов совершить любой подвиг во славу вашей Родины, во славу нашего народа...

С экрана телевизора Королевы увидели, как к микрофону подошел Первый секретарь ЦК КПСС Н.С.Хрущев. Он еще раз поблагодарил всех ученых, конструкторов, рабочих, создавших космический корабль, подчеркнул, что в их славных делах нашли реальное воплощение труд и подвиг миллионов рабочих, колхозников, интеллигенции – всего советского народа.

– Завтра Юрий Алексеевич приедет к нам в ОКБ, выступит на митинге. Там я смогу обнять его еще раз, – обратился Сергей Павлович к жене. – Да и надо уже о новом полете думать, нельзя долго стоять на месте, можно разучиться мыслить. – Сергей Павлович рассмеялся. – Ну а теперь пора собираться на прием.

– Сережа, надо же и отдыхать когда-нибудь. Так нельзя. Подумай о здоровье.

Сергей Павлович решительно встал с кресла.

– Пора.

В начале мая Королевы приехали в санаторий «Сочи». Сергей Павлович согласился отдохнуть, да и врачи настоятельно советовали это сделать. То, апрельское, недомогание могло дать рецидив. Неподалеку отдыхал Гагарин с женой, Валентиной Ивановной, другие летчики – будущие космонавты. Ходили друг к другу в гости, купались, много и долго разговаривали. Особенно часто у Королевых бывал Гагарин. И как-то раз Юрий Алексеевич заговорил о том, что, видимо, его глубоко волновало.

– А что дальше, Сергей Павлович? – спросил Гагарин.

– А как вы думаете, Юрий Алексеевич?

– Когда ты летчик... все ясно. Сегодня полет, завтра – и так каждый день. Работа...

Сергей Павлович ждал этого разговора, давно подготовился к нему и был очень рад, что космонавт начал его первым. Он побаивался, как бы слава не вскружила голову этому молодому парню, чтобы положение «космической звезды», «Колумба космоса» не лишило его желания упорно трудиться, а всеобщая любовь не избаловала, не сделала из него человека-сувенира.

– Ясно. Понял, – пошутил Сергей Падлович. – Но это только констатация факта. А предложения?

– Еще раз слетать в космос.

– Согласен. Но с куда более сложным заданием. Потребуются новые знания, а для них время.

– Надо учиться. Я правильно вас понял, Сергей Павлович?

– Академия Жуковского. Сам в юности мечтал попасть в нее. Вы заметили, какими обширными знаниями обладают Владимир Михайлович Комаров, Павел Иванович Беляев? Их дала им академия. Без инженерных знаний нельзя.

– И Валентине моей тоже бы поучиться.

– Пусть поступает в медицинский. Моя дочь Наташа – ваша ровесница. Она медик. Пошла по следам матери – хирург. – Сергей Павлович помолчал. – Редко видимся – у нее работа, у меня работа. Она живет своей семьей. – Положив на плечо Гагарину руку и взглянув в посерьезневшие глаза космонавта, мягко проговорил: – В день совершеннолетия дочери я писал ей: «Всегда люби наш народ и землю, на которой ты выросла». Этого я и вам, Юрий Алексеевич, тоже хочу пожелать. В этом наша сила и счастье. – И уже совсем другим голосом спросил: – Как вы смотрите, Юрий Алексеевич, если следующий полет на 24 часа?

– Не знаю, Сергей Павлович. Три-четыре витка вынес бы, а дальше? Нет, не знаю.

– Спасибо за откровенность, Юрий Алексеевич. В нашем деле без правды не прожить. А ваши слова для меня очень важны, мы должны следующий полет де-гально обсудить.

– Следующим будет Герман?

– Это решит Государственная комиссия, но весьма иероятно, что вы правы. До августа все необходимо еще раз проверить и обсудить. Времени не так уж много.

Юрий Алексеевич ушел, Сергей Павлович проводил его и решил немного прогуляться по аллеям парка. 368

Вскоре увидел Нину Ивановну, уютно устроившуюся на скамейке в тени и читавшую книгу. «Сейчас не подойду к ней, надо еще немножко подумать», – решил Сергей Павлович и свернул на боковую аллею.

«Три витка должен сделать „Восток-2“ или пробыть в космосе больше, скажем, сутки? Как быть? С одной стороны, рисковать опасно, с другой – топтаться на месте некогда. Интересно, что думает об этом Титов? Советы по оборудованию корабля он дал весьма дельные. Толковый парень. Вот страна наша – везде таланты есть: Смоленск и Алтайский край, Украина и Поволжье. Ну на что же решиться? Многие за три витка. Нет, пой-ду-ка я к Нине». – И, приняв решение, он энергичной походкой пошел к тенистой скамейке. Сел рядом с женой, взял ее за руку.

