Текст книги "Павел I"

Автор книги: Александр Боханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

Антианглийский курс Императора Павла явно обозначился уже весной 1800 года. Первым ясным знаком новой политической диспозиции стало изгнание из Петербурга в мае английского посла Чарльза Уитворта (Витворта, 1752–1825), занимавшего этот пост с 1788 года. Он был влиятельной фигурой британского истеблишмента: в 1800 году получил баронский титул, был послом в Париже, в 1813 году Король (1760–1820) Георг III возвёл его в лорды, затем сделал пэром Англии и виконтом Эдбастоном, графом Уитвортом Эдбастоном.

Причины изгнания Уитворта до конца не ясны. В качестве главного повода всегда выставлялась Мальта; Англия не собиралась возвращать остров мальтийским рыцарям, которым он принадлежал без малого четыреста лет. Наверное, так оно и было, но думается, что сыграла свою роль и деятельность будущего лорда в Петербурге, которая далеко не отвечала нормам дипломатического политеса. Посол порой вел себя в столице огромной Империи, как какой-то наместник в завоеванной стране. В здании посольства открылся своего рода клуб, куда приглашались различные сиятельные особы и светские дамы, где велись разговоры в самом фривольном духе и где можно было получать английские газеты и журналы с самыми невозможными с точки зрения моральной благопристойности и политической благонадёжности статьями и карикатурами, ввоз которых в Россию был запрещён.

Кроме того, посол заимел в столице любовные связи, служившие темами пересудов в Петербурге. Самой известной его возлюбленной стала Ольга Александровна Жеребцова, урожденная Зубова (1766–1849). Она была сестрой братьев Зубовых, состояла в браке с камергером АЛ. Жеребцовым (1764–1807), который, впрочем, ничего не мог поделать с неукротимым нравом своей супруги.

Второй возлюбленной посла являлась графиня Анна Ивановна Толстая, урождённая княжна Барятинская (1777–1825). Она была супругой камергера двора Цесаревича Александра графа Н. А. Толстого (1765–1816), но её сердце «принадлежало сэру Чарльзу». Обе дамы «сгорали от любви», но если графиня Толстая изливала свои чувства в письмах, рыданиях и приступах меланхолии, то Ольга Жеребцова была куда более деятельной.

Она сделалась глазами, ушами и, образно говоря, руками английского посла и стоявшего за ним правительства «Его Величества» во главе с Уильямом Питтом (1759–1806). Салон Ольги Жеребцовой стал не только англофильским центром Петербурга, но и центром анти-павловских инсинуаций и интриг. Именно здесь собирались люди, которые не просто ненавидели Государя, но стали вынашивать план его свержения. Жеребцова-Зубова, которую граф Валентин Зубов заслуженно назвал «авантюристкой широкого размаха», принимала а этой деятельности самое заинтересованное участие. Ходили слухи, что после блестящих приемов в своем родовом гнезде Ольга Жеребцова переодевалась в платье нищенки и в таком виде приникала к генерал-губернатору графу Палену, где обсуждала секретные планы по свержению Императора Павла. Конечно, это романтическое сказание, на которые XIX век был так богат…

Существуют предположения, что через Ольгу Жеребцову из Лондона переводились деньги для заговорщиков – то ли 2 миллиона рублей, толи 40 тысяч фунтов стерлингов. Точная сумма не известна, и никаких надежных документов до сих пор не найдено; имеются в наличии только глухие эпистолярные намеки и устные рассказы. Подробные финансовые документы вряд ли когда и обнаружатся. Для английских правящих кругов устройство переворотов и убийств неугодных политических лидеров в других странах всегда являлось «обычной» практикой внешнеполитической деятельности, И они прекрасно умели скрывать тайные нити подобных операций. Сам же факт поддержки со стороны Лондона анти-павловского движения в Петербурге не может подлежать спору.

Здесь уместна, так сказать, общеисторическая аллюзия. Английские историки и политические деятели различных направлений всегда, как только заходила речь о России, принимали (и принимают) позу моральной добродетели, обвиняя Россию чуть ли не во всех смертных грехах. Так давно повелось, и тенденция не исчезла до настоящего времени. Но никогда они не признают, хоть ворох документальных свидетельств покажи, преступления Англии в других странах. В лучшем случае скороговоркой обмолвятся о том, что «такие были времена», что это– «давно ушедшее», что «мировые условия» оправдывали акты преступлений. И всё; иного от них никто не добьется.

