Текст книги "Проклятый Лекарь. Том 7 (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 17

Я рванул вперед, концентрируя некромантическую энергию в руках. Холод пробежал по венам – знакомое ощущение пробуждающейся силы. Нюхль спрыгнул с плеча, забегал рядом, возбужденно поскуливая. Он вилял костяным хвостом так яростно, что стучал по земле.

Расстояние до цели – тридцать метров.

Успею.

Двадцать.

Должен успеть!

Десять.

Еще чуть-чуть!

Конструкт начал сжимать руки. Лейтенант захрипел, лицо из красного стало багровым, потом и вовсе фиолетовым. Глаза вылезали из орбит.

Пять метров.

Выбросил энергетическую плеть – невидимую обычным зрением, но яркую, как молния, в некромантическом спектре. Фиолетовая, с зелеными прожилками. Это было бы красиво, если бы не обстоятельства.

Обвил ею конструкт, дернул с со всей силой.

– СТОЯТЬ! – рявкнул я, вкладывая в голос всю силу, весь опыт, всю власть над мертвыми.

Голос прокатился по плацу, как гром. Даже живые вздрогнули. Птицы с криком взлетели с ближайших деревьев.

Конструкт замер, как статуя. Руки разжались, лейтенант упал на землю, хватая ртом воздух, подобно выброшенной на берег рыбе. Кто-то из солдат – санитар, судя по нашивке – оттащил его в сторону, подальше от конструкта.

Я медленно подошел ближе. Каждый мой шаг был отмерен, выверен. Демонстрация контроля. Чтобы показать всем – я здесь главный. Особенно одному мертвецу…

Конструкт стоял неподвижно, только мутные глаза следили за каждым моим движением. Как глаза загнанного зверя. Или безумца. Или того и другого одновременно.

– Спокойно, – сказал я уже мягче, протягивая руку. – Никто тебя больше не обидит.

Я положил ладонь на массивную грудь конструкта. Кожа холодная, липкая от формалина и трупного сока. Как прикоснуться к мертвой рыбе. Большой, двухметровой рыбе. Под пальцами чувствовались пулевые отверстия – десятки дыр, из которых сочилась черная жижа. Некоторые навылет – сквозь спину было видно.

Активировал некромантическое зрение на полную мощность. Мир потерял краски, стал черно-белым. Зато проявилась энергетическая структура.

В энергетическом спектре конструкт выглядел как клубок спутанных нитей. Полный хаос. Моя энергия – фиолетовые нити. Энергия Мёртвого – желтоватые, слабые, рвущиеся. Остатки собственной квази-воли – черные, хаотичные, мечущиеся как змеи.

Все переплелось в гордиев узел. Неудивительно, что бедняга взбесился – он же одновременно слушал три «радиостанции» на разных языках.

Я начал распутывать узлы. Медленно, методично, осторожно. Как сапер разминирует бомбу. Одно неверное движение – и конструкт окончательно сойдет с ума. Или развалится. Или взорвется некромантической энергией, и тогда всем в радиусе десяти метров не поздоровится.

Убрал чужеродные вливания Мертвого – благие намерения, но криво исполненные. Как заплатки на дырявом ведре – вроде и починка, но толку ноль.

Усилил собственный контроль – временно, только чтобы стабилизировать. Обмотал энергетическими нитями основные узлы – мозг, позвоночник, основные мышечные группы.

– Вот так, – прошептал я. – Хороший мальчик. Молодец. Кто у нас хороший конструкт? Ты хороший конструкт!

О тьма. Разговариваю с мертвецом, как с собакой. Еще по голове поглажу и косточку дам. Хотя косточку он бы съел – челюсти-то мощные.

Глаза конструкта начали светиться ровным зеленым светом – признак установленного контроля. Руки опустились по швам. Спина выпрямилась. Плечи расправились.

– По стойке смирно! – скомандовал я.

Конструкт вытянулся, как на параде. Идеальная военная выправка – видимо, мышечная память от того, чьи ноги использовали. Или руки. Или все вместе.

Плац взорвался аплодисментами.

Солдаты хлопали, свистели, кричали: «Браво!» Кто-то даже шапку в воздух подбросил – и получил от сержанта по затылку за нарушение устава.

