Текст книги "Белорусы: нация Пограничья"

Автор книги: Александр Кравцевич

Соавторы: Сергей Токть,Александр Смоленчук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

В 1860-х гг. российские власти столкнулись также с проблемой, кого отмести к лицам «польской национальности». Эта проблема была тесно связана с указом от 10 декабря 1865 г., который запрещал «лицам польского происхождения» приобретать в собственность землю в Западных губерниях. В октябре 1869 г. виленский генерал-губернатор обратился в Министерство государственных имуществ со следующим вопросом: «... возможно ли выдавать лицам польского происхождения, принявшим православие и вполне благонадежным в политическом отношении, свидетельства о приобретении іемельной собственности» [232]232
  НИАБ в Гродно. Ф. І.Оп. ІЗ.Ед.хр. 1393. Л. 108.


[Закрыть]. Министр Зеленой ответил генерал-губернагору, что «под выражением „лица польского происхождения“ нужно понимать не вообще католиков, а только поляков и тех западных уроженцев, которые усвоили себе польскую национальность... было бы совершенно несправедливо делать различие между владельцами не по политическим, а по религиозным соображениям» [233]233
  Там же. Л. 109.


[Закрыть]. На основе этих рассуждений Зеленой пришел к выводу, что принятие помещиком-католиком православного вероисповедания не может служить основанием для разрешения на приобретение земли: «Если потомки этих лиц усвоят со временем русскую национальность – точно так же, как предки многих нынешних польских помещиков усвоили себе постепенно польскую национальность после перехода из православия в латинство, то все же для достижения этой перемены национальности нужно немало времени, по прошествии коего лица эти будут русскими на самом деле и окончательно отрешатся от польских взглядов и тенденций и самого языка, перестанут считаться лицами польского происхождения» [234]234
  Там же. Л. 110.


[Закрыть]. В конце концов министр внутренних дел Тимашев объявил, что «от администрации зависит определение, более или менее точное, национальности лица, желающего приобрести в крае землю» [235]235
  Там же. Л. 144.


[Закрыть].

Наплыв великорусского чиновничества вызвал определенное недовольство той части местного общества, которое составляли преимущественно выходцы из православного духовенства и мелкие служащие, лояльные правительству и согласные «обруситься», но недовольные засилием приезжих «обрусителей» и желающие иметь большее влияние в местной жизни. Служащий канцелярии виленского генерал-губернатора Масолов отмечал в своих записках: «... местные русские чиновники смотрели на нас с недоверием и даже неприязненно» [236]236
  Масолов А.Н. Виленские очерки 1863-1865 гг. (Муравьёвское время) II Русская старина. 1883. Т. 40. С. 393.


[Закрыть]. Мировой посредник из Могилевской губернии Захарьин писал, что местные чиновники православного происхождения начали сознательно называть себя белорусами и «вредили, насколько могли, русскому делу» [237]237
  Захарьин И.Н. Воспоминания о службе в Белоруссии. 1864-1870 гг. (Из записок мирового посредника) // Исторический вестник. 1884. Т. 16. С. 65.


[Закрыть].

В российских интеллектуальных кругах даже начали высказываться опасения о возможности зарождения белорусского национализма. Такие опасения пытался развеять попечитель Виленского учебного округа И. Корнилов, который писал известному российскому публицисту Каткову в апреле 1864 г.: «Опасаться политических тенденций и сепаратизма просто смешно на западной границе. Какой тут сепаратизм, когда Белоруссия, находясь в столкновении с сильными народностями и соприкасаясь со сплоченным польским обществом, может держаться, только опираясь на Россию и тяготея к ней. Она никогда не будет настолько сильна, чтобы ей пришло в голову домогаться самостоятельности» [238]238
  Русское дело в Северо-Западном крае / сост. Корнилов И.П. СПб., 1908. Вып.1. С. 71.


[Закрыть]. Любопытно, что невозможность усиления белорусского национализма, как и большинства западноруссов, Корнилов доказывал польской угрозой, а не отсутствием у белорусов самобытных этнических черт.

