Текст книги "Братчина"

Автор книги: Александр Кожедуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Алесь КОЖЕДУБ

БРАТЧИНА

Роман

Алесь (Александр Константинович) Кожедуб родился в 1952 году в г. Ганцевичи Брестской области. Окончил Белорусский государственный университет и Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А.М. Горького в Москве. Работал учителем, научным сотрудником, редактором на телевидении, главным редактором издательства «Советский писатель» и заместителем главного редактора «Литературной газеты». Печатается с 1976 года. Автор многих книг прозы на белорусском и русском языках, а также книг по истории «Иная Русь» и «Русь и Литва». Лауреат литературных премий имени Михаила Шолохова, Ивана Бунина, дипломант премии имени Антона Дельвига. Живет в Москве.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

На коленке

1

В начале миллениума жизнь обычного российского писателя была бедна и неинтересна.

«Может быть, в этом особенность всех миллениумов, случавшихся в истории человечества? – размышлял я, сидя в своем кабинете в издательстве «Современный литератор». – И, предположим, в каком-нибудь тысяча первом году от Рождества Христова переписчик летописей в монастыре был столь же нищ и убог, как и аз, грешный?»

Сейчас на дворе был две тысячи второй год. И спросить о том, каково жилось человеку, связанному со словом, тысячу лет назад, было некого.

Раздался телефонный звонок. Я взял трубку.

– Это Петров, – услышал я. – Надо встретиться.

С Мишей Петровым мы были знакомы, но не близко. Встречались на писательских собраниях, в домах творчества, пару раз выпивали в Доме литераторов, но не более того. Среди собратьев по перу у меня были гораздо более близкие по духу люди.

– Приходи ко мне в газету, – сказал Петров. – Знаешь, что я теперь в «Литературной жизни» главный?

– Знаю, – сказал я. – Вы по-прежнему сидите на Цветном?

– Какой Цветной! – засмеялся Миша. – Газета давно в Монетном переулке. Отстал от жизни, старик!

Я действительно подотстал от этой самой жизни. Надо взбодриться.

– Для этого тебя и зову, – угадал ход моих мыслей Петров. – Жду завтра в середине дня. У тебя ведь в издательстве свободный график?

– Свободный, – согласился я.

В издательстве я действительно чувствовал себя относительно свободно. Книги у нас выходили от случая к случаю и в основном за счет средств авторов. А в этом, как ни крути, присутствовала некоторая неполноценность. Даже корректоры ее чувствовали и читали тексты вполглаза. Я с этим боролся, но с переменным успехом.

«Пойду бороться в “Литературную жизнь”, – подумал я. – Там ведь тоже тексты».

Отчего-то я не сомневался, что в газете меня ждет предложение, связанное с литературой.

– Будем издавать приложение по белорусской литературе, – сразу взял быка за рога Петров. – Ты ведь белорус?

– Белорус, – кивнул я.

– Я знал, что ты мне понадобишься. – Петров пристально посмотрел на меня, откинувшись в кресле.

Мы сидели в кабинете, который по размерам уступал кабинету директора издательства «Современный литератор». Но по антуражу он значительно превосходил его. Вон и бутылка виски примостилась на подоконнике. О своем кабинете я и не говорю – конура, в которой нет даже сухой корочки.

– Выпьем, когда подпишем договор, – сказал Петров. – У меня этих виски... – Он пренебрежительно махнул рукой.

«Да, надо примыкать к армии победителей, – подумал я. – Похоже, здесь в ходу не только виски».

– Всего хватает, – сказал Петров. – Завтра идешь на встречу с этим... как его... Короче, на самом верху я договорился, тебе нужно порешать технические вопросы. И прежде всего – придумать название проекта. Усёк?

– Усёк, – поднялся я со стула. – Координаты взять у секретаря?

– Да, Ольга скажет, куда идти и к кому. А меня ждут дела.

– Наверху? – показал я пальцем в потолок.

– Нет, деловая встреча в ресторане. Сейчас все по-другому, старик.

Я уважительно покивал. Создавались новые традиции, и к ним следовало относиться с почтением.

– Наладишь дело – и тебя позовем, – сказал Петров. – Всему свое время. А название должно быть завтра. Так что визит в «Московский вестник» переносится на неопределенный срок.

