Текст книги "Королев"

Автор книги: Александр Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

– Не будем забывать, Сергей Павлович, и о космической радиации, – напомнил Карпов. – Специалисты не раз предупреждали нас о вредном воздействии ее на все живое. Корабль длительное время окажется без защиты земной атмосферы. Не хотелось бы подвергать человека чрезмерной опасности. А если вспышки на солнце?!

– А заранее предсказать их нельзя? – поинтересовался Павел Попович.

– Задача пока чрезвычайно трудная, – ответил Королев.

– Системы жизнеобеспечения выдержат ли такую нагрузку? Надо бы над ними еще поработать, – посоветовал Павел Беляев.

– Справедливо, – принял предложение Главный. – Двадцать четыре часа – не сто восемь минут...

Герман Титов с удвоенным вниманием выслушал все точки зрения. Он все больше понимал, что его мневие как космонавта в данный момент имеет особый вес. И знал, что каждый из его друзей, космонавтов-дублеров, готов, как и он сам, в новый космический полет. Как дублер Гагарина, он еще в апреле определил для себя: полет должен быть более сложным по длительности и по насыщенности полетной программы.

– А как вы думаете, Герман Степанович? – раздался голос академика. Ученому нравился этот молодой смекалистый летчик, родившийся в семье учителя, члена одной из первых на Алтае крестьянских коммун.

– Я готов, – торопливо заговорил Титов, словно боясь, что его прервут. – Понимаю, для чего нужен суточный. Верю, что такой полет можно исполнить уже те– .j перь, и готов это доказать на деле. ! С лица Королева спала настороженность, он улыбнулся. 1

– Не пойму, кто кого уговаривает, Герман Степанович. Вы меня или я вас? Чья, собственно, идея? – и уже твердо добавил: – Окончательно решать предстоит Государственной комиссии. Кое-кто, естественно, будет возражать, но мы постараемся убедить их.

И убедил. Но это произошло уже в Москве, на заседании Совета главных конструкторов. Многие уже пояя-ли необходимость получить фундаментальные научные данные о влиянии космического полета и в частности невесомости на организм человека. Важным доводом стало еще одно обстоятельство:

– Мы четко отработали все этапы гагаринского од-новиткового путешествия, – доказывал С. П. Королев на Государственной комиссии. – Каждый последующий виток, и в частности третий, как предлагают товарищи, – это новый район посадки. А на семнадцатом витке, то есть через сутки, корабль «Восток» вновь пройдет по проторенной гагаринской трассе. Тут уже все отработано: и средства связи, и средства поиска и встречи – все под рукой.

– А что будет предпринято, если по независящим причинам полет придется закончить на втором витке? – спросил один из членов Государственной комиссии.

– В случае необходимости при нерасчетном варианте мы имеем возможность, хотя это значительно труднее, посадить «Восток-2» на любом витке и сделать все необходимое, чтобы быстро эвакуировать космонавта и технику.

– Допускаете ли вы приземление за пределами советской территории?

– В исключительном случае, – ответил Королев, – правительства иностранных государств будут, как и перед полетом Гагарина, своевременно информированы о новом космическом эксперименте, проводящемся в СССР.

Государственная комиссия приняла компромиссное постановление: окончательно определить длительность полета после третьего витка. Но Сергей Павлович все равно остался доволен: решение столь важной проблемы сдвинулось с мертвой точки.

Королев обратил внимание, что на заседании не присутствовал его заместитель Цыбин. Позвонил:

– Павел, ты чем занимаешься? План выполняешь? Это хорошо, а почему на заседании не был? Не твой вопрос. Ясно. Понял. Ну а как дела? Неделю ко мне не заходил, а еще друг юности. Ладно, не оправдывайся, знаю, что не бездельничаешь. Скажи-ка, как идут дела по «крылатке»? Макет готов? Так... Так. Крылья во время ракетного старта прижимаются к фюзеляжу?! С орбиты как обычный самолет на любой аэродром. Об этом мечтал еще Цандер. Ты же знаешь, Павел Владимирович, меня крайне удручает дороговизна нашей техники. Разработкой корабля многоразового пользования заниматься надо. Это то, к чему мы придем рано или поздно. Другого пути пока не вижу. Вот что, дружище, заходи завтра ко мне... после работы, когда спадет горячка. Ну вот и условились. Да, а модельку захвати с собой.