Ох, слишком много сегодня солдат узнали мою тайну. Однако в верности этих людей сомневаться не приходится – Ливентали держат всех под строгим контролем.

Однако настораживает количество знающих. Всего один предатель – и эти сведения просочатся в инквизицию.

Словно сама судьба намекает: мне в любом случае придется разобраться с этой организацией. И пора начинать придумывать как.

– Браво, Святослав! Ты спас его! Я верил в тебя и не сомневался ни секунды в твоих способностях! – Мёртвый подбежал ко мне, глаза горели восхищением, как у ребенка, увидевшего фокус.

– Всеволод, – я устало потер виски. – Ты читал теорию. А некромантия – это практика.

– Научи меня! – Мёртвый буквально упал на колени прямо в грязь. Халат окончательно испортился, но ему было плевать. – Умоляю! Я готов на все! Буду твоим учеником, помощником, слугой, кем угодно! Полы мыть буду! Трупы таскать! Что угодно! Только забери меня отсюда!

– Встань, – прошептал я, подбадривая его. – Не позорься перед военными. Они и так думают, что все гражданские – слабаки. Не подтверждай их предрассудки. Да и к тому же мы уже договорились об обучении. Ни к чему это все повторять.

К нам подошел капитан – тот самый, что командовал стрельбой. Крепкий мужик лет сорока, взгляд оценивающий. Шрамы на руках – старые, боевые. Воевал, и не раз.

– Капитан Ломов, – представился он, протягивая руку. Рукопожатие крепкое, но без показной силы. – Командир роты охраны. Благодарю за помощь, доктор…

– Пирогов, – пожал протянутую руку. – Святослав Пирогов. Рад помочь. Хотя это входит в мои обязанности, я же врач. Спасать людей – моя работа.

Ирония судьбы. Некромант спасает людей от мертвеца. Если бы мои бывшие коллеги узнали, умерли бы от смеха. Повторно.

– Мы пять часов за этой тварью гонялись, – признался капитан. – С трех утра! Думал, придется тяжелое вооружение применять. РПГ там или миномет. А вы за пять секунд управились. Впечатляет. Как это работает?

– Опыт, – скромно ответил я. – Плюс понимание природы некромантических конструктов. Это как дрессировка, только со спецификой. Ваши люди не пострадали? Кроме лейтенанта и сержанта?

– Сержант Ретров ребро сломал и сотрясение получил. Лейтенант Красников шею чуть не свернул – спасибо, что успели. Рядовой Сидоровнин штаны обмочил от страха, но это не считается. Могло быть хуже. Намного хуже.

– Могло, – согласился я. – Конструкт в состоянии берсерка способен разорвать человека голыми руками. Буквально пополам, как курицу. Вам повезло, что он был дезориентирован, а не целенаправленно агрессивен. Иначе пострадавших было бы больше.

– Ясно, – капитан покосился на застывшего по стойке смирно конструкта. – И что теперь с ним делать? Расстрелять? Сжечь? Расчленить и закопать по частям?

– Заберу к себе, – решил я. – У меня есть условия для содержания. И опыт обращения с такими… существами.

– Как скажете, – с облегчением выдохнул Ломов.

А я обернулся к Мёртвому и спросил у него:

– Всеволод, ты не против переехать? Временно, пока будем разбираться с твоим творением.

– Не против? – Мёртвый аж подпрыгнул от восторга, как мячик. – Да я счастлив! Это же шанс учиться у настоящего мастера! Когда выезжаем? Сейчас?

– Прямо сейчас. Собери вещи – только самое необходимое. Капитан, можете выделить грузовик для конструкта? В джипе не охота снова его везти.

Я поморщился, припоминая погоню от полицейских по ночной Москве.

– Без проблем, – кивнул Ломов. – Есть у меня одна машинка. Кузов большой, борта крепкие. Если что – выдержит.

– Отлично, спасибо!

Пока грузили конструкт в армейский грузовик – процесс непростой, учитывая вес и габариты – Мёртвый метался как ужаленный. Собирал вещи со скоростью и хаотичностью торнадо. Видать, Ярк ему великодушно разрешил пользоваться всей базой, как лабораторией, вот тот и продолжал свой эксперимент над конструктом уже здесь.