«А он обо мне знает гораздо больше, чем я думал, – почесал я затылок. – Откуда?»

– Оттуда! – ухмыльнулся Петров. – Начинается другая жизнь, и она будет интереснее предыдущей. Попомни мое слово!

К словам Петрова тоже надо было относиться с почтением. Он, во-первых, создал себе имя еще при Советах, а во-вторых, считался первопроходцем в литературе. Не каждому писателю удалось очернить армию вкупе с комсомолом и при этом стать знаменитым.

– Потому что работаю не покладая рук, – вздохнул Петров. – А мог бы просто пить водку в «Московском вестнике». Пьешь?

– Пью, – тоже вздохнул я.

– Теперь у тебя на это не будет времени, – назидательно сказал Петров. – Большое дело начинаем. И не такое простое, как им кажется.

«Кому это “им”? – подумал я. – Коллегам из противоположного лагеря?»

– Скоро узнаешь.

Мановением руки Петров вымел меня из кабинета. Как ни странно, я на это мановение не обиделся. Дело и вправду затевалось серьезное.

2

Итак, нужно было придумать название для российско-белорусского литературного проекта. А где его взять?

– В словаре Даля, – пожала плечами жена. – Там много хороших слов.

Она, как и я, была филолог, но с древнерусским уклоном. А это дорогого стоило.

Мы разделили словарь пополам, по два тома каждому, и принялись их листать.

«И правда хороший словарь, – думал я. – Почти весь белорусский язык в нем. Да и украинский тоже».

– Вот прекрасное слово, – сказала жена. – Братчина!

Я понял, что она уже добралась до буквы «Б». Я еще сидел на «П».

А слово и впрямь чудесное. И с тем же древнерусским уклоном.

– Пир в складчину? – спросил я.

– Не только пир, – ответила супруга. – Так назывались товарищества сборщиков меда, например. В Белоруссии отмечали свечные братчины. Делали пудовую свечу и освящали ее на Илью.

– С водкой? – поинтересовался я.

– У тебя одно на уме, – вздохнула жена.

Некоторые мои пристрастия ее расстраивали. Но все мы живые люди, и у каждого свои недостатки.

– Ну так что, берешь «братчину»? – спросила Алена.

– Если до утра не найду ничего лучше, – сказал я. – Ты тоже продолжай читать словарь.

– Мне надо ребенка кормить.

У нее всегда найдется отговорка. Но я к этому привык. Как говорится, не первый год замужем.

До утра ничего лучше не нашлось, и я отправился к Петрову с «братчиной».

– А что, хорошее слово, – сказал Михаил. – Я думал, ты вообще ничего не придумаешь.

Он был добрый человек, мой товарищ.

– В данном случае я главный редактор! – поднял тот вверх увечный указательный палец. – Но «братчину» беру. Сам придумал?

– Сам, – соврал я.

Петров с недоверием посмотрел на меня, однако ничего не сказал. Он умел сосредоточиться на главном...

– Не приняли «братчину», – позвонил он мне на следующий день. – Сказали, какие-то «братки», а у нас серьезное дело, государственное. Остановились на «лире».

– На чем? – не понял я.

– На приложении «Лира». Она у меня была запасным вариантом. Хорошее название?

– Хорошее, – не стал я спорить. – Сам придумал?

– Конечно, сам! – обиделся Миша. – Всю ночь не спал. А ты небось дрых без задних ног?

– Тоже не спал, – сказал я. – Словарь Даля с женой читали.

– Вы читаете, а отдуваться приходится мне. Что бы ты делал, если бы у меня в кармане не было «лиры»?

– Ничего, – согласился я.

Не говорить же Петрову, что «Лира» не бог весть какое название. И в Италии она всегда была копеечной валютой. Интересно, почему у них лира называется лирой? Но говорить ничего не стал. Все-таки мы с Петровым давно одним делом занимаемся. И в Союз писателей нас приняли почти одновременно, меня на месяц раньше. Миша, кстати, хорошо помнит об этом. А я и не напоминаю.

