Текст книги "Осколки старого мира (СИ)"
Автор книги: Александр Нетылев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Солнце уже постепенно клонилось к закату, когда ученый вдруг остановился.
– Подождите, – сказал он.
Внимательно оглядевшись, он подошел к корням огромного дуба. Дубу этому было явно не меньше нескольких веков; ствол его не смогли бы обхватить все они, выстроившись вокруг него и взявшись за руки, а ветви уже не могли держаться на весу.
Но не сам дуб интересовал ученого. Торопливо раскопав землю у корней, он продемонстрировал окружающим ржавую железную табличку с какими-то непонятными письменами.
– Вот оно. Это один из Дозакатных языков. На нем говорили в Восточной Империи, соседней Народной Земле и нескольких государствах помельче.
– И что тут написано? – осведомился Тэрл, сильно сомневавшийся, что находка имеет какую-то ценность, кроме исторической.
– Гмундн, пятьдесят километров. Похоже, это дорожный знак. До Заката тут была автострада… Ну, нечто вроде дорожного тракта для скоростных перевозок.
Тэрл огляделся. На дорожный тракт это место походило меньше, чем никак. Такой же лес, как и везде вокруг. Поистине, самым страшным и разрушительным оружием было и оставалось время.
– Грядет рассвет, – послышался низкий, рокочущий голос, напоминавший грохот камнепада.
– Кто это сказал?! – воскликнул Тэрл, внезапно почувствовав непонятный страх.
Нет, он, конечно, боялся чудовищ Порчи. Тот, кто не боится реальной опасности, – не храбрец, а всего лишь дурак. Но этот страх отличался от всего, что Тэрл когда-либо испытывал. Он был многократно сильнее, это во-первых. И во-вторых, воин не мог четко сказать, чего именно он боится.
Ведь вокруг них никого не было.
Боялись и остальные. Резкими, отчаянными движениями паникеров прошедшие не одну битву солдаты водили стволами винтовок, выискивая источник голоса. Тихо запела Лана, накрывая их куполом щита. Один лишь Килиан, хоть и явно тоже боялся, не спешил что-то делать.
– Прекратить панику! – команда ученого звучала бы более убедительно, если бы его собственный голос не дрожал, – Этот голос. Он слишком низкий. К нему примешаны нотки инфразвука. Именно это вызывает в вас страх.
– Откуда он исходит?! – спросил Тэрл с твердым намерением, найдя источник этого «интразвука», разрядить в него весь магазин.
– Откуда-то сверху…
– Грядет рассвет, – повторил голос.
И на этот раз отследить источник звука не составило труда. Собственно, догадаться можно было еще в первый раз, – но слишком уж невероятна была догадка.
– Это дерево… – озвучила общую мысль Лана.
Складка на стволе древнего дуба шевелилась, как будто рот, и голос раздавался именно из нее:
– Грядет Рассвет. Время Владык и время рабов. Время искалеченных тел и время искалеченных душ. Время погасших звезд в отражении моря. Время трех великих предательств. Предательство сердца расколет мир. Предательство крови обрушит империи. Предательство веры сожжет Небеса. Грядет Рассвет. Время рабов и время Владык. Так и станет.
– Ты понимаешь меня? – спросил Килиан, – О чем ты говоришь?
Но дерево не слышало его. Игнорируя вопросы, игнорируя нацеленное на него оружие, оно твердило:
– Грядет Рассвет Владык.
– Что за Рассвет Владык?!
– Грядет рассвет…
– Оно не слышит тебя, – голос Ланы по-прежнему звучал холодно и неприязненно, но в первый раз с того разговора она решила обратиться к ученому, – Оно просто повторяет то, что знает. Повторяет, даже зная, что его никто не станет слушать…
– Это не только ему свойственно, – ядовитым голосом заметил он.
– А ваша способность общаться с деревьями? – торопливо спросил Тэрл, пока чародеи, чего доброго, не затеяли новую ссору. Гражданские…
– Уже пробовала, – ответила девушка, – Оно не желает со мной общаться. Оно говорит, чтобы быть услышанным, но оно не желает говорить что-то еще… Или слушать кого-то само.
