Текст книги "Огненный след"

Автор книги: Александр Воробьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Приятных снов, пилот. Конец связи.

Да, засиживаться было некстати. Человек в анабиозе, конечно, потреблял намного меньше кислорода, но тем не менее все равно потреблял. Поэтому, чем раньше они лягут спать, тем больше воздуха им останется.

Они со Стюартом вывели такшип на траекторию торможения, и Денис филигранно отработал уцелевшим двигателем, замедлившись так, чтобы выйти к точке рандеву через двести семьдесят часов. Как раз к тому моменту, как туда доберутся спасатели и успеют уравнять с ними скорости. Он еще раз проверил программу полета, нежно потер оливковый бок консоли и кивнул Зарембе:

– Рули, только никуда не врежься бога ради!

Стюарт, уже пролезая в люк, обернулся и коротко хихикнул. Навык пилотирования у бортинженера был, пожалуй, самым низким в экипаже. Впрочем, устройство такшипа Денис знал еще хуже, чем Заремба его пилотировал. Все-таки второй лейтенант Заремба Мгоно прошел полный пятилетний курс обучения, в отличие от двухгодичной подготовки новых пилотов. Довоенные кадры всегда лучше подготовлены, чем выпуски военные. Бой научит выживших лучше любой академии, нужно только его пережить.

Заремба окинул взглядом рубку, где ему придется провести следующие полмесяца, и, оттолкнувшись, полетел вслед за товарищами. В кубрике Денис отстегнул свою койку и, помедлив, открыл в стене лючок системы гибернации. Ложиться в аварийный анабиоз ему еще не приходилось. Одно дело засыпать в уютных медкапсулах на «Авере» под присмотром медперсонала и совсем другое – довериться простенькому медицинскому автомату. Теоретически он был способен отыскать иглами вены даже самостоятельно, подготовившись к спячке без посторонней помощи, но, если что-то пойдет не так, шансы выжить существенно сокращались.

Денис разделся догола, аккуратно сложив скафандр в рундук. Теперь надо втиснуться в металлическую мелкоячеистую сетку мышечного стимулятора, лечь, пристегнуться к койке и активировать медицинский автомат.

Из лючка в переборке выскользнул серый кубик медавтомата, блеснувший парой видеоглазков. Пару секунд комп изучал пациента, потом, определив ключевые точки, ввел в левую руку капельницу. И почти сразу после этого сознание Дениса стало уплывать, гиберзин действовал чертовски быстро.

Открытый еще до изобретения виртуальных тоннелей гиберзин, вещество, прототип которого изначально выделенный из крови бурых медведей, замедлял обмен веществ почти в полсотни раз. Один удар сердца в минуту, один вдох в пять минут, температура тела шестнадцать градусов. Организм засыпал, почти не потребляя кислорода и питательных веществ. И старение при этом замедлялось в те же полсотни раз. По крайней мере, доброволец, пролежавший в анабиозе полвека, по мнению медиков, постарел не более чем на год.

И даже теперь, когда редко какой перелет занимал более полугода, гибернацию широко применяли при перевозке колонистов или на войсковых транспортах. Несмотря на века прогресса межзвездных перелетов, возить спящих людей выходило дешевле. Или вот в таких случаях, когда требовалось продержаться до спасения.

Теоретически человек в гибернации просто отключался, не видя снов. Но каждый раз Денису казалось, что он почти помнит некое смазанное видение, мелькнувшее перед ним, когда уже почти ушло сознание. Хотя, скорее всего, это было не больше чем игрой воображения.

* * *

Изящная стрелка на больших, стилизованных под старину часах дрогнула и с тихим щелчком переместилась на двенадцать. Короткая еще минут пять назад указала на девять. Итак, ровно девять часов утра.

Господин Оуэн, министр обороны Земной Лиги, последний раз взглянул на свой безукоризненный мундир и, удовлетворенный, решительно постучал в отделанную под дуб дверь. В персональный кабинет Салии аш-Шагури, президента Лиги.

