Текст книги "Проклятый Лекарь. Том 7 (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 8

Я отпрыгнул назад, перекатился в сторону, действуя на одних лишь инстинктах. Там, где я только что стоял, в бетонной крыше появились три глубокие борозды – следы когтей, способных разорвать человека пополам.

Теневик. И очень опытный.

Обычные теневики не могут материализовать когти – это требует полного слияния с тенью. Он практикует эту магию минимум лет двадцать. Опасный противник, особенно при моих текущих десяти процентах в Сосуде.

– Нюхль, атака! Цель – голова! – крикнул я.

Костяная ящерица прыгнула на противника. Несмотря на размер, Нюхль был быстр как мысль и смертоносен как кобра.

Вцепился когтями и зубами в то, что должно было быть лицом под капюшоном.

Фигура взревела. Это был низкий, резонирующий звук, от которого задрожали стекла в окнах соседних зданий. Попыталась сбросить Нюхля, размахивая руками как мельница.

– Ростислав! Иллюзия максимальной мощности! Дезориентируй его! – отдал я приказ призраку.

– Есть, командир! Призрачная гвардия, ко мне! – воскликнул призрак с театральным пафосом.

Воздух вокруг теневика замерцал, и внезапно его окружил десяток призрачных воинов в форме императорской гвардии. Иллюзия была настолько реалистичной, что я сам на секунду поверил. Воины атаковали с разных сторон, тыкая призрачными штыками и саблями.

И где это он научился таким фокусам? Видимо, успел хорошо энергии накопить, раз смог распылять ее на подобные фигуры.

Пока противник был дезориентирован атакой с двух фронтов, я бросился к Анне.

Упал на колени рядом с ней, быстро проверил жизненные показатели. Пульс – слабый, нитевидный, около пятидесяти ударов в минуту.

Дыхание – поверхностное, восемь вдохов в минуту. Зрачки под закрытыми веками не реагировали на свет – проверил, приподняв веко.

Магическая кома. Это не обычный сон, не отравление и не травма. Ее сознание заперто где-то глубоко, отрезано от тела. Сложнейшее ментальное воздействие. Нужен специальный ритуал снятия, и не факт, что я справлюсь в текущем состоянии.

Тем временем теневик наконец сбросил Нюхля, швырнув его в сторону. Ящерица ударилась о вентиляционную трубу, но тут же вскочила – преимущество отсутствия плоти в том, что больно не бывает. Разметал иллюзии Ростислава одним круговым взмахом руки – тени хлестнули как бичи, и призрачные воины растаяли как дым.

В процессе борьбы капюшон слетел с его головы, и я наконец увидел лицо похитителя.

Молодой мужчина, на вид не больше тридцати. Высокие скулы, тонкий нос, чувственные губы. Длинные черные волосы до плеч. Но глаза… глаза были полностью черными, без радужки и белков. Два провала в бездну.

Лицо показалось мне знакомым, но из-за глаз я никак не мог разобрать, на кого он похож.

Глубокое погружение в тень. Финальная стадия трансформации. Он почти потерял человечность. Еще пара лет практики – и станет чистым элементалем тьмы, потеряв разум и личность окончательно. Но пока еще способен говорить и мыслить рационально.

– Доктор Пирогов, – произнес он. Голос звучал как шелест могильного савана по надгробию – тихий, вкрадчивый, но отчетливый. – Наконец-то мы встретились лицом к лицу.

– Вы меня знаете. А я вас нет. Я в невыгодном положении, – ответил я, медленно поднимаясь и загораживая собой Анну.

– Можешь звать меня Альтруист. Забавное имя для того, кто несет смерть, не правда ли? Ирония судьбы. Я представляю интересы… определенной организации.

– Ордена Очищения, – кивнул я.

Он усмехнулся, обнажая зубы. Слишком острые для человека:

– Ты хорошо информирован, некромант, – процедил он. Еще и в курсе, кто я такой. Или же просто бьет наугад в надежде, что я сам себя выдам. – Да, благородного Ордена Очищения. Мы знаем, кто ты на самом деле. Знаем о твоих… растущих способностях. О твоих планах.

Откуда, тьма возьми, они знают? Кто-то из моего ближнего круга предатель? Сомов? Нет, он под моим некромантическим контролем. Или они следили за мной с самого начала, с момента перерождения?

