Текст книги "Королев"

Автор книги: Александр Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)

– Ты не опоздаешь? – спросила Нина Ивановна.

– А ты разве не пойдешь?

– Нет. Я лучше побуду в саду. Мне это полезнее. Пойдем провожу.

Королеву понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы дойти до места. Там, возле памятника К. Э. Циолковскому, собралась не одна сотня людей – ученые, специалисты, космонавты. Поздоровавшись со знакомыми, он подошел к экипажу «Восхода», крепко пожал всем руки. Феоктистову и Титову напомнил, что их ждет коллектив ТАСС.

– Не подведите. Я обещал.

К Королеву приблизились авторы композиции «Космос» М. О. Барщ, А. П. Файдыш и А. Н. Колчин. Ученый, поздравив их с праздником, заметил:

– Ваша композиция – начало космосианы в искусстве. Появились стихи, песни, первые повести и романы, будут созданы живописные полотна, скульптура. Все это впереди.

Открылся митинг. В нем принял участие и Л. И. Брежнев.

Сергей Павлович внимательно выслушал выступление президента Академии наук СССР М. В. Келдыша, потом Ю. А. Гагарина. "Все верно говорят, но как-то буднично. Можно бы найти и другие, возвышенные слова. Сегодня это уместно. Вот на гранитном пьедестале хорошие слова высечены, – подумал Сергей Павлович и повторил уже запомнившиеся стихи Николая Грибачева:

 
И наши тем награждены усилья,
Что, поборов бесправие и тьму,
Мы отковали пламенные крылья
Себе, стране и веку своему".
 

Увидев, что к нему пробираются генералы Н. П. Камшин и Н. Ф. Кузнецов, направился к ним, взял под руки и чуть отвел в сторону.

– Праздник праздником, но пора и о деле подумать. Как идет подготовка к очередной работе? – обратился к ним Королев. – Не тяжело ли Беляеву? Все-таки сорок? Леонова попридержите, очень подвижен, эмоционален. А в общем-то, «лед» и «пламень» уравновесят друг друга.

– Я думаю так же, – согласился Кузнецов.

Мало кто из присутствующих на этом митинге понял бы, о чем говорили эти трое, даже если бы услышали случайно их разговор.

Готовилось новое космическое путешествие, и, как всегда, ему суждено стать новым событием в освоении космоса, событием столь дерзновенным, что превзойдет многие смелые фантазии.

Сергей Павлович, специалисты задумали на этот раз осуществить выход человека из космического корабля в открытый космос, плавание в нем, используя недлинный фал, соединенный с «Восходом».

Конечно, как всегда, нашлись противники, скептики, отрицавшие необходимость или хотя бы преждевременность нового эксперимента. При официальном обсуждении програмы полета «Восхода-2» Сергей Павлович сказал своим оппонентам:

– Летая в космосе, нельзя не выходить в космос, как, плавая, скажем, в океане, нельзя бояться упасть за борт и не учиться плавать. Надо смотреть вперед. Одновременно с изучением космоса неминуемо освоение и использование его возможностей в интересах науки, хозяйственной деятельности людей.

– А разве мы сможем из самого космического пространства извлекать хозяйственную выгоду? – спросил кто-то язвительным голосом.

– Будем, но не сегодня, а вот то, что космонавт, вышедший в космос, обязан уметь выполнять все необходимые ремонтно-производственные работы по кораблю, вплоть до того, чтобы произвести нужную сварку и так далее, уже сегодня абсолютно очевидно. Я уже говорил об этом с академиком Патоном. Наконец, нецелесообразна дорогостоящие космические системы поднимать на несколько суток в космос, наверное, их надо запускать на орбиту и оставлять там на весьма длительное время.

– Вы предлагаете ремонт космических систем непосредственно в космосе, ну а люди-то как же? – paдался все тот же голос.

– Корабли будут обеспечены всем необходимым для жизни экипажа. Между землей и орбитальной станцией смогут курсировать простейшие корабли, что-то вроде космических такси, доставляя сменные экипажи, оборудование, продукты. Кроме того, нельзя не предусматривать и аварийные ситуации, когда экипаж одного из кораблей окажется вынужденным перейти на борт другого. Хорошо, если удастся их со-сты-ко-вать, а если нет, то людям придется переходить через открытый космос.

