Текст книги "Жрон (СИ)"

Автор книги: Александр Курзанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Глава 10

В остальном занятие прошло как в каноне. Разбирали непростительные, жёстоко запытали и кончили паучка. Единственно, Невилл так не разнюнился как в кино. Сидел бледный, но плотно сомкнув губы и сжав кулаки. Похоже, три года под ручку с Поттером его подзакалили.

Я уже готовился задержаться для беседы с Грюмом, мысленно прикидывая, с чего он ко мне такое внимание проявил, сработала ли это маска аврора или это странный интерес самого Крауча, как в класс заглянул староста факультета и передал, что меня ждёт Макгонагал.

Блин, как-то часто я на виду оказываюсь, прямо как шрамоликий Гарри. Причём на начало четвёртого курса по степени обсуждаемости я пока уверенно лидирую.

Привычные уже взгляды мазнули по мне, но урок закончился, и, получив кивок одобрения со стороны сверкнувшего волшебным глазом аврора, я начал собираться вместе со всеми.

– Как думаешь, что Маккошке от тебя понадобилось? – поинтересовался Финниган, одним движением сгребая в сумку со стола учебник, пергамент и писчие принадлежности.

– Без понятия, – я нахмурился, неужели слухи про случившееся вчера дошли уже и до неё, озвучил Шимусу.

– Она, конечно, не одобряет такого, – тут мой дружбан легкомысленно пожал плечами. – Но это, всё-таки были слизеринцы. Так что, на кое-какое снисхождение можешь рассчитывать.

– Будем надеяться, – пробормотал я.

Собравшись и мысленно перекрестившись, я направился в сторону кабинета декана. Вчерашняя хандра не помешала мне вечером отрыть карту Хога и тщательно её проштудировать. Карта была не волшебной, к сожалению, но для ориентирования во всех этих коридорах вполне годилась. На всякий случай я держал её при себе, чёртовы лестницы запутывали неимоверно.

Аккуратно постучал в дверь и просунув голову в приоткрытую щель, поинтересовался у стоящей спиной ко мне Макгонагал:

– Профессор, заняты?

Она обернулась:

– А, мистер Уизли, нет, заходите, я хотела с вами поговорить.

Робко просочившись вовнутрь, я окинул взглядом аскетичную обстановку кабинета. Стол, кресло, правда, массивное и резное, почти трон. Пара книжных шкафов, узенький диван, не предназначенный для лежания, да пара стульев с другой стороны стола. Ну и конечно большой персидский ковёр на стене.

Я утёр ностальгическую слезу. Вдруг так отчётливо повеяло домом, и я решил, что обязательно в своей комнате в Норе повешу ковёр, пусть попроще, не персидский, но тоже красивый.

Присев на предложенный стул, я со всё возрастающим напряжением наблюдал, как, всегда уверенная в себе декан, медлит с вопросами. Подозрения с новой силой начали подниматься в моей душе.

– Мистер Уизли, – всё-таки начала она, – я, как декан, не могу не беспокоиться о том, что происходит с моим студентом. Тем более, когда происходит такое, – она снова взяла паузу, а я почувствовал, что, похоже, за справкой в Мунго бежать придётся, ну за что мне всё это. Точно Дракусик папочке пожаловался, а тот сходу к декану рванул. Козлина.

– Я бы хотела поговорить о вашем душевном состоянии, – осторожно подбирая слова, продолжила она, и я, в который раз, тяжело вздохнув, произнёс:

– Профессор, да не пиздил… тьфу, блин, извините, не бил я Малфоя! И даже не угрожал, почти!

И замер, по удивлённому виду декана понимая, что как раз об этом событии она ещё не была в курсе.

Блин, блин, блин! Понимая, что слово не воробей, мысленно смирился с тем, что сдал сам себя, спросил с усталой обречённостью:

– Но вы же не об этом хотели спросить, да, профессор?

– Не об этом, – чуть прищурившись, медленно протянула она. – Я хотела поговорить о произошедшем на финале Чемпионата, чтобы понять насколько это могло повлиять на изменение вашего поведения, но теперь и так вижу, что сильно, – протянула она, разглядывая меня словно необычный музейный экспонат.

