Текст книги "К-1. Точка невозврата (СИ)"

Автор книги: Александр Гурьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Основная часть

СЕВАСТОПОЛЬ

Середина июня 1964 г. Пассажирский поезд Свердловск-Севастополь отправился от столицы Урала в легендарный город, гордость русских моряков. В общем вагоне  восемьдесят 18-летних парней, среди которых и я, едущих до конечной станции. Это ребята из Свердловской и Пермской областей. У всех у них на руках предписания, явиться в в/часть 13104 города Севастополя. Это закрытое высшее Военно-Морское инженерное училище. Кого и куда там готовят, не знает не только больше половины едущих ребят, но и военкоматы. До Севастополя трое суток, есть время подумать. Я из г. Каменска-Уральского, крупного промышленного районного центра. Из Каменска  едут ещё трое: Миша Тебенёв, Саня Мосунов и Володя Алексеев. Мы, как одна команда с момента знакомства. Мы знаем, что там готовят паросиловиков на атомные подводные лодки, в отличие от некоторых.

С одной стороны познакомлюсь с Севастополем, увижу море. Не сдам экзамены, ну и пусть. Аттестат зрелости у меня не блестящий, пять троек, правда, серьезных одна, по литературе, но сочинять я действительно не умею. В этом году выпускников в два раза больше обычного, потому как выпускные экзамены и для 10 и для 11 классов. Зато в прошлом году выпускных экзаменов вообще не было, всех десятиклассников на автомате оставили на год, чтобы выпустить их через год специалистами рабочих профессий. Я слесарь инструментальщик третьего разряда. Хоть сейчас к любому металлообрабатывающему станку, не говоря о напильниках и надфилях. Мне эта специальность нравилась, не то, что токарь, стоять весь день на ногах. Или радиомонтажник, сидит весь день, но около конвейера, а лента всё подвигает и подвигает панели, успевай тыкать паяльником.

Зачем я туда еду, что мне не хватало здесь? Этот Вовка Алексеев, мы с ним в одном классе учились, прибежал, разбудил. Санька, пришла разнорядка в Севастопольское Военно-Морское училище всего на 4 человека, это на весь город. Двое с УАЗа уже есть. Давай одевайся быстро. Я всё узнал. Через 5 лет мы с высшим образованием, закончим и слиняем в Челябинск на тракторный завод. В училище и дизелистов готовят. Иначе, осенью на три года в армию или на четыре года на флот. Вовка, но мне же ещё зимой, когда мы прошли медкомиссию на пригодность к обучению в высших военных заведениях, было предложено высшее Тихоокеанское училище, и я наотрез отказался. Не нравится мне ходить всю жизнь в форме. Дело в том, что после Нового Года наш класс освободили от занятий и повезли в городскую поликлинику. Из 23 пацанов прошли медкомиссию только я и Вовка. Ну, ладно он, но где они у меня нашли столько здоровья? От ветра качаюсь. В общем строю на физкультуре моё место было третьим от шкентеля, и, вдруг за год, вытянулся до 180 см, только кожа и кости.

В вагоне невыносимая жара. Одна мысль цепляется за другую. Впереди 100 дорог, и они все доступны, но через 3-4 года. Какие темы сочинения будут на экзаменах, я прополз этот предмет на халяву? Это самое слабое место. Я прожил всё это время с матерью в одной комнате. Она работала, сколько помню, на железной дороге. Зарабатывала только-только и оттого была сильно прижимистой. На работе была целыми днями. Обедали в столовой, завтракали и ужинали дома на скорую руку. Я родился 9 мая 46 г., и в свидетельстве о рождении в графе /отец/ поставлен прочерк. В войну мать служила в в/части радиотелеграфисткой. Кто мой отец, она не говорит. У неё не сложилась личная жизнь, и только сейчас я это стал понимать, что из-за меня. Если не сдам экзамены, то-армия, и потом снова в одну комнату. Нет, надо постараться сдать, а там, куда выведет кривая.

