Текст книги "Искушение Кассандры"

Автор книги: Александр Андрюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

23

Не теряя времени, следователь поспешил в музей. До прибытия экспертов он решил лично осмотреть черный ход. Карасев попросил у Михайловой ключи и отправился на второй этаж. Пройдя через зал скульптуры, он без особой путаницы сразу вышел на служебную лестницу, которая сама повела его вниз через подвал к двойным дверям черного хода. Площадка перед дверьми была покрыта слоем пыли. Однако у самого порога явно отпечатались следы женских туфель.

Стараясь не задевать следов, Карасев осторожно подошел, отпер замок и толкнул двери плечом. Пространство тамбура было также пыльным и неухоженным. Однако от одной двери к другой вела целая дорожка следов. «Да здесь ходили табунами!» – удивился Тарас. Аккуратно на цыпочках, чтобы не задеть дорожку, он подкрался к другой двери и уже было вставил в скважину ключ, но, к своему удивлению, обнаружил, что наружная дверь не заперта. Тарас пнул ее ногой и вышел во двор. От двери вилась и терялась в траве едва видимая тропинка. Она привела к резным железным воротам с маленькой куполообразной калиткой. На калитке висел новенький накладной замок.

Не отходя от нее, Карасев позвонил с «мобильника» в экспертный отдел с просьбой поторопиться и отправился обратно, стараясь не наступать на следы. Войдя в музей, он оставил дверь черного хода открытой, а сам направился в каптерку сторожа. Включив сигнализацию, следователь обнаружил, что ячейка дверей черного хода как ни в чем не бывало горит, несмотря на то что дверь в данный момент была открыта настежь. «Никак она тоже разблокирована», усмехнулся Карасев. Но разблокирована более хитро: без магнита и без отвертки. А может, прибор барахлит?

Тарас стукнул сверху по «Рубину», и его кулак угодил во что-то вязкое. Никак пластилин нашелся? Карасев снял с прибора полкуска коричневого пластилина и аккуратно завернул его в платок. Он хотел пошарить на приборе еще, но раздумал. Там могут быть отпечатки. Карасев выдвинул ящик стола, открыл шкаф, заглянул под топчан. Везде лежало какое-то грязное барахло: клетчатые ветхие рубахи, засаленные куртки, штаны, кирзовые ботинки и пустые коробки из-под чая.

Карасев присел на топчан и набрал сотовый Берестова.

– Леня, привет! Рад тебя слышать. У тебя как?

– У меня – как штык! А у тебя? В Питер съездил?

– Съездил! Подробности при встрече. Вспомни, это очень важно, как в ту ночь вы вышли с Галкой из музея?

– Черт его знает? Сейчас спрошу у нее.

Через некоторое время отозвалась Галка.

– Привет, Тарас! Рада тебя слышать. Как у тебя?

– У меня как у Лени. Подробности при встрече. Галка, ты же была не пьяной: вспомни, как вы с Леней вышли из музея?

– Вышли через двор какой-то.

– Точно через двор? А не через вестибюль?

– Через вестибюль не шли. Точно помню. Шли, как белые люди, через кусты. Потом проползли через какую-то железную калитку и наконец оказались на улице.

– Кто вам открывал, сторож?

– Сторожа в упор не помню. Кажется, никто не открывал. Все было распахнуто настежь!

– И железная калитка?

– И она!

«Черт возьми, – соображал Тарас. – Они вышли через черный ход, оставив кучу следов. А я поторопил экспертов».

Эксперты вскоре явились. Тарас показал фронт работы, и они пришли в восторг.

– Здесь следов на все случаи жизни! Наконец-то оторвемся!

Карасев передал Саше пластилин и направился в кабинет директрисы. На этот раз она была встревожена, и все допытывалась, зачем экспертной группе понадобилось обследовать черный ход, если он даже близко не соприкасался с местом убийства.

– Алла Григорьевна, – строго произнес Карасев, – я обнаружил, что входная дверь черного хода не заперта!

– Какое безобразие, – возмутилась директриса и даже вскочила со стула. – Это надо спрашивать с Михайловой. Сегодня я с ней разберусь.

– Да подождите, Алла Григорьевна! Объясните, наконец, у кого ключи от черного хода?