– Так что там насчёт избитого Малфоя? – она предпочла не заметить мою оговорку, за что я ей был крайне благодарен, в устах аристократичной немолодой женщины, слово «отпизженный» звучало бы крайне дисгармонично.

Собравшись с мыслями и ещё раз пригладив готовящуюся к озвучиванию версию, сказал:

– Профессор, не отрицаю, что между мной и Малфоем произошёл небольшой конфликт, спровоцированный им самим, правда со своей стороны я признаю, что излишне остро всё воспринял. Бить никого не бил, Крэба с Гойлом просто толкнул, у них и синяков-то не должно остаться, а его и пальцем не тронул, так, припугнул, для острастки.

Я, не торопясь, рассказал ей всё, опуская, правда, некоторые детали. Постепенно морщинки вокруг её глаз разгладились, и она перестала выглядеть столь сурово как в начале.

– Мистер Уизли, вы понимаете, что подобного я не одобряю и от своих студентов ожидаю более разумного поведения, даже в отношении слизеринцев, – принялась она меня отчитывать.

– Понимаю, – повинно опустил голову я.

– Хорошо если так, – она, отвернувшись, отошла к окну, разглядывая двор замка. – Наличие депрессивных, асоциальных, суицидальных и прочих негативных состояний это очень весомый повод студента из Академии удалить. Мы не можем рисковать другими детьми. То, что случилось на Чемпионате, несмотря на оптимистичные заверения докторов, у кое-кого вызывает, вполне, скажу я, обоснованные подозрения. И меня не радует, когда эти подозрения высказываются в отношении моего студента, и к тому же сына хорошо известных мне родителей.

Она, снова, пристально взглянула на меня, сказала хмуро:

– Вы сейчас должны быть тише воды, ниже травы. Хотя бы этот год. И избегать каких-либо конфликтов, поняли?

– Понял, профессор, – мне было стыдно, честно, она была во всём права, а я действовал как четырнадцатилетний идиот, а не тридцатилетний умудрённый опытом мужик.

– Но, что если первыми начнут они?

– Сможете это доказать, тогда к вам вопросов не будет, – сухо ответила Макгонагал. Поджав губы, добавила недовольно. – Только помните, иногда это бывает не легко.

Не замеченные мною ранее часы с кукушкой пробили пять часов после полудня, и она стала закругляться.

– Думаю, беседу нашу можно заканчивать. Надеюсь вы всё поняли и впредь, не думая, бросаться к кому-то что-то доказывать уже не будете, – я неуверённо заулыбался, но она и не подумала улыбнуться в ответ. Смотрела требовательно и строго, и я, вернув серьёзное выражение, ответил: – Да, профессор, я всё понял.

***

Уже в коридоре, пристыженный, я решал, что мне сделать сначала. Пойти к Грюму или всё же забить и, наконец, сходить в библиотеку и почитать с чего, собственно, начинается магия. Без чёткого знания основ моё развитие как мага было совершенно невозможным. Знание десятка простейших заклинаний поводом для гордости не было абсолютно. Таковые должен был знать каждый отпрыск потомственных магов при поступлении, а маглорождённые изучить в первые полгода. Не то чтобы это давало особые преимущества родовитым детям, до одиннадцати колдовать было запрещено из-за нестабильности магического потенциала в раннем возрасте, и изучать их они могли лишь ограниченное время перед Академией, но это был один из пунктиков чуть более особого их положения, некий намёк на социальное разделение уже с самого начала обучения в Хогвартсе.

Но при зрелом размышлении забивать на старого аврора, тем более Пожирателя под обороткой, показалось опасным, и я поплёлся обратно в класс Защиты.

Лже-Грюм сидел ещё там, за преподавательским столом, выставив вперёд деревяшку и грузно опираясь одной рукой о столешницу. Он листал учебник, периодически морщился, чиркал что-то пером, что-то дописывал.

Я стоял у входа и молча наблюдал за ним. Не заметить меня он не мог, не тот человек, но приглашать к беседе не торопился, и я терпеливо ждал.

Наконец, вырвав в сердцах, пару страниц, он отложил учебник и взглянул на меня здоровым глазом.