Несколько успешней была национальная политика российских властей в отношении белорусского населения. Источники позволяют утверждать, что большинство сельских жителей православного исповедания называли себя «русскими» или «русской веры». Однако сложно говорить о наличии в этой среде развитого национального самосознания. Российская идея, которая пропагандировалась через правительственные народные школы, ассоциировалась прежде всего с самодержавием и правящей династией. В то же время в обществе распространялись революционные идеи, которые все более успешно подрывали крестьянский монархизм. Замедленность социально-экономического развития белорусской деревни и сдерживание властями процессов демократизации местного общества, как ни парадоксально, сдерживали и процесс распространения среди крестьян российской идеологии, а также русского языка и культуры. Это отмечает в своих воспоминаниях М. Павликовский: «... К счастью для белорусского фольклора и языка, процесс русификации продвигался очень медленно. Мальчик, который оканчивал деревенскую школу (если вообще туда попадал), и парень, который возвращался с военной службы, как правило, возвращались к прежней неграмотности и через несколько лет опять поглощались белорусской средой... Историки могли бы отметить любопытный парадокс: осознание национальной самобытности у современных белорусов во многом обязано темноте крестьянских масс времен царского господства» [239]239
  Цит. по: Вашкевіч Ю. Вобраз Беларусі i беларусаў у польскай мемуарнай літаратуры 1945-1991 г. // Беларускі гістарычны агляд. Т.6.1999. Сш. 1-2 (10-11). С. 86.


[Закрыть].

ГЛАВА 3. ПАМЯТЬ НА ПОГРАНИЧЬЕ.
 (на примере памяти о Второй мировой войне)
(Смоленчук А.)

Культура памяти и ее взаимотношение с историографией в последние годы стали одним из приоритетов антропологии. Представители гуманитарных дисциплин активно обсуждают феномен памяти, проблему переосмысления, освоения прошлого и превращения его в элемент современной культуры [1]1
  Напр.: Велыдер X. История. Память и современность прошлого // Память о войне. 60 лет спустя. Россия. Германия. Европа. М., 2005; Зерубавель Я. Динамика коллективной памяти // Ab Imperio. 3/2004; Нора П. Всемирное торжество памяти // Неприкосновенный запас. № 40-41 (2-3) 2005; Рикёр П. Память, история, забвение / пер. с фр. И. Блауберг, И. Вдовиной, О. Мачульской, Г. Тавризян. М., 2004 и др.


[Закрыть]. Все это полностью соответствует традициям европейской цивилизации, которую вслед за Марком Блоком с полным правом можно назвать «цивилизацией памяти» [2]2
  Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1973.


[Закрыть].

Беларусь не является исключением. Упорная борьба разных политик памяти здесь разгорелась сразу же после захвата белорусских земель Российской империей. В советский период белорусской истории эта борьба приобрела форму столкновения индивидуальной памяти с коммунистической идеологией и ее стремлением к полному контролю над массовым сознанием. Белорусскому обществу навязывалась история, которую никогда не переживали предки белорусов. В 1990-е гг. уже в Республике Беларусь началось постепенное «освобождение памяти» от советских идеологем. Начинался период доминирования национальной концепции прошлого. Однако он оказалася непродолжительным...

Сегодня в Беларуси происходит настоящая «битва за память». Современный политический режим, восстанавливая советские нормы взаимоотношений массового сознания и государственной идеологии, стремится установить контроль над памятью. В эпицентре этой борьбы оказалась Вторая мировая война, которую официальная историография в полном соответствии с советской идеологией называет «Великой Отечественной войной советского народа» [3]3
  См., напр.: Каваленя А.А., Літвін A.M., Саракавік І.А., Касовіч А.В. Беларусь напярэдадні i ў гады Вялікай Айчыннай вайны: вучэбны дапаможнік / пад рэд. А.А. Кавалені. Мінск, 2005.


