Текст книги "Собрание сочинений в девяти томах. Том 1. Подводное солнце"
Автор книги: Александр Казанцев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 42 страниц)
Радист Иван Гурьянович сбился с ног. Радиограммы сыпались на него дождем. Это были сводки о весенних всходах в Каракумах, обязательства нефтяников Сахалина, цифры выплавки стали по всему Союзу, сообщения о запуске новой автоматической станции к Марсу, о выработке электроэнергии на атомных станциях, о ходе специальных работ в Проливах, сводки и доклады с бесчисленных участков грандиозного промышленного и строительного фронта.
Весь этот поток радиограмм, обрушившихся в один день на радиорубку гидромонитора, был адресован Волкову.
Но ни самого Волкова, ни телеграммы о его прибытии не было. Всем собравшимся в салоне капитана было ясно, что вместе с Ходовым, которого ждали с минуту на минуту, прилетит, очевидно, и сам Волков, приказавший переправлять ему корреспонденцию сюда.
Александр Григорьевич порывисто распахнул дверь в салон.
– Встречайте! Летят!
Федор и Алексей поспешно оделись и вышли на палубу. В лучах прожекторов вертелись серебристые вихри снежинок. Матросы сметали с палубы снег. Он лежал на поручнях, на крышах ларей, в углублениях иллюминаторов. Ванты казались сделанными из толстых белых веревок.
Вскоре Волков и Ходов вышли из опустившегося на гидромонитор вертолета.
Галя, в ожидании притулившаяся у реллингов, бросилась к отцу. Волков поцеловал дочь, поздоровался со всеми встречавшими его моряками и строителями и распахнул пальто с меховым воротником, словно давая этим понять, что торопится снять его.
– Устали с дороги? Может быть, отдохнете? – спросил Федор на правах хозяина корабля.
– Какое там устал! – рассмеялся Волков. – Выспался. В Москве не всегда удается. Я думаю, что мы, не теряя времени, соберемся у Василия Васильевича.
– Прошу, – пригласил Ходов. Алексей шел рядом с Ходовым.
– Василий Васильевич, хочу срочно доложить вам о новых возможностях.
– Доложите заместителю председателя Совета Министров, – оборвал Ходов.
– Но это очень важно, Василий Васильевич! – настаивал Алексей.
– На совещании, – сухо ответил Ходов и отвернулся.
Алексей пожал плечами и замедлил шаг. Его догонял дядя Саша.
– Кажется, дело плохо. Даже слушать не стал, – шепнул он. – Может быть, решение уже принято?
– Разберемся, – сказал дядя Саша, кладя руку на его плечо.
Галя шла рядом с отцом.
– Как мама?
– Письмо привез. Платок теплый прислала, – улыбаясь, ответил Николай Николаевич.
Гале очень хотелось спросить, зачем прилетел отец, но не рискнула. Она осталась у запертых дверей салона. Матросы и строители подходили к ней и почему-то шепотом спрашивали:
– Ну как?
Галя пожимала плечами.
– Итак, товарищи руководители, – начал Волков, – положение на стройке грозит срывом правительственного задания и далее нетерпимо.
Волков словно отчеканивал каждое слово, и в этой его манере говорить, как и в спокойной уверенности Ходова, Алексей угадывал предопределенное решение. Он опустил голову. Волков продолжал:
– Я прошу руководителей строительства, начиная с товарища Ходова, назвать мне ту помощь, которую вам надо оказать людьми, материалами и машинами, чтобы выправить положение.
– Я уже докладывал, Николай Николаевич, – начал Ходов. – Для выправления положения нужно немедленно вернуться к прежнему методу работ на опытном участке. Однако время упущено. Чтобы наверстать потерянное, нужно увеличить число строителей, добавить строительные механизмы и немедленно реализовать выделенные нам фонды на трубы. У меня все.
– У вас все, – задумчиво повторил Волков и оглядел остальных присутствующих. Он встретился глазами с настороженным взглядом Алексея, заметил скованное лицо Федора, выколачивающего трубку, обратил внимание на запущенную в подстриженную бороду руку Александра Григорьевича. – Так, – продолжал он. – Это ясно. А что потребуется для строительства, чтобы закончить мол в срок, строя его без труб?
