Текст книги "Искушение Кассандры"

Автор книги: Александр Андрюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

7

Карасева со стула точно ветром сдуло. Он понесся за Сашей в зал с восковыми фигурами. Вокруг фигуры Берии уже копошилась бригада экспертов. Его фотографировали, ощупывали, осматривали через увеличительное стекло, наносили кисточкой порошок, чтобы выявить отпечатки. Тут же крутились любопытные сотрудники во главе с директрисой. Они горячо обсуждали последнюю находку экспертов и давали советы криминалистам.

«Чертова провинция! – простонал Тарас. – Здесь даже следствие без вмешательства посторонних провести нельзя!»

Он подошел к директрисе и тихо шепнул, что был бы счастлив, если бы персонал музея наконец занялся своим делом. Директриса намек поняла.

– Все по местам! – скомандовала она, хлопнув в ладоши, и сотрудники послушно покинули зал. Остались только трое: сама Алла Григорьевна, питерский представитель выставки Олег Смирнов и смотрительница зала Вера Александровна. Глаза ее были наполнены ужасом. Она трижды пыталась прорваться к следователю, чтобы сообщить что-то чрезвычайно важное, но Карасеву было не до нее.

– Вот смотри, – указал на пальцы Саша, протягивая Тарасу увеличительное стекло.

Но и без стекла на розовых пальцах фигуры были видны темные пятна запекшейся крови. Сам Берия был невозмутим. Он с затаенной усмешкой смотрел сквозь свои узкие очки на копошившихся вокруг экспертов, и казалось – еще немного и ему надоест прикидываться неживой фигурой.

Тут же на его ботинке обнаружили еще две капли крови. После чего на ковре под ним нашли еще одну запекшуюся каплю. Эксперты скрупулезно отследили весь путь от дверей до фигуры и на пути предполагаемого следования убийцы обнаружили еще четыре капли крови.

– Как ты думаешь, Сашок, чья это кровь? – сощурился Тарас, глядя на начальника экспертной группы.

– Убитого, конечно, – поднял плечи Александр. – Хотя откуда мне знать. После экспертизы скажу точно.

– Что ты по этому поводу думаешь?

– Понятия не имею, – развел руками эксперт.

– Я имею! – вывернулась из-за спин экспертов смотрительница зала. – Я знаю, кто убил Локридского.

Все уставились на нее, а она испуганно покосилась на Берию, на Ивана Грозного, затем на семейство Николая Второго. После чего вцепилась в руку Карасева и потащила его в вестибюль. Однако не успели они дойти до двери, как услышали сзади удивленный разговор криминалистов.

Следователь оглянулся и увидел в руках у Саши какую-то продолговатую белую штучку, которую он держал кончиками пальцев через носовой платок.

– Вот и магнит нашелся, – подмигнул он Карасеву.

– Где он был?

– В левом кармане пиджака Берии.

Карасев осмотрел находку. Она была вымазана пластилином.

– Он! – сказал следователь коротко.

На магнит нанесли порошок, но пальчики не проявились. Саша запаковал находку в целлофан и сказал, что в лаборатории поработает с магнитом более тщательно. Только после этого смотрительница снова завладела локтем Карасева. Она вытащила его в коридор, с опаской посмотрела по сторонам и, округлив глаза, прошептала:

– Александра Яковлевича убил Берия.

Она отпрянула от Карасева, чтобы посмотреть на его реакцию, но на лице следователя не дрогнул ни единый мускул. Тогда Вера Александровна продолжила:

– Спросите у кого хотите! Вам все скажут, что сторожа отоварил Берия. И знаете за что? За то, что Яковлич плюнул ему в морду.

Вера Александровна снова сделала шаг назад, чтобы полюбоваться на реакцию следователя, и с удовлетворением отметила, что брови Карасева поползли к переносице.

– Как это плюнул? – удивился Карасев.

– А вот так: тьфу! И слюну с лица не стер. Смирнов как увидел такое дело, так сразу бросился на него с кулаками. Словом, скандалище был грандиозный! Весь музей на ушах стоял. Если бы не Григорьевна, он сторожа бы точно угрохал! Потом Олег подошел к сторожу и так тихо-тихо ему сказал, а у самого аж из глаз брызжет: «Живи пока, Локридский, но не думай, что тебе это даром пройдет…»

Вера Александровна подмигнула и поманила следователя пальцем:

– После этого Смирнов приказал к Берии ближе чем на метр не подходить, потому что его душа ходит за этой фигурой по пятам уже третий год. Вот вам крест истинный, – перекрестилась Вера Александровна, – это было все на моих глазах. А еще при этом присутствовали Григорьевна и Александрова.