– Впечатляющая осведомленность. Чего вы хотите? – нахмурился я.

– Всё просто. Присоединяйся к нам, некромант. Твои уникальные таланты пригодятся в грядущей чистке. Орден ценит профессионалов.

– К чистке? – я прикинулся незнающим, хотя прекрасно помнил карту воронок над городом.

– Не притворяйся глупцом, Пирогов. Ты же видел воронки. Величайший некромантический ритуал за последнее столетие. Скоро, очень скоро этот прогнивший мир будет очищен огнем и тьмой. Слабые умрут, сильные займут подобающее им место. А такие, как ты… могут стать королями нового мира. Представь – целая империя мертвых в твоем распоряжении!

– Заманчиво. Но я пас. У меня свои планы на будущее, и геноцид в них не входит.

– Тогда умри вместе с остальным отребьем!

Он поднял обе руки, и из его ладоней хлынула волна чистой, концентрированной тьмы. Не метафорической – настоящей, физической тьмы, поглощающей свет. Я едва успел схватить Анну под мышки и откатиться в сторону, таща ее безвольное тело за собой.

Там, где мы только что были, брезент растворился, словно его окунули в кислоту. Даже бетон под ним начал дымиться и плавиться.

Слишком сильный для прямого столкновения. В моем текущем состоянии – десять процентов в Сосуде – я не продержусь и минуты в открытом бою. Нужно выигрывать время, искать слабость.

– Ростислав! Эктоплазменный щит, максимальная плотность! – крикнул я.

Призрак взмыл вверх, распластался в воздухе и создал барьер из уплотненной эктоплазмы – субстанции, из которой состоят призраки. Полупрозрачная стена встала между нами и Альтруистом.

Следующая волна тьмы ударилась о барьер, зашипела, как раскаленное железо в воде.

– Долго не продержусь! – крикнул Ростислав, и я слышал напряжение в его голосе. – Он прожигает меня насквозь! Это больно даже для призрака!

– Нюхль, режь ему сухожилия! Лиши мобильности!

Ящерица бросилась в новую атаку, на этот раз целясь в ноги противника. Альтруист запрыгнул на вентиляционную трубу с ловкостью кошки, избегая острых костяных когтей.

И тут случилось неожиданное.

Анна открыла глаза.

Но зрачки были полностью черными, как у Альтруиста. Бездонные провалы вместо ее обычных карих глаз с золотистыми искорками.

– Святослав… – прошептала она чужим, механическим голосом, совершенно не похожим на ее обычный мелодичный тембр. – Архилич… Темных… Земель… Мы знаем… твою тайну… Мы знаем… кто ты… Присоединяйся… к Ордену… или умри… вместе с этим… гнилым миром…

И снова потеряла сознание, обмякнув в моих руках.

Что за тьма преисподней⁈ Он сделал из нее ретранслятор? Говорящую куклу? Или хуже – заразил теневой магией, посадил семя тьмы в ее душу?

– Видишь? – усмехнулся Альтруист, грациозно спрыгивая с трубы. Приземлился бесшумно, как кот. – Она уже наша. Принадлежит Ордену. Семя тьмы посажено глубоко в ее душу. Пустило корни в самую сердцевину ее существа. Питается ее светом, ее теплом, ее жизнью. Если ты не присоединишься к нам добровольно, прямо сейчас – она станет такой же, как я. Потеряет человечность необратимо. Забудет, кто она. Забудет тебя. Превратится в чистую тень, растворится в первозданной тьме. Красивая девушка, дочь графа, твоя любовница – станет монстром. И это будет целиком на твоей совести, некромант.

– Сукин сын… – процедил я. – Мразь теневая…

– Такой вульгарный язык не подобает аристократу смерти! – укорил меня Альтруист с насмешливой укоризной. – Где твои манеры, Пирогов? Где величие повелителя нежити? Ты скатился до уровня простого смертного? Как печально. Как низко пали сильнейшие.

– Мои манеры остались вместе с армией в миллион мертвецов. А сейчас я простой доктор-диагност. И как доктор говорю – иди в жопу.