Да, славные были времена. Квартиры, гонорары, дома творчества. Но кто теперь об этом вспоминает? Выжил в девяностые годы – уже хорошо. Я, между прочим, выжил именно благодаря «жигуленку», приобретенному за те же гонорары. Садился за руль и бомбил. А вот Петров не бомбил, машина у него была, но он не умел ее водить. Рулила Татьяна, жена. Но тоже только до того момента, когда ее машина нанизалась на трубу, притороченную к багажнику машины, ехавшей впереди. Труба пробила лобовое стекло и аккуратно прошла между водителем и пассажиром. Михаил, правда, не говорил, что пассажиром был именно он. А кто?

Свою машину они продали, а я продолжал ездить. Не на «шестерке» из девяностых, на «десятке», однако это не меняет дела. На своей езжу машине, отечественной. На ней и прикатил в Монетный переулок с «братчиной». Но вот не взяли. Не понравилось браткам.

Я, правда, не сильно на это обиделся. И с «Лирой» можно жить. Если в ладу, конечно.

Жена название «Лира» тоже приняла спокойно.

– Замыленное, правда, словцо, – сказала она. – Ты не сказал об этом Петрову?

– Нет, – промямлил я. – Не называть же приложение «Танком».

– У танков красивые названия – «Тигр», «Леопард», «Аллигатор».

– «Аллигаторами» называются вертолеты, – блеснул я познаниями в военной сфере.

Иногда я свою жену побаивался. Ее правда зачастую кардинально отличалась от общепринятой. Я уж не говорю о шестом чувстве. У выпускников филфака МГУ оно было каким-то запредельным. Тем более Дев по гороскопу. Вот и про танки вспомнила.

– Думаешь, все кончится плохо? – спросил я.

– Посмотрим, – хмыкнула она.

Да, смотреть ей. Мне страдать.

– Да ладно, – опять хмыкнула она. – Хуже, чем есть, не будет. Как-нибудь справишься.

И на следующий день я отправился в Монетный переулок справляться.

3

Петров встретил меня уже не так радушно, как раньше.

– В газете работал? – спросил он.

– В журнале, – ответил я.

– Это не одно и то же, – посмотрел он в окно. – Я вот в «Московском писателе» пахал.

Миша не был похож на человека, который может пахать. Да и работал он в этом еженедельнике лет двадцать назад. Тогда мы все пахали, а точнее, пили водку вместе с авторами и без оных.

– Ну, во всяком случае, хотя бы узнали, что такое верстка, – перевел он взгляд на меня. – Можешь верстать?

– Сейчас это делают на компьютере, – сказал я. – Программа называется «Макинтош».

– Действительно! – удивился Петров. – А я думал, ты вообще... В таком случае – действуй.

Да, следовало с чего-то начать. В любом номере выпуска, и тем более в первом, должен быть гвоздь. Что у нас забивают в начале третьего тысячелетия? И главное, чем?

Я спустился на этаж ниже, в библиотеку, и полистал подшивки «Литературной жизни». Статьи, рецензии, стихи, иногда рассказы. Интервью! Единственным материалом, вызвавшим у меня интерес, было интервью с одним из деятелей Государственной думы.

«Думай, старик, думай! – сказал я себе. – Что обсуждает общественность на страницах отечественной прессы?»

Общественность сейчас – в нашем случае интеллигенция, не очень хорошо понимающая, кого надо предавать и на каких условиях, – обсуждала ухудшение жизни. После дефолта девяносто восьмого года лидерам нации ничего другого на ум не приходило.

«А славянский вопрос? – спросил я себя. – Что о нем говорил Достоевский в своем “Дневнике”?»

Да, выручить меня мог только Достоевский. К счастью, я почитывал его «Дневник» на ночь глядя. Именно эта книга со стопроцентным результатом обеспечивала писателю бессонницу. У самого меня книги сейчас если и выходили, то без гонораров. А какой в них тогда прок?

Итак, интервью. На поверхности была беседа с кем-нибудь из властей предержащих, занимающихся вопросами Союзного государства. Посол Республики Беларусь в России подходил в этом качестве больше всего. Но для гвоздя он был слишком официален. Нужен был еще кто-то.

Я сейчас работал над книгой «Иная Русь», посвященной проблемам возникновения и существования белорусского этноса. Может быть, и надо начинать с истоков? У нас ведь была общая колыбель, и не все о ней забыли.

