Текст книги "Том 1. Произведения 1926-1937"

Автор книги: Александр Введенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– …дети нюхайте эфир… – Ср. ниже: а этот заспанный зефир / спокойно нюхает эфир– Интересно, может быть, указать на записи Введенского в «Серой тетради»(№ 34) о его собственном соответствующем опыте, а также на записи Хармса (в том числе и за Введенским) в его записной книжке № 8 (1926–1927): «А. И. Введенский нюхает эфир… Возможно, он и впрямь что постигает высшее, но я не особенно верю в это».

…муравей кого зовёшь… / …я зову / бабочку из бездны… – Здесь, возможно, использование традиционной символики бабочки как души умершего. См. также примеч. к № 7.

–  …и мне тарелка вручена… – См. об этом образе примеч. к №№ 5, 15 и 19.

…в моём тебе… – См., в связи с проблемой тождества и разложения личности, примеч. к №№ 10 и 14.

–  …мысль / ты взлети и поднимись… – Ср. № 10 и примеч.

–  …человек на коне/ появляется в окне… – По поводу соположения этих двух эсхатологически окрашенных мотивов см. примеч. к № 5.

…океан / о море, о море / назадпотеки… – Приходится снова отмечать появление мотива моря с его эсхатологической окраской, в непосредственной близости от эсхатологической же концовки, дающей почву, при ее лаконизме, даже для углубленной теологической интерпретации.

– …и молча с темного портрета / оно упало на скамью… – Возможно, что подлежащим этого предложения является время.

– …конец конца концу / …отцу… – См. выше, наши вступительные замечания, а также прим. к №№ 7, 8, 23 и 28.

14. Факт, теория и бог ^*

Машинопись с авторской правкой; автограф – без разночтений.

В этом произведении особенно отмеченными представляются постоянные для Введенского гносеологические мотивы, связанные прежде всего с «конечными вопросами» бытия, в первую очередь с Богом (что мы внаем о Боге… / …что знаем мы дети / о Боге и сне…).Невозможности теоретического (по названию ст-ния) познания Бога противопоставления «абсолютный факт» – эсхатологическое окончательное наступлениеБога, которое здесь снова связывается со смертью через потопление См. примеч. к №№ 8 и 16). Может быть, поэтому в этом произведении так часто встречается излюбленный прием Введенского – дискредитация самой возможности рационалистической постановки вопроса через его форму ( куда умрешь)или форму ответа (см. различные Ответы).Укажем попутно, что встречающиеся здесь бессмысленные последовательности, наподобие указанных в примеч. к предыдущему ст-нию, часто организуются в плане выражения, – так… маня манил / магнит малюток и могил… / …поклонился монументу… / …понесло / моря монеты и могилу / мычанье лебедя и силу…

–  …шло число… – См. примеч. к № 3.

–  …я вижу ночь идет обратно… – Стих вводит одну из ключевых тем поэзии Введенского, в которой архетипический мотив retour eternelсоединяется с мотивами зеркальной отраженности, антимира, шире – verkehrte Well(см. примеч. к №№ 10, 22 и 28).

–  …еду на верблюде… – Модификация мотива всадника – см… чтобы все понять и объяснить…(№ 10) и наши комментарии к №№ 9 и 10.

–  …еду на верблюде… – Модификация мотива всадника – см. примеч. к №№ 5, 22, 31 и мн. др.

–  ДУША иди сюда я…и т. д. (см. примеч. к № 5).

– «…Разговор Душис Собою можно понимать и как внутреннее раздвоение души, и как ужо наметившееся, но еще не совершившееся разделение трех функций сознания – обозначателя, обозначаемого и обозначающего, и как тоже только еще возможное разделение Я на Я и Я САМ. Я САМ – уже по Я, а объект мысли о себе самом. Противоположение Я – Я САМ есть и в других вещах Введенского (указывается характерное начало № 26. – М. М.)…» ( Я. С. Друскин).Нечто подобное – в последующем монологе КУМИРОВ – мы есть мы… / вы естьвы… – завершающемся выяснением проблемы их собственного значения: …верно значим / лечь иль жечь?(здесь же, ниже); возможны параллели с научно-культурологическим мифотворчеством века («Я и Оно» Фрейда, «Я и Ты» Мартина Бубера). Заметим, кстати, что в слове КУМИРанаграмматически зашифровано, как это очевидно на Четырех описаний(№ 23); ср. также № 5 и примеч.), значение умирания.