– Грубо. Но что поделать – новые привычки. Выбор за тобой, Пирогов. Служи Ордену – и я сниму печать с ее души. Прямо сейчас, прямо здесь. Она очнется и даже не вспомнит, что произошло. Откажись – и наблюдай, как твоя женщина медленно превращается в бездушного монстра. День за днем, час за часом, минута за минутой. Теряя себя по кусочкам. Сначала забудет недавние события. Потом – людей. Потом – эмоции. В конце останется только пустота. И она будет звать тебя по имени, не помня, кто ты.

Я посмотрел на Анну. Бледную как смерть. Беспомощную как ребенок. С черными провалами под веками. Дыхание стало еще реже – шесть вдохов в минуту. Пульс – сорок ударов. Она умирала. Медленно, но неотвратимо.

Потом посмотрел на Альтруиста. Самодовольная ухмылка на лице. Уверенность в победе в черных глазах-провалах. Расслабленная поза – он не ждал сопротивления.

Нет. Я Архилич Темных Земель. Я не проигрываю. Никогда.

Даже когда шансов нет, я нахожу выход. Даже когда все карты против меня, я достаю козырного туза из рукава. Всегда есть лазейка, всегда есть путь к победе. Всегда есть способ перехитрить врага. Нужно только найти его. И у меня есть идея.

– Мне нужно время подумать над вашим… щедрым предложением, – сказал я, изображая сомнения.

– Время? – Альтруист наклонил голову, как любопытная птица. – Времени у тебя в обрез, некромант.

– Сколько у меня есть?

– До завершения трансформации? Хм, дай подумать… – он театрально приложил палец к губам. – Семя было посажено час назад. Обычно полная трансформация занимает от трех до семи дней, в зависимости от силы воли жертвы. Но твоя подружка – особенная. В ней течет кровь древнего рода. Магическая кровь, хоть и спящая. Это ускорит процесс. У тебя есть ровно сутки. Двадцать четыре часа, ни минутой больше. Потом семя прорастет окончательно. Пустит корни в самую глубину ее естества, в основание души. И тогда будет поздно. Даже я не смогу обратить процесс. Она станет тенью навсегда. Вечность во тьме – романтично, не находишь?

– Сутки, – повторил я, прикидывая варианты. – Этого достаточно.

– Достаточно для чего? Чтобы попрощаться? Чтобы найти ей замену? Или ты всерьез думаешь, что сможешь снять семя тьмы? – он рассмеялся. – О, Архилич, ты же знаешь – это невозможно. Семя тьмы не имеет противоядия. Его нельзя вырезать, выжечь, изгнать. Можно только принять или умереть. Третьего не дано.

– Посмотрим.

– Что ж, твое право – тратить последние часы ее человеческой жизни на бесполезные попытки. Это даже забавно – великий некромант, беспомощный перед простым семенем. Ирония судьбы во всей красе.

– Знаешь, что еще забавно? – спросил я, медленно поднимаясь на ноги. – То, что ты так увлекся своим монологом, что не заметил очевидного.

– Чего именно? – Альтруист нахмурился, впервые за весь разговор проявив неуверенность.

– Нюхль, – я щелкнул пальцами. – Исполнение.

Костяная ящерица, которая все это время незаметно подкрадывалась к теневику по вентиляционной трубе, прыгнула сверху. Но не на голову, как раньше. На спину.

Ее острые, как бритвы, когти вонзились точно между лопаток – там, где у теневиков находится узел концентрации магии.

Альтруист взревел от боли и неожиданности. Из раны брызнула не кровь – черная субстанция, похожая на жидкую тень. Она шипела, дымилась, разъедая бетон крыши.

– Ростислав, сейчас! – крикнул я.

Призрак материализовался прямо внутри Альтруиста. Да, внутри – эктоплазма смешалась с его теневой сущностью. Эффект был как от короткого замыкания – искры, дым, запах горелой серы.

– АААРГХ! – теневик забился в конвульсиях, пытаясь одновременно сбросить Нюхля со спины и вытолкнуть Ростислава из себя. – Что ты делаешь⁈

– То, чему научился за тысячу лет, – холодно ответил я, доставая из кармана маленький серебряный скальпель. – Никогда не недооценивай раненого некроманта.

