Текст книги "Братчина"
Автор книги: Александр Кожедуб
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– Местный бандит, – сказал Витька. – Здесь все бандиты мои друзья.
– Почему? – изумился Кроликов и снял с носа очки.
– А мой тесть знаменитый медвежатник. Двадцать лет отсидел!
От подобных новостей у Кроликова пропал дар речи. Он молча переводил взгляд с меня на Витьку и обратно.
– Его дочки были самые видные невесты в городе, – сказал Витька. – Очередь от ратуши до универмага стояла.
– Они бандерши? – наконец прорезался голос у Кроликова.
– Одна искусствовед, вторая юристка. У каждой по салону.
Чувствовалось, Витька своей женой гордился. Она у него юристка?
– Искусствовед, – сказал Витька. – Шагала лучше всех знает.
– Шагал тоже ваш? – слабым голосом произнес Кроликов.
Теперь удивились мы с Витькой, в недоумении уставившись на него.
– Покажете? – нацепил на нос очки Алексей.
– Конечно, – сказал Витька. – Памятник ему тоже мой друг поставил.
– Бандит?
– Скульптор.
Мы спустились с моста и вошли в дом, где находилась квартира сестры Витьки.
5
– Какая у вас сегодня программа? – спросил Витька.
– Идем на открытие фестиваля, – сказал Кроликов. – Ты с нами?
– Меня, наверное, не пустят, – усмехнулся Витька. – Хоть я и всех здесь знаю, фестивалем другие руководят.
– Не бандиты? – уточнил я.
– Тоже бандиты, но не мои. Там особая мафия.
– Сицилийская? – засмеялся Кроликов.
– Круче.
Улыбки на лице Витьки я не увидел.
– Может, все же прорвемся? – спросил я.
– Там такая охрана... – Витька поцокал языком. – Можем после концерта встретиться.
– Конечно, – сказал Кроликов. – В какой-нибудь бар зайдем.
– В бар не пробьемся, но у себя выпить можем. Главное, найти друг друга. Многие местные из-за фестиваля уезжают отсюда.
– Почему?
– Не выдерживают. Очень уж девиц много, в центре города ступить некуда.
– Девицы – это все же не худший вариант, – посмотрел на меня Алексей. – Или ты предпочитаешь ребят?
– Я предпочитаю себя, – сказал я. – Еще Витьку.
– Ладно, давайте устраиваться, – вздохнул Кроликов. – Надо холодильник заполнить.
Это была здравая мысль. Мы провозились до вечера, обустраиваясь. Но, как выяснилось, все ягодки у нас были впереди.
На первом же пропускном пункте, а их было несколько, мы узнали, что от «Литературной жизни» в списке один Кроликов.
– Но писать материал будет он! – показал на меня Кроликов. – Можно вместо меня его вставить.
– Мероприятие с участием президента! – внушительно сказал майор, разбиравшийся с нами. – Сейчас доложу начальству.
Он ушел в будку.
– Кто составлял списки? – спросил меня Кроликов.
Я пожал плечами.
Из будки вышел подполковник.
– Менять того на этого нельзя! – сказал он. – Кроликов, проходите!
– Нам надо вместе!
Подполковник ушел.
«Кончится все полковником», – подумал я.
Из будки один за другим вышли майор, подполковник и последним, вытирая салфеткой губы, полковник.
– Кто такие? – зычно спросил старший по званию.
– Литературные новости! – доложил майор.
– Из Москвы? – удивился полковник.
– Вроде того.
Полковник брезгливо оглядел сначала Кроликова, затем меня. Наш вид, видимо, его устроил.
– Пусть проходят оба, – распорядился он. – Но на меня нигде не ссылаться. Сами отдувайтесь.
Он скрылся в будке.
– Проходите, – махнул рукой майор. – Скажете, в порядке исключения. Но фамилии нигде не называть!
Мы, к счастью, их и не знали и в других пунктах пропуска нажимали на «товарища полковника, который приказал». Там недоверчиво смотрели на нас, но пропускали. По всей видимости, первый пункт пропуска был самым главным.
– Повезло, – сказал Кроликов, когда мы оказались в амфитеатре.
Он уже был полон.
– Где наши места? – спросил я распорядителя, стоявшего рядом с табличкой «Пресса».
– Какие тут места, – плачущим голосом сказал тот, – видите, все занято! Садитесь где-нибудь, сейчас президент выйдет!