– И такое людям бывает свойственно, – прокомментировал Килиан, – В любом случае, нам нельзя здесь оставаться. Длительное воздействие инфразвука чревато последствиями для нервной системы. Нам нужно двигаться дальше.
Возражающих не нашлось. Тэрл, однако, заметил:
– Мы не успеем пройти пятьдесят километров до темноты. Идти через этот лес в потемках – самоубийство. Нужно где-то разбить лагерь на ночь. Эжени, ваши растения смогут показать нам путь к какой-нибудь поляне?
– Они не мои, – хмуро ответила чародейка.
– Хорошо, НЕ ваши растения смогут найти нам поляну?!
– Смогут.
Они не понимали, просто не понимали!
Внешне Лана «морозилась», но внутри ей хотелось рыдать и биться в истерике. Все эти взгляды… Они не понимали, что она чувствовала. Тэрл и остальные солдаты считали, что она вела себя неадекватно; они ничего не говорили об этом, но она чувствовала их отношение.
Они не понимали, как ей больно.
Лана чувствовала себя одинокой и непонятной. Не сказать чтобы она не привыкла к такому ощущению: хотя чародеи в Иллирии пользовались почетом и уважением за то, что они могут, в каждодневном общении их все равно сторонились. Кто пожелает общаться с человеком, который говорит о странных и непонятных вещах, видит то, чего не видят другие, общается с хомячком и плачет над «умершей» чашкой? Эжени всегда тонко чувствуют весь мир вокруг, чего никогда не понять людям, не умеющим или не желающим чувствовать подчас даже других людей. Даже Лейла, с которой Лана дружила с самого детства, могла не крутить пальцем у виска, но никогда не понимала её. Они были хорошими подругами, но смотрели на мир слишком по-разному.
Да, Лана привыкла быть одинокой среди людей. Но с Килианом, как ей казалось, все было по-другому. Он не видел мир так, как она, но он хотел его увидеть. Стремился понять. Возможно, потому что сам он был так же одинок.
Именно поэтому она назвала его другом и очень этой дружбой дорожила. Она дорожила этой дружбой… А он, казалось, делал все, чтобы эту дружбу разрушить. Сперва этот глупый поцелуй. Ну зачем, зачем он стал вмешивать это? Зачем? Конечно, она понимала, что сама некогда поцеловала его первой. Но тогда это был просто выплеск эмоций, радость от того, что они остались живы. Она думала, что это понимает и он, что он не будет делать из этого далекоидущих выводов и питать ложные надежды. Ведь он пытался ее понять. Ведь она рассказывала ему, кого любит на самом деле. Неужели он решил, что она может любить одного, а целоваться с другим? Или что его поцелуй заставит ее вдруг забыть о недоступном «принце»?
Когда же вскрылся обман с его экспериментами, Лана поняла, что он не понимает ее вообще. Он не понимает, что творит чудовищные вещи, – но вместо того, чтобы хотя бы попытаться понять это, он пытается убедить ее, что ничего плохого не сделал. Как ребенок, накалывающий бабочек на булавки и даже не пытающийся задуматься, что бабочкам тоже больно. Да, ребенок просто не понимает. Но бабочкам больно. И точно так же больно было и Лане.
Она чувствовала себя преданной. Чувствовала, что ее открытостью, ее доверием цинично воспользовались против нее.
Поэтому нельзя открываться. Даже тот, кто кажется другом, может причинить боль. Не со зла. Потому что даже не поймет, чем именно причиняет ее. И именно поэтому после того разговора Иоланта Д’Исса вела себя холодно и отстраненно. Так легче.
Так безопаснее.
Путь продолжался. Ноги чародейки уже гудели от усталости, но она не жаловалась. Изо всех сил старалась не жаловаться. Еще утром она сказала бы о своей боли, но не теперь. Не показывать слабости. Та самая черта, что ее всегда так бесила в мужчинах, как ни иронично.
