Текст книги "К-1. Точка невозврата (СИ)"

Автор книги: Александр Гурьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Помощник командира, капитан-лейтенант Паук Аркадий Алексеевич, в прошлом штурман ПЛ. На старпомов у меня очень плохая память, кто тогда был старпомом, не помню. Может Варнаков, может Филипенко, не помню. Офицерский состав ПЛ на 6, а то и на 10 лет старше меня, можно без всяких сомнений к каждому обращаться по имени отчеству. В то время, когда во мне умирал слесарь-инструментальщик, эти ребята моего теперешнего возраста, уже обученные в учебном центре и притёртые к железу (именно так называют ПЛ), производили последние приготовления к спуску на воду построенной ПЛ. А когда я впервые оказался в море на крейсере «Куйбышев», они поднимали на ней Военно-Морской Флаг. Своеобразное флотское крещение, которое принял первоначальный офицерский состав АПЛ «К-1». Командир АПЛ Карачев И.И., ЗКПЧ Маслов П.И., СПК Соколов И. В., ПК Лобанов Г.А., БЧ-1 Паук А.А., БЧ-2 Когинов М.П., БЧ-3 Суворов Н.Г., БЧ-4 Бельский В., БЧ-5 Черных Г.И., КДД Постников А.Н., КЭТД Лебедев, КДЖ Грошев В., Командиры групп дистанционного управления (КГДУ): Шестопалов А., Пустовалов В.М., Мосолов В.А., Трунов, Анохин Г.В., Смирнов Ю.А., Командиры групп автоматики и телемеханики (КГА и Т): Исаев А.Н., Федулов Л.В., Адаменко В.Н., Командир турбинной группы (КТГ) Набатчиков В.

Два бумажных листочка размером с ученическую тетрадь, которые можно сложить вчетверо и засунуть в любой карман. Это твой новый диплом. На его защиту тебе отводится 8 месяцев. Тебя освобождают от всех видов вахт и дежурств. Учи, парень, нам с тобой выходить в море, и мы должны знать, кто ты и на что способен. В этих листочках всё, что обязан знать каждый подводник. Кое что со временем само собой отсеется, что– то забудется. А чтобы меньше отсеялось и забылось, снисхождения никакого не будет. Здесь в этих листочках знания общевойсковых и Корабельного Уставов, руководящих документов и инструкций по устройству и обслуживанию систем и механизмов, по борьбе за живучесть ПЛ и т.д. На первый взгляд 8 месяцев это срок достаточно большой, но как показало время, далеко не все укладываются в него. Тебя все видят, с тобой разговаривают и общаются, но ты никто. Твои выпускные оценки из училища здесь никого не интересуют, они указывают лишь на то, что ты способен к обучению, не более того. Здесь нужно знать всё и конкретно.

Как и сказал командир, в экипаж стали прибывать лейтенанты: инженер БЧ-2 Женя Селиванов, начальник РТС Толя Свинцицский, начхим Володя Куракин, штурманёнок Миша Николенко. Все получили такие же листы, как у меня, и мы стартовали почти одновременно с разницей по времени в несколько дней. Офицеры и мичманы после рабочего дня убывали в город, мы капитально обосновались в офицерской комнате. Я начал сдачу на допуск к самостоятельному дежурству по ПЛ. Во-первых, сдав на допуск к дежурству, автоматически закрывался вопрос в листе на допуск по специальности. Во-вторых, мои учителя капитан-лейтенанты Федулов Леонид Васильевич и Адаменко Виталий Николаевич рекомендовали делать именно так.

«К-1» стояла в плавдоке на заводе «Звездочка». Её почти не было видно из-за установленных вокруг неё лесов. За год, с момента установки её в ремонт, было выгружено всё, кроме крупных механизмов, таких как турбин, холодильных машин, турбогенераторов и т.д. Не тронутыми оставались нижняя палуба ракетного отсека и реакторный отсек. Почти во всех отсеках в прочном корпусе были вырезаны огромные отверстия, закрытые брезентом. Все переборочные двери были открыты и на крюках, через которые были протянуты сварочные кабели и газовые шланги. Даже трудно было представить, что когда-нибудь всё будет восстановлено. Так совпало, что в реакторном отсеке я встретился с комдивом раз, Колабским Виктором Павловичем. Подойдя к илюминатторам в реакторную выгородку, он остановился, сказав две фразы: «Вот это и есть твоё заведование. О радиации не говори ни с кем, даже с самым близким тебе человеком, если не хочешь неприятности».