Его состояние было близким к истеричному. Похоже, за непосаженного журналиста его могли расстрелять. Или должны были.
Мы с Кроликовым поднялись вверх по проходу и нашли два свободных места – Кроликов с краю, я чуть в глубине. Загремели фанфары, на сцену вышел президент. «Теперь не выгонят», – подумал я.
Президент сказал приветственное слово, объявил фестиваль открытым и стал подниматься по проходу, в котором только что маячили мы. Проходя мимо Кроликова, он похлопал его по плечу.
В перерыве я подошел к товарищу.
– И как? – спросил я.
– Что?
– Как себя чувствует человек, которого только что потрогал президент?
Кроликов стал похож на распорядителя, отвечающего за рассаживание журналистов.
– Пошел ты... – выдавил он из себя.
– Вместе пойдем.
И мы с ним отправились в бар, благо их здесь было полно, и практически пустых. По большей части народ кайфовал на концерте, выпивали только тронутые вроде нас.
– Тебя не трогали, – сказал Кроликов, досасывая «отвертку» – так здесь назывался апельсиновый сок с водкой.
– Да, не там сел.
– Я тоже не выбирал.
– Перст судьбы, – сказал я. – Интересно, чем все это кончится?
– Увидим.
А конец между тем был уже не за горами, но о нем не догадывались ни я, ни Кроликов.
6
После фестиваля в Витебске меня ждала поездка в Беловежскую Пущу.
– Я уже там был, – сказал Кроликов, когда я упомянул о Пуще. – Водку в санях пили. Между прочим, вина в сельпо не было, ты это имей в виду.
– Хорошо, – сказал я. – В Белоруссии всюду пьют водку, даже в Витебске.
– Но там все-таки с апельсиновым соком. Жалко, выступление Жана Татляна пропустили. Я его с детства помню.
– Зато Патрисию Каас видели.
– Я говорю про бывших наших.
– А вот я никого не видела! – вмешалась в нашу беседу Тамара. – Там ведь много знаменитостей было?
– Полно, – сказал Кроликов. – Один Шемякин чего стоит.
– Кто это? – уставилась на него Тамара.
– Скульптор. Но мне его уродцы не понравились. Девушки Говорухина лучше.
– Какого Говорухина?
– Режиссера.
– И он там был? – совсем расстроилась Тамара. – Я вам это припомню.
– А что Говорухин? – сказал я. – С утра до вечера сидел в баре. И с одной и той же девушкой.
– Ты уверен, что с одной и той же? – спросил Кроликов.
– Я девушек запоминаю.
– А я нет, – вздохнул Алексей. – Но такого количества девиц ни на одном фестивале нет. Витька сказал, со всей Европы.
– Да, насмотрелись, – согласился я. – Без Витьки мы там пропали бы. Кто бы нам показал дом, в котором жил Шагал?
– Да, нищета несусветная, – кивнул Кроликов. – Потому он и женился на дочери владельца ювелирного магазина.
– Трех магазинов, – сказал я.
– В заштатном Витебске три ювелирных магазина? – удивился Кроликов.
– Это какой Шагал? Из Парижа? – перебила его Тамара.
– Он родился в Витебске, женился на дочке ювелира и уехал в Париж, – объяснил я. – Тогда многие так делали.
– А сейчас?
– Сейчас по-другому.
– В наше время знаменитыми становятся при жизни, – усмехнулась Тамара. – А тогда сначала умирали.
– Шагал знаменитым стал при жизни, – поставил ее на место Кроликов. – Как и Пикассо, между прочим. Ты сверстала статью Алеся?
– Сверстала! – показала мне язык Тамара.
Дерзить она предпочитала мне, а не Кроликову. Умная девушка.
– Сегодня придет Ирина, – пробурчала из-за экрана компьютера Тамара. – Помните?
– Помню, – вздохнул Кроликов. – Может, она придет завтра?
– Нет, сегодня! Ей уже надоело ждать! И мне тоже.
А лед, похоже, тронулся. Дожали все-таки девушки шеф-редактора.
– Нам, положим, нужен секретарь редакции, – сказал я Тамаре. – А тебе она зачем?
– Мне секретарь нужен больше, чем вам! К тому же подруга. Вместе будем в Апрелевку ездить. Мне одной в электричке скучно.
– Как вы мне надоели! – разозлился Кроликов. – Вот брошу все и уеду в Фирсановку. Я уже баню построил.