Закончив разговор, Королев подвинул к себе «еженедельник» и написал: «Цыбин. 12.00». Дважды подчерк-.нул красным карандашом.

В начале июня 1961 года Королев согласовал с председателем Государственной комиссии Л. В. Смирновым предварительное решение: командиром космического корабля «Восток-2» рекомендовать Германа Степановича Титова, а дублером – Андрияна Григорьевича Николаева. Подготовка к полету, по мнению Главного, не должна занять более двух месяцев.

Вечером 16 июля Королеву домой позвонил заместитель Председателя Совета Министров СССР Д. Ф. Устинов. Он сообщил, что подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями большой группы ученых, конструкторов, рабочих, принимавших участие в подготовке полета Ю. А. Гагарина. Главному конструктору второй раз присвоили самое высокое звание – Героя Социалистического Труда.

– Нина, Нина, – крикнул Сергей Павлович жене, положив трубку, и, не дождавшись ответа, пошел к ней в маленькую комнатку, рядом со спальней. – Только что звонил Дмитрий Федорович! Мне присвоили вторую Звезду Героя. Да и не только мне, моим соратникам. Многие инженеры, техники и рабочие удостоены высших орденов. Они заслужили их. Чтобы я смог сделать без их светлого разума и талантливых рук?!

– Я рада за тебя, Сережа! Как высоко оценили твой труд Родина и партия! – И счастливая Нина Ивановна обняла мужа. – Поздравляю тебя! Ты заслужил это всей своей жизнью.

– Спасибо, родная. Чем-то надо отмечать и вас, наших жен, – полушутя-полусерьезно ответил Сергей Павлович. – За месяцы одиночества, терпение, за понимание и любовь.

...24 июля в Кремле ему вручали награду.

– Я сделаю все, чтобы оправдать высокую награду Родины. Все, что в моих силах. Все, – сказал тогда Королев, вложив очень многое в это «все».

Через несколько дней Главный конструктор начал собираться в командировку на Байконур, там шла подготовка полета Титова.

Однажды ранним утром Королев пригласил в кабинет инженеров-прибористов. Они захватили с собой различные материалы, так как были уверены, что совещание связано с предстоящим стартом «Востока-2».

Но Сергей Павлович ошарашил пришедших специалистов словами:

– Давайте, товарищи, подумаем о здоровье людей, об искусственном сердце, например. Что вы так удивились? Я, может, и о себе забочусь.

Конструкторы молчали, не зная, серьезно ли говорит Главный.

– К сожалению, наша техника пока не имеет прямого отношения к здоровью людей, – сказал академик. – Я ставлю вам, прибористам, задачу: уже сейчас помогать медикам сохранять здоровье трудящихся. Надеюсь, у нас найдется не один «левша».

– Как вам откажешь, просить вы умеете. Конечно, мы попробуем, – почти хором ответили ему специалисты. – Но задача не из легких, искусственное сердце-Сергей Павлович молча кивнул головой и тут же связался по телефону с институтом хирургии. Ответил академик А. А. Вишневский. Королев сообщил ему, что сейчас группа специалистов прибудет к нему в институт для конкретного разговора о создании искусственного сердца. Все сотрудники тотчас отправились в Москву на королевском ЗИЛе.

Не прошло и двух дней, как Королев потребовал от «сердечников», как он в шутку стал называть эту небольшую группу инженеров, взявшихся за создание медицинских аппаратов, показать ему план работы, ознакомить с главными направлениями. Высказав ряд пожеланий по разработке опытных образцов, утвердил план-график работ, пообещал помочь и потребовал регулярно сообщать ему обо всем.