Устройство ПЛ я, как и остальные лейтенанты из БЧ-люкс, должен был сдавать лично механику, командиру БЧ-5 капитану 2 ранга Гершонюку Михаилу Демидовичу. Он не мог лишить себя удовольствия поиздеваться над беззащитными, заставляя по нескольку раз пролезть по тому маршруту, после которого беззащитный представал перед его очами. Ко мне, представителю БЧ, которой он командовал, не то что проявлял какое-то снисхождение, наоборот, драл по-чёрному. Иногда на заваленный мной вопрос затруднялся ответить даже командир дивизиона живучести капитан 3 ранга Масолов Владимир Николаевич, тоже знающий устройство ПЛ в совершенстве. Начинался спор между ним и механиком, где находится лаз, скажем, в дифферентную цистерну. Мне-то этот лаз зачем?

Как-то мой комдив Колабский неожиданно при всех посмотрел на меня и попросил показать зачётный лист. Обля, да у тебя тут конь не валялся. Сегодня, блянаху, после ужина на лодку до 24. У дежурного по ПЛ будет лежать допуск, и пусть запишет в вахтенный журнал время твоего прибытия и убытия. Да, я отставал от графика, но не так, как остальные лейтенанты. Те вообще болт забили, обжёгшись об Михаила Демидовича. Это было серьёзным предупреждением мне, что такое здесь не прощают. Через трое суток я был в графике, и такого больше не повторялось.

Управленцами, командирами 3 группы 1 дивизиона, были капитан-лейтенанты: Смирнов Юрий Алексеевич, Анохин Григорий, Пустовалов Вячеслав Михайлович, Горшков Вячеслав Михайлович, Бочаров Виктор Семёнович и Кулаков Виталий Александрович. Капитан-лейтенант Пыпа Николай был командиром турбинной или 1 группы 1 дивизиона. Электротехническим дивизионом командовал капитан 3 ранга Исаев Альберт Николаевич, и командиром электротехнической группы был Крылов Александр Николаевич. Меня сразу предупредили, что на помощь офицеров в изучении устройства ПЛ рассчитывать не стоит. Лучше всех, включая мичманов, устройство своего заведования знают матросы, особенно которые по 4 году службы.

Годки, моряки по 4 году службы, в корне отличались от тех, которых потом стали так называть при переходе на 3 года службы. Они были полностью подготовленными спецами, опорой офицеров, учителями для молодёжи. Скажем, были 2 годка во 2 дивизионе Найденко и Чуркин. Найденко гарсонил у офицеров, в столовой он всегда был в белом офицерском кителе без погон (на Севере не нужен, как и белые брюки), на руке всегда полотенце. Накрывал на стол, выполнял просьбы офицеров как-то с душой, и это чувствовалось, был языкатым и в карман за словом не лез. Создавалось ощущение, что всё это ему нравилось. Но он был ещё и отличным электриком. Чуркин был намного крупнее Найденко и немногословен. Они дополняли друг друга. Вызовет бывало Саня Крылов Найденко в пятницу и скажет, надо, чтобы к понедельнику вот эта работа В.И.Ленина была законспектирована у всех. Всё, весь дивизион будет сидеть субботу и воскресенье конспектировать. Осенью 1969 года уволились моряки, отслужившие  4 и 3 года. Начались наборы весной и осенью на три года.

