Текст книги "Искушение Кассандры"

Автор книги: Александр Андрюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

32

В кафе Карасев встретил Берестова с Галкой и очень им обрадовался. Галка пила шампанское, а Берестов по обыкновению ей что-то заливал. Их веселый и беспечный вид несколько поднял настроение следователя.

– Ведем праздную жизнь в рабочее время! – сказал Карасев, подойдя к их столику.

– Тарас, привет! – засмеялся Берестов. – Давай, садись! Сегодня пьем и веселимся!

Он тут же слетал еще за одним бокалом и с краями налил шампанского. Затем подмигнул Карасеву:

– Берию уже арестовали?

Галка покатилась со смеху, а Карасев нахмурился.

– Тут дела почище…

Берестов сразу сделался серьезным. Он придвинул Карасеву стул и спросил полушепотом:

– Взял след убийцы? Мне сказать можешь. Я – могила.

– Я тоже одной ногой в могиле, – выкатила глаза Галка.

Карасев не спеша выпил шампанское, отломил дольку шоколадки и только после этого удостоил друзей великодушным взглядом. Их глаза готовы были лопнуть от любопытства.

– Знаете, кто был этот сторож, которого прибили? «Маньяк-антихрист!»

Галка ахнула и закрыла ладонью рот. Берестов недоуменно поднял брови.

– Потом я тебе расскажу, – цыкнула она на Леню. – Дальше, дальше, Тарас! Кто грохнул сторожа?

– Подозреваю, что его первая жертва – Катя Александрова…

И Тарас, взяв с них клятву молчания, рассказал все, начиная с того, как этот маньяк надругался над приехавшей из Твери семнадцатилетней студенткой прямо на крыльце церкви, в которой она искала спасения, и как потом насильника не могли поймать, потому что он был хитер, осторожен и бегал, как собака; Тарас не утаил, что десять лет спустя Катя Александрова снова появилась в этом городе, поступила в университет, в котором ей не довелось учиться из-за насильника, и устроилась на работу в тот самый музей, где работал сторожем «Маньяк-антихрист». Одновременно в музее проходила выставка восковых фигур, и на пальцах Берии оказалась кровь убитого сторожа…

– Какой ужас! – затряслась Галка. – Просто мистика какая-то…

Берестов был задумчив и молчалив. Он смотрел в пространство и что-то вспоминал.

– Восковые фигуры здесь вообще ни при чем, – пробормотал он еле слышно. – Это случайность.

Неожиданно глаза его вспыхнули. Он ошеломленно уставился на Тараса и поднял палец кверху.

– Помнишь, я тебе говорил, что, когда я отрубился в музее, Берия мне не снился. Мне снилось что-то античное. Море, закат. На фоне заката вытащенные на берег корабли и около них ахейцы в шлемах и красных плащах.

– Боже мой! – перекрестилась Галка и судорожно отпила из своего бокала.

– Дальше-то что? – усмехнулся Тарас.

– А дальше… – Взгляд Берестова снова погрузился в пространство. Дальше? Хм… Мне кажется, нечто такое уже происходило в истории. Кто-то уже искал защиту от насильника в храме… Но это не помогло… – И вдруг глаза Берестова просветлели. – Вспомнил! Это вещая Кассандра искала спасения в святилище богини Афины, когда греки ворвались в Трою. А над ней надругался Аякс прямо перед алтарем. Греки были в ужасе. Боги тоже были в ужасе. Греки хотели за это Аякса казнить, но по какой-то причине не казнили. А боги наказали. Когда греки возвращались на родину, боги послали им бурю. Корабль Аякса разбило о скалы, все погибли, а он уцепился за скалу. Он было обрадовался, что обвел вокруг пальца и смертных, и бессмертных, но Зевс метнул в скалу молнию, она оторвалась и погребла Аякса в море.

Карасев побледнел.

– Что с тобой? – удивился Берестов.

– Да… ведь его жена рассказывала, что ему накануне приснился точно такой же сон, который ты сейчас рассказал, – пробормотал растерянно Тарас.

– Кому? – удивился Берестов.

– Локридскому…

Пришла очередь бледнеть Берестову.

– Локридскому? – повторил он. – Фамилия сторожа Локридский? Вот это ничего себе! Ты знаешь, кто был Аякс? – блеснул глазами Берестов. Предводитель ополчения локридов!