Поезд как-то неожиданно оказался  среди строений и остановился. Измученные трёхдневной жарой и духотой мы вытекали из вагона в толпу таких же парней на перроне, разговаривающих с распевным акцентом. Это хлопцы уносили ноги оттуда, куда приехали мы. Первое, что услышали уральцы на перроне севастопольского вокзала, был призыв уносить отсюда ноги, потому что там готовят офицеров на атомные подводные лодки. Это тюрьма за колючей проволокой в бухте Голландия, и туда добираться только на катере. Было принято решение оставить чемоданы на вокзале, добраться до ближайшего пляжа, искупаться и вернуться на ночёвку на вокзал.

Жара уже начала спадать, когда почти сотня уральских парней, заняв всё место для пешеходов, двинулась по ул. Ленина в поисках пляжа. За 19 послевоенных лет полностью разрушенный город восстановлен полностью. Даже трудно представить, что его практически не было. Такое появление толпы парней на улице Каменска предвещало бы предстоящую беспощадную драку с местными. Здесь же никто из прохожих не обращал на нас внимания, дружелюбно показывая, куда дальше двигаться. Мы прошли по Приморскому бульвару, миновав площадь Нахимова, и оказались около воды. Какое блаженство эта морская вода. Она прозрачна до такой степени, что видно собственные ноги, а как легко она поддерживает твоё тело на поверхности. Мы покинули это гостеприимство, уже начало темнеть, и ночь наступила как-то сразу. Нас впустили в вокзал, который уже был закрыт. Сидя на стульях и лёжа на полу, мы дождались утра и двинули в тюрьму, где готовят подводников. Мы помылись в бане, предварительно сдав карты, колющие и режущие предметы, и только потом, пройдя через КПП и отсчитав 107 ступенек, оказались перед главным корпусом. Да, напротив дверей канцелярии, на стене коридора было очень крупными буквами написано: «Гордись избранной профессией офицера-подводника». Несколько человек, прямо тут, под этими буквами сели на чемоданы, написали рапорта с просьбой отчислить их из училища, получили проездные документы на обратную дорогу и убыли. Никто их не держал и не уговаривал. Нас же ждали вступительные экзамены.

Экзамены я сдал неплохо. За это на мандатной комиссии меня зачислили на электротехнический факультет. Я же хотел, уж если служить на АПЛ, то надо управлять реактором, учиться на 1 факультете. Председатель комиссии вице-адмирал Крастелёв поинтересовался, откуда у меня такое желание. Не мог же я ответить, что это моя мечта с детства, т.к. в поезде ещё сомневался, зачем я сюда еду. Не мог ответить, что я не бум-бум ни в электричестве, ни в реакторах. Я хочу учиться на 1 факультете, потому что курсанты, как один, говорят, что 1 факультет самый лучший. На что председатель комиссии, засмеявшись, сказал, что тех, кого я видел, это академики, все они с 1 факультета и оставлены в училище, чтобы пересдать свои двойки. Со 2 факультета никого нет, там средний балл  4,5 по всем курсам. Этот довод меня не удовлетворил, и я заявил, что буду писать  рапорт об отчислении. Мне был дан суточный срок на обдумывание. На следующий день, когда нас опять собрали, моя фамилия уже была утверждена в списке электротехнического факультета.

Дальше курс молодого бойца, выбивающий из головы всё оставшееся  от средней школы. Никто ещё ничего хорошего о нём не сказал, и я не буду. Его венцом является приведение к Присяге. Это примечательный рубеж. Если до неё ты ещё можешь как-то повыпендриваться, то после за это дело, если нарушишь эту торжественную клятву, тебя будет ждать суровая кара советского  народа, всеобщая ненависть и презрение трудящихся. Ты уже заряжен в систему. У тебя отменное здоровье, ты обладаешь необходимым уровнем знаний, а сейчас и под присягой. Ты решил добровольно стать офицером, ты им будешь, если пройдешь 1 и 2 курсы и проявишь способность к обучению. Если будешь валять дурака, то будешь отправлен на корабли на 4 года, срок обучения в срок службы не засчитывается. Я не собирался валять дурака, как и большинство, окружающих меня ребят. Больше того я считал, что так оно и должно быть. Служить, защищать и воевать это удел мужчин, а раз ты офицер-командир, то должен быть выше подчинённых по уровню развития.

