Текст книги "Эволюция духа. От Моисея до постмодернизма (СИ)"

Автор книги: Александр Воин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Есть у Давида и развитие понимания справедливости во взаимоотношениях человека и Бога. Как и все евреи до него Давид еще не сомневается, что тот, кто выполняет заповеди, должен быть вознагражден Богом, а кто нарушает – наказан. Но Давид уже не ждет, что это произойдет немедленно. Более того затяжка наказания Богом неправедных, кажется Давиду чрезмерной и невыносимой для невинных, страдающих от несправедливости. И при всей его вере в Бога и любви к нему, при всем его смирении пред лицом Господа, он отваживается не только просить Его ускорить суд над неправедными, но почти упрекает Его в задержке.

"Восстань, Господи, да не преобладает человек, да судятся народы пред лицом твоим. Наведи, Господи страх на них; да знают народы, что человеки они". (Пс.9. 20,21).

"Господи! Ты слышишь желание смиренных; укрепи сердце их; открой ухо Твое, чтобы дать суд сироте и угнетенному, да не устрашает более человек на земле". (Пс.9. 38,39).

Для правильного понимания всего вклада Давида в Учение нужно добавить еще несколько слов о нем, как о личности. Давид не был ученый-книжник, знающий Учение вдоль и поперек и по диагонали. Он был из простой и бедной семьи и с детства пас скот в горах вместо изучения премудрости Учения. Под звездами бездонного ночного неба Иудейской пустыни постигал он Бога душой, а не разумом. Да, его вера была чиста и искренна, но в то же время он был дикарь с сильными страстями, не вышколенный достаточно буквой Учения. И, естественно, он не был безгрешен. Сама его дружина из 30 витязей, если перевести на современный юридический язык, была бандфоррмированием. Конечно, нужно учесть разницу эпох. Это была дружина в стиле тех варяжских дружин, от которых произошла династия Рюриковичей в Киевской Руси. Точнее даже в стиле воинства Робин Гуда. Они хоть и брали дань со своих, но умеренно, любя. А в то же время защищали их от филистимлян. Могли и поделиться с ними награбленным. Но в бурной своей биографии доводилось Давиду вместе со своей дружиной служить и иноземным царям собирая дань со своего народа в их пользу. Правда, как Ивану Калите в русской истории, это позволило ему сплотить евреев и накопить достаточно сил, чтобы сбросить затем иноземное иго.

Был в его биографии и постыдный поступок, который нельзя списать ни на какие исторические обстоятельства. Это знаменитая история с Вирсавией, когда уже, будучи царем и влюбившись с эту красавицу он посылает ее мужа Урию, одного из своих военачальников, в заведомо гибельную военную экспедицию, в которой тот и погибает, а сам женится на Вирсавии. Да был этот грех и это пятно останется на Давиде. Но сила его раскаяния добавила свой оттенок в его Учение. Он стал терпимее к людям, особенно к простым, бедным и страдающим и любовь его к ним и сострадание, при всем понимании несовершенства их подняли на новую высоту скромную и затерянную среди многих других указаний в Моисеевом Учении заповедь "Возлюби ближнего своего".

Прежде всего, памятуя о своем грехе, он отличает слабость и несовершенство человека:

"Если Ты обличениями будешь наказывать человека за преступления, то рассыплется как от моли краса его. Так суетен всякий человек ". (Пс.13. 2,3).

Затем появляется у него тема личного раскаяния и мольба простить его.

"Господи! Не в ярости Твоей обличай меня, и не во гневе Твоем наказывай меня. Ибо стрелы Твои вонзились в меня, и рука Твоя тяготеет на мне. Нет целого места в плоти моей от гнева Твоего; нет мира в костях моих от грехов моих. Ибо беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя ... на мне, смердят, гноятся раны мои от безумия моего". (Пс.37. 2-6).

А затем – тема прощения греха каждому раскаявшемуся, тема также предваряющая идею христианства и наполняющая конкретным содержанием любовь к ближнему.