А уж чтобы написать и опубликовать исследование, где бы разоблачалась преступная деятельность английского правительства в России, – об этом не может быть и речи. Ведь Россия – «страна дикарей», страна «варваров», а если Англия что туда и приносила, то только «цивилизацию». Россия никогда не вмешивалась во внутренние дела Британии, и трудно даже вообразить, что если бы существовал хоть один подобный случай, то сколько бы гневных слов было произнесено потом, сколько бы трактатов и негодующих разоблачительных исследований бы написали…

В любом случае, вне зависимости от размера английской субсидии, сами участники заговора, если что и получили, то крохи. Основную часть субсидий присвоила Ольга Жеребцова, которая незадолго до Цареубийства, в конце февраля 1801 года, отбыла в Англию. В «стране тирании» ей никто препятствий не чинил, хотя подобная поездка должна была быть одобрена самим Самодержцем. Жеребцова летела в Лондон «на крыльях любви». Мечта тридцатипятилетней дамочки была близка к осуществлению: наконец, они соединят свои жизни навсегда, до гробового входа. Правда, Жеребцова оставалась замужней женщиной; брак же, заключенный по православному обряду, расторгнуть было невероятно сложно. Для этого требовались экстраординарные обстоятельства. Любовь к постороннему мужчине в такой разряд никак не попадала. Но это не имело никакого значения.

Ольга Александровна не собиралась возвращаться в Россию, и она ехала в «свободную» страну, а предмет её вожделенной страсти был холостым. Она узнала об убийстве Императора Павла в Пруссии и первое время скрывала свое соучастие, но постепенно осмелела, начала бравировать, что вызвало возмущение при дворе Короля Фридриха-Вильгельма II.

Русскую матрону и аферистку настигло горькое разочарование. Чарльз Уитворт совершенно не собирался жениться на какой-то русской. Да, она была ему нужна, когда он исполнял важную государственную миссию в России, да, такие дамы, как Жеребцова, были очень удобны для осуществления тайных операций, но когда он вернулся в Англию, а потом пришло известие об убийстве Императора Павла, Жеребцова стала ему ненужной, превратилась в обузу. Он прервал с ней все отношения именно в марте 1801 года; теперь это был «отработанный материал».

Уитворт осуществил удачную брачную комбинацию, которая сразу же вознесла его в круг высшей британской аристократии: 27 апреля 1801 года он женился на леди Арабелле Диане Коуп, овдовевшей герцогине Дорсет. Отвергнутая русская любовница не могла стерпеть предательства и всем и каждому рассказывала, что «сэр Чарльз» ей должен деньги, что он её «обворовал».

В завершение всей этой нелицеприятной истории уместно добавить, что Жеребцова в Англии вела жизнь богатой иностранки, к которым англичане всегда относились с предубеждением. «Русская» – синоним чего-то чужого и второсортного; это почти ведь как какая-нибудь «папуаска». Двери особняков всех сколько-нибудь престижных фамилий для таковых были закрыты раз и навсегда. Богатство в данном случае не имело первостепенного значения; важно было иметь «высокое родословие». А какое «родословие» у русских? Они ведь «варвары» и предки у них могли быть только «дикарями».

Несчастная авантюристка была безутешна; ситуацию совсем не скрашивало и прибытие к ней постылого мужа – Александра Александровича Жеребцова; заменить сэра Чарльза ей никто не мог. Существует предание, что Ольга Жеребцова в Англии умудрилась «упасть в объятия» будущего Короля (1820–1830) Георга IV и якобы родила от тогда герцога Уэльского и «принца-регента» сына, получившего имя Георга, а фамилию Норд, которого и привезла в Россию. Король Георг IV с молодых лет слыл пьяницей и ловеласом. Дотошные английские биографы установили «18 дамских привязанностей» принца Уэльского, а затем Короля, некоторые из них рожали ему детей. Однако имя Ольги Жеребцовой в этом «любовном списке» не значилось. Может быть, она, выражаясь современным языком, «проскочила без документов и вне очереди»?

