Текст книги "Мифы и легенды народов мира. т.3. Древний Египет и Месопотамия"
Автор книги: Александр Немировский
Соавторы: Людмила Ильинская,Иван Рак
Жанр:
Мифы. Легенды. Эпос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
МЕСОПОТАМИЯ
А. И. Немировский
И вновь преданье это о потопе,
Вновь до небес возносится кумир,
И вновь кого-то небеса торопят,
Грозя, что в глину превратится мир!
И снова разрушает он жилище,
И снова воздвигает он ковчег,
И снова Арарат спасенья ищет
В кромешном мраке бедный человек.
Но истина написана на глине,
Не прервана тысячелетий нить.
Бот сказ о человеке-исполине,
Заставившем и прах заговорить.
Пред силами неведомыми трепет
В той речи, раболепия печать.
И дерзость та, что боги не потерпят
И от какой не смогут удержать [111]111
Здесь и далее стихотворные и прозаические эпиграфы без указания автора или переводчика принадлежат А. И. Немировскому.
[Закрыть].
В мифе все спорно и проблематично, начиная с самого понятия «миф». Единственное, что не вызывает сомнения, – глубочайшая его древность. Она недосягаема для мысли, и поэтому не возникает вопроса о родине мифа. Однако с полной определенностью может быть вычленен и назван древнейший регион фиксации мифов. Это Ближний Восток, где уже в конце IV тысячелетия до н. э. (ок. 3200 г.) появилось письмо, и вместе с ним открылся единственный шанс спасти от забвения многое из того, что люди мыслили о себе и об окружающем их мире, понять, как они представляли свою зависимость от могущественных и непонятных им сил природы. Впервые на Ближнем Востоке боги, до этого высекаемые из камня и вылепливаемые из глины, изображаемые на стенах пещер, обрели имена, вступили в родственные связи друг с другом и в воображаемый диалог с людьми. Письменность стимулировала мифотворчество. Мифы множились и разрастались, обогащаемые мифообменом между народами. Все настойчивей и шире в священную сферу мифов вторгались светские, сказочные мотивы. Постепенно, несмотря на консервативную силу религии, рассасывается архаический пласт мифов, питаемый человеческими жертвоприношениями. Архаические мифы преображаются, переосмысливаются в духе новых общественных интересов и задач. Происходит то, что принято называть актуализацией мифов.
Европейцы, вовлеченные в круг христианской мифологии, были знакомы с мифами греков и римлян благодаря широко распространившимся с изобретением книгопечатания произведениям древних авторов. Но о древнем Ближнем Востоке и его мифах они долгое время могли судить лишь по еврейской Библии и ее греческому и латинскому переводам. Библия и поныне не утратила значения важнейшего источника истории и культуры всего ближневосточного ареала. Однако благодаря целому каскаду дешифровок древнейших памятников письменности и успехам в освоении мертвых языков этого региона стало возможным рассмотреть мифологические системы значительно более древние, чем библейская, и представить себе их во всем богатстве и художественном совершенстве.
Мир ближневосточных мифов, отстоящий от нас на тысячу километров и на пять тысячелетий, предстает не просто более отдаленным во времени, чем мир мифов Эллады, но неизмеримо более сложным и запутанным. Нам чужды не только имена богов, нам подчас непонятна логика сценария их действий, мы не всегда уверены в том, что наше изложение правильно ее отражает. Но у нас нет сомнений в том, что в классической древности существовали с этим миром самые прочные многосторонние контакты. Их раскрытием наука занимается много лет. Но они по-прежнему остаются загадкой, вернее, тысячью загадок ибо уходят в прошлое народов Средиземноморья, не только карфагенян и этрусков, в восточном происхождении которых нет сомнений, но также пеласгов, сардов и сикулов, в историю древнекритской, микенской и финикийской колонизаций (последняя дала нашему материку название Европа), в историю едва ли не каждого из греческих богов. Ведь даже сами греки полагали, что Аполлон, Арес и Афродита были пришельцами на европейском Олимпе.
Древние греки, желая назвать кого-либо сказочно богатым человеком, употребляли имя одного из царей Малой Азии, владевшего золотыми месторождениями. Теперь мы все стали Крезами, поскольку обладаем словесными россыпями, сокровищами ближневосточных мифов и преданий. И это богатство сохранено преимущественно с помощью самого бросового, не имеющего цены материала – глины, которая дала человеческой культуре больше, чем золото, серебро и все драгоценные камни, вместе взятые. Вот эти сокровища. Они перед вами. Берите их, пользуйтесь, обогащайтесь.