"Блажен, кому отпущены беззакония и чьи грехи покрыты! Блажен человек, которому Господь не винит греха, и в чьем духе нет лукавства! Когда я молчал обветшали кости мои от вседневного стенания моего. Ибо день и ночь тяготела надо мною рука Твоя; свежесть моя исчезла, как в летнюю засуху. Но я открыл Тебе грех мой и не скрыл беззакония моего; я сказал :" исповедаю Господу преступления мои", и Ты снял с меня вину греха моего". (Пс.31. 2-5).

В заключение этой главы пора окинуть взглядом пройденный уже путь в движении идеи, эволюцию Учения от Авраама до момента смерти Давида, почувствовать сам характер этой эволюции и, так сказать, пощупать вектор ее направленности. Мы видим, прежде всего, что Учение не догма, что оно эволюционирует. Что на каждом этапе оно дается с учетом состояния общества, дается так, чтобы с одной стороны общество способно было вообще понять и воспринять его, а с другой, чтобы был максимальный возможный эффект его воздействия в направлении приближения человека к "образу и подобию Божьему". Кроме того, мы видим, что движение это напоминает плавание парусного судна против ветра на контргалсах: конечная результирующая изменяемых курсов корабля ведет его к намеченной цели, но на каждом этапе кормчий направляет корабль не в точности на эту цель, а под некоторым углом к ней (из-за невозможности идти прямо к цели против ветра). Так от праотцов Авраама, Исаака и Якова требуется только беззаветная вера и беспрекословное выполнение прямых и непосредственных указаний даваемых им лично Богом. Нормы Учения для них как бы еще не существуют. Хотя из предшествующих глав Бытия мы знаем, что вообще они уже есть: замышлены и действуют. Каин уже наказан за убийство Авеля и т.д. Не говоря о том, что с первых строк сказано, что человек создан "по образу и подобию Божию". Но локальный этого времени вектор воздействия Бога на евреев и следовательно, направленность Учения на этом этапе не совпадают вполне с направлением на конечную цель. То, что разрешается праотцам это отнюдь не "образ и подобие Божие".

Затем, когда в евреев достаточно вколочена вера в Бога, пусть и не слишком искренняя, а базирующаяся на страхе, и небескорыстная, а основанная на предпосылке, что, кто соблюдает нормы Учения, тот выиграет уже в этой жизни, а кто нарушает – будет наказан предпосылка, как начинает выясняться уже во времена Давида, неверной, так вот, когда фундамент веры более менее создан, им дается конструктивная часть Учения.

Как было показано, эта конструктивная часть в принципе не могла быть дана в полном объеме, ибо Учение допускает и предполагает развитие, причем, по разным направлениям и до бесконечности. Кроме того нормы Моисеева Учения сопровождаются законом, в котором формулируются их изначальные оценки в виде различных наказаний, за нарушение различных норм. Несоответствие некоторых из этих оценок "образу и подобию Божию", скажем, требование смертной казни за нарушение заповеди "Чти отца и мать своих" настолько разительно, что ощущается интуитивно и без изучения дальнейшей эволюции Учения. То же можно сказать и о требовании Бога к евреям истреблять и изгонять ханаанеев при завоевании Ханаана. Теперь становится ясным, что эти и подобные им требования и оценки никаким образом не определяют "образ и подобие Божие" – конечную цель Учения, а являются лишь требованиями момента. В частности, истреблять и изгонять ханаанеев требовалось потому, что избранный народ на начальном этапе его пути нужно было изолировать от окружающего моря язычников и их влияния.