– А почему нас не зовете? – высунулась из-за компьютера Тамара.
– Вас позови – всю баню разнесете. Вера разрешает париться только мне и Вовке.
Видимо, Вера хорошо знала, с кем работает ее муж.
– Вовке психическому? – уточнил я.
– Да.
– Он в бане не буйствует?
– Наоборот! – оживился Кроликов. – Все время на диван спать укладывается. А я наливаю.
– Хорошая у вас там жизнь, – позавидовал я. – Меня Петров тоже в баню зовет.
– Зачем? – снова встряла Тамара.
– Париться, – сказал я. – В бане ничем другим не занимаются.
– Еще как занимаются! Я своему Гарику в баню ходить не разрешаю.
В комнате установилась тишина.
– Что-то Карданов давно не заходил, – сказал я.
– Зато вчера архитектор со скульптором приходили.
Тамара хихикнула.
– Кто это? – посмотрел я на Кроликова.
Тот отчего-то смутился.
– А к нему скульптор вчера пришел, – сказала Тамара. – Как фамилия?
– Трубников.
– Ну? – посмотрел я сначала на Кроликова, затем на Тамару.
– Сидит у нас этот Трубников, – стала рассказывать Тамара, – наливает коньяк. Он всегда с коньяком приходит?
– Всегда, – кивнул Кроликов.
– Вот, сидим разговариваем. И тут открывается дверь и входит Миша Архитектор из отдела политики. Или он из искусства?
– Политики, – сказал я.
– Миша протягивает руку и представляется: «Архитектор». – «Скульптор», – отвечает Трубников.
Мы засмеялись.
– С фамилиями постоянно бывают проблемы, – сказал я. – Особенно с псевдонимами.
– При чем здесь псевдонимы? – махнул рукой Кроликов. – Сейчас хорошую фамилию днем с огнем не сыщешь. Вот раньше были – Романовы, Голицыны, Шереметевы...
– Чем тебе фамилия Петрова не нравится?
Кроликов раскрыл рот – и запнулся. Видимо, он уже чувствовал дыхание надвигающейся грозы. Точнее, перемен, нас ожидающих.
– Белкин обещал нас не трогать, – сказала Тамара. – Наоборот, зарплату прибавит.
Я взглянул на Кроликова. Тот сделал вид, что ничего не слышал.
7
Прежде чем отправиться в Беловежскую Пущу, нас привезли в Каменец, где стояла знаменитая Белая Вежа. От нее-то, собственно, и пошло название Беловежской Пущи.
Конечно, про Белую Вежу я слышал, но увидел впервые. Что и говорить, башня-донжон впечатляла. Чтобы взобраться на нее, требовалось немало и сил, и времени.
– Для чего ее здесь построили? – спросила девушка, пыхтевшая рядом со мной.
Нынешний пресс-тур был устроен для региональных журналистов, эта девушка, кажется, из Сибири.
– Никто не знает, – сказал я. – В феодальных замках хотя бы жили, а здесь можно только прятаться от врагов.
– Разве здесь были враги? – спросила девушка.
– Враги есть везде, – сказал я. – В тринадцатом веке это могли быть крестоносцы.
– Они и построили, – сказала журналистка.
Я с уважением посмотрел на нее. Устами младенца глаголет истина. Это была именно рыцарская постройка. Из летописи я знал, что башня возведена по приказу волынского князя Василько зодчим Алексой. Но зачем?
– Как вас зовут?
– Мария.
– Молодец, Мария. Мне тоже кажется, что ее построили храмовники, рыцари Храма Господня. Никто другой в то время не сподобился бы.
– Хорошая башня, – согласилась Мария. – Бесполезная, правда.
– Отчего же? Дала название Пуще.
– Действительно! – засмеялась девушка. – Вы тоже из Сибири?
– Москвич, но родом отсюда. Брестский.
– Да ну?! – поразилась она. – А по виду наш.
Теперь я поразился, но молча. С нынешней молодежью не соскучишься.
– Можно я буду держаться рядом с вами? Вы все-таки местный.
– Можно, – сказал я. – Вы из Томска или Омска?
– Из Новосибирска, – засмеялась она.
Со смотровой площадки на вершине башни открывался впечатляющий вид. Нечто похожее было в родовом замке Гогенцоллернов. Но там все-таки замок, и в нем до сих пор живут потомки тех самых Гогенцоллернов. Здесь, похоже, никто никогда не жил.
