Текст книги "Аферисты - Славные времена"

Автор книги: Александр Горохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Чтоб не подвергать себя ненужному риску, Альфред Викторович посветил фонариком, определил направление и двинулся к железным дверям в коридор подвала.

Их никогда не запирали.

Никогда – до вот этого, необходимого момента!

Сколько не нажимал Альфред Викторович плечом на железную створку она не поддавалась! И можно было проклинать себя сколько угодно, что уже года три не проверял свой путь отступления на минуту вынужденного бегства, но это не помогало. Судя по всему, непрекращающаяся борьба с бомжами приобрела столь ожесточенные формы, что в этом подвале наглухо перекрыли все, что можно было. Бомжи – не пройдут! А Комаровский попал в ловушку. Если Убийца в его квартире догадается или знает о люке в подвал, то спасения уже ни в чем не сыскать. Однако на этот раз Альфред Викторович не испытал прилива страха – вероятность того, что Убийца проведет тотальный поиск в квартире и наткнется на люк в подвал была незначительной. Скорее всего, Убийца поищет его на диване, в туалете и кухне. Убедится, что такового нет и уйдет. Или, что несколько хуже, – устроит засаду, будет сидеть тихо и терпеливо, ожидая свою жертву. И какое время будет продолжаться это ожидание – предположить невозможно. У бандита под рукой холодильник , наполненный кое-какими продуктами, а у Альфреда Викторовича кроме фляжки коньяка никаких запасов на период возможной блокады – не предусмотрено. Промашка.

Очень хорошо зная план своей квартиры, Альфред Викторович без всякого труда отслеживал перемещение незваного гостя – потоптался в комнате, прошел на кухню, заглянул в сортир. Шаги стали громче, уверенней – Убийца наглел, не маскировался, видимо – убедился, что жертвы в норе нет. Ну что – уйдет?

Через минуту стало ясно – нет, не ушел. Однако, что было вовсе странным и необъяснимым, засаду он тоже не налаживал, а занимался в прихожей чем-то решительно неясным. Альфред Викторович никак не мог понять единой гармонии всей гаммы звуков, доносившихся сверху – что-то скрипело, шелестело, слышался даже легкий стук, однажды на пол упало нечто металлическое, но объяснить эту полифонию над головой было невозможно.

Странное поведение Убийцы продолжалось не менее получаса, потом все стихло и Альфред Викторович ощутил запах табака – следовало понимать, что человек утомился какой-то работой и теперь позволил себе заслуженный перекур.

Затем снова началась возня и один за другим громко щелкнули замки входных дверей! Аккуратист! – отомкнул двери, когда вошел, и запер за собой, при уходе.

Альфред Викторович даже слышал из своего убежища, как скрипнули, а потом стукнули двери на двор. Но все же он выждал ещё с десяток минут, а затем выкарабкался наружу, замер, присмотрелся, но в темноте никаких перемен не обнаружил.

Изменение интерьера он засек тут же, едва включил свет. И от вида этих нововведений в обстановки прихожей его дрожь пробрала от макушки до пяток.

На стенке, укрепленное проволокой и шнурами, было подвешено короткое ружье с пистолетной рукояткой. Ствол его слегка отходил в сторону от стены и был направлен в дверь. Кажется, такое ружье называли "помповым" или "фермерским", но Альфред Викторович ровным счетом ничего не понимал ни в одном образце оружия. Тем не менее по системе этой установки ясно было, что если двери открывать с той, наружной стороны , что-то в конструкции натянется, что-то сработает и грянет выстрел. И, если Альфред Викторович правильно понимал всю схему, – пуля, вылетевшая из ружья, пробьет грудь вошедшего. Никакого иного предназначения эта установка иметь не могла. Откроешь дверь – нажмешь через привод спусковой крючок – грянет выстрел ляжешь трупом – ищи виноватого.