Но опираться только на интуицию в оценке подлинного конечного направления к "образу и подобию Божьему" опасно. Поэтому столь важно отслеживание дальнейшей эволюции. И вот мы видим, что у Давида вера, основанная на страхе, сменяется искренней любовью к Богу, характер договорных отношений с Ним – смирением пред лицом Его (хотя качество этого смирения не совсем то, что в Христианстве и особенно в некоторых ответвлениях его). Начинает подвергаться сомнению, что каждый здесь на земле получит по заслугам. Наполняются новым содержанием справедливость, милосердие и любовь к ближнему. Поднимается тема прощения греха, хотя решение ее у Давида опять же не совпадает с позднейшими христианскими и не христианскими, и уж точно не совпадает со всепрощением, индульгенциями или вышеупомянутой еврейской теорией "Мицвот".

Тут возникает вопрос. До сих пор, от Авраама и до Моисея и само Моисеево Учение давались людям непосредственно от Бога. У Давида мы впервые сталкиваемся с развитием Учения человеком. Спрашивается откуда нам знать, как соответствует вклад Давида конечному "образу и подобию Божию" или хотя бы локальному вектору, движение к "образу и подобию" для данной эпохи с ее конкретным состоянием общества?

Я думаю, для ответа на этот вопрос уместно опереться на две вещи. Во-первых, на ту оценку, которую дает Давиду и его Учению сама Библия, особенно, если эта оценка приписывается самому Богу. И здесь мы имеем наивысшую аттестацию. За праведность Давида Бог обещал ему:

"если сыны твои будут наблюдать за путями твоими, чтобы ходить передо Мною в истине от всей души своей, то не прекратится муж от тебя на престоле Израилевом". (.. 2,4).

И сыну его Соломону говорит Бог :

"И если будешь ходить путями Мои ми, сохраняя уставы Мои и заповеди Мои, как ходил отец твой Давид, Я продолжу и дни твои". (ЗЦ. 3,14).

И даже когда Соломон под влиянием своих чужеземных жен впадает в идолопоклонство, служит Астарте, построил капища Хамосу и Молоху и т. д., Бог не отнимает у него царства тут же, а говорит:

"... за то, что так у тебя делается, и ты не сохранил завета Моего и уставов Моих, которые Я заповедал тебе, Я отторгну от тебя царство и отдам его рабу твоему. Но во дни твои я не сделаю сего ради Давида, отца твоего; из руки сына твоего исторгну его. И не все царство исторгну; одно колено дам сыну твоему ради Давида, раба Моего". (3Ц. 11,11-13).

Есть в Библии еще много подтверждений особой любви Бога к Давиду. Но, конечно, каждое из них и все их вместе можно поставить под сомнение: действительно ли Бог говорил это Давиду, действительно ли Он говорил это Соломону, действительно ли Он говорил это еще кому то. Ведь мы уже знаем, что были и лжепророки, были люди ошибочно принимавшие свои сновидения за пророческие. Но сама множественность видений, причем у разных лиц делает в данном случае оценку более достоверной. Ну и главное мы можем и должны опереться на другое основание в оценке Давидова Учения: на то, как оно будет вписываться в дальнейшую эволюцию Учения, движения идеи, и то, как оно при этом будет проверяться жизнью, историей. Это, естественно, мы увидим в дальнейшем.

6. Соломон мудрый

Он был, безусловно, мудрый. И даже гораздо более мудрый, чем способны были воспринять его современники и многие более поздние почитатели его мудрости и последователи, восхищавшиеся в основном поверхностными слоями этой мудрости. Поэтому естественно ожидать от него развития Учения и он, действительно, внес в него значительный вклад.

Почему же все-таки не его, а его отца Давида назвал я вершиной до христианского этапа движения идеи? Потому, что Соломон не обладал тем высоким духом, носителем которого являлся его отец. Учение же, как было уже отмечено, и любое учение, это не наука и для него помимо интеллекта важен дух. Впрочем, и наука, настоящая, делается не холодными сапожниками. Для нее тоже нужна страсть хотя бы к знанию, к истине, к мудрости. Таковыми Соломон, безусловно, обладал, потому и весом его вклад в развитие Учения, хоть и уступает Давидову. Различен и характер их вкладов. Основная заслуга Давида в одухотворении Учения, хотя есть у него и конструктив. У Соломона, естественно, обратная пропорция. Он очень много сделал для осмысления, расширения, трактовки Учения и гораздо меньше – для одухотворения. Но его духовный изъян сказался, как увидим, и на характере его трактовок.