– Оборонялись, – сказала Мария. – Если есть продукты, в ней можно отсидеться. Раскопки здесь проводились?
– Наверняка, – кивнул я. – За семьсот лет кого здесь только не было. Теперь вот мы.
– А что, мы тоже люди.
Маша сделала с айфона панорамное видео.
– Можно я вас сниму? – спросила она.
– Снимай, – сказал я. – Все равно ведь никому не понадобится.
– Почему, внукам покажу. Я собираюсь до них дожить.
Оптимистка. В Сибири, наверное, все такие.
– А куда нам деваться? – посмотрела на меня Маша. – Кроме Таиланда, ничего не видели.
Неплохо живут наши сибиряки. Я вот в Таиланде не был.
– И не надо, – сказала Маша. – Вам и в Европе хорошо.
Откуда она про Европу знает?
– Догадалась. Вы ведь летом туда ездили?
– Ездил, – вынужден был признаться я. – Баден-Баден, Страсбург, Биарриц. В Сете турнир гондольеров смотрели.
– Где?
– Сет, городок на Средиземном море. Они там друг друга деревянными копьями в воду сшибали. Турнир называется жут.
– Действительно, жуть. В Баден-Бадене в казино ходили?
– На экскурсию.
– А я бы сыграла, – вздохнула Маша. – Кто из писателей там все до копейки проиграл?
– Достоевский, – тоже вздохнул я.
– И стал классиком. Хорошее место?
– Очень.
– Но там одни немцы вокруг?
– Почему, туристов много. Мы зашли в кафе, заказываем кофе с пирожными, я с трудом вспоминаю английские слова. Девушка смеется: «Не парьтесь, я русская».
– Класс! На заработки приехала?
– Естественно. На тебя похожа.
– Страшная? – взглянула на меня Маша.
– Ты что?! Если бы не жена с сыном, там бы остался.
– Вы не останетесь, – усмехнулась Маша. – Не тот тип.
Да, она меня насквозь видит. А я ее?
– Вам не надо, – снова усмехнулась девушка. – Мы с вами два сапога пара, потому я и прилепилась. У меня от высоты голова кружится. Можно я буду за вас держаться?
– Держись.
По грубо сколоченной лестнице мы спустились с башни. Маша крепко держалась за меня – может, и правда боялась.
– А я не умею притворяться, – кивнула Маша. – Все смеются, а мама плачет. Говорит, так и не выйдешь замуж, дура.
– Выйдешь, – успокоил я ее. – Дурак дурака видит издалека.
– Хорошо бы.
Нашу группу сопровождал двухметровый парень, Николай. При входе и выходе из автобуса он подавал руку, причем девушкам гораздо охотнее, чем женщинам в возрасте.
– Он? – показала на него глазами Маша.
– Вполне может быть, – сказал я. – Тем более у тебя фигура хорошая.
– Это к делу не относится. Я спрашиваю: замуж возьмет?
Вопрос был интересный. Я хоть и жил давно в Москве, однако помнил, что минские девушки всегда отличались хваткой. Сомнительно, что Николай с его двумя метрами пребывает в одиночестве.
– А он на вас похож, – сморщила носик Маша. – На две головы выше, но по характеру один в один. У вас только выправки военной нет. А у него есть.
Глазастая девушка. Они в Новосибирске все такие?
– Все! – засмеялась Маша. – Умненькие дуры.
8
Из Каменца мы отправились в совхоз «Беловежский». В автобусе Николай совсем случайно оказался рядом с Машей. Они сидели передо мной, и я временами слышал их разговор. Пустой трёп, но кое-что в нем проскальзывало. Например, что Николай сын местного генерала.
«Опять генералы», – подумал я.
– Николай приглашает к себе на дачу, – повернулась ко мне Маша. – Поедем?
– Он тебя приглашает.
– А я ему говорю, что без вас не езжу.
– Можно всем вместе, – тоже повернулся ко мне Николай. – Александра Петровича давно знаете?
Александр Петрович был работник посольства в Москве, по совместительству старший всей нашей группы.
– Давно, – сказал я.
– Классный мужик. После командировки вернется в Администрацию президента.
– Какой командировки? – напряглась Маша.
– В Москву, – ответил Николай. – Они подолгу на одном месте не сидят.
В глазах Маши я прочитал напряженную работу мысли. Подвисла девушка. А что ж ты думал, возможно, сейчас решается ее судьба.