– Послушали вас, как будто фантастическую книгу прочли.

– Чтобы все это стало реальностью, я и настаиваю на новом эксперименте.

Главный конструктор всегда думал об огромных затратах на создание ракетной и космической техники, предпринимал все возможное, чтобы уменьшить их. В тетради «для себя» у Королева есть и такие строки:

«Конечно, нужна типизация кабин, ракетных блоков, спускаемых аппаратов танкеров, основных систем на борту и аппаратуры, вообще разного бортового оборудования и т. д. Надо разработать и стандартизовать схему и конструкцию стыковки, причаливания, крепления, шлюзования и т. д.».

В другом, более раннем документе Главный конструктор, предлагая выбрать для эксплуатации наиболее рациональный вариант ракеты, исходил из следующего:

«В производстве будет находиться один тип серийной ракеты... а не несколько типов на разные дистанции, что весьма важно для промышленности. Однообразие типов ракет приводит к дешевизне, упрощает обучение персонала и обслуживание ракет. Большие удобства будут достигнуты и при транспортировке...»

Подготовка к полету шла полным ходом. В конструкцию корабля «Восход» вносились существенные дополнения. Специалисты создавали шлюзовую систему, необходимую для выхода в открытое пространство. А на предприятии, где разрабатывали космическую одежду, «шили» необычный скафандр, в котором человек; покинув борг корабля, мог бы жить, работать непосредственно в космической бездне.

Сергей Павлович уделял подготовке «Восхода» особое внимание и нередко первую половину дня обычно проводил у проектантов. Темп работ не устраивал Главного. Он заметил, что телефонные звонки, порой не имеющие никакого отношения к делу, отрывают исполнителей от обсуждения технических вопросов, мешают работе. Сергей Павлович запретил телефонные разговоры в утренние часы. Но под разными предлогами они продолжались. Терпение Главного лопнуло, и он решил преподать всем урок научной организации труда. Однажды в рабочую комнату проектантов «Восхода» вошел неизвестный человек, молча отключил все телефоны, сложил их в большой мешок и ушел. Отсутствие телефонной связи в наш век! Стало расти количество нерешенных вопросов, судьба которых зависела от двух минут телефонного разговора. И только спустя несколько дней «урок» закончился, телефоны проектантам возвратили. Но одновременно последовал официальный приказ, запрещающий сотрудникам вести телефонные разговоры с кем бы то ни было до 11.30. Эти часы отводились только для творческой работы. Решение это принесло желаемые плоды. Подготовка «Восхода» к полету стала еще интенсивнее и закончилась в срок.

В один из зимних дней группа космонавтов приехала в КБ. Были среди них и Павел Беляев, Алексей Леонов, Евгений Хрунов. Встретил их сам Сергей Павлович, предложил пройти в сборочный цех. Там летчики увидели знакомый уже макет корабля «Восход». Но сбоку у него появилась какая-то камера.

– Это, друзья, шлюз, – заметив удивление космонавтов, подсказал С. П. Королев. – Через него придется выходить из кабины корабля в открытый космос.

Ближе всех подошел к шлюзу Алексей Леонов. Стоял, прикидывая в уме, что к чему.

– Алексей Архипович, – услышал он голос академика, – можете надеть скафандр и попробовать совершить первый выход.

Тут только Леонов заметил скафандр, который внешне существенно отличался от тех, в которых космонавты уже совершали полеты. Летчику помогли облачиться в него, и под руководством Сергея Павловича Леонов начал репетицию выхода в космос через шлюз. На это ушло около двух часов. Закончив работать, Леонов не скрыл:

– Дело непривычное. Порядком устал. Сергей Павлович тут же спросил:

– Что скажете, ваши замечания?

– Прежде чем начать «выход» и «вход», надо составить четкий план всей операции, – ответил космонавт.

– Очень хорошо, вот и начинайте работать. Вскоре в Звездном городке основные и дублирующие экипажи начали готовиться к осуществлению столь необычного эксперимента.