Около плавдока, в котором стояла ПЛ, был ошвартован дебаркадер-плавучая бытовка, охраняемый вооружённым верхним вахтенным. Сюда каждое утро прибывал экипаж. Переход из расположения бригады сюда и обратно осуществлялся  общим строем экипажа во главе с офицерами. 4 перехода за день очень спаивало экипаж. На переходе отрабатывалось равнение в шеренгах и общая дисциплина строя. Необходимо отметить, что про строевую подготовку не забывали и в праздники, но уже в составе 203 отдельной бригады  ремонтирующихся ПЛ, возглавляемой капитаном 1 ранга Кольцовым, прозванным Кащеем Бессмертным. Проводились так называемые праздничные строевые прогулки. Утренний праздничный сон спящего города нарушался барабанным боем, а то и вовсе оркестром. Поднятые с постели мужики и бабы, забыв набросить халаты, прилипали к стёклам, чтобы подивиться этаким чудом, а засланные шпионы пересчитывали количество экипажей и численность л.с. в них, беря поправку на больных и стоящих на вахте.

Здесь, на дебаркадере, л.с. переодевался в грязную рабочую одежду, здесь было помещение со столами, в котором итээровские работники завода и офицеры экипажа решали текущие и спорные вопросы, здесь находилась секретная часть ПЛ и кран с газированной водой без сиропа. Здесь начиналось у меня изучение системы, скажем, осушения отсеков и подсушки трюмов. В секретной части брались схемы и инструкции по устройству, расположению, правилам эксплуатации и ремонту данных систем. Каждый офицер обязан завести общую тетрадь, засекретить её и делать пометки только в ней. Пометки на несекретных листочках и в записных книжках запрещены Приказом №010. Ознакомившись, на скольких болтах крепится ГОН (главный осушительный насос), потому что при сдаче возможен любой вопрос, пролазишь эти трубопроводы системы от и до, находишь моряка, который показывает, как правильно запустить насос в работу, запоминаешь расположение запорной арматуры, и ты в принципе можешь сделать первую попытку сдать. Командир БЧ-5 всегда чем-то занят, но у тебя ещё перед глазами вся эта система, и механик, наконец, сломавшись под твоим напором, соглашается. «А на каком шпангоуте находится приёмный клапан в восьмом отсеке? Ну я же предупреждал, что надо знать всё». Вот, елки зелёные, мне что всё в уме держать и всю жизнь помнить, с какого по какой щпангоут тот или другой отсек, на каком шпангоуте приёмные клапаны. Всё ему расскажи да покажи. Шпангоуты не пронумерованы, а может и пронумерованы, я что их должен считать, чтобы найти клапан.

Кто придумал всё вот это засекретить: Генсек, МО, Председатель Верховного Совета или ГК ВМФ? Всё это на ДПЛ никакого секрета не представляет. Всё, что вносится и устанавливается внутри АПЛ, становится секретным. Секретным должно быть оружие, связь и акустика. Если шпион, рискуя жизнью, добудет сведения о водоотливной системе, он застрелится, изучив её, или его застрелят свои за такие секреты. Что нового можно придумать в электрической схеме пускателя электродвигателя любого механизма, какому идиоту придёт в голову мысль добыть сведения, через какие коробки проложены и на какие клеммы посажены провода? Невольно возникает вопрос, не только кто это придумал, но и почему. Почему подъезды домов, где проживали семьи первых экипажей подводников АПЛ, были под охраной КГБ? Почему родственники не должны знать, что ты служишь в первой линии обороны страны. Одни вопросы, кто, зачем и почему? ЛШ-лопата штыковая, ЛО-25 лом обыкновенный металлический диаметром 25 мм и т.д. А главное, все ттд, кроме фамилии командира, есть в справочнике Джейна, который в свободной продаже на Западе, а у нас секретный. И охраняют эти секреты Особые отделы комитета государственной безопасности. Командир у них на Флотилии генерал-майор, а это штатная должность командира дивизии.

АПЛ «К-1» должна была по плану новенькой покинуть завод  в 1969 году. Разобрать её разобрали, а вот собрать не хватило денег. Все силы завода были брошены на атомный ледокол «В.И.Ленин». Все мы, весь Союз, гордились первенцем атомного флота, глядя на картинку, где он, разрезая полярную темноту своим прожектором, ломал арктический лёд. На самом деле он оказался метров на 30 короче АПЛ «К-1». Для арктического льда он слабоват будет. Ходили слухи, что почти весь экипаж награждён орденами и медалями. Ближе к зиме в Северодвинск пришла АПЛ «К-47», чтобы встать в средний ремонт на наше место. Уже всем было понятно, что «К-1» будет зимовать в заводе. «К-47» ошвартовалась в порту, и все мы, офицеры БЧ-5 «К-1», были отправлены на «К-47» ознакомиться с работой ГЭУ, пока они не сбросили аварийную защиту реакторов. Третьим киповцем на «К-47» был Миша Корж, которого все звали Петрович. Мне не надо было с ним знакомиться, мы оба закончили СВВМИУ, были в одной роте, одном взводе и даже в одном отделении. Мы оба тогда ещё не знали, что независящие от нас обстоятельства поведут нас почти параллельными курсами, что у уральского паренька и украинского хлопца, и что немаловажно у их жён, окажется столько общего.