– Перед ужином я тебя с ним познакомлю, – сказал я Маше. – У нас ведь будет ужин?
– Обязательно, – кивнул Николай. – Это же совхоз-миллионер.
Я давно не наведывался в совхозы-миллионеры, однако догадывался, что кормят там не одной котлетой с картофельным пюре. Хотя и завтраки, и обеды в нашем пресс-туре были вполне приличные.
– После этой командировки придется неделю голодать, – угадала ход моих мыслей Маша. – Отложения видны невооруженным глазом.
– Какие отложения? – придвинулся к ней Николай. – Можно я потрогаю?
– В другой раз, – перехватила его руку Маша.
– На даче?
– Если с нами поедет писатель.
Конечно, ни на какую дачу я не собирался, однако понаблюдать за играми молодежи было интересно. Как далеко у них зайдет?
– Приехали! – послышался голос Александра Петровича. – Когда пойдем смотреть зубров, от стада не отбиваться.
– Почему? – спросила Маша. На выходе ей руку подал Николай, но спросила она меня.
– Забодают, – сказал я. – Это же Беловежская Пуща.
– Тут и волков полно, – поддержал меня Николай. – Видала, какой лес?
Лес и в самом деле был выдающийся, может быть, лучший в Европе. Сразу за площадкой, на которой остановился наш автобус, возвышались ели, одна другой темнее. Чуть в стороне раскинул ветви огромный дуб. За дорогой кормушки, рядом с которыми маячили фигуры зубров. Стадо было небольшое, голов двадцать, но нам вполне хватало.
– А в нашей тайге они прижились бы? – спросила Маша.
– Лесника надо спросить. А лучше зоотехника. У вас ведь тигры?
– Тигры в амурской тайге. Если мы Союзное государство, то надо поделиться. Вы нам зубров, мы вам маралов. Или еще кого-нибудь.
Я пожал плечами. Тема была скользкая. Обмен дело хорошее, но кому и сколько нужно выделить? А главное – зачем?
– Без нас разберутся, – сказал Николай.
Теперь он постоянно был рядом с нами. Точнее, с Машей.
– Жалко, что мы не зимой сюда приехали, – сказал я. – Летом совсем не то.
– Что не то? – спросила Маша.
– Зимой гостей сажают в сани, везут в Пущу и угощают самогоном. Здесь он отменный, шестьдесят градусов.
– Откуда вы знаете? – подошел ко мне вплотную Николай.
– Рассказывали, – сказал я. – А также показывали снимки. В санях они лежали в обнимку.
– Да, в санях хорошо, – кивнул Николай. – Если бы вы согласились приехать с ней ко мне на дачу, я в долгу не остался бы.
– В качестве свахи?
– Свата! – засмеялся он. – Она ведь вам тоже нравится?
– Еще бы! Такая кому хочешь понравится. С норовом.
– Мне такая и нужна.
Я внимательно посмотрел на него. Неужели так все серьезно?
– Вы же сами видите – командир! – так же внимательно посмотрел на меня сверху вниз Николай.
– С отложениями, – согласился я.
– Там вообще атас...
Все-то они друг в дружке разглядели. Но при чем здесь я?
– А я после вас ее заметил, – усмехнулся уголками губ Николай. – Александр Петрович говорит: «Смотри, как писатель вокруг нее увивается». Мне еще отец рассказывал...
– Обо мне? – удивился я.
– Он дружил с Иваном Шамякиным. У писателей глаз алмаз, лучше нашего.
– Военного?
– Ну да. Про Шамякина слышали?
– Тоже дружил, – вздохнул я. – Про Машу что я тебе скажу? Дерзай. Был бы сам помоложе, повоевал бы, а так... Может, и в Новосибирск придется переехать.
– Сюда перевезу, – уверенно сказал Николай.
Чем-чем, а сомнениями он отягощен не был. Может, и хорошо?
– О чем вы говорили? – подошла ко мне после зубров Маша.
– О тебе, – не стал я врать.
– Осуждали?
– Почему, хвалили. Мне бы он тоже понравился.
– Слишком мажористый. А я к журналистам привыкла. Теперь вот вижу – и среди писателей нормальные попадаются.
– Были писатели, да сплыли, – сказал я. – В прошлой жизни остались. Встретились бы мы лет тридцать назад...
– Меня тогда еще на свете не было, – засмеялась Маша. – Сейчас тоже пожить можно. Я, кстати, путешествовать люблю, как и вы.