То, что я начал постигать науку обслуживания электрооборудования, а не управление ядерными реакторами, не по своему желанию, оказалось совсем недраматичным. Напротив, из меня готовили специалиста, востребованного не только на АПЛ, но и начиная от самого захудалого колхоза до крупнейшего предприятия или АЭС. Такого профиля специалистов в СССР готовили единицы гражданских ВУЗов. Где может приложить себя акустик, торпедист, ракетчик, вычислитель и т.д. или тот же управленец вне АПЛ? Нигде или только на АЭС. Кроме того, эта наука трудная, но интересная. Условия для учёбы  идеальны, было бы желание. А если желания особого не наблюдается, то на первый раз ты будешь лишён увольнения в город. Если и дальше оно не появится, пойдёшь на корабли. На всю жизнь запомнился случай  стимулирования курсантам этого самого желания.

На первом практическом занятии по электротехнике мы ожидали в классе преподавателя капитана 2 ранга Корниенко, который читал нам и лекции. После прибытия его в класс и получения доклада от дежурного по классу, он не дал команду дежурному: «вольно, сесть», а скомандовал классу: «правую ногу на носок, приподнять штанину». Пройдя по рядам он переписал всех, у кого были цветные носки, а мой сосед по столу Саня Барсуков вообще был без. Поэтому он записал и меня, как командира отделения. После команды «вольно, сесть» я первым был вызван к доске, где получил  задание определить направление тока в кольце, находящегося в увеличивающемся по величине магнитном поле. Закон Джоуля Ленца я знал со школы, нарисовал стрелку, объяснил, почему так и был посажен на место. Остальные цветастые за разные каверзные вопросы из школьной программы по физике получили по удавчику. На следующих занятиях они по очереди без особого приглашения обязаны были выходить к доске для опроса. На экзаменах по электротехнике прибывший курсант допускался к выбору экзаменационного билета только после того, как сформулирует все законы электротехники и решит задачу. Время самоподготовки для всех с ужина до отбоя по классам. В дни, когда нет увольнения в город. Курсанты, отчисленные за неуспеваемость, в приборостроительном институте становились круглыми отличниками.

Попасть в число академиков можно было не только за плохое знание предметов, но и за слабую физическую подготовку. С моей дистрофией перекладина и брусья меня пугали и унижали. Поэтому, когда я увидел объявление о записи желающих в секцию бокса, я долго не думал. Всё свободное от занятий время я проводил в спортзале, который открыт всегда. Были набраны положенные 70 кг., стали не страшны перекладина и брусья, пятикилометровую трассу кросса преодолевал  в числе первых трёх-пяти человек. Кроме этого я приобрёл способность не закрывать глаза, когда перед моим лицом чем-то махали. Были успехи и в боксе. Был призёром г. Севастополя, один год чемпионом училища в 1 среднем весе. Меня вообще не интересовало увольнение в город. Как известно, для моряков два города-тюрьмы, это Кронштадт и Севастополь. Гулять с приложенной рукой к головному убору, отдавая честь (не в прямом смысле) всем старшим и младшим, малоприятно.

Симфонический оркестр по ЮБК в течении года исполнил для нас почти весь свой репертуар. Посещение этих концертов было мероприятием обязательным. Галдёж в зале затихал при первых же звуках оркестра. Ты, выключающий радиоприёмник при первых звуках симфонического оркестра, вдруг после какофонии, в выстроенном ряде множества звуков, обнаруживаешь звук того инструмента, который тебе ближе в этот самый момент, или который тебе что-то напоминает или нацеливает. И когда этот звук замолкает, ждёшь его появления, чтобы он ещё и ещё затронул чувства. Все остальные инструменты создают как бы общий фон, а этот звук о чем-то личном, куда ты никого не пускаешь. Ведь мы уже начали черстветь в этом самом длинном 515 метровом здании в Европе, напоминающем сверху парящего орла. Последний концерт был по заявкам курсантов. Когда они исполнили танец с саблями, это было что-то. Эстрада отдыхает.