Все шло по задуманному плану, хотя происходили сбои в сроках сдачи объектов, срывы поставок оборудования по вине смежников, неудачи при испытаниях блоков ракет, различных систем. Но это казалось Сергею Павловичу в порядке вещей. Однако крайне огорчала его неопределенность в реализации пилотируемой части лунной программы. Эскизные проработки сверхтяжелой ракеты-носителя Н-1, рассчитанные на возможности ОКБ В. П. Глушко, завершались, и тут, как гром среди ясного неба: Глушко отказался конструировать двигатели для Н-1. С этой машиной Королев и его соратники связывали далеко идущие планы. Вот почему Сергей Павлович решил еще раз побывать в ОКБ у Глушко и уговорить его изменить свое решение.

...Валентин Петрович Глушко жестом руки пригласил гостя за стол. Догадываясь о цели неоговоренного заранее приезда Королева в ОКБ, решил взять нить разговора в свои руки:

– Вот что, Сергей, – начал Глушко как можно мягче. – Согласен, ракета Н-1, задуманная тобой, нужна всем, не только тебе. Ничего против не имею; для первой ступени двигатели понадобятся в десять раз большей тяги, чем прежние. Но где их взять?

– На тебя вся надежда. Ты все сможешь, если захочешь.

– Кислородно-керосиновые исчерпали свой ресурс. Ты знаешь, мы с Полярным пытались справиться с тягой в сто двадцать тонн, но безуспешно. А сейчас ты хочешь иметь РД в 150 тонн, да еще в однокамерном варианте. Это же фантастика, а точнее, дилетантство. Тебе не терпится поднять в космос тридцать, пятьдесят, сто тонн. Повторю, кислородно-керосиновые в этом не помогут.

– Выходит, Валентин, – перебил Королев, – только высококипящая отрава – азотная кислота, тетроксид...

– И диметилгидрозин. Да, именно так. Школьнику ясно, что использование этих вещей позволяет решить куда проще такие проблемы, как процессы горения, высокочастотные колебания, охлаждение камеры. Твоя идея применить для двигателей водород просто нелепа. Я еще в тридцатых годах доказал бесперспективность водорода в ракетной технике.

– Теперь ты скажешь, что водород обладает очень малой плотностью, понадобится в десятки раз увеличить объем топливных баков. Это все скажется на полетных показателях ракеты...

– Вот именно, – согласился Глушко. – Зачем преднамеренно ухудшать их. Да к тому же Янгель и Чело-мей не глупее тебя, давно поняли это и получают от меня двигательные установки нового типа. Так что о чем говорить.

– Вы ставите под удар лунную программу, – перешел на «вы» Сергей Павлович, показывая этим, что дружеский разговор окончен, начались официальные переговоры. – Я приехал к вам по поручению Совета, я получил согласие на этот разговор в министерстве. Есть государственные интересы...

– Все "я", "я", – сорвался Валентин Петрович. – Все командуешь. Требуешь. А по какому праву?! Министр, ни меньше ни больше! Мы что, ваши подчиненные? Занимайтесь-ка вы, Сергей Павлович, конструированием собственно ракет, а прогнозирование ракетного двигателестроения оставьте за нами.

Королев медленно встал из-за стола и не прощаясь пошел к двери. Остановился:

– Спасибо, Валентин Павлович, за «школьника», за «дилетанта». Но запомните, пока я жив, на ракетах и кораблях нашего ОКБ будут стоять не те агрегаты, которые проще разрабатывать, а те, что безопаснее... Да, да! Со всех точек зрения. Есть еще и такое слово «прогресс». Оно вбирает в себя понятия: надежность, безопасность и наивысшая целесообразность, – выдавил Королев сквозь зубы, сдерживая гнев. – Мало вам гибели маршала Неделина. Не хотите помнить, сколько ракетчиков стали жертвой любимых вами высококипящих...

Так два крупных ученых не сошлись во взглядах на будущее ракетостроения. Каждый, кажется, по-своему был прав. Искать бы им компромисса! Не смогли. Непреклонность, а точнее, ошибочность идей В. П. Глушко, отбросили на много лет строительство тяжелой ракеты-носителя, которая по своим конструктивным оригинальным решениям являла собой новое слово в мировой космонавтике.

Через неделю Главный конструктор прибыл на Бай конур. Здесь его встретил руководитель космодрома А. Г. Захаров. Над степью стояло солнечное утро, обещавшее жаркий день. С. П. Королев решил, не останавливаясь в Ленинске, сразу поехать в свой домик невдалеке от стартовой площадки, так полюбившейся ему.