– Войдите! – донеслось из-за закрытой двери.

Оуэн повернул начищенную до зеркального блеска ручку, открыл дверь и шагнул в кабинет. Госпожа президент демонстративно осталась сидеть за внушительным рабочим столом – дурной признак. Аш-Шагури не в духе, и значит, сейчас ему устроят головомойку. Как ни в чем не бывало, подавляя на собственном лице малейшие признаки тревоги, Оуэн громким уверенным голосом поздоровался:

– Доброе утро, госпожа президент. Чем обязан столь раннему вызову?

Вообще-то вызов был не совсем ранний, официально рабочий день правительства начался еще час назад, но аш-Шагури очень редко вызывала высших чиновников Лиги в первой половине дня. Все важные совещания и консультации госпожа президент предпочитала проводить ближе к вечеру.

– Что это? – не отрывая от него взгляда, спросила аш-Шагури, показывая пальцем за спину, на стену, превращенную в большой экран.

Даже продолжая стоять у порога кабинета, Оуэн отлично разглядел крупные строчки текста:

Линкор «Переславль» – серьезно поврежден.

Линкор «Гордость Лиги» – уничтожен.

Фрегат «Неустрашимый» – поврежден.

Фрегат «Костюшко» – поврежден.

Фрегат «Таталия» – серьезно поврежден.

Крейсер «Марс» – уничтожен.

Крейсер «Деметра» – сильно поврежден.

Крейсер «Туарег» – без повреждений.

Авианосец «Рузвельт» – уничтожен.

Ракетный фрегат «Нигон» – поврежден.

Носитель такшипов «Авер» – без повреждений.

В прошлом Нильсон Оуэн дослужился до звания коммодора Военно-космического флота, после чего ушел в отставку и серьезно занялся политикой. Именно военная молодость сыграла роль в его назначении министром обороны. Он лично просмотрел эти данные, прежде чем отправить их на ознакомление к госпоже президенту. Будучи разумным человеком, Оуэн ожидал такой реакции и заранее подготовился к неприятному разговору. Сохраняя сосредоточенное выражение лица, министр подошел к столу и, глядя пряма в глаза аш-Шагури, четко, по-военному ответил:

– Это – списки потерь Первого ударного флота после первого боя с ударным флотом аспайров в системе Троя.

Ему хватило одного взгляда, чтобы понять: аш-Шагури с трудом сохранила самообладание. Только многолетняя привычка держать эмоции в себе не дала ей выплеснуть их наружу, проявить свою женскую, эмоциональную сущность. Салия удержалась, только нервно сжатые в кулаки пальчики предательски хрустнули.

– Министр! – почти не повышая голоса, почти пропела аш-Шагури. – Неужели вы не видите, Первый ударный практически уничтожен! В первом же серьезном сражении мы потеряли половину, вы слышите, половину ударных сил! Что вы на это скажете?

«Вот он – момент истины», – пронеслось в голове Оуэна. Первый ударный разбит и теперь Салии, как президенту Лиги, предстоит принять решение, что же делать дальше. А ему нельзя, категорически нельзя делать вид, будто ничего не произошло. От того, что он сейчас ответит, зависит не только его судьба, но и судьбы многих офицеров разгромленного флота! Они станут либо героями, либо… Мысли о втором Оуэн тут же загнал поглубже. Не хватало еще, чтобы страх проступил на его лице!

К черту все словесные выкрутасы. Когда дело пахнет трибуналом, то лучше всего говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды. Решительно пресекая малейшие поползновения к панике, Оуэн честно, как перед престолом господа, ответил:

– Госпожа президент! Салия… – Тут Оуэн все же немного сбился, но почти сразу совладал с собой: – Матросы и офицеры Первого ударного с честью выполнили свой долг. До конца! Я лично ознакомился с видеозаписями и докладами выживших. Первый ударный целиком и полностью был готов к предстоящему сражению. Командование флота отлично разработало все возможные сценарии, а во время самого боя проявило высокий профессионализм, отвагу и даже разумную дерзость. В том, что произошло возле Иллиона, нет чьей-либо вины, госпожа президент. Аспайры сильнее нас, и этим все сказано.

