Текст книги "Все о внешней разведке"
Автор книги: Александр Колпакиди
Соавторы: Дмитрий Прохоров
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 39 страниц)
В Стране восходящего солнца
Отношения России с ее дальневосточным соседом – Японией, – имеют давнюю историю. Еще в середине XVII века российские представители пытались наладить с ней контакты. Но проводимая феодальными правителями (сёгунами) Японии политика самоизоляции привела к тому, что подлинно добрососедские отношения были установлены лишь после 1855 года, когда Россия получила право на торговлю в японских портах. Однако в дальнейшем положение изменилось. При поддержке Англии, которая имела свои далеко идущие планы на Дальнем Востоке, Япония в 1875 году отторгла от России Курильские острова. Начавшаяся в 1904 году русско-японская война закончилась для России тяжелым поражением. А в 1918 году японские войска оккупировали Приморье, Забайкалье и Северный Сахалин, сосредоточив на русском Дальнем Востоке 21 пехотную дивизию и другие части.
Начиная с 1922 года, когда российский Дальний Восток был освобожден от оккупировавших его японских войск, молодое советское правительство неизменно выражало готовность к установлению с Японией политических, торгово-экономических и других связей. Но руководящие круги Японии, проводя активную милитаристскую политику, направленную на захват большей части Азии, вынашивали планы отторжения от СССР территорий за Уралом. Поэтому деятельность советской внешней разведки в Японии и на оккупированных ею территориях была крайне важна и необходима для обеспечения безопасности молодого Советского государства.
Здесь надо отметить, что хотя после заключения в январе 1925 года Пекинского договора в Токио начало функционировать советское полпредство, постоянной резидентуры ИНО ОГПУ при нем не было. Некоторое время обязанности резидента исполнял некто Сверчевский. Но его деятельностью в Центре были недовольны, так как он в основном занимался интригами внутри полпредства, и в конце 1926 года Сверчевский был отозван в Москву.
Первая постоянная легальная резидентура ИНО ОГПУ появилась в Токио в марте 1928 года, когда туда прибыл Владимир Павлович Алексеев. Под фамилией Железняков он стал первым резидентом внешней разведки в Японии. Алексеев пробыл в Токио до 1931 года, когда его сменил Иван Иванович Журба (Шебеко), до этого с января 1928 года бывший резидентом ИНО в Дайрене под прикрытием должности консула. Но в связи со специфическими особенностями японского общества и жестким контрразведывательным режимом особых успехов в конце 20-х годов токийская резидентура не достигла. Впрочем, Алексееву неоднократно удавалось получать важную информацию во время официальных приемов и конфиденциальных бесед с аккредитованными в Токио дипломатами. Но все же гораздо более продуктивно работали по Японии резидентуры, действовавшие в Сеуле, Харбине, Шанхае и других городах Китая.
Алексеев Владимир Павлович
1900-1988.
Член РКП(б) с 1919г. Председатель Гомельского укома ВЛКСМ, сотрудник Земельного отдела уездного исполкома.
В 1919—1920 гг. служил в РККА, затем в органах ВЧК-ОГПУ, уполномоченный Восточного отдела ОГПУ.
В 1925 г. окончил восточный факультет Военной академии РККА, после чего был направлен на заграничную разведработу в Харбин.
С 1928 г. работал в полпредстве СССР в Токио под именем Владимира Владимировича Железнякова: с апреля 1928 по апрель 1931г.– второй секретарь, в 1932– 1934 гг. – первый секретарь полпредства и генконсул.
В 1935—1937гг. – референт по Японии секретаря ИККИ О. В. Куусинена. Был репрессирован. Находился в заключении. Освобожден и реабилитирован.
Шебеко (Журба) Иван Иванович
1896 – 2.02.1940.
Родился в с. Смородинка в Белоруссии в крестьянской семье. В августе 1915 г. призван на военную службу. В 1919 г. вступил в РКП(б).