Обещанная поляна, – одна из немногих в окрестностях, – обнаружилась через двадцать минут. По указаниям Тэрла солдаты стали разбивать палатки и собирать хворост. Килиан занялся разведением костра, а Лана – приготовлением пищи. Она была совсем не против: готовить чародейка умела и любила. Она верила, что если вкладывать в это правильные чувства, то и тот, кто будет есть, станет капельку лучше. Сейчас, правда, это было сложно: сложно вкладывать те чувства, которых не испытываешь сама. Тем, что она сейчас чувствовала, ее спутников можно было скорее отравить. Но Лана постаралась собраться.
Следить за своими эмоциями – первое, чему учатся эжени. Выявить негатив и преобразовать его в нечто поистине прекрасное и гармоничное. Нельзя просто подавить его: рано или поздно любая плотина рухнет, и поток эмоций просто смоет наивного дурака, решившего, что жаркое пламя не будет обжигать, если дотрагиваться до него с закрытыми глазами.
После ужина отряд разбрелся по палаткам. Большинство палаток были двухместными; только Лане, как единственной девушке, досталась индивидуальная. Вероятно, по той же причине, распределяя время вахты, Тэрл с самого начала сбросил ее со счетов. А может, просто потому что был о ней не очень хорошего мнения. В любом случае, Лана не имела ничего против этого факта. Сидение на страже, как и любое другое длительное монотонное занятие, было бы для нее очень тяжелым.
Первым часовым стал немногословный солдат по имени Стефан. Вторая вахта досталась Килиану. Самую сложную, перед рассветом, Тэрл оставил за собой.
И хотя обычно Иоланта могла подолгу ворочаться без сна, в этот раз она едва успела завернуться в спальник, прежде чем отключиться.
Килиан вызвался нести вахту добровольно. Хотя он ненавидел просыпаться среди ночи и потом засыпать обратно, но еще больше он ненавидел продолжительное присутствие рядом посторонних людей. Килиан предпочитал проводить хотя бы часть времени каждый день или в полном одиночестве, или хотя бы в окружении немногочисленных самых близких людей. На протяжении перехода то и другое было равно невозможным.
В этом плане вахта была самым настоящим подарком судьбы. Знай себе поддерживай костер, поглядывай по сторонам и думай о своем. Сейчас ему это было остро необходимо. Отбросить маски, перестать взвешивать каждое слово и сосредоточиться на том, что действительно гложет. Сейчас его мысли – только его.
Чародей приближался к достижению своей цели. И чем ближе она становилась, тем сильнее подтачивали его душу сомнения и колебания. Как же все было просто! Тогда, в самом начале. Как все было просто тогда и как усложнилось сейчас.
Сейчас он уже не знал, что делать. Он знал, что когда встанет на место последний кусочек мозаики, многие из тех, кто сейчас сражался с ним бок о бок, обернутся против него. Они не поймут его мотивов, просто не поймут. Можно было попытаться объяснить, но он не верил в объяснения. Он не смог даже объяснить Иоланте, что его «чудовищные эксперименты» спасли ее от страшной участи. Ведь он знал, что творил со своими рабынями Первый адепт.
Как легко было, когда все они были лишь фигурами в его игре. Теперь же Килиан старался удержать это отношение: именно поэтому он не желал запоминать имен и лиц идаволльских солдат. Они были всего лишь солдатами, функцией, орудием, которое позволит ему одержать верх над адептами Лефевра. Так было бы гораздо проще…
…если бы не Иоланта.
Чародейка не была фигурой, и не была ей уже давно. В тот самый момент, когда она спряталась за его спиной от регенераторов, отношение к ней изменилось. Она поверила в него, и он просто не мог предать эту веру.
Просто не мог. Даже зная, что тем самым рискует совершить еще более страшное, еще более невозможное предательство. Что загоняет себя в ловушку, из которой нет и не может быть выхода.
Море и небо. Море и небо…
Килиан повторял эти слова, как мантру. Он подбросил дров в костер, просто чтобы хоть чем-нибудь занять руки. Не таким уж благословением была эта вахта. Тяжелые мысли рвали его душу на части. В какой-то момент ученый поймал себя на том, что с надеждой ждет знакомого чувства проникновения в свой разум. Но этого не происходило. Его мысли принадлежали только ему. Он был один. Совсем один.