Почему Соломон столь разительно отличался по духу от своего отца? Во-первых, это не исключение, а скорей правило, когда речь идет о выдающихся носителях духа и их прямых потомках и преемниках. И правило это определяется обстоятельствами, достаточно типичными для таких случаев, и в полной мере имевших место и в данном. Давид был сыном простого пастуха и сам с детства пас овец в горах, в суровых условиях, когда приходилось защищать скот от хищников, включая львов, что пригодилось ему, кстати, в бою с Голиафом. (Он поразил Голиафа той же пращей, которой поражал и львов). Он вырос вдали от городской суеты, которая рано разжигает в людях тщеславие и стремление выделиться. Поэтому он не рвался к власти, тем более царской. (Саул, начав преследовать его из зависти за победу над Голиафом, сам превратил его в потенциального претендента на трон. И даже после этого он не пытался сместить Саула, но только служить ему до самой того смерти). Он вырос в глухом селе в горах и круг его общения в детстве был, естественно, узок. Зато сами отношения были чисты и наполнены любвью и дружбой. Ведь это были отношения с его родными и друзьями. И эти отношения он проецировал на весь свой народ. Он рос в суровое время, когда народ этот страдал от теснивших и притеснявших его врагов. И Давид мечтал послужить своему народу. Его народ отличался от соседей религией, поэтому он прилепился душой и к религии, не будучи знатоком ее параграфов. Он плохо разбирался с детства не только в параграфах религии, но и в своем народе. Именно поэтому впоследствии так глубоко страдал он от преследования, клеветы и наветов своих соплеменников, для которых так много сделал и во имя которых так беззаветно рисковал жизнью. Но это неведенье спасло его душу и помогло сформироваться сильной и чистой натуре.

А Соломон был сыном царя, царя великого и уже создавшего великое по тем временам государство. И вырастал он не просто в суете и тщеславии большого города, но и в атмосфере интриг царского двора. Ведь он был самый младший сын Давида и его династические права были последними, но он был любимый сын и от любимой жены Вирсавии, поэтому шансы на трон у него были. Шансы были, но за реализацию их нужно было бороться. И это не была борьба на поле брани с внешними врагами за благо своего народа. Это была борьба во имя личных амбиций, борьба со своими кровными братьями, борьба не мечем и луком, а с помощью хитроумных дворцовых интриг.

Вот эпизод, характеризующий приемы этой борьбы и всю атмосферу двора, а в известной мере и нравственное состояние народа, о котором, по счастью как сказано, его отец в своей юности не ведал. Когда Давид состарился, началась борьба за трон. Его старший (после смерти Авесалома) сын Адония собирает у себя на пир всех остальных сыновей кроме Соломона, и всю знать и там, не дожидаясь смерти отца провозглашает себя новым царем, и все приветствуют и величают его. Узнав об этом, партия Соломона всполошилась. Пророк Нафан бежит к Вирсавии и говорит ей :"Слышала ли ты, что Адония, сын Аггифии, сделался царем, а господин наш Давид не знает о том? Теперь вот, я советую тебе: спасай жизнь твою и жизнь сына твоего Соломона". (ЗЦ 11.12). Как видим, придворная борьба не знает ни совести, ни жалости. Вирсавия срочно бежит к Давиду, который по старости и по сохранившейся чистоте натуры не следит за интригами и не знает о случившемся. Давид велит священнику Садону немедленно везти Соломона на царском осле к скинии завета и там помазать его на царство, и под звуки шофара известить об этом народ. Когда эта весть доходит до пирующих, они разбегаются, оставив Адонию одного и тот, понимая, чем это ему грозит, кидается к жертвеннику Богу и хватается за рога его. По обычаю нельзя было убивать человека, пока он держится за эти рога. И Адония держался за них до тех пор, пока не получил от Соломона обещания не убивать его. Соломон обещает ему это, но мудрый, зная, что такое борьба за власть, лукаво обуславливает свое обещание: "... если он будет человеком честным, то ни один волос не упадет на землю; если же найдется в нем лукавство, то умрет". (3 Цар.1. 52). А уж что значит быть честным и что есть лукавство, теперь решать Соломону. И вскоре, придравшись к намерению Адонии жениться на Ависаге Сунамитянке, которая всего лишь должна была стать наложницей его отца, но так и не стала, он убивает его. И Соломон отлично знал, что Ависага была лишь предлог. Ведь был он мудрый, да не особенно и скрывал подлинную причину: " ... то и то пусть сделает со мною Бог и еще больше сделает, если не на свою душу сказал Адония такое слово (о намерении жениться) ... ныне же Адония должен умереть." (ЗЦ. 2. 23,24). И все это сразу после смерти отца, который, умирая завещал ему: "...храни завет Господа, Бога твоего, ходи путями Его и соблюдай уставы Его и заповеди Его, определения Его и постановления Его, как написано в законе Моисея написано в законе Моисеевом". (З Цар.2.40).