Сразу после курса молодого бойца и приведения нас к Присяге, ещё не начав обучение, мы всем курсом были отправлены на крейсер «Куйбышев», судьба которого видимо уже была решена. Ему запрещено было стрелять из орудий главного калибра, опасаясь, что он может от выстрела развалиться. Мы все были расписаны по боевым постам в качестве дублёров. В течении месячного пребывания на нём мы должны были оморячиться. Был запланирован выход в море, наверное, последний в его жизни, и он вышел в море на 10 суток, где десантными кораблями нас выбрасывали на берег для массовых съёмок художественного фильма «Гибель эскадры». Крейсер серьёзен и красив на рейде, и когда на него смотришь с берега. Совсем по-другому воспринимается вся эта красота, когда ты внутри. Это не белый теплоход, с которого пассажиры любуются панорамой местности, держась за леера или развалившись в шезлонге с бокалом в руке. На крейсере все начинается с сигнала «Боевая тревога» и команды «По местам стоять, с бочек сниматься». Корабль готовится к бою, все разбегаются по боевым постам, задраиваются все иллюминаторы и водонепроницаемые переборки, прекращается всякое передвижение внутри. И когда ты услышишь команду «От мест по боевой тревоге отойти, разрешён выход на верхнюю палубу (если позволяет волнение моря)» и ты окажешься на ней, то кроме волн ты ничего не увидишь до момента, когда крейсер встанет на бочки.

Осеннее море продемонстрировало нам, что значит для него эта двухсотметровая железка. Подняв нос до верхней точки, насколько хватает силы, оно вдруг отпускает, какое-то мгновение нос неподвижен. И вот он пошёл вниз, стараясь приблизиться к ускорению свободного падения, приводя всех, кто находится внутри, в состояние невесомости. Вот он начал зарываться в волны, задрожал, ударился о воду, начиная гасить свою инерцию. Все внутренности уже здесь, недалеко, уже выступил на лбу пот, уже пора остановиться, а нос всё движется и движется и вот, наконец, замирает и начинается движение вверх. Слышно, как кто-то уже блеванул. Всё вокруг тебя становится безразличным, ты уже не живёшь, а существуешь. Одно желание, не опозориться, а раскачивание продолжается, и никуда от него не спрячешься. И только когда море прекращает свои испытания, к тебе возвращается жизнь. Пройдёт время, и снова захочется испытать себя на этих качелях. Интересно, а что было бы с тобой, если бы ты в это время оказался не на крейсере, а на ПЛ? Ведь она круглая, как огурец, какая на ней качка, и почему она не крутится вокруг своей оси? Странный народ моряки. Здесь, на крейсере я впервые увидел слёзы моряка, которого я дублировал в шпилевом отделении, и который не замечал и не стыдился их в порыве откровения постороннему человеку. За 4 года службы он видел Севастополь один раз при первом увольнении. За опоздание на катер он был лишён увольнения до конца службы и видел город исключительно  с рейда, с верхней палубы крейсера.

После 1 курса мы стажировались в отряде тральщиков, базирующихся в Стрелецкой бухте  Севастополя. Пять катеров, три из которых с корпусом из дерева, и два обычных рабочих катера, на которых установлены буксируемые телекамеры «Ленинград-2» составляли звено малых тральщиков. Командиры тральщиков мичманы, команда 7 человек. На флагманском РК находится командир звена капитан– лейтенант Щербина. Вот на этот флагманский РК и попали мы с Вовкой Капитановым стажироваться. У них мореходность ограничена тремя баллами. Там качка быстрая с меньшей амплитудой, но каждую волну надо перепрыгнуть. Те, кто выдержал качку на крейсере, могут не выдержать эту. А вообще людей, не подверженных морской болезни, нет, только проявляется она по-разному. Одних выворачивает наизнанку, опустошая желудок. Другие наоборот могут до бесконечности бросать в рот всё, что жуётся и пьётся. У третьих закрываются глаза, хоть спички вставляй.