Оба онемели и с открытыми ртами уставились друг на друга. Не онемела только Галка. Она их обоих взяла за грудки и стала трясти.

– Дальше, мужики! Дальше!

– Дальше? – очнулся Берестов и перевел взор на Галку. – В истории все повторяется.

– Это я уже слышала! – нетерпеливо перебила Галка. – Так это Катя Александрова замочила Локридского?

– Катя Александрова, – пробормотал задумчиво Берестов и вытаращил глаза. – А знаете ли вы, господа, что время у имен съедает окончание, а у фамилий начало. Произнесите «Катя Александрова» одним словом.

– Ка…сандра… – пробормотала Галка и вдруг хлопнула себя по губам. – Мистика какая-то… Так, значит, она отомстила?

– Да не отомстила она! – стукнул по столу Тарас. – Дело в том, что она сама не знала, что Локридский и есть тот самый насильник.

– Тогда за что она его убила? – выкатила глазища Галка.

– Убила не она, – поморщился Тарас. – А, скорее всего, ее сообщник. А вот за что – ума не приложу!

Все трое замолчали и угрюмо уставились в стол. После трехминутной тишины Берестов нарушил молчание.

– Галка, у тебя Гомер есть? Умри, не помню, что было дальше, после разгрома Трои.

– Нет у меня Гомера.

– А Вергилий есть?

– И Вергилия нет.

– Как ты живешь, Галка, без Вергилия в этой дыре?

Берестов лихо выпил бокал шампанского и уткнулся лбом в ладони.

– Действительно, если никто не знал, что Локридский маньяк, за что его убили?

Компания в раздумье провела еще с полчаса, при этом была выпита еще одна бутылка шампанского, затем бутылка хереса, и Берестов уже собрался было добавить ко всему этому бутылку коньяку, но у Карасева неожиданно зазвонил мобильный. Звонили из литературного архива.

– Вы Тарас Карасев? Мы выяснили, кто такая Екатерина Лыжина. Это дочь почетного гражданина Санкт-Петербурга Петра Александровича Лыжина. Ее полное имя Екатерина Петровна Лыжина. В 1852 году в двадцатишестилетнем возрасте она вышла замуж за купца из Амстердама, имевшего российское гражданство, Генриха Шлимана, о чем свидетельствует запись Исаакиевского собора. В 1855 году у них родился сын Сергей, в 1859 году – дочь Наталья. В 1868 году Екатерина Петровна разводится со своим мужем и замуж больше не выходит. Вот, собственно, и все, что мы нашли по Екатерине Лыжиной. Всего доброго.

Карасев сунул телефон в карман и улыбнулся Берестову и Галке, они не сводили с него хоть уже и несколько помутневших, но все еще любопытных взоров.

И вдруг на Карасева снизошло прозрение.

– Господа, – произнес он полушепотом. – Теперь я, кажется, понял, за что грохнули Локридского.

– За что? – воскликнула окосевшая парочка.

– Потом!

Карасев вскочил и поспешил на выход.

– Ты куда? – крикнул вслед Берестов.

– Объявлять всероссийский розыск…

Карасев летел по улицам, и все фрагменты этой путаной истории выстраивались в одну логическую линию. Эрмитаж. Екатерина. Гончаров. Появление Кати. Исчезновение связки ключей. Убийство Локридского. Наконец, исчезновение подарка Екатерины – этого желтого невзрачного осколка.

Возвратившись в отдел, Карасев, прежде чем пойти к начальству с требованием об объявлении всероссийского розыска Екатерины Александровой и Агафона Мемнонова, зашел к компьютерный отдел.

– Мне срочно нужны данные о сокровищах Генриха Шлимана, найденных при раскопках Трои, – сказал Карасев.

– Сейчас найдем! – ответила интернетчица Марина.

Через пятнадцать минут на экране компьютера появились цветные репродукции археологических раскопок Трои: золотые кубки, чаши, цепочки, украшения, золотые маски, сохранившие лица умерших, набалдашники от мечей из горного хрусталя.

– Что там еще из горного хрусталя? – спросил Карасев, вглядываясь в экран.

– Вот еще есть чаши, бусы, серьги. Осколки от витражей… – произнесла Марина.

– Спасибо, – произнес Тарас. – Теперь мне все ясно.