В 1919 г. (с января по апрель) служил в РККА. С мая 1919 г. – в ВЧК-НКВД, был уполномоченным ОГПУ в Туркреспублике по Восточному отделу ОГПУ. Окончил восточный факультет Военной академии РККА (1925) и назначен в распоряжение ОГПУ. Секретарь консульства в Кобе (Япония) в 1925—1927 гг., вице-консул в Сеуле (Корея) в 1927– 1928 гг. консул в Дайрене (Китай) в 1928—Ї930 гг. В 1931—1932 гг. – агент НКИД во Владивостоке.
В 1933—1938 гг. – второй секретарь полпредства СССР в Японии.
Арестован 27 марта 1939 г. Расстрелян 2 февраля 1940 г.
Реабилитирован в 1956 г.
Так, еще в 1923 году харбинская резидентура получила информацию о наличии у Японии планов создания в Северной Маньчжурии независимого мусульманского района с целью развертывания разведывательной работы в мусульманском движении в советской Средней Азии. В 1924 году через горничную чиновника японского генерального консульства в Харбине были получены важные японские документы, в том числе около 20 шифров. А в 1928 году сотрудники харбинской резидентуры достали материалы о планах Токио образовать в Маньчжурии Независимую Маньчжурскую республику.
Однако наибольшего успеха по раскрытию военных планов Японии в отношении СССР в конце 20-х годов удалось достичь сеульской резидентуре ИНО ОГПУ, которой в 1927—1929 годах руководил Иван Андреевич Чичаев.
Чичаев Иван Андреевич
1896– 15.11.1984. Полковник.
Родился в с. Ускляй Кокчетавского уезда Акмолинской области в крестьянской семье. Окончил церковно-приходскую школу. С 1911 г. проживал в Москве, работал рассыльным, грузчиком, книгоношей.
В 1916 г. призван в армию, воевал на Юго-Западном фронте. После Февральской революции 1917 г. являлся членом полкового Совета солдатских депутатов, избирался председателем дивизионного комитета.
С 1919 г. И. А. Чичаев – сотрудник ВЧК, председатель ревкомиссии и ЧК г. Рузаевки. С 1920 г. – председатель ЧК на станции Алатырь. В 1921—1923 гг. – представитель ГПУ на Московской ж. д., обеспечивал, восстановление железнодорожного транспорта.
В декабре 1923 г. командирован по линии КРО ОГПУ в Монголию под прикрытием должности зав консульским отделом полпредства СССР. В 1924 г. переведен в ИНО ОГПУ. С 1924 г.— резидент внешней разведки в Тувинской Республике под прикрытием должности консула СССР в Кызыле.
В 1925-1927 гг. – референт НКИД.
С сентября 1927 г. И. А. Чичаев – резидент ИНО ОГПУ в Корее под прикрытием должности генерального консула СССР в Сеуле. В сложной обстановке оккупации страны японцами привлек к сотрудничеству офицера японской политической полиции Абэ, который передал в резидентуру множество материалов о планах японского правительства. Наиболее важным из них был так называемый «Меморандум Танаки» – сверхсекретное письмо премьер-министра Японии императору Хирохито, в котором излагались основные направления внешней политики возглавляемого Танакой кабинета министров на длительный период, включавшие оккупацию Китая, МНР, Индии, Малой и Центральной Азии, а также планы агрессии против Советского Союза.
В 1930 г. И. А. Чичаев вернулся в СССР, работал в аппарате НКИД, затем – начальником отделения ИНО ОГПУ.
С 1932 г. – резидент в Выборге под прикрытием должности генерального консула. В 1934 г. – резидент в Эстонии. В 1935—1938 гг. – в центральном аппарате разведки.
С августа 1938 по апрель 1939 г. – резидент в Риге.
В октябре 1940 г. под прикрытием советника полпредства СССР в Швеции направлен резидентом в Стокгольм.