Аш-Шагури пристально смотрела на министра обороны, но, слава богу, не перебивала, давая высказаться. Воодушевленный первым успехом, Оуэн продолжил:

– Как бы цинично и жестоко ни звучали мои слова, но там, возле Иллиона, мы провели первый большой эксперимент. Да, теперь мы знаем, что аспайры сильнее нас. Поэтому нам как воздух необходимо выяснить пределы их превосходства. Первый ударный разбит, и с этим уже ничего не поделать. Зато об аспайрах мы узнали много нового. И главное, мы узнали, что в прямой, честной схватке у нас не было и, возможно, не будет никаких шансов. Но зная это, второго подобного разгрома мы уже не допустим.

– Ничего себе эксперимент! – все еще недовольно, но уже с намеком на понимание произнесла аш-Шагури. – За такие эксперименты со всего командования с вами во главе нужно сорвать погоны! Ну да ладно…

Следуя древней традиции, Министерство обороны возглавлял штатский, хотя, опять же по традиции, отставной военный. Так что слова госпожи президента Оуэн воспринял как горькую иронию. А значит – пронесло.

– Что стоите? Садитесь. – Аш-Шагури рукой показала на большое гостевое кресло возле стола. – Докладывайте.

– Подробный отчет о сражении возле Иллиона со всеми выкладками и заключениями специалистов уже находится в вашем личном компьютере, – показывая глазами на стол, ответил Оуэн. – А коротко я могу сообщить следующее: у аспайров все же есть слабое место! Там, походя, во время сражения, мы все же зацепили его. Иначе они не отошли бы к Трое-7, а разбомбили бы Иллион. Буквально в течение десяти дней в систему Трои должен подойти Второй ударный. Мы проиграли первое сражение, но впереди вся война.

Оуэн облизнул пересохшие губы, но к стоящей на столе минералке не притронулся. Успех следовало закреплять, пока аш-Шагури его слушает.

– Ну а самое печальное, госпожа президент, другое: нам предстоит провести еще два больших эксперимента.

– Не томите, – потребовала аш-Шагури, – выкладывайте все как есть!

– Мы выяснили возможности аспайров в чистом космосе, в прямом боевом столкновении. Теперь на очереди проверка орбитальной крепости и… – Оуэн тяжело вздохнул, – сражение на поверхности самого Иллиона. Каким бы ни был конечный результат, но только тогда мы окончательно выясним, насколько именно аспайры сильнее нас. И к чему нам готовиться в будущем.

Оуэн все же не выдержал и прервался, налив себе стакан минеральной воды.

– Вот в принципе и все, что я могу вам сообщить. Детали указаны в подготовленном моим министерством докладе. Аспайры и так дали нам целых два года, госпожа президент. А теперь нам жизненно необходимо узнать о них как можно больше. Да, мы проанализировали их тактику, подобрали кое-какие обломки, по характеру повреждений выяснили технические характеристики их оружия, но этого крайне мало.

Министр обороны выразительно посмотрел на аш-Шагури. В принципе аудиенция исчерпала себя. Он честно ответил на самый главный вопрос, но отпускать его она почему-то не спешила.

– Нильсон, – после небольшого раздумья произнесла президент, – а вы можете сообщить мне хоть что-нибудь хорошее?

– Ну-у, – министр немного замялся, – нам все же есть чем ответить. Как раз Второй ударный несет несколько экспериментальных протонных излучателей. По дальности боя они вполне сопоставимы с оружием аспайров. Кроме того, в одном заштатном университете нашелся ученый, который уже работал над той самой технологией низкотемпературной закапсулированной плазмы. Сейчас наши эксперты изучают его заявку на грант, и скорей всего в ближайшие дни мы привлечем его к сотрудничеству. Разумеется, мы не сможем быстро создать оружие, аналогичное оружию аспайров, но выясним пределы его возможностей и разработаем наиболее эффективные контрмеры.