По предложению С. П. Королева и Н. Ф. Кузнецова командиром основного экипажа утвердили самого старшего в отряде Павла Ивановича Беляева, он уже более двадцати лет прослужил в Советской Армии, успел повоевать с Японией, окончить Военно-воздушную академию. Его напарник – тридцатилетний летчик Алексей Архипович Леонов, пять лет ждавший своего часа. Он – слушатель четвертого курса Военно-воздушной инженерной академии имени П. Е. Жуковского, человек живой, веселый, особенно увлекающийся спортом и живописью.

Убедившись, что все идет в желаемом порядке: эксперимент по выходу в открытый космос утвержден, экипажи отобраны и готовятся, корабль переоснащен и практически готов к полету, Сергей Павлович решил осуществить свою давнюю мечту и съездить в Киев, в город своего детства и юности.

Осенний Киев встретил Королевых пасмурной погодой. Сергей Павлович, едва устроившись в гостинице, позвонил своему дальнему родственнику по матери Александру Николаевичу Лазаренко, который когда-то учился в Киевском политехническом институте. Хотел узнать, где похоронен его отец. Но тот не знал, и это естественно: Павел Яковлевич в семье Москаленко-Лазаренко чуть ли не предан анафеме. Сергей Павлович вышел на балкон, смотрел вдаль, ничего не видя... Ему живо представился заброшенный холмик с полусгнившим деревянным крестом. Стало не по себе.

"Отец, вот я и приехал к тебе, хотя и с большим опозданием, – прошептал Сергей Павлович. – Но моей вины тут нет. И все же – прости меня. Я не осуждаю мать, понимаю: в жизни всякое бывает, сам расстался с первой женой. Но зачем она лишила меня счастья общаться с тобой? Я ведь чувствовал, что вокруг твоего имени существует какая-то неправда. О тебе никогда не говорили в доме, не справляли ежегодных поминок, как по деду Миколе. Я смутно догадывался, что ты жив. Помню, как-то спросил у бабушки, когда та высаживала цветы на могиле деда: «А где могилка папы?» Та ничего не ответила, но брать на кладбище перестала. Правду не могла сказать, а врать не любила. Прости еще раз, отец. Я тогда твердо решил, что ты жив. Я понял, что это подразумевают тебя, когда в семье говорят: «Он – вспыльчивый не в меру, себялюбивый человек, тиран и деспот».

– Сережа, что с тобой? О чем задумался? – тронула за плечо мужа Нина Ивановна.

– Я прошу у отца прощенья. Сожалею, что я ничего не пытался о нем узнать. Только в 1937 году бабушка рассказала мне немного об отце. «Твой отец, Сергунька, был хорошим человеком. Горяч был – верно. Но разумом бог не обидел. И на доброту был щедр. Скуповат немного – жизнь научила», – сказала она тогда. Помню, я сел к бабушке на кровать, обнял ее за плечи и спросил: «Он очень виноват перед мамой?» – «Никогда, внук, не называй отца „Он“. Любил Павел Яковлевич, царство ему небесное, твою мать и тебя больше всего на свете. Мы с отцом во всем виноваты – выдали дочь замуж без ее желания. А без любви что за жизнь. Ты уж сам муж и отец», – ответила бабушка. Потом она погладила меня по голове, словно мне было десять лет, и неизвестно откуда вытащила небольшой сверток, развернула его и подала мне фотографию. Я сразу понял, что это мой отец. И знаешь, Нина, я увидел, что похож на него. Отцу на фотографии было лет тридцать, почти столько же, сколько и мне в ту пору, когда я впервые увидел этот снимок. А бабушка еще сказала: «В детстве обличием ты больше походил на мать, а сейчас – вылитый Павел Яковлевич. А уж характеры у вас – как две вишенки с одной веточки».

– Что-нибудь о его жизни тебе известно? Помнится, ты просил кого-то разузнать...