Лицо Василия Васильевича потемнело. Однако он прежним, чуть скрипучим, спокойным голосом сказал:
– Можно построить мол и без труб. Для этого, товарищ Волков, необходимо: удвоить армию строителей, утроить наличный парк «летающих кранов», утроить число занятых на стройке ледоколов.
– Ясно. – Волков записал что-то себе в блокнот. – А вы что скажете, товарищ Карцев?
– Простите, можно мне задать вопрос? – встрепенулся Алексей.
Волков поморщился. Алексей смутился.
– Я, кажется, ясно сформулировал свой вопрос, – холодно сказал Волков. – Присоединяетесь ли вы, заместитель главного инженера, к требованиям, выдвинутым начальником стройки?
– Нет, не присоединяюсь, – ответил Алексей. Ходов медленно повернулся к Алексею.
– Я думаю, что, перейдя всем строительством на метод стройки без труб, мы можем примерно вдвое уменьшить существующую армию строителей, – закончил Алексей.
– Уменьшить? – Волков пристально посмотрел на Алексея, потом мельком взглянул на напряженные лица Федора и Александра Григорьевича.
Ходов едва сдерживал себя, барабаня пальцами по столу.
– Да, уменьшить, – подтвердил Алексей. – Нам также не потребуется значительной части оборудования, если…
– Товарищ Карцев! – прервал Ходов. – Я прошу вас быть серьезнее. На нашем совещании председательствует член правительства.
– Подождите, – остановил его Волков. – Я не сомневаюсь в серьезности товарища Карцева. Очевидно, у него имеются какие-то основания так говорить, тем более что и другие товарищи, надо думать, осведомлены о планах товарища Карцева.
Федор и Александр Григорьевич кивнули. Хмурый Ходов, сидя на стуле, выпрямился как по команде «смирно».
– Мы сможем перейти всем строительством на быстрый метод стройки мола без труб, – пояснил Алексей, – если изменим конструкцию мола и перейдем на новый технологический процесс.
– Опять проекты! – не сдержался Ходов. – Когда наконец вы поймете, что у нас тут, прошу прощения, не экспериментальные мастерские, а стройка! Стройка в чрезвычайно тяжелых условиях!
– Подождите, – снова остановил Ходова Волков. – Могу я узнать детали вашего плана, товарищ Карцев?
– Конечно, – обрадовался Алексей. – Мы разработали схему нового технологического процесса. Моя вина, что я не успел доложить ее начальнику строительства.
Ходов быстро взглянул на Карцева.
– Я сейчас попрошу Волкову принести все чертежи. – Алексей поднялся.
– Можно посмотреть не только чертежи, – вставил Федор.
Волков повернулся к нему:
– Что вы имеете в виду, Федор Иванович?
– Проехать на опытный участок, – ответил Федор, кладя на стол трубку.
– Наши комсомольцы успели реализовать новый технологический процесс на своем участке, – разъяснил парторг.
– Вот как! – сказал Волков, поднимаясь. – Подождите, товарищ Карцев. Можете не ходить за чертежами. Посмотрим, как это выглядит в натуре. Жаль, что вы не успели доложить Ходову.
– Прошу прощения, товарищ Валков, – мрачно вставил Ходов. – Это я виноват, не выслушал товарища Карцева, потому что не хотел задерживать начало заседания.
– Хорошо. Поедем, – решил Николай Николаевич. – Далеко это?
– Не очень, – ответил Александр Григорьевич. – Но вы замерзнете, Николай Николаевич. Надо одеться потеплее.
– Найдется ли одежонка впору? – рассмеялся Волков.
Волкову принесли доху, которая человеку обычного роста доходила до пят. Николаю Николаевичу она была чуть ниже колен.
Николай Николаевич вышел на палубу и увидел Галю.
– Вот и хорошо, поедем с нами!
Галя села в вездеход с Николаем Николаевичем. Ходов неприветливо пригласил Алексея в свой вездеход. Федор и Александр Григорьевич уехали вперед.