Кирилл стоял рядом со мной, наблюдая за суетой:

– Он правда хороший специалист? Или просто сумасшедший?

– Одно другому не мешает, – ответил я. – Всеволод – один из лучших патологоанатомов Империи. Вскрыл больше трупов, чем иной гробовщик видел. Как некромант же он полный ноль, но это поправимо. Главное – у него есть потенциал и желание учиться. А это редкость. Большинство людей хотят готовый результат, не прикладывая усилий.

– А зачем вам ученик? У вас же есть команда мертвецов.

Логичный вопрос.

– Затем, что одному не справиться, – честно ответил я. – Орден Очищения со своими воронками, загадочные проклятия, враги со всех сторон… Нужны союзники. Живые союзники. Которые могут думать, анализировать, принимать решения. Мертвецы хороши как исполнители, но инициативы от них не жди. А лояльность ученика учителю – одна из самых крепких связей. Крепче только любовь, но та непредсказуема.

Через полчаса кортеж был готов – впереди наш джип, следом грузовик с конструктом (пришлось привязать – для надежности), замыкала колонну машина Мёртвого с его барахлом, за рулём которого был водитель.

В джипе Мёртвый не умолкал ни на секунду. Говорил без остановки как заведенный, я слушал его вполуха, иногда отвечая.

Приехали в Барвиху мы около полудня. Мертвецы высыпали нас встречать. Видимо, Костомар увидел нас в окно и всех оповестил о прибытии хозяина. Выстроились полукругом, как почетный караул. Только вместо парадной формы – кто в чем.

Костомар – в розовом фартуке «Лучший повар города». Я уже начал задаваться вопросом, откуда он вообще эти фартуки берет. Не в магазин же за ними ходит!

Ростислав парил в своем обычном полупрозрачном виде.

Вольдемар был в спортивных штанах и майке. Похоже, готовился к тренировкам. Нашел их где-то в особняке и приоделся.

Конструкт вылез из грузовика крайне неуклюже – связанные руки мешали. Огляделся мутным взглядом, принюхался (хотя что он может учуять без работающих рецепторов – загадка. Видимо, отголоски прошлого).

Увидел других мертвецов и зарычал. Низко, угрожающе, как пес, защищающий территорию. Или нападающий. Тут не разберешь.

– Ого, злючка какая! – присвистнул Ростислав, поднимаясь повыше на всякий случай. – Прямо как цепной пес! Только мертвый! И двуногий! И вообще не пес!

– Я ем грунт! – прокомментировал Костомар.

По интонации было ясно, что он не впечатлен. Мол, видали мы и покруче экземпляры.

Вольдемар молча изучал конструкт профессиональным взглядом – оценивал боевой потенциал, слабые места, возможные тактики противодействия.

Конструкт сделал шаг к Костомару, оскалился. Изо рта потекла черная слюна.

– В дальнюю комнату, – твердо скомандовал я. – Немедленно.

Конструкт нехотя повиновался, но продолжал рычать и оглядываться. Как злая собака, которую загоняют в вольер.

– Костомар, проводи его. И не провоцируй – он сейчас нестабилен. Может кинуться.

– Я ем грунт, – кивнул скелет и пошел впереди, показывая дорогу.

Его костяные ноги стучали по полу, как кастаньеты. Конструкт поплелся следом, продолжая ворчать.

На полпути обернулся и показал Ростиславу средний палец. Жест был настолько человеческий, настолько осознанный, что все замерли.

– Ах ты! – возмутился призрак. – Да я тебя! Да ты у меня! Я сто лет существую! Меня императоры боялись! А ты, кусок гнилого мяса, смеешь…

– Ростислав, – одернул я. – Не опускайся до его уровня. Он сейчас будто злая собака – лает на всех из страха и дезориентации. Это пройдет.

– Но он же оскорбил меня! Публично! При свидетелях! Требую дуэль!

– Переживешь. Ты же призрак – у тебя нет эмоций. Теоретически.

– Теоретически – нет. Практически – есть! И они задеты!

Спустились в подвал. Большое помещение – метров пятьдесят квадратных, может, больше. Каменные стены, сводчатый потолок, хорошая вентиляция. Пахло сыростью и старым деревом.