– Сергей Павлович, у вас найдется часок для меня? – попросил Захаров. – Мне хочется показать вам городок. Кстати, посмотрите и дома, построенные для членов Государственной комиссии и космонавтов. Они ведь частенько будут жить у нас.

– Думаю, что так, Александр Григорьевич. Но я, кажется, уже бывал в этих домах.

– Теперь строительство их полностью закончено. Королев согласился, и машина направилась в город. Трех-четырехэтажные дома незатейливой архитектуры. Скверы зеленели молодыми деревцами. Много цветов.

Сергей Павлович удивленно рассматривал поселок, где жили люди, готовящие и запускающие в космос ракетные системы.

– Разве можно поверить, что все это построено за четыре года? Невероятно.

– А вот справа заложили парк. На закладку его выходили все, как говорят, от мала до велика.

– А это что за стройка? – спросил Королев, увидев на городской площади здание в лесах.

– Дом культуры достраиваем.

– Это хорошо. А где наш главный строитель Георгий Максимович? – поинтересовался Королев.

– У генерала что-то сердце прихватило.

– Вот как! Надо бы заехать к нему. Всегда с глубоким уважением отношусь к Шубникову. Он и его коллектив военных строителей совершили невероятное. За два года с небольшим построили такое... Космодром– уникальное сооружение. Быстро и хорошо.

Машина выехала с площади, свернула чуть вправо и остановилась возле небольшого парка с двумя кирпичными домами. Это дома для Госкомиссии и космонавтов. С. П. Королев и А. Г. Захаров вышли из машины п скрылись в одном из зданий. Через полчаса они вышли.

– И все-таки, Александр Григорьевич, хотя накоротке я здесь был еще в апреле, не зря вы меня сюда пригласили еще раз. Выкладывайте.

– Большого умысла нет, – признался Захаров. – Но тут один товарищ побывал в этом доме и посетовал, что не хватает комфорта, и столько насоветовал. Пообещал пожаловаться начальству, если не переделаем.

– Вот как? Значит, ему особый комфорт нужен? Л как же наши специалисты живут здесь месяцами в одной комнате по пять-шесть человек? В следующий раз этого «гостя» поселите в одном из наших общежитии. Не захочет – пусть уезжает. Обойдемся...

– Жаловаться будет!!

– А вот насчет жизни у вас тут командированных специалистов пора подумать, Александр Григорьевич. Надо строить хорошую гостиницу номеров на пятьсот-шестьсот. Ставьте вопрос, я вас поддержу. Неплохо продумать генеральный план застройки городка. Он ведь навсегда!..

От города до стартовой площадки километров сорок. Королев сел на заднее сиденье, Захаров к шоферу. Сергей Павлович развернул желтую папку, которую брал с собой. В ней, как обычно, лежали деловые бумаги. На одни надо дать быстрый ответ, другие могли потерпеть. Королев достал те, что относились к предстоящему эксперименту. Все мысли его о нем. Суточному полету Сергей Павлович и его коллеги придавали особое значение. От «успеха» или «неуспеха» зависело многое... Будет ли «дверь» человеку в космос полностью распахнута или... на первый план придется ставить автоматические средства изучения космоса... Тогда полет Гагарина лишь фейерверк... Невесомость, невесомость. Друг или враг? И это бесконечно тревожило Сергея Павловича. «Не превысил ли я свои права? – в который раз возвращался он к этой мысли. – Да, конечно, я могу пересмотреть свое решение. Государственная комиссия пойдет мне навстречу... Да, надо еще и еще раз посоветоваться с Яздов-ским». И Королев снова углубился в документы. Прочитал проект сообщений о полете, потом полистал страницы с вычерченной орбитой полета «Востока» вокруг Земли. Убедился, что на 17 витке Титов полетит точно по гагаринской трассе, а значит, и возвратится на Землю в том же районе, что и первый космонавт. «Надо обязательно еще и еще раз проверить системы жизнеобеспечения, – решил Королев, – и особенно системы автоматического управления полетом корабля. А вдруг эта чертова невесомость или еще что-то?.. Надо быть готовым возвратить корабль на Землю с любой точки околоземной орбиты. Проверить систему ориентации. Не дай-то бог закапризничает... как один из „Востоков“, словно конь, освободившись от узды, умчался на другую орбиту... Не забыть подготовить сообщение для соответствующих зарубежных инстанций о предстоящем эксперименте».