Как-то под осень я был приглашён на открытое партийное собрание экипажа. Пригласил дядя Лёня, пошли, послушаешь. Партсобрание было в конце рабочего дня, я не стал противиться, да и самому хотелось послушать, что там происходит за закрытыми дверями. Раньше я наблюдал, как выходящие на перерыв кучковались и всегда что-то бурно обсуждали. Дядя Лёня в карман за словом не лазил и в своём выступлении, не помню, что они обсуждали, бросил как бы положительную реплику в мой адрес, типа, в группу КИП и А прибыл добросовестный офицер, совсем скоро заступит в дежурство по ПЛ и по специальности подтягивается. Всё это было оценкой того, чем я занимался в то время. После этих, вроде бы ничего незначащих слов дяди Лёни, я почувствовал совсем другое отношение ко мне всех офицеров. До этого я был ходячей тенью в экипаже. В декабре, я не запомнил столь знаменательную дату, я самостоятельно заступил дежурить по ПЛ, влившись тем самым в офицерский коллектив экипажа, в отличии от остальных лейтенантов.

В октябре произошло событие, о котором не могу умолчать, которое коснулось лично меня и моей семьи. Ко мне подошла женщина, занимающаяся распайкой соединительных коробок, и почти умоляя, попросила меня оформить на себя комнату в коммуналке, потому что им с мужем не оформляют квартиру, которую они получили, пока они не сдадут эту комнату. Так, через два месяца службы на «К-1» у меня на руках оказался ордер на своё первое жильё. Я встретил Машу с дочкой в аэропорту Талаги перед самыми ноябрьскими праздниками. Как же смогло это хрупкое создание в облике жены лейтенанта-подводника покинуть Жемчужину-Крым, где она родилась и где прошли её детство и юность. С 5-месяной Леночкой на руках, с детской коляской, с чемоданом и узлами с одеждой, бутылочками и пелёнками пересесть в Москве, в которой никогда не была, с одного самолёта на другой, перебравшись в другой аэропорт. Откуда такое упорство. У нас двоих не хватает рук, чтобы забрать все вещи. Знакомься с Севером, Маша. Отсюда до Полярного Круга добрых полторы сотни километров, там, за ним солнце не покидает небосклон летом, и не появляется на нём зимой. Там, далеко за Полярным кругом, на 70 параллели мы оставим лучшие годы нашей жизни.

Леонида Васильевича Федулова, даже те, кто старше его по возрасту, называли дядей Лёней. Он был среднего роста, широк в кости и всегда выглядел на 5 баллов. По-моему его нельзя было вывести из равновесия. Но он почему-то не терпел Виталия Адаменко. Когда появился я, они оба про себя решили, что я должен быть ближе с ним. Дядя Леня, которого я называл исключительно по имени и отчеству, говорил, не слушай ты этого Адаменко, ничему хорошему он тебя не научит. Виталий говорил почти так же, да ну его, этого дядю Лёню, ему бы ничего не делать. Они были разные по характеру. Леонид Васильевич, когда вскрывал какой-нибудь прибор, всегда имел при себе карандаш и бумагу. После его разборки на каждом проводке бумажка с пометкой, с какой клеммы снят. Виталий с неисправным прибором поступал быстро и решительно. Это качество появится потом, а пока лучше с бумажками на проводки. Они оба относились ко мне хорошо.