Даже если бы Альфред Викторович что-то и смыслил в оружие, он бы все одно и пальцем этой смертоносно конструкции не коснулся. Быть может впервые в жизни он ощутил такой глубинный, животный страх, который вывернул его наизнанку в прямом смысле слова. Поначалу Альфреда Викторовича рвало в туалете, а потом он едва успел скинуть штаны, и едва успел пасть задом на унитаз, чтобы не загадить все свое белье. Из глаз Альфреда Викторовича непроизвольно потекли слезы и он, лишенный всякого соображения, лишь сам себе задавал тот самый безнадежный вопрос, без которого не обходятся все слабые люди, попавшие в свирепый переплет: "ЗА ЧТО? ЗА ЧТО, ГОСПОДИ? ВЕДЬ Я ТАКОЙ ХОРОШИЙ И НИКОМУ НЕ ПРИЧИНИЛ НИКАКОГО ЗЛА!"

Глубина переживания и реакция организма настолько обессилели Альфреда Викторовича, что, едва почувствовав облегчение душевное и физическое, он тот час погрузился в глубокой сон – не меняя скрюченной позе на унитазе. И в этом состояние провел неизвестное время, потом неосторожно пошевелился, упал на пол, встал, разделся, ступил в маленькую раковину (углубление в полу), включил холодный душ и торчал под ним, пока не заледенел.

Маленький глоток коньяка из фляжки настолько привел его в чувство, что поначалу он определил себя в пространстве – лежит дома на диване, потом отфиксировался во времени – 06.45. утра. Все не так уж плохо.

Но он переоценил степень восстановления своих душевных сил, поскольку ничем иным как глупостью, ему несвойственной, не объяснить его следующих действий.

Он снял трубку и набрал номер зимней дачи Чураковых. После второго гудка совершенно незнакомый голос произнес.

– Хозяев дома нет. Оставьте свое сообщение после сигнала. Или звоните в Москву.

Альфред Викторович так и сделал – набрал Московский номер квартиры Чураковых и только после третьего сигнала его ударила простейшая мысль – на сегодняшний день редкий телефон бизнесмена не имеет определителя номера звонящего! Он бросил трубку, ясно сознавая, что быть может, уже опоздал и, если его кто-то ищет, то теперь направление поиска он указал сам.

Но телефонный зуд не проходил, он помогал гасить внутреннее напряжение, вновь охватившее Альфреда Викторовича. Однако, как оказалось, вполне безопасного звонка сделать было некому. Круг друзей, в котором он вращался, состав его тусовки был узок и тесен, все знали друг друга. Любой из друзей мог невольно его выдать и Комаровский он уже отчаялся хоть где-либо найти опору, когда вспомнил, что где-то должен валяться номер телефона, записанный человеком близким к страшным событиям минувшего дня. Мало того – этот человек мог выручить!

Номер передаточного телефона Славика Шусева он нашел в кармане дубленки и там, кроме цифр, была приписка: "Спросить Володю, информация для В.Шусева"

Даже не прикидывая смысла своего звонка, Комаровский набрал номер и после шестого гудка его спросили сонно и безрадостно.

– Ну, и кто в такую рань-срань?

– Простите, доброе утро...

– Кому как. Дальше?

– Мне нужно по срочному делу поговорить с Володей.

– Таких здесь нет, старый осел! – ответил ему прорезавшийся со сна молодой голос и грубость обращения Альфреда Викторовича оскорбила.

– Простите, но Комаровский никому не позволяет говорить с собой в таком тоне!

– Кто ещё такой – Комаровский?

– Это я! Адольф Комаровский! – с обычной спесью выпалил он. – Мне нужно передать сообщение Вячеславу Шусеву!

– И таких тут не держат! – заржал собеседник. – С похмелья номер правильно набрать не можешь, Комаровский?!

Связь оборвалась. Альфред Викторович был категорически уверен, что номер набирал правильно, но все же накрутил его на диске аппарата ещё раз, чтобы напороться на крик.

– Пердун старый! Позвони ещё раз – ноги переломаю!

Самое любопытное, что не сорвавшаяся связь со Славой и не прямое, практически немотивированное хамство абонента более всего оскорбили Комаровского, а это определение – "СТАРЫЙ"! Это что же, у него уже настолько сник и упал голос, что он и по телефону выглядит одряхлевшим стариком?!