– …шли из Луги в Петроград… – Еще одно упоминание, наряду с самим Петроградом, близлежащего города с его традиционным значением провинции, захолустья. Ср. у Ахматовой: «…Между помнить и вспомнить, други, / расстояние как от Луги / до страны атласных баут» (т. е. до Венеции)… («Поэма без героя»: Решка).

…вскричал воротясь / с того постороннего света… – Следует отметить, что здесь более ясно выражена наметившаяся уже ранее (ср. № 3 и примеч. к №№ 11 и 19) и развитая в поэме Кругом возможно Бог(№ 19) в ряде следующих произведений «двухступенчатая эсхатологическая ситуация»: которые мертвые / которые нет(ниже) равно потопляются с «окончательным наступлением» Бога. Такая иерархия, связанная с апокалиптическими мотивами, служила темой одного из утерянных сочинений Введенского (см. № 109),

–  …я был там. Я буду / я тут и я там… – Т. е. здесь и на том постороннем свете?Ср. заключительный ВОПРОС: мы где?

– …речка течёт / два часа смерти… – По поводу соположения этих двух мотивов, см. примеч. к №№ 7, 8 и 23.

– …а Богу почёт… – Несомненно, сниженный бытовизмом вариант формулы Богу слава. – Ср. примеч. к № 12.

–  …здесь окончательно / Бог наступил… – Ср. несколько выше, а также вступительные замечания Я. С. Друскина к № 19.

15. Битва ^*

Беловой автограф. Датируется 1930 г. по месту в перечне в записной книжек (№ 18) Хармса.

Очевидная описка в стихе 66: и едва открыв глазок.

«Действующие лица: Неизвестно кто, Человек, Малютка вина(последнее слово – не родительный падеж, а именительный), Ангел.Начинает и кончает это стихотворение Неизвестно кто…это действительно неизвестно кто, может, это тот же, кто дальше назвав Человеком,во сознающий свою внутреннюю раздвоенность, поэтому он и говорит о себе „мы“. И последняя строка может быть относится уже к читателю: В каждому на нас…» ( Я. С. Друскин).

…я думаю темя / проносится час / с минутами теми/ на яблоке мчась… – Слово темяочевидным образом замещает здесь контекстуально ожидаемое время. – Ср. примеч. к № 2 (с. 57).

–  …летают болтают / большие орлы… – Ср. № 19 (С. 152) и примеч. к № 2 (с. 57).

–  …воюю со свечкой… – См. примеч. к № 2, с. 47.

–  …мы уносимся как боги / к окончательной звезде… – В связи с мотивом окончательности, см. примеч. к № 14.

–  …не жилец… жрец… птенец… наконец…. – См. примеч к №№ 5, 7, 19 и 28.

–  …дней тарелку озираю… – « Дней тарелка– дни жизни. В Кругом возможно Бог – тарелка добра и зла. – по-видимому, древо познания добра и зла. Не случайно, мне кажется, тарелка дней жизни и тарелка добра и зла:соединяются жизнь в грехопадение, а может и так: по Кьеркегору, время начинается с грехопадения, то есть с вкушения плодов древа познания добра и зла. Последнюю строку можно соединить со зловещей болью. Это пояснение я ни в коем случае не считаю объяснением „звезды бессмыслицы“, которая здесь есть, она останется необъясненной и непонятой. Это только совет: хочешь, думай так, а не хочешь, думай иначе или вообще не думай, что может быть самое правильное» ( Я. С. Друскин).Сходное употребление мотива «тарелки» см. также в №№ 5, 13 и 19 (с. 137).

–  …два бойца / два конца / посредине гвоздик… – «Если в этих строках подставить слово „кольца“, то получится известная загадка (ножницы). Подобные пародии и перифразы встречаются у Введенского и в некоторых других вещах, особенно много их в большой войне Минин и Пожарский (К;2). Этот отрывок не так бессмысленен, как может показаться при первом чтении. Напомню начало Битвы: мы двое / воюем…,поэтому – два бойца; два конца– может быть, это рождение в смерть, о которой говорит выше Человек…» (Я. С. Друскин).