– У Михайловой! – не задумываясь, ответила директриса.

– И больше ни у кого нет?

Директриса беспокойно заерзала на стуле.

– Но если она у нас официальная ключница, у кого же еще могут быть ключи?

– Но должны быть дубликаты.

– От черного хода дубликатов нет.

– А ключ от калитки тоже у нее?

– Ну у кого же еще? – через силу улыбнулась директриса. – Только она занимается ключами.

– С ключами понятно, – кивнул Карасев. – Давайте уточним еще кое-что: вы мне сказали, что в день убийства Александрова пришла раньше вас?

– Я и сейчас это говорю. Когда я пришла, она была уже здесь!

– Но она утверждает, что вы пришли раньше ее.

– Как же я могла прийти раньше, когда дверь ее отдела была открыта настежь. Я шла по коридору к себе и хорошо помню, что ее кабинет был открыт. Я в него заглянула. В кабинете никого не было, но ее сумочка лежала на столе. Я разделась, пошла обратно и встретила Александрову на лестнице. Она поднималась из туалета.

– Но дело в том, Алла Григорьевна, что и милиционер подтверждает: именно вы пришли самой первой. Александрова пришла после вас.

– Но это какая-то ошибка! – махнула рукой директриса. – Я своими глазами видела, что дверь отдела Гончарова была открытой. Я еще не сумасшедшая, чтобы не помнить таких вещей. А милиционер перепутал. Он всех в лицо не знает.

– Но, может быть, отдел Гончарова был не заперт с вечера?

– Этого не может быть, – нахально улыбнулась директриса. – Накануне я уходила последней, не считая Михайловой конечно, и перед уходом проверила все кабинеты. У меня вообще так заведено – по пути проверять кабинеты. Даю палец на отсечение: вечером комната Гончарова была заперта на ключ.

Карасев смутно догадывался, почему директриса настаивает на том, что она пришла позже своей сотрудницы. Кто пришел всех раньше, тот и снял с двери магнит.

– Спасибо, Алла Григорьевна, у меня к вам больше нет вопросов. Сейчас наш эксперт еще раз снимет с вас отпечатки пальцев. Не волнуйтесь, это ничего не значит. Они просто у нас не получились.

Тарас спустился вниз, отыскал Сашу и отправил его исследовать пальцы директрисы. А сам направился в отдел Гончарова.

Александрова грациозно восседала за своим столом и что-то увлеченно строчила в общей тетради, опустив черные ресницы. Когда Тарас вошел, она подняла голову и обаятельно улыбнулась.

– Убийцу нашли? – спросила она вместо приветствия.

– Ищем, – неопределенно ответил Тарас. – Если позволите, несколько вопросов.

– Пожалуйста, – ответила она, уставясь на него своими красивыми глазами.

– Директриса стоит на своем, утверждая, что вы пришли раньше ее.

– Но ведь милиционер видел, кто пришел раньше, – пожала она плечами.

– Я, конечно, больше верю милиционеру, – подмигнул Карасев. – Но вспомните же наконец, накануне вечером вы запирали свой кабинет?

– Конечно, запирала, – ответила она уверенно и вдруг задумалась. Внезапно в глазах ее мелькнуло беспокойство. – А это так важно, запирала я или нет? Если я забыла запереть, то это что-то смертельное? – спросила она.

– Пока ничего смертельного не вырисовывается, – усмехнулся Карасев, но Алла Григорьевна утверждает, что вечером уходила позже всех и что специально проверила ваш кабинет. Он был заперт. А когда пришла утром, кабинет оказался открытым, хотя вас, как вы утверждаете, еще не было.

Уголки губ ее уныло опустились.

– А она проверяла только мой кабинет?

– Да нет, не только ваш – все кабинеты проверяла. Дело не в этом. Дело в том, что из вас двоих кто-то, мягко говоря, говорит неправду.

– А это так важно, – поморщила она носик, – оставляла я открытым кабинет или не оставляла?

– В этом деле важно все. Вспомните, Екатерина Алексеевна, когда вы пришли в то утро, ваш кабинет действительно был открытым?

Александрова погрузилась в задумчивость.