– Да, поиграть в казино Баден-Бадена, – хмыкнул я. – Оно там называется Курхаус. Пафосное.
– Для мажоров?
– Наверное. Николай давно рукой машет, пойдем в автобус.
– Зря вы меня отталкиваете. Я хорошая.
Я кивнул, и мы побежали к автобусу. Николай у двери почему-то не стал поддерживать девушку под локоток. Мне тоже в молодости случалось обижаться по пустякам.
9
Совхоз, в который нас привезли, соответствовал названию. Все в нем было добротное, богатое, броское – одним словом, Беловежская Пуща. Возле двухэтажных типовых домов по две машины. Я еще с советских времен знал, что это самый верный признак зажиточности на селе.
Директор тоже вполне соответствовал своей должности: солидный, улыбчивый, с юморком.
– До совхоза вы кем были? – спросил я, когда мы оказались рядом у стола с совхозной продукцией.
– Да самую никудышную должность занимал, – хохотнул он. – Врагу не пожелаю.
– Какую же?
– Министр сельского хозяйства республики.
Да, должностёнка и вправду не из лучших. В таких странах, как Беларусь, на ней дрючат образцово-показательно.
– Как в армии, – кивнул директор. – У нас на самые важные посты и ставят бывших комдивов.
Я вынужден был с ним согласиться. Не далее как вчера мы были на лучшем в республике предприятии по производству сыров, и, вот так же стоя у стола с продукцией, я обратил внимание, как ловко директор этого заведения управлялся с ножом. Может быть, это была какая-нибудь особенная финка.
– Кем вы были до этого? – кивнул я на стол с образцами сыров.
– Командиром воздушно-десантной дивизии, – дружески улыбнулся мне хозяин. – Нож у меня со службы остался.
Нож взлетел в воздух, сверкнул холодной сталью и вонзился в круг сыра. Мастер!
В совхозе я снова задал тот же вопрос. Повторяюсь, однако.
– Нет, работать всюду можно, – сказал директор. – У меня, например, десять тысяч работников, два мясоперерабатывающих комбината, кое-что по мелочи... А мне говорят – бери еще!
– Что еще? – не понял я.
– Отстающие хозяйства, а их в округе три штуки. Ни урожаев, ни работников, одни пьяницы. И всех их ко мне! Ну?
Он воззрился на меня.
– Беда, – согласился я. – Их ведь содержать надо.
– Вот именно! А пьяницы, между прочим, на людей воздействуют в отрицательном смысле. Попробуй их перевоспитать.
– Отрыжка прошлого, – кивнул я. – Пока новое поколение вырастет, они вам жизнь попортят.
– С новым поколением тоже не все просто, – вздохнул директор. – За кордон посматривают, а там сами знаете...
Мы замолчали.
– Пойдемте, я вам свой хутор покажу, – махнул рукой директор. – Такого больше нигде нет.
– Можно и я с вами?
Опять Маша. И, что характерно, без Николая.
– Возьмем? – посмотрел я на директора.
– Пусть идет. Откуда она?
– Из Сибири! – отрапортовала Маша.
– Там много наших, – посмотрел поверх ее головы хозяин. – Во время Первой мировой целыми селами переезжали. У меня в Хабаровском крае полно родни. Но о том, что сейчас увидишь, никому ни слова!
– Не скажу! – перекрестилась Маша.
Умеет она с людьми разговаривать. У директора лицо прояснело. Я тоже подобрал живот.
Мы вышли из помещения и повернули за угол. Двое сопровождающих шли метрах в десяти сзади. Крепкое хозяйство, каждый в нем знает свое место.
– А без этого нельзя, – доверительно сказал мне директор. – Как только перестанут подчиняться – пиши пропало. Лошадь и та слабину чует.
– У вас в хозяйстве есть лошади?
– Конечно, есть, даже племенные. За хорошего жеребца хорошо платят.
«А за кобылу?» – хотел было спросить я, но не успел.
Мы оказались на хуторе, каких не могло быть нигде, только в Беловежской Пуще.
Он весь, от хаты с сараем и до плетня с колодцем, возле которого журавль, был построен из мясных изделий. Стены хаты из колбасных бревен, стреха покрыта пластинами ветчины, плетень увит сосисками и сардельками. И размер построек не самый маленький, конек крыши чуть ли не до пояса.