16. Значенье моря ^*

Машинопись с авторской правкой, Впервые опубликовано нами: [21].

Это и следующее ст-ния, как бы посвященные выяснению значения моря (ср. также начало в конец № 17 и примеч. к №№ 9 и 27) связывают обычные дли Введенского эсхатологические мотивы с архетипическим образом морской стихии, в мировой мифологии связывающейся с первоначальным хаосом, из которого всё происходит и к которому все возвращается. С мотивом утопленничества как варианта смерти мы уже встречались в конце нескольких произведений Введенского (№№ 8, 9, 17; см. примеч.); чрезвычайно интересно, однако, что в следующем стихотворении кончина постигает само море, покорное тем же числам,наполненное сотнями категорий,а здесь отождествляемое со временем. Мотивы, связанные со смертью и «подводной жизнью» утопленников, могут быть сопоставлены с четвертой частью «Бесплодной земли» Т. С. Элиота – «Death by Water»(1922). Ср. также «Вопросы к морю» Заболоцкого (1930).

Проблема выяснения «значенья моря», помимо своей метапоэтической функции (ср. наше примеч. к № 9), имеет, в свою очередь, корни в архаической символике моря как непостижимости, бездонности истины, а в юнговской терминологии – как коллективного бессознательного; непознаваемая морская стихия, связанная с началом и концом света, таит в своей глубине чудовищ, представленных в Кончине моря Морским демоном,здесь, кстати, вообще отрицающим за морем какое-либо значение. Любопытно, что тема сражения морских животных в эсхатологическом контексте встречается в стихотворении Хармса «Что делать нам?» (1934, [225, кн. 4, № 287]). В тесной связи о мотивами значения в дознания тема моря фигурирует в упомянутом уже стихотворении Две птички, горе, лев и ночь(№ 9); фрагменты, текстуально близкие с обоими текстами, встречаются и Зеркале и музыканте(№ 10); Смотри – в могильном коридоре / глухое воет море / и лодка скачет как блоха… / …в лодке стынет человек / он ищет мысли в голове / чтоб всё понять и объяснить…

В первых же строках ст-ния мы снова встречаемся с категорией «обратности» (см. примеч. к № 14), которая в своим онтологическом аспекте ( жить обратно)смыкается с гносеологическим (что-бы было всё понятно),перекликающимся с незнанием стихотворения.

Сниженный образ «бога универсального» в начале и конце стихотворения (ср.: наши боги наши тётки)может быть интерпретирован как представление об имманентном боге, включенном в обычный порядок вещей, другими словами, как проекция обыденного сознания (ср.: томящийся в клетке бог без очей без рук без ног, – № 12).

– …а когда огонь узнаешь… / …ты огонь владыка свечки / что ты значишь или нет… – Чрезвычайно интересно, что ключевая для обоих текстов проблема значения распространяется не только на море, но и на огонь. Ср. в этой связи примеч. к № 9.

–  …конь шагает идеальный… – Ср., по поводу эсхатологического мотива копя с его провоцирующим эпитетом, примеч. к № 5. См. также № 22 и примеч.

–  …наконец приходит лес…и т. д. – Образ шагающего леса, восходящий, по-видимому, к «Макбету» (ср. примеч. к № 5), мы встречаем также в № 25: мы видим лес шагающий обратно.Следует ли упомянуть в этой связи архетипическую символику леса, связанную с миром подсознания?

–  …и зыряне веселятся… – Зыряне – старое название коми, финно-угорской народности, обитающей на севере востоке Европы.

–  …а взлетали мысли наши… – См. примеч. к № 10.

–  …мы как соли просим знака… – возможно, контаминация двух евангельских фрагментов: «Вы соль земли,» (Мф., 5, 13) И «Учитель! хотелось бы нам видеть от Тебя знамение…» (Мф., 12, 38; ср. 16, 1–4). Ср. также соположения значенияи солив № 9.

–  …в речке родина ночей… – Ср. мотив моря как родины ночи в № 9. Характерным образом, тремя строками ниже встречей более общее соположение мотивов моря и времени (см. примеч. к №№ 8, 19 и 27).

–  …мы с числом пятнадцать споря… – См. примеч. к № 3.