Для лучшего понимания вклада Соломона в Учение, рассмотрим еще ряд фактов из его биографии, проливающих свет на его личность. Я не буду останавливаться на приводимых в Библии свидетельствах его мудрости, ибо, во-первых, эта сторона его личности и биографии – наиболее известна, во-вторых, степень и качество его мудрости будут видны, когда мы приступим непосредственно к его вкладу в развитие Учения. Я хочу остановиться на фактах, проливающих свет на другие стороны его личности, оставшейся в тени его общепризнанной мудрости, но повлиявшие, тем не менее, и на сами плоды ее.

Укрепившись на престоле Соломон демонстрирует большое религиозное рвение и пытается вымолить себе прощение Господа за грех на пути к власти. Но в отличие от отца, который понимал, что "жертва Богу – дух сокрушенный сердца сокрушенного", Соломон пытается заменить отсутствие качества количеством:

"Тысячу всесожжений вознес Соломон на том жертвеннике" (3 Цар.3.4). Затем, выполняя завещание отца, он строит в Иерусалиме храм и переносит в него скинию завета. По этому поводу он произносит примечательную речь перед народом, обращаясь к Богу. В конструктивном плане эта речь – это развитие мыслей Давида о справедливости и прощении греха раскаявшимся. Но по духу отличается она от псалмов Давида. Давид смиренно просил Бога о наказании притеснителей и помощи гонимым и страдающим, о прощении греха ему и другим согрешившим и искренне раскаявшимся, предоставляя, естественно, Богу решать, кого прощать, а кого нет. В тоне его чувствуется интимное, не публичное обращение к Богу. Соломон же явно работает на публику, на повышение рейтинга. Его смирение смешано с тщеславием и тон местами из просящего превращается в повелительный:

"Когда кто согрешит против ближнего своего и потребует от него клятвы, чтобы он поклялся и для клятвы придут пред жертвенник Твой в храм сей: тогда Ты услышь с неба, и произведи суд над рабами Твоими, обвини виновного, возложив поступок его на голову его, и оправдай правого, воздав ему по правде его. Когда народ Твой Израиль будет поражен неприятелем за то, что согрешил пред Тобою, и когда он обратится к Тебе, и исповедает имя Твое, и будут просить Тебя и умолять в сем храме: тогда Ты услышь с небес и прости грех народа твоего Израиля, и возврати их в землю, которую Ты дал отцам их". (3 Цар.8.31-34). И т.д.

После этой речи Бог является во сне Соломону и (несмотря на гордыню Соломона)возобновляет с ним завет, заключенный с Давидом, о том, что потомки Давида будут править Израилем до скончания веков, если не будут уклоняться с пути истинного. Но весьма выразительно подчеркивает, что Он не всепрощающий Бог, тем более, не такой, которому человек может давать указания. Он – Бог-ревнитель, который Сам решает, какие прегрешения можно простить и какие нельзя и раскаявшимся. И тем более, когда речь идет о народе, для которого Он так много сделал, дабы наставить его на путь истинный.