– Да разве я тебе не рассказывал? Отец всю жизнь оставался преподавателем русского языка и литературы в той самой киевской школе, в которую его приняли после отъезда из Житомира. С радостью встретив Октябрьскую революцию, он всего себя без остатка посвятил просвещению детей бывших бедняков. Особенно тяжело ему пришлось в первые годы после революции. Одна власть сменялась другой, Украину пытались оторвать от России, а отец не переставал говорить на своих уроках новым воспитанникам о славной вековой дружбе двух народов – русских и украинцев. Об этом узнали... и Павел Яковлевич едва не лишился службы. К счастью, через несколько дней Красная Армия выбила «друзей» украинского народа за пределы Родины.

Не знал Сергей Павлович, что отец его женился второй раз и душа в душу жил со своей супругой Марией Харитоновной до самой кончины. В 1925 году в семье родился сын, названный Николаем. Через несколько лет Павел Яковлевич умер. Мать не смогла дать сыну высшего образования, о чем мечтал отец. Говорят, что он внешне тоже был похож на отца, только глаза у него были материнские – серо-синие, с веселой искоркой.

Судьба Николая Королева сложилась трагически. В 1941 году Киев оккупировали войска фашистской Германии. Невыносимо трудной стала жизнь семьи. Многих юношей и девушек угнали на каторжные работы. Среди них оказался и шестнадцатилетний Николай. Попал на военный завод. Там примкнул к движению Сопротивления и, выданный провокаторами, был казнен со своими товарищами.

...С Днепра подул порывистый ветер. Он раскидал тучи, и вот уже над древним городом светит яркое солнце. Сергей Павлович все стоял, ничего не замечая, погрузившись в свои мысли. Ему вспомнился приезд из Одессы в Киев на учебу. «Да знал бы я, что где-то в этом городе живет мой отец, нашел бы дорогу к нему. А знал ли он, что я в Киеве? Нет, конечно, не знал. Да, бабушка говорила, что много позже отец прочел в газете заметку о состязаниях планеристов в Крыму, увидел мое фото и подпись „Сергей Королев“. Догадался, что это его сын, хотел приехать в Москву, но уже тяжело болел. Послал мне письмо, приглашал приехать в Киев, но письмо попало к матери. А было ли оно единственным? Кто теперь скажет?..»

Нина Ивановна, стоявшая рядом, сердцем поняла, какие мысли одолевают мужа, и решила отвлечь его от тяжких воспоминаний.

– Сережа! Тучи уже разошлись. Солнце-то какое. Поедем, покажи мне Киев. А могилу отца мы обязательно найдем8 8
  Нина Ивановна сдержала слово: с помощью родственников П. Я. Королева она нашла на Лукьяновском кладбище могилу отца Сергея Павловича и возложила цветы.


[Закрыть].

Поездка по городу рассеяла мрачные мысли Королева. Нина Ивановна и Сергей Павлович долго стояли на Владимирской горке, любуясь прекрасной панорамой города. Потом побывали у памятника гетману Богдану Хмельницкому, горячему поборнику дружбы народов Ук-раны и России. Восхищение у обоих вызвали знаменитые фрески Софийского собора, проехали возле политехнического института, два курса которого закончил Королев. К концу экскурсии по Киеву Королев повеселел:

«Было бы время съездить в Житомир, посмотреть на домик, где родился, где сделал первые шаги по родной земле, увидел солнце...»

– Романтик ты, Сергей!

К марту 1965 года «Восход-2» прошел все наземные испытания, экипаж закончил тренировки, сдал экзамен. Королев работал на космодроме, куда за несколько дней до полета приехали Павел Беляев и Алексей Леонов. Накануне старта, 17 марта, Королев еще раз зашел в гагаринский домик, где жил экипаж в предполетные сутки. Неторопливо сняв в прихожей темно-синее ратиновое пальто, в котором всегда зимой ездил на космодром, повесив на вешалку пыжиковую шапку-ушанку, Сергей Павлович прошел в гостиную и тяжело сел на стул, что стоял возле круглого стола. Космонавты заметили: Главный выглядел очень устало. Да и не удивительно, если с 8 утра до 12 ночи на ногах.

– Снег-то на улице. Вот тебе и март, – сказал Королев, поздоровавшись. – Ну как настроение?

– Отлично, – четко, по-военному ответил Павел Беляев.