–  …будем бегать и сгорать… – Чрезвычайно интересен образ сгорания утопленников, совмещающий оба основных эсхатологических мотива у Введенского.

…все утопленники вышли…и т. д. – Может ли смягченная эсхатологическая концовка объясняться, как в № 12, сниженностью, так сказать, «недостаточностью» бога универсального? – Ср. примеч. к № 12.

– …конец… бубенец… – Эти рифмы воспроизводятся в пьесе Потец(№ 28). – См. также прим. к №№ 8 и 19 (с. 144).

17. Кончина моря ^*

Машинопись о авторской правкой. Впервые опубликовано В. Казаком [71] (неточный текст). – В стихе 59 исправляем явную опечатку: но целый год(вместо на целый год).

Мотив «значенья моря», обрамляющий стихотворение, возвращает нас к названию и образности предыдущего ст-ния, которые получают здесь дальнейшее развитие (см. примеч. к № 16). Заключительные стихи обнаруживают поэтический вывод Введенского – море как бы утрачивает значение в эсхатологическом контексте, – ср.: приходит нам – пришел конецза три стиха до последней реплики Моря.

–  …оно покорно тем же числам… – Т. е. имманентно законам «этого мира», а не миров вторых(ниже). См. примеч. к № 3.

–  ОХОТНИК я сам ходил в леса по пояс… / …но я закрыл лесные двери / чтобы найти миры вторые… – по поводу символики леса как связанной с областью подсознания (sc. детерминизма) ср. примеч. к № 16. Выход Охотника,чей образ может быть интерпретирован в контексте ст-ния как традиционный образ «охотника за знанием», из леса– может обозначать стремление порвать в поисках истины ( миров вторых)с обусловленностью сознания.

–  …вот я стою на этих скалах…и т. д. – Монолог Охотникав большой мере предваряет образность последнего произведения Введенского – «Где. Когда»(№ 32).

– …и на руках моих усталых / написаны слова прощанья… – Ср. сходную образность немного ниже: на документах слово горе / гляди написано везде…и в №№ 26 и 29.9.

мы верим в то что не умрем / что жизнь имеет продолжение… – Экспликация одного из наиболее универсальных механизмов сознания, отвлекающих человека, по Введенскому, от реализации себя в настоящем.

–  …и вижу сотни категорий… – Обозначающих категориальное, т. е. дискурсивное мышление?

– но диване люди птицы…и т. д. – Пояснение этого образа см. в примеч. к № 29.2.

– …мысли крадутся в могилу… – См. примеч. к № 10 и мн. др.

–  …с видом греческих умов… – Т. е. античных философов рационалистического направления (ср. образы «афинейских мудрецов», «афинейских плетений» в Православной традиции, напр. в Акафисте Благовещению Богородицы).

–  …спят под знаменем кусты… – Возможно, подобно субституции слова время словом темяв № 15, здесь его заменило морфологически подобное ему знамя?Это предположение особенно вероятно в свете соположения мотивов времени и кустарников в следующем ст-нии (№ 18) и в Очевидце и крысе(№ 24).

–  …вылетает ангел темный… – Отметим реминисценцию апокалиптической образности.

–  …море море госпожа… – В связи с традиционно оправданный обращением к Морюв женском роде, см. примеч. к № 19 (с. 149).

– … понять не можем ничего… – См. примеч. к № 9.

–  …венец… конец… – Эти рифмы воспроизводятся также в пьесе Потец, – см. примеч. к № 16.

18. Суд ушел ^*

Машинопись с авторской правкой.

– Тема суда получает у Введенского замечательное развитие в пьесе Елка у Ивановых(№ 30, картина 8). Отношение Введенского к суду выражено в его высказывании, зафиксированном в «Разговорах» Л. Липавского (Приложение VII, 39.2) «Тема стихотворения сказала в самом названии: суд, два главных действующих лица – подсудимый, который иногда называется обвиняемым, злодеем, убийцей, и прокурор,иногда он называется судьейили судом. Кконцу стихотворения подсудимый отождествляется с авторским „я“, и выясняется, что суд в этом стихотворении по-видимому тот же, что и в „Процессе“ Кафки (Кафку Введенский не знал)» ( Я. С. Друскин).

–  шёл по небу человек… – В связи с мотивом «пролога на небе» см. примеч. к № 19 (с. 127).