Метнул скальпель. В прошлой жизни я мог пробить глаз мухе с пятидесяти метров. Сейчас расстояние было всего пять метров, а цель – куда крупнее.

Лезвие вонзилось Альтруисту в правый глаз-провал. Глубоко, до рукояти.

Его крик был уже не человеческим и даже не звериным. Это был вопль раненой тени, звук, от которого трескались стекла в окнах и кровь стыла в жилах.

– Мрази! – прохрипел он, выдергивая скальпель из глаза. Черная субстанция хлестала из раны, как из пробитой трубы. – Вы заплатите за это!

– Счет выставишь потом, – парировал я. – Если выживешь. Нюхль, паттерн «Пиранья»!

Ящерица начала методично вгрызаться в спину теневика, отрывая куски теневой плоти. Каждый укус оставлял рваную рану, из которой сочилась тьма.

Альтруист наконец сумел схватить Нюхля за хвост и швырнуть в сторону. Потом выдавил из себя Ростислава – призрак вылетел, как пробка из бутылки шампанского.

Но урон был нанесен. Альтруист стоял, пошатываясь. Из десятка ран текла теневая кровь. Правая глазница была пустой дырой. Левая рука висела плетью – Нюхль перегрыз сухожилия.

– Это… не… конец… – прохрипел он, отступая к краю крыши.

– Для тебя – конец, – я сделал шаг вперед. – Беги, пока можешь. И передай своему Ордену – Архилич Темных Земель принял их вызов. И они проиграют.

– Семя… все равно… убьет ее… – Альтруист усмехнулся окровавленными губами. – Двадцать четыре часа… помни…

Альтруист хотел что-то ещё сказать, но из его горла вырвался только булькающий хрип – Нюхль повредил ему голосовые связки.

И с этими словами он сделал шаг назад. Пространство за его спиной разверзлось. Буквально. Реальность треснула, как яичная скорлупа.

Но портал получился кривым, нестабильным – раненый теневик с трудом удерживал его. Края мерцали, искрили, грозили схлопнуться в любой момент.

Альтруист буквально ввалился в портал, оставляя за собой след черной крови. В последний момент обернулся – в единственном оставшемся глазу полыхала чистая ненависть.

Жаль, что не добили. Но в моем состоянии это было максимум возможного. Десять процентов силы против почти полноценного элементаля тьмы – и мы заставили его бежать. Неплохо для импровизации.

– Я… вернусь… – прохрипел он и исчез.

Портал схлопнулся с громким хлопком, как взрыв петарды. На крыше остался только след выжженного бетона и лужи теневой субстанции, медленно испаряющейся под осенним дождем.

– Ха! – Ростислав материализовался рядом, сияя от гордости. – Мы надрали ему зад! Вы видели его рожу? «Я вернусь» – ага, конечно! Приползешь на коленях, ублюдок теневой!

– Не расслабляйся, – предупредил я. – Мы выиграли битву, но не войну. Он вернется. И не один. Орден не простит такого унижения.

Нюхль подбежал ко мне, гордо неся в зубах кусок теневой плоти. Положил к моим ногам, как кошка приносит мышь хозяину.

– Молодец, друг. Отличная работа. И ты тоже, Ростислав. Без вас я бы не справился.

– Команда! – воскликнул призрак. – Мы же команда! Вместе мы – сила!

Команда. Забавное слово. Тысячу лет я работал один, не доверяя никому. А теперь у меня есть… друзья? Союзники? Что-то среднее. И… это работает.

Я посмотрел на бледное лицо Анны, на черные провалы под ее веками:

– Мы выиграли время. Но оно все равно против нас. У нас есть двадцать три часа. Поехали в клинику. У нас есть девушка для спасения и Орден для уничтожения. В таком порядке.

Глава 9

У меня не было времени праздновать победу или анализировать, как нам удалось ранить почти полноценного элементаля тьмы.

– Ростислав, быстро проверь крышу на магические следы и ловушки! – приказал я, подхватывая Анну на руки. – Нюхль, осмотри периметр и за мной!

Она была лёгкая. Слишком легкая для взрослой женщины. Килограммов сорок, не больше.

Семя тьмы высасывает не только душу, но и жизненную силу тела, превращая человека в высохшую мумию. Если верить этому ублюдку Альтруисту, у нас двадцать четыре часа. Вернее, осталось двадцать три.