Идеально для лаборатории. Или камеры пыток. Но мы же цивилизованные люди, так что будет лаборатория.

Мёртвый тут же оживился, как ребенок в магазине игрушек:

– Превосходно! Просто превосходно! Идеально! Лучше не придумаешь! Вот здесь поставим алхимический стол! Там стеллажи для реактивов! А в том углу секционный стол для работы с материалом! Холодильник для образцов! Центрифугу! Микроскоп!

– Я гляжу, ты еще и в алхимию решил удариться? – усмехнулся я и добавил: – Разносторонний вы человек, Всеволод Кириллович, – вежливо с иронией обратился к нему я.

– Балуюсь немного, – скромно ответил Мёртвый. – Эликсиры, настойки, иногда яды… для научных целей, разумеется! Чисто академический интерес! Никакой практики!

Ага. А шрамы от химических ожогов на руках – тоже академические. И запах мышьяка, который от него идет – для научных целей. Баловался на Северном форте, пока Ярк не видит. Врет и не краснеет.

Впрочем, какая разница. Алхимик в хозяйстве пригодится. Алхимик-некромант – такого история еще не видела.

– Ладно, обустроим здесь твою лабораторию. А пока конструкт пусть тут постоит. Нужно стабилизировать его состояние.

Я начал чертить ритуальный круг. Обычный школьный мел – ничего особенного, главное – намерение и правильные символы. Белые линии ложились на каменный пол четко, ровно.

Пентаграмма в центре – классическая пятиконечная звезда. По периметру – руны Старшего Футарка. В ключевых точках – символы стихий: огонь, вода, земля, воздух, дух.

Мёртвый достал откуда-то блокнот с ручкой, начал яростно записывать:

– Это стандартный круг удержания? Или модифицированный?

– Модифицированный, – пояснил я, не отрываясь от работы. – Добавлены каналы для подпитки энергией – вот эти спирали. И стабилизаторы эмоционального фона – эти треугольники. Конструкт взбесился не просто так – конфликт управляющих импульсов вызвал подобие эмоций. Злость, страх, растерянность. Весь спектр.

– Но это же невозможно! Мертвые не чувствуют! В книгах ясно сказано! – не понимал Мёртвый.

– В книгах много чего сказано. Мертвые – нет, не чувствуют. Но твой конструкт – не совсем мертвый. Ты же использовали мозг целиком? Не удалял отдельные доли?

– Да, от профессора. Гениальный математик, умер от инсульта. Мозг сохранился идеально – я сам консервировал. Специальный раствор – формалин, глицерин, немного ртути для предотвращения разложения.

– Вот в этом и проблема. В мозгу остались нейронные связи, отвечающие за эмоции. Лимбическая система – миндалевидное тело, гиппокамп, гипоталамус. При оживлении они частично активировались. Получился не чистый конструкт, а нечто среднее между зомби и разумной нежитью. Худший из вариантов.

– Фантастика! – Мёртвый строчил, как одержимый. – А можно усилить этот эффект? Создать полностью разумного мертвеца? С памятью, личностью, характером?

Эта его новая привычка сыпать вопросами начинает раздражать. Но с другой стороны – пускай лучше сейчас спрашивает, чем постесняется и потом где-нибудь накосячит.

– Можно. Но не нужно, – закончил последнюю руну. – Разумная нежить опасна. Она может мыслить, планировать, бунтовать. Предавать. Лучше уж бездумный, но послушный слуга. Как Костомар – выполняет приказы и не задает лишних вопросов.

– Я ем грунт! – подтвердил скелет.

Поставил конструкт в центр круга. Тот сопротивлялся, но слабо – энергии оставалось мало.

Активировал руны – они засветились мягким голубым светом. Красиво. Как новогодняя гирлянда. Только вместо Деда Мороза – двухметровый мертвец.

– Теперь он будет медленно насыщаться моей энергией, – объяснил я. – Через сутки станет полностью управляемым. Через двое – стабилизируется эмоциональный фон. Через трое – можно будет начинать обучение базовым командам. Пока пусть отдыхает. Если мертвецы вообще могут отдыхать.

– А что ты можешь еще? – Мёртвый смотрел на меня, как ребенок на фокусника в цирке. – Создавать новых мертвецов? Управлять призраками? Говорить с душами умерших? Вызывать демонов?