–  …это было год спустя… / …все кусты легли на землю / все кусты сказали внемлю… – См. по поводу соположения мотивов времени и кустарников примеч. к № 17.

–  …человек находит части… – Ср.,в связи с «дробностью мира», примеч. к № 19 (с. 146) и 23.

–  …и фанагорийцы… – Т.е. обитатели Фанагории, древнегреческого портового города на Таманском п-ове Черного моря.

– …ЭТА ДВЕРЬ БЫЛА ВОЛНОЙ… / НА ОХОТУ Я ПОШЕЛ… – Здесь присутствуют в свернутом виде мотивы моря и охоты (как охоты за истиной – БОГ БОГ ГДЕ ЖЕ ТЫв след. стихе), обсуждавшиеся в примеч. к №№ 16 и 17.

19. Кругом возможно Бог ^*

Машинопись с авторской правкой. Исправляем опечатки: Стаканы мои наполняются пением(вместо …наполнятся…); Ну, все в сборе(вместо Не все в сборе); Я счет потерял(вместо Я свет потерял); Петры, Иваныи т. д. (вместо Петровы…); Ужели это коробка зла(вместо …эта…); вводим также предложенное Вл. Эрлем перераспределение по смыслу двух реплик Бурковаи Фомина. Впервые поэма опубликована нами: [25].

Произведение датируется, по воспоминаниям близких, весной 1930 или 1931 года. Начиная с этого времени, Введенский пользуется более или менее нормативной пунктуацией.

Я. С. Друскин, находя в композиции поэмы иероглиф окружения или окаймления (см. подробнее его заключительные заметки к Последнему разговору.№ 29.10; о термине иероглиф, введенном Л. Липавским. см. примеч. к № 2), замечает: «В эпилоге на Кругом возможно Богза несколько строк до конца сказано: Быть может только Бог.И в самом названии этой большой (около 1000 строк) вещи, которую можно назвать эсхатологической мистерией или по-русски – действом, и в самом повторении той же мысли в конце – иероглиф окружения. Что касается этой фразы, то она допускает два толкования: её можно понимать как незаконченное проблематичное суждение: может быть, есть только Бог. Т. Липавская ставит акцепт на слове „быть“. Тогда это законченное категорическое суждение, и смысл его тот же, что в изречениях книги Исхода. 3. 14 и I Коринф., 15, 28».

Священный полет цветов. – Цветы сказали небо отворись / и нас возьми к себе. / Земля осталась… – Этот пролог с его сакральной мотивировкой примыкает к традиции «Пролога на небесах», известной в древней и новой литературе – от Книги Иова до гётевского «Фауста». Можно сказать, что вознесению на отворившиеся небеса эдемических цветов (ср. в некоторых мифологиях обозначение цветами душ умерших) в прологе – противопоставлено дальнейшее действие поэмы, протекающее в пределах весьма инфернальной земли, оставшейся подчиненнойсвоей горькой судьбе.См., в связи с вознесением земляка в «Лапе» Хармса, ниже, примеч. к с. 132.

Мотив возносящихся на небо цветов с их мистической par excellence символикой, связанной с архетипическим растительным мифом, определяемым ключевыми моментами умирания явоскресения, вообще чрезвычайно знаменателен в прологе поэмы, посвященной исключительно теме смерти в посмертной жизни: Какая может быть другая тема, / чем смерти вечная система.Укажем также на моделирование цветами мира и космоса в японском искусстве составления букетов икэбана. Мотивы вознесения присутствуют и в более ранней поэзии Введенского, – ср. концовку № 3 (после монолога умершего): …над всем возносится поток / под всем возносится востокили № 5: …а достану чистоту / поднимусь на высоту / вёрст на тридцать в небо вверх… – От цветов в начале поэмы с их символическим значением «земных звёзд» (ср. № 10 и примеч.: очевидно, музыкант Прокофьевпосещал звезды, которые он называет желтеющими цветочками, также возносясь, – хотя бы мысленно), – протягивается нить к звезде бессмыслицы в ее заключительных строках. Окаймляющим является и мотив полета, – ср.: Полет орла струился над рекой / Держал орел икону… / На ней был Богв эпилоге; там же: Крылом озябшим плещет вера… /…Воробей летит из револьвера…Вознесению цветов на небо в прологе здесь противополагается, однако, предстоящее падение орла в океан или в речку, т. е. в воду (связанную у Введенского с темой времени, – см. ниже, примеч. к с. 149). Мотив полета вообще является в поэме одним из постоянных, – ср., напр., баснословный полет летающей девушки(ср. № 8 и примеч.), полет проносящихся на тучах таинственных вещей, летающий жрец, полет зеркала, стула и др., а также мотив вознесения в стихе ты как Енох на небо взятый.