В списках гвардейских полков числился некий Георгий Егорович Норд (1806–1844), с 1827 года – капитал Лейб-гвардии Гусарского полка, с 1841 года – полковник, женатый на княжне H.H. Щербатовой. Но являлся ли он сыном английского Монарха – не известно. Известно другое: умерла Жеребцова дряхлой и желчной старухой в полном одиночестве в 1849 году…

К числу английских шпионов («агентес») молва относила и блиставшую с 1798 года на сцене французского театра Петербурга и в гостиных аристократических особняков певицу и актрису мадам Шевалье-Пекам, урождённую Пуаре. Некоторые утверждали, что она – «шпионка Наполеона». О ней мало что было достоверно известно, Передавали, что родилась она в Лионе в 1774 году, а потом «бежала от революции», вояжировала по Европе и, наконец, обосновалась в столице Российской Империи. Здесь её ждал успех, щедрые гонорары и группа великосветских поклонников. Она замечена была и на раутах у английского посла Уитворта, с которым, как передавали, её связывали «более чем дружеские» отношения. Кстати сказать, вскоре после убийства Императора мадам Шевалье отбыла из Петербурга и больше в России не бывала.

Хорошо было известно – тут уже ссылались не на салонную молву, а на очевидное, что мадам Шевалье «завоевала сердце» влиятельного Ивана Кутайсова – с 5 мая 1799 года графа Российской Империи. Князь Адам Чарторыйский писал о ней, что мадам была «чрезвычайно красивой женщиной, которой увлекался господин Биньон, [118]118
  Луи-Пьер-Эдуард Биньон (1777–1841) сделал заметную политическую карьеру уже после расставания с мадам Шевалье. Из мелкого дипломата он превратился во влиятельную фигуру. При Наполеоне занимал различные дипломатические посты, в 1830 году стал министром иностранных дел и членом Совета министров. В 1837 году получил титул пэра Франции.


[Закрыть]французский посланник в Касселе. Но расчётливая француженка покинула его, предпочитая его любви щедрость царского брадобрея». Кутайсов стал её любовником и в конце 1800 – начале 1801 года посещал «мадам» поздними вечерами, чуть ли не ежедневно, а иногда даже и днём. Сразу же возникли слухи, их специально распускали, что прелестями мадам пользуется и Император Павел; «Иван», хоть и титул заимел, но ведь, по сути, «денщик» и ничего без согласия повелителя не делает. Все разговоры о связи Императора с Шевалье являлись злонамеренными и пустопорожними; подлинных оснований тут не имелось.

Император Павел знал о «похождениях» Уитворта в Петербурге, но долго относился к ним снисходительно. Это же не вина англичанина, что «русские дуры» все приличия позабыли. Ольга Жеребцова вообще не скрывала свою связь. Но что поделаешь, ведь весь род Зубовых порочный; так они воспитаны и так всегда в грехе и жили.

Другая «пассия» посла, графиня Анна Толстая, хоть адюльтером и не бравировала, но долго таиться не смогла. Разве при Дворе надолго что-то скроешь. Её бледность, слёзы, нервные припадки и даже обмороки вначале объясняли «малокровием», но вскоре установилась и подлинная причина: «любовная горячка». К тому же в доме Толстых случались такие «сцены», что оторопь брала. Граф Николай Александрович ужасно гневался на супругу и один раз погнался за ней с ножом. Та еле увернулась, выскочила на улицу чуть не в дезабилье. И это в столице Империи, в доме гофмаршала Двора Наследника-Цесаревича, па глазах у простолюдинов!

Павел Петрович долго относился к Уитворту с подобающим почтением. В 1797 году при его содействии удалость заключить торговый договор между Англией и Россией и Император даже обратился к английскому правительству с ходатайством о присвоении послу титула пэра. Но в начале 1800 года положение изменилось. Симпатии и к Англии, и к её послу остались в прошлом. Политика английского правительства и поведение Чарльза Уитворта в равной степени вызывали неприятие. К тому же выяснилось, что посол позволяет себе неподобающие высказывание об особе Императора и его близких. Это стало последней каплей, Уитворт был выслан.

Осенью последовали административно-финансовые акции, направленные против Англии. Было наложено эмбарго на английские суда и товары. 22 ноября 1800 года появился Указ Коммерц-коллегии, гласивший: «Состоявшие на российских судах долги англичан повелеваем впредь до расчёта платежом остановить; а имеющиеся в лавках и магазинах английские товары в продаже запретить и описать».

Иными словами, между Англией и Россией началась экономическая война, которую уже вела Франция. Однако для нанесения серьезного удара Англии этого было мало. В начале 1801 года Россия предприняла меру, которая вызвала шок в Британии, невиданный приступ истерии, и до сих порождающую разного рода спекуляции и тенденциозные измышления. Речь идёт о так называемом индийском походе русских войск.