Мы, по два курсанта на катер, только успели зайти на эти катера, как всё звено отдало чалки и взяло курс на Евпаторию, где на рейде всплыли мина времён Великой Отечественной войны. Нужно было проверить, нет ли там ещё таких сюрпризов. На этих катерах по штату нет коков, и пищу готовят моряки по очереди в течении недели. Поскольку к ним прибыло два лишних рта, они подвинулись в очереди, пропустив нас вперёд. А я вообще оказался первым. Но я никогда не готовил и был обречён уничтожать приготовленную мной пищу на 10 человек единолично в течении недели, если она окажется несъедобной. Помог Вовка. Он согласился заниматься готовкой и за меня, но за это я должен был две недели гарсонить, чистить овощи и мыть посуду. Моряки были на бачке, принимали пищу за одним столом, во главе которого восседал мичман с голым торсом, показывая всем четырёхтрубный крейсер, выколотый на груди. Гарсонить я должен был только командиру.

Моряки меня предупредили, чтобы не разозлить его, нужно первого и второго нести ему немного, ну ложки две, три. Я посчитал это подвохом типа, сходи на клотик, принеси мешок пара. На всякий случай неполный паломник первого в тарелку, ложку с вилкой и вперёд. Стучу в дверь каюты, слышу, «входите». Вхожу, «Вам первое», ставлю на стол тарелку. «А что, тебя не предупредили, что мне нужно две, три ложки? Я что лошадь»? Выхожу из каюты, поднимаюсь наверх, вот ёлки, надо было спросить, сколько второго нести. Кладу в тарелку две ложки, беру стакан с чаем, наверное, уже съел эти две ложки первого, сидит, ждёт. Тороплюсь, спускаюсь, стучу, получаю добро, захожу , ставлю на стол, что принёс, выхожу. Кажется, угадал. Поднимаюсь на палубу, слышу, «Гарсона к командиру». Спускаюсь, стучу, захожу, докладываю, смотрю на него, что дальше. Он размешивает чай, смотрит на меня. «Что, не видишь, чем я занимаюсь? Чай размешиваете». О, боже, он чай пальцем размешивает, ложечку я ему не принёс.

Евпатория, это песок, пустыня, невыносимо палящее июльское полуденное солнце и мелководное море с водой, как парное молоко. В 4 утра мы уже должны быть на рейде, галс за галсом осматривая дно. Два катера буксировали телекамеры, продвигаясь вдоль установленных вешек, а моряки трёх катеров руками выбирали якоря вешек и бросали в воду с другого борта. К этой вешке подходил другой катер и моряки делали  с ней то же, что на первом катере. Третий катер делал то, что второй, оставляя после себя уже новую цепочку вешек. Форма одежды плавки и чехол от бескозырки. Руки моряков. хотя работали в варежках, покрылись мозолями и волдырями, о цвете тела трудно найти сравнение. К обеду мы были уже у причала среди кишащих в воде отдыхающих. После обеда все отсыпались, забившись внутрь катеров и прячась от солнца. И только когда спадал зной, появлялись на палубе в тельниках и с гитарой. На стенке собиралось много желающих посмотреть на это чудо, прибывших из Севастополя военных моряков. Командир принял решение сходить в Севастополь, установить на катерах спаренные пулемёты, оставленные там, чтобы хоть как-то быть похожими на военных, но катера часов через 5 вернулись обратно, т.к. море стало горбатиться.

Все курсанты, оставшиеся в Севастополе на кораблях, каждое утро тренировались в массовом заплыве в честь наступающего праздника дня Военно-Морского Флота. По возвращению из Евпатории наш флагманский катер был привлечён к обеспечению праздника, должны были дать по эл. кабелю сигнал на подрыв муляжа корабля с фашисткой свастикой. Здесь, в Стрелецкой бухте я увидел, как прощаются с моряками, отслужившими свой срок. Как только нога того касалась сходни, душераздирающий вой пяти сирен сопровождал его, пока он не скроется в проеме КПП.