Смотрительница снова с опаской посмотрела по сторонам, а следователь скептически улыбнулся.

– Я так и не понял: зачем Локридский плюнул в фигуру?

– Да потому и плюнул, что злой он на Берию, – пояснила смотрительница. – Понимаете, Берия репрессировал его родителей. Когда отца Яковлича забрали, ему было семь лет. Сначала отца взяли, а через год и мать. С тех пор он родителей больше не видел. В детдоме рос. Вот почему он злой на него.

– Ну что за сказки вы рассказываете? – покачал головой Карасев. Восковая фигура убивает сторожа?

– А вы не смейтесь, – вытаращила глаза Вера Александровна. – Эти фигуры живые. Вам здесь любой скажет. Про это даже с телевидения приходили снимать. Да что говорить, – смотрительница снова с опаской покрутила головой, – я сама видела, как они шевелятся. А сколько раз я заставала их в других местах? А императрицу Анну однажды нашли в коридоре. Не верите? И еще я заметила, что Берия по ночам пристает к княжне Марии…

В это время двери скрипнули и в коридор вышла директриса. Смотрительница тут же переменилась в лице и, выразительно взглянув на следователя, проворно юркнула в зал.

– Что она вам наплела? – улыбнулась Алла Григорьевна. – Наверное, говорила, что Локридского убил Берия? Вы не слушайте! Музейные работники все немного чокнутые.

Несмотря на улыбку, лицо директрисы было встревоженным.

– Да-да. Это она мне сказала. Расскажите, что за конфликт произошел между Локридским и администратором?

– Вряд ли это можно назвать конфликтом. Локридский, я вам говорила, он всегда спокойный, тихий, а тут, как начали устанавливать фигуры, вдруг ни с того ни с сего занервничал. А когда увидел Берию, аж затрясся. Принялся его крыть последними словами и жаловаться, что это из-за него он до восемнадцати лет по детским домам скитался. Ну, Смирнов шутливо ему говорит, мол, кончай ругать Берию: он все слышит и ему это крайне неприятно. Тут Локридский так рассвирепел, что чуть не рассыпал фигуру: лезет и лезет на нее с кулаками. Я его никогда таким не видела. Смирнов оттаскивает его от экспоната, а тот еще больше распаляется. Локридский оттолкнул Смирнова, подбежал к Берии и плюнул ему в глаза. Олег в драку! Охота ему, что ли, за всеми слюни вытирать? Ну, после этого они две недели не здоровались. Потом помирились. Даже, кажется, бутылочку распили.

«Значит, без бутылочки не обошлось», – улыбнулся про себя Карасев, а вслух уточнил:

– Но я слышал, что администратор пригрозил отомстить за Берию?

– Да нет! Все было не так. Смирнов только сказал, что душа Берии всегда рядом с этой фигурой. Она как-нибудь ночью во время дежурства Яковлича найдет удобный момент и рассчитается за обиду. Ой! – хлопнула себя по губам директриса, – и правда рассчиталась.

Она испуганно посмотрела по сторонам и торопливо перекрестилась. Тревога почему-то передалась и следователю. Он зябко поежился и спросил:

– Неужели вы действительно думаете, что восковая фигура отомстила?

Алла Григорьевна перешла на полушепот:

– Эти фигуры могут все. Они живые.

– Что значит живые? – нахмурился Тарас, подозревая, что его дурачат.

– Я сама до этой экспозиции не верила ни в какую мистику. Говорю вам как на духу. В нашем музее каждый год проходят выставки восковых фигур. Но эти фигуры отличаются от других. Такое ощущение, как будто они все что-то затаили. Но это цветочки. Представляете, они ночью, – директриса снизила голос до шепота, – сами… пе-ре-мещаются…

Внезапно Алла Григорьевна вздрогнула и метнула сумасшедший взгляд куда-то мимо следователя. Тарас оглянулся и тоже вздрогнул. В проеме полутемной арки стояла застывшая фигура какой-то женщины. Неожиданно фигура пошевелилась и скучным голосом произнесла:

– Алла Григорьевна, привезли жену Локридского. Пропускать?

– Аня, это ты, что ли? – подала голос директриса и облегченно выдохнула. – Ты так тихо подошла, что аж напугала.

– Давайте ведите ее сюда, – приказал Карасев.