Он замолчал, и аш-Шагури тут же спросила:

– Это все?

– В первом приближении – да, госпожа президент.

– Хорошо! Вы можете идти.

Прощаясь, аш-Шагури поднялась с кресла. Жест вежливости – хороший знак. Возможно, гроза его минует?

– До свидания, госпожа президент, – уже стоя у порога, произнес Оуэн и аккуратно закрыл за собой дверь.

Отослав министра обороны, аш-Шагури села обратно в кресло и задумалась. Чтобы ненароком не упереться лбом в пенобетонный тупик, в большой политике всегда полезно иметь несколько обходных путей, ну или хотя бы один путь для почетного отступления. Приняв решение, она ткнула пальцем в иконку вызова секретаря. На столе, прямо перед ней, тут же возникло видеоокно. Нелла, сорокалетняя дежурная секретарша с роскошной копной рыжих волос и в старинных очках, с готовностью ответила:

– Слушаю вас, госпожа президент.

Аш-Шагури приветливо улыбнулась секретарю. Неважно, что та усиленно старалась выглядеть на двадцать лет и считала, что анахронизм на носу делает ее красивее. Главное – в своем деле Нелла зарекомендовала себя сущим дьяволом, способным за пять минут найти смысл жизни, а после назначить аудиенцию самому господу богу. Салия наняла ее, еще будучи сенатором, и с тех пор Нелла стала фактически ее тенью, сопровождая в каждой поездке.

– Нелла, будь добра, назначь аудиенцию специалисту ксенологу. У нас уже два года набран штат этих бездельников, пора уже им начинать работать.

– Сделаем, госпожа президент, – ответила Нелла с мимолетной улыбкой и тут же отключилась.

В общих чертах министр обороны подтвердил выводы аш-Шагури, но его все равно следовало выслушать, прежде чем предпринимать следующие шаги. Пока ксенолога не доставили, она решила ознакомиться с докладом о положении дел на Иллионе.

Аш-Шагури с ловкостью карточного шулера заводила пальцами по столу. Просторная столешница была не просто данью ее высокому статусу, но еще и практической необходимостью. Для работы с массой документов требовалось много пространства. Аш-Шагури любила держать перед собой в развернутом виде все текущие документы, а вид наложенных друг на друга окон ее бесил.

Папка «Входящие», нужный файл. Двойной клик, и вот перед аш-Шагури развернулась первая страничка объемистого документа. «Положение дел в звездной системе Троя после крупномасштабного боя Первого ударного флота и ударного флота аспайров». Целый список составителей и короткое содержание. Прокручивая пальцем страницы, аш-Шагури углубилась в чтение.

Минут через сорок раздался легкий писк, и замигала красным цветом иконка дежурного секретаря. Аш-Шагури свернула доклад и, разминая затекшие плечи, откинулась на спинку:

– Слушаю, Нелла.

– Госпожа президент, вызванный вами ксенолог и специалист по аспайрам ожидает вашего вызова в приемной. Его зовут Дэвид Корнелли, профессор кафедры…

– Пусть заходит, – перебив секретаршу, потребовала аш-Шагури и отключила связь.

Почти сразу в кабинет вошел невысокий пожилой мужчина в сильно измятом, недорогом деловом костюме. Коротко стриженные волосы его были взъерошены, а под глазами виднелись большие темные круги. Похоже, профессор Корнелли давно не высыпался и глотал кофе литрами. А когда его срочно вызвали в правительственный дворец, судя по нескольким свежим царапинам, наспех побрился, но так и не успел переодеться.

– Добрый день, госпожа президент.

Профессор Корнелли выглядел весьма обескураженным, постоянно перекладывая из руки в руку старомодный планшет в дорогом кожаном чехле. «Скорее всего, подарок на юбилей», – мимоходом определила аш-Шагури.