–  Земля осталась подчиненнаясвоей горькой судьбе, – См. примеч. к № 23.

– А я… всё бьюсь… / чтоб не сгореть, – С первых же строк поэмы задается мотив, реализованный в конце ее как огненное превращение. Существенно, что уже здесь мотив этот находится в соположении с мотивом казни, несущей герою «первую смерть» (см. ниже). Далее мы поочередно встречаемся на протяжении поэмы с мотивами дыма, зажигаемых канделябров, играющего между волос огонька, пылающего наивна, пламени, вплоть до мира, накаляемого Богомв копне поэмы.

…гляжу на минуту гневно… иногда еще Бога молю, – Можно сказать, что три основные темы творчества Введенского вводятся в поэме в порядке: смерть, время, Бог и далее постоянно чередуются. Постановка проблемы времени, эксплицированная в строке Да знаешь ли ты что значит время?),разрешается лить в заключительных стихах поэмы: Вбегает мертвый господин / и молча удаляет время.

–  На стуле моя голова / лежит… /…голову отклею… – Отметим введение здесь мотива безголовости, реализуемого далее, в сцене казни. Мотив этот, фигурирующий во многих произведениях Введенского, вообще характерен, наряду с мотивами головы, набитой трухой, опилками и т. д., для искусства XX века, культивирующего (начиная от «Петрушки» Стравинского) тему людей-кукол, механических, «полых» людей и т. п. (ср. в этой связи балаганное решение сцены казни).

–  Стаканы мои наполняются пением… – В ст-нии Две птички, горе, лев и ночь(№ 9) стакан наполняется непредвиденным молчаньем.

–  …в окошко я вижу морскую пену. – Значение мотивов моря и морской пены, заданных в начале поэмы и через нее проходящих (ср., напр., Когда ревел морской прибой, вставал высокий вал…; Здравствуй море… волны… челны… с угрюмой жадностью волны;я пучинаи др.), раскрывается в эсхатологической логической ее части, где летающий жрец… / в ужасе глядит на перемену, / на смерть изображающую пену(с. 149); ср. в последних строках мотив океана (см. примеч. к прологу поэмы). См. также примеч. к №№ 9 и 16.– Соположение мотива моря с эсхатологическим же мотивом окна (см. примеч. к № 5) встречаем мы и в раннем Седьмом стихотворении(см. № 3 и примеч.).

–  А знаешь, Бог скачет / вечно, – Сниженный образ Бога, с каким мы уже встречались в более ранних произведениях (см. примеч. к №№ 12 и 16), мы обнаруживаем и здесь с вероятной функцией критики самой возможности человеческого представления о Боге,

…ни Красной армии боец… – Смерть такого «Валтасара» является, очевидно, сюжетом одного из Четырех описаний(см. примеч. и № 23). Валтасар– сын последнего вавилонского царя Набонида. Книга пророка Даниила (5) содержит описание «пира Валтасара», на котором он получил пророчество о гибели Вавилона.

Воробей (клюющий зерна радости)– «…Вторая сцена – единственная, где вступительный монолог – радостная благодарственная песнь, которую произносит Воробей,не сообщает темы следующей за ним сцены, а противополагается ей – мрачной сцене казни. Это не случайно, вернее, это не случайная случайность: после казни начинается новая за-смертная жизнь Эф.Оппозиция „радостная благодарственная песнь ←→ мрачная сцена казни“ предупреждает о двузначности смерти, об оппозиции „смерть ←→ за-смертная жизнь“» (Я. С. Друскин).