21 июня 1941 г., за несколько часов до начала Великой Отечественной войны, И. А. Чичаев был отозван в Москву и назначен начальником 5-го (англо-американского) отдела 1-го управления НКГБ СССР. С началом войны переведен в Особую группу при наркоме, где стал готовиться к работе резидентом в оккупированных северозападных районах страны по развертыванию там партизанского движения. Однако накануне заброски в тыл врага получил приказ наркома ГБ В. Н. Меркулова заниматься эвакуацией сотрудников аппарата разведки и. членов их семей в Новосибирск.
После возвращения в Москву совместно с В. М. Зарубиным принимал участие в переговорах с миссией британской разведки СИС о взаимодействии в борьбе против нацистских спецслужб. В результате переговоров было подписано соглашение о сотрудничестве.
С сентября 1941 г. – представитель НКВД в Лондоне, одновременно с 1944 г. – поверенный в делах СССР при союзных эмигрантских правительствах.
В мае 1945 г. получил назначение резидентом в Хельсинки. Однако по пути из Лондона в СССР поступило новое назначение, и И. А. Чичаев отправился в Прагу в качестве резидента и советника НКГБ под прикрытием чрезвычайного и полномочного посланника СССР в ЧСР И.Тихонова.
В 1947 г. по возвращении в Москву работал начальником отдела, а затем, с 1948 г., – заместитель начальника Управления КИ при СМ-МИД СССР. Одновременно преподавал в ВРШ. В 1951 г. командирован в Берлин во главе специальной оперативной группы по работе с перебежчиками из западных оккупационных зон.
В 1952 г. после перенесенного инфаркта вышел на пенсию по состоянию здоровья.
После отставки занимался литературным трудом. Автор трех книг («Незабываемые годы», «Страницы минувших дней», «Рузаевка на заре Октября»), многочисленных статей и очерков.
Умер в Москве.
Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Красной Звезды и «Знак Почета», многими медалями. Чрезвычайный и полномочный посланник 2-го ранга (1945).
Прибыв в Сеул в сентябре в качестве консула, Чичаев через некоторое время обратил внимание на молодого японского офицера Хироси Отэ. Будучи специалистом по. России, Отэ принимал участие в оккупации советского Дальнего Востока, а с 1923 года служил в Корее в Главном жандармском управлении в Сеулe. Его задачей было поддержание контактов с представителями белой эмиграции и вербовка среди русских, китайцев и корейцев агентуры для разведывательной деятельности на территории СССР.
Отэ привлек к себе внимание Чичаева тем, что не скрывал своего желания подзаработать на перепродаже земельных участков, принадлежавших царской миссии в Корее. И однажды, в 1927 году, по указанию Чичаева сотрудник резидентуры Василий Васильевич Кузнецов под благовидным предлогом пригласил Отэ к себе домой. В ходе доверительной беседы Отэ согласился сотрудничать с советской разведкой. При этом он сослался на материальные затруднения. Так в сеульской резидентуре ИНО появился ценный источник, которому присвоили оперативный псевдоним Абэ.
Среди переданных Отэ материалов необходимо назвать документы Генерального штаба японской армии, штабов Квантунской и Корейской армий, Главного жандармского управления, полиции, генерал-губернаторства Кореи, японской разведки и контрразведки. Но самое главное– он передал Чичаеву документ, имевший высшую степень секретности, содержание которого было немедленно доложено И. Сталину. Это был меморандум, составленный в 1927 году премьер-министром и министром иностранных дел Японии генералом Танакой, в котором излагалась: программа японской военной экспансии и борьбы за мировое господство. Позднее эту программу назвали «Меморандум Танаки». Для того чтобы понять важность этого документа, необходимо ознакомиться с некоторыми выдержками из него:
«Если мы в будущем захотим захватить в свои руки контроль над Китаем, мы должны будем сокрушить США... Но для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать весь мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные азиатские страны и страны южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами...
Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы. Но захват в свои руки контроля над Маньчжурией и Монголией является первым шагом».
Относительно СССР в «Меморандуме Танаки» высказывались следующие планы:
«В программу нашего национального роста входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить мечи с Россией на полях Монголии в целях овладения богатствами Северной Маньчжурии».
Чуть позднее текст «Меморандума Танаки» был передан в Москву и харбинской резидентурой внешней разведки. В Кремле были обеспокоены агрессивными планами Токио и поэтому пошли на беспрецедентный шаг. В 1929 году «Меморандум Танаки» был опубликован в китайском журнале «Чайна критик». Несмотря на официальные опровержения японского правительства, эта публикация на некоторое время вынудила Токио отказаться от провокаций в отношении СССР. Что касается дальнейшей судьбы программы Танаки, то в 1946—1948 годах она фигурировала на Токийском международном трибунале по делу японских военных преступников в качестве документа № 169.
Однако, понимая всю серьезность угрозы со стороны Японии дальневосточным территориям СССР, кремлевское руководство требовало от резидентур внешней разведки в Японии, Китае и Корее новые сведения о планах и практических действиях Токио в Китае, Маньчжурии и Монголии. Например, в Сеул было направлено следующее указание:
«В дальнейшей работе особенное внимание обращайте на выявление всяких фактов подготовки агрессии против СССР вообще и советских интересов в Северной Маньчжурии, Монголии и на Дальнем Востоке в частности»[82]82
Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. С. 224.
[Закрыть].
Выполняя это указание, сотрудники сеульской резидентуры активизировали работу по приобретению источников в японской армии и спецслужбах. Так, при помощи Отэ в период с 1928 по 1932 год были завербованы офицеры штаба Корейской армии Чон и Тур, сотрудники Главного жандармского управления Сай и Пи, служащий Корейского генерал-губернаторства Мак, военнослужащий Кан и другие. О ценности поступаемой от них информации можно судить по характеристике агента Тура, которую дал в 1935 году резидент ИНО НКВД в Сеуле Георгий Павлович Каспаров:
«Завербован в 1932 году... Регулярно дает большое количество материалов, исключительно подлинников.
Дал много ценных материалов по японской разведке в СССР, подготовке Японии к войне, международной политике Японии и т. д. Основные группы добываемых материалов:
1) секретные сводки и журналы Генерального штаба и других центральных органов;
2) сводки и оперативные документы японских органов в Маньчжурии– штаба Квантунской армии, Харбинской военной миссии и других военных миссий;
3) сводки и другие разведывательные и оперативно-стратегические материалы штаба Корейской армии;
4) описание маневров, руководства по боевой подготовке и т. п. материалы военного министерства»[83]83
Там же. С. 225.
[Закрыть].
Каспаров Григорий Павлович
1906 -?
Успешно работал в Корее.
С мая 1944 по январь 1945 г.— резидент внешней разведки в США под прикрытием должности вице-консула в Сан-Франциско.
С января 1945 по конец 1946 г.— резидент в Мексике под прикрытием должности первого секретаря посольства.
В 1949—1952 гг. – резидент в Японии.
Что же касается Отэ, то в 1932 году он по указанию своего оператора Евгения Михайловича Калужского добился перевода в Харбин в местное жандармское управление.
Калужский Евгений Михайлович
1902– 2.02.1940. Лейтенант ГБ.
Родился в г. Екатеринославе. В 1930—1932 гг. работал в Японии, вел ценного агента Абэ.
Арестован 28 марта 1939г. в должности переводчика НКВД СССР. Расстрелян 2 февраля 1940 г.
Реабилитирован в 1956 г.