– Прошу вас, проходите, садитесь, – произнесла она, указывая на гостевое место возле своего стола, в котором меньше часа назад сидел министр обороны.

Чувствуя себя, словно провинившийся ученик в кабинете у директора школы, профессор Корнелли осторожно присел на краешек кресла. Внезапный вызов в рабочий кабинет президента Лиги совершенно выбил его из колеи.

– Итак, вы – самый главный ксенолог и специалист по аспайрам? – глядя в упор на бледного ученого, спросила аш-Шагури.

– Специалист по аспайрам?.. Ну да, наверно, – после небольшой паузы ответил Корнелли. – Вот только ксенология, именно как научная дисциплина, впервые появилась лишь в позапрошлом году. Непосредственно после инцидента с «Ихневмоном». А до этого ее и наукой можно было лишь с натяжкой назвать. Так, несерьезная игра с вольной комбинацией слишком многих неизвестных. И к тому же…

Как только речь зашла о его работе, профессор Корнелли заметно успокоился, с лица исчезло испуганное выражение и, судя по вдохновенному тону, ученый готовился прочитать президенту Земной Лиги обширную вступительную лекцию. Но аш-Шагури оборвала ученого на полуслове:

– Все это неважно, господин Корнелли. Вы уже получили материалы с Иллиона?

– Да, госпожа президент. Вот уже третьи сутки наш отдел трудится над ними не покладая рук. И вы знаете, получаются очень интересные выводы. Вот, например…

– Отлично, – чуть резко, пресекая очередную лекцию, произнесла аш-Шагури. – Если вы ознакомились с материалами, то у меня к вам всего один, но очень серьезный вопрос!

Настоящие ученые часто немного не от мира сего. Наверное, это расплата за служение науке. Еще будучи сенатором, аш-Шагури много общалась с ученой братией. Вот почему, прежде чем задать самый главный вопрос, она дала ксенологу осознать важность момента.

– С аспайрами можно хоть как-то договориться? – спросила аш-Шагури.

– Информации об объекте исследований у нас крайне мало, но с большой уверенностью я могу повторить то, к чему мы пришли еще два года назад: аспайры считают нас слабейшими, теми, кого можно и нужно уничтожить. И, учитывая результаты случившегося сражения, лично я не рекомендую вам даже начинать переговоры о мире. Они, и в этом уверен не только я, даже попытку выйти на связь сочтут проявлением слабости и еще больше укрепятся в своем первоначальном мнении о нас. Начинать дипломатические переговоры имеет смысл только после одной, пусть и маленькой, но победы.

Профессор разошелся не на шутку. Первоначальная робость слетела с него, как кожура с перезревшего банана. Ученый разогнул спину, расправил плечи и в запале речи водрузил свой планшет на рабочий стол президента, даже не заметив этого.

– Но главная проблема даже не в этом, госпожа президент! – Корнелли устроился в мягком кресле поудобней. – О самих аспайрах, об их психологии, обществе, социальном устройстве, нравах, обычаях и языке мы абсолютно ничего не знаем! Никто из нашего отдела не возьмется писать им послание. А ведь неправильно написанное предложение, пусть даже самое учтивое в целом, может оказаться фатальным! Например, кто у них самый главный? Диктатор, президент, наместник бога?.. Первая же фраза, первое же обращение может испортить и сорвать все переговоры. Мы, как самый необходимый минимум, должны знать их язык. Но даже этим мы похвастаться не можем! – Шумно выдохнув, профессор Корнелли обмяк в кресле.

– Неужели все так плохо? – переваривая полученную информацию, поинтересовалась аш-Шагури.

– Увы, госпожа президент. Я понимаю: с моей стороны верх наглости указывать вам, но я бы не советовал осложнять жизнь военным. Им сейчас и так не сладко. Еще несколько веков назад самые первые ученые, которым хватило наглости назваться ксенологами, предсказывали слабость межвидовой дипломатии. Даже в нашей истории достаточно случаев, когда договоры, пакты и обязательства в один момент превращались в никчемные бумажки.