– А если просто по-человечески? – переспросил академик. Ему явно не понравился слишком официальный ответ.

– Все нормально, Сергей Павлович, – поддержал своего командира Алексей Леонов. – Вот карандаши цветные заточил, готовлюсь порисовать.. Чтобы все цвета космоса... Сейчас бы километров десять на лыжах махануть... "

– Ну-ну, – Сергей Павлович улыбнулся одними глазами и, чуть склонив голову набок, цепко взглянул вначале на Леонова, потом на Беляева. Космонавты поняли: предстоит деловой разговор.

– Подготовка к старту проходит нормально. Были кое-какие неполадки, – не скрыл ученый, – они устранены, – секунду помолчал и, подойдя к главной теме беседы, еще раз напомнил: – Полет и сам эксперимент по выходу сложны. От вас требуем четкого выполнения программы. – Главный сделал снова паузу. – Вам самим следует учитывать все обстоятельства и принимать разумные решения. Всего на Земле предусмотреть невозможно. Повторяю, мы об этом не раз говорили во время тренировок: надо действовать по обстоятельствам. Земля, конечно, останется вашим советчиком, но на корабле – и собственная жизнь, и судьба эксперимента в ваших руках.

Сергей Павлович перевел дыхание, подумал, затем нащупал в кармане трубочку валидола, с которым не расставался, но в последнюю секунду решил не прибегать к его помощи.

– Если заметите неполадки, все может быть, не лезьте на рожон. Вы меня поняли? – строго предупредил Главный конструктор. – Науке не нужны рекорды, нужен серьезный научный эксперимент. Вы понимаете, как много мы ждем от него. То, что мы проведем завтра, откроет целое направление в космических исследованиях.

Королев встал, взглянул на книги, что лежали на столе, потом строго, тоном приказа произнес:

– Ложитесь-ка спать, «орелики». Завтра у вас сложная работа, – и ушел.

– Ну что ты о лыжах... – упрекнул Леонова Павел Иванович.

– Да я так, для разрядки. Выглядит он... одни глаза.

Утро 18 марта – день старта – выдалось по-весеннему ярким и солнечным. Снежная вуаль, покрывшая вчера степь, исчезла с первыми солнечными лучами. Обнажилась серовато-коричневая неприветливая земля.

Провожая у ракеты экипаж «Восхода-2», Королев по очереди обнял космонавтов и, подтолкнув чуть Леонова к ракете, сказал:

– Ты, Алеша, только выйди из корабля, а потом войди в него. И пусть тебе дует попутный солнечный ветер.

...К моменту начала эксперимента по выходу человека в космос члены Государственной комиссии собрались на КП связи, где уже установили «космические» телевизионные установки. С. П. Королев сидел рядом с дежурным оператором. К нему присоединились М. В. Келдыш, Н. А. Пилюгин, В. В. Ларин, В. П. Бармин, А. М. Исаев ц Г. И. Северин – конструктор корабельного шлюза и «ле-оновского» скафандра с автоматической системой жизнеобеспечения.

– Внимание! – предупредил дежурный оператор. – «Восход» приближается к территории Советского Союза.

11 часов 30 минут. Еще секунды, и на втором витке полета на экранах возникло изображение «Восхода», правда, не такое резкое, как хотелось бы. Хорошо видно шлюзовое устройство. Вот в нем показались руки, потом голова Леонова. С орбиты доносится: «Не торопись, Леша, делай, как учили, – советовал Беляев. – Пошел! – И снова вдогонку: – Не торопись, Леша!» И вот Леонов уже за обрезом шлюза в открытом космосе. Корабль между тем мчится над планетой со скоростью около восьми километров в секунду.

– Пульс у Леонова? – потребовал Королев у теле-метриста.

– Сто шестьдесят!

– Да-а! Не позавидуешь!

Стоявший рядом с Главным В. В. Парин взял руку Королева. Сергей Павлович хотел было отдернуть ее, но увидев, что это Василий Васильевич, смирился.