Указал на переднюю парту:

– Садись.

Сам встал, заложив руки за спину, прошёлся, хромая. Вид его был задумчив и сосредоточен.

– Забыли, всего полтора десятка лет прошло, а они уже всё забыли, – пожаловался он в пустоту.

– Какая может быть защита без нападения, без контратаки, – он словно разговаривал сам с собой, но вслух, а значит было нужно, чтобы это мнение было услышано. И я внимал, провожая взглядом его фигуру меряющую класс шагами.

– Непростительных боятся как огня, а ведь это тоже инструмент, всего лишь инструмент, – он, наконец, посмотрел на меня. – Понимаешь?

Я неуверенно кивнул.

– Гнев, ярость, это такие же эмоции, и они не прерогатива одних тёмных. Знаешь, тогда, в войне с Волдемортом, теряя товарищей, я испытывал и гнев, и ярость, и самую чёрную ненависть, какую только возможно. Думаешь, я стал тёмным? Нет, я всё это направил против чёртовых ублюдков в балахонах. Собрал команду таких же как я, сжигаемых ненавистью, Корнер, Макс, с которым ты встречался, тоже был там со мной. Совсем ещё молодой, но потерявший всю семью, – Грюм мрачно оскалился. – Себя не жалел, отчаянный был, всё погибнуть рвался, еле его удержал. Он тогда от друзей прозвище заработал: «Убийца убийц», а от врагов кучу магических проклятий.

Он рассказывал, а я всё не мог понять, этот монолог, про непростительные, про тёмные эмоции, это наложенная личность Грюма говорила, или это сам Барти пытался таким образом на меня повлиять?

А лже-аврор продолжил:

– Крауч был главой Визенгамота и снял запрет на использование непростительных. И вот тогда мы отплатили Пожирателям их же монетой, сполна и с лихвой, – его глаз сверкнул недобро. – Эти чистокровные семейки долго нас помнили.

– А теперь! – неожиданно, размахнувшись посохом, он ударил по ни в чем не повинному учебнику. – Они решили забыть всё чему нас научила война, опять одни Ступефаи да Экспелиармусы. Много мы с ними против Адского огня, Бомбард и Авад тогда навоевали? Любой маг, без атакующего арсенала, труп.

Он хлопнул ладонью, по столу:

– В общем, программу сильно изменить мне не дадут, но хоть немного, но полезного, я на уроках дам. А вот с тобой займёмся отдельно, но не ерундой, вроде изучения высших заклинаний, которые ты и воспроизвести не сможешь, или правил магических дуэлей, которыми маются только идиоты и потенциальные трупы, а пониманием, реальным пониманием обстановки, места, времени и выбора действия. И первое и основное, что необходимо понимать, что должна быть: Постоянная бдительность!

Блин, я реально вздрогнул, когда он это рявкнул.

Присев обратно за стол, он достал фляжку и пригубил, скривившись. А я, набравшись храбрости и прикинувшись дурачком, наивно спросил:

– Профессор, а что вы пьёте?

– Это? – лже-Грюм вытащил убранную было фляжку и усмехнулся. Сказал, повертев её в руках: – Лечебный отвар. Снимает болевые ощущения и последствия ран нанесённых магически. Они, знаешь ли, крайне плохо заживают и очень долго болят.

А я мысленно восхитился тому, как это было сказано. Ни слова фальши, ни намёка на игру, спокойно, уверенно, буднично. Тот, кто готовил эту операцию по подмене, был мастером и подготовку произвёл на высочайшем уровне. Стоило восхититься таким противником.

Только через час мне удалось освободиться. Было уже семь часов вечера и оставалось всего часа три на библиотеку, в которую я и бросился со всех ног.

***

Библиотека была хороша. Огромное помещение, заставленное рядами стеллажей, уходящими вдаль, с книгами, наверное десятками если не сотней тысяч книг по моим скромным прикидкам.

Других дураков в вечер первого учебного дня посещать библиотеку не было, и я был единственным гордым посетителем сего храма мудрости. Только почему-то стол библиотекаря, мадам Пинс, пустовал, но могла же женщина выйти, скажем, по нужде, подумал я и пошёл мимо стеллажей, ища секцию по основам магического искусства, нужная книга должна была быть там.