[Закрыть]. Навязанный властями дискурс последней войны включает концепты самопожертвования белорусов как части советского народа, массового партизанского движения и победы как награды за подвиг [4]4
  См., напр., текст выступления А. Лукашенко в честь празднования 60-летия освобождения Беларуси (3 июля 2004 г.). В частности, президент заявил, что «Беларусь потеряла каждого третьего своего жителя» (www.president.gov.by).


[Закрыть]. Делается очень многое, чтобы скрыть военную трагедию Беларуси, обусловленную столкновением на ее территории двух тоталитарных режимов – гитлеровского и советского. Именно такое восприятие войны все еще доминирует в памяти людей, переживших ее, а также в работах историков, которые пытаются противостоять идеологическому давлению.

Для анализа ситуации, которая сложилась в белорусской культуре памяти о Второй мировой войне, следует обратить внимание на тексты школьных учебников, которые превращаются в «места памяти» (Пьер Нора) и одновременно в «места забвения», и память людей, переживших войну.

Школьный учебник истории Беларуси как «место памяти / место забвения» о Второй мировой войне

Не так давно французский историк Пьер Нора провозгласил «всемирную победу памяти». По мнению исследователя, память является реальной связью с прошлым. Она всегда включает личное переживание, определенный экзистенциальный опыт и может претендовать на истину более «истинную», чем истина истории, а именно на истину живой памяти о пережитом. История при этом остается только репрезентацией прошлого, которая стремится к «объективности», опираясь на «документ» и выявленный (либо сконструированный) исторический факт. На последнее обычно сильно влияет профессиональная подготовленность исследователя и... зачастую специфика существующего политического режима, по крайней мере та степень свободы исследования, которую этот режим (или само общество) может предоставить историку.

В эпоху наций и национализмов история вышла за рамки научной дисциплины и превратилась в идеологическое средство формирования новой идентичности. Она стала претендовать на роль памяти нации. Особенно ярко эта функция истории проявлялась в периоды распада одних и формирования новых территориальных, национальных и политических сообществ. Однако на рубеже ХХ-ХХІ вв. проявилась тенденция ослабления нациоформирующей роли истории. Возможно, это связано с тем, что в большинстве европейских стран национальное постепенно уступает социальному и политическому.

Пьер Нора в поисках определенной замены истории предложил концепцию «мест памяти». В 1984 г. историк определял их как следы прошлого, с которыми современные поколения уже потеряли связь. Через 12 лет он уже характеризовал «места памяти» как феномен, который «приобрел статус символа в мемориальном наследии той или другой нации» [5]5
  Nora Р. Czas pamięci // Res Publica Nowa. Nr 7, lipiec 2001 r. S. 37; см. также Джадт Т. «Места памяти» Пьера Нора: чьи места? Чья память? // Ab Imperio. 2004 Nr 1. С. 53.


[Закрыть]. В определенном смысле «места памяти» стали определяться как места встречи памяти и истории, как своего рода дискурсивная практика, которая способствует идентификации субъекта с той или иной нацией. При этом актуализация прошлого сама приобретает форму символа. Понятно, что таким символом не обязательно должен быть набор конкретных мест. Это вполне может быть дата, название, памятник, наконец, текст школьного учебника истории.

Государство и общество традиционно придают учебнику истории большое значение. Как отмечал французский исследователь Марк Ферро, образ других наций и образ своей собственной, который живет в нашей душе, определяется тем, как в детстве нас учили истории [6]6
  Ферро М. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М.: 1992. С. 8.


[Закрыть]. Это остается на всю жизнь.

Образ прошлого, который предлагает школьный учебник истории, играет интеграционную роль для нации. Одновременно школьное историческое образование является частью идеологического обоснования легитимности существующего политического режима. Важнейшим элементом этого является образ собственной нации и образ ее врагов. Особенное значение приобретают темы, связанные с такими событиями, которые можно трактовать как точку отсчета, символическое начало нового периода истории. Война обычно находится в перечне этих событий.