Это было связано с тем, что в 1931 году Япония оккупировала Маньчжурию, а в 1932 году создала на ее территории марионеточное государство Маньчжоу-Го. Именно там размещались теперь основные японские службы, осуществляющие проведение в жизнь «Меморандума Танаки». Поэтому в Центре решили, что Отэ лучше всего находиться там. Сотрудничество Абэ с советской разведкой продолжалось до января 1939 года, после чего из Москвы поступило указание прекратить с ним всякие контакты. Причиной тому стали репрессии, обрушившиеся в это время на разведку, и охватившая всех и вся шпиономания. В Москве Отэ обвинили в том, что он вербовал шпионов в пользу японской разведки, и над ним нависла угроза физической ликвидации. Правда, опасность вскоре миновала, а в 1945 году сотрудники внешней разведки разыскали Отэ в одном из советских лагерей для военнопленных, после чего его дело было пересмотрено, а сам он полностью реабилитирован.
В начале 30-х годов руководство внешней разведки во главе с Артуром Христиановичем Артузовым предприняло ряд усилий для активизации работы токийской резидентуры. Для этого в 1934 году из Японии был отозван резидент И. И. Журба (Шебеко). Он, как уже говорилось, был резидентом с 1931 года, но не сумел организовать продуктивную работу. А на его место был назначен Борис Игнатьевич Гудзь, перед которым была поставлена задача найти агента в японской контрразведке с целью полностью лишить японцев возможности проникать в полпредство.
Гудзь Борис Игнатьевич
Род. 08.1902. Полковой комиссар (1937).
Родился в семье агронома, социал-демократа, а позднее коммуниста. Учился в Тульском коммерческом училище.
В 1919 г. вступил добровольцем в Красную Армию, служил в нестроевых частях на Западном и Юго-Западном фронтах. В 1921 г. окончил Школу военных мотористов. После демобилизации в 1922 г. приехал в Москву, работал на автобазе Наркомата путей сообщения и учился в Горной академии.
В 1923 г. по рекомендации А. X. Артузова, лично знавшего родителей Б. И. Гудзя, принят на работу в ОГПУ. Работал в 5-м отделении КРО, которое занималось агентурной охраной границы, и в 6-м отделении, которое боролось с белогвардейским подпольем. Принимал участие в операции «Трест».
В 1925 г. вступил в ВКП(б).
В 1932—1934 гг. Б, И. Гудзь – начальник контрразведывательного и иностранного отделений 00 ПП ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю в Иркутске. Руководил в течение двух лет операцией «Мечтатели» по легендированию на советской территории подставной контрреволюционной организации с целью войти в доверие к белоэмигрантским центрам.
В 1934—1936 гг. – помощник резидента ИНО ГУГБ НКВД в Японии под именем Гинце Борис Александрович и прикрытием должности третьего секретаря полпредства СССР. Успешно выполнял задания по обеспечению безопасности полпредства и приобретению агентуры в японской контрразведке.
В апреле 1936 г. по просьбе А. X. Артузова, ставшего к тому времени заместителем начальника Разведупра, Б. И. Гудзь был переведен в военную разведку. Работал на японском направлении, занимался делом Зорге.
В июне 1937 г. уволен в запас РККА. Работал шофером автобуса, начальником колонны.
В настоящее время на пенсии, живет в Москве.
Почетный сотрудник органов госбезопасности.
Прибыв в Токио, Гудзь первым делом постарался наладить нормальные, деловые отношения с полпредом Константином Константиновичем Юреневым, что в дальнейшем не раз помогало ему в работе. Потом он провел анализ лиц, причастных к работе полпредства, и решил приступить к разработке жандармского унтер-офицера Аримуры, охранявшего советское консульство. Так как в это время в Японии действовало большое число террористических экстремистских группировок, было решено обратиться к нему за помощью в организации безопасной работы и проживания сотрудников советского полпредства. Аримура согласился помочь. А через некоторое время он принес Гудзю очень ценный документ, озаглавленный «Информация о деятельности агентуры в советском посольстве». Так сотрудники резидентуры получили список агентов японской контрразведки, работавших в полпредстве. Со временем от них под благовидными предлогами удалось избавиться. От Аримуры также были получены сведения о том, что агенты японской контрразведки собирают из мусорных корзин в посольстве вырезки лз газет, рисунки схем и карт, которые выбрасывали туда сотрудники военного атташе. И хотя эти бумаги не фыли секретными, японская контрразведка собирала их, надеясь использовать для возможных провокаций. Гудзь немедленно сообщил об этом полпреду Юреневу. Тот переговорил с военным атташе, и после этого использованные бумаги стали не выбрасывать, а сжигать.