Машина затормозила и остановилась возле коттеджа. У калитки стояла Елена Михайловна и ждала, как будто Королев уехал только вчера. Сергей Павлович вышел из машины, поздоровался с ней, передал управительнице дома небольшой дорожный чемоданчик.

– Заходить не буду... А часа через три заеду перекусить.

Через несколько минут Королев и Захаров были у монтажно-испытательного корпуса. Надев белые халаты, пошли в него. До полета «Востока-2» оставалось пять дней.

Во второй половине дня 5 августа Сергей Павлович решил еще раз встретиться с Германом Титовым. Доверительная беседа такая же, как и с Гагариным, состоялась на вершине ракеты, у корабля.

Легкий августовский ветерок, который не ощущался на земле, освежал лица. Дышалось легко. Сергей Павлович стоял, любуясь степью, почти выжженной жарким солнцем. А может, вспомнил, как в апреле вот так же стоял с Юрием Гагариным, напутствуя его на первый шаг в космос? А может, думал, как лучше начать этот последний перед стартом разговор со вторым космонавтом?..

– Как дома?

– Отец с матерью, кажется, догадываются. Письмо от отца получил. Он у меня мудрый. Можно я прочитаю из него несколько строк?

Королев молча кивнул головой.

– "...Я не хочу строить догадки о том, что у тебя затевается. Но если едут к нам люди, дело серьезное. Каким бы оно там ни было – малое или большое, – сделай его, сын, с толком, как подобает делать всякое дело, к которому ты приставлен. Сил у тебя должно хватить, по моим расчетам, уменьем ты подзапасен, разумеется, а средствами народ обеспечит. Покажи, что порода наша может послужить общему делу в меру своих сил и возможностей".

– Прекрасные слова, просто великолепные. Великое это счастье, Герман Степанович, иметь отца. – По лицу Королева пробежала тень, он тяжко вздохнул. – А меня воспитывал отчим. Как ни был хорош, а все-таки не родной. С отцом так ни разу не встретился. Скрыли, что он жив. Он умер, когда мне исполнилось двадцать два...

Королев надолго замолчал, потом энергично повернулся к Титову и перешел на деловой тон:

– Двадцать четыре часа – это очень много для второго космического полета. Вы знаете, немало голосов было за то, чтобы ограничить эксперимент тремя витками. Но мы должны, обязаны сделать глубокую пробу, Герман Степанович, – глу-бо-ку-ю. Не буду говорить громких слов, но второй в мире полет имеет исключительное значение для будущих пилотируемых экспериментов. Основой для прогнозирования завтрашнего дня наших работ может стать ваш доклад о полете, доклад исследователя. Поэтому еще и еще раз прошу: наблюдайте, наблюдайте и наблюдайте и точнее записывайте все. И только правду, ничего не скрывайте. Нет мелочей, все на поверку может оказаться ценным. Это в равной степени относится к вашему самочувствию и к кораблю, его системам. Как видите, – пожаловался Королев, – времени мало – всего сутки, а дел... – И, не закончив мысль, обнял летчика. Перешел на «ты»: – Уверен в тебе, как в самом себе, – взглянул на часы. – Пора, меня ждут. – Перед тем как войти в лифт и спуститься вниз, Сергей Павлович напомнил: – Еще раз повторяю: тщательно испытайте систему ручного управления во всех заданных режимах, возможность посадки корабля в любом районе. Автоматика хорошо, но с человеком – лучше. Может, у тебя есть потребность посидеть, поработать в корабле еще раз?.. Хотя, по правде сказать, это не очень желательно. Корабль полностью подготовлен... Но если ты считаешь это необходимым, я разрешаю.

– Как будто все ясно, – ответил летчик, – но было бы неплохо посидеть в корабле...

Через полчаса Герман Тито.в в сопровождении ведущего конструктора по кораблю «Восток-2» Е. А. Фролова снова поднялся на вершину ракеты.