Выше упоминалось, что идея франко-русской экспедиции в Индию принадлежала Наполеону, который и предложил детальный план. Цель всей операции состояла в том, чтобы, как писал Первый консул, «изгнать безвозвратно англичан из Индостана, освободить эти прекрасные и богатые страны от британского ига». Осуществление данного грандиозного международного проекта способно было в корне изменить расстановку международных сил, сведя роль Британии на уровень заурядной державы. Замысел был эпохальный, но и риски были весьма высоки.

Неизвестно, насколько серьёзно относился к этой идее сам Наполеон; до самого убийства Императора Павла каких-либо сведений о реальной подготовке французских войск для отправки в Индию не имеется. Все переговоры о подготовке похода в Индию между Парижем и Петербургом обставлены были большой тайной и каких-либо подлинных документов в распоряжении немного.

Самодержец же отнёсся к проекту с подобающей ему основательностью, воспринимая его в контексте качественного изменения характера русско-французских отношений. С этой целью в январе 1801 года в Париж был специально командирован доверенный представитель Императора тайный советник Степан Алексеевич Колычев (1746–1805). Этот был известный дипломат, занимавший посты посла в Гааге, Берлине и Вене, и везде проявил завидное мастерство искусного переговорщика. Каковы же были результаты его бесед с Наполеоном – не известно. Возможно, обсуждались сроки, технические меры и политические результаты операции, но всё это из области предположений. Вскоре Павла 1 убили, и вся индийская эпопея тут же была предана забвению.

Известно только, что, согласно декларации Ростопчина, для установления между Россией и Францией союзнического договора французская сторона должна была признать передачу Мальты Ордену Иоанна Иерусалимского, возвратить владения Сардинскому Королю, гарантировать неприкосновенность владений Баварского курфюрста и герцога Вюртембергского. Это была европейская программа России, предложенная вниманию повелителя Франции. Что же касается Индийского похода, то здесь всё менее определённо.

План индийской операции держался в большом секрете, но слухи всё-таки просочились в петербургские гостиные. При Дворе что знают хотя бы двое – уже не тайна. Тем более если самые влиятельные фигуры во власти, такие, как Петербургский генерал-губернатор Пален – первый враг Императора, готовы были в любой момент запустить в салоны, как бы теперь сказали, «информационную дезу», порочащую Самодержца. Надо было постоянно нагнетать страсти, подтверждать гнусную мыслишку о том, что Павел Петрович – «сумасшедший». Индийской поход и являлся дискредитирующей информацией именно такого рода.

Казалось совершенно необъяснимым, почему России надо было воевать за Индию. Да и где эта самая Индия? Никто даже не знал, как туда можно было добраться по суше. В столичных салонах возникла «волна возмущения». Странное дело: прошло всего пять лет, а петербургские салонные «аналитики» напрочь забыли, что когда в голове Екатерины II и её ненаглядного «Платоши» возникла идея завоевания Персии и покорения Тибета, то тогда никто не обсуждал и уж тем более не осуждал сей по всем признакам сумасбродный план. Попробовали бы…

В высшем свете было полно англоманов, да и просто англичан, занимает их видные должности. Один из них – придворный врач джон-Самуэль Роджерсон (по-русски Иван Самойлович, 1741–1823), служивший со времён Екатерины. Хотя «Иван Роджерсон» являлся урождённым шотландцем, но преданность его Британии носила фактический характер. Он был придворным лекарем, прекрасно был осведомлен об истинном положении дел, но в своих частных письмах не раз говорил о «ненормальности» Императора.

Письма эти он отправлял своему «доброму другу», русскому послу в Лондоне с 1785 года, влиятельному графу Семёну Романовичу Воронцову (1744–1832). Клан Воронцовых слыл при Павле «оппозиционным», и эти «важные сведения» врача приходились весьма кстати. Идея о свержении Императора получала теперь как бы и важную «медицинскую» санкцию. Правда, никому не приходило в голову вести разговоры о «свержении» Английского Короля Георга III, который находился на Престоле Британии шестьдесят лет (1760–1820) и последние двадцать – явно не в своём уме. Причём признаки идиотии у Георга были, так сказать, на лице, и придворные и родственники боялись даже выводить его на публику…

Уже первые отечественные биографы Павла I, в соответствии с расхожей точкой зрения, интерпретировали индийскую экспедицию как «авантюру», как появление «нервной импульсии» Самодержца всея Руси. Это была не историческая, а сугубо идеологическая точка зрения, которая наглядно представлена у такого автора, как Н. К Шильдер. О последующих историках можно и не говорить; «матрица» сюжета была задана сочинением именно этого автора.