33

Все встало на свои места. В фондах ульяновского музея хранился уникальный экспонат, найденный Шлиманом при раскопках Трои, экспонату было около трех с половиной тысяч лет. Его подарил своей жене Екатерине сам Генрих Шлиман в 1871 году уже после развода, поскольку продолжал материально поддерживать семью. Но русская жена Шлимана не оценила подарок и подарила осколок писателю Гончарову. Вот как этот осколок оказался в ульяновском музее, в отделе Гончарова.

Александрова, естественно, узнала об этом подарке Екатерины писателю из архивов. Девушка сообразила, что похитить этот экспонат, стоимостью более миллиона долларов, из провинциального музея не представляет большого труда, тем более что персонал музея не понимал, что за предмет лежит у них в запасниках музея.

Она устраивается в Гончаровский отдел на полставки младшей научной сотрудницы. Ее берут с удовольствием. Кто же еще согласится работать в провинциальном музее почти на голом энтузиазме? Параллельно поступает в университет. Это как бы главная причина приезда сюда. Чтобы не было подозрений. Копается в архивах Гончарова и узнает, где и под каким номером хранится в подвале экспонат. Она крадет у Михайловой связку ключей, заказывает копию ключа от подвала, тщательно промывает ключи растворителем и возвращает. Здесь уже без сообщника не обошлось. Наверняка это он заказывал копию в мастерской и промывал ключи растворителем. Наверняка он и разрабатывал детали этой операции и, как пить дать, уже нашел покупателя на этот осколок. Скорее всего, за границей.

Итак, третьего октября Александрова запирается у себя в кабинете. Ближе к одиннадцати, прокравшись мимо дверей сторожа в вестибюль, она блокирует магнитом дверь и впускает сообщника…

Тут Карасев стукнул себя по лбу. Почему эта операция была назначена на третье? Да потому что третьего по НТВ транслировался футбол между «Спартаком» и «Динамо». Локридский – любитель футбола. Трансляция матча начиналась в половине одиннадцатого, а в одиннадцать его убили. Это гениально – впустить сообщника именно во время футбола. Кстати, наконец объяснилось и то, почему Локридского грохнули ключом в коридорчике, а не в каптерке.

Карасев напряг все свои извилины и вдруг понял, что Локридский случайная жертва. Его вообще не планировали убивать! Поэтому-то сторожа и пристукнули случайным орудием. Хотя в общем-то… в мире нет ничего случайного…

Карасев набрал номер Михайловой.

– Зоя Павловна! – попросил он. – Сосредоточьтесь и вспомните: когда в ночь перед убийством вы сдавали сигнализацию на пульт, включали вы дополнительный прибор, который выведен на подвал?

– Что вы! Мы местную сигнализацию подвала уже сто лет не включаем, ответила она. – Какой от нее смысл, когда она срабатывает только у сторожа в каптерке. Пульта она не касается. Хотя нет! Стойте! Тарас Александрович! А ведь точно, я ее включила. Точно-точно! Когда я выпроводила этих архаровцев из подвала, у меня было такое чувство, что у них там осталась третья бутылка и они полны решимости за ней вернуться. Вот я и включила.

– А когда пришли наутро, она была включена?

– Нет! Она была выключена.

– Почему же вы мне об этом не сказали?

– Но эту сигнализацию иногда отключают сами сторожа. Она уже ветхая и дает ложные сработки.

– А как она срабатывает? Звенит?

– Да нет. Звонка у нее давно нет. Она просто щелкает, и начинает мигать лампочка.

– Спасибо, Зоя Павловна, вы мне очень помогли, – сказал Карасев. Никому ни слова.

Теперь картина была ясна окончательно. Александрова с сообщником открыли дверь подвала, и старый прибор начал щелкать. Локридский его, естественно, отключил и пошел на всякий случай посмотреть. В коридоре он увидел Катю, которая, судя по всему, стояла на шухере, а сообщник был уже в подвале. Что там произошло – неизвестно. Может, Катя завизжала от неожиданности, но сообщник выскочил из подвала и подвернувшимся ключом нанес ему два удара по голове.

Тарас покачал головой, и ему вдруг ясно представилась картина, как они стоят, ошеломленные, над трупом Локридского и смотрят друг на друга. «Вот это ни черта себе. Вот это похитили незаметно». Далее, наверное, все-таки Александрова своим ясным аналитическим умом сообразила намазать кровью пальцы Берии и стереть все отпечатки…

Размышления Карасева прервал звонок. Звонил Берестов. Голос его был взволнован.