Чародей обхватил себя руками, как будто вдруг стало холодно, – хотя объективно огонь горел жарко, да и ночи в этих широтах были вполне теплыми. Одиночество. Он смеялся над этим словом. «Организованному разуму возможность без помех пообщаться с самим собой только приятна», любил говаривать он. Но лишь теперь, благодаря Лане, он понял, что смеялся над одиночеством только потому…
…что был одинок всегда.
Он вспомнил глаза, похожие на бездонное небо. А потом в памяти всплыла улыбка Ланы. Улыбка, видеть которую было так приятно. Улыбка, право видеть которую он потерял навсегда. Из-за того, что сделал… И из-за того, что только предстояло сделать.
Повинуясь внезапному порыву, чародей поднялся на ноги и откинул полог единственной в лагере одноместной палатки. Иоланта спала на боку, завернувшись в спальник и прижав колени к животу. Её лицо было напряжено: что-то неприятное ей снилось. А Килиан так надеялся, что хотя бы во сне она улыбнется.
И все-таки, даже хмурая, она была прекрасна. Не потому даже что у нее было такое красивое лицо или фигура. Нет, в другом было дело. Её чувства – вот что привлекало его. Или даже скорее способность чувствовать, – в полной мере. Как будто Килиан находил в ней то, чего недоставало ему самому.
Как много отдал бы Килиан, чтобы она была с ним! И дело было даже не в сексуальном влечении, хотя его тоже глупо было бы отрицать. Он хотел, чтобы их судьбы слились воедино. Хотел пройти весь жизненный путь рука об руку с ней.
Вот чего он хотел. Но вместо этого неумолимая река Времени несла их к неизбежному порогу, преодолеть который дано не всем. Он сделал почти все, что мог, чтобы ей не пришлось с этим столкнуться, но все впустую.
Почти все, что мог.
Чародей почти удивился, когда на кончиках его пальцев заискрил разряд энергии. Как просто. Потянуться к Лане сейчас, пока она спит. Прикоснуться к ее виску и изменить ее разум. Он захочет, чтобы она пережила Рассвет Владык, – и она будет жить. Он захочет, чтобы она осталась с ним, и она останется с ним. Он захочет, чтобы она его любила, и она будет его любить.
И все снова станет просто. Не будет никаких сомнений, никаких колебаний. Не придется делать страшный выбор. Просто делай то, что считаешь правильным, и любимая девушка всюду последует за тобой.
«Как рабыня?»
Эта мысль слегка отрезвила Килиана. Рука, уже потянувшаяся к ее голове, замерла, будто наткнувшись на невидимую стену.
Рабыня… Не такой судьбы он хотел для Ланы. Когда он спасал ее из лап адептов Лефевра, он делал это не потому что хотел занять их место. Он хотел ее любви, но он хотел настоящей любви, а не результатов электрической стимуляции соответствующего отдела мозга.
А по-настоящему любить она смогла бы, только будучи свободной. Только сейчас Килиан в полной мере осознал, почему Лана заявила ему, что его эксперименты для нее еще страшнее изнасилования.
Для нее, живущей чувствами и волей, лишение свободы личности было поистине ужаснейшей участью, какую только можно себе представить.
«Более ужасной, чем смерть?»
Коварный червячок сомнения снова стал грызть его душу. Да, Килиан никогда не позволил бы себе изменить ее разум лишь для того, чтобы сделать ее своей любовницей. Но сейчас ведь вопрос стоял не только об этом. Завтра они достигнут Гмундна. И если он сейчас ничего не сделает, то скорее всего, она умрет.
Скорее всего. А если нет? Что, если он ошибается? Ведь он не всеведущ. Может быть, все обойдется?