"Если же вы и сыновья ваши отступите от Меня, и не будете соблюдать заповедей Моих и уставов Моих, которые Я дал вам и пойдете и станете служить иным богам и поклоняться им, то я истреблю Израиля с лица земли, которую я дал ему и храм, который Я осветил имени Моему отвергну от лица Моего, и будет Израиль притчею и посмешищем у всех народов". (3 Цар.9. 6,7).

Конечно, мы не обязаны верить этому тексту, потому только, что он был дан Соломону в видении. Но он хорошо соответствует духу Учения и предупреждение Бога исполнится в дальнейшей истории евреев.

Несмотря на столь грозное предупреждение Соломон чем дальше, тем больше отходит от путей отца своего и от требований духа Учения. Нарушая указание Бога о будущих царях Израиля, данное им через Моисея: "Только, чтоб он не умножал себе коней и не возвращал народа в Египет (т.е. не превращал в рабов) для умножения себе коней ..., и чтобы не умножал себе жен, дабы не развратилось сердце его, и чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно". (Втор.17. 16,17).Соломон делает все напротив. Он завел себе несметные богатства, включая упомянутых коней, понастроил великолепных дворцов себе и своим женам, каждой в отдельности , и жен и наложниц завел в количестве, которое не превзойдено было в истории ни до ни после него: 700 жен и 300 наложниц. И хотя он получил в наследие могучее государство, против которого никто из соседей не отваживался уже воевать и потому в течение 40 лет его правления не было войн " И жили Иуда и Израиль спокойно, каждый под виноградником своим и под смоковницею своею" (3 Цар.4. 25), что способствовало экономическому процветанию, и был он действительно мудрым правителем, заключившим удачные союзы с соседними государствами и усиленно торговавший с ними, но и этого оказалось недостаточно для его личного обогащения. И продолжая нарушать заповеди и указания Учения, он превращает всех не евреев на территории Израиля в оброчных работников, а евреев заставляет служить при дворе. Хуже всего то, что среди его жен – много язычниц, которые в конце концов совращают и его в язычество.

"И стал Соломон служить Астарте, божеству Сидонскому, и Милхому, мерзости Аммонитской. Тогда построил Соломон капище Хамосу, мерзости Моавитской, на горе, которая перед Иерусалимом, и Молоху, мерзости Аммонитской". (3 Цар.11 5,7). Естественно, это не могло не отразиться на нравственном состоянии народа и дорого обошлось ему в дальнейшей его истории. Согласно Танаха же, "разгневался Господь на Соломона за то, что уклонил сердце свое от Господа" и сказал, как уже упоминалось, что только ради отца его Давида он оставляет ему царство до конца дней его, но у сыновей его отберет Израиль и оставит им только Иуду (Иудею). И действительно, со смертью Соломона не в последнюю очередь в результате расшатанной Соломоном веры и нравственности народа, кончается период благополучия и процветания первого царства. Могучее государство распадается на два, погрязших в язычестве, разврате, ослабляемых войнами с соседями и между собой.

После всего вышесказанного о личности Соломона и его отличии от Давида, может, конечно, возникнуть вопрос: почему же не воспитал Давид сына в своем духе. Ни Библия, ни история ничего нам не сообщают о том, как собственно, воспитывал Давид Соломона. Нет, однако, сомнения что один из главнейших элементов воспитания, – личный пример – он ему дал великолепный. Но даже, если бы он, забросив все свои дела, денно и нощно воспитывал Соломона проповедями, не смог бы вложить в него свой дух вполне. Ибо действительность определяет воспитание больше риторики. Задача же изменения действительности в этом смысле – это ничто иное, как продвижение рода людского по пути к "образу и подобию Божьему". Задачка за один раз самим Господом Богом не решенная и уже, конечно, не по плечу для конечного разрешения ни одному человеку, сколь бы великим он ни был. И Давида в этом смысле упрекнуть не в чем – о его вкладе в развитие Учения уже сказано. Но вернемся к Соломону и перейдем к его вкладу в Учение.