Для Шильдера это – «нелепая» экспедиция, плохо подготовленная, во время которой люди терпели напрасные лишения и неимоверные страдания ещё во время движения по территории Российской Империи. В доказательство Шильдер приводит выдержку из донесения командующего В. П. Орлова в Петербург, в котором тот говорит, что не хватает продовольствия, фуража и денег. Но, во-первых, комплектованием припасов занимался сам Орлов, а, во-вторых, если бы Павел Петрович узнал о нехватках, то немедленно бы (как он всегда делал) распорядился доставить всё необходимое. Но Император такого распоряжения не отдал, потому его к этому времени уже не было в живых; донесение Орлова помечено 18 марта.

Теперь о «жертвах». Пристрастный, но преданный документу Шильдер привел список потерь за время почти трехнедельного следования казачьих войск по бездорожью, в мороз и в снежные бури: «выбыло из строя 886 лошадей, из коих 564 усталыми и 322 забракованными за негодностью». И все. Если учесть, что казачьи войска сопровождало 41 424 лошади, то подобный аргумент выглядит просто смехотворно. Но ведь других нет, и никто из многочисленных разоблачителей Павла Петровича после Шильдера так ничего «свеженького» и «убойненького» не отыскал…

Никакого «безумия» в деятельности Павла Петровича отыскать невозможно; это напрямую касается и индийской акции. Да, это было необычное предприятие, но технически оно не являлось заведомо нереальным. Наполеон, когда обосновывал экспедицию в Индию, то ссылался на пример Надир-шаха и Тамасс Кули-хана, которые выступили в 1740 и 1759 годах из Дели и, пройдя через пустыни и горы Афганистана, достигли Астрабада на берегу Каспийского моря. Конечно, существовал и из далекой древности пример Александра Македонского, осуществившего прославленный в истории Индийский поход. Но это было давно, а указанные правители осуществили переход полвека тому назад. Как заключал Первый консул, «что сделала в 1740 и 1759 годах армия вполне азиатская… то, без сомнения, могут теперь исполнить армия русская и французская!».

Современный исследователь вполне обоснованно заключил, что «Павел I, предпринимая поход в Индию, продумал до мельчайших подробностей многие детали плана Наполеона, дополнив его своими». [119]119
  Захаров В. А. Индийский поход Павла I // Павловский гобелен. М., 2001. С. 77.


[Закрыть]Конечно, это не была «безумная прихоть тирана». Это был именно план «наказания» Англии, этой «наглой державы», по словам Императора Павла. Имея «математический склад ума», Павел Петрович продумал те только стратегическую концепцию, но даже нюансы военной кампании.

В экспедиции должны были участвовать не только сухопутные подразделения войск, главным образом казачьи части – самые мобильные и жизнестойкие подразделения Русской армии. Предполагалась и отправка трех вооруженных кораблей из Петропавловска – Камчатского для того, чтобы подавлять деятельность английских кораблей в прибрежных водах Индии.

Не забыл Самодержец и о возможных английских атаках на территорию России. Так как Балтика для англичан была закрыта – Дания и Швеция никогда бы не пропустили английские корабли, то самым уязвимым представлялось северное направление. Потому Император отдал распоряжение об укреплении форпоста России на Белом доре – Соловецкого монастыря.

Существует точка зрения, что Наполеон «перехитрил» Павла Петровича; его задача якобы состояла только в том, чтобы втянуть Россию в войну против Англии, при этом оставаясь в стороне. Думается, что это заведомо упрощённый взгляд. Наполеон не мог не осознавать, что на карту поставлено очень многое, что война с Англией будет трудной, долгой и кровопролитной, не на жизнь, а – на смерть. В таких условиях «обманывать» Русского Императора мог только человек безответственный, какой-нибудь мелкий политикан, озабоченный только получением сиюминутных выгод. Наполеон таковым не был, он мыслил масштабно. Будущий Император Франции не мог не понимать, что Россия нужна не только для каких-то периферийных операций; она необходима для главной битвы за Европу, где и решалась судьба мира.