– Э, батенька мой, да у вас, Сергей Павлович, пульс чуть-чуть не все сто выбивает, – недовольно пробурчал Парин и, достав из кармана какую-то таблетку, молча дал ее Королеву. Тот так же молча положил лекарство в рот и снова впился глазами в экран телевизора.

Наконец из космоса раздались долгожданные слова, обращенные ко всем людям Земли:

– Че-ло-век вы-шел в кос-ми-чес-кое про-стран-ство! – Павел Беляев еще раз повторил: – Че-ло-век вы-шел в кос-ми-чес-кое про-стран-с.тво!

Всем, кто находился в этот момент на пункте связи, стало хорошо видно, как Леонов на небольшом расстоянии плывет вслед за кораблем. "

– Смотри-ка, повернулся! – не выдержав, воскликнул кто-то.

– Развел руками, плавает!

Все это видели на экранах телевизоров и миллионы наших сограждан, и телезрители многих стран планеты.

– Первые шаги вне кабины корабля сделаны! – с нескрываемой гордостью воскликнул С. П. Королев. – Поздравляю с выходом человека в космос! Леоновские минуты в открытом космосе войдут в историю мировой космонавтики! – а про себя подумал: «Вот так же когда-нибудь из лунного корабля выйдет космонавт, твердо ступит на загадочную поверхность Луны. Обязательно ступит!»

На память пришли запомнившиеся слова из песенки Бориса Мокроусова:

...Счастья большего ради

Лунный мир обживем,

Там березки посадим,

Соловьев разведем...

Будет все по-земному,

И любовь и весна,

Только жаль, что в окно к нам

Не заглянет луна...

Дождавшись, когда Леонов вернулся в корабль, Королев подошел к Северину, пожал руку:

– Спасибо, Гай Ильич! Твой шлюз и скафандр оправдали наши надежды. – Отдав распоряжение Центру управления полетом о тщательном контроле служб за ходом эксперимента, Королев пошел к ожидавшим его журналистам.

Кажется, со времени полета Юрия Гагарина наша планета не знала другого события в космосе, которое заставило бы землян так волноваться и гордиться своим сыном. Уже вечером этого дня телетайпы, радио принесли на космодром первые отклики на новый научный эксперимент. Их здесь ждали с нетерпением.

– Посмотрите, Сергей Павлович! – предложил Главному один из его ближайших сотрудников. – Пресса Англии, Франции, Индии, Польши, Чехословакии...

Академик молча просмотрел газеты.

– Это пока публицистика, – резюмировал он. – Нам с вами необходима научная, техническая оценка. А есть что-нибудь более существенное?

– Организация Объединенных Наций закончила рассмотрение вопроса о запрещении использования космоса, Луны и планет в военных целях, – неторопливо прочитал В. И. Кузнецов.

– Знаю. Это исключительной важности проблема, – несколько помрачнев, сказал Королев. – Не дай-то бог, чтобы еще Луна и планеты стали предлогом для ссоры народов. Этого допустить нельзя.

– Вот любопытное высказывание английского астронома Бернарда Ловелла, – раздался голос, – «русские опередили американцев».

– Ну и что, у нас свои возможности, у США своя программа, – заметил трезво мыслящий Мишин. – Да и в конечном счете разве так важно, кто впереди?

– Верно, верно, Василий Павлович, – подхватил Королев. – Не кружится ли у нас голова, друзья мои? Хотя мы и опережаем американцев в этом вопросе, но и отмахиваться от их опыта нельзя. Америка – страна техническая, ресурсы ее огромны. И минувшая война на ее территорию не заходила. Богатая страна. И народ ее талантлив. Чуть поморгаем – и нас могут обойти. Но отставать нам нельзя.

Полет «Восхода» продолжался строго по графику. Настолько все шло хорошо, что Королев позволил. себе раньше обычного пойти отдохнуть. Его примеру последовали все другие, кроме дежурной смены на КП связи.

По программе полета посадка корабля в заданном районе намечена на утренние часы 19 марта. На КП связи космодрома, как всегда, к назначенному времени собрались члены Государственной комиссии, к микрофону подсел С. П. Королев.