От Соломона осталось обильное, по масштабам Библии, наследие – целых 3 книги в Танахе:" Книга притчей Соломоновых", "Книга Екклесиаста или Проповедника" и "Книга Песни Песней Соломона". Все З книги широко известны и поныне, все 3 оказали мощное влияние на мировую литературу всех времен и разных жанров и направлений, и все 3 вносят немалый вклад в развитие Учения. Дадим сначала общую характеристику каждой из них.

"Притчи Соломона", возможно, наиболее популярная из его книг, нашедшая наибольшее количество подражателей в литературе, а тем более среди любителей щегольнуть эффектной и лаконичной фразой в беседе. Стилю притч подражали все последующие в истории западной, да и не только западной, цивилизации авторы всевозможных "Мыслей и афоризмов", "Максимов" и т.п., вроде Лабрюэра и многих других. Впрочем, справедливости для заметим, что этот жанр существовал, наверняка, и до Соломона и параллельно с ним, например, в античной литературе, так что упомянутые любители являются последователями не только и не обязательно именно Соломона. С точки зрения литературы это жанр как жанр и имеет такое же право на существование как роман, повесть или новелла, и каждый волен предпочитать тот жанр, который ему больше нравится. Но с точки зрения развития Учения этот жанр обладает наименьшими возможностями. И соответственно роль "Притч Соломоновых" в этом отношении меньше по сравнению с двумя другими его книгами, особенно с "Екклесиастом". Действительно, цель Учения – научить людей жить "по образу и подобию Божию". Но жизнь слишком сложна, чтобы можно было всю мудрость ее вложить в одну фразу, сколь бы гениальной ни была она. Это видно хотя бы из того, что для любой крылатой фразы, будь та из "Притч", каких-нибудь "Мыслей и афоризмов", литературы иного рода или народных пословиц и поговорок, найдется непременно и противоположная ей по смыслу фраза из того же жанра. И та и другая будут верны при определенных обстоятельствах. Но описание этих обстоятельств невозможно втиснуть в эту фразу, не нарушая ее афористичности. А отсутствие ограничений обстоятельствами делает все притчи, афоризмы, пословицы и т.п. эффективным средством для украшения речи, но малоэффективным для познания и руководства в жизни. Я знал, например, одну женщину, которая любила повторять: "Если хочешь быть счастливым, спрячься". Помимо того, что к этой фразе в бездонной бочке крылатых выражений можно подыскать чего-нибудь прямо противоположное, требующее для полноты счастья как раз открытости, активизма, дерзости, нужно добавить, что эта женщина всю свою жизнь весьма придерживалась этого правила и... всю жизнь была несчастна. Знающие ее могли бы сказать, что это из-за ее характера. Но тогда получается, что при одном характере не поможет для счастья и прятаться, а при другом и не надо прятаться. И лишь при каком-то конкретном характере, а заодно и при выполнении многих других условий, эта поговорка будет верна. В общем, руководствоваться в жизни притчами – это та самая "суета сует и томление духа", о которых так хорошо говорил Соломон и в "Притчах", и в "Екклесиасте". К тому же подавляющее большинство материала, наполняющего книгу "Притч Соломоновых", а также всевозможных "Мыслей и афоризмов" и т.п. у всех практически авторов – это нудная жвачка, дешевое морализаторство и суемудрие. Вот примеры тому из "Притч Соломоновых".

"Сын мой! если ты поручился за ближнего твоего и дал руку твою за другого, ты опутал себя словами уст твоих, пойман словами уста твоих". (Прит.6. 1,2). (Довольно обывательская мудрость).

"Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его и будь мудрым". (Прит.6.6).