– Тарас. Только что прочел Вергилия. Скажу честно, я ошеломлен. Все-таки по жизни нас водит судьба, и все по тем же тропам. Если бы еще знать фамилию ее сообщника…

– А я знаю, – ответил Карасев. – Мемнонов его фамилия.

– Как-как? А звать случайно не Агафоном?

– Да, Агафоном! Откуда ты знаешь? – удивился Карасев.

– Отбрось от имени окончание и соедини с фамилией – получится Агамемнон. Это греческий царь, который возглавлял осаду Трои. С ним Кассандра отбыла в Грецию! Сечешь? Тарас, срочно разыскивай Александрову. Ей грозит опасность.

– А я что, по-твоему, делаю? – возмутился Карасев. – Уже объявил всероссийский розыск.

– Зачем всероссийский? Мемнонов из Твери, и разыскивать его нужно в Твери.

– Тверское УВД уже этим занимается.

– Да не найдет их Тверское УВД, как ты не поймешь? Их даже ты не найдешь. Без меня.

– Все ясно. Вы с Галкой еще добавили.

– Я серьезно, Тарас. Если ехать в Тверь, поехали сейчас. На вечерний московский еще можно успеть…

«Это, конечно, безумство, не оформив командировку, не получив одобрение начальство, сорваться в Тверь, – думал Карасев, летя в такси на железнодорожный вокзал. – Но Берестову как-то всегда удается провоцировать на безумные поступки…»

На следующий день утром в десять они уже были в кабинете у начальника Тверского УВД полковника Григорьева. Он молча выслушал Карасева, после чего поднял трубку и сообщил дежурному:

– Полковник Григорьев у аппарата. Срочно выделить машину ульяновским товарищам. – Он положил трубку и приветливо улыбнулся. – Чем сможем, поможем. Группа захвата в любую минуту в вашем распоряжении.

Гости поблагодарили начальника и направились в дежурку.

– Сначала к ее матери, затем к его жене, – подмигнул Карасев.

Катина мама, Надежда Федоровна, оказалось моложавой, высокой, женщиной, грациозной и строгой, с черными внимательными глазами и легкой сединой на висках. Узнав, что пришли из милиции по поводу Кати, она встревожилась.

– Где сейчас может быть Катя? – спросил Карасев.

– Наверное, в Москве. Она сейчас работает над книгой. Наверняка роется в каких-нибудь архивах. А в чем, собственно, дело?

– Дело десятилетней давности. Она нужна нам в качестве свидетеля для опознания ботинок маньяка, – соврал Карасев. – Как давно вы с ней виделись?

– Месяц два назад. Как только она взяла творческий отпуск, сразу приехала сюда. Пожила неделю и уехала в Москву.

– С кем она здесь встречалась?

– Да ни с кем особо не встречалась, – пожала плечами Надежда Федоровна. – Закадычных друзей у нее нет. Только подруга, Аленка.

– А Мемнонов? – спросил Карасев.

– Мемнонов? – удивилась Надежда Федоровна. – Это муж Алены. Какой он ей друг…

– Агафон?

– При чем здесь Агафон? – еще больше удивилась женщина. – Агафон старший брат мужа Алены.

– А мужа Алены как зовут? – вмешался Берестов. – Случайно не Менелай?

– Нет, не Менелай, – улыбнулась женщина. – Его зовут Михаил. Но война из-за его Елены тут была.

– Ее похищали? – напирал Берестов.

– Такую похитишь. Она сама кого хочешь похитит. По доброй воле уехала в Крым с одним товарищем.

– Как звать?

– Звать, конечно, не Парисом, но Борисом. Фамилия Леонов.

– От слова Илион, – подмигнул Берестов.

Карасев незаметно показал товарищу кулак и продолжил:

– В каких отношениях ваша дочь с Агафоном Мемноновым?

– Ни в каких! – вытаращила глаза Надежда Федоровна. – Во всяком случае, замуж за него не собиралась, да и не могла собраться, поскольку он женат.

– А чем он занимается, это Агафон? – спросил Тарас.

– По-моему, антиквариатом. Боюсь соврать, но, кажется, в Москве у него свой антикварный магазин. Не сказать, что он очень крутой, но бедным тоже назвать нельзя.

– И последний вопрос, Надежда Федоровна, – опять вмешался Берестов. Когда она приезжает домой, куда идет в первую очередь?

– Домой, естественно, – ответила Надежда Федоровна. – В первую очередь идет к маме. Отца у нас нет.

– А во вторую?

– К Аленке…

Когда вышли от Надежды Федоровны, Карасев стал настаивать на том, чтобы ехать брать за жабры жену Мемнонова, а Берестов считал, что нужно сначала поговорить с Катиной подругой. В конце концов бросили монету и выпало ехать к подруге.

Дверь открыла белокурая голубоглазая красавица с пухлыми губами и роскошными бедрами. «С такой можно рвануть в Крым», – подумал Карасев. «Что в Крым… В Париж!» – подумал Берестов, и взор его заволокло.

– Вы Елена Мемнонова? – вежливо спросил Карасев. – Мы из милиции, по поводу Кати.

Глаза Алены расширились.

– С ней что-нибудь случилось?

– Почему вы так решили?

– У меня плохие предчувствия! – схватилась за сердце Алена.

Берестов отодвинул Карасева и строго посмотрел красавице в глаза.

– По нашим сведениям, ей грозит опасность. Спасти вашу подругу еще не поздно, но мы не знаем, где ее искать!

Алена метнулась было в комнату, но на пороге остановилась. Она внимательно посмотрела в глаза сначала Берестову, затем Карасеву и, уныло потупив взор, выдохнула:

– Не знаю.

Берестов вытащил из кармана визитку и сунул Алене.

– Если что-то узнаете, позвоните мне на мобильный.

Друзья развернулись и помчались по лестнице вниз.

– Она что-то знает, – шепнул Карасев.

– И мне так показалось, – ответил Берестов.

34

Выйдя из подъезда они позвонили жене Мемнонова. К телефону никто не подошел. Карасев предложил поехать к ней поспрашивать про Мемноновых у соседей, но Берестов убедил, что нужно подождать.

– У меня такое чувство, что сейчас позвонит Алена.

Друзья вернулись в машину и попросили водителя отогнать ее за кусты. Не прошло и десяти минут, как из подъезда выпорхнула Алена и понеслась в сторону дороги. Она была весьма встревоженной. Берестов с Карасевым переглянулись.

– Шеф! Давай незаметно вон за той блондинкой.

Алена вышла на дорогу и стала голосовать. Вскоре около нее притормозило такси. Она села в автомобиль и покатила куда-то на окраину города.

– Судя по всему, едут на дачи, – сказал водитель.

И он не ошибся. Через полчаса такси пересекло городскую черту и въехало в зеленый коттеджный городок.

– Гадюшник местных буржуев, – пояснил водитель.

Вскоре такси остановилось у металлических ворот двухэтажного краснокирпичного дома. Алена выскочила из такси, расплатилась с водителем через окно и принялась открывать ворота. Такси моментально укатило, а милицейский «жигуль» медленно подъехал к соседнему дому и пристроился у гаража.

– Пойдем или подождем? – спросил Карасев.

– Подождем! – ответил Берестов.

И снова Берестов оказался прав. Не прошла и двух минут после того, как Алена зашла на дачу, пустую улицу огласил отчаянный женский вопль. Женщина с шальными глазами выскочила из дома и сразу кинулась к милицейской машине.

– Там! – тряслась она, указывая на дом пальцам. – Там…

Карасев с Берестовым выскочили из машины и понеслись в распахнутый настежь дом. В прихожей валялась обувь разных размеров. Не увидели ничего особенного они и на веранде, через которую промчались сломя голову. Далее следовала гостиная с диваном, тремя лавками и огромным столом посередине. Когда же они переступили порог каминного зала, то остолбенели. На полу лежали двое: красивая длинноногая девушка с пышной копной волос и здоровенный парень атлетического сложения. У обоих в области сердце зияло по кровавой ране, из которых струйкой разлилась по полу и уже успела запечься черная густая кровь.

Друзья подошли поближе. Катя была почти голой – в тоненьких прозрачных трусиках и таком же тоненьком бюстгальтере. Лицо ее было спокойным и одухотворенным. В руке зажата деревянная иконка с каким-то белокурым святым. Парень был без рубахи, в джинсах. Глаза его были открыты, и в них застыло удивление.

– Опоздали, – вздохнул Берестов. – Вызывай опергруппу.

Карасев грустно покачал головой и достал из кармана сотовый. После чего нахмурил брови и направился к машине.

В машине они вдвоем с Берестовым надавили на Алену. Та была вне себя от горя, но сквозь слезы все же давала показания.

– Это Агафон ее сбил с панталыку! – давилась от слез Алена. – Это он, скотина, уговорил Катьку свистнуть из ульяновского музея троянский хрусталь…

– Успокойтесь, – хмурился Тарас. – Давайте все по порядку.

И Алена рассказала с рыданьями и воплями, как год назад Катюша приехала в отпуск в Тверь и пришла к ней в гости на день рождения Мишки, ее мужа. Кроме Кати, были еще Мишкин брат Агафон и его жена Клавка. Там-то, на дне рождения, Катя и рассказала им, что в архивах имеется свидетельство о том, что первая русская жена Шлимана, Екатерина Лыжина, подарил писателю Гончарову осколок горного хрусталя, найденный при раскопках Трои. Этот мужнин подарок очень возмутил Екатерину. Ей нужны были деньги, простые русские рубли, на худой конец – фунты стерлингов, а спятивший муж дарит ей какие-то древние стеклянные осколки. Словом, подарок, ценой в пятьдесят тысяч фунтов по тем временам, бывшая супруга Шлимана не оценила и подарила его писателю Гончарову. Так вот, продолжала рассказывать Катя, этот осколок более ста лет лежит в фондах ульяновского музея, и персонал до сегодняшнего дня не знает, что это такое. Катя рассказала это как комический случай, но юмор поняла только она, Аленка. Практичные Мемноновы сразу же нахмурились и стали выяснять, сколько этот троянский экспонат может стоить сегодня.

Про этот случай забыли все, кроме Агафона. Он занимается антиквариатом и шесть раз в году ездит за границу. Агафон буквально через месяц после этого нашел покупателя на осколок из Трои. Какой-то коллекционер из Германии готов за него выложить полтора миллиона долларов. После этого Клавкин муж начал активно обрабатывать Катьку. «Один взмах руки – и ты миллионерша! Весь мир будет у твоих ног! Ты навсегда распрощаешься с этой гнусной российской нищетой…» Катька долго колебалась, потом согласилась…

– Я не знаю, что у них там произошло, – закончила, стуча зубами, Аленка, – но вчера она мне звонила и плакала. Потом на полуслове разговор оборвался, и я больше не могла до нее дозвониться…

В это время подъехала машина с криминалистами. Карасев обрисовал ситуацию, и они зашли в дом. Карасев вернулся, посмотрел Алене в глаза и строго спросил:

– Кто их мог убить?

– Понятия не имею, – ответила дрожащим голосом Аленка.

Карасев вопросительно посмотрел на Берестова. Берестов развел руками и демонстративно набрал телефон Клавдии Мемноновой.

– Ты думаешь, она может что-то прояснить? – спросил Карасев.

– Только она и может.

Карасев позвонил начальнику УВД полковнику Григорьеву и попросил задержать Клавдию Мемнонову.

– Задержим, – пообещал Григорьев.

Эксперты вышли на улицу перекурить. Карасев выбрался из машины.

– Следы есть?

– Следов до черта!

– Стреляли из револьвера?

– Из девятимиллиметрового «вальтера». Оба попадания в сердце. Смерть у обоих наступила мгновенно. Произошло это вчера, примерно в девять вечера…

Больше здесь торчать не имело смысла. Карасев велел водителю возвращаться в город. По пути он спросил у рыдающей Алены:

– У Агафона пистолет был?

– У него было три пистолета!

– Каких марок?

– Я не разбираюсь в марках. Два пистолета, по-моему, были немецкие. Третий – с барабаном…

– А, кстати, чья это дача, на которой скрывались беглецы?

– По документам, это дача моего мужа. А фактически она Агафона. У него три такие дачи…

Алену забросили домой и поехали перекусить в кафе. Однако до кафе доехать не удалось. Позвонили из УВД.

– Клавдия Мемнонова задержана в аэропорту. Сейчас ее везут в управление для допроса.

– В УВД! – приказал Карасев.

Когда «Жигули» подъехали к УВД, навстречу с крыльца спустился улыбающийся капитан и радостно сообщил.

– Мемнонову допросили. Она во всем призналась. Это она убила своего мужа и любовницу в состоянии аффекта.