– Три или семнадцать? – обратился Сергей Павлович к Нине Ивановне.

– Ты о чем, Сережа? – спросила Нина Ивановна, за многие годы привыкшая к внутренним диалогам мужа, но, заметив приближавшихся генерала Каманина, врача Яздовского и руководителя Центра подготовки космонавтов Карпова, предупредила: – К тебе гости.

Королев сразу оживился.

– Они-то мне и нужны! – и пошел к ним навстречу. – Так три или семнадцать? – испытующе взглянув на гостей, спросил Королев.

– За этим и пришли, Сергей Павлович, – ответил за всех Карпов.

Начался очередной разговор о втором полете: каким ему быть по длительности и насыщенности новыми исследованиями и экспериментами. Главный конструктор знал, что некоторые специалисты склоняются к постепенным шагам в космос. Есть над чем поразмыслить. И когда, казалось, обо всем переговорили, но единого мнения не выработали, Королев неожиданно предложил:

– Может, пригласим «ореликов» и посоветуемся? Им летать, им и решать!

– Когда?

– Сейчас.

И через несколько минут староста группы Павел Беляев и парторг Павел Попович собрали космонавтов в одной из беседок в парке санатория. Пришли также несколько специалистов. Когда все уселись, Королев обратился к собравшимся:

– Вношу на обсуждение проект программы второго полета в космос. Предлагаю на полные сутки. – Сергей Павлович взглянул на сидящих. Ничего, кроме крайнего изумления, не прочел на их лицах. «Не слишком ли смел СП? Может, у него голова закружилась от успехов?» – мысленно спрашивал себя каждый из присутствующих. Королев между тем как ни в чем не бывало негромко продолжал, излагая цель предстоящего эксперимента:

– Нас особенно интересует влияние длительной невесомости на человека: координацию его движений, психическое состояние, функции сердечно-сосудистой и пищеварительной систем. Точного ответа на этот вопрос у нас нет, даже после полета Юрия Алексеевича. Высказываются самые противоречивые мнения. Никто пока не может твердо говорить о характере влияния невесомости на жизненно важные функции человека.

Наступила пауза. Каманин и Карпов растерянно переглянулись, Яздовский раскрыл свою папку и уткнулся в документы, всем своим видом показывая, что не намерен выступать первым. Выжидающе молчали космонавты. Сергей Павлович, в мгновение оценив обстановку, внутренне улыбнулся:

– Хотелось бы в том порядке, в каком сидим, каждый пусть выскажет свое мнение о проекте. Потом подобьем «бабки».

Волей-неволей первым пришлось говорить Е. А. Карпову.

– Сергей Павлович, безусловно, прав, говоря, что мы не располагаем достаточными данными о влиянии космических факторов на организм человека. Но именно это обстоятельство требует от нас осторожности. Вы знаете, Сергей Павлович, я говорил Вам об этом – для начаг-ла ну, скажем, два-три витка. Не больше.

– А ваше мнение, Николай Петрович? – обратился Главный к Каманину. – Прошу.

– Отдаю приоритет в решении этого вопроса медикам. Надо собраться еще раз в Москве, пригласив специалистов. Академик Сисакян, да и Парин сторонники неторопливых шагов...

– Та-ак, – недовольно протянул Королев. – Попросим сказать свое веское слово медицину, – и взглянул на Яздовского, ожидая от него поддержки.

– В 1949 году, когда мы приступили к биологическим экспериментам, – начал издалека профессор, но Сергей Павлович прервал его:

– Не надо доклада, Владимир Иванович. Пожалуйста, кратко, самую суть.

– Хорошо. Опыты с полетами животных, как всем известно, велись довольно продолжительно. Тщательный аяализ всех данных, полученных во время экспериментов, убеждает нас в том, что невесомость не оставляет последствий на живых организмах. Но одно дело собаки, другое – человек. Я не хочу вас запугивать, – Яздовский повернулся к космонавтам. – Есть еще чисто психологическая проблема. Возможея глубокий эмоциональный стресс. Точнее – нервно-психическое расстройство... Разумом я за длительный полет, а вот на душе...

– Стрессовые обстоятельства? – удивился Андриян Николаев, будущий дублер Титова. – Для нас, летчиков, это не помеха. Мы с ними встречались не раз.