О том, что план похода в Индию был отнюдь не химерой, засвидетельствовал через шестнадцать лет сам Наполеон, В 1817 году, находясь в заточении на острове Святой Елены, несостоявшийся «повелитель мира» в беседе с английским врачом Барри Эдвардом О’Меара (1786–1836) сделал признание, которое доктор записал в дневнике.

«Когда Павел был так сильно раздражен вами (т. е. англичанами. – А. Б.), он попросил меня составить план вторжения в Индию. Я послал ему план с подробными инструкциями… Расстояние не имеет большого значения, просто провиант транспортируется на верблюдах, а казаки его всегда будут добывать достаточно. Деньги они найдут по прибытии; надежда на завоевание в один момент подняла бы множество калмыков и казаков без всяких расходов на это». И вывод поверженного Императора звучал непререкаемо: «Если бы Павел остался жив, вы бы уже потеряли Индию».

Если некоторые высказывания Наполеона и не очень убедительны, например о том, что он по просьбе Павла Петровича подготовил план вторжения в Индию, то в общем и целом нельзя не признать, что сама идея экспедиции в Индию воспринималась серьёзно и в Париже, но особенно в Петербурге.

Когда же Наполеон узнал, что русские в одиночку решили начать поход, то тут же отправил Императору письмо, в котором уведомлял, что готовит атаку на берега Англии. И приготовления для высадки в Англии действительно велись. Письмо датировано 27 февраля 1801 года; Императору Павлу оставалась жить всего две недели.

Царь напрямую не связывал наступление на Индию с помощью Франции. Достаточно и того, что России в тот момент была обеспечена безопасность западных границ. Пруссия, Швеция и Дания – союзники, Австрия, разгромленная и «измятая», ни на что не способна, а Франция теперь партнер, и если формально ещё не союзник, то скоро непременно им станет. В этих условиях 12 января 1801 года появился секретный рескрипт на имя атамана Войска Донского генерала-от-кавалерии Василия Петровича Орлова (1744–1801). Это чрезвычайно важный документ во всей «индийской истории», а потому он и достоин полного воспроизведения.

«Англичане приготовляются сделать нападение флотом и войском на меня и на союзников моих – шведов и датчан (приготовления для атаки Дании и Швеции в Англии велись. – А. Б.). Я и готов их принять, но нужно их самих атаковать и там, где удар им может быть чувствителен, и где меньше всего ожидают. Заведения их в Индии – самое лучшее место. От нас ходу до Индии, от Оренбурга, месяца три, да от вас туда месяц, а всего четыре месяца. Поручаю всю сию экспедицию Вам и войску Вашему, Василий Петрович.

Соберите Вы со оным и вступите в поход к Оренбургу, откуда любою из трёх дорог или и всеми пойдите, и с артиллерию, прямо через Бухарию и Хиву на реке Индус (Инд, – А. Б.) и на заведения английские, по ней лежащие. Войска того края их такого же рода, как Ваши, и так, имея артиллерию, Вы имеете полный авантаж. Приготовьте всё к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить или осмотреть дороги; всё богатство Индии будет Вам за сию экспедицию наградою.

Соберите войско к задним станицам и тогда уведомьте меня, ожидайте повеления идти к Оренбургу, куда пришёл, ожидайте другого – идти далее. Такое предприятие увенчает вас всех славою, заслужит, по мере заслуги, моё особое благоволение, приобретёт богатства и торговлю и поразит неприятеля в его сердце. Здесь прилагаю карты, сколько их у меня есть. Бог Вас благослови. Есть к Вам благосклонный Павел».

Далее следовала приписка. «Карты мои идут только до Хивы и до Амударьи реки, а далее Ваше уже дело достать сведения до заведений английских, и до народов индийских, им подвластных. П.».

В тот же день был составлен и ещё один рескрипт, в котором Император Павел писал: «Индия, куда Вы назначаетесь, управляется одним главным владельцем и многими малыми. Англичане имеют у них свои заведения торговые, приобретенные или деньгами, или оружием, то и цель сия разорить и угнетённых владельцев освободить и ласкою привести России в ту зависимость, в каковой они у англичан, и торг обратить к нам».

Из указанных текстов со всей очевидностью следует несколько выводов. Во-первых, Павел Петрович обдумывал план нанесения удара по «вероломной державе» – Англии уже какое-то время. Можно предположить, что предложение Наполеона только укрепило его в этом намерении, но не породило его. Во-вторых, цель операции – изгнание англичан и сокрушение их господства, но отнюдь не завоевание Индии, как о том до сих пор пишут и говорят, и не только тенденциозные западные историки, но и наши, «доморощенные знатоки».