Распалившись вновь, Корнелли, казалось, обличал всю нескладную историю и современное состояние человеческой дипломатии.

– Нам совершенно нечего предложить аспайрам и совершенно нечем их припугнуть. Всё, буквально всё, они могут получить силой! Так зачем же тратить время на бесплодные переговоры? Возле Иллиона радиоразведка перехватила много сигналов, но среди них нет ни одного, который можно было бы назвать приглашением к диалогу. Они даже не пытались выйти на связь.

Увлекшись, профессор мазнул кончиками пальцев по столешнице. Естественно, компьютер его действие не авторизовал, но сам жест почему-то показался Салии забавным. Неуклюжий ученый, что касается святая святых, компьютерного терминала президента Лиги.

– В истории Земли бывали случаи, когда проигравшая сторона со временем становилась частью победившей ее. Ну или растворяла в себе. Как, например, растворил монголов Китай. И те и другие с течением веков сливались в единый этнос. С аспайрами, с абсолютно другим биологическим видом, мы никогда не сольемся в один народ. И кто-то из нас должен быть уничтожен. Иначе – никак.

– Мрачная картина, – водя пальцем вокруг иконки «Свернуть все окна», изрекла аш-Шагури.

Только сейчас заметив свою папку на рабочем столе президента Земной Лиги, Корнелли поспешил сдернуть ее со столешницы.

– Госпожа президент, – устраивая папку на коленях, осторожно произнес ученый, – пусть военные добудут для нас хотя бы одного живого аспайра. Мы наконец-то выучим их язык, выжмем из него максимум информации, и тогда, как знать, может быть, все станет не так уж плохо. Пока я изложил вам наихудший вариант. Идеально было бы заполучить как можно больше предметов их быта, особенно различных учебников, книг, дисков, ну или какие у них там носители информации. Утолите наш информационный голод, и мы сделаем все что сможем!

«И этот требует больше информации», – печально подумала аш-Шагури, но вслух ответила:

– Постараемся, господин Корнелли, постараемся. Военные, они и сами хотят знать о противнике как можно больше. Ну что ж, спасибо за консультацию. И я приношу вам извинения за то, что так бесцеремонно вытащила вас в свой кабинет. Вы свободны, профессор.

Но, вместо того чтобы встать, ответив любезностью на любезность, Корнелли вдруг нервно заерзал на месте. Компьютерный планшет в его руках едва не скрутился в трубу. Успевшая вновь уткнуться в документы, аш-Шагури подняла глаза:

– Что-то еще?

– Да! – облегчено выдохнул ученый. – Видите ли, госпожа президент. Это… Это такой случай! Такой случай! Может, больше никогда и не представится! Можно… ваш автограф!

Впервые за сегодняшний день Салия улыбнулась. Ученый, вызванный на срочную консультацию, исчез. Вместо него в гостевом кресле появился избиратель. Судя по тому, как смотрел взбалмошный ученый с ежиком волос вместо прически, голосовал он за нее. Да и расписаться не отнимет много времени.

– Конечно, господин Корнелли, это такая малость, – ответила аш-Шагури, вытаскивая из одинокой подставки большую золотистую ручку.

Ученый расстегнул чехол планшета и густо покраснел как рак, которого больше часа продержали в подсоленном кипятке. Там, прямо поверх экрана планшета лежала большая глянцевая фотография. Протягивая ее аш-Шагури, Корнелли торопливо пояснил:

– Это для моей взрослой дочери. Она буквально без ума от вас! Не хочет слышать ни о какой психологии, зато горит желанием пойти по вашим стопам.

Принимая снимок, аш-Шагури заулыбалась еще больше! Теперь ясно, почему ученый покрылся краской, будто девица на выданье. На хорошей цветной стереографии, сделанной более тридцати лет назад, Салия увидела саму себя, одетую лишь в невесомый пеньюар и разнеженно лежащую на покрытой атласной простыней кровати.