– …в образе мешка свечей. – Каки во многих других произведениях Введенского, мотив свечи, наделенный эсхатологическим значением (см. примеч. к № 2 и мн. др.), является в поэме ключевым, – см. ниже, с. 134 и примеч. Укажем примеры в поэме: и зажигает канделябры; Возьму я восковую свечку; забрав… в путь зеркало, суму и свечки; Подумай, улыбнись свечой (см.примеч.); наконец, заключительные стихи с описанием падения орла: или коптящей свечкой / рухнешь в речку.Мотив этот смыкается с другим ключевым эсхатологическим мотивом поэмы – мотивом огня, горения, пламени (см. примеч. к с. 152).

–  Гуляют коровы они же быки. – Ср.: БАНЬЩИК… словно баньщица,№ 29.8 и примеч.

–  Появляется царь. Царь появляется. Темнеет в глазах…и т. д. – Подобно сцене суда в Елке у Ивановых(№ 30, карт. 8), сцена суда и казни окрашена колоритом породной драмы, балаганного действа. По воспоминаниям Я. С. Друскина, Введенский знал и любил «Царя Максимилиана» (в обработке Ремизова). См. также ниже, примеч. к с. 148.

–  …будет зрелище суда. / Палач будет казнить людей… – Тема суда и казни, являющаяся первым поворотным моментом поэмы, присутствует в качестве одного из мотивов уже в Минине и Пожарском(№ 2). См. также примеч. к № 18.

–  …несть эллин и несть иудей. – Цитата из Посл. св. ап. Павла к Колоссянам, 3, 11.

…веревочным топором… – Контаминация мотивов повешения и обезглавливания?

–  Скажите как его имя… /…Его фамилия Фомин. – Интересно, что вместо личного имени с присущим ему архетипически глубинным значением, актуализирующимся в связи с моментами рождения и, как здесь, смерти, в ответе звучит фамилия, раскрывающая, однако, значение предшествующего инициала, обозначавшего Фоминапри жизни. – «Мне кажется, автор хочет этим сказать, что жизнь человека до смерти – анонимна, и только смерть открывает анонимность жизни человека и анонимность самого человеческого самосознания» (Я. С. Друскин).

–  Ах какой ужас. Это в последний раз. – Ср. высказывание Введенского о смерти как о единственном, по-настоящему совершившемся событии (в «Серой тетради»,№ 34).

Фомин лежал без движенья… – Последующие части поэмы протягивают нить к средневековому жанру запредельного хождения, известного по нескольким апокрифическим памятникам, а также по памятникам восточной литературы (наиболее известна «Книга лестницы» о запредельных хождениях Магомета), – жанру, имеющему в истории европейской литературы и обширную авторскую традицию от дантовой «Комедии» до К. С. Льюиса. Продолжение поэмы с наибольшей полнотой выявляет «двухступенчатую эсхатологическую модель», намечавшуюся в более ранних произведениях Введенского (см. примеч. к №№ 8, 9, 13, 16, 17, 29.7 и особенно 14). Согласно этой модели, естественная смерть еще пе вырывает человека из царства обусловленности и времени; вторая, окончательная смерть приходит с концом мира, накаляемого Богом(с. 150) и огненным превращением предметов.Запредельное странствие героя составляет сюжет писавшегося в то же время произведения Д. Хармса «Лапа» (см.: [225, кн. 2, № 1221), герой которого, также анонимный – он обозначен как «земляк», т. е. житель Земли (см. примеч. к прологу), – возносится и посещает разные области неба.

–  Я жив… / Я родственник– Может быть интерпретировано как попытка сознания опереться в экстремальной ситуации смерти на одну из устойчивых категорий – категорию родства. См. след. примеч.

– Ты число или понятие… – Интересно отнесение к умершему наиболее абстрактных, наряду с предшествовавшими конкретными снег, бутылка,и наиболее критикуемых Введенским концептов. См. примеч. к №№ 3 и 29.9.

– …придя Фомин в мои объятия…и т. д. – Впервые здесь вводится эротическая тема, получающая развитие в дальнейших частях поэмы.

…я приходил в огонь и в ярость… – Характерный прием поэтики Введенского, состоящий в интерполировании обессмысливающего элемента в осмысленное идиоматическое выражение.

– …бес… Бог… Наблюдая борьбу небесных сил… – Может быть представлено как рефлекс пролога, составляющий развитие его традиционной тематики, тем более, что эта часть произведения может быть осмыслена как пролог к дальнейшим ее частям.

– Я в унынии щёлкал блох… я насекомых косил. – См. примеч. к № 7.