Через минуту она вошла, сопровождаемая двумя милиционерами. Жена убитого была небольшого роста, невзрачной и совершенно плоской. Черные волосы с сединой были гладко зачесаны назад, маленькие колючие глазки почти не моргали, плотно сжатые губы без единой кровинки, на татарских скулах никаких признаков румянца. Вид ее был суровый и не выражал никаких эмоций.

Она молча осмотрела труп своего мужа и, аскетично кивнув, коротко произнесла, почти не разжимая рта:

– Да, это он.

Голос ее был чуть с хрипотцой. В глазах – полнейший мрак. Когда ее выводили, Тарас заметил, что ее качнуло. «Сейчас разрыдается», – подумал он. Однако ошибся.

Карасев догнал ее в вестибюле и спросил, не заметила ли она что-нибудь необычное, когда муж собирался на работу, может, перемену настроения: озабоченность, беспокойство? Она отрицательно покачала головой и собралась уже было выйти на улицу, но вдруг остановилась и подняла на следователя свои черные колючие глаза.

– Ему приснился странный сон. Будто он плыл на каком-то корабле и попал в шторм. Затем корабль бросило на скалу и разбило. Все утонули, а он один уцелел, потому что зацепился руками за скалу. И вот он висит на скале и радуется, что все утонули, а он живой. Но, когда он стал подтягиваться на руках, чтобы выбраться на землю, скала оторвалась и вместе с ним рухнула в море…

8

Теперь пришло время побеседовать с Александровой. Когда она вошла в кабинет директрисы, Карасеву захотелось выскочить из-за стола и галантно пододвинуть ей стул по всем правилам хорошего тона, хотя никакой галантностью Карасев не отличался. «Оказывается, галантности не нужно учиться, она пробуждается сама при виде дам подобного рода», – усмехнулся про себя следователь.

Александрова имела пышные кудрявые волосы, осиную талию и длинные ноги. Бархатные джинсы подчеркивали ее грациозность, а голубая блузка придавала лицу аристократическую белизну. На лице – никакой косметики. Губы как вишни, брови ниточками, на щеке очень милая ямочка. Карие глаза с пышными ресницами, казалось, видели насквозь.

– Садитесь! – сказал Карасев.

Она грациозно опустилась на стул и вопросительно уставилась на следователя. «Если все свидетели будут так смотреть, то, не ровен час, начнешь заикаться», – улыбнулся про себя Тарас и спросил:

– Скажите, Катерина Алексеевна, в котором часу вы вчера ушли с работы?

Ее глаза заволокло дымкой.

– Как всегда, в шесть, – ответила и снова с любопытством уставилась на следователя.

– А во сколько сегодня пришли?

– Ровно в девять. Ну, может быть, без пяти.

– Насколько мне известно, вы пришли раньше вахтера. Почти самой первой. Вы всегда так приходите? – напустил на себя строгость Карасев.

– Разве приходить рано возбраняется? – тонко улыбнулась она. – К тому же я пришла не всех раньше. Вас ввели в заблуждение. Я пришла после Аллы Григорьевны. А вахтера действительно не было. Обычно она приходит без двадцати, но сегодня опоздала.

– Странно, а Алла Григорьевна утверждает, что явилась после вас, хмыкнул следователь. – Но с этим мы разберемся. Итак, когда вы вошли в музей, кого увидели в вестибюле?

– Милиционера! От него я узнала, что убили сторожа.

– Куда вы направились дальше?

– К себе в кабинет.

– Сразу направились в кабинет?

– Нет, не сразу. В коридоре лежал труп, и я боялась пройти мимо него. Поэтому я спустилась в туалет. Это уже потом, когда я поднималась, встретила на лестнице Аллу Григорьевну.

– Откуда же вы узнали, что она пришла раньше вас?

– Мне сказал об этом милиционер.

Следователь помолчал, подумал, собачьим чутьем уловив, что здесь что-то не то. И вдруг неожиданно спросил:

– А что вы можете сказать о Локридском?

Катя пожала плечами.

– Практически ничего. Мы с ним особо не сталкивались. Так, старикашка как старикашка.

– Но ведь вы были свидетелем скандала со Смирновым.

– Это из-за Берии? – улыбнулась Катя. – Было такое, помню. Когда привезли восковые фигуры, сторожа позвали помогать разгружать и распаковывать экспонаты. Локридский был недоволен, что его привлекли к общественным работам. Сначала он ворчал типа того, что такелажником не нанимался и что за разгрузку ему должны платить дополнительно. Затем, видя, что его недовольство не дошло до ушей администрации, сорвал досаду на Берии.

– Как это проявилось?