Жизнь в Прайме, столице Лиги, весьма дорогая. И в ранней молодости, во время учебы на первом курсе юридического факультета, около года она подрабатывала фотомоделью, сотрудничая с небольшим рекламным агентством. Тогда ей пророчили блистательную карьеру на подиуме, но через год, выйдя замуж за сокурсника, сына весьма обеспеченных родителей, она ушла из рекламного бизнеса.

Салия никогда не стеснялась своей первой профессии и никогда не комплексовала по этому поводу. Наоборот! Именно фотографии далекой юности принесли ей дополнительные голоса на президентских выборах. Во втором туре она набрала почти пятьдесят пять процентов. Как язвили злые языки, за нее проголосовало все мужское население и женщины нетрадиционной сексуальной ориентации.

Сейчас во многих офисах, мастерских, комнатах молодежи и тинейджеров можно найти ее фотографии именно в таком виде, а не нынешние, в официальном строгом костюме и постаревшей на тридцать лет. Ну а то маленькое рекламное агентство за последние восемь лет разрослось в огромную и солидную фирму.

Изо всех сил стараясь подавить невольный смешок, аш-Шагури спросила:

– Что написать?

Обнадеженный Корнелли немного помялся и ответил:

– «Дорогая Оксана, учись, старайся! Все у тебя получится!»

Прикрывая левой ладонью рот, аш-Шагури красивым почерком написала, что просил ученый, и поставила подпись.

– Так пойдет? – спросила она, протягивая пунцовому ученому подписанную фотографию.

– О!!! Что вы! Это великолепно! Это так великолепно! Огромное! Огромное вам спасибо! Всегда, в любой момент, я целиком и полностью в вашем распоряжении!

Подхватив планшет, профессор Корнелли торопливо затолкал в его чехол бесценную фотографию и на полусогнутых ногах поспешил к выходу. Его поспешность навела Салию на мысль, что он опасается, как бы госпожа президент Земной Лиги в самый последний момент не передумала и не потребовала вернуть фотографию.

– Всего вам хорошего! – на прощание почти прокричал счастливый ученый и несколько громче правил хлопнул дверью.

Смеющаяся Салия еще какое-то время не могла вернуться к работе. Даже будучи президентом, женщина всегда остается женщиной.

* * *

Эдельштейн свое обещание выполнила, она позвонила ректору, и после недолгих переговоров университет выделил Майклу кое-какие ресурсы. Он получил небольшую лабораторию, с него сняли немного преподавательской нагрузки и разрешили пользоваться добровольными помощниками из числа студентов и аспирантов. Спасибо и на этом, по крайней мере, университет не урезал ему зарплату в счет снятых лекционных часов. Супруга, в очередной раз проявившая чудеса понимания, поддерживала мужа во всем, терпеливо снося его частые задержки за полночь в лаборатории.

У Майкла довольно быстро сложилась команда из двух десятков человек, в основном студентов. Как и следовало ожидать, парни и девушки работали бесплатно, во имя большой науки, ну и надеясь на поблажки при сдаче экзаменов в будущем. Правда, всем вместе им удавалось собраться крайне редко, обычно в лаборатории бывало пять, редко шесть человек, которые и доводили до ума свое детище.

Детали им приходилось собирать едва ли не на помойке, хотя порой случалось и оттуда. В частности мощный запальный лазер, чей импульс должен был превращать в плазму водород, студенты демонтировали со старой станции межпланетной связи, которая удачно нашлась на свалке неподалеку от города. В итоге установка выглядела как наспех сляпанный набор разнокалиберных устройств, облепивших большой стальной ящик – сердце прибора, его плазменную камеру. Место, где впрыснутый водород под действием мощнейшего лазерного луча превращался в ионизированную плазму.