Солнце уже клонилось к закату, и окрашенные красным лучи красили стены в причудливый цвет, проникая сквозь высокие витражи. Тишину под сводами высоких потолков нарушали только мои шаги и…

Тут я остановился и с удивлением услышал негромкие постанывания. Тихонько на цыпочках прокрался и заглянул за следующий ряд стеллажей, а то мало ли – стонет какая-нибудь жертва при смерти, над которой нависает неумолимая смерть в лице хладнокровного убийцы, а тут я, как ненужный свидетель.

Заглянул и уронил беззвучно челюсть на пол. Неумолимое нависание, как и «жертва», там присутствовали. А ещё там были возвратно-поступательные движения области таза и ритмичные колебания задранных вверх ног. И участники этого действа были мне прекрасно знакомы.

Я попятился, и тихонько, стараясь не стучать каблуками, направился к выходу из библиотеки, пытаясь развидеть только что увиденное. Хорошо, что я, Там, был человеком взрослым, а не то травма нежной детской психики на долгие годы была бы мне обеспечена. Ибо зрелище Филча со спущенными штанами, трахающего мадам Пинс на библиотечном столе, в окружении стопок книг, было, мягко говоря, неприятным.

Тихонько прикрыв за собой тяжёлую створку, вытер выступивший пот. Всё, завтра в библиотеку схожу, решил я, и успокоенный таким образом, по пустующим коридорам пошёл в гостиную факультета. Денёк был долгий и напряжённый, хотелось посидеть у камина и повтыкать на огонь. Слишком много впечатлений свалилось сегодня на бедного попаданца. Гудящая голова требовала разрядки и осмысления всего произошедшего.

Глава 11

На следующее утро я проснулся с отчётливым осознанием простой истины – я начинаю плыть по течению, а это чревато. Слишком большой соблазн расслабиться, убрать руку с пульса и отпустить развитие ситуации на самотёк.

Поэтому, взяв себя в руки, поднялся, несмотря на раннее время. Только светало и все ещё дрыхли, тишину нарушало лишь лёгкое сопение. Подхватив полотенце и мыльно-рыльное, пошёл в мужскую душевую. Для девочек и мальчиков они, естественно, были раздельные, и не знаю как у них, а у нас всё было стандартно, большое помещение с лейками вдоль стены, разделёнными перегородками метра полтора высотой. С учётом народа на факультете места здесь вполне хватало.

Раздевшись в тамбуре, насвистывая лёгкий мотивчик из прошлой жизни, я встал под прохладную струю и заухал от восторга, шкала бодрости начала стремительно заполняться. Я был в гордом одиночестве и поэтому не сдерживался в проявлениях, ёжился, подпрыгивал, издавая боевой клич самца орангутанга.

В общем, развлекался на полную.

Только в конце, когда я тщательно обтирался махровым полотенцем, так как терпеть не могу выходить, не обсохнув до конца, в душевую зашло трое однокурсников Джинни.

Щеглы, на год младше, и про них я не мог рассказать ничего, кроме того, что видел их вчера в гостиной.

Увидев меня, они сжались и прижались к стенке, с отчётливым испугом.

А я невольно замер, с лёгким изумлением рассматривая такую нетипичную реакцию. Они сжались ещё сильнее, и я, хмыкнув, покачал головой. Закинул полотенце на плечо и, обойдя их, направился к выходу. Каким-то пугалом становлюсь – ей богу.

***

А в гостиной я столкнулся ещё с одним сюрпризом. Когда я спустился, одетый в полуспортивный прикид для оздоровительной пробежки вокруг замка, которую должен делать каждый приличный попаданец в ГП, меня там уже ждали.

Я был готов к тому, что меня может поджидать декан, или директор или вообще комиссия попечительского совета, которой Драко пожаловался, приплетя побои, угрозы и моральное насилие, но к тому, что увидел, готов не был.

Меня ждала Гермиона.