– Обычно. Сначала ругался, потом стал размахивать кулаками. Мы все смеялись, думали, что Локридский шутит. Оказывается, нет. Чем больше мы смеялись, тем больше он распалялся. Потом вдруг подошел к фигуре и плюнул ей в лицо. Олега, конечно, это возмутило. Он схватил Локридского за грудки и вытащил в коридор. Там они чуть не подрались. Если бы Алла Григорьевна не выбежала за ними и не разняла, то сторож бы точно ушел домой с фингалом.

– Ну и чем все это закончилось?

– Тем, чего Локридский и добивался. Его отстранили от дополнительной работы…

– То есть, по-вашему, Локридский затеял скандал для того, чтобы увильнуть от этого дела? – поднял бровь Карасев.

– Думаю, да. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление. Лентяй он страшный. Лишний раз пальцем не пошевелит.

– Понятно… – кивнул следователь. – Ну… а что это за история с императрицей Анной?

Катя зябко передернула плечами.

– Это случилось во время дежурства Коробкова. Первой пришла на работу Котельникова, вахтерша. Как сама она рассказывала, до сторожа едва дозвонилась. Коробков, как потом он рассказывал, ничего не слышал, потому что перед этим закапал уши борным спиртом и заткнул их ватой. Спиртом от него действительно несло. Очень много, видимо, закапал. Потом, наконец, он все-таки услышал звонок, впустил Анну Владимировну и снова завалился спать. А тетя Аня стала ждать Аллу Григорьевну. Она хотела сходить в туалет, но боялась идти через зал с восковыми фигурами. После того как пришла Алла Григорьевна, они вооружились шваброй и направились к залу и тут перед самым входом увидели императрицу Анну. Они обе, естественно, завизжали в два голоса, подняли на ноги сторожа, но от него ничего толком добиться не удалось. Коробков говорил, что ничего не слышал и не видел, а эту тетку у зала видит впервые. Только потом, когда явился Олег, мы более-менее успокоились. Смирнов объяснил, что это явление вполне обычное, такое случается во всех восковых салонах мира и чтобы мы не обращали внимание на такие пустяки. В результате императрица совместными усилиями была возвращена на место. Но когда мы ее втаскивали в зал, заметили, что Иван Грозный тоже был не там, где ему положено. Он стоял рядом со Сталиным плечом к плечу. Царя вернули на прежнее место, а Коробкову сделали строгий выговор. Вот, собственно, и все.

– И больше подобное не повторялось? – улыбнулся Карасев. – После выговора Коробкову?

– Точно такого – нет! Но наподобие – каждый день что-то случалось.

Карасев с улыбкой смотрел на Александрову и думал, что если бы такую ахинею нес кто-нибудь другой, то это бы его сильно разозлило. А из уст девушки получалось даже забавно.

– И что же еще случалось?

– Много чего случалось. Вы лучше у Веры Александровны спросите. Она много интересного расскажет про эти фигуры. Вера Александровна несколько раз видела, как они шевелились. А однажды, когда она задремала, по ее волосам рукой провел царевич Алексей.

Карасев больше не мог сдерживаться и рассмеялся.

– Я обязательно ее об этом расспрошу. Но вы сами-то видели что-нибудь эдакое?..

– Видела. И буквально неделю назад. Проходила я как-то во время обеденного перерыва через зал – в нем никого не было – и вдруг совершенно отчетливо увидела боковым зрением, как Берия повернул голову в мою сторону. Я, естественно, сиганула обратно, заперлась в кабинете и весь обеденный перерыв прощелкала зубами. С того дня – как отрезало. Больше через зал я одна не хожу.

Карасев вгляделся в ее красивые глаза и не уловил в них даже намека на иронию. Что она его дурачит, Карасев понял сразу, только не понял зачем. Кокетничает или как следователя не принимает его всерьез? А может, у нее такой завуалированный юмор? «Нет-нет, эта девушка не так проста, как хочет казаться», – подумал следователь и сказал, что вопросов больше нет. Во всяком случае, пока.

И когда она поднималась, Карасеву снова захотелось выскочить из-за стола и услужливо ухватиться за спинку стула, как в лучших домах, а потом забежать вперед и распахнуть перед ней двери. Она красиво поднялась со стула, вежливо улыбнулась и покинула кабинет. Сразу сделалось скучно и грустно.

Следователь поднял трубку и попросил вахтершу, чтобы она отыскала администратора зала фигур. Через три минуты администратор уже угрюмо топтался на пороге кабинета.