Со временем объем передаваемой от Аримуры информации увеличился, и было решено включить его в агентурную сеть. Но в Москве выразили подозрение, не «подстава» ли он японской контрразведки. Для проверки Аримуры в Токио прибыл опытный разведчик, заместитель резидента в Шанхае Куцин. Проверка установила благонадежность Аримуры, и он был включен в агентурную сеть под псевдонимом Кротов.
От Аримуры был получен разработанный в 1932 году японским Генеральным штабом стратегический план «Оду». Согласно этому плану, на советской границе должна быть развернута крупная армейская группировка из 30 дивизий, которые предполагалось сформировать в Маньчжурии. Из них 24 дивизии выделялись для действий против СССР. Наступательная операция при этом разбивалась на две части – прорыв границы, продвижение на восток и удар на северо-запад в район озера Байкал. Позднее в дополнение к плану «Оцу» был разработан план «Хэй», также ставший достоянием советской разведки. Он предусматривал на первом этапе боевых действий против СССР захват Николаевска-Уссурийского, Владивостока, Имана с дальнейшим наступлением на Хабаровск и Благовещенск. Одновременно с этим предполагалось нанесение удара в Монголии. Помимо этих документов Аримура передавал в резидентуру ежегодные мобилизационные планы военных округов, схемы дислокации воинских частей как в самой Японии, так и в Корее и Маньчжурии, данные о настроениях в японской армии, шифровальные таблицы, сведения о разработках новых видов оружия и о кадровых перестановках в военном руководстве и т.п.
Так как Аримура работал в японских спецслужбах, то имел доступ к документам 3-го отдела Главного жандармского управления, который обрабатывал все сведения об СССР. Более того, он получил возможность посещать созданную при отделе фотолабораторию, благодаря чему добывание секретных документов было поставлено на плановую основу. С помощью фотоаппарата, полученного в резидентуре, Аримура сначала фотографировал только оглавления документов, из которых потом выбирались самые необходимые.
О том, какое значение придавали в Центре информации Аримуры, свидетельствует следующая инструкция по работе с ним:
«Использовать его в качестве наводчика для новых вербовок запрещаем. Следует нацелить его именно на получение документальных материалов, т. к. они особенно ценны для нас... Конечно, следует учесть все трудности документальной работы и максимально облегчить К. эту работу путем назначения удобных явок, технических средств»[84]84
Очерки истории российской внешней разведки. М., 1996. Т. 2. С. 260.
[Закрыть].
Работа с Аримурой продолжалась и после отъезда в 1936 году Гудзя из Токио. С ним продолжали встречаться Журба, вновь назначенный токийским резидентом и пробывший на этой должности до 1938 года, сменивший его Косухин и, наконец, прибывший в Токио в январе 1940 года Григорий Григорьевич Долбин. Но к 1944 году появились подозрения относительно честности Кротова. Во-первых, он стал пренебрегать элементарными мерами безопасности. Во-вторых, начал пропускать встречи, ссылаясь на занятость. В-третьих, он уже больше 10 лет работал на одном месте, что при практически ежегодной ротации государственных служащих, принятой в Японий, было странно. И, наконец, в некоторых документах, которые он приносил своим операторам, замечалось отсутствие самых важных страниц. Анализ сложившейся ситуации показал, что он перевербован японской контрразведкой и стал агентом-двойником, и поэтому работу с ним решили прекратить.