Собственно, получать плазму люди научились уже очень давно, как и удерживать ее в коконе магнитных ловушек. Повсеместно распространенные термоядерные реакторы все работали на этом принципе. Проблема была в другом. В прошлом некоторые корпорации пытались разработать применение плазменных генераторов в качестве оружия. Получалось не очень: едва выйдя из ствола, а соответственно, из разгонного магнитного поля, плазменный сгусток начинал стремительно рассеиваться и остывать. Максимум, чего сумели добиться, это прототип ручного огнемета, где генератор непрерывного действия выбрасывал поток плазмы в цель. Но дальность эффективного действия не превышала сотни метров, после чего рассеявшаяся и остывшая плазма максимум могла лишь опалить волосы. Проект сочли бесперспективным и забросили…

Обеденный перерыв закончился, и Майкл Дюффек, сверившись с расписанием, где обнаружилось окно в занятиях, спустился в выделенное ему помещение. Лаборатория располагалась в полуподвале его родного физического факультета. Длинная комната, тридцать метров на четыре, скорее очень широкий коридор, выкрашенная в желтовато-белые тона, характерные для дешевых красок. На одной стене, под самым потолком шел ряд маленьких окошек, зато на другой, напротив, протянулись несколько разнокалиберных труб, откуда иногда слышалось глухое рычание воды. Хоть Майкл и не был сантехником, он догадывался, что, скорее всего, там текла канализация. Даже вмешательство Эдельштейн не помогло выбить более комфортного помещения. Он подозревал, что и это-то ректор выделил лишь в знак уважения к Кадди. Под каждую сумасбродную идею отдельных лабораторий не напасешься.

Особенно теперь, когда над Лигой витал дух скорой войны. Майкл мало следил за политикой, но даже ему было известно про случившийся в далеком космосе контакт и про то, что у контактеров там все пошло наперекосяк, и даже кажется уже была стрельба. А в таких условиях могут и вовсе урезать финансирование, по крайней мере, ничего более страшного Дюффек не мог представить. Если университет лишат части финансирования, то могут забрать и те скудные средства, что выкраивает для него бюджет вуза. Майкл истово надеялся, что этого не произойдет.

В лаборатории опять витал ставший уже привычным аромат смеси разогретого металла, озона и легчайшего амбре из канализации. Столетия прогресса так и не смогли полностью избавиться от него. Сегодня здесь было многолюдно – аж шестеро студентов, суетясь, монтировали к вакуумной камере новую обмотку, а в дальнем от входа углу, над сенсорным планшетом склонился Дим Кроу, механик из технического управления. Сегодня на нем опять был черный комбинезон, на котором практически не различались множественные пятна грязи. Механик, не оборачиваясь командовал студентами и, судя по их реакции, каким-то чудом команды приходились в тему.

Майкл нацепил прямо поверх костюма несвежий лабораторный халат и подошел к суетящимся студентам. Молодежь заканчивала крепить последний контур обмотки, а Майкл наконец понял, каким образом Кроу командовал, не отрываясь от планшета. Прямо над установкой висело несколько наспех приделанных камер, они-то и транслировали механику место работы студентов.

Вакуумная камера все еще была открыта, одна ее стенка лежала рядом, обнажая полированную внутреннюю поверхность. Плазма, даже не касаясь стенок камеры, одним тепловым излучением очень сильно нагревала ее, поэтому сверху металлокерамического ящика уже была смонтирована система охлаждения на жидком азоте. Охлаждающие трубки, снятые со списанного промышленного холодильника, красоты прототипу не добавляли, но без них металлокерамика вакуумной камеры продержалась бы не более двух, максимум трех импульсов.

Майкл, проходя мимо помощников, поздоровался первым:

– Здравствуйте, коллеги.

Наконец-то заметившие его студенты ответили нестройным хором:

– Здравствуйте, профессор!

Один из них, третьекурсник Давид Ли, оторвался от работы и подошел поближе:

– Профессор, я, кажется, придумал, как осуществить плавный переход от плазменной камеры к разгонному полю.

Он протянул Майклу карту памяти.

– Посмотрите сами, профессор, это может сработать!

– Спасибо, Давид. Если идея толковая, то учту это на экзамене.

– Только на одном экзамене?

Майкл усмехнулся: