Текст книги "Искушение Кассандры"

Автор книги: Александр Андрюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Здесь, на земле, – поднял палец Берестов. – Они свое тело формируют из космической пыли. Душа, подобно магниту, притягивает к себе нужные частицы, и в результате образовывается белковое тело. Правда, это доступно только высшим душам.

– А у Берии что же, высшая душа?

– Так он же не появлялся во плоти. Он всего лишь вселился в свое собственное изваяние. Эта процедура на ранг ниже. Ее может делать любой. Но только ночью. Днем солнце рассеивает энергию.

– Но как же он шевелится? Воск-то при ходьбе может крошиться.

Берестов остановился, икнул и строго посмотрел на Карасева.

– А ты никогда не задумывался над тем, почему, когда люди покидают дома, они сразу начинают разрушаться? Да потому, что даже камни держатся на человеческом духе. Человеческий дух – это цемент всего материального. Эта такая силища, такая, что черт меня дери! Дух способен превращать железо в масло, а уж уплотнить воск до уровня человеческого тела – ему вообще раз плюнуть.

Произнеся это, Берестов плюнул в урну и поднял глаза к небу, как бы ища там подтверждения своей правоте.

– А отпечатки пальцев дух может оставить? – спросил Тарас, едва удерживаясь от смеха.

Берестов перевел осоловевший взор на Тараса и ответил:

– Ну в отпечатках пальцев я не силен. Тут уже твоя, как говорится, компетенция. А вообще, на твоем месте я бы провел ночь с этими восковыми фигурами.

12

Берестов даже остановился, взгляд его стал осмысленным.

– А ведь это прекрасная мысль: ночь в музее с восковыми фигурами! Да знаешь ли ты, что ночь в музее мадам Тюссо стоит сто тысяч фунтов стерлингов? А тут на халяву, по служебной надобности! Да это же останется на всю жизнь! Кстати, запомни: восковые фигуры злодеев – это не просто фигуры. Они охраняются самим дьяволом. Когда музей мадам Тюссо сгорел, не пострадали только мировые тираны. Вся комната ужасов, где Гитлер, Джек Потрошитель и всякие известные убийцы и мошенники, осталось невредимой. Усекаешь? Между прочим, это факт исторический. Так что провести ночь в компании с восковыми царями я тебе очень советую!

– Ты думаешь? – почесал подбородок Карасев. – А может, действительно завтра написать заявление на разрешение эксперимента…

– Какое завтра? Какое разрешение? Чего ты плетешь, Тарас? Если хочешь добиться истины, забудь о заявлениях! Сегодня! Сейчас!

– Сейчас? – удивился Тарас.

– Именно сейчас! И немедленно! Лови момент, пока у меня вдохновение.

Порыв приятеля захватил и Тараса. Карасев повеселел.

– Но как мы туда попадем? Наверняка его уже сдали на пульт.

– Пересдадут! Главное, чтобы сторож попался мировой. Кто сегодня дежурит?

Дежурил как раз Коробков, которого Тарас собирался допросить утром. «Это знак судьбы!» – подумал он.

– Вперед! – воскликнул Берестов. – Положись на меня, и удача нас не покинет.

Они зашли в гастроном, купили три бутылки водки, две – лимонада, колбасы, сыра, три банки щучьей икры и еще что-то по мелочи.

– Куклы бы нам действительно не помешали! – пробормотал Берестов, деловито оглядывая пакет с покупками.

– Кукол можно! – подхватил инициативу Карасев и вытащил из кармана сотовый.

– Потом! Сначала нужно проникнуть в музей…

Через двадцать минут друзья, покачиваясь, уже всходили на крыльцо музея. Берестов взял инициативу на себя и решительно нажал на кнопку звонка. Они увидели через стекло, как из каптерки выполз маленький пузатый мужичок в шлепанцах на босу ногу и недовольно направился к дверям. Он прильнул к рифленому дверному стеклу и недоверчиво пробурчал:

– Кого надо?

– Это из отдела по особо важным делам, – солидно заявил Берестов. Открой так, чтобы не сработала сигнализация!

– Как же он откроет без магнита? – пожал плечами Карасев.

– Одну минуточку! – ответил сторож и побежал обратно в свою каптерку.

Вскоре он появился с отверткой и стулом. Взобравшись на стул, он где-то с минуту орудовал над дверью, после чего спрыгнул и откинул крючок. Берестов пнул входную дверь, и приятели взошли в вестибюль.

– Надеюсь, на пульт пересдавать не будем? – спросил Берестов.

– Да нет, все на пульте! – успокоил сторож. – Я замкнул датчик от входной двери.

Карасев оглянулся и увидел над дверью открытую сигнализационную коробку с торчащей в ней отверткой. Берестов подмигнул:

– Вот видишь, вполне можно обходиться и без магнита.

Все трое прошли в каптерку сторожа. В ней горел обогреватель, работал телевизор, а на подоконнике закипал чайник. Гостям такая обстановка понравилась. Вахтера тоже ничуть не смутило, что ребята из отдела по особо важным делам несколько подшофе и в авоське у них что-то звенит. Удостоверений сторож не потребовал, а Берестова явно принял за начальника.

– За фигурами будете наблюдать? – осклабился Коробков. – Они такие, за ними нужен глаз да глаз.

– Какие это такие? – насторожился Карасев…

– А… – открыл было рот Коробков, но Берестов предостерегающе поднял палец.

– Стоп! Все расспросы потом. Сейчас нужно срочно вызвать экспертную группу. – Берестов деловито достал сотовый и всучил его Карасеву. – Давай, кто у тебя там сегодня дежурит? Позвони из вестибюля, а я как раз поговорю с…

– …Василием Петровичем, – подсказал сторож.

– С Василием Петровичем, – подмигнул Берестов и полез в пакет за бутылкой.

Карасев вышел из каптерки и набрал телефон драмтеатра.

– Спектакль уже закончился?

– Давно.

– Свиридова уже ушла?

– Пес его знает! Поискать?

На том конце провода на три минуты канули в небытие. После чего звонкий веселый голос произнес:

– Елена Свиридова слушает!

– Это я, – коротко сказал Тарас. – Какие у тебя планы на вечер? Может, они совпадают с моими?

– Ты хочешь пригласить в ресторан?

– Лучше! В музей!

На том конце провода покатились со смеху.

– На ночь глядя в музей? Это романтично.

– В таком случае, бери Галку за жэ – и в художественный музей! Но учтите, вы не актрисы, а эксперты в звании лейтенантов милиции.

Трубка темпераментно взвизгнула, и Карасев понял, что с допросом нужно поторопиться. Когда он вернулся в каптерку, на столе уже стояли откупоренная бутылка и тарелка с нарезанной колбасой и помидорами. Мужики явно времени не теряли.

– Экспертная группа сейчас прибудет, – доложил Карасев и тут же получил в одну руку стакан, а в другую ломтик помидора.

– За экспертизу! – коротко произнес Берестов и опустошил стакан.

Вслед за ним опустошил посуду и сторож, а Карасев только слегка пригубил.

– Скажите, Василий Петрович, – спросил он у Коробкова, – как в одно из дежурств на вас оказался сюртук Петра Первого и шляпа Берии?

Сторож сморщил лоб и перестал жевать.

– Когда это? Что-то не помню!

Берестов незаметно подмигнул Карасеву и снова разлил по стаканам, причем сторожу полнее других.

– Вздрогнем, господа!

Господа вздрогнули, и у сторожа шаловливо заблестели глаза.

– Вспомнил! Было такое дело! Обогреватель у меня под утро перегорел. Я замерз как цуцик. Ну что оставалось делать? Позаимствовать у царя сюртук, а у Берии шляпу. Им-то все равно, один черт – они из воска.

Берестова затрясло от смеха, а Карасеву пришлось давить улыбку.

– А очки вы зачем брали? Тоже для тепла?

– Не! Очки для понта! – расплылся в улыбке Василий Петрович.

– Для понта? – удивился Карасев. – А перед кем?

– А… я в них в магазин ходил.

– В очках?

– В очках, в сюртуке и в шляпе! Очень удобно! Отпускают без очереди в любом магазине. Потому что царей на Руси всегда уважали!

Берестов больше не мог сдерживаться и начал, трясясь, скатываться со стула. Карасев показал ему кулак, и Леонид тактично выкатился в коридор.

– Ну и куда вы потом дели очки? – продолжал расспрашивать Карасев, изо всех сил сохраняя серьезность.

Коробков виновато наклонил голову и развел руками.

– Посеял, значит, – догадался Карасев. – А что это за история была, когда великую княжну Марью облили вином?

– Это не в мою смену! – замотал головой Коробков, и масляные глазки его забегали.

– А Смирнов уверяет, что в вашу.

Сторож задумался и покосился на бутылку. В каптерку тут же молча вошел Берестов, который, видимо, подслушивал за дверью, и деловито разлил остатки. Не произнеся ни звука выпил и так же внезапно удалился, как мавр, сделавший свое дело. Сторож тоже выпил, занюхал рукавом, и глаза у него собрались в кучу.

– Значит, это не вы облили великую княжну вином?

– А! Я понял, про кого вы говорите! Это про ту молоденькую бабенку, которая с Николашкой? Не! Это не я облил. Это Федька! Я ему говорю: «Не тронь, бабу-то», а он мне: «Нет. Она мне нравится. Я ее угощу». Ну Николай ему ногу и подставил. Федька споткнулся и стакан на княжну опрокинул.

За дверью послышался судорожный стон, и Карасев подумал, что в следующий раз не возьмет Берестова – не умеет себя вести во время допроса.

– Что за Федька? – напирал Карасев, хмуря брови.

– Ну брательник мой двоюродный. Он с женой поругался и пришел ко мне ночевать. Ну мы с ним и… это дело и отметили.

«Так-так, – соображал Карасев, – да здесь проходной двор».

– Ну а к другим сторожам тоже приходят двоюродные братья?

– Про других сторожей сказать не могу. Знаю только, что Агафонов справлял здесь свой день рождения. Они с гостями стащили с постамента пулемет «максим» и покатили его на площадь, делать, значит, революцию. Но прохожие вызвали милицию и их забрали. После этого Агафонова уволили.

Карасев задумался. Помолчав немного, он пробормотал:

– Веселые, оказывается, люди сторожат художественный музей. А Локридский тоже здесь устраивал кильдым?

– Локридский? – поморщился Коробков. – Это не наш. Он не компанейский. Я таких не люблю.

– Почему не любите?

– Не люблю, и все.

– Ну а восковых фигур вы не боитесь?

– А чего их бояться? Ну шубуршатся они чего-то там у себя в зале. То и дело их шаги раздаются. Вот и сейчас, слышите?

Карасев прислушался и действительно четко расслышал чьи-то шаги. Глаза его расширились. Он выглянул в коридор и не увидел Берестова.

– Леня, ты где? – прошептал Карасев и вдруг ясно представил его с проломленной головой у дверей зала с фигурами.

– Да в туалет, наверное спустился, – зевнул сзади Коробков.

Шаги приближались, и явно не со стороны туалета, а откуда-то сверху. Определенно по лестнице кто-то спускался.

– В музее кто-нибудь есть, кроме вас? – забеспокоился Тарас.

– Да никого не должно сегодня быть, – пожал плечами сторож. – А что, по второму этажу ходят?

И в ту же минуту в огромном трельяже на лестнице мелькнуло чье-то отражение. Тарас со сторожем отпрянули, но, к счастью, узнали выплывшую из полумрака фигуру – это был Берестов.

– Слушайте! – произнес тот. – Я тут немного плутанул. Где туалет?

13

– Ты нас напугал, – сдвинул брови Карасев, когда Леонид возвратился в каптерку свежим, умытым и развеселым, как сукин кот.

– А я нет, не напугался, – захихикал сторож. – Я привык. Здесь постоянно по залам кто-то шастает. Особенно на втором этаже. Шасть да шасть всю ночь. Вот послушайте!

Мужики не успели прислушаться – в тот миг музей оглушила сирена. Карасев с Берестовым от такой неожиданности подпрыгнули на месте и ошалело уставились на сторожа.

– Это, наверное, ваши эксперты явились, – невозмутимо пояснил Коробков и поплелся открывать.

За ним проследовали и мужики. В стекле двери виднелись два девичьих силуэта, нетерпеливо цокающих ножками. Едва сторож снял с двери крючок, они с визгом бросились на Тараса. Та, что блондинка, мигом запрыгнула на следователя по особо важным делам, по-обезьяньи обхватив его ногами на уровне бедер, другая, брюнетка, повисла у него на спине, наподобие груза на шее Муму.

– Ленка, кончай, свалишь! Я же на работе.

После восторженного визга актриски наконец обратили внимание на сторожа и Берестова.

– Знакомьтесь, – официально произнес Карасев, – ведущий следователь частной московской прокуратуры имени Абрау-Дюрсо Леонид Берестов! А это, указал он на девушек, – лейтенанты патогистологических наук Елена и Галина Симбирские.

Девушки вытянулись, приложили ладони к виску и торжественно воскликнули:

– Служим Родине, Карась Тарасович.

После чего сделали по жеманному реверансу и начали осматриваться.

– Господа следователи, а почему в музее? Сейчас так модно? А вообще-то клево!

Девушки были длинноногие, гибкие, темпераментные. При виде их глаза у сторожа заблестели каким-то не музейным блеском. Выбрав минуту, он шепнул Берестову с завистью:

– Классные у вас экспертши!

– Других не держим, – с гордостью ответил Берестов.

А «экспертши» между тем сразу проследовали на второй этаж и потребовали включить свет, чтобы осмотреть шедевры среднерегионального уровня. Орлы поплелись за ними. Сторож, грустно посмотрев им вслед, вернулся в каптерку.

– Вы что же, ни разу здесь не были? – удивился Берестов.

– Когда быть-то? – вытаращили глаза девушки.

Почти у каждой картины они с визгом подпрыгивали и восторженно восклицали «Вау!». При виде Екатерины, четыре в высоту и три в ширину, дочери сцены так завизжали, что Берестов заткнул уши.

– Шумные девчонки, – подмигнул он товарищу.

– Актрисы! – поднял палец Тарас.

В это время брюнетка Галя резво бросилась к фарфору восемнадцатого века и стала звонко чмокать воздух:

– М-мм, обожаю! Гжельский фарфор моя слабость, – вожделенно застонала она.

– Кстати, – вставил слово Берестов. – С чего начнем экспертизу? У нас есть водка. Но мы можем послать и за шампанским.

– Шампанское ближе к утру, – скомандовала Ленка, – а сейчас – водки!

– И из гжельской посуды! – подхватила Галка.

Берестов тут же вытащил из-под стекла какой-то французский поднос второй половины восемнадцатого века и исчез. Через пять минут он явился в камзоле и треуголке Петра Первого, неся сервированный поднос всего на трех пальцах. Его появление было отмечено традиционными воплями с диким приплясыванием и улюлюканьем. Берестов тут же был раздет до пояса. Камзол напялила Ленка, а треуголку Галка. Карасев покачал головой и подумал: «Бедный Петр…»

После чего водку разлили по старинным чашкам, сыр и колбасу переложили в фарфоровые тарелки, хлеб – в плетеную корзиночку помещика Киндякова; сам же Берестов сорвал со стены домотканую дорожку крестьян села Покташкина, обернулся в нее на манер римского ритора и произнес тост за дам!

После водочно-закусочной процедуры экскурсанты направились в зал современной скульптуры. Скульптуры на актрис действовали сильно, но по-разному: Ленулю без конца тянуло наверх, на головы и плечи каменных экспонатов, – ее едва успевали отрывать от них; Галка своим телом пыталась дополнить групповые композиции и поминутно требовала фотографа. У одной обнаженной девушки без весла Галя остановилась и долго не мигая смотрела на скульптуру. Наконец она прочла:

– Алина, – и презрительно хмыкнула. – Татарка, наверное, – сделала резюме Галя и снова хмыкнула.

Хотя фигура у Алины была явно не татарская. Ее талия была заужена, а бедра, напротив, чрезмерно увеличены.

– Значит, какую-то Алину высекли, а я что, хуже? – произнесла сердито Галя и топнула ножкой. После чего сорвала с себя футболку и кинула в изваяние.

– О, прикрой свои толстые ляжки! – воскликнула она и принялась стягивать джинсы.

– Эй, ты что делаешь? – забеспокоилась Ленка.

– Значит, ее высекли, а меня не могут? – повторила Галя, и на глазах ее блеснули слезы.

– Почему не можем? Можем! – заверил Берестов, кладя руку на ремень.

Ему это явно нравилось. А Тарас предчувствовал, что у Галки грядет истерика. И точно. Оставшись в нижнем белье, она встала в такую же позу, что и каменная Алина, и вдруг разрыдалась.

– Неужели я хуже этой лошади? Эта Алинка тупая… Мы с ней в одной школе учились, – выкрикивала сквозь рыдания Галя.

Берестов ринулся ее успокаивать.

– Ты не только не хуже, но значительно лучше любой лошади, – произнес он, прижимая ее к себе. – Если хочешь, я тебя нарисую.

– А вы художник? – удивилась Галя, отрываясь от его груди.

– Да! – не моргнув, соврал Берестов. – Правда, у меня несколько свое видение предмета и меня не совсем понимают, ну… это не столь важно.

Берестов подмигнул Тарасу, что означало: «Можете следовать дальше, я ее успокою…» И Тарас, взяв Елену за руку, повел на первый этаж.

В каптерке сторож был в отрубе, телевизор выключен, сигнализация в норме. Карасева заинтересовал еще один прибор, висящий над «Рубином», на котором было написано: «Подвал». Он был пыльным, запаутиненным и явно нерабочим. Карасев хотел его включить, но, подумав, отдернул руку. «Еще ненароком сработает сигнализация на пульте. Утром про него спрошу», подумал он и достал из пакета бутылку водки. После чего взял со стола два граненых стакана и отправился с Ленкой в зал с восковыми фигурами.

Когда они вошли в зал, Лена тихо ойкнула и прижалась к Тарасу. Сердце у Тараса замерло. Было действительно жутковато. Он подошел к Берии и так долго вглядывался ему в глаза, что тот пошевелил зрачками. Тарас отскочил, а Елена, взвизгнув, спряталась за его спину.

– Видала? – прошептал он.

– Что? – спросила она.

– Как Берия моргнул.

Лена выкатила свои и без того огромные глазищи и произнесла полушепотом:

– Тарас, прекрати пугать. Я ведь описаться могу.

Такая перспектива не заинтересовала Тараса. Он откупорил бутылку и разлил по стаканам. После того как парочка опустошила содержимое стаканов, страх прошел. Они стали бродить по залу от фигуры к фигуре и внимательно вглядываться в глаза и руки. Все стояло на месте, тихо, мирно, как положено скульптурам, только Петр Первый был без камзола и треуголки, а так больше никто не шевелился и не моргал. Елена на всякий случай пряталась за спину Тараса, поминутно прижимаясь к нему своей горячей грудью. В скором времени Тарас и сам сделался огненным. Напротив семейства Николая Второго следователь по особо важным делам не выдержал и впился губами в белую шейку «экспертши».

– Какой мы пример показываем царским детям, – прошептала она, закатывая глаза.