6 августа Государственная комиссия дала «добро» на полет «Востока-2». Менее чем через четыре месяца после полета Юрия Гагарина в 9 часов утра по московскому времени казахстанская степь вновь озарилась слепящим глаза всполохом пламени. Громоподобный гул сотряс воздух и нарастающим валом пронесся над пунктом наблюдения. Ракета оторвалась от Земли и будто нехотя пошла вверх. Набирая скорость, она все быстрее и быстрее устремлялась ввысь.

– Пошла, родная! – радостно воскликнул Титов. Все с беспокойством наблюдали за подъемом ракеты. Ведь это всего-навсего второй полет человека в космос. Люди волновались, вероятно, не меньше, чем при первом запуске. Но все, слава богу, шло нормально.

Королев тоже немного успокоился, придя на КП связи, попросил крепкого чаю, хотя сердце и стучало немного быстрее положенного. «Ну это от радости», – успокоил себя Сергей Павлович и неожиданно вспомнил, что впервые на космодроме присутствует специальный корреспондент Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС). Главному конструктору его представили еще вчера. Журналист очень хотел побеседовать с ним сразу после старта. Сейчас Сергей Павлович попросил разыскать тассовца.

– Небольшого роста, чем-то похож на цыгана, в серо-голубом костюме, на лацкане пиджака значок «Пресса». Посмотрите, может, он в машбюро...

Через несколько минут журналист стоял перед Королевым.

– Я не оторвал вас от дел? – спросил у него Сергей Павлович. – Садитесь к столу, тут вам будет удобнее. Слушаю вас, товарищ Пресса.

– Хотя бы кратко, Сергей Павлович, о цели нового эксперимента?

– Вам уже известно, что космонавту Титову запланирован многочасовой полет. Он первым из людей проверит на себе суточный цикл жизни в космосе, столкнувшись с малоизвестными для нас факторами. Это не только перегрузки при старте и приземлении. О них мы уже имеем представление. Пилот встретится один на один с длительной невесомостью. Ее влияние на живой организм в земных условиях изучить полностью невозможно. Наши медики особенно ее побаиваются. При необходимости – немедленное возвращение корабля на Землю.

– Обо всем этом знает Титов?

– Да. Мы от космонавтов не скрываем сложностей и даже опасностей предстоящих полетов. Их согласие свидетельствует не только о понимании задач, которые им предстоит решать, но и о мужестве, о желании внести свой вклад в науку. За это мы, ученые, высоко ценим и уважаем их.

– Управление полетом корабля, видимо, требует опытного летчика?

– Ракета и самолет – машины несравнимые. Это все слишком сложно, и, может быть, нет смысла касаться всего комплекса вопросов. Но вот что вам необходимо обязательно знать: ракета-носитель – это и ракетные двигатели, и множество различных систем, сложных узлов, механизмов. Каждая и каждый из них обязан действовать и точно, и безотказно. Подъем ракеты, ее полет осуществляются при помощи автоматики. Система управления – удивительнейшее достижение человеческого разума, и без нее нет ракеты, нет корабля, нет эксперимента... Одним словом, автоматика, автоматика и автоматика.

– А человек, Сергей Павлович?

– Человек – творец этой автоматики. Человек на Земле и в космосе осуществляет контроль за автоматикой. В конечном счете автоматика – помощник человека в его беспредельных возможностях познания Вселенной, ее законов. Космонавт – это командир корабля. В нужную минуту он может взять управление полетом в свои руки. Он – испытатель космической техники. Если летчик в основном опробует только машину, то космонавт является и исследователем, и исследуемым. Он наблюдает за техникой на корабле, за своим самочувствием, а также за тем, что происходит за пределами кабины. Опыты, которые Титов проведет на борту по заданию ряда ученых, и те эксперименты, что войдут в программу следующих полетов, – все это есть тот научный материал, без которого мы не сможем делать новые шаги в исследовании космоса. В заключение скажу вам, что от полета корабля «Восток-2» мы ждем очень многого. Есть на нашем пути в космос барьер – невесомость. Да, вы ведь уже успели повидаться с Титовым? Ваши впечатления?