– Всё вышеперечисленное, кроме демонов. Демонов не вызываю – слишком хлопотно. Требуют жертв, контрактов, постоянного контроля. Овчинка выделки не стоит. Но сначала ты должен освоить базу. Кстати, что умеешь из полезного? Кроме патологоанатомии и экспериментов с алхимией?

– Ну… – Мёртвый задумался, почесал лысеющую макушку. – Неплохо разбираюсь в анатомии, естественно. Могу сшить разрозненные части в единое целое – хоть человека, хоть химеру. Умею консервировать ткани – от простого формалина до сложных алхимических составов. Разбираюсь в ядах – какой как действует, какие следы оставляет. И… – он замялся, – есть одна идея. Безумная, но теоретически возможная.

– Какая?

– Я могу попробовать вернуть речь твоему скелету. Костомару.

Я рассмеялся. Не смог удержаться:

– Всеволод, это пытались сделать лучшие некроманты Империи. Даже я пробовал – безуспешно. Проблема в том, что у него нет голосовых связок, языка, гортани, мягкого нёба – всего речевого аппарата. Свою единственную фразу он говорит за счет магии.

– Но у него есть резонаторы! – воодушевился Мёртвый. – Череп – отличная резонаторная камера! Грудная клетка – тоже! Если правильно настроить вибрации, создать искусственные голосовые связки из алхимически обработанных сухожилий, добавить усилитель на основе ртути и серебра… Он же как-то произносит «я ем грунт»! Можно это разнообразить!

– И это его максимум, – отрезал я.

– Может, и максимум. Но что ты теряешь? Дай мне попытаться! Если получится – ты признаешь, что я способный ученик. Если нет – он так и продолжит есть грунт!

– Хм, – я задумался. – Заманчиво. Ладно, попробуй. Будет твой личный вызов. Справишься – признаю, что ты не безнадежен как некромант. И научу чему-нибудь интересному. Не справишься – будешь отрабатывать. Уборка, готовка, стирка. Всё хозяйство.

Заодно и Костомару будет работы поменьше.

– Справлюсь! – решительно заявил Мёртвый. – Это теперь дело чести! И науки! И чести науки!

Телефон зазвонил. Опять. Номер не определился.

– Алло?

– Святослав! Наконец-то! – голос главврача Сомова был напряженным, как струна. – Где вы пропадаете? Неделю на работе не появлялись! Неделю!

На самом деле меньше, он преувеличивает.

– Были обстоятельства, – уклончиво ответил я. – Решал проблемы с… неважно. Сложная ситуация.

– Что? Впрочем, ладно. Святослав, вы мне срочно нужны! Вопрос жизни и смерти!

– У вас всегда вопросы жизни и смерти. В этом и заключается работа врача. Мы не сантехники – у нас не бывает рутины.

– Нет, вы не понимаете! Это… это другое. Это катастрофа! Приезжайте немедленно. Умоляю, – прокричал он в трубку.

В голосе обычно невозмутимого главврача звучала настоящая паника. Что могло его так напугать? Эпидемия? Массовое отравление? Проверка из министерства?

– Конкретнее можете? – попытался я выяснить.

– Не по телефону! Только лично! Это касается всей больницы. Всех нас. Приезжайте!

– Ладно, буду через час.

– Спасибо! Спасибо! Жду в своем кабинете! И… Святослав? Приезжайте один. Без свидетелей.

Я отключился.

Интересно. Сомов впал в панику и просит приехать без свидетелей. Либо труп спрятать надо, либо что-то похуже.

Проверил Сосуд Живы – сорок два процента. Маловато, но для одного-двух пациентов хватит. А заодно и пополню запасы – неделя без медицинской практики сказывается. Проклятие не дремлет и каждый день требует свою дань.

Судьба сама тащит меня в «Белый покров». Может, хоть спасу кого-нибудь. А заодно выясню, что там за катастрофа. Если даже Сомов испугался, значит, дело серьезное.

– Кирилл, едем в больницу, – скомандовал я. – Продолжишь обучение в полевых условиях. Увидишь, как работает медицина в кризисной ситуации.