.После 2 курса наша группа из 7 курсантов стажировалась в Гремихе на дизельной ПЛ 613 проекта, полностью скопированной с немецкой. Отличие было в том, что на нашей, кроме надводного гальюна в рубке, был установлен гальюн в дизельном отсеке. Немцам для отправления естественных надобностей выдавались полиэтиленовые пакеты. Находясь в море , своими ушами слышал шум атомной ПЛ без всяких наушников и гидрофонов через корпус ДПЛ. Все трое суток в море я провёл около камбуза за чисткой овощей. Где прислонял свою голову, не помню, потому что на этих ПЛ нет понятия каюты с койками для отдыха.

Проучившись в училище 3 года, никто из нас не представлял, что собой представляют наши АПЛ. Дизельные да, они стояли в Южной бухте. В кабинетах висели фотографии атомных ПЛ, но то были АПЛ вероятного противника. Из наших мы видели только первую АПЛ «К-3» и ту в рисунках. Нам запрещено было упоминать в письмах слово «атомные». И вот после третьего курса нас повезли на Север, где в глубоких фиордах среди скал Кольского полуострова прячутся эти тайны. Наша группа попала в Западную Лицу в соединение АПЛ «убийц авианосцев». Несчастные авианосцы, они от одного вида этой убийцы сна лишатся. АПЛ мирно стояли у пирсов, и казалось, дремлют. Командование соединения было нашему появлению не очень радо. Нас провели по одной ПЛ, как на экскурсии, выдали зачётные листы по устройству ПЛ, и мы им больше не мешали. Наших руководителей мы тоже до конца стажировки не видели, но догадывались, что у флотского  офицера, оторвавшегося от семьи, в соединении, а тем более в объединении, всегда найдутся однокашники. Перед нами стояла одна задача, ничего не натворить. и не подвести их. Мы изучали устройство на ПКЗ, кто лёжа, кто сидя, а некоторые в сопках. В это время на Севере бывает очень даже неплохая погода. Здесь под карликовыми берёзками возвышаются такие подосиновики. И их столько много, что удивило бы любого из средней полосы нашей страны. Солнце вообще не прячется за горизонт, прогревая чистые глубокие озёра с питьевой водой. Именно такие сутки подвигли Н.С.Хрущева подрезать полярный коэффициент, и не важно, что от долины Славы до Мурманска его кортеж сопровождал снег с дождём.

Меня, как продвинутого курсанта с двумя лычками на погонах поставили на вахту помощником дежурного по соединению. Дежурным заступил, как сейчас помню, капитан-лейтенант Бричук. До ночи дежурство проходило спокойно, и дежурный убыл отдыхать, наказав мне, чтобы я его будил в случае чего. Я сидел в рубке дежурного, как вдруг в ящике за спиной, называемом «Платаном»,  что-то как щёлкнет, и человеческий голос оттуда, «примите сигнал „Комета“», и дальше пошли цифры, очень много цифр. Пока искал авторучку и бумажку, голос повторил вышесказанное. Пришлось записывать по памяти и передавать этот сигнал по телефонам под стеклом на столе. Через какое-то время зазвонил телефон  Я представился, дежурный по дивизии капитан-лейтенант Бричук. Голос в трубке: «Коля (к примеру), что за сигнал прошел»? Я: «Я не Коля, Это его помощник курсант…». Голос: «Давай сюда дежурного». Сходил за дежурным, поднял, объяснил. Он поговорил с тем голосом и опять ушёл отдыхать. Через полчаса телефон. Представляюсь, как дежурный. Опять тот же голос начинает высказывать Коле свои непонятки. Я отвечаю ему, что я не Коля. Что мне пришлось выслушать, промолчу. Оказалось, что эти цифры, это время, когда над тобой висит спутник-шпион , и надо соблюдать режим радиомолчания. Какую станцию этот голос сжёг, я так и не узнал, но курсантов больше не привлекали на это дежурство. Мы неплохо отдохнули, подписали друг другу зачётные листы и уехали с Севера, надеясь, что нам не придётся служить на убийцах авианосцев. Впереди месячный отпуск с выездом в родные края.