Он подошел к зеркалу, выпрямился в стойку гвардейского офицера, внимательно всмотрелся в свое лицо и пришел к успокоительному выводу – нет, он, натурально уже не юноша, но на лет "под пятьдесят" ещё тянет. Дамам можно объявлять себя сорокапятилетним. Пороху в пороховницах хватит ещё годков на пять – восемь. На траквилизаторах можно вытянуть все десять.

Эта мысль настолько взбодрила Альфреда Викторовича, что он забыл про оскорбление и очень не глубоко огорчился тем, что Слава Шусев подвел его, Комаровского, испугался и наврал, вручив фальшивый номер телефона для связи. Честно говоря, чего либо подобного он ждал – с какой стати молодому парню лезть в решительно ненужные ему кровавые дела?

Более тревожным оставался вопрос – что же теперь предпринять, чтоб обеспечить свою безопасность? Парадокс заключался в том, что оружие, установленное убийцей в дверях, сработало обратной задачей и надежно охраняло Альфреда Викторовича от всякого неожиданного вторжения. Получалось, что его дом, волею судьбы, превратился в отлично охраняемую крепость. Самому коменданту этой крепости можно было легко покинуть её через окно, стоило лишь отвинтить решетку с подоконника. Так что мышеловки крепость из себя теперь не представляла. И мысль взять небольшой тайм-аут, отсидеться в своей норе некоторое время показалась Альфреду Викторовичу в высшей степени разумной. Отсидеться с тем, чтобы новые, ещё неведомые ему обстоятельства сложились за это время своим путем. Пассивно, терпеливо переждать и его, Альфреда Викторовича, позиция в новой системе обозначится сама собой. Новая ситуация не могла сложиться неблагоприятной для Комаровского. С его точки зрения он ничего преступного не свершил, а значит Господь Бог не допустит незаслуженной кары на голову безвинного. Господь Бог не милиция – Он не допустит беззакония...

Может быть, это и так, однако совершенно очевидно, что в данном решении Альфред Викторович проявил откровенную слабость духа, жидковатость своего характера, коль скоро пустил развитие событий на поток, передал его на откуп Судьбе, а это, как правило, плохо кончается. Ибо сказано в Писании: "На Бога надейся, а сам – бей в морду!"

В этом месте следует вот что отметить для ясности: Альфред Викторович Комаровский был... Как бы сказать точнее – ДЕКОРАТИВНО религиозен, что ли. На шее носил крестьянский, прямой и простой католический крест, в изголовье дивана висел маленький образок (Матка Бозка Ченстоховска, сами понимаете), регулярно посещал костел, но за отпущением грехов не ходил, решив в будущем как – нибудь одним махом покаятся за все соденянное в сознательной жизни. Но при всем при том, крест на шее у него был – платиновый, образок раритетный, а в костеле он не столько молился, сколько присматривался и бесстыдно приставал к молодым и немолодым прихожанкам. Не единожды знакомство на религиозной почве приносило ему профессиональный успех. Так что религиозные чувства, скажем так: не захватывали душу Альфреда Викторовича полностью и без остатка – часть души оставалась задубевшей в грехе, пороке и мошенничестве.

А вот то, что он был истинно СУЕВЕРЕН – никаким ограничениям не поддавалось и было явлением столь же абсолютным, как нолевая температура тающего льда. Он ходил к гадалкам и сам раскидывал картишки, вопрошая судьбу о перспективах даже такого мелкого дела, как покупка презервативов. У него был свой астрологический календарь, он знал систему кабалистических цифр, готов был перевешать всех черных кошек на свете, и при желании – мог бы написать энциклопедию на эти темы, но сделать это боялся – из суеверия.