Древние наблюдатели видели в Месопотамии земной рай, не всегда сознавая, какими титаническими усилиями здесь создавалось изобилие. Текущие с гор Урарту Тигр и Евфрат с их многочисленными притоками переполнялись весною талыми водами и превращали низины Междуречья в сплошное болото. Требовались постоянные усилия, чтобы отводить излишние воды в каналы, очищать русла каналов от ила. Зато урожай на поливных землях был фантастически велик. Кроме воды и почвы Месопотамия не имела природных богатств, какими обладали соседние страны. Ни камня, ни леса, ни металлов. Жилища приходилось строить из глины и тростника, используя в лучшем случае обожженные на солнце кирпичи. Нефть, которой славится современная Месопотамия, была известна в самые отдаленные времена. Но применение ее в древности было ограниченным.
Древнейшим народом Месопотамии, о котором нам известно из оставленных им же письменных памятников, были шумеры. Эти памятники были извлечены еще в прошлом веке из песчаных холмов, возникших на месте древних городов. Но только в XX в. удалось прочесть и понять шумерские тексты, открывшие поразительный мир шумерской культуры. Теперь ни у кого не вызывает сомнений, что в этот мир уходят корнями выросшие на территории обитания шумеров (нижнее течение Тигра и Евфрата, впадающих в Персидский залив) аккадская, вавилонская, ассирийская цивилизации, а вслед за ними культуры всей Передней Азии.
Наряду с текстами хозяйственного назначения и государственными актами шумеры оставили на глиняных табличках и записи своих мифов. Вслед за шумерами их пересказывали аккадяне, вавилоняне, ассирийцы, хетты. Значение мифов один современный знаток шумерской культуры, много сделавший для их понимания, выразил заголовком своей книги «История начинается в Шумере». Вместе с мифами мы погружаемся на глубину пяти и более тысячелетий. Мифы раскрывают представления о месте человека в мире, о его зависимости от могущественных сил природы и от богов, сотворенных по образу людей. Мифы – это священная история, где наряду с богами выступают предки, прародители, давшие жизнь «черноголовым» (так себя называли шумеры) и лишившие их по оплошности главного блага, которым пользовались сами, – бессмертия. В мифах существуют в неразрывном единстве религия, философия, история, поэзия и искусство. Из этих текстов мы узнаем, что думали шумеры и аккадяне о происхождении вселенной и небесных светил, гор, морей, природных явлений, как они представляли себе возникновение человечества и начало его хозяйственной деятельности. Мифы, в отличие от близких к ним по форме, но более поздних по времени возникновения сказок, не только развивают наше воображение, но и обогащают знаниями об отдаленном историческом прошлом. Наиболее очевидным проявлением историзма шумерских мифов является то, что мифологическое повествование открывается введениями-запевками такого типа: «в давние дни», «в давние ночи», «в стародавние ночи», «в давние годы», «в стародавние годы». В то же время в шумерских мифах, как правило, отсутствует действие – оно заменяется пересказом монологов или диалогов, будто бы произносимых богами и предметами-символами. Можно думать, что эти тексты исполнялись хором или двумя хорами в храмах. Не случайно под некоторыми из них имеются приписки типа – «песня под литавры», «плач на флейте», «песня под барабаны». В ходе раскопок выявлены музыкальные инструменты, равно как печати и рельефы с их изображениями. Сохранились и нотные знаки, пока еще не дешифрованные.
Формы, в которых мифы Месопотамии донесли до нас историю, не во всем понятны современному человеку. Поэтому надо себе представить обстановку, в которой они создавались. В конце IV тысячелетия до н. э. страна шумеров и жившего с ними с середины III тысячелетия народа семитского происхождения, аккадян, была в нижнем течении Тигра и Евфрата разделена на десятки общинных поселений. Средоточием каждой общины, центром ее хозяйственно-административной деятельности был храм, считавшийся обиталищем определенного божества. До появления городов-государств и царской власти правителем каждой шумерской или аккадской общины был верховный жрец ее храма. От имени этого бога или богини правитель общины осуществлял свою административную и религиозную власть.