Но я не верю врагам по умолчанию – это первое правило выживания. Может быть двенадцать часов. Может, шесть. А может, он специально солгал, чтобы я расслабился и потерял время на бесполезные попытки.

Бросился к пожарной лестнице, перекинув Анну через плечо – так удобнее спускаться. Ржавые ступени скрипели под моим весом, местами отваливалась краска.

– Босс, крыша чиста! – крикнул сверху Ростислав, просочившийся сквозь вентиляционную шахту. – Только остаточная энергия от портала и следы крови! Этот гад точно не скоро оправится!

– Хорошо! Спускайся за нами! – велел я.

Прыгнул с последних двух метров, согнув колени для амортизации. Удар отдался в позвоночнике – это тело ещё не привыкло к таким нагрузкам. В прошлой жизни я прыгал с десятиметровых стен и не морщился. Здесь до такого ещё далеко.

У подъезда меня уже ждали люди Бестужева. Фёдор и Антон стояли с пистолетами наготове – глоки семнадцатой модели, если не ошибаюсь. Профессиональная стойка, пальцы на спусковой скобе, но не на курке.

– Что произошло, черт возьми⁈ – Фёдор сделал три быстрых шага вперед, увидев Анну в моих руках. – Мы слышали шум! Грохот, крики! Что за хрень там творилась⁈

– Похититель вернулся, – коротко ответил я, перекладывая Анну в более удобное положение. – Отравление экзотическим токсином. В «Белый покров», немедленно! Каждая секунда на счету!

– Твою мать! – Фёдор распахнул заднюю дверцу бронированного джипа. – Антон, за руль! Включай мигалки и сирену! На фиг правила!

Я нырнул на заднее сиденье, все еще держа Анну на руках. Фёдор запрыгнул с другой стороны, захлопнул дверцу. Антон рванул с места еще до того, как мы пристегнулись – визг покрышек, запах паленой резины.

– Какой токсин? Что за отравление? – Федор уже доставал телефон, набирая номер одной рукой. – Нужно предупредить клинику! Подготовить противоядие!

– Экзотический нейротоксин, – соврал я. – Очень редкий, из Юго-Восточной Азии. Обычная токсикология не поможет, нужны особые методы.

Как объяснить бывшему спецназовцу про магическое семя тьмы? «Видите ли, Фёдор Батькович, вашу подопечную заразили демоническим паразитом, который сожрет ее душу за сутки, превратив в бездушную тень»? Он же все-таки не врач. Может и попытаться отвезти ее к другим специалистам. А время уходит.

Антон выжимал из четырехтонного бронированного джипа все возможное. Московские пробки расступались перед воем сирены и мигающими синими огнями – кто-то из принципа пропускал, кто-то из страха. Некоторые водители тупили и не успевали уйти с дороги – Антон объезжал их по встречке, тротуарам, газонам, не снижая скорости.

– Сто сорок по Кутузовскому! Вы охренели⁈ – заорал какой-то гаишник в мегафон, но Антон даже не притормозил.

Я положил ладонь на грудь Анны, закрыл глаза, активировал некромантическое зрение. Мир потускнел, но я увидел главное – ее аура таяла, как свеча на сильном ветру. Золотистое сияние жизни тускнело и сжималось с каждой секундой.

Девять процентов в Сосуде Живы. Это все, что у меня осталось после битвы с Альтруистом. Если я потрачу их сейчас на стабилизацию Анны, сам окажусь полностью беззащитен. Не смогу даже диагностику провести, не говоря об извлечении семени. Но если не потрачу, она может не доехать до клиники живой. Дилемма. Чертова дилемма.

– Держись, – прошептал я, начиная медленно вливать Живу в ее угасающее тело. – Просто продержись еще немного. Не смей умирать, слышишь?

Тонкая золотистая струйка энергии потекла из моих пальцев в ее грудь. Не лечение – просто поддержка жизни. Как капельница с физраствором для человека в шоке. Как искусственное дыхание для утопающего.

Голова сразу закружилась. Девять процентов… восемь… шесть…

– Доктор, вы в порядке? – Фёдор заметил, как я покачнулся. – Вы бледный как мертвец!