Так что возложив на Бога ответственность за благополучный исход своего критического состояния текущих дел, Альфред Викторович кинул на картах сложнейший пасьянс "Мария Стюарт" и он не сошелся с трех раз. Зато контрольная проверка на пасьянсе "Черное солнце" – сложилась с первого раза, что в сумме гадания определяло два момента: впереди его ждут дьявольские неприятности, но если быть предельно острожным и "переждать восход черного солнца до заката", то беды минуют и небо над головой Альфреда Викторовича вновь станет солнечным и ясным. Надо просто подождать.

Вывод Комаровский сделал простой: три-четыре дня носа никуда не высовывать, с голоду околеть, иссохнуть от жажды, но прервать все связи с внешним миром настолько, чтоб о нем забыли.

Впрочем обследование холодильника и закромов показало, что до голода в крепости, объявляющей осадное положение, – достаточно далеко. (Комаровский был запасливым человеком и его житницы всегда были полны) Вода из крана текла, воздух в приоткрытую форточку поступал, так что все элементы жизнеобеспечения работали нормально.

Другое дело, чем занять себя, чтобы не истомится от безделья, чтобы не пережевывать сутками напролет состояние своих дел, что может довести до сумасшествия. И при этой мысли его даже в жар бросило, поскольку он вспомнил, что ДЕЛО, незавершенное дело, у него было, да он подзабыл о нем за суетностью бытовых забот.

Призрев осторожность, он взялся за телефон, нашел в записной книжке нужный номер, набрал его на аппарате и через миг молодой энергичный голос сообщил.

– Издательство "Эрна"! Слушаю вас!

– Господин Главный редактор? – вежливо осведомился Альфред Викторович.

– Не смею отрицать! Это я!

– Здравствуйте, господин Главный редактор. Я – Комаровский!

– Комаровский? – в голосе, кроме сомнения, не звучало ничего и настроение Альфреда Викторовича упало.

– Да... Месяца два-три назад я приносил вам маленькую рукопись...

– Комаровский?... Так. Да...

– Небольшое пособие, – робко мял слова Альфред Викторович. – Можно сказать, инструкцию для молодых людей, начинающих жизнь...

– Пан Комаровский?! – вспомнил наконец редактор. – А ну-ка минутку, минутку, вы предложили какой-то эротический или сексуальный трактат? На тему полового воспитания?

– Не совсем так. – осторожно поправил Альфред Викторович. – Рукопись называлась "Как выйти замуж или пособие современным барышням для счастливого брака по расчету"...

– Правильно, пан Комаровский! – засмеялся Главный редактор. Инструкция для девушек, желающих подцепить миллионера! Подождите минутку, я пошарю в компьютере, в каком состояние ваше дело. Кажется, мы все тут дружно хохотали до судорог.

На связи зависла пауза, и Альфред Викторович подавил горестный вздох: его труд вовсе не был рассчитан на юмор. Он был концентрацией опыта всей жизни автора, работа вполне серьезная и без сомнений – она могла принести много пользы тем, кто в ней нуждался. Но, если судить по забывчивости редактора, сильного впечатления произведение не произвело, если кроме смеха он не мог вспомнить о нем ничего. Жаль – прославиться не удастся, опыт жизни оказался невостребованным.

– Рукопись принята! – громом небесным ахнуло в ушах Альфреда Викторовича.

– Как?... Принята?

– Да как положено, господин Комаровский! Уже прошла редактуру и отправлена в типографию. Через два-три месяца будет на прилавках. Приходите за гонораром и десятью вашими экземплярами бесплатно.

– Гонораром? – слабо спросил ошеломленный автор, по наивности души своей даже и не мечтавшим что-то заработать на своей первой литературной попытке.

– Само собой. Размер денежного вознаграждения можем оговорить хоть сейчас, по телефону.

– И... Сколько?

– Значит так, мягкая обложка, карманный формат, тираж двадцать тысяч экземпляров, то есть чтиво в метро и в дачных электричках.... К тому же имя автора неизвестно... Двести баксов!

Голова у Альфреда Викторовича закружилось – официальным, честным трудом он такой суммы не заработал ни разу в жизни. Уточняя – легально, через кассу, он, кажется вообще никогда никаких денег не получал!

– Двести?! В баксах?!