– Честно говоря, не помню.

– Нужно вспомнить!

– А если не вспомню, меня казнят? – стрельнула она глазками.

Карасев улыбнулся и вынул из кармана визитку.

– Вспомните – позвоните! И еще я хотел у вас спросить: кто из сотрудников музея знал, что входную дверь можно заблокировать при помощи магнита?

– Практически все! – ответила девушка. – Мы все по очереди сдаем музей на пульт и знаем, что после того, как объект примется, удобнее заблокировать магнитом дверь и спокойно выйти из музея, чем потом волноваться и перезванивать из дома. Весь персонал музея знал, что магнит лежит на шкафу, а пластилин на «Рубине»…

В это время в кабинет заглянул Саша и молча поманил пальцем. По его виду было заметно, что следов накопали много.

– Ну что? – спросил Карасев, после того как они вышли в коридор.

– На ручке внутренней двери пальчиков навалом. Самые последние отпечатки директрисы. Следы туфель на площадке перед дверью тоже ее. В предбанник она не выходила. Видимо, подходила к двери, чтобы ее запереть. Ее ладонь на ручке видна очень четко. Последние, кто был в предбаннике, это мужчина в кроссовках сорок второго размера и женщина в туфлях тридцать шестого размера. Мужская рука со шрамом на ладони обнаружена и на ручке первой входной двери. Она, по всей видимости, того, кому принадлежат кроссовки сорок второго размера. Не исключено, что мужчина с женщиной выходили вместе. Но входили они, по всей видимости, через центральный вход, потому что снаружи его отпечатков нет. Зато снаружи на дверной ручке отпечатки другого мужчины. У него кулачища с пивную кружку. В предбаннике найден и его частичный след ботинка сорок седьмого размера. Кроме того, есть еще часть следа женских кроссовок тридцать седьмого размера.

– Понял! – коротко произнес Карасев и быстро набрал сотовый Берестова.

– Леонид Александрович у аппарата, – услышал он в трубке.

– Леня, какой размер кроссовок носишь? – спросил Карасев.

– Сорок второй, – удивленно ответил Берестов.

– А Галка?

– На вид тридцать пятый! Хотя нет! Говорит, тридцать шестой! Но маломерки.

– Шрам у тебя на ладони есть?

– Шрам? Сейчас посмотрю. Слушай, е-мое! Где это я так порезался?

Карасев отключил сотовой и приказал:

– Следы сорок второго и тридцать шестого размера проигнорируйте и отпечаток мужской руки со шрамом – тоже. А лапу с пивную кружку и след кроссовок тридцать седьмого размера можете оформлять. Ну что еще интересного? На «Рубине» есть какие-нибудь отпечатки?

– Только твои. Если хочешь – оформим. А вот насчет пластилина… У директрисы все чисто. А у Михайловой под ногтями частички коричневого пластилина.

24

В ту же минуту Карасев направился к Михайловой. Однако у дверей его тормознул Саша.

– Связку ключей мы осмотрели. Никаких следов парафина не обнаружено. Так что сказать не могу, снимали с ключа от черного хода копию или нет. Если снимали, то потом очень тщательно промыли растворителем. Могу ручаться только за одно: после того как связку промыли в растворителе, ключом от входной двери больше не пользовались. Усекаешь?

– Как же не пользовались, когда я сегодня лично отпирал дверь? сощурился Карасев.

– Я про это и толкую, что царапины на ключе только сегодняшние. После соприкосновения с растворителем металл покрывается тоненькой пленкой. На этой пленке, кроме сегодняшних свежих царапин, больше нет никаких. Следовательно, от дня промывки и до сегодняшнего дня ключ ни разу в употреблении не был. Если хочешь, мы возьмем связку в лабораторию и исследуем более тщательно.

– Пожалуй, не стоит, – пробормотал Карасев и толкнул дверь с надписью «Заместитель директора».

Когда Карасев без стука вошел в кабинет Михайловой, она вздрогнула. Это не могло ускользнуть от глаз следователя.