Следует также заметить, что каждый учебник истории как «место памяти» имеет собственную «коллекцию» фактов, личностей и понятий, которые предлагаются в виде своего рода национального или государственного канона. При этом тот же учебник отправляет в забвение другие важные факты, личности и понятия. Таким образом, он становится «местом забвения». Милан Кундера однажды справедливо заметил, что сохранение памяти – это тоже одна из форм забвения.

Как же выглядит в качестве «места памяти» («места забвения») текст школьного учебника истории Беларуси, в котором освещаются события Второй мировой войны? Отражается ли в нем «пограничная» ситуация Беларуси? Какой образ собственной нации предлагается учащимся и в какой ипостаси предстает враг нации?

Для ответа на этот вопрос попытаюсь проанализировать тексты последнего поколения советских учебников и нескольких поколений учебников постсоветской Беларуси. Главное внимание будет уделяться понятийному аппарату, освещению проблемы ответственности европейских государств за развязывание Второй мировой войны, оценкам агрессии СССР против Польши в сентябре 1939 г. и присоединению Западной Беларуси к БССР и СССР, освещению военных действий лета 1941 г. в Беларуси, характеристике немецкого оккупационного режима и движения Сопротивления, а также оценкам белорусского вклада в победу над Германией.

В первые годы независимости учащиеся белорусских школ все еще пользовались советским учебником истории Беларуси (1982, на русском языке) [7]7
  Абецедарский Л.С., Баранова М.П., Павлова Н.С. История БССР: учебник для средней школы / под ред. П. Петрикова. Минск, 1982.


[Закрыть]. Понятие «Вторая мировая война» в нем совершенно отсутствовало. Также отсутствовала информация о международных отношениях в Европе в конце 1930-х гг. и о тех соглашениях, которые приблизили начало войны [8]8
  Эти темы изучались в курсе «История СССР».


[Закрыть]. События сентября 1939 г. были представлены следующей схемой: 1 сентября 1939 г. началась агрессия Германии против Польши. Польская армия была разбита, и советское правительство решило взять под «охрану жизнь и имущество трудящихся Западной Беларуси». Последние с радостью приветствовали «освободителей» из СССР. Правда, в конце темы неожиданно выяснялось, что на самом деле Красная Армия «освобождала» трудящихся не от немецких войск, а от «польских помещиков и капиталистов».

По мнению авторов, война для Беларуси началась 22 июня 1941 г. нападением Германии на СССР. Эту войну называли «Великой Отечественной» и характеризовали как «крупнейшее столкновение социализма с ударными силами мирового империализма» (с. 220). Бои в Беларуси описывались как череда примеров героизма и мужества советских солдат, а также усилий Коммунистической партии по организации обороны и т.д. Поражения Красной Армии не упоминались вообще. В результате школьники получали информацию о победах красноармейцев летом 1941 г., а в конце темы узнавали, что «враг захватил значительную часть территории нашей Родины» (с. 224).

Образ врага был представлен «немецко-фашистскими оккупантами» и «белорусскими буржуазными националистами», которые будто бы поддерживали гитлеровский порядок и издавна «были врагами Советской власти». Оккупационный режим характеризовался самыми «кровавыми красками»: «Вся Беларусь покрылась концлагерями и тюрьмами. Фашисты сжигали советских людей, закапывали живыми в землю, травили в душегубках» (с. 225). Соответствующие иллюстрации подтверждали этот тезис.

В качестве жертвы фигурировали славяне, белорусы, а также... «советские граждане». Трагедия еврейского населения предавалась забвению. Также не упоминались ни существование Генерального комиссариата «Беларусь», ни деятельность его руководителя Вильгельма Кубе, который неординарной социально-культурной политикой пытался привлечь белорусов на свою сторону.

Значительное место на страницах учебника занимала тема сопротивления оккупантам, которое характеризовалось как «всенародное» под руководством Коммунистической партии. Авторы утверждали, что «весь белорусский народ вел самоотверженную борьбу против гитлеровских захватчиков, проявляя массовый героизм и мужество» (с. 233).