Может быть, все обойдется. Килиан НЕНАВИДЕЛ эту фразу. От нее так и веяло отказом от контроля над собственной судьбой. Чародей не мог принять этого, поэтому-то одной из первых форм магии, которой он овладел, был контроль вероятностей. Но чтобы использовать его, нужно было знать, как должны развиваться события, чтобы случилось то, чего он хотел. А Килиан не знал этого. Поэтому все вероятности он готовил для того, чтобы выиграть битву с адептами Лефевра, но не мог ничего поделать с тем, что будет после этого, когда раскроются ворота Тюрьмы Богов.
– Килиан. Что ты делаешь?
Это был голос Тэрла. В своих раздумьях чародей пропустил момент смены вахты, но опытный воин без труда проснулся и сам.
– Прошу прощения, – ответил он, – Слегка… увлекся. Не беспокойся, я продолжаю наблюдать за обстановкой.
– Я вижу, – в голосе гвардейца прорезалось нечто похожее на сарказм, – Главное, чтобы твоя «обстановка» не проснулась.
Спина ученого загораживала пальцы рук, поэтому того, что действительно внушало бы беспокойство, Тэрл не видел. Но все же Килиан торопливо впитал заклинание. Еще не хватало, чтобы «обстановка» и вправду проснулась.
Тем временем воин продолжил:
– Мне отнюдь не хочется, чтобы ваши неуставные отношения помешали успеху дела. Хоть вы и не входите в армию Идаволла, но в этом походе вы под моим командованием.
– Между мной и Ланой нет никаких отношений, – ровным голосом ответил юноша.
– Но ты хотел бы, чтобы они были, – это был не вопрос, это было утверждение.
– Чего я хотел бы – не твое дело, – вот это Килиан сказал гораздо резче, чем планировал, – Я держу свои чувства в узде.
Кого он пытался убедить в этом? Его или себя?
– Надеюсь на это, – медленно кивнул гвардеец, – Надеюсь, что ты будешь в состоянии сделать все, что от тебя потребуется, не отвлекаясь на сантименты.
Ученый обернулся и внимательно посмотрел на него:
– А ты сам? Ты сможешь сделать все, что потребуется от тебя?
– Я никогда не вызывал нареканий в этом плане, – с легким удивлением ответил гвардеец, – Я мог допустить ошибку, но я всегда исполнял приказы, принимал решения и следовал им до конца.
– Тогда ответь мне, Тэрл, – с вызовом продолжил Килиан, – Тебе ведь был отдан приказ вонзить мне нож в спину, если у тебя возникнут сомнения в моей благонадежности?
– Нет, – невозмутимо сказал воин, после чего так же невозмутимо пояснил:
– Метод убийства оставлен на мое усмотрение. Если тебе так интересно, то я предпочел бы всадить тебе пулю в голову.
– Что ж, – хмыкнул чародей, – Я учту это.
– Ты намекаешь, что оружие в моих руках даст осечку? – заинтересовался Тэрл.
– Разумеется.
Они усмехнулись синхронной, одинаковой усмешкой, исполненной взаимопонимания. Такое понимание характерно для давних друзей… Или не менее давних врагов. Врагов, изучивших все ходы друг друга, но всегда готовых продемонстрировать друг другу новые. Не ради победы. Ради наслаждения самим поединком.
Килиан вдруг почувствовал, что если Тэрл сейчас выхватит меч и атакует, то он не успеет произнести заклинание, а опоры палатки не дадут уклониться в сторону. Единственным вариантом будет выхватить шпагу и принять удар на жесткий блок. Но если удар будет нанесен сверху, то куда более тяжелый клинок запросто переломит тонкое лезвие шпаги.
Однако в эту игру можно играть и вдвоем. И Тэрл почувствовал, что Килиан уже учел этот момент в вероятностях, скорректированных для боя с армией Халифата. Если противник переломит его клинок своим, то обломок клинка попадет прямо в глаз переломившему. В результате ранены будут оба, и еще вопрос, кто сильнее.
– Твоя вахта уже закончилась, – напомнил Тэрл.
– Я помню об этом, – кивнул Килиан, – Четыре часа, все спокойно.
Вернувшись в свою палатку, чародей отправился спать. Как забавно: в детстве он воспринимал сон как маленькое путешествие во времени. Ты закрываешь глаза в настоящем – и перемещаешься на несколько часов в будущее.