– Я – «Заря», – обратился он по радиосвязи к экипажу «Восхода», – «Алмазы», приготовьтесь к завершающему этапу полета на 17-м витке. В соответствии с программой с Земли скоро будут даны все необходимые команды. Как поняли меня?

– Я – «Алмаз», – раздался ответ Беляева. – Вас понял. Приступаем к завершающей операции.

На борт «Восхода» с узла КП пошли короткие и четкие команды, необходимые для успешной посадки.

– Команда пять прошла, – прозвучал голос оператора-контролера.

– Выдать команду шесть.

– Есть выдать команду шесть.

– Команда... Команда шесть не прошла. Не прошла, – дрогнувшим голосом сообщил контролер.

– Возможно, что-то с системой ориентации, – вслух подумал Раушенбах.

Кровь отхлынула от лица Королева. Еще не осознав до конца, что произошло, он сердцем почувствовал неладное. «Не включилась тормозная... значит, нет спуска...» С трудом разжав до боли стиснутые зубы, глухо потребовал:

– Связь!

– Есть связь, Сергей Павлович, – откликнулся Гагарин. – Я – «Заря»! «Алмаз»! Я – «Заря»!

– Я – «Алмаз». Слышу вас хорошо, – неторопливо, как на тренировках, ответил командир «Восхода» Павел Беляев. Он сразу понял, что команду на спуск корабельная автоматика не приняла. Готовимся ко второму варианту посадки. Как поняли, «Заря»?

Спокойные, ровные, будто ничего не случилось, голоса переговаривающихся космонавтов вывели Главного из секундного оцепенения. Мысль его лихорадочно заработала: «Переход на ручное управление... Другого выхода нет... Какой виток? Желательно на следующем... Сместится район посадки... Это не страшно...» Вслух Сергей Павлович бросил только две фразы:

– Как учили! На следующем витке!

– Есть, понятно! – принял команду Гагарин и как можно спокойно передал экипажу: – Паша! Как учили. На восемнадцатом витке. – И, взглянув на Сергея Павловича и Мстислава Всеволодовича, добавил: – Так решила Государственная комиссия.

Переговорную трубку взял Королев:

– Все будет хорошо, – в голосе его слышалась твердость. – Ждем вас на Земле!

На этом сеанс радиосвязи закончился. До следующего – около часа.

Все, кто находился на командном пункте связи космодрома, разом заговорили. Каждый пытался высказать свое предположение о причинах случившегося.

– Может быть, сама тормозная?

– Раушенбах прав! – раздраженно согласился Главный и вышел из пункта связи. За ним пошли другие члены Государственной комиссии. И только придя в свой кабинет, С. П. Королев дал волю чувствам:

– Сколько раз испытывали эту чертову систему ориентации. На тебе, забарахлила, – нервничал Главный. – Пустяковая, совсем пустяковая. Нет, в нашем деле нет мелочей.

Все знали, что надежности техники, тщательной ее проверке С. П. Королев придавал исключительное значение. Не раз он говорил своим сотрудникам: «Даже тогда, когда, казалось бы, все проверено и перепроверено, остается доля риска, и она не дает покоя». Но в самых сложных ситуациях он оставался собранным, деловым, не допускал ни малейшего повода для паники. Но сегодняшняя неполадка – серьезное ЧП в космосе. Несколько успокоившись, Сергей Павлович начал рассуждать вслух:

– Ориентация... Что же с ней случилось, надо же ведь, а? Корабль, как конь без узды, не хочет свернуть с дороги. Техника!.. Вот тебе и ориентация! Не дай бог, если в другую сторону махнет...

– Есть же ручная система ориентации, – напомнил Пилюгин.

– А если и она... – мрачно отозвался Главный.

– Будем надеяться на лучшее, – поддержал Келдыш.

– Одна беда всегда ведет за собой другую. Не дай-то бог, еще сама тормозная заупрямится, – не успокаивался Королев.

– Есть же резервная, – вмешался председатель комиссии Тюлин, сдерживая Королева.

– АО людях вы забыли? Это ведь люди, а не роботы... Небольшой стресс может погубить все ..

– Все это так, – поддержал Королева кто-то из членов Госкомиссии. – Надо быть готовым ко всему...