– Трудно судить по одной часовой беседе.

– Согласен. Я скажу несколько слов о нем. Пожалуй, примечательные черты Германа Степановича – это быстрота реакции, сообразительность, хладнокровие и, вероятно, самое ценное – наблюдательность, способность к серьезному анализу. При важности всех других два последних качества в данном полете имеют особое значение.

– Еще одна просьба, Сергей Павлович. Прочитайте, пожалуйста, – и журналист положил перед Королевым несколько листов бумаги. – Это репортаж о старте «Востока-2». Не хотелось, чтобы. вкралась какая-то неточность.

– Успели уже перепечатать на машинке? Это хорошо. – И стал медленно читать вслух. – Лучше вместо «старт ракеты» писать – «подъем». Это точнее, – и, достав ручку, заправленную черными чернилами, внес поправку в текст. – Фамилию «Королев» и других товарищей исключить. Преждевременно. – Сделав еще несколько уточнений, Сергей Павлович посоветовал одним абзацем рассказать о технических данных ракеты-носителя. Тут же продиктовал необходимые сведения и после этого на первой странице репортажа слева вверху написал: «Читал. Согласен к опубликованию. С. Королев. 6/VIII. 1961». – А теперь один вопрос вам, товарищ Пресса. Для каких газет предназначен репортаж?

– Для всех газет страны, радио, для всех информационных служб нашей планеты.

– Вы монополист?

– ТАСС – агентство правительственное. Но думаю, что на следующий запуск корабля на космодром приедут представители центральных газет, Всесоюзного радио и телевидения.

– Ну что же. Милости просим. Дела всем хватит.

Полет продолжался.

Группа медиков во главе с В. И. Яздовским внимательно следила за информацией, поступающей с орбиты. Регулярно отмечались и сравнивались с исходными данными частота пульса, давление крови космонавта. К ним зашел Сергей Павлович.

– Перед стартом пульс у Германа Степановича был несколько повышен, – доложил ему В. И. Яздовский.

– Эмоции. Ну а сейчас?

– Приходит в норму. Смотрите: в начале второго витка пульс почти земной – 64 удара в минуту.

– Если будут отклонения, прошу немедленно сообщить. – И, взглянув на часы, добавил: – Закончился третий виток. Как-то он там? Мысли, мысли его меня интересуют. И наблюдения.

Королев вышел в коридор и направился к председателю Госкомиссии, но на пути передумал и пошел в конец коридора, в свой кабинет. На двери висела табличка: «С. П. Королев». «Вот так, ни звания, ни должности. Кто таков? Наверное, табличку повесили, чтобы я кабинет не перепутал», – внутренне улыбнулся Сергей Павлович.

Открыл дверь, оглядел свой небольшой кабинет в одно окно. Возле стены ряд стульев, на письменном столе несколько телефонов.

Присев на край стола, Главный снял трубку.

– Королев. Свяжите с городом Куйбышевым. Линия занята? Переключите на Москву, – назвал номер, стал ждать. Услышал, что в Москве взяли трубку. – Здравствуйте. Я в порядке уточнения. Все-таки полные сутки. Береженого бог бережет. Да-да. Полное и обстоятельное медицинское обследование. Позвоните в Куйбышев. Напомните вашим коллегам. Думаю, что скоро вылетим на Волгу. Что? Укачивание? Морская болезнь? – беспокойно переспросил Королев. – Это сообщение самого Титова? Что же вы молчите?

«Вот тебе, Сергей Павлович, и первый сюрприз. Нежданный „подарок“ космоса. А что, если так будет продолжаться и дальше? Известно, что морское укачивание выводит из строя людей крепчайших физических возможностей? Потеря работоспособности?!»

В это время в кабинет вошли В. И. Яздовский и В. В. Ларин.

– Это что за порядок, Владимир Иванович? – накинулся Королев. – Я узнаю о неприятностях в космосе не от вас, а от других, из Москвы.

– Да это моя вина, Сергей Павлович, – заступился Парин, пощипывая короткие белые усы. – Но я подумал, что простая констатация факта ничего не даст вам. Надо было десяток минут поразмыслить.