Только вот сейчас в этом будущем был приближающийся момент неизбежных потерь и предательств.
Грядет время трех великих предательств. И он уже знал, какими будут первые два.
Глава 12. Клинок расскажет
В один час пополудни путешественники вышли на след воинов Халифата.
Это было заметно сразу же: в окружении Мустафы не было своей Ланы, и никто не возражал против причинения вреда растениям. Черные оставляли за собой обширную просеку.
– Они прошли здесь около двух часов назад, – заметил Тэрл, склонившись к следам на земле, – Необходимость прокладывать путь задерживает их; если мы поторопимся, то сможем их догнать.
Благодаря магии Ланы отряд и без того продвигался достаточно быстро, и выход на просеку не слишком на это повлиял. Однако чисто психологически гораздо проще было идти, видя перед собой дальше пары метров.
Да и опасности Пустошей стали беспокоить их гораздо меньше. Время от времени отряд натыкался на тварей Порчи, но все они были уже мертвы. Обгорелые деревья и обильные следы иридиевого порошка ясно давали понять, что главной ударной силой отряда халифа был сам халиф, – впрочем, стрелянные гильзы тоже попадались, а в одном месте помимо неизвестной твари с щупальцами валялись двое убитых солдат в черных одеждах. Оружие и припасы у них забрали, а вот тела оставили удобрять лес.
Лана все-таки надела кольчугу и теперь мучилась. Чародейка не жаловалась вслух, но периодически болезненно двигала плечами, пытаясь перераспределить нагрузку. Каждый раз, как она так делала, сердце Килиана обливалось кровью, но помочь ей он не мог. Безопасность важнее комфорта. Хотя в некоторым запозданием он сообразил, что для лучшего эффекта кольчужные рубашки стоило бы переплести в кольчужные мантии или халаты.
Сам ученый время от времени добавлял в матрицу вероятностей новый условный оператор. Разумеется, ограниченность ресурсов не позволяла ему предусмотреть все возможное. Но время от времени какая-то из вероятностей казалась ему особенно важной, и он Повышал еще что-то из своих запасов. Он не ставил целью защитить их всех от всего: это было невозможно. Вместо этого чародей сосредоточился на защите себя и Ланы.
И как ни странно, Лану защищать было субъективно проще. В каком-то смысле даже приятнее. Как будто она в большей степени заслуживала этой защиты.
Пожалуй, из всей группы только Тэрл не демонстрировал нервозности. Для него это был просто еще один военный поход. То, что сражаться предстояло с колдуном, не особенно его беспокоило: несмотря на ряд особых возможностей, колдун был, в сущности, всего лишь человеком. А значит, его можно было убить.
Этого, по крайней мере.
Лес становился все гуще, и в какой-то момент Килиан внезапно понял, почему.
Пепел. Пепел отлично удобряет почву, а здесь его когда-то было много. Ученый когда-то читал о древнем городе, построенном у подножия вулкана. Жители долгие годы опасались, что вулкан начнет извергаться, все чаще они говорили о том, что пора уходить в более безопасные места. Но каждый раз откладывали отъезд до следующего сбора урожая, ведь вулканический пепел делал землю невероятно плодородной. В конечном счете дооткладывались до того, что город был уничтожен землетрясением. Внезапно, как снег в декабре.
Впрочем, здесь ситуация была несколько иной. Ведь от Заката бежать было некуда. Кто-то мог скрыться в Идаволле, но таких в любом случае было меньшинство.
Война божественных чародеев обратила в пепел целые города.
Лес закончился внезапно. Очередной шаг – и путешественники ступили на край огромного котлована. Это не было что-то естественное: как будто мертвое пятно на земле. Незаживший шрам на теле природы.
– Господа, – негромко произнес Килиан, – Добро пожаловать в Гмундн.
У их ног раскинулся город древних, будто что-то не позволяло всемогущему Времени засыпать его землей. Как и предписывала сомнительная эстетика Дозакатной культуры, город состоял из огромных башен в форме прямоугольных параллелепипедов. Башни могли иметь разные масштабы или соотношение сторон; изредка попадались сдвоенные или изгибающиеся под прямым углом, но на том разнообразие заканчивалось.