Я раздобыл телефон директора Института славяноведения Владимира Волкова и напросился на интервью с ним. Человек он был занятой, однако согласился уделить мне какое-то время.

– Не больше часа, – предупредил он меня. – Хотя тема, конечно, предполагает многодневную конференцию, и не одну.

«Понимает», – подумал я.

Я поехал в Академию наук, два высотных корпуса которой располагались неподалеку от площади Гагарина. А это как раз Ленинский проспект, где я сейчас обитал.

Директор Института славяноведения принял меня сразу.

– Из газеты «Литературная жизнь»? – посмотрел он на меня.

– Да, – кивнул я, – открываем в ней белорусско-российское приложение «Лира».

– Хорошо... – побарабанил пальцами по столу Владимир Константинович. – Вовремя спохватились. Украину ведь уже потеряли.

– Да ну?! – удивился я.

– А вы разве не видите? – усмехнулся Волков. – После развала СССР повсюду власть захватили этнократические кланы. А это добром не кончится.

– Об этом давайте и поговорим.

– Давайте.

Я включил диктофон.

4

Интервью с директором Института славяноведения получилось острым.

– По шапке нам не дадут? – спросил Петров, ознакомившись с ним.

– Я его на второй странице «Лиры» поставлю, – сказал я. – А на первой интервью с послом.

– Ну да, ну да... – почесал затылок Михаил. – Вот ты тут пишешь: «заговор этнократических групп», «заговор президентов»...

– Это слова Волкова, – деликатно поправил я главного.

– Какая разница! – досадливо поморщился тот. – Отвечать я буду, а не ты.

– Но ведь это правда.

– Была правда, да сплыла, – фыркнул Петров. – Вместе с Союзом. Хотя... Кого еще публикуешь в номере?

– Интервью с художником Михаилом Савицким, стихи Михася Стрельцова, отрывок из повести Миколы Купреева, статью Петра Кошеля «Отторгнутые возвратих»...

– О чем последняя?

– О втором разделе Польши при Екатерине II.

– Что мы тогда присоединили?

– Центральную Белоруссию с Минском. Но основной упор я делаю на высказываниях о Союзном государстве известных деятелей культуры – Солженицына, Засурского, Капицы, Боровика, Лужкова...

– И мэра сюда прилепил? – засмеялся Петров. – Правильно, он самый главный деятель культуры. Ладно, публикуй свое интервью. Бог не выдаст, свинья не съест.

Я, кстати, умолчал о своей статье «На круги своя», посвященной современной литературе, русской и белорусской.

– А что это за писатель, который залил перед съездом своего собрата по перу? Унитаз у него протек? – снова внимательно посмотрел на меня Петров. – В Финляндии который живет?

«Статью тоже прочитал», – обреченно подумал я.

– Есть один, – сказал я, откашлявшись. – Я с ним на телевидении работал.

– Ты и через телевидение прошел? – перевел взор в окно Петров. – Знаю я эту публику.

Михаил сейчас вел одну из передач на канале «Культура», ему ли не знать телевизионные нравы.

– Конечно, знаю, – кивнул Петров. – Но лучше бы не знать. Ладно, подписываю номер к публикации. У тебя, между прочим, целых четыре полосы, всю белорусскую литературу можно напечатать в одном номере. – Он засмеялся.

– «Научная среда» тоже четыре полосы, – сказал я.

– Так это же наука! – поднял вверх увечный указательный палец Петров. Он любил его демонстрировать к месту и не к месту.

– Наука, конечно, важнее белорусской литературы, – согласился я.

Михаил снова посмотрел на меня, но ничего не сказал. Он никак не мог определить градус моей строптивости. А она была. Как опытный аппаратчик, Петров ее чуял.

– Я все чую, – сказал главный. – И в первую очередь предателей. Их у нас больше, чем надо.

– Предателями становятся от бедности, – вздохнул я. – Был бы народ богаче, он бы никого не предавал.

– Спорный вопрос, – стал рыться в бумагах на столе Петров. – Все эти Пуришкевичи во время революции были богатые и все равно царя предали.

Видимо, у него на столе был сейчас роман о революции или что-то в этом роде. Я к подобным глобальным темам еще не был готов.