Изображение царя Саргона Аккадского. Бронза. Иракский музей. Багдад
Главными богами шумеров были Ану (Небо), покровитель Урука, Энлиль (Ветер, Воздух, Буря), культовым центром которого был Ниппур; подземные воды и Мировой океан были отданы Энки, главному богу г. Эриду. В Уруке почиталась также Инанна, богиня любви и распри. Солнечному богу Уту поклонялись в Сиппаре, позднее – в Ларсе. Нанна, бог Луны, был покровителем города Ура.
Общин в междуречье Тигра и Евфрата было больше, чем главных богов и богинь, в них почитавшихся. Поэтому складывавшиеся мифы, имея определенную единую основу, порой существенно отличались друг от друга. В разных общинах одни и те же боги имели различную «родословную». Им приписывались подвиги, относившиеся к данной общине, а не ко всем шумерам и аккадянам, двум народностям, различным по языку, но близким по хозяйственной и общественной организации. При этом одни и те же боги в соседних шумерских и аккадских общинах назывались по-разному. Так, у шумеров богиня любви и плодородия называлась Инанна, у аккадян – Иштар, солнечным божеством у шумеров был Уту, а у аккадян – Шамаш и т. д.
Была еще одна сложность, о которой надо иметь представление: мифы шумеров и аккадян, по большей части, дошли до нас в пересказах более поздних народов – вавилонян (II тыс. до н. э.) и ассирийцев (первая половина I тыс. до н. э.), которые жили в иных условиях и находились под властью могущественных царей. В вавилонских и ассирийских пересказах архаических шумерских и аккадских мифов нашла отражение более развитая и сложная политическая организация. При этом не всегда удается выделить в мифах то, что относится к древнейшей эпохе, а что к более поздней.
Наличие множества вариантов мифов Шумера и Аккада выдвигает для каждого, кто хочет с ними ознакомить современного читателя, проблему выбора – какой вариант предпочтительнее. Осуществляя этот выбор в пользу одного из вариантов, мы неизбежно обедняем картину и ограничиваем свой кругозор. Особенно болезненным оказалось это вынужденное ограничение для главного произведения литературы Двуречья – «Поэмы о Гильгамеше». Этому монументальному эпосу, созданному в Вавилоне, предшествовали дошедшие до нас шумерские поэтические рассказы о подвигах героя, которые были использованы вавилонским поэтом как источник, как трамплин для мощного полета фантазии. Выиграв после этой переработки в художественном отношении, древние легенды о шумерском правителе многое потеряли в своей информативности.
Ассирийская клинообразная надпись, высеченная на камне
Выбор нами для переложения вавилонского эпоса, а не шумерских поэм обусловлен тем, что перед нами выдающийся памятник мировой словесности. Уже в первых его строках мы сталкиваемся с литературным приемом, впоследствии заново открытым Гомером в поэмах «Илиада» и «Одиссея»: общая характеристика героя дается до рассказа о его подвигах. Так же как и в гомеровских поэмах, в «Поэме о Гильгамеше» действие развертывается в двух сферах: в земной, где живут, сражаются и гибнут герои, и в небесной, где обитают боги, наблюдающие за героями и решающие их судьбу. Вавилонская поэма рассуждает о смысле человеческой жизни, имеющей один исход – смерть. Все герои мировой литературы, совершая свои подвиги, одерживают если не физическую, то моральную победу над смертью, обеспечивая бессмертие своему роду, городу, народу.
Гильгамеш – первый из этих героев не только по времени, но по гуманистической мотивировке поставленной им перед собой цели. Он совершает немыслимое путешествие в страну, откуда нет возврата, в подземный мир, ради своего побратима и друга Энкиду. В союзе Гильгамеша и Энкиду впервые выражена идея, которая впоследствии будет без конца разрабатываться поэтами и философами, – идея противоположности естественного состояния человечества и прогресса. Гильгамеш – человек древнейшей городской цивилизации, уже в самые ранние эпохи враждебной миру природы. Гильгамеш испорчен преимуществами своего происхождения (на две трети бог и на одну треть человек), своей властью, дающей ему возможность осуществлять произвол над подданными. Энкиду – дитя природы, естественный человек, не знающий ни благ, ни зла цивилизации. В схватке между Гильгамешем и Энкиду нет победителя (герои равны физической силой), но Энкиду одерживает моральную победу над Гильгамешем. Он уводит его из города в степь, выпрямляет характер, очищает душу.