– Ну как, Галчонок, дела? – спросил Волков, кладя руку на Галин рукав, когда они уселись рядом на сиденье. – Говорят, закончила разведку грунтов?
– Папа, – тихо сказала Галя, – я так счастлива! – И она уткнулась лицом в мягкий мех дохи.
Отец гладил ее по голове. Ему показалось, что дочь плачет.
– Ну вот! – с укоризной говорил он. – Небось на острове Исчезающем не ревела.
Плечи девушки стали вздрагивать еще сильнее.
– Ты мне хоть о новом методе расскажи, наверное, над ним тоже работала, – спросил отец.
Галя только выговорила:
– Увидишь, все увидишь, – и опять уткнулась лицом в мех.
Вездеход остановился. Отец с дочерью вышли на снег. Надо льдом поднималась ребристая стена радиатора, около которой, ожидая Волкова, стояли все руководители стройки.
Снегопад не прекращался, ветра не было. Снежные хлопья, искрясь в лучах прожектора, не падали, а летали над ребристой стеной. Подойдя ближе, Волков заметил, что от стены вверх тянутся стальные тросы. Алексей указал на них рукой:
– Мы применили телескопические трубы. Они годятся для любой глубины. Правда, придется просить о частичной поставке труб большего диаметра…
Стоящий рядом Денис казался громоздким из-за походной рации, видневшейся у него за спиной. Держа в мохнатой рукавице микрофон, он сипло скомандовал:
– Ну давай, хлопец! Вира! Вира! Помаленьку! Чуть влево. Легче. Погнешь трубу, жалеть будешь. Трошки еще!
Волков видел, как кабина вертолета, которую он скорее угадал чем увидел в вышине, стала удаляться. Тросы натянулись, часть ребристой стены длиною около десяти метров поползла вверх. Частокол труб, похожих на прутья, стал расти на глазах. Трубы, прогретые электрическим током, легко выходили изо льда. Алексей объяснил:
– Вертолет для нас не только кран – мы используем его и как транспорт. Вытащив целиком неразборный блок, вертолет несет его к полынье, где сразу опускает в воду. Трубы у нас теперь как бы двухъярусные. Нижняя часть трубы – более тонкая – входит в верхнюю, большего диаметра. Поэтому при спуске нижняя труба упирается в дно и начинает вдвигаться в верхнюю, пока радиаторы не встанут на нужном уровне. Таким путем мы избегаем всех лишних операций сборки и разборки.
– Стоп! Так держать! – закричал Денис. Поднятых радиаторов уже не было видно. Казалось, что трубчатый забор уперся в самое небо, оторвавшись в то же время от земли. Во льду под ним стали заметны отверстия.
– Хлопцы! Надевай патрубки! – скомандовал Денис.
– Соединяющие патрубки остались на дне, ими мы пока жертвуем, – объяснял Алексей. – Сейчас на трубы снизу наденут новые дугообразные патрубки, и блок будет готов к спуску. Кстати, будем их отливать изо льда.
Через несколько минут вертолет со своей ношей улетел.
– Орел! – с довольным видом заметил Денис. – В торосах не застрянет!
Сверху все еще слышался характерный свистящий звук горизонтального винта.
– Вернулся? – спросил Волков.
И как бы в подтверждение его слов, из снежной сетки стал спускаться блок радиаторов, но трубы были не длинные, а коротенькие, словно их успели обрезать.
– Этот новый блок, доставленный вторым вертолетом, останется здесь стоять навечно, чтобы поддерживать ледяной мол в замороженном состоянии. Все блоки мы собираем теперь в теплых трюмах, их приносят по воздуху, чтобы установить здесь. – Алексей показал ногой на дырки во льду.
Блок опускался. Галя тронула отца за рукав, чтобы он отошел в сторону. Волков шагнул к Ходову и вопросительно посмотрел на него. Тот закашлялся.
Подошли Алексей, Федор и дядя Саша.
– Я выслушал доклад о новом методе, примененном на опытном участке, – с обычным спокойствием начал Ходов и внезапно замолчал, стараясь взять себя в руки.