Глава 18

Дорога до «Белого Покрова» заняла сорок минут – рекордное время, учитывая московские пробки. Сергей гнал, как одержимый, используя мигалки и сирену – подарок от Ливенталей за прошлые заслуги, о которых он предпочитал не распространяться. Машины шарахались в стороны, как тараканы от света. Водители ругались, показывали неприличные жесты, но нам было плевать.

Когда главврач элитной клиники впадает в панику – это не шутки. Сомов за всё время моей работы ни разу не повышал голос. Даже когда пьяный хирург Крылов пытался оперировать аппендицит и перепутал пациентов.

Кирилл сидел рядом, теребя ремень безопасности. Парень нервничал – видно было по тому, как он перебирал пальцами и постоянно откашливался. Каждые тридцать секунд. Как часы. Это раздражало.

– Что за срочность? – наконец не выдержал он, повернувшись ко мне. – Что-то случилось с Анной? Или с её отцом? Орден снова напал? Может, воронки активировались?

Я покачал головой, не отрываясь от своего планшета. Просматривал последние медицинские новости – может, там есть информация, что случилось в Покрове, раз главврач больше информации не дал.

– Нет, это Сомов. Говорит, что случилась катастрофа, – покачал я головой.

– И всё? Никаких подробностей?

– Никаких. Просил приехать без свидетелей, что уже странно. Я не знаю, что именно произошло, но Сомов не паникер. Если уж главврач элитной клиники впадает в истерику и просит приехать тайно, значит дело действительно дрянь. Скорее всего, криминал какой-то. Или скандал, способный уничтожить репутацию.

– Может, эпидемия? – предположил Кирилл, явно накручивая себя. – Или массовое отравление? Помню, читал про случай в Питере, когда в столовой…

– Вряд ли, – перебил я его. – Для эпидемии слишком локально – только «Белый Покров». Другие клиники молчат, новостные ленты чистые. Для отравления Сомов бы вызвал токсикологов, санэпидемстанцию, полицию наконец. А не меня одного. Нет, тут что-то другое. Что-то, с чем обычная медицина не справляется. Или что-то, что нужно скрыть от общественности.

Интересно, что может заставить Сомова так паниковать? Труп важной персоны? Врачебная ошибка с летальным исходом? Или кто-то из врачей сошел с ума и устроил резню?

Я отложил планшет, повернулся к ученику. Парень выглядел бледным – то ли от быстрой езды, то ли от нервов.

– Смотри внимательно, – сказал я назидательным тоном. – Сейчас ты увидишь не магию света и не некромантию, которую я тебе показываю. Ты увидишь нечто похлеще – медицину в условиях тотального хаоса. Это тоже часть твоего обучения.

– В смысле? – не понял Кирилл.

– Кризисные ситуации показывают истинную суть людей. Кто паникует, кто берет управление, кто предает, кто геройствует. Запоминай всё. Каждую деталь. Каждую реакцию. Это пригодится. В жизни важно не только уметь лечить, но и управлять паникующей толпой.

– А вы? Вы не паникуете? Вообще? Никогда?

– Я? – усмехнулся. – Я вообще не умею паниковать. Это непозволительная роскошь. Когда ты…

Осекся. Чуть не проговорился. Рановато ему знать о моем перерождении. Потом как-нибудь ему скажу. Может быть…

– То есть когда у тебя большой опыт работы в стрессовых ситуациях, – поправился я, – паника становится бессмысленной. Либо ты контролируешь ситуацию, либо она контролирует тебя. Третьего не дано.

– Звучит… как-то холодно, – заметил Кирилл.

– Холодный расчет спасает жизни. Горячие эмоции их губят. Запомни это правило номер один.

Машина резко затормозила у главного входа. Инерция бросила нас вперед – хорошо, что ремни были пристегнуты.

Сергей развернулся и спросил:

– Приехали, Святослав Игоревич. Ждать вас?

– Да, но припаркуйся где-нибудь подальше. Это может затянуться. И держи двигатель прогретым – возможно, придется срочно куда-то ехать.

– Понял. Удачи.

Выскочили из машины. Нюхль спрыгнул следом, принюхиваясь. Его костяная морда выражала недовольство. Забрался ко мне на плечо.

Не любит он больницы. Слишком много запахов лекарств, хлорки, антисептиков. Заглушают естественные ароматы смерти и разложения, к которым он привык и так любит.