– И не надо, – хмыкнул Михаил. – Пиши себе о своем болоте.

Несколько лет назад я говорил ему, что родился в Пинских болотах, являющихся клюквенной столицей Белоруссии. Памятлив, однако.

– У писателя должна быть хорошая память, – кивнул Петров. – Я хорошо помню, с кем ты пьешь в «Московском вестнике».

А вот об этом я ему не говорил. Откуда сведения?

– Оттуда, – сказал Петров. – Ты что, думаешь, я с одними либералами якшаюсь?

Об этом я как раз не думал. Миша мог оказаться за одним столом с кем угодно.

– А «Лира» получилась хорошая, – сказал я, взявшись за ручку двери. – Отнюдь не комом.

– Жизнь покажет, комом он или не комом, – бросил мне в спину Петров. – Современная российская действительность горазда на неожиданности.

5

Главный редактор газеты «Литературная жизнь» оказался прав. После выхода приложения «Лира» меня вызвали на Старую площадь.

– Номер плохо сверстан, – сразу взял быка за рога Сергей Александрович Рыбин, заведующий информационным отделом. – Я бы вот этот материал поставил сюда, а этот туда. – Он с удовольствием несколько раз черканул фломастером по газетной полосе. – Когда я работал в газете «Магаданская правда»... – Он осекся.

– Кем работали? – спросил я.

– Ответственным секретарем. Но это давно было. Сейчас я о другом. Мне позвонили из Белоруссии и сказали, что редактором приложения хотят видеть другого человека. Капризные!

– Белорусы? – удивился я.

– Да, из Союза писателей. Пусть, говорят, будет человек из Москвы.

– Не из Магадана?

– Про Магадан они плохо знают. А у меня есть подходящая кандидатура.

– Ладно, – сказал я, поднимаясь. – Пусть будет другой человек.

– Нет, вы оставайтесь работать! – жестом велел мне сесть на место Сергей Александрович. – Заместителем. А при новом руководстве у вас будет собственное финансирование. В нынешние времена это дорогого стоит.

Я плохо понимал, что такое собственное финансирование, и пожал плечами. Может быть, на должность редактора выпуска и нужно ставить финансиста?

– Нужно, – кивнул Сергей Александрович. – Хорошо, что вы меня поняли. Творческая составляющая целиком ложится на ваши плечи.

Он с сомнением посмотрел на меня. Но я и сам знал, что мои плечи далеки от идеала. У самого Сергея Александровича они были широки.

– Сейчас я вам его представлю. Алексей, заходи! – крикнул он.

Отворилась дверь, и в кабинет вошел человек среднего роста и плотного телосложения. Чем-то он был похож на Чичикова, каким я его себе представлял. Улыбался он тоже вполне по-чичиковски – дружелюбно. Глаза при этом были холодны. Но это как раз понятно. С какой стати им быть теплыми?

– Знакомьтесь: Алексей Павлович Кроликов, кандидат экономических наук, журналист. Ты что издавал?

– Медицинское приложение, – сказал Алексей Павлович.

Голос его был приятен. У Чичикова он всенепременно должен был быть приятным.

– А путеводитель по ресторанам? – спросил Рыбин.

Видимо, он был неплохо знаком с творческим путем своего протеже.

– По ресторанам тоже, – кивнул Кроликов. – Что скажут, то и издадим. У меня профессионалы высшего класса.

«Что за профессионалы? – подумал я. – Кулинары?»

– Наборщики, верстальщики и корректоры, – улыбнулся Алексей Павлович. – Слепят конфетку из любых подручных материалов.

«Лишь бы не из того, во что мы постоянно вступаем, – снова подумал я. – Лучшие конфеты получаются именно из него».

– Это вы решите в рабочем порядке, – взглянул на часы Рыбин. – У меня через пять минут совещание. Ну что, договорились?

– О чем? – взглянул я на него.

– Кроликов главный, вы заместитель. Короче, за чашкой чая разберетесь, кто чем будет заниматься. Свободны!

Он был хороший руководитель, этот Рыбин. Покруче Петрова. Хотя...

Мы с Кроликовым вышли на Старую площадь.

«А в неплохом месте сидит руководство Союзного государства», – подумал я.