Волков распахнул доху, наблюдая, как устанавливают радиаторы. Подъехала автоцистерна для заполнения блока раствором.
– Я как инженер должен признать решение удачным, – сказал Ходов, кладя руку на плечо Алексея.
– Не скупитесь, не скупитесь, Василий Васильевич! – подбадривал его Волков. – Не только удачным…
– Я должен признать это техническое решение блестящим и полностью снимающим все возражения… – он закашлялся, – все мои возражения против строительства мола без труб. Я был не прав…
Гале казалось странным, что в голосе Ходова не слышалось привычного скрипа. Он звучал почти взволнованно, и она подумала, что, быть может, Ходов этой нарочитой скрипучестью всегда смирял свою страстность.
– Василий Васильевич! – сказал Алексей. – Если бы не вы, мы ничего бы не придумали. Вы заставили нас искать это техническое решение, и в нужном направлении!
Воздух был наполнен гулом и свистом лопастей. Над полыньями висело около десятка вертолетов. Людей почти не было видно, казалось, что всю тяжелую работу здесь, на льду, выполняют только эти гигантские стрекозы.
Алексей смотрел на ребристый забор и уже представлял себе, что он тянется на тысячи километров на восток – до самого острова Врангеля, славного традициями своих первых жителей, и дальше – к Берингову проливу. Он видел ледяной мол уже законченным.
Часть пятая
Весна
…Ты знаешь будущее. Оно светло, оно прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести…
Н. Чернышевский. Что делать?
Глава первая. Весна
По всей земле прошла весна, прошла бегущими с юга волнами. Удивительные синие тени, каких не было зимой, ложились на снег от потемневших деревьев, от фигурки лыжника, от зверя на полянке.
Осели, подтаяли сугробы. В поле до самого окоема – глазурный наст, а по нему тянутся золотые дорожки – пути к яркому, веселому солнцу. Из-под зимнего спуда вырвались ручейки, забили несчетными ключами, зажурчали раньше птиц весенними песнями.
Не сошли снега, а уже прилетели неугомонные грачи – галдят, шумят, сидя на голых ветках.
И шла с юга на север волна загадочного запаха весны, который не могут объяснить ни физики, ни поэты. Втянешь в себя обновленный воздух – и набираешься неведомых сил, а в ушах звенит неумолчный зов.
Идет еще одна волна весны и смахивает прочь с проснувшихся полей скучный их белый покров. Деловито чернеет влажная земля, и свежей травкой одевается луг.
Постоят в золотисто-зеленой дымке леса – и вдруг белыми взрывами начнут распускаться там и тут первые яблони или кусты черемухи, пьянящие, горькие, нежные.
А порой цветут уже сады на крутом берегу, но все еще спит скованная льдом река. Только вместе с холодным, словно от цветенья черемухи остывшим ветром, придет запоздалый ледоход. Берега тогда полны народу: мальчишки и старики, девушки и парни…
Идут широкой массой льдины, едва втиснулись меж берегов: то гладкие, еще белые, то уже пористые, почти без снега. Плывут, натыкаясь одна на другую или образуя разводья и прогалины. Вот ползет мимо кусок санной дороги с рыжей колеей. Откуда только добралась она сюда? Лежит на одной льдине бревно, а на другой стоит – и ахнул весь народ! – продрогшая собака с поджатым хвостом. Пойдут, пожалуй, прыгать смельчаки с льдины на льдину, а другие сядут в лодку, чтобы спасти и смельчаков, и незадачливого пса.
Лед идет. Ледоход!
Вскрывались одна за другой реки. На север шла волна весны.
Но не начинался желанный ледоход в Проливах, отгороженных от Полярного моря ледяным молом.
Как зимой, простирались нетронутые льды, стояли спокойные, не испещренные торосами, не сдвинутые ветром.
Для Гали Волковой эта полярная весна была порой, когда впервые делили они с Алексеем и самое большое счастье, и самое глубокое горе.
Недавно заметила она у Алеши прядь седых волос. Галя благоговейно прикоснулась тогда к этой пряди губами.