Она поднялась с кресла обращая ко мне внимательный взгляд своих тёмных глаз. Сердце чуть ёкнуло, сбившись на секунду, и я невольно замедлился, любуясь девушкой. Она была так прекрасна в своей серьёзности, что я пропустил первую фразу сказанную ею.

Очнувшись, переспросил:

– Извини. Ты что-то сказала?

Она поморщилась, с выражением: «о боже, дай мне сил», повторила:

– Рон, я хочу с тобой поговорить.

К чему я здесь уже привык, так это к тому, что мои прогнозы имеют нехорошее свойство абсолютно не совпадать с реальностью. И вспыхнувшая было радость, тут же была притушена критическим взглядом на вещи. Хотя так хотелось представить идеальный вариант продолжения этого разговора, в котором мы, взявшись за руки, уходим в закат, где быстро взрослеем до восемнадцатилетнего возраста, и перед нами возникает огромная кровать, в народе называемая: «траходром».

Тут я, под недовольный окрик:

– Эй! – спустился с небес и снова посмотрел на Герми.

– Конечно, давай поговорим, – постарался как можно более дружелюбно ответить я.

А она, заложив руки за спину и, чуть отвернувшись, сказала, словно бы нехотя:

– Рон, скажу честно, я от тебя не в восторге.

Хорошее начало. И всё же немножко, самую капельку, обидно. Почему, даже в сказке, не может случиться как в сказке? С безжалостностью асфальтового катка моя потенциальная девушка продолжила:

– Мне не нравится твоё поведение, твои манеры, твоё безобразное отношение к учёбе. А теперь ещё и твоя несдержанность по отношению к ученикам другого факультета.

Ага, это говорит мне та, кто сама на третьем курсе Малфою зарядила кулаком в нос. Правда, в этой реальности это могло и не произойти. Я молча слушал, становясь лишь чуточку мрачнее от слова к слову, но блеять что-то невразумительное, униженно-раздавленное, втаптываемый её точёной ножкой на самое дно социальной лестницы, и не подумал.

Ясность внесли её следующие слова:

– Меня вчера профессор Макгонагал попросила присмотреть за тобой, так как мы однокурсники, и у меня безупречная репутация. Она рассказала, что то, что случилось на Чемпионате сильно тебя изменило, что ты стараешься вновь влиться в магическое общество, и тебе надо лишь немного помочь. Это не просто, но я считаю, что если к этой проблеме привлечь общественное внимание, то твоя реабилитация пройдёт куда быстрее. Самое главное донести до всех, что ты не опасен, поэтому я создаю Общество Безопасной Социализации Опасных Субъектов.

И она достала и показала значок, на котором переливалась цветами радуги аббревиатура «ОБСОС».

Мои губы дрогнули, я не знал, плакать или смеяться. Ох уж эти её общества. Мало ей борьбы за права домовых эльфов. Но это был шанс быть к ней ближе, и я не стал его упускать.

– Рон, – сказала она серьёзно, – я уже поговорила с несколькими девушками с факультета, они согласны вступить в Общество. Они сейчас наверху, я бы хотела, чтобы ты поднялся к нам и немного рассказал о том что с тобой произошло и какие трудности ты сейчас испытываешь. Я понимаю, что это тяжело, но это поможет девочкам утвердиться в своих намерениях.

– Конечно. Но мальчики ведь не могут попасть в спальни девочек? – оценивая перспективы, прищурился я.

– Могут. Если я возьму тебя за руку и проведу, такое разрешено, – ответила она, и я тут же согласился.

И дело было не в девчачьей спальне, а в картинке идеального разговора, где мы держась за руки, уходим в закат! Я счёл это благим предзнаменованием и немедленно сжал протянутую ладонь, крепко, но стараясь не делать девушке больно.

Мы уже начали подниматься по лестнице, когда с противоположного конца гостиной на лестнице из мужского крыла показались Поттер с Лонгботтомом, и Невилл поражённо замер, уставившись на ведущую меня наверх Гермиону. Та его не видела, целеустремлённо таща меня за собой, и я позволил себе подмигнуть новой правой руке Мальчика-который-выжил, и состроить самое похабное выражение лица, на какое только был способен. Пусть мучается и думает, что между мной и Герми уже что-то есть. А я ещё подолью маслица в огонь, когда он не утерпит и ринется ко мне за объяснениями.