Подведение итогов участия белорусов в войне («Героический подвиг белорусского народа») начиналось и кончалось утверждением, что белорусы «продемонстрировали безграничную преданность Советской Родине». Интересы белорусского народа подменялись интересами советской власти. Термин «белорусская нация» не употреблялся. Национальное упоминалось только при характеристике «предателей-националистов» и имело исключительно отрицательную коннотацию. Отмечалось, что общая численность партизан и подпольщиков составила 440 тыс. человек, что они уничтожили 500 тыс. немецких солдат и офицеров и т.д. (с. 242). Таким образом, трагедия Беларуси превращалась в «подвиг советского народа» и победу Коммунистической партии в Великой Отечественной войне. Последнее положение должно было утверждать легитимность коммунистического режима и способствовать превращению белорусов в советский народ.

Само понятие «Великая Отечественная война» предусматривало фильтрацию исторических фактов и предавало забвению все, что противоречило этому понятию. В результате Беларусь оказалась вне контекста Второй мировой войны.

Текст отличался монологичностью и категоричностью утверждений. Авторы не оставляли места для сомнений и рассуждений. Между тем внимательное чтение текста должно было вызвать у школьников ряд вопросов. Однако эти вопросы почти никогда не затрагивались. Учащиеся должны были запомнить и повторить написанное. Именно такой характер имели задания и вопросы. Фактически текст учебника моделировал отношения в социальной системе «массы – коммунистическое государство».

Первое поколение учебников истории в постсоветской Беларуси появилось летом 1993 г. Эти учебники на белорусском языке в большей степени были ориентированы на учителя, чем на ученика. Ни методическим, ни психолого-педагогическим требованиям, предъявляемым к учебникам, они не соответствовали. Методический аппарат был представлен исключительно контрольными вопросами и заданиями. Отсутствовали иллюстрации, фрагменты исторических документов, карты, схемы и т.п.

Авторы текста пытались компенсировать его недостатки полнотой освещения военно-политических событий, а также подчеркнутым стремлением к объективности и научности. В предисловии учебника «История Беларуси для 9 класса» [9]9
  Сідарцоў У.Н., Фамін В.М. Гісторыя Беларусі. 1917-1992: вучэб.дапам. для 9 кл. сярэд. шк. Мінск, 1993.


[Закрыть] его авторы обещали рассматривать исторические события «с научных объективных позиций», ориентироваться на общечеловеческие ценности, преодолеть «односторонний классово-пролетарский подход в изучении истории общества» (с. 3).

Автор соответствующих глав учебника Владимир Сидорцов впервые в белорусской учебной литературе использовал понятие «Вторая мировая война». Правда, события сентября 1939 г. традиционно были вынесены за рамки истории войны и изучались в разделе «Межвоенный период. Поделенная Беларусь». Впервые упоминались секретные протоколы советско – германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г., более известного как «пакт Молотова – Риббентропа», отмечалось, что эти протоколы вместе с советско-германским договором о дружбе и границах (28 сентября 1939 г.) являлись грубым нарушением права польского народа на самоопределение, фактически «новым разделом Польши». Одновременно автор пытался примирить провозглашенный приоритет общечеловеческих ценностей с белорусским национальным контекстом, утверждая, что секретные протоколы «объективно восстанавливали национальные права белорусского и украинского народов, нарушенные условиями Рижского мира 1921 г.» (с. 97).

В целом СССР трактовался как пособник главного агрессора – гитлеровской Германии. Поход Красной Армии в Западную Беларусь был следствием договоренностей с Германией. Автор отмечал захватнические цели кремлевских властей, но смягчал этот тезис информацией об «эмиграции» польского правительства в Румынию, а также утверждением одобрения этих действий «советскими людьми», «радостью трудящихся городов и сел Западной Беларуси» (с. 97). Соответственно, последствия присоединения Западной Беларуси к БССР и СССР В. Сидорцов оценивал позитивно, хотя и писал о насильственном «насаждении советского порядка», что сопровождалось массовыми нарушениями законности (депортации, аресты, принудительная коллективизация).