После чего ее блузка полетела на пол. Следом за ней полетели на пол ее гипюровый бюстгальтер и рубашка Тараса. Зашуршали джинсы, волосы… Тарас сквозь ресницы продолжал осматривать зал: «Банкетка далековато… Не дойдем… Хорошо, хоть коврик под ногами…»

Там же на полу, среди раскиданной одежды они и заснули.

Тараса разбудил сумасшедший визг. Ничего не понимая, он испуганно вскочил и наткнулся на трясущуюся Елену. Глаза ее были полны ужаса, подбородок дрожал, белые руки стыдливо прикрывали грудь. А вокруг по-прежнему никого.

– Ты чего? – спросил Тарас.

– М-меня к-кто-то гладил…

– Успокойся. Это я тебя гладил.

– Т-ты спал здесь, а меня кто-то гладил со спины, – всхлипнула Елена. – Кто-то лохматый…

Она дико осмотрела зал, и взгляд ее остановился на Берии.

– Уйдем отсюда!

Она торопливо схватила бюстгальтер и джинсы, на ходу влезла в босоножки и голой выскочила из зала.

– Постой! – крикнул Карасев, на ходу ныряя в штаны. На одной ноге он допрыгал до коридора и услышал, как в вестибюле громко звякнул крючок, а следом хлопнула дверь.

Карасев полуголый выбежал в вестибюль. Ее не было. Входная дверь распахнута настежь. На полу валялся ее гипюровый бюстгальтер. Так и есть, убежала в одних туфлях с джинсами под мышкой.

Карасев выскочил на крыльцо и хотел во всю глотку крикнуть, чтобы она вернулась, но вовремя одумался. Рядом сельскохозяйственная академия. Еще не дай бог вызовут патрульную машину. Начнется разбираловка. Выяснят, что он следователь по особо важным делам, а так придурковато выглядит: среди ночи, на крыльце музея, бухой, босой, без рубашки, в полуспущенных джинсах… «Эх, свяжешься с этими московскими журналистами…»

Карасев вернулся в вестибюль и плотно закрыл за собой дверь. Подобрал гипюровый бюстгальтер с запахом Лены и направился в каптерку. Сторож спал, все ячейки на «Рубине» горели ровным светом. Сигнализация просто железная.

Карасев зашел в зал с восковыми фигурами, напялил не себя рубашку, носки, кроссовки. На полу осталась только белая блузка Елены. Почему-то пришли на ум стихи Вертинского про созерцание блузы возлюбленной после бурно проведенной ночи. Его еще тогда поразило, что в серебряный век поэзии после ночи любви женщина могла себе позволить оставить у возлюбленного свою новую блузу. Оказывается, и в наш век такое бывает. Карасев улыбнулся, представив себе, как сейчас несется по ночному Ульяновску эта сумасшедшая Ленка в чем мать родила и даже не замечает этого. Вот такие они, безумные жрицы театра…

Тарас посмотрел на часы. Было уже пять. Он сложил Ленкины шмотки в пакет и отправился на второй этаж разыскивать Берестова. В художественном зале их не было. В зале скульптуры на грудь каменной Алины был надет черный бюстгальтер Галки. В оружейном зале на манекен рыцаря был накинут камзол Петра и треуголка. Сами же Леня с Галкой бесследно исчезли. Карасев сполоснул в туалете гжельский фарфор, водворил поднос восемнадцатого века обратно под стекло, вернул Петру Первому его камзол с треуголкой и вдруг понял, почему эти восковые фигуры нужно охранять особо. Он покачал головой и пошел будить сторожа.

– Мы свою работу закончили, – произнес он.

– Так рано? – удивился сторож, покосившись на часы.

– Мы работаем очень оперативно. Некоторые из нас закончили еще раньше. Кстати, вы за ними, кажется, закрывали?

– Нет, не закрывал, – широко зевнул сторож.

– Странно… – пробормотал Карасев. – Просто канули…