Рассорить этих двоих, и дело на половину сделано. Прежнее хорошее настроение ко мне вернулось, и я, не утерпев, снова мысленно захохотал, подзабытым уже хохотом Злого Властелина.

Лёд тронулся, господа присяжные заседатели. Лёд тронулся!

Глава 12

Из девчачьей спальни я возвращался сытый и довольный. Молодцы девчонки, хозяйственные. Усадили, чаем напоили, сладостей надавали, знай в рассказ побольше драматизму добавляй.

Насилу, только, убедил, не пороть горячку. Долго обсасывали ОБСОС со всех сторон, но всё же, признали, что пока стоит обойтись без него. Больше всех по этому поводу переживала Гермиона. В ней пропадал талант общественного работника, училась бы она в российском ВУЗе, точно была бы или председателем студсовета или профкома факультета. И на пятом курсе в каноне старостой её сделали совершенно обоснованно. Ну, думаю, Макгонагал знала, кого ко мне приставить, присматривая будущую старосту.

Якобы неохотно согласился посещать их посиделки и впредь, с лицом мученика давая согласие. Хором обещали лучших сладостей. Плохо только, что Герми такого энтузиазма не проявляла, стоило завернуть идею с Обществом, как она заскучала и ко мне охладела, досиживая только из принципа. Но я не расстроился, Москва тоже не сразу строилась.

Единственно, вся это возня съела всё моё выделенное на пробежку время, поэтому пришлось идти снова переодеваться и собираться на завтрак, расталкивая вечно просыпающего Финнигана.

Остановился раз только у оккупированного студентами большого окна. Те, галдя, обсуждали что-то невидимое мне. Протиснулся вперёд, обоснованно решив, что наглость второе счастье, и понял, что их так возбудило. За ночь территория за замком заметно изменилась, появилась большая пристань на озере, а на лугу какие-то постройки, возле которых суетился Хагрид. Первое подтверждение готовящегося Турнира Трёх Волшебников, начавшееся с подготовки к приёму заграничных гостей.

Значит уже скоро, понял я, отходя от окна, уступая место другим нетерпеливым зрителям.

Отошёл к креслу у стены, присел на подлокотник, опёршись о спинку, задумчиво проводил взглядом братьев, тащивших куда-то младшекурсника, активно того уговаривая попробовать их новое изобретение.

Вернулся мыслями к приготовлениям к Турниру. Дело нескольких дней, похоже. А значит, скоро здесь будет и Крам, и Делакур. Флёр, в итоге, вышла за Билла, по-моему. Ещё одно пополнение в счастливой семье Уизли. Тоже что ли приворотным бахнули? Или Билл обаял француженку естественным путём? Если так, то старший братец парень не промах, чемпионка своей Академии, пусть и не выигравшая турнир, то ли частью вейла, то ли нет, я толком не помнил, фанон это был, или в каноне такое тоже упоминалось, но, в общем, девуля гордая, к такой так просто не подкатишь.

А ещё Виктор Крам. И вот думай тут, влезать в их короткий романчик с Гермионой, или нет. С одной стороны руки чешутся, с другой, пока не понимаю, как это всё провернуть. Ну да будем посмотреть.

И тут вдруг меня накрыло. Словно череда видений пронеслась перед глазами. Как будто попал я в мелкого Уизли прямо на первый курс, да только детишки остальные так для меня и остались детишками. И до дрожи, до внутреннего протеста, мне претило бросать этих неразумных сопляков в бой, лицом к лицу с рвущимся в реальность Волдемортом.

Там был Квирелл, о чью спину разбивалась, расцветая огненным цветком, бутылка с зажигательной смесью, метко брошенная моей рукой.

Локонс, на чью золотоволосую голову приземлялась бейсбольная бита, и я волок его тело по пустым коридорам.

Василиск, запечённый напалмом, пущенным по старым трубам.

Старая крыса Петтигрю в человеческом обличье, пришпиленная ножами к деревянной крестовине и поэтому не имеющая возможности обратно превратиться.

Лже-Грюм, изрешечённый самодельной МОНкой.