Автоматические двери распахнулись с тихим шипением. И мы попали в ад.

Терапевтическое отделение встретило нас полным хаосом. Нет, не хаосом – это слишком мягко сказано. Катастрофой. Апокалипсисом в миниатюре.

Медсестры бегали по коридорам, как обезглавленные куры, размахивая бумажками. Сталкивались друг с другом, роняли подносы, путались в проводах от капельниц. Одна молоденькая практикантка стояла посреди коридора с подносом лекарств и явно не знала, кому их давать. Вертела головой, как сова, глаза были полные слез.

– Кому антибиотики? – спрашивала она у пробегающих мимо. – У кого пневмония? Никто не помнит?

Никто не отвечал. Все были слишком заняты собственной паникой.

Врачи – солидные, уважаемые люди – кричали друг на друга, как базарные торговки. Размахивали планшетами, тыкали пальцами:

– Это мой пациент с пневмонией! – орал доктор Соколов, обычно тихий, как мышь.

– Нет, это моя пациентка с бронхитом! – отвечал ему Петренко. – У неё розовая карточка была!

– Все карточки потеряны, идиот! База стерта!

– Сам идиот! Это ты должен был делать бэкапы!

– Это Рудаков отвечал за базу!

– А где Рудаков⁈

– Уволился! Сбежал! Подонок!

Рудаков… Надо же. Неужели этот мелкий завистливый червяк решился на саботаж? Впрочем, это в его стиле – если не может победить, то хотя бы нагадит.

В коридоре валялись распечатки анализов – их явно уронили и даже не подобрали. Кто-то наступил, оставив грязный след от ботинка прямо по результатам биохимии крови. Пятьсот рублей за анализ – и вот он, втоптан в грязь. Символично.

Мониторы пищали без присмотра – тревожные сигналы игнорировались. Красные лампочки мигали, как новогодняя гирлянда. Пи-пи-пи – монотонный звук въедался в мозг. Кто-то из пациентов явно был в критическом состоянии, но никто не обращал внимания.

Пациенты высовывались из палат, как любопытные суслики. Кто в пижамах, кто в халатах, кто вообще в трусах:

– Сестра! Сестричка! Мне укол пора делать! Инсулин! Я диабетик!

– Доктор! Доктор! У меня температура поднялась! Тридцать девять!

– Где мои таблетки? Я их с утра не получал! От сердца!

– Помогите! Мне плохо!

Но их никто не слушал. Персонал был слишком занят попытками разобраться в творящемся бардаке. Как муравьи, у которых разворошили муравейник.

– Это всегда так? – Кирилл стоял с открытым ртом, глядя на происходящее.

– Нет, – мрачно ответил я, оценивая масштаб проблемы. – Это саботаж. Кто-то очень хотел устроить здесь ад. И у него получилось. Причем получилось мастерски.

Интересно. Что должно было случиться, чтобы элитная клиника превратилась в филиал дурдома? Терапевтическое отделение – это сердце больницы. Семьдесят процентов пациентов проходит через него. Если оно не работает, всё рушится. Это как вырвать сердце из груди – организм еще дергается, но уже мертв.

В углу коридора, возле автомата с кофе, я заметил знакомую фигуру.

Граф Алексей Петрович Бестужев, отец Анны, стоял в больничной пижаме. Голубая, с вензелями «БП» на кармане. Специальный пошив для VIP-пациентов – шелк, ручная вышивка. Даже в больничной одежде нужно подчеркивать статус.

Вокруг него маячили двое охранников – Фёдор и Антон, если память не изменяет.

Граф выглядел… неуместно. Как лев в клетке канареек. Или как генерал на детском утреннике. Волосы растрепаны. На руке пластырь – похоже, брали кровь и попали мимо вены. Под глазами темные круги – не спал явно. Но взгляд острый, злой. Очень злой. Как у хищника, готового к прыжку.

Увидев меня, он стремительно пошел навстречу. Не пошел, а скорее помчался. Для своих шестидесяти двигался как тридцатилетний. Охрана ринулась следом, но он отмахнулся – мол, не надо, свой человек.

– Наконец-то, вы здесь! – выдохнул Бестужев, подойдя вплотную.