Глава «Беларусь в годы Второй мировой войны» начиналась военными событиями лета 1941 г. Понятие «Великая Отечественная война» употреблялось как синонимичное, но в тексте встречалось очень редко. Описание боев летней кампании 1941 г. заставляло вспомнить последний советский учебник. Текст представлял собой перечень эпизодов героизма и мужества красноармейцев, а также «мероприятий» большевиков (так в тексте) по организации Сопротивления. Однако факт поражения Красной Армии был признан, а ответственность за него возлагалась на Сталина и его ближайшее окружение (с. 113).

В теме «Оккупационный режим» упоминался административный передел территории БССР, в том числе создание «Генеральной округи Беларусь», назывались имена ее руковуодителей (Кубе, Готберг), отмечалось создание местной оккупационной администрации и полиции, сотрудничество части населения с этой администрацией. Автор упомянул о разрешении использовать белорусскую национальную символику, существование белорусских школ, театральных и научных учреждений, издание белорусских газет. Все это объяснялось стремлением оккупантов найти опору среди местного населения. Впервые был использован термин «коллаборационисты». При этом В. Сидорцов отказался от однозначного осуждения тех, хто сотрудничал с немецкими властями. В частности, отмечалось стремление части коллаборационистов работать для Беларуси.

Оккупационная политика характеризовалась как политика геноцида. Впервые на страницах учебника отразилась трагедия еврейского населения. В. Сидорцов утверждал, что только в Минском гетто и в лагере смерти «Малый Тростенец» погибло 100 тыс. человек (с. 116). Общее количество погибших жителей Беларуси составило более 2200 тыс. человек.

В описании движения Сопротивления В. Сидорцов отказался от тезиса о руководящей роли Коммунистической партии. Он отмечал активность беспартийных патриотов и рядовых коммунистов, борьба которых имела народные истоки (с. 117). Характерный для советской историографии термин «всенародная борьба» уступил место термину «массовая борьба». Впервые отмечались факты еврейского движения Сопротивления, деятельности польской Армии Краевой (АК) и Украинской повстанческой армии (УПА). Последние оценивались довольно критически. В частности, отмечалось, что АК вела боевые действия против советских партизан и подпольщиков, а УПА преследовала польское население, к которому часто присоединяла и белорусское (с. 123).

Большой фрагмент текста посвящен белорусским советским партизанам. Автор подробно характеризовал их боевую деятельность, создание партизанских зон, повторил традиционное для советской историографии определение количества партизан (374 тыс.) и подпольщиков (70 тыс.), а также размер нанесенных ими потерь немецким войскам (500 тыс. солдат и офицеров).

Отдельно следует отметить критические оценки отношения партизан к мирному населению. Впервые в учебной литературе отмечались случаи грабежей и насилия местного населения со стороны партизан (с. 126).

В тексте очевидна попытка отхода от канонов советской историографии. Это проявлялось как в новом фактологическом материале, так и в стремлении оценить процессы и события с позиции общечеловеческих ценностей и/или национальных. Термин «советский народ» вообще не употреблялся, критически оценивались действия коммунистических и советских руководителей и т.д. Значительно ослабел образ врага. Зато автор отметил деятельность немецких антифашистов, показал неоднозначность политики Кубе в отношении белорусского населения и отказался считать всех коллаборационистов врагами.

В отличие от советского учебника, который и через 40 лет после завершения войны не допускал никакого примирения с бывшим врагом и навязывал учащимся исключительно конфронтационное осмысление прошлого Беларуси, текст 1993 г. искал путь к такому примирению и тем самым к действительному окончанию войны в Беларуси. Следующие поколения учебников могли стать «местом забвения» самого образа врага. Однако после президентских выборов 1994 г. события стали развиваться совсем в ином направлении.