Примечателен один тезис из рескрипта Павла I: Россия должна утверждать свое влияние «ласкою», что в русском языке часто являлось синонимом другого слова: «любовь». Это типично христианская внешнеполитическая установка, совершенно немыслимая для политиков других стран, называвших себя «христианскими».

Мысль о сугубо антианглийской направленности операции чётко была выражена в третьем рескрипте Орлову от 13 января; «Помните, что Вам дело до англичан только и мир со всеми теми, кто не будет им помогать; и так, проходя их, уверяйте о дружбе России и идите от Инда на Ганг, и так на англичан».

К концу XVIII века Индия была в значительной своей части подчинена британскому владычеству. Играя на противоречиях отдельных индийских царьков и правителей, англичане устанавливали своё экономическое и военное господство на обширном пространстве Индостанского полуострова, имея минимальные издержки и максимальные прибыли. По разным подсчётам в конце XVIII века Англия ежегодно получала из Индии прямых поступлений на несколько миллионов фунтов стерлингов. Фактически весь бюджет Британии строился на этих доходах, без которых Англия превратилась бы очень скоро в банкрота. Но в Индии оставались ещё зоны, свободные от британского владычества, да и среди индийской родовой элиты существовали сильные антибританские настроения.

Обо всем этом Павел Петрович знал и понимал, что даже при незначительном ударе извне английское владычество может обратиться в прах. Английские гарнизоны там наперечёт, а войска из представителей местных племен, подвластные англичанам, в любой момент могут обратить оружие против незваных английских пришельцев. К тому же никакими межгосударственными трактатами и соглашениями владычество Англии в Индии не было закреплено, и с позиции международного права являлось нелегитимным, Англия руководствовалась только правом силы, тем «универсальным правом», которым когда-то руководствовались и римские цезари. Но в таком случае любая иная «сила» с таким же успехом могла претендовать на владычество.

В Лондоне прекрасно осознавали подобную грозную перспективу. В отличие от салонного петербургского «общественного мнения», где по поводу индийского похода только злословили и ёрничали, английский истеблишмент к перспективе появления русских в Индии отнесся не просто серьёзно, но – архисерьёзно.

С военно-стратегической точки зрения индийская экспедиция была сложным, но совершенно не безнадёжным делом. Русские в XVIII веке уже имели опыт дальних военных кампаний против Турции, но особенно против Персии, когда им приходилось продвигаться по безжизненным степям, преодолевая сложную, пересеченную горами местность. Русские пограничные отряды, борясь с набегами степных кочевников, достигали пределов Бухары и даже Хивы; так что пустынная местность северного Приаралья была в общем-то известна.

Кстати сказать, одной из целей экспедиции являлось освобождение русских пленных-рабов, которых только в Хиве насчитывались тысячи. В рескрипте В. П. Орлову от 13 января 1801 года об этом говорится прямо: «В Хиве высвободите сколько-то тысяч наших пленных и подданных».

На подготовку экспедиции у Орлова ушло примерно пять недель. Павел I всё время держал её в поле своего внимания, посылал командиру постоянно депеши и в форме рескриптов (именных повелений), и в форме конфиденциальных писем. Все имеющиеся в распоряжении Самодержца карты были отправлены, в том числе «подробная и новая карта всей Индии». Орлов получил и карту с маршрутом передвижения войска, но при этом повелитель России добавил, что «сим маршрутом я Вам рук не связываю». Командующий мог действовать по своему усмотрению. Это же касалось и подбора конкретных людей, требуемых войсковых частей и видов вооружений; тут Орлову предоставлялась полная свобода в принятии решений.

Помощником, «правой рукой» к Орлову был назначен Матвей Иванович Платов (1751–1818) – известный казачий офицер, прославившийся в различных кампаниях. В конце 1797 года за «нарушение устава» был уволен со службы, сослан в Кострому, а позже заключен в Петропавловскую крепость как опасный преступник. Теперь он был полностью прощён и отправлен на Дон, помогать Орлову. Имя Матвея Платова, с 1801 года – атамана Войска Донского, прогремело в Отечественную войну 1812 года. Тогда, благодаря Платову, казачьи полки стали «бичом Божним» для наполеоновской армии и ускорили победу России над врагом.