Леонид Васильевич вообще-то не любил копаться в приборах, если есть возможность заменить прибор целиком. А такая возможность была. На ПЛ устанавливалось совершенно всё новое и проверенное на стендах. Снятая же аппаратура, родная, с «К-1» находилась в киповском цехе. Вот на неё-то и был положен глаз шефа. Просто так никто её не отдаст, секретная как никак.. Но и нам она нужна не для личного пользования. Леонид Васильевич подвёл меня к термометру дистанционного измерения температуры. Говорит, вот смотри, крышка на цепочке, на крышке резиновая прокладка, на каждом из трёх проводков кембрик с цифрой, провода свёрнуты в колечко и пропаяны, на каждом контакте по 2 гаечки и обжаты, сальник вводного кабеля уплотнён сырой резиной, оплётка кабеля соединена с корпусом гибким медным проводом с помощью пайки. Надо проверить термометры и термопары по всей лодке и мне на бумажке: тип прибора, где установлен и замечания. Всё было сделано, как учили, и один экземпляр бумажки начал свой путь от Федулова к Колабскому, дальше к Гершонюку, а тот на вечерней планёрке на дебаркадере вручил этот листочек представителю завода, руководившего проведением этой планёрки. На следующий день никакой реакции от строителей. На планёрке опять задаётся вопрос, когда будут устранять замечания по системам управления, сигнализации, блокировки и защиты ядерных реакторов.

Этот список замечаний с самого утра обжёг руки начальнику киповского цеха, он сидит у него в мозгу. Замечания выеденного яйца не стоят, и устранить их плёвое дело, раздули из мухи слона. Конечно, термометры установлены там, куда не каждый доберётся, через эти сплетения трубопроводов надо тянуть переносную лампу, розетку для паяльника, инструмент, и не понятно в какой позе работать. Придется вскрывать парогенераторную выгородку, а это целое дело. Самое неприятное, наряды на установку и подключение уже закрыты и деньги начислены, никто за просто так там лазить не будет. А устранять надо, никакая госкомиссия с такими замечаниями ПЛ не примет. Придется спрашивать киповцев, чего они хотят. А Леонид Васильевич хотел вернуть комплект СУЗ аппаратуры, которую сняли, горсти три гаечек, сырой резины и припоя на всякий случай. Замечания, выданные мной, были у меня на руках, и устранить их не представляло труда. Зато, больше с нами не шутили. Всё остальное устанавливалось, как положено. Замечания устранялись немедленно, мы тащили в цех приборы в сборе, вызывающие подозрение, и нам без лишних слов меняли их на другие, на которых мухи не сидели. Но, видимо, осадок у них от нас остался, а это всё лирика. Этот опыт взаимоотношений с промышленностью и строителями был мной взят на вооружение и не раз был применён в дальнейшем.

Когда ледокол поднял свои компенсирующие решётки и, управляя делением ядер урана, убыл ломать арктические льды, все силы завода были брошены на «К-1». Когда она только встала в плавдок, была задумка сделать из неё матку-носитель свехмалых ПЛ, но что-то ещё не было готово, и эта идея отпала сама собой. Огни сварки на корпусе и в отсеках, пронзительный свист турбинок, шум скребков и металлических щёток. В обязанностях сейчас уже не только дежурно-вахтенной службы, а всего экипажа, было не допустить возгорания в доке и в отсеках ПЛ, не допустить отравления людей парами лаков и красок при покраске цистерн. С лёгкого корпуса было полностью удалено резиновое  покрытие. Оно только утяжеляло ПЛ. Лодку готовили к спуску на воду. Все крупные механизмы, вынутые из прочного корпуса, были возвращены на свои места, съёмные листы прочного корпуса установлены на свои места и обварены, стаканы сальников проходящих через прочный корпус кабелей, трубопроводов и приводов управления забортной арматурой уплотнены. Произведена проверка прочного корпуса на герметичность путём создания вакуума дизелями. ПЛ готовили к спуску на воду. В цистернах главного балласта устанавливалась протекторная защита от коррозии прочного и лёгкого корпусов, и производилась покраска этих цистерн.