– Проходите, Олег Константинович, и садитесь, – вежливо произнес Карасев, указывая на кресло.

Смирнов шумно вздохнул и плюхнулся на стул напротив следователя. Его взгляд был сердитым. Он смотрел исподлобья и недовольно сопел. Администратору было около сорока. Седые виски, лысеющая голова, между бровей глубокомысленная морщина. Он был напряжен и чувствовал себя виноватым. Это не могло ускользнуть от внимания следователя.

– Традиционный вопрос, – начал Карасев. – В котором часу вы вчера ушли с работы?

– Как и все, в шесть, – ответил Смирнов.

– То есть вы выходили с кем-то?

– Почему обязательно с кем-то? Я ушел один, – ощетинился Смирнов. Если ушел, как все, в шесть, это не значит, что непременно с кем-то в обнимку!

– А почему вы так нервничаете, Олег Константинович? – мягко спросил Карасев.

– Как же мне не нервничать, когда я подозреваемый номер один, тряхнул головой администратор.

– Это вам Алла Григорьевна сказала?

– И без Аллы Григорьевны понятно, что это убийство повесят на меня. На кого же еще? Если моя восковая фигура замочила сторожа, то ясное дело сидеть за нее буду я. Восковую же фигуру не посадят.

Карасев незаметно понюхал воздух. Перегаром, кажется, не несет, однако – ахинея.

– Олег Константинович, неужели вы правда думаете, что я подозреваю в убийстве вашу восковую фигуру?

Глаза Смирнова просветлели:

– Ну слава богу, хоть один здравый человек нашелся в этом пришибленном музее. Я за всю жизнь не встречал таких музейных работничков, как в этом чертовом Ульяновске. Одни плюют фигурам в морду, другие отказываются стирать с них пыль, третьи требуют надбавки, так называемые «страховые». Не от слова «страховка», а от слова «страх»! Я об этом впервые услышал здесь! Больше нигде не слышал, ей-богу! Каждый день меня доят и доят, как корову. Это какой-то рэкет, а не персонал музея. Директриса заявила, что за убийство сторожа теперь я должен буду выплатить компенсацию их музею. Угадайте сколько? Двадцать тысяч баксов! Я тащусь…

– Серьезно? – удивился Карасев. – А на вид такая безобидная женщина.

– На вид-то они все безобидные. Только работать ни черта не могут. Все им дай да отстегни! Перевозку организовать не могут, разгрузку организовать не могут, рекламу организовать тоже не могут! Они ничего не могут, кроме как выцыганивать деньги с приезжих. Все оплачивать приходится мне. Рабочим плати, телевизионщикам плати, сторожам плати! А музею только отстегивай проценты.

– А сторожам-то зачем платить? – удивился Карасев.

– Чтобы охраняли от посторонних.

– Посторонние ночью в музее? Разве такое бывает?

Смирнов наклонился к следователю и полушепотом произнес:

– Здесь бывает все! Поэтому сохранность фигур – дело рук самих фигур.

Следователь открыл было рот, но не произнес ни звука, сообразив, что этот тоже его дурачит. Потом раздраженно затряс головой:

– Ничего не понимаю! О чем вообще идет речь?

– А я, думаете, понимаю? – развел руками администратор. – Я тоже ни черта не понимаю. Да, фигуры несколько подвижные, не спорю, но не до такой же степени, чтобы взять и слесарным ключом – бац! – по башке…

– Стоп-стоп! – поднял палец Карасев. – Что значит «несколько подвижные»?

– Ну, подвижные – это подвижные. Есть фигуры – как влитые, а есть вот такие, как эти. Всякие есть. За пятнадцать лет я столько на них насмотрелся, что они мне даже снятся. Да, я каждую фигуру насквозь вижу. Знаете, взгляну в глаза фигуре – и безошибочно определяю характер мастера. Каков мастер, такие и фигуры. Вот Жора, который их ваял, так он по характеру очень шебутной. Фигуры – все в него.

– Так-так, – поморщился Карасев, подозревая, что музейные работники сумасшедшие особого рода. – Давайте по порядку. Что вы имели в виду, сказав, что за охрану восковых фигур ночным сторожам нужно платить дополнительно?

– А то и значит, что прихожу я как-то утром, а платье княжны Марии залито вином, а Петр Первый стоит без сюртука, в одной рубашке. А Берия без шляпы и очков. Потом сюртук и шляпа нашлись. А очки так и канули. Пришлось заказывать новые…

– И где же потом нашлись сюртук и шляпа? – сощурил глаза Карасев.

– На стороже Коробкове…