Это древнейший из известных нам шумерских космогонических мифов. Миф, отвечающий на вопрос о возникновении вселенной, исходит из того, что первоначально все стихии, образующие мироздание, существовали в неразделенном виде, как огромная гора, плавающая в Мировом океане. Развитие происходит в виде отделения и последующего соединения мужских и женских начал, результатом чего становится появление и бесконечное умножение новых богов, управляющих стихиями или находящихся на побегушках у этих богов или небесных светил.
[Закрыть]
(Миф шумеров)
Когда-то небеса и Земля были слиты, и не было на них ни травы, ни тростника, ни деревьев, ни рыб, ни зверей, ни людей. Были они как одна гора в пространстве, заполненном вечными водами дочери океана Намму [113]113
Намму– богиня-прародительница, «мать, создавшая Небо и Землю», олицетворение морской стихии и, возможно, изначальных вод. В аккадской мифологии, где космогония разработана более детально, чем в шумерской, божество первого поколения, олицетворявшее изначальные соленые воды, приняло облик чудовищной Тиамат.
[Закрыть] , праматери всего сущего. Произвела она из самой себя Ану [114]114
Ану(дословно «небо», «верх») – бог неба, с конца шумерской эпохи, когда космические боги впервые были сгруппированы в триады, глава верховной триады шумерских богов, в которую кроме него входили Энлиль и Эа. Его главной резиденцией считался храм в Уруке – Эанна (храм Неба). В раннешумерскую эпоху Ану рассматривался как высший бог пантеона. На первое место его ставит, в частности, царь Лагаша Гудеа в своей надписи; возглавляет пантеон он еще в период Ларсы и Исины, но затем оказывается вытесненным с небесного трона собственным сыном Энлилем, сохранив при этом, однако, свою значимость и участвуя во многих начинаниях совместно с новым владыкой небес.
[Закрыть] и Ки [115]115
Ки– «земля».
[Закрыть] , сына и дочь, и поселила их раздельно. Ану – на вершине горы, а Ки – внизу, под ее подножьем. Когда дети подросли, они стали крутить головами и искать друг друга. И свела их Намму, соединила как мужа и жену. И родила Ки владыку Энлиля [116]116
Энлиль, дословно: «господин воздушного пространства, атмосферы», имя, в котором, как считают исследователи, заложен в соответствием со значением слова lil («воздух», «пространство», «буря») двойной смысл – дыхание, дух, с одной стороны, ветер, циклон – с другой, и первоначально он прежде всего был связан с бурными проявлениями природы (ураганом, дождем). Энлиль – владыка всего находящегося между небом и Мировым океаном, по которому плавает земля, со времени третьей династии Ура сменивший Ану на небесном престоле и считавшийся отцом богов, как и Ану. Вместе с Ану он решает судьбы Шумера. Он – господин жизни, могучий разумом мудрец, всеведущий в законах. В его руках устанавливаемые им судьбы людей. Но вместе с тем в своей ипостаси ветра, циклона он разрушитель, «дикий бык», «страшный в своем гневе, приводящий в трепет небо и землю».
[Закрыть] , наполнившего все вокруг своим могучим дыханием жизни.
Потом Ки произвела от Ану еще семерых сыновей, семь могучих стихий, без которых не было бы света и тепла, влаги, роста и процветания. Затем по воле Ану у Ки родились младшие боги, помощники и слуги Ану – ануннаки [117]117
Ануннаки(от шумерского nunnak – «порождение божественного владыки») – общее название богов, действовавших, как правило, на земле и в подземном мире. Судя по изложенному ниже мифу о сотворении людей, это боги, первоначально не только не находившиеся ни в чьем услужении, но, напротив, пользовавшиеся трудом другой группы богов, игигов, впоследствии рассматриваемых как боги высшие, небесные. Надо думать, что свитой богини подземного мира они стали мыслиться именно потому, что оказались оттесненными в земные глубины следующим поколением богов.
Количество ануннаков в разных мифах Шумера и Аккада исчислялось по-разному; например, в аккадской космогонической поэме «Когда Вверху» их 300 отнесенных к земному миру и 300 – к подземному; в других мифах названы другие цифры, значительно друг от друга отличающиеся. К тому же, термин ануннакимог употребляться для богов вообще, которых к концу XX в. до н. э. насчитывалось около 3300, правда, вместе с их эпитетами.