– И как? – уже более спокойно спросил Королев, относящийся с большим уважением к знаниям и опыту В. В. Парина.

– Возможность расстройства вестибулярного аппарата мы ведь предусмотрели. Судя по словам Германа Степановича, оно не превышает нормы. Но дискомфорт есть. Думаю, что опасности пока нет.

– В чем же причина, Василий Васильевич?

– В условиях невесомости возникает нервно-эмоциональное напряжение. Оно и способствует развитию состояния, похожего на морскую болезнь. Это обязательно не для каждого человека. Но замечу, что мы не располагаем достаточными теоретическими данными, чтобы вполне объяснить влияние невесомости на организм... И тем более найти средства, нейтрализующие ее.

– Какие вы дали Титову рекомендации?

– Он их нашел сам, – ответил Яздовский. – Титов заметил, что если он не делает головой резких движений, то дискомфорт уменьшается. Других отклонений в организме нет.

– Не скрывает? Может, рядится в тогу ненужного мужества?

– Нет-нет. И по голосу, и по данным телеметрии все нормально. Ваши сомнения, Сергей Павлович, напрасны. Поверьте мне.

– Я вам верю, Владимир Иванович. Думаю, что через час можно отправляться на Волгу.

Ученые не спеша вышли, а Королевым, несмотря на оптимистическое завершение беседы, овладело еще большее беспокойство. «Впереди еще почти двенадцать кругосветных путешествий. А если где-то есть черта, за которую переходить нельзя?»

Каждый новый эксперимент в космосе Королев рассматривал с точки зрения далекой перспективы, которую он представлял яснее других, и верил в осуществление самых, казалось, фантастических проектов. Главный был убежден – в процессе работ весьма полезна преемственность, как бы закономерная очередность экспериментов, их взаимозависимость друг от друга. При этом Королев умел отобрать из десятков предложений то единственное, которое могло лечь в основу совершенствования ракетно-космической техники или научного эксперимента.

Аккумулировав все разумные предложения, Королев приходил к окончательному выводу, подписывая документы. (Необоснованных отступлений от запроектированных инженерных решений по всем элементам конструкции не потерплю, – не раз говорил Сергей Павлович своему первому заместителю по ракетам В. П. Мишину. – Решение принято. Оно закон для всех. Дисциплина во всем должна быть железная".

Главный конструктор считал, что каждый новый эксперимент, каждый новый искусственный спутник Земли или межпланетный «путешественник», каждый следующий полет живого существа должны непременно быть значительным шагом вперед в познании космического пространства. А уж каждый полет человека в космос обязан приносить науке все новые сведения. Тем более что риск для космонавта всегда остается. «Как ясно у Циолковского: „Планета – колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели“, – очень верно, – часто думал Королев. – Но, встав из колыбели, человечество не может и не имеет права годами, как младенец, ходить неуверенно, спотыкаясь, бесконечно держась за руку матери. Нет, у нас таким пробным шагом стал только первый. И сделал его Гагарин. Титов же должен не только закрепить достигнутое Юрой, но и значительно продвинуться дальше. Иначе незачем лететь, пускать деньги на ветер. Не на ветер, – усмехнулся про себя, – в космос. А если неудача? Если какие-то непредвиденные обстоятельства? А ведь я боюсь, боюсь, может быть, больше, чем все другие. Разволновался, сердце дает себя знать, а уж пульс наверняка чаще, чем у Титова, надо взять себя в руки. Люди ценят меня, знают о моих деловых качествах, я это чувствую. Ракеты надежно стоят на страже Родины, как не гордиться ими! Ну а если... Нет, уже невозможно снять меня с должности Главного конструктора. А впрочем, как бы ни называли, лишь бы дело оставили. Но тогда труднее будет руководить коллективом. Да, в случае неполного выполнения программы у многих опустятся руки, да и злопыхатели сразу изо всех щелей по-вылезут, прихлопнут все эксперименты. Нет, коллектив у меня крепкий, не даст в обиду. Техника не подведет, я уверен. Только эта неизвестная науке невесомость. А если в организме Германа Степановича произойдут стойкие изменения и придется прервать полет? Тогда на дверях в космос надолго повесят замок...»