– Все нормально. Это мой естественный цвет лица, – прошептал я. – Сколько еще до клиники?

– Три минуты! Может, две, если Антон не убьет нас раньше!

– Я вас всех переживу! – огрызнулся Антон, влетая в поворот на скорости восемьдесят километров в час. Машина накренилась, но удержалась.

Три минуты. Сто восемьдесят секунд. При текущей скорости потери энергии Анна протянет до больницы. Но что потом?

У меня останется четыре процента силы – кот наплакал. Этого не хватит даже на полноценную диагностику семени тьмы, не говоря о его извлечении. Нужен план. Нужны помощники. Нужно чудо.

Антон влетел на территорию «Белого покрова», проигнорировав шлагбаум – тот просто сломался от удара. Охранник только махнул рукой и полез звонить начальству.

Резкий тормоз у входа в приемный покой – машина встала боком, оставив черные следы на асфальте. Я вывалился из дверцы, все еще держа Анну.

– Спасибо за помощь! Дальше я сам! – кивнул я охранникам.

– Мы подождем здесь! – крикнул Федор. – Если что нужно – звоните! И держите нас в курсе!

Конечно, подождете. Профессиональная охрана не бросает пост, даже если он уже полностью провален. Гордость и чувство долга – иногда это важнее логики.

Я ворвался в приемный покой, едва не снеся дверь плечом. Дежурная медсестра – Валентина Сергеевна, женщина лет пятидесяти с добрым лицом – подскочила со стула, опрокинув чашку с чаем.

– Доктор Пирогов! Святые угодники, что случилось⁈ – сразу вскрикнула она.

– Готовьте реанимацию! – велел я. – Девушка, двадцать семь лет, отравление неизвестным нейротоксином! Брадикардия тридцать шесть ударов в минуту, брадипноэ шесть вдохов в минуту, кома третьей степени по шкале Глазго!

– О господи! Сейчас, сейчас! – она схватила телефон внутренней связи, лихорадочно набирая номер. – Алло, реанимация? Это приемный покой! Готовьте палату, экстренный случай! Критическое состояние! Доктор Пирогов везет!

Две санитарки – здоровенные женщины, способные поднять двухсоткилограммового пациента – выкатили каталку. Я аккуратно уложил Анну на белые простыни, проверил пульс на сонной артерии – еле прощупывается, нитевидный.

– В реанимацию, бегом! – скомандовал я. – И вызовите дежурного анестезиолога!

Мы помчались по коридору. Поворот налево – кардиология. Длинный коридор – терапия. Еще поворот – путь к реанимации…

И тут из бокового коридора выскочил доктор Смирнов. Владимир Петрович – хороший врач, но вечно паникующий. Лицо белое, как больничная простыня, глаза безумные, дешевый галстук сбился набок. Халат заляпан чем-то бурым – то ли кровью, то ли борщом, то ли и тем и другим.

За ним две перепуганные медсестры катили каталку. На ней – молодой парень лет тридцати. Славянская внешность, русые волосы, спортивное телосложение. Тело выгибалось в жутких судорогах, изо рта шла розовая пена, глаза закатились. Портативный монитор показывал полный хаос – тахикардия сто сорок, давление то взлетает, то падает, сатурация прыгает от шестидесяти до девяноста.

– Святослав Игоревич! – Смирнов бросился ко мне, хватая за рукав халата трясущимися руками. – Слава богу, вы здесь! Он умирает! Прямо сейчас, на моих глазах! Мы перепробовали все! Диазепам не помогает! Фенобарбитал тоже! Даже пропофол – снотворное для анестезии – не останавливает судороги! Вы обещали помочь! Вы сказали, что посмотрите его после обеда!

Черт возьми! Пациент с непонятными анализами. Сначала думали панкреатит, а теперь добавились странные судороги неясной этиологии.

Смирнов приходил утром, умолял о консультации. Я обещал посмотреть после обеда, даже записал в блокнот. А потом позвонил Сергей с воронками, следом – Бестужев с новостью о пропаже дочери, и я напрочь забыл об этом парне. Тьма некромантская, как я мог забыть⁈

Быстро осмотрел парня некромантическим зрением – всего секунда, больше не мог себе позволить. Странная картина. Энергия скапливается в области поджелудочной железы, но расходится неправильно, хаотично.