– В рублях. По курсу на сегодняшний день. Гонорар, конечно, скромный, но можем поторговаться. В разумных пределах.

– Как? – – он плохо понимал то, что слышал.

– Вот если вы, предположим, пообещаете нам написать продолжение... Скажем такую же ерундовину на тему "Как быстро найти себе богатую жену", или что-то ещё похабненькое в этом роде, тогда мы вам накинем пятьдесят долларов за эту первую книгу, а вторая пройдет за триста баксов.

– Комаровский готов. – не размышляя ответил он.

– Чудесно. Приносите заявку, обсудим, получите аванс.

Долго, около часа после того, как разговор прервался, возбужденный Альфред Викторович метался по квартирке от комнаты на кухню, не в силах поверить улыбке Фортуны, лишь вчера показавшей ему свою задницу. Он категорически забыл, что опус его получил определение "ерундовина и похабная", что выйдет он в дешевом издании, незначительным тиражом. Ведь главное заключалось в том, что на обложке будет красоваться: "А .В. КОМАРОВСКИЙ"! И двадцать тысяч россиян прочтут его мысли о Времени, о Себе, о Судьбах Мира! И за такое счастье жизни ещё и двести пятьдесят баксов заплатят?!

Еще через час, когда волна эйфории несколько спала, душу Альфреда Викторовича обуяли уже меркантильные интересы, он позвонил в банк, узнал сегодняшний курс рубль-доллар и принялся исчислять сумму своих заработков в отечественной валюте. Как и все россияне, после деноминации рубля Первого января 1998 года он путался в деньгах, поскольку с этого момента не прошло ещё и трех месяцев. Как и все сперва посчитал свой гонорар в "старых" рублях, потом откинул три нуля и осознал себя пиратом откопавшим кадушку с пиастрами на Острове Сокровищ. Он ликовал и не отдавал себе отчета в том, что и ранее бывали дни такой удачи, когда приходилось держать в руках суммы куда как более значительные, владеть такими сокровищами, которые и капитану Флинту не снились. Но это было немного "не то", да и разпылялись из его рук любые капиталы с фантастической скоростью. А теперь он получил денежное вознаграждение, определяемое интеллектуальным понятием – ГОНОРАР!

Но, что по здравому размышлению оказалось и того более важным, – ему, Комаровскому А.В. предложили свое творчество не останавливать, а создать столь же нетленный шедевр, что и в первой попытке.

Альфред Викторович по опыту своему знал, что более всего в работе ценен миг высочайшего вдохновения, когда что бы ты ни делал, какой бы чепухой не загружал мозги очередной клиентки – все получалось прекрасно! И теперь он воспринимал литературный труд в качестве привычного соблазнения женщин – та же работа, те же цели. А следовательно – вперед, без передышки и без оглядки!

Он побрился, надел свежую сорочку, повязал галстук, облачился в лучший костюм, сел к столу – так начинал работу Антон Павлович Чехов. Потом скинул тапочки и сунул ноги в парадные туфли – за этим следил мрачный декадент-философ Фридрих Ницше. Отключил телефон и плотно задернул шторы на окошке по примеру Эдгара По (если в его время телефона не было, то шторы имелись). Заглотнул стопочку коньяку – без этого не рисковали начать творчество Эрих Мария Ремарк и Эрнст Хемингуэй. Сварил крепкий кофе, чтоб не отстать от Оноре де Бальзака. А потом, не делая паузы, нашел бумагу, пару шариковых ручек и принялся за работу.

Только к вечеру он сообразил, что это и есть то самое дело, которое без томления и скуки поможет ему пережить тягости осадного положения.

На конце вторых суток изнурительного, практически бессонного труда, он исписал гору бумаги, что составило примерно треть задуманного трактата, название которому молодой... М-да... Все же – не очень молодой автор дал вполне поэтическое: "КАК ВЫГОДНО ЖЕНИТЬСЯ".