Кабинет «ключницы» был весьма просторным. Везде по углам стояли экспонаты: от костей мамонта до миниатюрных бронзовых статуэток. На столе было разложено с полсотни бирок и ярлыков с какими-то музейными номерами. Тут же стоял пузырек с клеем и лежала новенькая коробка с пластилином. Именно на нее в первую очередь обратил внимание следователь. Михайлова сидела над раскрытой тетрадкой и что-то писала.

– Добрый день, Зоя Павловна, – вежливо улыбнулся Карасев, не упуская из виду ее растерянности по поводу его визита. – Я зашел к вам узнать, закончили ли вы опись экспонатов музейного фонда.

– Да, опись я завершила, – кивнула она. – Сейчас подвожу итоги: сравниваю новый список со старым. Так что точно о состоянии музейного фонда на этот год я могу вам сказать только завтра. Но по предварительным данным, кажется, все на месте.

Карасев сел в стоящее у стола кресло и уставился на коробку с пластилином.

– Зоя Павловна, у кого еще могут быть ключи от черного хода, кроме вас?

– Ни у кого, – ответила Зоя Павловна.

– Но должны быть дубликаты ключей хотя бы из соображений противопожарной безопасности.

– Понимаете… – замялась Михайлова. – Черным ходом мы практически не пользуемся. Даже когда три года назад потерялась связка ключей от запасных дверей и от калитки, мы не ощутили большой утраты. От дверей у меня, правда, остались запасные ключи на связке. Но один ключ от внешней двери не подходит. Вы, наверное, уже убедились. От калитки ключа давно нет. Понимаю, что это безобразие, но что делать? Мы собирались сменить замки на дверях, но никак не можем изыскать средства. Наш музей настолько беден, что у него нет денег даже на замки.

– И как же вы все эти три года ходили во двор?

– Через улицу. Калитка, по счастью, оказалась незапертой.

– А обе двери черного входа, значит, были запертыми?

– Разумеется.

– Вы уверены?

В глазах Зои Павловны появилось удивление.

– Ладно, пока опустим, – улыбнулся следователь. – Но почему у вас от одной двери и от калитки было по одному ключу, а от другой – два?

– Вы знаете, – пожала плечами Зоя Павловна, – от одной двери было даже не два, а целых три ключа. Почему так получилось, я не знаю. Ну, терялись ключи… Какие-то терялись, какие-то нет. Знаете, как это бывает…

– И у кого же был этот третий ключ? – перебил ее Карасев.

– Ну, наверное, у того же, у кого и связка, – неуверенно произнесла Зоя Павловна, – у сторожей.

– Значит, у вас во дворе три года не закрывалась калитка только из-за того, что не было денег на замок?

– В общем-то да – виновато пробормотала Михайлова. – Безобразие, конечно. Но, знаете, здесь место тихое, не лазают, потому что в соседнем здании, в сельскохозяйственной академии, круглосуточно дежурит милиция. Но сейчас, кстати, замок на калитке висит.

– Когда же его повесили?

– На второй день после убийства.

– То есть деньги нашлись?

– Алла Григорьевна купила на свои.

– И ключ отдала вам?

– Нет еще.

– А мне сказала, что отдала.

Зоя Павловна достала из кармана связку ключей, тряхнула ею.

– Если сказала, значит… собиралась отдать. Но не дошли руки.

– А много у вас еще одинарных ключей?

– Почти все, – развела руками Михайлова. – От кабинетов все одинарные. По правилу, их нужно оставлять у сторожа, но сотрудники берут их домой. У нас как-то не заведено сдавать, да и некуда. Мне тоже приходится брать домой всю связку, в том числе и от фондов. Случись чего – и подвал не открыть.

Карасев потянулся к коробке с пластилином, открыл ее и увидел, что пластилином почти не пользовались. Все куски лежали на месте, и только коричневый отсутствовал.

– Недостающий кусок у вас где? – подозрительно сощурился следователь.

– Кончился, наверное, – удивилась Зоя Павловна.

– Полностью кончился?

– Ну, может быть, кусочек какой-то остался. Это надо смотреть в подвале. Моим пластилином пользуются все кому не лень. Даже сторожа приходят и отламывают.

– Вы работаете с пластилином?

– Ну а как же? Я на пластилин леплю бирки. Каждый божий день. Только с ним и работала, пока производила опись.