Готовился к покраске и лёгкий корпус. Резиновым покрытием лёгкий корпус не обклеивали, АПЛ 675 проекта хорошо и далеко было слышно и с резиной. Неожиданно ПЛ превратилась в белого серебристого лебедя, после покраски всего корпуса грунтовкой. Но эта красота была всего несколько дней. Вся эта красота была заменена боевой окраской, верхняя часть до ватерлинии стала чёрной, а нижняя коричневой. От шарового цвета верхней части отказались, ПЛ была видна сверху на чёрном фоне глубины. Можно бесконечно долго перечислять то, что делает АПЛ безопасной для л.с. и превращает её в оружие. Вся ответственность за это лежит на офицерском составе БЧ-5. Всё, от гребного винта до лампочки в каюте, включая покраску, замкнуто на командире БЧ-5.

Кое– кто из командиров БЧ-2 и БЧ-3 пытаются встать на одну ступеньку с ним, а у некоторых офицеров по отношению к нам, л.с. БЧ-5, с кончика языка готово сорваться слово «маслопузые». Вас не допускает промышленность к опломбированным ею стоикам с аппаратурой. За качество готовности ракеты или торпеды отвечает береговая часть. Два офицера из БЧ-5 вы привлекаете для ракетного пуска. Вы не графы и не князья, АПЛ не броненосец на угле и вы уже не белая кость, а пассажиры, и возят вас лишь для того, чтобы вы успели первыми перед гибелью АПЛ выпустить свой боекомплект в указанную цель. АПЛ 675 Проекта, как и надводные корабли,– это корабль одного боя. Сидите и готовьтесь к нему, этому последнему бою. Боеготовность АПЛ в мирных условиях оценивается способностью экипажа обеспечить безаварийность плавания. Для многих из вас открыты двери на самый верх. Офицеры же  БЧ-5 на этой ПЛ, как правило, заканчивают службу.

Лето 1970года. «К-1» выводят из плавдока и ставят к причальной стенке. Прочный корпус герметичен, замечаний нет. Произведён физический пуск ядерных реакторов. Трудно было представить, когда я впервые спустился в ПЛ, что всё внутри будет восстановлено. И вот она уже на воде, уже реакторы дыхнули в прибор, подтвердив свою готовность. Я давно уже закрыл зачётный лист на допуск к самостоятельному управлению группой. Могу на память нарисовать электронные схемы усилителей управления стержнями и пусковой аппаратуры, знаю принцип работы электронного прибора и местонахождение датчиков. Можно ли назвать меня специалистом? Любой специалист, прежде чем стать таковым, должен пойти 3 стадии: обучение, умение, навык. Через 6 лет, как я решил стать подводником, нахожусь между 1 и 2 стадией, хотя что-то уже умею.

Швартовые испытания. Если конкретно, то это проверка всех систем и механизмов БЧ-5 по прямому назначению, когда ПЛ надёжно закреплена к стенке. Вот он, первый в моей жизни ревун по всем отсекам продолжительностью 30 секунд, давящий на барабанные перепонки, и команда из ЦП: «Боевая тревога для боевой части 5 и химической службы. По местам стоять, к вводу ГЭУ». На ПУ ГЭУ самые подготовленные управленцы Юра Смирнов и Гриша Анохин. Только эти двое из 6 командиров групп дистанционного управления ядерным реактором, не являются командирами отсеков. Они несут вахту на ПУ ГЭУ по готовности №1 или при объявлении боевой тревоги. С ними на ПУ ГЭУ комдив раз Колабский Виктор Павлович, оба киповца Федулов и Адаменко. Леонид Васильевич и Виталий Николаевич фиксируют все замечания по системам автоматики своего борта. Руководит всеми из ЦП Михаил Демидович Гершонюк.

Мой боевой пост по боевой тревоге в реакторном отсеке. Мои обязанности очень просты. При появлении неисправности с реакторами, или аварией ГЭУ, или всей АПЛ по команде с ПУ ГЭУ опустить компенсирующие решётки обоих реакторов на нижние концевики (НК), чего бы это для меня не стоило. Только после этого я могу думать, сколько мне осталось жить, и что делать дальше. Здесь в реакторном отсеке штатное место для моего лучшего друга ИДА-59.  Кроме меня в отсеке  л.с. команды спецтрюмных во главе со старшиной команды и командир отсека управленец капитан-лейтенант Бочаров Виктор Семёнович.