Она полюбила человека, дерзнувшего замахнуться на полярную стихию, она полюбила героя, великана, а бережно держала на коленях голову на миг уснувшего, исхудавшего неудачника. Тяжелые веки Алеши были совсем синие, щеки запавшие, колючие. И этот человек, совсем уже не герой и не великан, был для Гали дороже всех на свете. Прикасаясь кончиками пальцев к его спутанным волосам, она испытывала щемящее чувство счастья и жалости.
Галя видела через иллюминатор, как прошел по палубе Ходов, сгорбясь, положив на поясницу левую руку. И ему нелегко! И он не спит светлыми ночами, все горько смотрит на мертвые, белые и безмолвные льды, словно лежащие не на море, а на твердой земле.
Двадцать дней назад уже должны бы вскрыться льды в прибрежной, отгороженной части мола. В прошлые годы в такое время ветры уносили береговой припай, открывали кораблям путь. А сейчас море стоит все такое же, как и зимой, словно не чувствуя тепла весны, солнца, тепла Нордкапского течения, на которое так надеялся Алеша, в которое верил сам дядя Саша.
Виктор Омулев вдруг заговорил вчера с Галей в забытом уже им тоне. Острил о необычайной «лаборатории с тысячекилометровым стендом», изучающей баланс тепла Карского моря. Усмехаясь, он говорил, что никогда еще не обогащалась так географическая наука, как ныне, и звал Галю перебираться на материи, где придется теперь разведывать трассу для железной дороги к Голым скалам, поскольку транспорт к горнорудным районам Заполярья все же необходим. Он вздыхал о прошлом, когда открывали они с Галей эти районы и когда никто не стоял между ними.
Жестокий и бестактный человек! У него хватило еще духу сказать, что опытный мол в Карском море всего лишь эксперимент, который одинаково ценен, дал он результат или нет!
Дверь осторожно открылась. Появилось заросшее щетиной лицо радиста Ивана Гурьяновича. Сам он, худой, неуклюжий, казалось, качался от усталости на своих длинных ногах. Галя знала, что он бессменно, никому не уступая, держал связь с Росовым, сменившим атомный лайнер на тихоходную летающую лодку, чтобы вести столь важную сейчас ледовую разведку.
«Будить?» – одними глазами спросила Галя.
Радист мрачно кивнул. Галя сняла с Алешиной головы руку, он тотчас проснулся и сел, стремясь прийти в себя.
– Вскрылись льды, – сказал радист.
– Где? Где? – Алексей крепко сжал Галину руку.
– Севернее мола вскрылись… Куда севернее! Около мыса Желания.
Около мыса Желания! Какая ирония! Когда-то Баренц назвал так северную оконечность Новой Земли в знак своего страстного стремления пробиться через льды. У Алексея, у Гали, у Ходова, у всех моряков и строителей ледяного мола было одно желание, чтобы лед вскрылся не на севере, в далеком море, а у берегов, защищенных теперь с севера молом.
Однако природа поступила по-своему.
Перечитывая донесения Росова, Алексей упрямо думал: «Какой это Росов?» Но не мог вспомнить, хотя и летел с ним когда-то на Север.
Галя наносила на карту замеченные Росовым изменения.
«В открытом море, в голомяне нет льдов, – думала Галя. – Еще Ломоносов писал об этом. Вот где проявляет себя атлантическое тепло, что по глубокому дну подкрадывается в море с севера. Наверное, Росов, глядя сверху на чистую воду, думал, что вот бы сюда и двинуться теперь прибрежным льдам, а мол не пускает». – И Галя украдкой взглянула на Алексея.
Радист ушел. Алексей сидел, оглушенный известием. Теперь было совершенно ясно, что мол не дает вскрываться льдам в отгороженной части моря, ветры не могут оторвать стоящие у берегов ледяные поля. Как торжествует сейчас профессор Сметанкин в Москве! Да и Федор, строивший мол вместе со всеми, пожалуй, все-таки может напомнить о своей правоте.
Алексей посмотрел на сосредоточенную Галю. Черный локон спадал с ее лба на карту.