Карасев задумчиво вгляделся в женщину и вдруг сказал:

– А вы знаете, Зоя Павловна, что наружная дверь запасного входа все три года была открытой? Только, пожалуйста, не говорите, что вы этого не знали.

Михайлова побледнела.

– А это не ко мне. Это к Алле Григорьевне.

– Алла Григорьевна мне сказала, что это ваша вина. Ведь вы обязаны следить за дверьми.

– Ну, знаете ли, – вспыхнула Михайлова. – Пусть она сама разбирается с этими дверями и со всеми остальными, кого она через них водит. Так ей и передайте, а я на эту тему больше говорить не желаю.

Зоя Павловна отвернулась к окну, а у Карасева брови поползли наверх.

– Что я слышу, Зоя Павловна? – произнес он как можно спокойней. Петрова пользовалась черным ходом и даже водила через него гостей?

– Ничего такого я не говорила, – замахала руками Михайлова. – Я имела в виду совсем другое… что финансовой частью заведует она, и не моя вина, что на замки нет денег…

– Нет уж, Зоя Павловна, начали, так договаривайте, – сдвинул брови следователь. – Иначе вы будете рассматриваться как соучастница.

– Да неужели вы думаете, что это Алла Григорьевна убила Локридского? Уж у кого у кого, а у нее с ним были особо доверительные отношения.

– Поподробней, пожалуйста.

Глаза Михайловой забегали. Она метнула взгляд на дверь и, снизив голос до полушепота, произнесла:

– Только я вам ничего не говорила, а вы от меня ничего не слышали. Договорились?

– Заметано! – прошептал Тарас.

Михайлова снова испуганно покосилась на дверь, затем наклонилась к следователю и произнесла:

– У Аллы Григорьевны есть ключ от одной двери запасного входа. Она иногда вечером после работы пользуется им.

– Зачем?

– Для конспирации. Она водит сюда по ночам мужчин.

– Каких? – спросил Тарас.

– Не знаю. Знаю только, что иногда водит и что они частенько, после ухода, оставляют заднюю дверь незапертой. Я неоднократно об этом говорила. А ей – как об стенку горох.

– Кто из персонала еще об этом знает?

– Думаю, сторожа знают все, хотя не уверена. Локридский точно знал. Она старалась приходить в его дежурство, за что он и получал еще полставки дворника. Вот и все, что я знаю. Еще раз прошу вас, на меня не ссылайтесь.

– Договорились! – щелкнул пальцами Тарас, вскакивая с места. Огромное вам спасибо! И последний вопрос. Локридский мог как-нибудь взбрыкнуть, видя это дело? Ну, начать шантажировать Аллу Григорьевну…

– Яковлевич? – пожала плечами Михайлова. – Да никогда в жизни.

Карасев выскочил из кабинета и помчался разыскивать Сашу. Найдя его под лестницей, Карасев спросил:

– Следы туфель директрисы и женских кроссовок по размеру совпадают?

– Кажется, да.

– А что с сигнализацией?

– Дверь разблокирована. В коробке стоит жучок, причем уже лет пять.

– Прекрасно! – воскликнул Карасев.

И направился в кабинет директрисы. Взглянув в глаза входящему без стука следователю, она помрачнела. Тарас сел и произнес:

– Алла Григорьевна, позвольте задать несколько неприятных для вас вопросов. Это не допрос, нет! Вы можете не отвечать, но тогда мне придется вызвать вас повесткой.

Директриса холодно качнула головой.

– Скажите, Алла Григорьевна, у вас есть ключ от второй двери черного хода?

– Нет! – ответила она коротко, исподлобья глядя на следователя. – Все ключи у Михайловой. Я уже вам об этом говорила.

– А когда вы в последний раз проходили через запасной выход?

– Не помню, – ответила директриса и отвела глаза.

– А чем вы объясните такой факт, что на ручке двери черного входа отпечаток вашей ладони?

В глазах директрисы появилось негодование.

– Не знаю, – сквозь зубы произнесла она. – Возможно, это какой-то давнишний отпечаток.

– Алла Григорьевна, отпечаток недельной давности. Вы были последняя, кто брался за эту ручку. Также вы были последняя, кто подходил к дверям черного входа. Найдены следы ваших туфель. Вы подходили, чтобы запереть дверь?