Строго говоря, поскольку и эта книга была основана на личном опыте, озаглавить её следовало бы наоборот – "Как выгодно увернуться от брака, сохраняя свои материальные интересы", но Альфред Викторович по обыкновению лукавил, и со стороны видел себя совсем в ином образе, нежели представлял из себя на самом деле.

Альфред Викторович продолжал работать и время для него то ли остановилось, то ли вообще перестало существовать, как материальная категория. Все его силы сконцентрировались только в деятельности мозга, аппетита не было, про сон забыл, а когда утомлялся до того, что сам себя не чувствовал, то полчаса лежал на диване, но голова не переставал удерживать работу все в том же направлении.

В конце третьих суток он подумал, что надо бы сделать паузу, перебить этот обвал мыслительной деятельности, подпитаться эмоциями, для чего следовало вызвать какую-нибудь старую знакомую, сходить в бар, послушать музыку, покурить, немножко выпить и расслабиться с верной подругой.

Однако в свете активного творчества и в этом случае возникали некоторые проблемы. Во-первых, Альфред Викторович уже лет пятнадцать был очень воздержан по части выпивки и курил предельно мало – берег здоровье, считал его, здоровье, своим профессиональным козырем. Что же касается эротических развлечений со старыми прелестницами, то здесь возникали сложности чисто математического порядка. Дело в том, что Альфред Викторович запутался в двух теориях сексуального долголетия. Одна из них утверждала, что всякому мужчине отпущено на всю жизнь около "пяти тысяч зарядов" спермы и большего количества утех Природа самцу не выделяет. Следовательно, профессия требовала быть экономным. Однако вторая, опровергающая теория, базировалась на том, что "чем больше, тем лучше", поскольку именно постоянная практика удлиняет дееспособность детородного органа на необозримый срок, а сокращается означенный срок только тогда, когда этим своим оружием мужчина перестает пользоваться регулярно. Последняя теория больше нравилась Альфреду Викторовичу, но первая – настораживала, так что на практике он придерживался нейтральной позиции. Сегодня – мешали обе теории и, отринув соблазны, Альфред Викторович возвращался к столу.

К рассвету пятого дня он выдохся окончательно, не помогла и большая чашка крепчайшего кофе, которым возбуждал свой гений Оноре де Бальзак.

Хуже того – все написанное показалось дрянью несусветной и автор бессильно пал головой на стол, заснул и очнулся лишь около полудня. Что касалось рукописи, то он решил её сейчас не оценивать, отложить, подождать пока она "даст сок", подобно свежезаквашенной капусте.

Проснувшаяся память вернула его в ситуации текущих событий, которые были менее поэтичны, зато значительно опасней. Вполне бездумно Альфред Викторович включил телефон и столь же рассеяно набрал номер зимней дачи Чураковых. В трубке щелкнуло и печальный голос Нины произнес.

– Говорит автоответчик. Похороны Федора Михайловича Чуракова состоятся во вторник, в полдень. Отпевание в церкви села Косинское. Сделайте милость.

Альфред Викторович положил трубку и прикинул дни текущей недели. Этот самый вторник и выходил... Часы показывали без четверти одиннадцать...

Панихида вот-вот начнется... Из трупа невинно убиенного сочится кровь, когда к нему приближается убийца.... Закатилось ли уже "черное солнце" или стоит над головой?....М-да... Идти на похороны или нет?

Через четверть часа Альфред Викторович осторожно вылез из своей квартиры через окно, прикрыл его, убедился, что в пустом дворе его действий никто не приметил и, крайне довольный сам собой, поспешил к своему автомобилю. Кому могла достаться пуля или волчья картеч из ружья, оставленного в прихожей, его решительно не интересовало.