Арктика, корабль в шторм и полярный клуб, разгром… Растерянный человек, заблудившийся в поиске… Женщина все-таки не может любить слабого, побежденного. Именно тогда отвернулась от него Женя. Пусть это было к лучшему, он нашел Галю. Но разве не тот же вывод должна сделать теперь Галя? Она увлеклась человеком, который, как ей показалось, вступал в бой с самой природой, был сильнее этой природы.
Галя, словно отвечая на немой вопрос Алексея, встала, подошла к нему и прижала его голову к себе.
Они долго молчали, потом Алексей сказал:
– Это несчастье, Галя. Огромное несчастье. И не только в том, что я и все те, кто поддержал меня, поправил и дополнил, ошиблись, и даже не том, что затрачено много государственных средств, как говорит Денис… Несчастье совсем в другом, Галя.
– В чем же, милый?
– В том, что Арктика осталась непобежденной. Прежде инженеры, когда с двух сторон прорывали в горном хребте туннель, если штольни не сходились…
– Как ты смеешь? – в гневе воскликнула Галя, отталкивая от себя Алексея. – Как ты смеешь об этом говорить! Уж не мечтаешь ли ты гордо принять на себя всю ответственность и тем горю помочь? Я думала, ты отделался от былой своей мании величия, а ты снова рядишься в рогожную мантию.
– Нет, Галя, ты не права. Я не трус. Выстрел… это было бы трусостью.
Мгновенно гнев в Гале сменился страстным желанием помочь любимому. Она посмотрела в иллюминатор на унылую ледяную равнину. Алексей проследил за ее взглядом.
– Торосов даже нет, – с усмешкой сказал он. – Паковые льды с севера пройти не могут, не торосят годовалый лед.
– Годовалый лед! – подхватила Галя. Щеки ее пылали, глаза горели. – Подожди, Алеша… дай понять… С севера не придут паковые льды. А здесь лед годовалый. Так ведь это же самое главное!
Галя вовсе не подозревала в себе каких-либо творческих способностей, она вовсе не думала, что может увидеть дальше Алеши или других руководителей стройки – она лишь страстно хотела помочь любимому человеку. Она не меньше всех других строителей была предана общему делу, не меньше, а может быть, и больше многих переживала всю глубину общего несчастья, но все то, что логически должно было заставить других, и ее в том числе, искать какой-то выход, не могло бы подсказать ей тех мыслей, которые неожиданно появились у нее совсем не в логическом порядке.
– Подождем до осени. – ласково сказала она. – Может быть, льды в отгороженном канале растают без остатка.
– Ну и что? Что? – уныло спросил Алексей.
– Как ты не понимаешь? – вдруг вспыхнула Галя. – Если льды растают к осени – это значит, что лед в нашем канале никогда не будет толще годовалого. Это значит, что по нему круглый год смогут плавать современные ледоколы. Судоходство все-таки будет! И зимой!
Алексей с удивлением смотрел на Галю. Какая неожиданная, почти спасительная мысль. Она не могла прийти ему в голову, потому что прежде он никогда не удовлетворился бы такой ролью мола. Но теперь, теперь, когда выбирать не приходилось… Все-таки Арктика уступит, все-таки усилия окажутся затраченными не зря!
Алексей хотел поцеловать Галю, но она резко отстранилась. Никогда Алеша не научится угадывать смену ее настроений. Потом она внезапно спрятала голову у него на груди. Ему же еще и пришлось ее утешать, и он говорил, гладя ее волосы:
– Лишь бы льды растаяли к осени.
И оттого что прильнувшая к нему Галя была такой слабой, и оттого что лед у берегов мог оказаться для ледокола совсем не страшным, поскольку мол существует, Алексей почувствовал себя огромным, сильным, за все отвечающим. И когда вызвали его на экстренное совещание к Ходову, он снова был готов к бою.
Галя, обессиленная, словно Алеша уносил большую часть ее сил, привалившись плечом к стенке, смотрела ему вслед.
На палубе Алексею встретился Федор, спокойный, с трубкой в зубах. Карцев весело обнял его за плечи.
– Мол благодарить будете, полярные капитаны! Федор недоуменно посмотрел на беспричинно веселого друга.