Запах его дорогого одеколона смешивался с запахом лекарств. От него пахло еще валерьянкой – принимал успокоительное.

– Святослав Игоревич, какое счастье, что вы приехали! Сомов сказал, вы единственный, кто может разрулить эту ситуацию! – продолжил он.

– Граф, – кивнул я, сохраняя спокойствие. – Что здесь происходит? Почему вы в пижаме? И почему не в своей VIP-палате?

Бестужев огляделся, как заговорщик, проверяя, не подслушивает ли кто. Понизил голос до шепота:

– Мой протеже, Рудаков…

Замолчал, подбирая слова. Лицо покраснело от злости.

– Этот идиот… этот кретин… этот недоумок… этот выродок… – он задохнулся от злости, не в силах подобрать достаточно оскорбительное слово. Вены на шее вздулись, давление явно подскочило.

– Граф, успокойтесь. Вам вредно волноваться. Что конкретно сделал Рудаков?

– Он со скандалом уволился! – выпалил Бестужев. – Ворвался в кабинет Сомова, орал на весь этаж! Кричал, что его недооценивают, что он гений медицины, а все вокруг дураки и завистники! Что он создал идеальную систему учета, а никто не ценит! Швырял вещи, бил посуду!

– И это всё? Истерика при увольнении – не редкость.

– Если бы! А потом… этот ублюдок, этот выблюдок, этот… – граф снова захлебнулся злостью. – Он стер всю базу данных по пациентам отделения! ВСЮ!

– Что? – показательно вскинул брови я. Увидев хаос вокруг, я был готов к такому развитию событий.

Но одно дело – уволиться со скандалом. Другое – сознательный саботаж. Это уже уголовное дело.

Вот это поворот. Рудаков всегда был мелочным и завистливым, но чтобы так… Впрочем, это в его стиле – если не может победить, то хотя бы нагадит.

– Истории болезни, назначения, анализы – всё! – продолжал граф, размахивая руками. – У него был доступ администратора, я сам выбил для него через совет директоров! Думал, поможет в работе, оптимизирует процессы. А он воспользовался и уничтожил всё! Форматнул серверы! Теперь никто не знает, кто чем болен! Полный хаос! Анархия!

– Но ведь есть резервные копии? – вмешался Кирилл. – Любая нормальная система делает бэкапы!

Граф посмотрел на него, как на идиота. Медленно, презрительно, как смотрят на таракана перед тем как раздавить:

– Молодой человек, вы кто вообще такой?

– Это мой ученик, – ответил я. – Кирилл. Способный малый.

– А, тот самый, – граф кивнул. – Так вот, юноша, если бы были копии, думаете, я бы стоял здесь в этой дурацкой пижаме, как последний идиот? Рудаков стер и основную базу, и все бэкапы! Все семь серверов! Он же был ответственным за IT-безопасность отделения! Сам себя назначил, говорил, что разработал уникальную систему защиты. А я, дурак, согласился! Поверил!

Граф схватил меня за рукав. Хватка сильная – слишком крепко для такого старичка. Понизил голос до шепота:

– Святослав Игоревич, выручите. Умоляю. На коленях прошу!

– Граф, не надо на колени…

– Весь попечительский совет знает, что Рудаков мой человек! – продолжил он, не слушая. – Я его продвигал! Я его рекомендовал! Говорил, что он гений, будущее медицины! Если этот скандал выйдет наружу, моя репутация будет уничтожена! Размазана по стенке!

– Репутацию можно восстановить, – напомнил я.

– В моем возрасте? В моем положении? Святослав Игоревич, мне шестьдесят два. У меня осталось лет десять активной жизни, максимум пятнадцать. Я не могу потратить их на восстановление доброго имени!

Он еще сильнее сжал мой рукав:

– Помогите навести порядок, пока никто ничего не понял. Министерство здравоохранения не должно узнать! Если узнают – лицензию отберут! Клинику закроют! А это же «Белый Покров» – лучшая частная клиника Москвы! Здесь лечится вся элита!

А вот и личная заинтересованность. Граф боится не за пациентов, а за репутацию. Впрочем, для аристократа это нормально. Репутация – это всё. Потерять лицо хуже, чем потерять деньги. Деньги можно заработать после потери, репутацию – почти невозможно.