глава 3

С ранней юности и до седых волос Альфред Викторович мучился вопросом – трус ли он по своей натуре, или человек отважный, мужественный. Жизненные ситуации не давали однозначного ответа. Однажды, осенней ночью, он панически убегал по шпалам, (в одних трусах и тапочках, кстати) спасаясь от преследования папаши своей "невесты". Папаша был тщедушен и невооружен, ростом не дотягивался Альфреду Викторовичу и до подбородка – соплей перешить можно было, но Альфред Викторович, теряя тапочки, бежал от него несколько километров и упрятался на финише кросса по пересеченной местности в какой-то звериной норе. Но чуть позже этого события, в маленьком городке Зуевске, он же, А.В. Комаровский отважно бился с двумя своими соперниками разом. Ни на пядь не сдал своих позиций, был покалечен, но все же вышел из боя победителем. В качестве приза триумфатор был одарен теплой постелью прелестницы, которую завоевал именно он – сражавшийся, как лев, Альф Комаровский.

Он не боялся милиционеров(!), стаи обкуренных и агрессивных молокососов, высоты, воды, сумасшедших и пьяных, но никакие силы не могли заставить Комаровского пройти ночью через кладбище. Он испытывал панический страх, подхватив жалкий триппер, с почтением относился к огню, чувствовал себя тревожно в новолуние. В конечно счете получалось, что он проявлял мужество или позорную трусость в зависимости от обстоятельств и времени.

В данную минуту этих обстоятельств Альфред Викторович оценить не мог, а потому стоял в роще, смотрел издалека, как из ворот церкви на руках выносят гроб, как выливается следом за ним из Храма длинная траурная процессия и коль скоро его самого там не было, то получалось, что у него сегодня – День Труса.

Трижды сменив позицию за время отпевания, Альфред Викторович смог отметить, что хотя похороны и имели место быть в атмосфере деревенской, но по пышности не уступали той помпе, с которой отправляли в Тьму Вечную на Ваганьковском кладбище самых достойных криминальных авторитетов – большей респектабельности сегодня достигнуть было просто невозможно. Тот же длинный катафалк, гроб с шестью бронзовыми ручками, лимузины у церковной ограды. Нищие слетелись к паперти, судя по всему, со всей округи – такого здесь не видели лет сто, а Чураков был местный уроженец, следовательно, этими похоронами, да и будущим обелиском должен был запомниться навечно.

Нину Альфреду Викторовичу разглядеть не удалось, зато прочих знакомых лиц было с избытком. Распоряжался движением процессии телохранитель Ишак провожал "тело" в последний путь, исполняя тем самым свой долг до конца. Промелькнул и тут же исчез толстоносый и очкастый Толстенко, с которым Альфред Викторович наметил себе тайно потолковать. (Толстенко, как ни крути, был единственным свидетелем безвинности Альфреда Викторовича.)

Служащие фирмы "Славянский улей" были представлен в полном составе, выделялся юрист Илья Шептунов – очень высокий, в длинном черном пальто и широкополой шляпе он был похож на официального представителя похоронной конторы: благостный, сдержанный и постный. Особое почтение вызывал депутат Подмосковной Думы Нехорошев Юрий Игнатьевич, хотя и смотрелся он на фоне молодых, сытых и вульгарных бизнесменов (основа и доминанта процедуры прощания) несколько странно. Вдовы покойного Комаровский никак не мог разглядеть и опасался, что на похороны она не явилась.

Но подлинное потрясение испытал Альфред Викторович, когда увидел, как в группе молодых людей у ограды Храма, беззаботно покуривает ни кто иной, как Славик Шусев! Это явление требовало осмысления, но Альфред Викторович успокоил себя соображением, что отиравшийся при дачном участке парень прибыл сюда просто чтоб попить-пожрать в час поминок на халяву.

В воротах церковной ограды возникла некоторая заминка, Альфред Викторович увидел над плечом депутата Нехорошева светлые волосы Нины под легкой черной вуалью и, чтоб разглядеть её получше по пути к кладбищу, вновь сменил позицию, пробежал по опушке рощи, опустился в придорожный кювет и присел там на корточки.

Тяжело бухнула медь духового оркестра и тот час откуда-то с неба, а может из-под земли возле Комаровского зазвучали негромкие чуть напряженные , но по деловому спокойные голоса:

– Внимательней, Сергей, они двинулись, наконец.

– Порядок, Иван Петрович..