– Давай на ты, – сказал Кроликов. – Так проще.

– Давай, – согласился я. – Значит, мы в газете будем редакцией в редакции?

– Будем, – кивнул Кроликов. – И платить я тебе буду больше, чем заместителю в редакции.

– Большая редакция?

– Я, ты, две корреспондентки, верстальщица и корректор. Нормальная редакция.

– А где разместимся?

– Пока вопрос открытый. Если не найду подходящее помещение, придется верстать на квартире у Володи.

– Кто это?

– Второй зам. У него ведь компьютеры, так что сам понимаешь...

Я понял.

– Стало быть, на коленке?

– Что-что?

– Раньше говорили – делать газету на коленке. Но это давно было.

– А что, здорово! Если бы не утвердили название «Лира», так бы наше приложение и называлось – «На коленке».

Мы засмеялись.

6

Володя Козловский жил на Алтуфьевском шоссе, что в противоположном конце Москвы от моего юго-запада.

«Придется поколесить, – почесал я затылок. – Газета в один присест не делается».

Я хоть и не работал в газете, но понимал, что трудностей впереди выше крыши.

Петров, кстати, был не очень доволен, что меня сняли с должности главного.

– Если бы не деньги, ни за что не согласился бы, – сказал он. – Но кто платит, тот девушку и танцует. Откуда взялся этот Кроликов?

– Из кулинарного приложения, – сказал я. – Или медицинского. Говорит, привык делать газету на коленке.

– Ну, пусть делает. Посмотрим, что из этого получится. Ты ведь там остаешься?

– Остаюсь, – кивнул я. Мне тоже нужны были деньги.

В издательстве «Современный литератор» мой переход в газету если и не одобрили, то поняли. Деньги нужны были всем.

– И я куда-нибудь перейду, – сказал Саша Максимов, мой напарник по редакторскому цеху. – Здесь ведь совсем не платят.

Да, в сфере культуры сейчас не платили нигде. Процветали одни певцы-попсисты и некоторые из артистов. Но они культурой и не занимались, щеголяли на эстраде в трусах и без оных.

А мы станем рисовать на коленке.

– Ты увольняться будешь? – спросил Максимов.

– Зачем? – пожал я плечами. – Можно и совмещать.

– А я уволюсь! – махнул он рукой. – С концами!

Решительный парень, не то что я.

И я поехал на квартиру Козловского, где вновь назначенный главный редактор собрал всю нашу редакцию. Кроме самого Кроликова, там были верстальщица и корректорша, девушки лет тридцати, а также хозяин квартиры с женой.

«А где корреспонденты?» – подумал я.

– На задании, – посмотрел на меня Кроликов. – Они работают еще и в других местах.

– Девушки по вызову?

– Вроде того, – усмехнулся Кроликов.

Он легко отзывался на шутки, а вот Козловский с девушками смотрели настороженно. Но это и понятно, в отличие от Кроликова, меня они видели впервые.

– Значит, так, – сразу взял быка за рога Алексей, – я беру на себя политику и экономику, за тобой литература. Две полосы твои, две мои. Лида вычитывает, Тамара верстает. Томка у нас хороший верстальщик, в любой момент может третью ногу приделать.

Все засмеялись.

– Какую третью ногу? – спросил я.

– Человеческую, – пожал плечами Кроликов. – В медицинском приложении у нас вышел номер, в котором ребенок с тремя ногами бежал за мячиком. Никто ничего не заметил.

– Подумаешь! – фыркнула Тамара.

– Никаких «подумаешь», – погрозил ей пальцем Кроликов. – Трехногих людей у нас в «Лире» не будет. И вообще, обойдемся без ошибок, я правильно говорю, Лида?

– Правильно, – кивнула корректор. Она была видная девушка и держалась с достоинством. Было понятно, что грамотность авторов «Лиры» находится в надежных руках.

– А я? – громко спросил Козловский.

Все в недоумении уставились на него.

– Чем я буду заниматься?

«Человек с громким голосом ерундой заниматься не может, – подумал я. – Ему нужно поручать стратегические задачи».

– Ты будешь решать хозяйственные вопросы, – сказал Кроликов. – Они ведь самые главные.

С этим трудно было не согласиться. Мы и согласились.