– Что значит «ко всему»? – вдруг возмутился Сергей Павлович. – Я ни минуты не сомневаюсь ни в технике, ни тем более в людях. Я рассуждал вообще. У Павла Ивановича железная выдержка. Как он говорил оттуда, из космоса, вы слышали? Позавидуешь! Под стать ему и Леонов. Верно я говорю?

– Полностью согласен с вами, Сергей Павлович, – летчики не подведут, – поспешил ответить маршал авиации Руденко.

– Спасибо, Сергей Игнатьевич, за поддержку, – ответил Королев, – а то некоторые стали сомневаться, заговорили о каком-то «стрессе», – через силу улыбнулся Королев и снова обратился к членам комиссии: – Судя по расчетам, место посадки «Восхода» намного сместится в район Урала. Необходимо отдать нужные указания летчикам и всей группе встречи.

Сергей Павлович остался в кабинете один. И тут ему вспомнились его собственные строки, написанные Нине Ивановне незадолго до старта:

«Мы стараемся все делать не торопясь, основательно. Наш главный девиз: „беречь людей“. Дай-то бог нам сил и умения достигнуть этого всегда, что, впрочем, противно закону познания жизни. И все же я верю в лучшее, хотя все мои усилия, и мой разум, и опыт направлены на то, чтобы предупредить, предугадать как раз то худшее, что подстерегает нас на каждом шагу в неизведанное...»

– Вот оно, предчувствие, – произнес тихо Главный. – Что это за чувство? Кто знает?

В эти часы трудно было всем.

На 18-м витке командир корабля Павел Беляев вручную сориентировал корабль в пространстве. Проверив точность ориентации по показаниям приборов, включил тормозную двигательную установку. Она сработала, и корабль пошел на встречу с Землей. Он приземлился на Урале в таежном труднодоступном районе Пермской области.

Через несколько часов ТАСС передавало:

"19 марта в 12 часов 02 минуты по московскому времени космический корабль «Восход-2», пилотируемый экипажем в составе командира корабля полковника Беляева Павла Ивановича и второго пилота подполковника Леонова Алексея Архиповича, благополучно приземлился.

Посадка произведена командиром корабля полковником Беляевым с использованием системы ручного управления".

Сергей Павлович после посадки сразу связался с экипажем «Восхода» и поздравил его с успехом. Потом вызвал к себе специалистов, ответственных за работу бортовых устройств.

– Разобраться в причинах. Доложить мне. Будем обсуждать на Совете главных.

– Но и так все ясно, – попытался смягчить гнев Главного инженер Б. В. Раушенбах.

– Вам все ясно, а мне нет! Кто конкретный виновник, вы?

И быть бы буре, если бы в эту минуту не вошел А. Ф. Богомолов, специалист по космотелевидению. Радостный, а потому и не заметив, что Королев разгневан, буквально сунул Главному в руки еще не просохший фотоснимок, полученный с орбиты, о «прогулке» Леонова в космосе.

– Вы только взгляните, Сергей Павлович, – все этапы и неплохое изображение...

Королев впился в снимок. Сомкнувшиеся было на лбу брови разошлись, и чем дальше он рассматривал фотографию, тем светлее становилось его лицо.

– Молодцы! Порадовали меня, Алексей Федорович. Это же убедительнейший документ. Отпечатайте побольше и раздайте участникам свершения. Прекрасный сувенир... Как вы смотрите, Борис Викторович?!

Часы, прошедшие до приземления «Восхода», не прошли бесследно для Главного. На висках Сергея Павловича появилось больше седины, возле глаз стала плотнее паутина морщинок, а у рта чуть глубже складки. Многие запомнили, что перед заседанием Госкомиссии Королев пошутил: «А теперь принесите для нас полкило валидола».

Американские ученые, надеявшиеся, что их соотечественник первым осуществит выход в космос в процессе подготовки полета на Луну, были сейчас крайне огорчены, узнав о советском достижении. Но не признать успеха советской космонавтики они не могли. Исполнительный директор Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства доктор Уэлш заявил журналистам: «Мы ожидали, что русские сделают что-то сенсационное, и теперь мы дождались».