Тут я затряс головой, прогоняя череду свалившихся картинок. Эк меня накрыло. Прямо защитник страждущих, воин без страха и упрёка. Мог бы я таким быть? Мог бы, наверное, если бы не собирался изначально в этой реальности жить, а рвался бы геройски погибнуть. Но у меня тут была новая жизнь, магия, о чём всегда мечтал, и совершенно незнакомый, такой интересный мир. И положить жизнь ради эфемерного всеобщего счастья, которого не наступит всё равно, умру я героически принимая авады на грудь, или останусь жить, мне не хотелось категорически.

Когда-нибудь, в другой жизни, но только не сейчас.

***

Пары второго учебного дня были унылы до безобразия. История магии, Магловедение, Прорицание. Бинс как всегда монотонно трындел у доски, на магловедении было ужасно тупо, настолько, что даже шутить об этом не хотелось, ну, а Трелони, видимо ещё не войдя в привычную колею после каникул, была рассеяна, задумчива и крайне невнимательна. Хотя, может, это было её естественное состояние?

И всюду чувствовалось, я бы хотел сказать, ненавязчивое, но на самом деле, крайне навязчивое внимание со стороны Грейнджер.

Невил ревновал, покрываясь пятнами от картины квохчущей как курица над цыплёнком Гермионы. Поттер косился недоумённо, то на неё, то на Лонгботтома, то, нет-нет, на меня. А та, почему-то вбила себе в голову, что моя социализация напрямую зависит от моих оценок по учёбе. И пошло-поехало.

С видом великомученицы она села в конец класса, сбоку от нас с Шимусом, традиционных «камчатников», и теперь я то и дело слышал: «Рон, ты не слушаешь», «Рон, почему ты не записываешь?», «Рон, не крутись».

Я терпел. И не только из любви к этой «командирше», я и сам хотел учёбу выправить насколько это возможно. Вот только этот тотальный контроль даже всего за один день меня напряг капитально.

С ней было необходимо серьёзно поговорить и чётко определить границы невмешательства. А то к последним парам Финниган чуть не набросился на Герми с кулаками, так как ему, как моему соседу, тоже доставалось критических замечаний. Меньше, чем мне, но и этого хватало, чтобы возмутить свободолюбивого ирландца.

– Гермиона, – выползя из башни Трелони, одуревший от духоты и жжёных ароматических палочек, я остановил девушку, собравшуюся вместе со всеми вернуться в помещения факультета, это были последние на сегодня занятия.

– Да, Рон. Тебе было что-то непонятно? – прижимая к себе пару крупных томов по Прорицанию, Герми была деловита и, казалось, совсем не устала.

Но я покачал головой, отрицательно, сказал негромко, но твёрдо:

– Надо поговорить об этом твоём шефстве надо мной.

– Это распоряжение профессора Макгонагал, и если ты думаешь, что сможешь меня от него отговорить, даже и не надейся, Рон, – она упрямо вздёрнула носик, стараясь глядеть на меня свысока, но у неё не получилось. Не на того напала.

– Не об этом речь, – буркнул я, шагнув к перилам и бросив мимолётный взгляд вниз длинной винтовой лестницы, убеждаясь в отсутствии лишних ушей. Все остальные студенты уже разошлись, и я, косо посмотрев на Гермиону, сказал ровно:

– Дело не в самом поручении, дело в том как его выполнять.

– Рон, я знаю, что тебе с непривычки тяжело, но это потому, что ты неусидчивый, ленивый, безответственный… – каждое последующее слово она проговаривала всё тише, видя, как у меня взлетает в изумлении бровь.

После чего, неуверенно добавила:

– Был.

– Вот именно, был, – сложив руки на груди, опёрся о перила, сказал, стараясь говорить спокойно:

– Тот Рон, которого ты знала, всё, кончился, аккурат в том палаточном городке, после Чемпионата. Считай, что он умер, и перед тобой совсем другой человек, единственно, с той же внешностью, с тем же голосом. Но другой, переживший и переоценивший свою жизнь и сделавший, наконец, правильный выбор.