– Сколько он уже в таком состоянии? – спросил я, пытаясь выиграть время.

– Два часа! – Смирнов почти плакал. – Начались легкие подергивания, потом переросли в настоящие судороги! Мы думали – эпилепсия, но ЭЭГ показывает норму! Потом решили, что отравление, но токсикология чистая! Амилаза зашкаливает, но КТ показало, что поджелудочная в порядке!

– Родственники где?

– В холле! Мать в истерике, отец готов нас всех поубивать! Это сын депутата Мосгордумы! Если он умрет, нам всем конец!

Сын депутата. Прекрасно. Политическое давление в придачу к медицинской катастрофе. Но это не главное.

Главное – проклятие. Оно не простит, если парень умрет из-за моей забывчивости. Я нарушил данное слово, обещал помочь и не помог. Проклятие может забрать не просто проценты из Сосуда. В худшем случае – заберет жизнь Анны в качестве «штрафа» за нарушение контракта. В лучшем – мою собственную.

Я обязан спасать всех, кто встречается у меня на пути. Это условие сделки с проклятием.

– Слишком поздно! – простонал Смирнов, комкая мой рукав. – Еще пять минут максимум, и начнутся необратимые изменения в мозге! Отек, некроз нейронов! Мы уже вызвали родственников попрощаться!

Посмотрел на умирающего парня – пена изо рта стала кровавой, начались петехии – точечные кровоизлияния на коже. Потом на Анну – бледная, еле дышит. Потом снова на парня.

Два критических пациента. Оба умирают прямо сейчас. У меня четыре процента силы. Команды нет – Кирилл сидит дома с Костомаром, Мёртвый на другом конце города на базе, Ростислав может только наблюдать. Что делать? Кого выбрать? Кого спасать первым?

Стоп. А кто вообще сказал, что нужно выбирать?

Это мышление обычного врача – один пациент за раз. А я не обычный врач. Я – некромант с тысячелетним опытом. Я командовал армиями мертвецов, координировал атаки тысяч юнитов одновременно. Неужели я не справлюсь с двумя пациентами?

– Обоих в реанимацию! – рявкнул я голосом, который не терпит возражений. Тот самый командный тон, которым я отдавал приказы генералам нежити. – Палаты семь и восемь, они смежные! Двери между ними держать открытыми! Быстро!

Тем временем влил один процент Живы в пациента Смирнова. Чтобы он вообще дотянул до лечения. Тогда у него будет шанс.

– Но… но как вы будете… – начал Смирнов.

– Выполнять! – рыкнул я так, что он подскочил. – Владимир Петрович, катите своего пациента в восьмую палату! Готовьте дефибриллятор на двести джоулей! Набор для интубации трахеи! Проверьте запас атропина, адреналина и лидокаина! Все по максимуму!

Медсестры переглянулись, но подчинились. В моем голосе было что-то, что заставляло людей слушаться не раздумывая. Остатки некромантической харизмы, способность подчинять волю.

– Валентина Сергеевна! – повернулся я к старшей медсестре. – Найдите главврача Сомова! Срочно, немедленно, хоть из-под земли достаньте! Скажите, что это вопрос жизни и смерти дочери графа Бестужева! Он поймет важность!

– Дочери графа⁈ – ахнула она, взглянув на Анну. – Это же… это же Анна Алексеевна! Я ее помню, она приезжала на открытие!

– Меньше эмоций, больше дела! Бегом за Сомовым! Код красный!

«Код красный» – неофициальный сигнал для магов в клинике. Означает критическую ситуацию, требующую магического вмешательства. Сомов ввел его после нескольких инцидентов с магическими отравлениями.

– Всем остальным очистить коридор! – добавил я громче. – Никто не входит и не выходит без моего личного разрешения! Это карантин!

Реанимационное отделение встретило меня управляемым хаосом. Медсестры готовили оборудование – капельницы, дефибрилляторы, наборы медикаментов. Санитары таскали дополнительные мониторы. Младший медперсонал суетился, не зная, чем помочь.

Я встал ровно посередине коридора, между седьмой и восьмой палатами. Отсюда я мог видеть обе каталки через открытые двери, обоих пациентов.