Вероятно, когда-то их могли различать цвета крыш, но теперь, спустя тысячи лет, Время придало им индивидуальность совершенно иным образом. Даже камень не вечен. Рухнувшие крыши, покосившиеся стены. Тут и там здания, торчавшие из земли плотно, как волосы на голове, облокотились друг на друга, будто пьянчуги под конец бурной ночи. Другие – валялись на земле бессмысленными грудами камней.
И нигде ни капли растительности. Даже плющ, вечный спутник древних руин, не смел притронуться к проклятому городу.
Городу людей, погубивших этот мир.
– Ну что ж, – хмыкнул Тэрл, безразличным взглядом оглядывая руины, – Куда дальше?
– Понятия не имею, – откликнулся чародей, – Координаты указывают на город. Дальше придется искать самим.
На несколько секунд гвардеец задумался. А затем высказался:
– Нам нужно уцелевшее здание. Никаких обрушенных стен и окон. Достаточно крепкие ворота. Закрытые.
Поймав удивленный взгляд Ланы, он пояснил:
– Его светлость сказал, что то, что мы ищем, это тюрьма. И то, что когда-то там заключили, до сих пор там. Так что она должна до сих пор удерживать его. Это, – он ткнул пальцем в полуразрушенный дом, – Удержать что-либо неспособно.
Первые проблемы возникли уже при спуске в котлован. На глаз прикинув высоту, Тэрл связал вместе две веревки, один конец обвязал вокруг дерева у края, а другой сбросил вниз.
– Я спускаюсь первым. Стефан, ты замыкающий. Проследи, чтобы никто не ударил нам в тыл.
Он не обратил внимания – или сделал вид, что не обратил, – что Иоланта смотрит вниз с ужасом. Девушка явно не хотела спускаться таким образом. Высота пугала ее, и это не был иррациональный страх: чтобы спуститься с такой высоты по веревке, нужны были сильные руки, чем чародейка похвастать никак не могла.
– Не бойся, – шепнул ей Килиан, тихо, чтобы не привлекать внимания солдат к ее проблеме, – Я буду спускаться прямо за тобой и поддержу тебя.
– Как?.. – недоуменно переспросила Лана.
Это было первое, что она сказала ему после памятного разговора про эксперименты с разумом. Что ж, не худший вариант.
– На тебе кольчуга. А я владею магнитокинезом. В принципе, я мог бы и просто спустить тебя по воздуху, но это было бы сложнее: дальность воздействия не так уж велика, и мне пришлось бы двигать тебя параллельно спуску. Да и ощущение висения в воздухе весьма сомнительное.
Он вспомнил, как они с помощью того же магнитокинеза спасались с обреченного корабля. Забавно: тогда это было адское ощущение. Но чем больше времени проходило, тем сильнее ученый находил его приятным. Даже не столько от прикосновения к Лане, сколько от чисто эмоциональной стороны.
Тогда он чувствовал себя героем. Сейчас ему этого чувства очень остро недоставало.
Спуск прошел в целом гладко. Тэрл ворчал по поводу промедления, но внутренне был доволен. Для отряда, в котором аж двое гражданских, время, в которое они уложились, было… приемлемым.
Пока подопечные заново привыкали к твердой земле и странному для открытой местности спертому и сухому воздуху, командир гвардии зорко оглядывал окрестности. Он не видел мрачной атмосферы руин, красот старинного города или бесценных свидетельств былых времен. Все, что видел воин, это места, где мог укрываться враг.
А таких было много. Слишком много. Окна домов. Поваленные столбы. Крошечные переулки. Непонятные машины, напоминающие железные повозки.
Эти, к слову, заинтересовали Килиана, но после тщательного осмотра он остался разочарован:
– Без толку. Топливо не выдержало времени. И, кажется, некоторые детали, но тут точно не скажу. А вот топливо – однозначно.
– Будем идти пешком, – спокойно ответил Тэрл, – Стефан, Вэлент, следите за окнами. Не нравятся они мне. Лана, отслеживай пятна Порчи. Килиан: есть идеи, где здесь может располагаться тюрьма?