Она смотрела на меня, в первый раз, наверное, не зная, что ответить и лишь просто кивнула. Серьёзно, с плотно сомкнутыми губами.

А я чуть улыбнулся, уголком рта.

– Не поверишь, но я действительно хочу учиться, и хочу не только нормально закончить этот курс, но и заново самостоятельно пройтись по программам предыдущих, потому что, такое ощущение, что я не то, что не слушал, а словно вообще отсутствовал на занятиях всё это время.

Тут уже, чуть улыбнулась она, несмело, но очень обнадёживающе, для меня.

И я, решившись, предложил:

– Гермиона, пойдёшь со мной в библиотеку? Я там хотел ещё раз основы магии повторить. Системный подход, он требует упорядоченных знаний, а я даже основы толком не помню.

– Ох, Рон, у тебя и вправду с пониманием законов сочетания заклинаний большие проблемы, эту твою: «ЛевиосА», я до сих пор помню, – она улыбнулась уже по-настоящему, каким-то, чуть кокетливым жестом, заправив прядь за ухо, и кивнула:

– Пойдём. Всё равно я туда собиралась. У меня не вся нужная литература, а вчера мадам Пинс не было. Я сразу после занятий в библиотеку ходила, но та была заперта, а Макгонагал сказала, что её и не будет до завтра, что-то семейное.

Вот это номер. Я удержался от комментариев, но ещё раз вспомнив события прошлого вечера, сам себе задал интригующий вопрос: так кого трахал в библиотеке Филч? Лица его ППЖ я не видел, только задранные ноги в чулках, да туфли на каблуке. Просто местный библиотекарь была самым очевидным для меня вариантом.

А тут, оказывается, целая интрига вырисовывается.

Под размышления на тему, а кто же эта, соблазнившаяся Филчевскими мослами, дама, мы и дошли, собственно, до места.

Стоило нам зайти и обратить на себя внимание, сидевшей за столиком библиотекарши, как та стремительно расплылась в довольной улыбке:

– Гермиона! Здравствуй деточка! Я только первый день как вышла, а ты уже ко мне.

Пинс подскочила и обняла мою сокурсницу, стремительно краснеющую под моим офигевающим взглядом.

– Я тут помогаю, периодически, – буркнула Грейнджер, смущённо. – Каталогизацию, провожу, помогаю с сортировкой.

– Она такая скромная, – библиотекарь, вернувшись к своему столу, выдвинула верхний ящик, что-то ища. – Если бы не Гермиона, мне бы было значительно тяжелее. Давно прошу помощника, но у Академии лишнего финансирования нет, и приходится, вот, просить неравнодушных студентов помочь.

Я покивал, глубокомысленно. Но тут Пинс наклонилась сильнее, отчего край юбки поехал вверх, открыв резинки чулков, и я прикипел к ним взглядом.

– Рон! – тихо зашипела рассерженной кошкой Грейнджер, отследив, куда смотрят мои округлившиеся глаза и дёргая с силой за рукав мантии.

Я позволил, кипевшей словно чайник девушке, отвернуть ошарашенного меня от этого занимательного зрелища и в который раз начал вносить коррективы в сделанные совсем недавно выводы.

Ноги были те же. Глаз у меня острый, а память цепкая. Тем более что такое раз увидев, всю жизнь не забудешь, и зуб даю, что чулки, туфли, да и сами ноги, были ровно такие, какие я видел вчера. Больше всего меня убедило родимое пятно, аккурат над резинкой чулков, на левой ноге. Сложно представить, что есть двое людей с одинаковыми родинками, и в одинаковых чулках, да.

Значит Филч трахал, всё-таки Пинс. Но Пинс вчера не было. Кого трахал Филч?

Тут, между делом, библиотекарь, пожаловалась:

– Гермиона, опять вчера кто-то пытался в запретную секцию попасть, представляешь? Прихожу, а магические печати частью сняты. Не все, попасть туда так и не смогли, но всё же.

Поджав губы и доставая из ящика, наконец, с таким упорством разыскиваемое, добавила: – Опять студенты, наверное. Всё им неймётся, каждый год пробуют, – задумалась на секунду. – Только вот не помню, чтобы прямо в первый день занятий.