Во второй половине 30-х годов вооруженные провокации на советско-японской границе участились. Связано это было с заключением 25 ноября 1936 года Японией и фашистской Германией так называемого «Антикоминтерновского пакта», направленного против Советского Союза. Через год к пакту присоединилась Италия, после чего возник агрессивный фашистский блок Берлин – Рим – Токио. В том же 1937 году Япония, поощряемая своими союзниками, развязала крупномасштабную войну в Китае и начала готовить военные провокации против СССР.
В этой обстановке руководство внешней разведки приложило максимум усилий для своевременного вскрытия планов японских милитаристов. И уже начиная с 1936 года советская разведка стала фиксировать увеличение подразделений Квантунской армии в Маньчжурии и их выдвижение к советской границе, а также активизацию работы 5-го (русского) отдела 2-го (разведывательного) управления японского Генштаба. Эти данные, поступавшие из различных резидентур (харбинской, сеульской, токийской и других), говорили о том, что японская военщина не отказалась от проведения в жизнь плана «Оцу». А бегство 13 июля 1938 года в Маньчжурию начальника Дальневосточного управления НКВД Генриха Люшкова, который передал японцам сведения об охране советской государственной границы, только утвердило командование Квантунской армии в том, что их планы будет легко осуществить. Но японское командование глубоко заблуждалось. Резидентуры внешней разведки, прежде всего харбинская, разведотделы территориальных органов НКВД, погранвойск совместно с военной разведкой своевременно предупредили о приведении японских войск в Маньчжурии в боевую готовность. Поэтому вторжение трех японских дивизий 29 июля 1938 года на территорию СССР, в районе озера Хасан, не было для Красной Армии неожиданным. В результате уже 9 августа советские войска под командованием Василия Блюхера выбили японцев с территории СССР, а 10 августа была достигнута договоренность о прекращении боевых действий.
Однако японское руководство при активной поддержке Германии и Италии и молчаливом попустительстве Англии, США и Франции продолжало, рсуществлять военные приготовлений против СССР. Генеральный штаб японской армии разработал «План операция № 8». В соответствии с ним на этот раз было решено нанести удар по СССР через территорию Монголии в районе реки Халхин-Гол, неподалеку от советского Забайкалья, с тем чтобы сначала отрезать Восточную Сибирь, Приамурье и Приморье от центральных районов СССР, а затем, развернув наступательные операции из Маньчжурии и Кореи, полностью оккупировать советский Дальний Восток.
Но и эти планы це стали секретом для советской разведку. Уже в начале 1939 года в ИНО НКВД получили сведения об интенсивных работах на железнодорожной линии Харбин – Цицикар – Хайлар и строительстве железнодорожной ветки Ганьчжур– Солон, приспособленной для быстрой переброски войск. Кроме того, были получены данные о движении японских воинских эшелонов к границам Монголии. Все это в совокупности позволяло сделать вывод о готовящемся ударе в район советского Забайкалья. Ценная информация о планах Квантунской армии была получена и от китайских партизан в Маньчжурии, которые взаимодействовали как с разведотделами территориальных органов НКВД и погранвойск, так и с резидентурами, действующими в Маньчжурии и Китае. Взаимодействие разведотделов управлений НКВД по Приморскому и Хабаровскому краям, пограничных войск, 1-й и 2-й отдельных краснознаменных армий с партизанами было налажено весной 1939 года, после указания наркома НКВД Л. Берии и наркома обороны СССР К. Ворошилова от 15 апреля 1939 года.
Заключение Пакта о нейтралитете не означало, что Япония окончательно отказалась от своих планов в отношении СССР. Наоборот, подписывая пакт, японские правящие круги рассматривали его лишь как тактический маневр. Еще до подписания пакта японское руководство поставило Германию в известность, что если вермахт нападет на Советский Союз, то Япония выступит на ее стороне. А в марте 1941 года министр иностранных дел Японии в беседах с Гитлером и Риббентропом заверил их, что пакт, который он предполагает заключить с Москвой, будет отброшен в сторону, как только начнется война Германии против СССР.