– Можно задать ей пару вопросов?

– Можно, – ответил капитан и повел на второй этаж, в тот самый кабинет, где допрашивали Мемнонову.

Они втроем вошли в кабинет, и гостям стало не по себе от тяжелого взгляда задержанной. На табуретке перед старшим лейтенантом восседала женщина лет тридцати пяти, плотная, с крашеными волосами, тонкими губами и бледным бескровным лицом. В ее глазах не было ни страха, ни скорби, ни робости, ни раскаяния.

Капитан что-то шепнул лейтенанту, и тот сказал:

– Вам хотят задать несколько вопросов наши коллеги из Ульяновска.

Она молча кивнула.

– Скажите, Клавдия… – запнулся Карасев.

– Николаевна, – подсказал лейтенант.

– Спасибо! Скажите, Клавдия Николаевна, известно ли вам что-нибудь об убийстве сторожа в ульяновском музее?

– Все известно, – ответила она без единой эмоции.

– Кто его убил?

– Мой муж.

– За что?

– За то, что он пытался изнасиловать его любовницу.

– Вы имеете в виду Катю Александрову?

– Да. Именно эту сучку я и имею в виду.

– Вам рассказывал муж, как он его убил?

– Во всех подробностях. Этого сторожа никто убивать не хотел. Сам нарвался.

– Каким образом он нарвался?

– Они хотели стибрить из подвала троянский экспонат. Прокрались в музей. Эта сучка осталась наверху, а мой муж спустился вниз, в подвал. Ключ у них уже был. В подвале Агафон услышал крик. Выскочил в коридор и видит, как этот сторож лежит на Александровой и рвет ей платье. Муж пытался стащить его за волосы – ни в какую. Тогда он взял валявшийся в коридоре разводной ключ и пару раз ударил сторожа по башке, чтобы образумить. Ну, сторож и скопытился. У Агафона сила-то недюжинная. Пальцем пошевелит – и труп.

– А кому пришло в голову намазать кровью сторожа пальцы восковой фигуры?

– Ей же и пришло, сучке этой. Она сунула свой платок прямо в пробитую башку сторожу… брр!.. и преспокойно отправилась мазать пальцы Берии. А на другой день сунула ему в карман магнит. Хитрая тварь была…

Теперь ответы были получены на все вопросы. Карасев вздохнул, невесело подмигнул Берестову, и они вышли из кабинета.

Друзья молча поплелись к лестнице, но их догнал капитан. Он протянул какой-то мутный, невзрачный, весь в пузырях и порах треугольный осколок, величиной с половину ладони.

– Это ваше, – улыбнулся. – Изъято у Мемноновой при задержании.

Карасев пожал капитану руку и положил троянский хрусталь в карман. Они вышли с Берестовым из УВД, сели в машину и попросили водители довезти до вокзала.

– По Вергилию, Кассандра тоже пала от рук ревнивой жены царя Агамемнона? – спросил Карасев.

– Пала, – ответил Берестов. – Вместе с Агамемноном.

Карасев тяжело вздохнул и опустил руку в карман. К горлу почему-то подкатил горький комок. «Что это со мной, – удивился, – со следователем по особо важным делам?» На заднем сиденье беспокойно заерзал Берестов.

– Не знаю, как тебе, а мне девушку жалко, – произнес он.

Нащупав в кармане осколок троянского хрусталя, Карасев извлек его из кармана. «Вещица не очень изящная и не очень привлекательная, а стоит таких деньжищ», – подумал следователь. Вдруг неожиданно муть в хрустале прояснилась, и Тарас ясно увидел Катю – веселую, смеющуюся, в какой-то божественно легкой тунике, а рядом ясноглазого белокурого красавца, с лицом того самого святого, который был на иконе в руках убитой девушки. Они шли, взявшись за руки, среди облаков по каким-то невообразимо прекрасным высокогорным лугам, и вокруг небо было необычайно глубокой голубизны.

Карасев закрыл глаза и затряс головой. «Переутомился, – подумал он. Еще одно такое дело – и можно отправляться в психушку».

– Ну что, теперь домой? – как можно бодрее произнес Карасев.

– Ты как хочешь, а я возвращаюсь в Москву, – уныло ответил Берестов. Съезжу-ка я к жене в Лондон. Что-то мне, старик, в России тоскливо…