Альфред Викторович приник к земле, понимая, что вторгся в зону наблюдения вполне профессиональных персон, специалистов такого уровня, что он их и увидеть вокруг себя не мог – чего меньше всего хотел, разумеется. В эфире вновь зазвучало:

– Сергей, ты не обратил внимания, кто взял на себя руководство? Никто ещё не проявился?

– Как же! Ишак всем заправляет! Телохранитель!

– Хозяином себя чувствует? – вопрос прозвучал с ноткой сомнения.

– Так получается. Думаю, что фирма покойного прямым ходом в руки Ишака перейдет... Хотя вдова выглядит железной бабой.

– Сметут вдову мафиозники.

– Петька Ишак? Или Семка Беркин?

– Может они, может другие конкуренты. Подожди-ка, я плохо вижу – там не депутат Нехорошев?

– Он самый. Депутат.

– Черт побери... В такой компании светится. Хотя не сплошняком же они там мафиозная грязь... Это шикарная рыжая кобыла в длинных перчатках – кто?

– Стыдно, Иван Петрович! Кобыла! Это же Матильда, супер-императрица всех Московских борделей!

– Вы поглядите! Вот и сам Король Бензоколонок прибыл! Семка Беркин!... Они что, во время похорон разборку устроят?

– Не думаю.. Им любопытно про завещание узнать, кому вся фирма и капиталы отойдут... А потом уж будут разборки.

– А на мотоцикле коротышка...Это не Гном с Ружьем?

– Он самый и есть! Гном с Ружьем!... Они выходят из зоны моего наблюдения... Конец, ничего не вижу и почти ничего не слышу.

– Кончай сеанс. Дальше Сумароков подхватит.

Альфред Викторович продолжал таиться, торчал в кустах ни жив ни мертв, где-то над его головой с краю кювета раздался едва слышный шорох, потом все стихло и Альфред Викторович поднялся.

Случайно подслушанное, его не удивило и даже не побеспокоило. "Короля" Сему Беркина, владельца сети бензоколонок он знал достаточно хорошо. Во времена минувшие Комаровский поучал одну танцовщицу ночного клуба, как этого монарха обчистить, словно липку. Мадам Матильду Альфред Викторович тоже знал, даже изрядно "пощипал" её сам, спал с ней, играл с ней на пару (и на её деньги) в казино, но мадам оказалась из тех, на ком и пробы ставить негде. Так что в конечном проигрыше остался Альфред Викторович и они разошлись мирно, по достоинству оценив таланты друг друга. Но меньше всего Альфреду Викторовичу хотелось, чтоб Матильда сегодня, а тем более завтра взялась за патронаж над Ниной. А к этому, судя по всему, шло: бандерша давно увивалась вокруг Нины.

Знакомых лиц было много...

Но не в этом было главное для Комаровского на данный момент. Главное заключалось в том, что на похороны вполне добропорядочного и относительно честного бизнесмена Федора Чуракова собралась со всей Москвы и области такая отборная, патентованная сволочь, такая уголовная слякоть, что какой-нибудь английский Джек Потрошитель, или Отечественные Ленька Пантелеев, Чикатило и прочие душегубы на фоне участников похорон выглядели бы травоядными ягнятами. А потому скромному аферисту Комаровскому А.В. с жалким набором его криминальных успехов – стесняться и бояться в такой компании было категорически нечего. Даже если он кем-то и подозревался в убийстве Чуракова, так что из того, если Матильда, к примеру, в прошлом году привезла из Калиниграда (что на берегу Балтики) стайку игривых проституток, и все прелестницы, как одна, были заведомо заражены СПИДом? Куда там дотянуться пану Комаровскому до того же Гнома с Ружьем, который шесть раз сидел на скамье подсудимых, обвиняясь в убийствах, краткий срок отсидки схлопотал лишь единожды, а по самым скромным (неофициальным) подсчетам спровадил на Тот Свет не менее полуторы дюжин человек? Бензиновый король Сема Беркин заглотил такой кусок нефтяного "пирога" в период Чеченской войны, что чудом не захлебнулся кровью, в тех сражениях пролитой безвинными людьми.