Я крякнул. Неужели и аист, сидящий на печной трубе, из мяса? Или все-таки это кондитерское изделие?
Ситуацию, как всегда, спасла Маша. Она взвизгнула, перемахнула через плетень, встала на одно колено перед хатой и стала нюхать ветчину. Директор засмеялся, я перевел дух.
– Хорош хутор? – спросил директор.
– Не то слово! – сказал я.
– А можно я маме расскажу? – повернула к нам лицо Маша. – Она поймет!
– Расскажи, – согласился директор. – Кто она у тебя?
– Учительница.
– Тем более можно.
Я увидел, что к хутору направлялся весь журналистский пул, ведомый Николаем. Спектакль одного актера, разыгранный перед избранной публикой, закончился, зрителям можно было уходить из зала.
– Сюда, – поманил нас в кусты директор. – Здесь есть стежка.
– В Пуще и должен быть такой хутор, – сказал я Маше. – Жалко, нам императорский охотничий домик не показали.
– Он в Польше, – махнул рукой в сторону леса директор. – Пуща вообще почти вся там, у нас только четвертая часть. А домик надо было бы забрать, наш император, а не их.
– Конечно, – согласился я.
– Это же нарушение международного права! – остановилась Маша.
Мы с директором тоже остановились и посмотрели друг на друга.
– Права? – переспросил директор.
– Ошибка это, а не право, – сказал я. – И ее надо исправить.
– Пусть другие исправляют, – хмыкнул директор. – У меня хутор.
Я задрал голову. Над Пущей проплывали легкие августовские облачка.
Пресс-тур закончился.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Тень Кочубея
1
– Послезавтра мы с тобой идем на торжественное заседание в Большом Кремлевском дворце, – сказал Петров. – Я буду выступать от прессы. Бывал во дворце?
– Бывал, – ответил я.
Вид у Петрова был озабоченный. С чего бы это? Выступать он может в любое время дня и ночи и в любом состоянии. Как говорится, работа такая.
– Да выступлю, – поморщился Петров. – Зинка как раз на четверг встречу назначила. Отказаться не могу. Придется совмещать.
– Ознобишина? – догадался я.
Петров взглянул на меня, но ничего не сказал. Радости в его глазах не было.
«Да, не в таком настроении летают на крыльях любви, – подумал я. – Чем она его так зацепила?»
– А ты что, не видел ее?
Видел. Дама, приятная во всех отношениях, особенно в той части, что скрыта от постороннего глаза. Петров, видимо, к этой части допущен.
Я невольно вздохнул.
– А что тебе завидовать? – хмыкнул Петров. – Я тут вашу новенькую разглядел – хороша!
– Всем новеньким нужно больше, чем стареньким, – сказал я. – У нее сыну четырнадцать и постоянного мужика нет. Тяжелый случай.
– Нам ли бояться трудностей! – засмеялся Петров. – Вы, белорусы, слишком уж осторожны. А в этих делах осторожность только мешает. На штурм надо идти.
– Да, смелость города берет, – согласился я. – Ты бы пошел ее штурмовать?
– Конечно! – сказал Петров. – Если с Зинкой не сложится, следующая будет она. Простовата, правда.
– Иногда это плюс, а не минус.
– Посмотрим. Значит, в четверг держи меня в курсе событий. В шестнадцать ноль-ноль я обязательно должен быть в Кремле. Даже если я не отвечаю, все равно звони. Короче, ответственным за явку назначаю тебя. Усёк?
– Усёк, – сказал я. – Может, я буду с фонарем где-то рядом с вами?
– Издалека следи. И напоминай, чтоб не забыл. Я ведь довериться никому не могу, только тебе.
«Подключи Татьяну», – подумал я.
Петров вздрогнул. Видимо, мысль о Татьяне тоже пришла ему в голову. И она не была самой приятной.
– Зато новый роман напишешь, – сказал я. – Только для этого их и заводим.
– У тебя рассказы, – поправил меня Петров. – Романы удел избранных.
Не упустит случая поставить собеседника на место. За это его и не любят как свои, так и чужие. Свои, пожалуй, больше, прямо ненавидят.
– Так ты понял, что я на тебя надеюсь? – сфокусировал взгляд на моем лбу главный редактор.
– Понял.
Нужно уносить ноги, пока цел. Что им всем так понравился мой лоб? Кроликов утром его сверлил. Тамара на него щурилась. Не смотрела одна Ирина, но это как раз и беспокоило. Девушка, которая не смотрит и при этом хмыкает, наиболее опасна.