После 4 курса мы стажировались на заводе «Электросила» в г. Ленинграде. Знакомились, на что способна отечественная промышленность в области электроэнергетики. На преддипломной стажировке были в перемёрзшей Гремихе, но не будем о грустном. Я закончил училище лучше, чем среднюю школу, имея всего три тройки. Две из которых по марксистко-ленинской философии и истории КПСС, а третья по теормеху  пришла со 2 или 3 курса совсем случайно. Это из  сорока с лишним предметов. Но всё это позади, как сон. Вот они, протянутые тебе погоны лейтенанта с крестами,– разводным гаечным ключом и молотком, и военно-морской кортик сверху. Всё это ты должен взять левой рукой, а правую руку приложить к головному убору и ответить: «Служу Советскому Союзу». Уже пошита офицерская форма одежды, уже последнее торжественное прохождение в новой форме, праздничный банкет и принимай Военно-Морской Флот свою надежду.

СЕВЕРОДВИНСК

С середины августа, особенно привокзальная площадь г. Мурманска, и г. Североморск заметно молодели. В главную базу Северного Флота  со всего Союза стекалось пополнение Флота. Лейтенанты с чемоданами и огромными узлами добирались до главного управления кадров, чтобы выбрать себе место службы. Некоторые очень хитрые, не дожидаясь окончания отпуска, рвали туда пораньше в надежде отхватить лакомое место. Офицеры же управления кадров пытались продать сначала боковые и у туалета, а уж потом нормальные в купе, но сначала верхние. Гостиница «Ваинга» была полностью загружена чемоданами и лейтенантами, проживающими в ней неделями.

Я прибыл к указанному в предписании сроку и на следующий день в понедельник, отстояв огромную очередь, наконец-то попал в заветный кабинет. Капитан 3 ранга открыл моё личное дело, зачитал мне первое предложение характеристики: медлителен, нерасторопен, увлекается боксом, и ухмыляясь спросил, ты что там, в качестве мешка был. Ладно, где хочешь служить. На АПЛ, конечно. Там мест нет. Приходи завтра, может что-нибудь появится.

В гостинице от бывалых я уже слышал, никто в первый день назначение не получает, готовься околачиваться здесь не менее недели. Как это так, нет мест. Зачем же меня готовили? Хорошо, что послушался командира роты, который предупреждал, жён и детей с собой не брать, лишние трудности. Я женился на 4 курсе перед Новым Годом. Перед защитой дипломного проекта родилась дочка, которой сейчас третий месяц. Не хватало сейчас здесь детского плача, склянок и пелёнок. Чего стоило убедить Машу, что так будет лучше. На следующий день опять очередь, кабинет с каптри и мест нет. То же самое и в среду и в четверг. В пятницу очередь кабинет с каптри и сидит ещё какой-то полковник. Каптри: «Вот с вами хочет поговорить полковник».

Выходим с ним в соседний кабинет. На стене карта СССР. Полковник подходит к карте со словами: «Наши части находятся на территории всего Союза, но у нас нет ВУЗа, готовящего специалистов вашего профиля. Я ознакомился с личным делом, и вы нам подходите. Только необходимо двухмесячное обучение в институте Курчатова, соглашайтесь». Это было так неожиданно и быстро, что у меня отвалился кингстон и заклинило. Это переобучение, это Москва, это ещё полгода без семьи. Я ответил полковнику, что меня готовили для АПЛ, я защищал диплом по АПЛ, и я там хочу служить. Мы вернулись в кабинет с каптри, полковник объяснил, что я хочу служить на АПЛ. Каптри: «Командиром 2 группы 1 дивизиона БЧ-5 пойдёте? Да»! Каптри: «АПЛ „К-1. Находится в среднем ремонте в г. Северодвинске. Предписание и проездные получите в канцелярии и вперед“. Только выйдя из кабинета, до меня дошло, что я уже не электрик. Да и хрен с ним, главное на лодке.