[Закрыть] . И стали они все соединяться друг с другом, как мужчины и женщины. И рождались у них без счета сыновья и дочери, внуки и внучки.
Шумериец
Имелась гора, на которой поселилось многочисленное потомство Ану и Ки. Видя, что она отягощена, решил отец богов Ану расширить обиталище своих подопечных. Для этого он призвал старшего отрока, своего первенца Энлиля и сказал ему:
– Стала тесна гора для тебя, братьев и сестер твоих. Давай оторвем ее верхушку и разделим гору на две части.
Сказано – сделано! Поднатужившись, разорвали Ану и Энлиль гору. Поднял вершину Ану вверх, а Энлиль опустил плоское подножие вниз. Так появилось небо в виде свода и земля, как плоский диск с неровностями, горами и ущельями, ибо гора была разорвана, а не разрезана ножом. Ану избрал себе для обитания небо, а землю оставил сыну, и стал Энлиль носиться над ней, проникая взором в самые дальние ее концы и наполняя ее дыханием жизни. Без Энлиля не было бы ни летучих облаков, впитывающих и отдающих влагу, как губка, ни растений, ни трав, ни зарослей тростника, ни деревьев, приносящих плоды. Братья и сестры Энлиля осветили и согрели землю. И пришлась она им по сердцу. И захотели они остаться на ней и обратились к старшему брату своему Энлилю:
– Выдели нам место, где бы мы могли жить на земле не разлучаясь.
И соорудил Энлиль в самом центре земного диска город, дав ему имя Ниппур, и поселил там братьев и сестер своих. И жили они там по справедливости, ибо не было среди них высокомерных и жадных нарушителей договоров и доносчиков. Дал Энлиль городу законы и наблюдал сверху, чтобы злодеи и преступники их не нарушали.
Убедившись, что Ниппур хорош и его обитатели справедливы, Энлиль решил в нем поселиться сам. Он соорудил себе в центре города высокий белый помост, воздвиг на нем дом из лазурита – обиталище, поднимающееся вершиной до середины небес и простирающее свою тень на все стороны света [118]118
Ниппур считался резиденцией Энлиля. В основе названия его главного храма Э-кур («Великая гора») лежит один из эпитетов Энлиля – Кургал («Великая гора»). Для обеспечения достойных жертвоприношений великому богу в Ниппуре существовал специальный питомник для разведения жертвенных животных.
[Закрыть] .
Жила в Ниппуре сестра Ану, старица Нунбаршегуну [119]119
Нунбаршегуну– одно из имен Нидабы.
[Закрыть] вместе со своей прекрасной дочерью Нинлиль [120]120
Рассказ о соблазнении Нинлиль, видимо, восходит к более ранней мифологической традиции, чем вступающий с ним в противоречие миф о женитьбе Энлиля на Нинлиль.
[Закрыть] . Знала матушка, что молодцы Ниппура бросают на Нинлиль жадные взоры, и опасалась за неразумную. Она не отпускала ее никуда одну, но девушка была упряма и настояла, чтобы ей разрешили омыться в прозрачных водах потока.
– Иди, дочь моя, – сказала Нунбаршегуну. – Только знай, что на раскинувшиеся за Ниппуром луга спускается из своего храма сам Энлиль. Если увидит тебя огнеокий бык, не соглашайся на то, что он тебе предложит. Скажи ему: «Я еще молода. Еще не созрели груди мои, и рот мой еще мал, не знает он поцелуев». Отступит от тебя Энлиль!
Все было так, как предвидело и чего опасалось материнское сердце. Узрев со своих высот прелести Нинлиль, Энлиль спустился к ней с быстротою ветра. Когда же божественная дева не уступила вспыхнувшей в нем страсти, он удалился, сделав вид, что примирился с отказом. Но, когда Нинлиль явилась омыться на следующий день, Энлиль, притаившийся в камышах, налетел на нее, швырнул на дно челна и насытился ее невинной красотой.
Узнали об этом старшие боги и, вознегодовав, решили на своем совете изгнать насильника в подземный мир. Пришлось Энлилю подчиниться этому решению. За ним последовала Нинлиль, успевшая привязаться к своему грозному супругу. В толщах земли родила Нинлиль первенца Нанну [121]121
Нанна– бог Луны, в доаккадский период, судя по текстам, существенной роли не игравший. И возможно, именно поэтому его рождение оказалось связанным с подземным миром, а не со сферой небесных богов. Показательно, что мотив рождения Нанны в Нижнем мире имеется лишь в приведенном мифе и больше нигде не присутствует.