Понимая всю сложность обстановки на Дальнем Востоке в связи с началом войны в Европе, советское руководство дало указание разведке внимательно следить за военными и политическими планами Японии. В связи с этим руководство внешней разведки решило усилить токийскую резидентуру. И в январе 1940 года в Токио прибыл новый состав резидентуры, состоявший из резидента Григория Григорьевича Долбина и оперативных сотрудников Герасима Мартыновича Баласанова и Владимира Николаевича Рогова.
Баласанов Герасим Мартынович
21.07.1903– 22.01,1976. Полковник.
Родился в г. Дербент (Дагестан) в крестьянской семье. В 1913—1918 гг. вместе с отцом занимался виноградарством. В июле 1918 г. переехал в г. Кизляр, батрачил, работал курьером ВРК. В 1921 г. окончил школу 2-й ступени в Пятигорске.
В апреле 1921 г. призван в РККА, служил в частях СКВО в Пятигорске, Нальчике, Майкопе и снова в Пятигорске. В сентябре 1923 г. демобилизовался, работал грузчиком на складе «Хлебопродукт» в Пятигорске. С июня 1924 г. – секретарь сельсовета Юцких Хуторов Горячевского района Терского округа. С марта 1926 г. – секретарь райкома ВЛКСМ, с января 1927 г. – председатель райкома Союза сельскохозяйственных рабочих того же района.
В 1928 г. вступил в ВКП(б).
С мая 1928 г. Г. М. Баласанов – председатель сельсовета Юцких Хуторов, с мая 1930 г.— секретарь партколлектива хуторских ячеек. С апреля 1931г. – инструктор райкома партии в Ессентуках и секретарь парткома ст. Бекемевской Ессентукского района. С февраля по сентябрь 1932 г. – председатель райколхозсоюза в Ессентуках.
В 1932 г. Г. М. Баласанова направили учиться на дипломатический факультет (японский сектор) Института востоковедения им. Нариманова в Москве, который он окончил в 1935 г. С сентября 1935 по октябрь 1937 г.— слушатель восточного отделения Института красной профессуры. Владел английским, японским, тюркским языками.
С октября 1937 г. Г. М. Баласанов-сотрудник НКВД СССР. С марта по ноябрь 1943 г. он заместитель начальника отдела УНКВД по Читинской области.
С августа 1944 по сентябрь 1945 г. Г. М. Баласанов – резидент внешней разведки в Токио. С сентября 1945 по февраль 1949 г. – в Северной Корее,
После возвращения в СССР – сотрудник КИ при СМ СССР, начальник 2-го отдела 3-го управления.
С февраля 1951 по март 1954 г.— резидент в Индии. С мая 1954 г. по сентябрь 1959 г. – заместитель начальника отдела КГБ при СМ СССР.
В октябре 1959 г. вышел на пенсию, однако в ноябре 1962 г. вновь вернулся в органы госбезопасности – сначала младшим преподавателем, а затем и. о. начальника кафедры и старшим преподавателем Высшей школы КГБ им. Ф.Э.Дзержинского.
С августа 1973 г. – на пенсии, жил в Москве.
Награжден орденами Красной Звезды и «Знак Почета», медалями.
Рогов Владимир Николаевич
1906-? Майор.
Родился в Астрахани. В 1919—1921 гг. работал курьером делопроизводителем Епатьевского уездного исполкома. В 1921—1923 гг. – член бюро укома и Астраханского губкома комсомола. С апреля по сентябрь 1923 г. – сотрудник астраханской газеты «Коммунист». В, сентябре 1923 г. поступил на рабфак Академии коммунистического воспитания в Москве, по окончании которой, в сентябре 1926 г., поступил в Институт востоковедения. В 1927 г. вступил в ВКП(б)..