Директриса со стоном вздохнула и, поставив локти на стол, закрыла ладонями глаза.

– Действительно, – произнесла она после некоторой паузы, – три дня назад я запирала эту дверь.

– А говорите, у вас нет ключа.

Алла Григорьевна оторвала от лица ладони и пронзила следователя укоризненным взором.

– Я говорила, что у меня на работе не было ключа. А дома у меня был ключ. Я совершенно случайно обнаружила, что дверь черного входа открыта. Тогда я принесла из дома ключ и заперла дверь. Чего тут странного?

– У почему вы не взяли ключ от этой двери у Михайловой? И почему, наконец, вы не сделали ей выговор за открытую дверь?

– Сначала Михайлову я не нашла, а потом забыла, – раздраженно пояснила директриса. – Про открытую дверь вспомнила только дома. Тогда я дома пошарила по тумбочкам и нашла ключ от этой двери. На следующий день пришла на работу самой первой и заперла дверь.

– И не стали разбираться по поводу того, что двери запасного выхода были открытыми?

– Я с этим еще разберусь. А тогда мне было не до этого.

– Почему же вы об открытой двери не заявили нам?

Глаза Петровой снова забегали.

– У вас и без этого хватало забот.

– Но, может быть, преступник прошел через черный ход…

– Нет! Он прошел через вестибюль.

– Откуда такая уверенность?

– Потому что он магнитом разблокировал входную дверь.

– Но, может быть, он магнит прилепил для того, чтобы запутать следствие? Алла Григорьевна, где логика? У вас в музее совершено убийство. В этот же день вы обнаруживаете, что двери черного входа открыты. Вместо того чтобы поднять шум и сообщить об этом следствию, вы втихомолку ищете ключ и тем самым оставляете музей открытым еще на одну ночь…

– Но почему же еще? – перебила Михайлова. – На калитке висел замок.

– Нет, Алла Григорьевна, тогда он еще не висел! Вы его повесили на следующий день после убийства, и тоже втихомолку. До этого калитка не закрывалась три года. И вы это знали. Если бы не знали, то спросили бы за это безобразие с Михайловой. А вы все держите в тайне! Где же логика?

– Что вы хотите этим сказать? Что я убила Локридского? – воскликнула Петрова.

– Конкретно не вы, но ваш друг вполне мог убить.

– Какой еще друг?

– Который носит обувь сорок седьмого размера, и который имеет кулаки с пивную кружку, и который неплохо разбирается в сигнализации – ведь дверь черного хода была разблокирована весьма квалифицированно. Не так ли?

Михайлова в ужасе поднялась с места и закричала срывающимся голосом:

– Как вы смеете обвинять меня в убийстве! Кто вам дал на это право! Я вам больше ничего не скажу! Я требую адвоката!

Она судорожным движением вытащила из кармашка юбки платок и, приложив его к лицу, выскочила из кабинета.

Карасев остался в одиночестве. «Теперь она у меня на крючке», подумал с улыбкой. Однако через пятнадцать минут следователя охватило беспокойство. Он спустился к вахтерше и спросил у нее, не выходила ли из музея директриса.

– Выходила. И очень поспешно! – ответила вахтерша.

В это время сзади подошла смотрительница зала восковых фигур Вера Александровна. Она поманила Карасева, после чего, схватив за рукав, затащила его в зал. Подозрительно оглянувшись и убедившись, что вокруг никто не подслушивает, она полезла в карман.

– Я вам говорила, что Берия неравнодушен к великой княжне Марии? Я это давно заметила. Вот доказательства! Взгляните, что я обнаружила в зале около этого паразита: штучка далеко не из туалета Лаврентьевича.

Она достала из кармана тонкие женские трусики и протянула их Карасеву. Следом из того же кармана она достала узкие очки Берии.

– Я их нашла в рукаве у княжны. Стирала пыль с ее руки, вижу, что-то торчит. Пригляделась – очки!

Карасев с изумлением принял и то, и другое. Трусики были Ленкины, поэтому он сразу спрятал их в карман. А очки пришлось передать Саше для экспертизы.