Наблюдаю в иллюминатор за всем, что находится в реакторной выгородке. Она уже под небольшим вакуумом, чтобы воздух через возможные неплотности, которые могут появиться, проходил в неё, но ни коем случае, не наоборот. А вот и поползли стержни АЗ, сжимая тугие пружины, и замерли в верхнем положении. В иллюминаторы аппаратных смотреть больше нет смысла, ничего интересного там не увидишь. Все остальные стержни в чехлах. Я нахожу себе место около кормовой переборочной двери, убеждаюсь, что никому не мешаю. Как чекист в ресторане, меня не замечает никто, я вижу всех.

В отсеках тихо и спокойно, как будто никакой тревоги и не было. С моего места, когда открывается переборочная дверь, видна часть турбинного отсека. Там тоже спокойно, Коля Пыпа сидит на правой турбине, что-то пишет. Всё это спокойствие обманчиво. Я уже знаю, что с ПУ маленькими шажками в 3,75 мм  с выдержкой по времени после каждого, компенсирующие решётки поднимаются вверх, высвобождая всё больше и больше горючего, приближаясь к критической массе. Главное, не пропустить ту границу, за которой начнётся цепная реакция, т.е. ядерный взрыв. Главной на ПУ сейчас стрелка прибора, измеряющая ток пусковой ионизационной камеры. А вот и сигнал с ПУ о том, что реактор левого борта выведен на минимально-контролируемый уровень мощности. Начался разогрев. Спустя минуты, объявили, что и реактор другого борта  на МКУМ.

Что идёт разогрев реакторов, первым на себе ощущает л.с. реакторного отсека. Поднимается температура  в отсеке, в нос ударяет какой-то запах озона, как после грозы, с кисловатым привкусом. Пока вентиляторы реакторного отсека и общесудовые справляются с температурой в отсеках, которая все равно растёт. Просыпается «Каштан» ПУ, проверить то-то, открыть это, закрыть то. Пока без матерщины. А вот и началось движение в 7 отсеке, значит, начался разогрев турбины. Вместе с ростом температуры в отсеках растет частота поступающих команд  в реакторный и турбинный отсеки. Турбинисты уже по пояс раздетые не ходят, а бегают по отсеку. Наконец-то поднят вакуум в главном конденсаторе, а значит в холодильных машинах тоже. Турбине разрешают сделать пробные обороты вперёд и назад, и вот она засвистела. Наконец-то запускаются кондиционеры, сбивая температуру в отсеках. Электрики возбуждают турбогенератор, принимают всю нагрузку на него, отключаются от берега. Вторая турбина и турбогенератор подключатся чуть позднее. Произойдёт полное разъединение бортов, и они будут автономными. На ввод ГЭУ по нормативу отводится 2,5 часа. Когда всё исправно, и л.с. отработан, в это время укладываются.

В реакторном отсеке появляется человек при галстуке, заглядывает в аппаратную через иллюминатор, в другую, бросает взор на датчики КРБГ напротив иллюминаторов, и потоптавшись около них, скрывается из отсека. Через некоторое время появляется снова, но уже с начхимом Куракиным. Повторяют те же движения, только уже вдвоём. Тот, что при галстуке, убывает. Подхожу к начхиму. Володя, чего ему надо? Фонит, шмыгнув носом, бросает Вовка, и сам куда-то убывает. Интересно. Откуда фон, и какой он по величине? Ну, бета это грязь, при перегрузке активных зон реакторов могли плеснуть водички 1 контура, хотя сюда она не должна попасть. Может, натащили грязи на ногах из парогенераторной выгородки, которая была открыта, и я сам там бывал. Ещё таракана там встретил. Настоящего, только из стекла, совершенно прозрачного, но живого. Бедняга, наверное, с 1964 года в заточении там, без света, жрать нечего, жара под 170 градусов, да ещё эта радиация. Но бета-грязь опасна, когда попадает внутрь организма, до датчиков целых два метра, они фон от неё не чувствуют. Альфа-грязи у нас нет, она от реакторов с жидко-металлическим теплоносителем. Значит, гамма-лучи (рентгеновское излучение) всему виной. Но почему его не было, когда расходовали первоначальный запас ядерного топлива. Плохи дела, отремонтированную ПЛ, да ещё как, придётся утилизировать, она опасна для людей. На следующий день пришли двое ребят, принесли две свинцовые заглушки на иллюминаторы и приварили их на петлях, закрыв их оконными шпингалетами.