Киповец, а именно на эту должность я был оформлен в течении нескольких минут, был ближе по роду занятий к электричеству, чем к управлению реактором. Управлять реактором мне нельзя, а вот содержать системы телемеханики в исправном состоянии и производить их ремонт, нужен отдельный специалист, замыкающийся не на электротехнический дивизион, а на дивизион движения. У этого специалиста нет в подчинении личного состава срочной службы, что немаловажно, и он полностью отвечает только за себя и за состояние систем управления. Другое дело, что АПЛ «К-1» убийца авианосцев 675 проекта. И вот так это всё получилось, что буду служить на этой каракатице. Но обратно к тому каптри не пойду. Он конечно может переиграть, но в отместку через месяц может заслать в такую дыру, которых здесь хватает, что мало не покажется.

Северодвинск ничем меня не удивил. Такие же стандартные дома, как на Урале, Такой же окающий акцент в словах, но более сильный, такое же построение предложения с ударением или вопросом, подразумевающим, и чего тебе тут не понятно. К примеру, иди вот так, дак справа-то и увидишь забор, вот туда тебе и надо. и чего спрашивать, если все знают, что там за забором. А за забором были не прямоугольные бараки, в которых мы жили с матерью одно время, а с какими-то пристройками под одной крышей, фигуристые какие-то.

Я зашёл в первое, попавшееся мне за забором деревянное строение, и оказался в кубрике л.с. около тумбочки дневального. Скажите, где в/часть 51247? Здесь. А командира как найти? Пройдите по проходу и налево комната офицеров. Открыв дверь, я оказался в помещении с длинным столом, за которым сидело несколько офицеров. Прямо напротив двери около стола стоял и смотрел на меня, как будто с самого утра ждал моего появления, лейтенант без крестов на погонах. Он улыбнулся, обнажив фиксу, сделал два шага  ко мне, протянул руку и представился, Василий Васильевич, через паузу, Челенков. Я поздоровался со всеми, с ним за руку и, не найдя глазами командира, спросил, как мне его найти. Там, указали на дверь в торце длинного стола. Оставил баулы у входа и прошел к указанной двери. Там оказались два стола, за одним из которых, стоящим напротив двери, сидел предпенсионного возраста капдва, а справа от него такого же возраста капраз с огромными, как у С.Буденного усами. Я попросил разрешения войти, поздоровался, взял руку под козырёк и доложил командиру, что командир 2 группы 1 дивизиона лейтенант Гурьев для дальнейшего прохождения службы прибыл. «Колабский», крикнул командир, и около меня уже стоял коренастый каплей. «Виктор Павлович, принимай пополнение, с помощником оформите документы о прибытии, если негде спать, поставьте двухъярусную койку, хотя ставьте две двухъярусных, ещё лейтенанты будут, ну и как положено, два зачётных листа на допуск к самостоятельному дежурству по ПЛ и по специальности. Уставы пусть у него принимает старпом». На первом же построении л.с. я был представлен экипажу.

Капитан 1 ранга Ивлев Александр Иванович стал моим первым командиром. Как мне сказали потом, мне дико повезло. Уставы он знал и требовал их знания офицерами, особенно молодыми. Уставы можно было ему сдавать бесконечно долго. Предполагаю, что об эти Уставы сломали зубы и Челенков и врач Комар. В дивизии все это знали и называли «К-1» плавучей комендатурой. Кроме того, за глаза его называли почему-то лесорубом, и весь экипаж назывался лесорубами. Заместителем по политчасти у него был капитан 2 ранга Баранов Александр Сергеевич, офицер сталинской закалки. Его интересовал один вопрос, почему офицерам не хватало ботинок на 8 месяцев. Офицерам же было было крайне интересно знать, почему брюки зама в том месте, на котором сидят, можно было смотреться, как в зеркало. Ещё на экипаже было ходовое выражение или поговорка в конце разговора, когда тебе полный облом, «Сумка есть?». По первому разу задавался ответный вопрос, «Какая сумка?». «Болт тебе в сумку». Конечно же произносилось слово из трёх букв взамен болта.