– Но писать-то мне можно? – спросил тем не менее Козловский.

– Зачем тебе писать? – посмотрела на него супруга, между прочим, интересная женщина. Видимо, о своем муже она знала то, чего не знали мы. Но это нормально. Моя жена, например, тоже кое-что знает.

Кстати, жены самого Кроликова на этом нашем совещании не было. С чего бы это?

– Каждый должен заниматься своим делом, – усмехнулся, глядя на меня, Алексей. – Моя жена воспитывает детей. Двоих. Вопросы есть?

– Нет, – сказал я.

– А у меня есть! – вмешался Козловский. – Кто будет писать о театре?

Все-таки у него был чересчур громкий голос. Может быть, он театрал?

– Я люблю театр! – сказал Козловский. – И хочу о нем писать!

– Будешь, – махнул рукой Кроликов. – Вот встанем на ноги, и напишешь. Девушки, разрешим ему писать о театре?

Девушки, Тома и Лида, переглянулись и ничего не ответили. Но это и понятно, не одно совместное приложение за плечами.

– На сегодня всё, – закруглил нашу дискуссию Кроликов. – Завтра встречаемся здесь же в два часа. Маша и Таня как раз к этому времени материалы по экономике подгонят. Тебя устраивает середина дня?

– Устраивает, – кивнул я.

В принципе материал о нынешнем состоянии современной белорусской литературы я уже написал. С перспективным планом надо бы определиться.

– Определяйся, – улыбнулся Алексей. – Планы – это наше всё.

А он умеет руководить, этот Кроликов, на лету схватывает. У меня такой хватки нет.

– Научимся, – вздохнул Алексей. – Мы, пока не встретились, тоже ничего не умели. Девушки, я правильно говорю?

– Умели, – повела плечиком Тамара. – Я как верстала, так и верстаю. А Лида читает. Правила по русскому языку не меняются.

– Меняются, но мало, – тоже повела плечиком Лида.

Норовистые девушки. У Лиды, кстати, плечико круче, чем у Тамары. Это имеет какое-либо значение?

– Не имеет, – поднялся со стула Алексей. – Расходимся, не то я на электричку не успею.

– Какую электричку? – спросил я.

– Я же в Фирсановке живу, – удивленно взглянул на меня Кроликов.

Видимо, про Фирсановку в этой компании не знал один я.

– Поехали, – тоже поднялся я. – Могу до метро подбросить.

– Метро здесь рядом, – махнул рукой Кроликов. – Девушки, вы со мной?

Девушки были с ним.

7

Выпуск газеты на коленке оказался непростым делом. Выяснилось, что в нынешние времена успех любого предприятия зависит от техники. У нас вся техника была в руках Козловского.

«Вот почему у него такой громкий голос», – подумал я.

– У нас у всех громкий голос, – сказала, не поворачивая головы, Тамара.

Когда Тамара верстала, она не отвлекалась по мелочам. Голос, стало быть, мелочью не считался.

«А у них у всех хорошие коленки, – снова подумал я. – Даже у жены Козловского».

Тамара, по-прежнему не глядя по сторонам, убрала ноги под стол. Я всегда знал, что чутье у женщин намного лучше, чем у мужиков.

– Не только чутье, – сказала Тамара. – Алексей, материалы уже все написали?

– Все, – подошел к ней Кроликов. – Тебе чего-нибудь не хватает?

– Хватает, – буркнула Тамара. – Лидка читает медленно.

– Вчерашние материалы я прочитала ночью, – сказала Лида, – а сегодняшние только сейчас пришли. Потерпи.

– Мы когда должны сдать верстку? – повернулась Тамара к Алексею.

– Послезавтра.

– А у нас еще ни одна полоса не сверстана!

Алексей посмотрел на меня и беспомощно развел руками. Я хмыкнул.

– Кончайте переживать по мелочам! – распорядился Козловский. – Успеем!

Сейчас его громкий голос был вполне уместен.

– Я сейчас кофе сварю! – метнулась на кухню жена.

Да, кофе в журналистской работе всегда кстати. Как, впрочем, и коньяк.

– Сдадим номер и обязательно выпьем, – сказал Алексей. – Я ставлю.