На устранение замечаний после швартовых испытаний, которых практически не было, и подготовку к ходовым испытаниям было отведено немного времени. Не удержалось в памяти даже то, выводили мы ГЭУ из работы или нет. За 10 суток, отведённых на ходовые испытания в Белом море, мы должны были снять полные характеристики ГЭУ, новой акустической системы «Керчь» и ПЛ в целом. Необходимо опробовать новые гребные винты и способность прочного корпуса держать расчётное давление воды. Нужно будет узнать, на что способна ПЛ.

Бедный кок. На ходовых испытаниях он должен будет готовить пищу не на экипаж, как обычно, а на 200, если не больше, едоков. Все, считающие себя моряками, видят только накрытый стол, не задумываясь, что кто-то в условиях качки, в тесном помещении камбуза, наполненном паром и запахами, 4 раза в сутки должен приготовить пищу. Я тоже не помню фамилию кока, хотя знал, что до службы он работал в московском ресторане. В море на ходовые испытания были взяты на борт ПЛ специалисты завода, представители всех систем, за работу которых они отвечали. Вот и сигнал: «Боевая тревога. По местам стоять, со швартовых сниматься». Не снимая сигнала тревоги, ПЛ нацелилась в узкий выход и медленно продвигаясь по узкому углубляемому фарватеру вышла на глубину Белого моря. Только здесь была объявлена готовность 2, и на посты заступила очередная смена. Разрешён выход наверх шестерым человекам, трём из кормы и трём из носовых отсеков. Занял очередь у переборочной двери между 5 отсеком и ЦП. Покуривший из кормовых отсеков спускается вниз, заходит в 5 отсек Из 5 отсека первый на очереди заходит в ЦП, запрашивает разрешение у вахтенного инженер-механика подняться на мостик, и получив добро, летит туда. Когда до следующего погружения ПЛ достаточно времени, можно надеяться, что и ты окажешься на мостике. Зачастую очередь прекращается как раз на тебе сигналом «Боевая тревога. Срочное погружение». Мне повезло. Ого! Берег виден где-то на горизонте. Огромная масса воды беснуется за кормой. А дальше отутюженный клин моря, начинающийся сразу за кормой и растянувшийся до горизонта. Это всё, что я успел ухватить глазами, пробираясь от люка к месту, где можно курить. Здесь около входного люка, где находятся вахтенный офицер, боцман и сигнальщик, задерживаться, разглядывать море, заводить какие-то разговоры и прочее запрещено.

Это мой первый выход в море, когда я имею непосредственное отношение к той мощи, к той силище, бушующей за кормой. Быстро втянув в себя папиросу, поднимаюсь по трапу к входному люку, перед тем как спуститься вниз выпрямляюсь и оглядываюсь на корму. Вот это, да! Взглянуть бы ещё на нос, что там происходит, но слышу, давай, давай вниз, все хотят покурить. Эти заводские набились внизу около выдвижных, каких там 6 человек, пока по пачке не высосут, не успокоятся. Спускаюсь вниз в ЦП, внутри меня что-то необычное, эта силища гребных винтов, взбесившая такую массу воды, стоит перед глазами. Медленно  продвигаюсь по отсекам к ПУ ГЭУ. Там на вахте Виталий Кулаков с Виктором Бочаровым и с ними Виталий Адаменко. Решается вопрос, какие кресла заказать по возвращению с моря. Конечно откидывающиеся спинки, чтобы можно было полулежать, ну и конечно, чтобы вращались, и обязательно, чтобы регулировалась высота сидений и подлокотников. Виталий Кулаков самый возрастной из управленцев и киповцев. Он года через два отметит вторую юность (молодость), т.е. 36 лет. Витя Бочаров самый молодой среди управленцев, он скоро, если не уже, капитан-лейтенант. Оба не женаты, ищут спутницу, но никак, а может плохо ищут. Мне бы поделиться увиденным на мостике, но понимаю, что их это не волнует, они всё это видели и не раз.