Значение Нанны возрастает в новошумерский период. Именно тогда он входит в астральную триаду Нанна-Уту-Инанна и начинает рассматриваться как сын Ану и порой как отец Угу. В стеле Эаннатума он назван «могучим факелом Энлиля», царь Уммы Лугальзаггиси именует себя его визирем, цари III династии Ура называют его своим царем; на стеле Ур-Наммы он изображен с атрибутом царского достоинства – скипетром. Главный центр его почитания – Ур, где он имел храм с большим зиккуратом.
[Закрыть] , которому было суждено подняться на небо, чтобы освещать землю и показывать смертным смену времен. Кроме верхнего Нанну, родила Нинлиль еще трех нижних сыновей, которым не дано было увидеть дневного света, ибо, чтобы уйти в верхний мир, надо оставить голову за голову.
По прошествии положенного времени Энлиль и Нинлиль возвратились на небо и зажили в самом отдаленном его месте, стараясь как можно меньше общаться со смертными. Энлиля раздражало их многолюдство, и в своем гневе он обрушивал на людей различные бедствия. Редко удавалось кроткой Нинлиль усмирить гнев огнеокого быка. И страдало человечество по его вине от чумы, засухи, потопов.
Каждый из мифов, относящихся к циклу о сотворении мира, дает ответ на тот или иной вопрос о происхождении божественного порядка или отдельных его элементов. Однако этот шумерский миф отвечает не только на вопрос, как произошло человечество. С этим вопросом связан и другой, побочный: почему человечество несовершенно, почему наряду с полноценными особями, способными трудиться, содержать себя и богов, существуют люди немощные и больные, обуза общества? Виновниками этого несовершенства рода человеческого выставлены сами боги, неумеренные в питье пива. Вековой человеческий порок – пьянство – перенесен на богов.
В тексте дошедшего до нас мифа имеются лакуны, не позволяющие понять, каких еще уродов, кроме трех названных, создали боги. Не ясна причина гнева Нинмах на Энки, из-за которого последний был изгнан в земные глубины, где ему были переданы подземные воды. Видимо, отношения между Нинмах и Энки выходили за рамки порученного им дела сотворения человечества, и они были мужем и женой, отцами человечества. Если это так, то удаление Энки в его собственный мир связано с необходимостью соединения супругов в Нижнем мире.
[Закрыть]
(Миф шумеров)
Во дни былые, когда небеса от земли отделились, в былые ночи, когда земля от небес отошла, умножилось небожителей племя и от нехватки пищи страдало.
И ануннаки, старшие боги, заставили младших, игигов [123]123
Игиги– в большинстве шумерских и аккадских мифов боги небесные. Из подземных к ним относится только Нергал, супруг богини Нижнего мира Эрешкигаль, возможно, потому, что по собственному желанию оставил Верхний мир, к которому принадлежал по праву рождения. Однако здесь они выступают в качестве прислужников более раннего поколения – рожденных от Ану ануннаков, что указывает на древнейший мифологический пласт.
[Закрыть] , трудиться. И рыли игиги канавы, и носили на плечах тяжелые корзины с землею, и орошенные поля засевали. И не было конца их труду. И возроптали они, и побросали в огонь свои мотыги, и двинулись к Энки [124]124
Энки(дословно: «Дом земли») – владыка первозданной бездны и, таким образом, всех первозданных вод, рек и источников, происшедших из изначального Апсу, а значит, и мудрости, знания, магии, в представлениях древних тесно связанных с водной стихией. Лугальзаггиси, Эаннатум, Энтемена в своих надписях с гордостью заявляют, что получили от него ум и мудрость. За советом обращается к нему и Гудеа, получает от него план храма, который царю предстоит возвести. С конца новошумерского периода с появлением космической триады Энки входит в нее наряду с Ану и Энлилем.
Энки – создатель Эриду и всех городов Шумера, в которых пребывают боги, творец государства, великий изобретатель, дающий каждой вещи ее «судьбу».
[Закрыть] искать справедливости.