Девушки как по команде кивнули. Видимо, в предыдущих приложениях у них уже сложились какие-то традиции.

– Конечно, сложились, – усмехнулся Кроликов. – Особенно в путеводителе по ресторанам.

– В медицинском тоже было неплохо, – сказала Тамара.

– Спирт пили? – поинтересовался я.

– Какой спирт?

Все уставились на меня.

– Медицинский, – смутился я.

– Нет, спирт мы не пили, – сказал Кроликов. – А надо было бы попробовать.

– Не надо, – снова выдвинула из-под стола свои длинные ноги Тамара. – Мне и коньяка хватило.

Все засмеялись.

– Тогда, кажется, Гарика из Апрелевки вызывали? – спросила Лида.

– А кого же еще? – сказала Тамара. – Ругался.

«Муж, – понял я. – А живут они в Апрелевке. Интересно, где живет Лида?»

– На Гарибальди.

Лида встала и прошлась по комнате. Ноги у нее были такие же длинные, как у Тамары. Может быть, чуть крупнее. Интересная девушка.

– Мне ребенка нужно забрать из садика не позже шести, – сказала Лида. – Слышите, Алексей Павлович?

– Слышу, – сказал Кроликов. – Во сколько надо, во столько и заберешь. Томка, а кто с твоим сидит?

– Мама.

«У всех дети, – подумал я. – Нормальный творческий коллектив. Даже у нас с Кроликовым есть по дитю».

– У меня двое, – вздохнул Кроликов. – Хорошо, жена не работает. Так, девочки, не отвлекайтесь! А мы с Алесем выпьем кофе.

Это было правильное распределение обязанностей. Девочки, правда, нисколько и не возражали. Притерлись.

– С Петровым давно знаком? – взял в руки чашку с кофе Алексей.

– Давно, – сказал я.

– Нормальный мужик?

– Для кого как. Некоторые считают сволочью.

– Нормальный, – сдержал смешок Кроликов. – Главный редактор не может не быть сволочью.

Он хорошо знал свое дело, наш главный. Меня это вполне устраивало. Я бы вот так не смог спросить его о Рыбине.

– А что Рыбин? – пожал плечами Алексей. – Его дело выбивать деньги. Для нас он выбил нормальные.

– Сколько? – спросила Тамара.

– Сколько надо.

Да, вопрос денег в начале третьего тысячелетия был главным. Думаю, таким же он будет и в начале четвертого. Если человечество до него дотянет, конечно.

– Где статья по экономике? – повернулась к Алексею всем телом Тамара.

Иногда ее голос становился на удивление сварливым. Может быть, из-за того, что она живет в Апрелевке? Там ведь наверняка есть базар.

– Экономика сейчас будет, – достал из кармана мобильный телефон Алексей. – Танька два часа назад обещала.

Он, кстати, абсолютно не обращал внимания на сварливость Тамары. Учись, студент.

Тамара гневно зыркнула на меня, но сдержалась. Да, под горячую руку ей лучше не попадаться. А под ласковую? Об этом знает один Гарик.

Верстать полосы мы закончили после полуночи. Лично у меня голова шла кругом. Интересно, как у других?

– У всех мозги набекрень, – вздохнул Алексей. – Но на коленке по-другому не получается. Они ведь неровные.

Никто не засмеялся. После полуночи чувство юмора у людей испаряется. Я это хорошо знал.

8

Газета выходила по средам, и свои полосы на подпись я сдавал в понедельник. Их должно было читать только руководство. С одной стороны, это облегчало процесс. С другой – возникали вопросы у выпускающего редактора, и не у него одного.

В принципе я знал, что начинать новое дело непросто, но легче от этого не становилось. Газета во все времена была раскаленной сковородкой, на которой подпрыгивают рыбки вроде меня. Главное, хорошо подпрыгивать, чтобы не успеть зажариться. Я и прыгал.

Петров удовлетворенно усмехался, наблюдая за моей физкультурой.

– Привыкаешь? – остановил он меня в коридоре.

– А куда деваться?

– Да, деваться некуда ни тебе, ни мне. Нового гендиректора видел?

– Нет.

– Морда прямо из начала девяностых, я думал, таких уже нет. Четыре тысячи долларов слямзил прямо из редакционного сейфа! Профессионал.