– …я безголов. – См. с. 128 и примеч. к № 8,

– …Фомин, Фомин. / Вбегает мертвый господин, – «Слова вбегает мертвый господинповторяются в действе семь раз. И снова „неслучайная случайность“: впервые эти слова появляются в конце третьей сцены, в которой начинается за-смертная жизнь Фомина. Во второй раз они появляются в седьмой сцене, четыре роза перебивая (в виде авторской ремарки) вступительный монолог Венеры к этой сцене. Втретий раз они появляются как заключительная авторская ремарка. В этой же сцене, причем в следующей восьмой сцене, наиболее длинной, меняется весь ход, характер и темп действия. Этими же словами закапчивается и все „действо“ …В последних двух строках эпилога открывается смысл или функциональное значение вбегающего мертвого господина: он молча удаляет время.В связи с этим напомню приведенную выше цитату из „Серой тетради“: Чудо возможно в момент Смерти. Оно возможно потому, что смерть есть остановка времени(№ 34, – М. М.)» (Я. С. Друскин).

–  ПЕТР ИВАНОВИЧ СТИРКОБРЕЕВ… – Эта «парикмахерская» фамилия может быть поставлена, вероятно, в связь с мотивами седины, усов, волосков, волос на предшествующих страницах, тире – с обывательским колоритом вечеринки.

–  Буду пальму накрывать… – Пример модели бессмыслицы у Введенского, создаваемый путем подстановке, легко восстанавливаемой с помощью контекста (пальму– вместо очевидного «стол»).

Войду приготовлю свечи… – Отметим обыгрывание здесь метафорического (медицинского) значения слова, соответствующего излюбленному образу Введенского.

–  Комната тухнет. Примечание: временно. – Отметим введение здесь и далее в текст характерных для позднейших произведений Введенского метатекстовых элементов (см. также № 8, 24, 29.7, 30 (карт 8) и примеч.).

– МАРИЯ НАТАЛЬЕВНА… НИНА КАРТИНОВНА…далее КУНО ПЕТР. ФИШЕР– Другие любопытные эксперименты с именами собственными содержатся во фрагменте № 39 (см.), а также № 23 (Павел Павлович Чавкая),Ср. также №№ 20, 24. Куно Фишер– известный немецкий историк философии.

Я буду очень рад / отправить тебя в ад… ат. д. – Перебранка участников предстоящей дуэли носит черты архаического прения, сопровождающего эпические сцены поединков, например, у Гомера, в восходящего к фундаментальным диалогизирующим структурам сознания.

Шел сумасшедший царь Фомин… – Соотносится ли посмертное превращение Фоминав царя – с функцией Царя в сцене казни, и может ли лежать в основе этой трансформации сюжет заместительства при ритуальном убийстве Священного царя?

–  …тарелка добра и зла… – Этот отрывок Я. С. Друскин сопоставляет СО строками дней тарелку озираю / боль зловещую терплю в Битве(№ 15, см. примеч.).

…я думаю мы уподобимся микробам. / станем почти нетелесными / насекомыми прелестными, – В связи с неуловимостью, нетелесностью обитателей энтомо– и микромира ср. сходный отрывок в Четырех описаниях(№ 23); в связи с темой насекомых см. примеч. к № 7.

В связи с интереснейшей «Беседой часов»,составляющей дальнейшее развитие намеченной в начале темы времени, Я. С, Друскин замечает: « Беседа часов– это течение времени. Отравление часов – остановка времени. Она еще не наступила. Обе большие группы ключевых слов, выделяемых в Беседе часов,являются общими со стихотворением Сутки(№ 27), которое также может быть определено как поэтическое исследование проблемы времени. К первой из них относятся такие слова, как пустынник, утро, звезды, роща, земля, тьма, небо, точка, пустой(мир); к другой – всевозможные verba moviendi: опоздали, перебежка, догоню… вечно мчась, идти домой, двигаться, добраться, – и сопряженные понятия (гонцы, дороги, встретить, Енох на небо взятый).Невозможность рационалистического разрешения проблемы времени эксплицирована в заключительном стихе Беседы: и всё же до нас не добраться уму.Можно сказать, что один из смыслов волшебных разговоров часов заключается в их „непонятности для ума.“»