Заволновались ануннаки: без работников не стало в мире пищи. Собрались они все вместе и запричитали, сетуя, что спит Энки в глубине Энгури, куда никто проникнуть не смеет. И, услышав стоны и жалобы богов, праматерь Намму отправилась к Энки.
Шумерская печать с изображением сцены жертвоприношения
– Проснись, сын мои! Покинь свое мягкое ложе в глубине тихоструйной Энгуры. Сон прогони! Избавь богов от терзаний!
– Я сделал все, что было в силах моих, – ответил Энки, не поднимая головы. – Я от трудов утомился. У братьев моих и сестер на уме лишь пиры да веселье.
– Нет! Не все ты сделал, – возразила мудрая Намму. – Помощников ты не сделал, которые взяли бы на свои плечи наши заботы [125]125
Мотив создания человечества для обслуживания богов характерен для большинства древних мифологий.
[Закрыть] .
– Каких еще помощников! – удивился Энки.
– Людей! – ответила Намму. – Пусть они будут по виду на братьев твоих похожи, но бессмертья не знают.
– Из чего же я их сделаю? – спросил Энки, спуская ноги с ложа.
– Из плоти Апсу [126]126
Апсу– первозданное божество, олицетворение бездны, подземных пресных вод, на которых покоится земля. Соответствует греческому Хаосу. Создание людей из его плоти может быть понято при сопоставлении с аккадской космогонией, содержащей миф о борьбе молодых богов с первым их поколением и о низвержении Апсу. Хотя в аккадской переработке материалом для сотворения людей становится кровь Кингу, побежденного в том же противостоянии, в каком был убит Апсу, идея использования плоти (крови) поверженных богов первого поколения для создания человека остается той же.
[Закрыть] , – ответила Намму. – Из мягкой его сердцевины, которую называют глиной. На воде ты ее замешаешь. А лепить тебе Нинмах [127]127
Нинмах(«Госпожа могучая», «Знатная госпожа», «Благородная госпожа») – возможно, такая же богиня-мать, как Намму, порой отождествлявшаяся с Аруру. Создает человека и Нинту. О близости Нинмах и Аруру, связанных с родовспомогательными функциями, говорит и столь явная параллель, как сотворение Аруру из глины Энкиду в поэме о Гильгамеше, сотворение людей в шумеро-аккадской билингве ассирийского времени и помощь Мардуку в создании и одухотворении людей. Помимо мифа о сотворении людей, Нинмах присутствует в цикле мифов о Нингирсу, матерью которого считалась.
О значимости Нинмах в шумерском пантеоне говорит то, что Гудеа называет ее рядом с Ану и Энлилем, а Эаннатум – рядом с Энлилем. Главной ее резиденцией считался Киш, хотя почиталась она во многих городах Двуречья. В частности, известно о ее храме, построенном в Уре во времена I династии Ура, о возведенном Энтеменой храме в Лагаше, о храмах новошумерского периода в Лагаше, Кише и Умме. Эаннатум, Энтемена и Лугальзаггиси говорят о себе, что они вскормлены молоком богини, Гудеа именует ее «госпожой, возросшей вместе с городом».
[Закрыть] поможет. И еще семь богинь прекрасных вокруг вас в этот миг да встанут.
Разговор этот слышали боги, и собрались они отовсюду и сказали владычице Намму:
– Наконец мы, бессмертные боги, будем жить, забот не зная, как лежебоки. Пригласи же, Намму, на пир нас. Не скупись на ячменное пиво, какое имеешь в запасе.
Так все боги на пир собрались. В сосудах из плоти Апсу светлое пенилось пиво. Боги, честь ему отдавая, хвалу возглашали хозяйке и тем, кто своею работой небожителям даст пропитанье. Энки и Нинмах рядышком сидели, словно жених и невеста, вместе пили и вместе хмелели.
– Я сделаю то, что ты просишь, – обратилась Нинмах к Энки. – Но как бы узнать, хорошо или плохо творенье, и судьбу ему как назначить?
– Ты лепи, что душе угодно. Лишь бы люди были на нас, бессмертных, похожи. А судьба их – моя забота.
Нинмах руки в воде смочила, глины кусок отщипнула. И задвигались быстрые пальцы, создавая богов подобья. Голова же богини кружилась, и земля под нею шаталась, словно хмельная. И фигурки, что появлялись на ее ладони, совершенством не обладали. Вот возникает первый. Руки его слабы, ни согнуться, ни взять ничего не могут; а вот и второй, подслеповатый, и третий, с ногою слабою и кривою, на червя похожей.