– У меня есть предположение, – неуверенно ответил юноша, – Но его надо будет проверить.
– Проверим. Других вариантов все равно нет. Веди. Поглядывайте по сторонам: я чувствую, что за нами наблюдают. Не знаю, кто, но…
– А я, кажется, догадываюсь, – хмыкнул ученый, глядя на что-то за его спиной.
Из проулка между двумя домами, как будто таракан из щели в стене, вылезал зомби. Во многом похожий на того, с которым они уже столкнулись ранее, он был, кажется, несколько моложе: на вид ему можно было дать лет четырнадцать. Тэрла это ничуть не смутило. На войне нет детей и взрослых, есть только свои и враги. Те, кто не понимают этого, погибают в первом же серьезном бою, где обе стороны кидают в прорыв едва оперившихся юнцов.
А Тэрл был все еще жив.
– Цельтесь в голову, – напомнил он.
Вэлент, – светловолосый детина из тех, кто равно громок и на поле боя, и за трактирной стойкой, – вскинул винтовку и дал одиночный выстрел. Непривычное оружие не помешало опытному вояке попасть в цель навскидку. Голова зомби разлетелась вдребезги, как брошенное в стену перезрелое яблоко, и тело плавно осело в пыль.
– Идем отсюда, – невозмутимо сказал Тэрл, – Килиан, показывай дорогу. Где один, там запросто может быть и больше.
– Вы слышите? – спросила вдруг Лана, подняв палец вверх.
Воцарилась тишина. Отряд напряженно прислушивался. Командир услышал, о чем идет речь, уже через пару секунд.
Это был постепенно приближавшийся топот десятков или даже сотен ног.
– Предлагаю небольшую корректировку плана, – обманчиво-спокойным голосом заметил ученый, – БЕЖИМ отсюда!
Взяв за руку Лану, Килиан повел отряд в одному ему известном направлении. Тэрл и его люди следовали за ним, но при этом поглядывали в сторону приближающегося источника звука. Преследователи совершенно определенно ускорились.
Когда улица начала заполняться зомби, солдаты открыли огонь не колеблясь. Огнестрельное оружие давало им серьезное преимущество: передние ряды тварей падали, даже не пытаясь уклониться. Но даже когда из трех зомби падали двое, третий продолжал переть вперед. Медленно, но верно разрыв сокращался.
– Ты вообще знаешь, куда идти?! – воскликнул Тэрл, торопливо перезаряжая винтовку.
К счастью, опытные солдаты стреляли с разной частотой, чтобы периоды перезарядки приходились на разное время. Если бы стрельба прекратилась хоть на пять секунд, за это время их бы попросту смяли.
Ответить чародей не успел: прямо перед ними показалась еще одна группа зомби. В отличие от первой, они стояли неподвижно, но при появлении людей продемонстрировали прямо-таки нездоровое оживление.
– Не сюда, – сделал вывод Килиан, стреляя в ближайших тварей.
Магией он воспользоваться не пытался. Да и вряд ли против таких противников молния оказалась бы эффективнее пули.
– Сюда! Вниз! – крикнула Лана, указывая на каменные ступеньки, уходившие под землю.
– Отлично, – кивнул Килиан, быстро смещаясь туда.
Поймав вопросительный взгляд Тэрла, он пояснил:
– Такие туннели соединяют разные точки города. Надеюсь, с другого конца дела обстоят получше.
С чем дела точно не обстояли получше, так это с освещением. Присмотревшись, можно было различить места, где когда-то под потолком крепились освещавшие туннель фонари. Но глупо было бы рассчитывать, что керосин, или чем там эти фонари заправлялись, продержится столько времени.
Зато в тактическом плане туннель давал колоссальное преимущество. Зомби из обеих групп теперь наступали с одной стороны. Лестница слегка замедляла их продвижение, а дневной свет с поверхности четко подсвечивал силуэты. И хоть самим зомби темнота, похоже, не мешала находить цели, на такой позиции держать оборону можно было очень долго.