"Что уксус для зубов и дым для глаз, то ленивый для посылающих его". (Прит.10.26).

"Язык мудрых сообщает добрые знания, а уста глупых изрыгают глупость". (Прит.15.2).

"Уста мудрых распространяют знание, а сердце глупых не так". (Прит.15.7).

"Сердце разумного ищет знания, уста же глупых питаются глупостью". (Прит.15.14).

"Человек малоумный дает руку и ручается за ближнего". (Прит.17.18).

"Родил кто глупого – себе на горе, и отец глупого не порадуется". (Прит.17.21).

"Гроза царя – как бы рев льва; кто раздражает его, тот грешит против самого себя". (Прит.20.2). (Нельзя не вспомнить современное "Спорить с начальством – плевать против ветра").

И т.д.

Но Соломон не был бы мудрым, если бы он нафаршировал хотя бы только одну из своих книг только подобными благоглупостями. В "Притчах" есть и настоящие перлы мудрости, не утратившие актуальности и в наши дни, выраженные к тому же в замечательной форме:

"Не обличай кощунника, чтобы он не возненавидел тебя; обличай мудрого, и он возлюбит тебя". (Прит.9.8). (Предвосхищает Христово "Не мечите бисер перед свиньями").

И вариация на ту же тему:

"Не отвечай глупому по глупости его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих". (Прит.26.4).

"Сердце знает горе души своей, и в радость его не вмешается чужой". (Прит.14.10).

"Мудрость почиет в сердце разумного и среди глупых дает знать о себе". (Прит.14.33).

"Все сделал Господь ради Себя; и даже нечестивого блюдет на день бедствия". (Прит.16.4).

"Разум для имеющих его – источник жизни, а ученость глупых – глупость". (Прит.16.5). (Актуально для многих современных ученых).

"Многие хвалят человека за милосердие, но правдивого человека кто находит?" (Прит.19.6).

И другие.

Есть в "Притчах" и существенные элементы развития Учения. К сожалению, они буквально затеряны среди большого количества пустословия и мудрости настоящей, но не относящейся тем не менее к Учению, и вечным вопросам.

"Екклесиаст" – это основное вместилище учения Соломона. Здесь он излагает его в развернутом виде, хотя и в очень своеобразной форме, которая в сочетании с блестящим стилем и афористичностью языка, отточенного еще в "Притчах", производит глубокое впечатление. Стиль этот унаследовали от Соломона многие писатели и философы, например, Ницше, прежде всего, в его "Так говорил Заратустра". Особенность стиля, – в видимой несвязности и даже кажущейся противоречивости высказываемых мыслей. Но в отличие от "Притч" и прочих афористических произведений, здесь эта несвязность лишь видимая и противоречивость не подлинная, а кажущаяся, более того, специально брошенная читателям, как приманка, разжигающая любопытство и интеллектуальную страсть, и увлекающая в лабиринты мысли, по которым ведет их хитроумный автор к намеченной цели. Правда, отмечая силу воздействия этого стиля, особенно в исполнении таких мастеров как сам Соломон или Ницше, нельзя не признать, что он таит в себе соблазн для автора укрыть в нем и подлинную противоречивость своего учения под видом, что "Все это так тонко и так умно, ребята, что вам этого не понять". И, к сожалению, и сам Соломон, и тот же Ницше грешат этим. Кстати, эта действительная противоречивость в учении Соломона, есть следствие противоречивости его натуры, которую мы уже отметили выше. Но есть в ней отражение также и сложности мира и объективных трудностей познания, и Соломон со своей мудростью и сомневающейся и ищущей истины натурой хорошо подходил для понимания сути познания и немало сделал в этом направлении для своего времени. В общем, несмотря на имеющиеся в книге противоречия, Екклесиаст – шедевр литературы, глубокой и острой философской мысли. Кроме того, что он дает вклад в развитие Учения, это – также в значительной степени вполне самостоятельная философия жизни, сравнимая, скажем, с философией Эпикура.