Видит Нинмах, что получились у нее уродцы, и хотела их расплющить, но Энки уже дал сотворенным вкусить хлеба жизни.
– Пусть остаются! – сказал он веско. – Да будет первый стражем дворцовым, второй же певцом пусть станет в гареме, мастером дел серебряных третий.
Затем вылепила Нинмах еще одну пару людей, а вслед за ней и третью. И вновь получились уроды. Дал и им Энки вкусить хлеба и определил им судьбы. А потом он молвил:
– Давай поменяемся местами. Я буду лепить, а ты подыщешь применение.
И принялся Энки за работу. Со второй попытки ему удалось слепить существо с двумя руками и двумя ногами. Но были его ноги тонки, как тростинки, живот вздут, спина сгорблена. Был это старец, о которых говорят: «Его день позади».
Обрадовавшись удаче, Энки обратился к Нинмах:
– Назначь этому человеку судьбу, чтобы он мог пропитаться.
Демоны с головами орлов у пальмы, олицетворяющей древо жизни. Рельеф из дворца Ашурбанипала II. Британский музей. Лондон
Нинмах рассмеялась:
– Какая может быть судьба у такого калеки! Видишь, у него дрожат руки и он трясет головой.
С этими словами она подошла к созданию Энки и хлеб ему предложила. Он же не мог его взять. Нинмах головой покачала:
– Не живой это человек. Нет ему на земле применены!.
– Но я же нашел примененье для твоих ублюдков, – вскипел Энки. – Отыщи и ты примененье для моего созданья.
Так между Нинмах и Энки разгорелась ссора. Много они наговорили друг другу обидных слов. Но женщина, даже если она богиня, всегда старается высказаться последней, и Нинмах произнесла заключительное слово:
– Отныне не будет тебе, Энки, места на небе. Не будет тебе места и на земле. Уйдешь ты в земные глубины и не увидишь света [128]128
Потомство семи созданных в конечном счете пар постепенно заселило всю землю, и несмолкаемый шум стал раздражать Энлиля. Чтобы уничтожить человечество или хотя бы уменьшить его численность, Энлиль решает наслать на людей эпидемию, а когда ее губительных последствий оказывается недостаточно – засуху, голод и, наконец, потоп.
В отличие от детально разработанного сюжета о потопе в эпосе о Гильгамеше, в шумерской литературе потоп рассматривается, скорее всего, как изолированный эпизод, разделивший ход истории на две части, хотя судить об этом с полной уверенностью по сохранившимся разрозненным фрагментам невозможно. Зиусудра назван царем Шуруппака и отнесен к допотопному времени. Бог (или боги) объявляет ему о желании уничтожить людей. В обмен на спасение Зиусудра обязуется создать в честь богов города и храмы. Семь дней и семь ночей бушуют ветры и одновременно обрушивается потоп. После того как страна разрушена, на небе появляется Уту, и Зиусудра, открыв окно своего огромного корабля, приносит в жертву солнечному богу быка и овцу.
В аккадской параллели мифа о потопе, героем которого сделан Атрахасис, мудрый и благочестивый сын царя Шуруппака, раскрывается более обоснованная, чем производимый человечеством шум, причина гнева богов – люди восстали против своего предназначения быть слугами богов, ублажая их трудом и культом, ради которого они и были сотворены. Уничтоженное потопом человечество, согласно версии, сохранившейся в «Атрахасисе», восстанавливается благодаря решению Энки-Эа вновь сотворить семь мужчин и семь женщин.
Миф о потопе естествен для месопотамского мира, в котором наводнения были постоянным явлением, подтверждаемым также и археологически. Однако происхождение его имеет более глубокие корни. Проделанный М. Элиаде анализ мифов об уничтожении человечества привел ученого к мысли, что создатели этих мифов усматривали причину одновременно и в прегрешениях людей, и в рано или поздно наступающем одряхлении самого мира. Космос, постепенно разрушающийся самим фактом своего существования, в какой-то момент приходит в упадок, и именно поэтому становится необходимым повторное его создание. По выражению М. Элиаде, потоп в макрокосмическом масштабе уничтожает то, что символически осуществляется в ходе празднования Нового года, – конец мира и греховного человечества, чтобы сделать возможным новое творение.
[Закрыть] .