– Как ты смотришь на то, чтобы и зимой и летом по годовалому льду караваны судов водить? Разве не скажешь спасибо?
Федор задумался.
– Ответ уже есть. На практике, – сказал он.
– Какой?
– Сообщение получено. Навигация открылась.
– Как открылась?
– Северным вариантом пошли корабли. Мимо мыса Желания. В обход нашего мола.
– Так ведь там же паковые льды могут встретиться!
– Зато чистая вода.
– Неверно это! – возмутился Алексей. – Надо убедить капитанов, что тонкий лед на нашем канале – это все равно что мостовая, шоссе, улица!.. Федор пожал плечами.
– Если к осени льдов не останется… – Он взглянул на ледяные поля. – Иначе наслаиваться начнет.
– Значит, до осени, – крепко стиснул зубы Алексей.
Шла весна с юга на север, и докатилась она до Полярного круга, до Голых скал, до Проливов.
Поднялся по всей тундре, колышась на ветру, тучный и пряный зеленый ковер. Словно знали травы, что недолго им цвести и зеленеть здесь, на чуть оттаявшей земле, и, ненасытные, сутками напролет готовы были пить тепло и свет незаходящего солнца.
Дивилась Маша Веселова на здешнюю неистовую, торопливую весну, и казалось Маше, что и она должна спешить, не то упустит свою девичью долю тепла и света.
Собирала девушка в тундре крохотные цветочки с дурманящим ароматом и вспомнила первую встречу с неугомонным человеком, с кем вместе мечтала открыть тайну запаха.
А собирала она эти цветочки близ аэродрома и смотрела на небо.
В синеве виднелись косяки перелетных счастливых птиц, что могли лететь еще дальше на север к любимым своим островам!
Знала Маша, что туда же, на север, над скованным морем летит сейчас еще одна птица с застывшими в полете крыльями, летит, и кто-то, привычно прищурив глаза, высматривает с нее места, где вскрылись льды, где появились полыньи, где начался наконец полярный ледоход.
И овладевала Машей непонятная тоска по неизведанному, упущенному, тоска такая же горькая и пьянящая, как запах никогда не цветущей здесь черемухи.
Маша, всегда спокойная и выдержанная, сейчас готова была плакать, сама не зная отчего.
Впрочем, это неверно. Она прекрасно знала, с чего все это началось. Напрасно старалась она, прилетев в Проливы, окунуться с головой в работу, забыть свое маленькое дорожное приключение.
Если бы год назад ей сказали, что она будет осматривать установку «подводного солнца» и думать о чем-то другом, она не поверила бы.
Овесян гордился достигнутыми успехами. Маша приехала как раз к началу монтажа точной физической аппаратуры. Монтировать ее надо было на дне Карского моря. Но для этого не требовалось облачаться в водолазный костюм или привыкать к высокому давлению кессона. Овесян сумел использовать опыт строительства ледяного мола. Место, где нужно было соорудить установку «подводного солнца», он решил окружить ледяной стеной. Под лед Проливов были спущены трубы, точно такие, как и на строительстве мола, по ним проходил холодильный раствор. Трубчатый частокол расположился по огромному кругу диаметром в двести метров. Частокол был двойной.
Внешняя его часть отступала от внутренней метров на пять. Вода между трубами промерзала до самого дна. Получалось что-то вроде огромного бассейна в море. Могучие насосы выкачивали воду из образовавшегося резервуара. Дно Карского моря обнажалось, и на нем после осушения и очистки поставили сначала палатки, а потом и домики.
Здесь и должен был вспыхнуть мощный источник излучения Ильина, заработать установка вакуумной энергии.
На месте, где должен был произойти первичный взрыв, поставили временное деревянное здание. Оно отапливалось, в нем было приятно работать. Все это Овесян организовал с присущей ему энергией еще до приезда Маши.
«Летающие краны» уже при Маше спустили сюда исполинскую взрывную электромагнитную машину, и Маша вместе с инженерами завода-института собирала ее, привычно готовя к короткому мигу жизни.
Когда они закончат все монтажные работы, ледяные стены будут уничтожены, установка окажется под водой.