– Стоп! – поднял руку. – Всем замереть на пять секунд! Полная тишина!

Все послушно застыли. В наступившей тишине было слышно только пиканье мониторов – частое, тревожное у парня, редкое, замедленное у Анны. Хриплое дыхание обоих. Капанье капельниц.

Хорошо. Хаос прекратился. Теперь нужно превратить эту толпу в единый механизм.

У меня есть набор испуганных, но компетентных медиков. Есть современное оборудование. Есть лекарства.

Нет только сил для магии и времени на раздумья. Значит, нужно компенсировать недостаток личных ресурсов четкой организацией и делегированием.

– Так, слушайте внимательно, – заговорил я четко и громко. – Сейчас мы спасем обоих пациентов. Для этого нужна абсолютная координация и беспрекословное выполнение моих команд. Я буду дирижировать, вы – играть по нотам. Никакой самодеятельности, никаких сомнений. Вопросы будете задавать потом, когда оба будут жить. Всем понятно?

Ответом стали дружные кивки. В глазах медперсонала я видел страх, смешанный с надеждой. Они знали мою репутацию – диагност, который не ошибается. Человек, спасающий безнадежных.

– Отлично. Палата восемь – пациент доктора Смирнова. Мужчина, тридцать лет, судороги неясной этиологии. Владимир Петрович, вы и две медсестры – ваша команда. За мной! – велел я.

Пока маги соберутся, этот сын депутата может уже умереть. Помочь ему нужно в первую очередь. Анна пока не в таком критическом состоянии.

Быстрым шагом вошел в восьмую палату. Парень выгибался на каталке, несмотря на фиксирующие ремни. Кожа покрылась испариной, синюшная. Монитор показывал критические значения – пульс сто шестьдесят, давление сто восемьдесят на сто десять.

Судя по тому, что я увидел некромантическим зрением, энергия скапливается в районе поджелудочной железы, но не из-за воспаления. Она заблокирована, заперта, не может выйти. Как будто что-то создало пробку в энергетических каналах. И эта заблокированная энергия вызывает судороги, пытаясь прорваться наружу.

– Анализ на амилазу делали? – спросил у Смирнова.

– Да, конечно! Первым делом! – закивал он. – Зашкаливает! Больше тысячи единиц при норме до ста! Поэтому мы и подумали на острый панкреатит! Но КТ показало, что поджелудочная железа в полном порядке! Никакого отека, некроза, воспаления!

Амилаза – фермент поджелудочной железы, расщепляющий крахмал. При панкреатите она выбрасывается в кровь. Но если железа здорова…

– УЗИ брюшной полости делали? – я продолжил задавать вопросы.

– Разумеется! Все чисто! Печень, почки, селезенка – все в норме!

– А анализ мочи на амилазу?

Смирнов замер:

– Нет… мы не успели… пациент в таком состоянии…

– Макроамилаземия, – произнес я уверенно. – Редкое состояние. Ложноположительный результат на панкреатит. Амилаза связалась с иммуноглобулинами (антителами) в крови, образовав крупные комплексы. Они слишком большие, чтобы фильтроваться почками, поэтому накапливаются в крови.

– Но… но это же доброкачественное состояние! – воскликнул Смирнов. – Оно не вызывает судорог!

– Само по себе – нет. Но оно маскирует истинную проблему. Отвлекает внимание, как фокусник отвлекает зрителей.

– Тогда что вызывает судороги⁈

Я еще раз взглянул на монитор, на пациента, потом на результаты анализов, которые Смирнов держал в трясущихся руках.

– Тромбоз мезентериальных сосудов, – объявил я. – Острое нарушение кровоснабжения кишечника. Кишечник умирает от ишемии – недостатка кислорода. Некроз кишечной стенки вызывает выброс токсинов в кровь. Токсины вызывают судороги. У нас максимум десять минут до необратимого некроза всего кишечника.

– Невозможно! – выдохнул Смирнов. – Ему всего тридцать лет! Тромбозы мезентериальных артерий бывают у стариков с атеросклерозом!

– Возраст – не абсолютное противопоказание для тромбозов. Тромбофилия, антифосфолипидный синдром, врожденные аномалии свертывания – масса причин для тромбоза в молодом возрасте. Спорить будем или спасать?