Известно, что содержание учебников 1993 г. вызвало протесты сторонников Коммунистической партии и СССР. Очень критично оценил их первый президент Беларуси А.Г. Лукашенко. Уже в конце лета 1994 г. Министерство образования попыталось изъять эти учебники из школ и заменить их учебниками советского периода. Соответственное распоряжение поступило в систему среднего образования. Но выполнить его удалось только в 1996-1997 гг., когда были подготовлены белорусские учебники второго поколения.

Новое поколение учебников истории Беларуси уже имело иное методическое обеспечение, а тексты были адаптированы к уровню учащихся. Были очевидны также серьезные концептуальные изменения. В частности, они отразились в тексте учебника «История Беларуси для 11 класса» (2000, белорусский язык) [10]10
  Гісторыя Беларусі: канец 18-1999 г. Вуч. дап. для 11 класа агульнаад. школы / І.Л. Качалаў, Г.С. Марцуль, Н.Я. Новік i інш.; пад рэд. Я.К. Новіка. Мінск, 2000.


[Закрыть] .

Авторы «военного» текста (Г. Марцуль и Е. Новик) историю последней войны поместили в раздел «Беларусь в годы Второй мировой и Великой Отечественной войны». Впервые события 1939-1940 гг. были представлены как часть Второй мировой войны. Одновременно закончилось прежнее противостояние двух понятий. Авторы решили эту проблему, показав «Великую Отечественную» частью Второй мировой войны.

Изложение темы началось с освещения проблемы ответственности европейских государств за развязывание войны (Г. Марцуль). Ее главная причина формулировалась как «борьба между крупнейшими капиталистическими государствами за передел зон влияния, которые сложились после Первой мировой войны» (с. 137). Главной виновницей называлась Германия, однако определенная доля ответственности возлагалась также на руководство Англии и Франции, которые придерживались принципа «умиротвореиия» агрессора, и на политическую элиту СССР. Отмечался факт подписания 23 августа 1939 г. секретного дополнительного протокола, который, как утверждалось, являлся грубым нарушением прав польского, латышского и эстонского народов на самоопределение (с. 138). Очень критически оценивался советско-германский договор о дружбе, подписаный 28 сентября 1939 г. Между прочим отмечалось падение авторитета СССР и дезориентация международных антифашистских сил (с. 139).

А вот в отношении к агрессии СССР против Польши повторялась известная советская концепция о необходимости взять под защиту население Западной Беларуси и Западной Украины (с. 139). При этом автор не позаботился о том, чтобы обьяснить школьникам, почему СССР вдруг решил обезопасить белорусов и украинцев от своего немецкого союзника.

Советские подходы заметны также в оценке последствий присоединения Западной Беларуси к БССР и СССР. Автор скрупулезно перечислил позитивные социальные изменения и отметил, что «западные области республики включились в общесоюзный процесс социально-экономического и культурного развития» (с. 140). Репрессии упоминались как нечто несущественное. Автор упомянул о выселении в феврале 1940 г. в восточные районы СССР «помещиков, капиталистов, чиновников, капиталистов – осадников, части кулаков» и высказал сожаление, что «среди них были ни в чем не повинные граждане» (с. 140). Надо отметить исчезновение тезиса о соответствии воссоединения Западной Беларуси с БССР белорусским национальным интересам. Однако не упоминались антибелорусские репрессии.

Евгений Новик, автор следующей части «военного раздела» учебника, попытался вернуть легитимность понятию «Великая Отечественная война» утверждением, будто она началась уже в первые дни агрессии Германии против СССР (с. 142). Автор отметил тяжелые поражения Красной Армии и подробно остановился на их причинах. На первое место он выдвинул успешную милитаризацию немецкой экономики.

Освещение оккупационного режима почти дословно повторяло текст советского учебника 1982 г.: «Беларусь покрылась сеткой концентрационных лагерей и тюрем. Людей сжигали, травили собаками, закапывали живыми в землю, отравляли в душегубках» и т.д. (с. 145). Автор употреблял термин «фашистский оккупационный режим». Традиционно перечислялись Тростенецкий лагерь, трагедия Хатыни, гибель 2200 тыс. человек.