Проходили дни. Все было подготовлено, но ледяные стены стояли так же недвижно, как и льды в Проливах.
Из центра все никак не давали команду, чего-то ждали. Может быть, не верили в расчеты Овесяна?
Овесян неистовствовал. Он не умел ждать.
Маша относилась к нему с непостижимым спокойствием.
Она тоже ждала и не могла дождаться… конца ледовой разведки.
Этой весной здоровье Ходова резко ухудшилось. Немногие знали о тяжелом его недуге. Врачи думали, что сам он не догадывается об истинном диагнозе, но Ходов знал все, знал, что рак не даст ему пощады. Если медицина бессильна, то заменить ее может только воля. Так думал Ходов и, не разрешая болезни сломить себя, держался, молчал.
Всю зиму Ходов работал, и никто не подозревал, какие боли он переносил, какого напряжения ему стоило быть всегда четким, ровным, сухим.
И воля если не побеждала болезнь, то отвоевывала у нее дни. Общий порыв строителей ледяного мола был для Ходова тем кислородом, который поддерживал силы больного.
Пришла весна с тяжелыми ее тревогами. Не вскрывалась полынья, падал дух помощников Ходова, готова была надломиться и его воля. Он понял, как близок конец. Но Василий Васильевич все еще не сдавался, крепился, скрывал.
Корабли пошли в обход ледяного мола, мимо мыса Желания. Ходов собрал своих помощников, чтобы объявить им об этом. В присутствии других он никогда не морщился от боли. Лишь спазмы перехватывали горло, и голос тогда был особенно скрипуч.
– Профессор Сметанкин выступил в печати, – говорил Ходов. – Требует уничтожения нашего сооружения, поскольку оно уже выполнило свою экспериментальную роль. Как ни тяжело, но надо быть готовыми к тому, что нам не разрешат и дальше служить препятствием для нормального судоходства в полярных морях.
– Уничтожить мол? Это преступление, – вскипел Алексей. – Пусть профессор Сметанкин поймет, что если лед вскроется хоть осенью, то по годовалому льду в нашем канале ледоколы смогут водить суда круглый год!
Ходов махнул рукой.
– Новое обоснование к осуществленному проекту. Применение ледоколов обходится дорого. Мы имели задание построить опытное сооружение – провести грандиозный опыт по созданию незамерзающей полыньи. Только наша страна могла позволить себе эксперимент такого масштаба. Опыт, к сожалению, не дал желанных результатов.
– Еще рано судить! – протестовал Алексей. – Все-таки ледоколы смогут… Александр Григорьевич! – обратился за поддержкой к парторгу Алеша.
Дядя Саша сидел задумавшись, подперев голову руками.
– Не для того делали мол, – спокойно заметил он.
Алексей не ожидал, что даже дядя Саша не поддержит его. Он упрямо закусил губу.
– Опыт не удался, – продолжал Ходов. – Такую возможность учитывали. Однако не следует думать, что это обстоятельство уменьшает ответственность всех нас, строителей, проектировщиков и некоторых несущих ответственность особую…
Алексей резко повернулся к Ходову, готовый с вызовом встретить его взгляд, но Ходов смотрел не на него, а на Александра Григорьевича Петрова. Алеша только что рассердился на дядю Сашу, но теперь он встревожился. Он вдруг впервые заметил, сколько прибавилось у того седины в бороде.
– Я имею в виду себя, начальника строительства, и вас, Александр Григорьевич, но не как парторга стройки, а как ученого-океанолога, своим заключением повлиявшего на решение строить мол вопреки некоторым другим мнениям.
Александр Григорьевич откинулся на спинку стула и ровным, спокойным голосом сказал:
– Решайся сейчас вопрос о строительстве мола, я снова бы дал точно такое же заключение.
Ходов едва сдержал себя.
– Нам с вами представится случай дать разъяснения по этому поводу, – жестко сказал он. – Получена радиограмма, вызывающая научного консультанта стройки океанолога Петрова в Москву, к товарищу Волкову. Там же спросят ответ и с меня.
– Добро, – удовлетворенно сказал Петров, неторопливо поднимаясь.