– В качестве кого Петров тебя берет с собой в Кремль? – спросил Кроликов, когда я вошел в комнату.
– Оруженосца.
– Вы идете в Кремль?! – изумилась Тамара.
Ирина фыркнула.
Я поочередно посмотрел на каждого из представителей своего коллектива. Определенно они мне завидовали. А зависть, как известно, самое сильное из чувств, вместе с ненавистью. Стало быть, кому-то из нас суждено погибнуть.
– Сегодня сдаем номер, – сказал Кроликов. – У нас всё сверстано?
– Всё! – рявкнула Тамара.
Она не считала нужным скрывать свои чувства и была права. Я вот не осмеливался хамить начальству.
– А тебе и не надо, – вздохнул Кроликов. – Чья сегодня очередь идти в магазин?
– Пойдем вместе, – сказал я.
– И я с вами! – распахнула свои лучистые глаза Ирина.
Похоже, поход в магазин был ее любимым занятием. Кроме обливания краской машины бывшего мужа, конечно. Интересно, облила?
– Об этом я вам расскажу в другой обстановке, – проворковала Ирина. – Мы ведь найдем укромное гнездышко?
– Ирка, кончай! – сказала, не поднимая головы, Тамара. – О ребенке лучше подумай.
– А что ребенок? – удивилась Ирина. – Учится себе. На следующий год хочу его в кадетское училище определить. У вас нет там знакомых?
– Нет, – одновременно ответили я и Кроликов.
– У Петрова есть, – подала голос из-за компьютера Тамара. – Даром он, что ли, по Кремлям ходит?
– Действительно, как это мне в голову не приходило?
Мы с Кроликовым переглянулись. Теперь я понял, почему он так тянул с определением Ирины в секретарши. Хотя в редакции порядок она навела. Я, например, уже выучил, на каком столе что лежит. Подшивка вышедших номеров на видном месте. Папка с материалами про запас. Стакан с карандашами и ручками. А те стаканы, что понадобятся после похода в магазин, вымыты до блеска. Даже электрический чайник появился. Похоже, она принесла его из дома.
В дверь заглянул Карданов. Унюхал, старый лис.
– Через час, – сказал ему Кроликов. – Или даже через полтора. Колбаску надо разложить, расставить стаканчики. Мы ведь не пьем, как отдел литературы, из горла.
– У меня для дам коробка конфет, – доложил фотограф. – С прошлого года осталась.
– Несите! – разрешила Тамара.
У них с Кардановым полное взаимопонимание. Как в этот альянс вольется Ирина?
– Нормально, – улыбнулась мне Ирина. – У меня с хорошими людьми проблем нет.
– А с плохими?
– По-разному.
– Пойдем, – дернул меня за рукав Кроликов. – Потом будешь политесы разводить.
Я послушно последовал за ним. Первым делом, как известно, самолеты. Девушки потом.
2
В Кремлевский дворец я прибыл вовремя, даже на пятнадцать минут раньше. Журналисты в полном составе были уже здесь. Вышколенная публика. А других на этой работе и не бывает.
Многих я знал, журналистский пул Союзного государства небольшой.
– Где шеф? – спросила меня телеведущая, симпатичная, между прочим, особа.
– На подходе.
На самом деле Петров на мои звонки не отвечал. Но он и не должен отвечать, если занят делом. А Ознобишина, как я догадывался, деловая дамочка, отлынивать не даст.
Торжественная часть мероприятия проходила прямо в буфетной части дворца. Столы с белыми скатертями в пол. На столах таблички с фамилиями. Наши с Петровым таблички были рядом, здесь же и фамилия телеведущей. Интересно, положит на нее глаз Петров?
Я ежеминутно поглядывал на часы. Время тянулось медленно, но оно шло, и час выступления моего главного редактора неотвратимо приближался. Я слонялся от стола к длинной лестнице с мраморными ступенями и обратно.
– Задерживается? – улыбнулась теледива, когда я проходил мимо нее.
– Похоже на то.
– С начальством это бывает. Придет, никуда не денется, это же Кремль.
Я криво улыбнулся.
Появился председатель собрания со свитой. Был он статен, подтянут, выбрит и надушен. Поговаривали, что именно он в свое время руководил реставрацией кремлевских залов. Теперь он в них чувствовал себя хозяином, ну, насколько разрешается им быть.