Большое место автор отвел проблеме коллаборационизма. В отличие от учебника 1993 г. Е. Новик оценивал ее исключительно негативно. Все белорусские организации, в том числе и социальной помощи, характеризовались как «профашистские», а термин «коллаборационисты» трактовался как «предатели», «гитлеровские прислужники». Евгений Новик особое внимание отвел истории белорусской национальной символики. Отметив легальное существование герба «Пагоня» и бело-красно-белого флага, автор решил обмануть учащихся, заявив, будто бы «белорусские прислужники оккупантов... приветствовали друг друга возгласом "Жыве Беларусь!" с характерным выбрасыванием правой руки вверх» (с. 144). Кстати, коллаборационисты небелорусской национальности вообще не упоминались. Согласно учебнику, предателями были исключительно сторонники «Пагоні» и бело – красно-белого флага. Рисуя однозначно негативный образ деятелей белорусского национального движения периода войны, Е. Новик не удовлетворился портретом «белорусского националиста – гитлеровского прислужника». В перечне вопросов и заданий для учащихся оказался вопрос об общих чертах в деятельности представителей белорусского движения 1917-1920-х и 1941-1944-х гг. Это сравнение должно было убедить школьников в традиционной предательской позиции белорусских националистов.

Также впервые было отмечено участие в карательных акциях в Беларуси украинских и литовских формирований. Зато трагическая судьба еврейского населения вновь обрекалась на забвение. Евреи исчезли из истории войны в Беларуси.

Характеризуя борьбу против оккупационного режима, Е. Новик вернул в учебник советский термин «всенародная борьба». Ключевыми словами для обозначения участников сопротивления стали «коммунисты и комсомольцы», «советские партизаны» и «советские люди». При этом количество партизан определялось в 370 тыс., а подпольщиков – в 70 тыс. человек. Автор создавал исключительно позитивный образ партизана-героя. Исчезли всякие упоминания о насилии и репрессиях партизан в отношении местного населения.

Многочисленные примеры успешных действий советских партизан и подпольщиков сопровождались информацией о том, что АК и организации украинских националистов вели борьбу не только против немецких оккупантов, но и против партизан, подпольщиков и Красной Армии (с. 147).

Главу «Окончание войны» Е. Новик полностью посвятил роли СССР в победе над Германией. При этом совершенно не упоминались приведенные ранее в этом же учебнике (текст Г. Марцуля) факты, которые говорили об ответственности руководителей СССР за развязывание Второй мировой войны.

Таким образом, если образ собственной нации в тексте Е. Новика оказался сильно разбавлен «советским элементом», то образ врага значительно усилен «элементом белорусским». Настолько очевидной попытки связать белорусское национальное движение и оккупационный режим не наблюдалось даже в период СССР.

Летом 2006 г. в школы страны впервые в постсоветский период поступили русскоязычные учебники по истории Беларуси. Обратим внимание на учебник для 9 класса (2006) [11]11
  Сидорцов В.Н., Панов С.В. История Беларуси. 1917-1945 гг. уч. пособ. для 9 кл. / под ред.Н.С. Сташкевича. Минск, 2006.


[Закрыть]. Его автором является уже известный нам по учебнику 1993 г. Владимир Сидорцов, который за прошедшие годы ухитрился изменить свои взгляды на совершенно противоположные.

Тема последней войны рассматривалась в главе «Беларусь во Второй мировой и Великой Отечественной войне». Глава начиналась концептуальным обобщающим текстом «Беларусь в годы военных испытаний». Решающим событием на пути к мировой войне названо Мюнхенское соглашение сентября 1938 г. между Великобританией, Францией, Германией и Италией. В. Сидорцов категорично утверждал, что именно англо-французская политика «умиротворения» Германии сорвала советский план создания системы коллективной безопасности в Европе и заставила СССР пойти на подписание пакта с Германией в августе 1939 г.