Текст книги "Преодоление (СИ)"

Автор книги: Александр Гор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Полякам в плен, конечно, сдаются намного реже. Во-первых, «западло», поскольку поляков «наши» всегда били. Во-вторых, многие хорошо помнят, что творилось в польских концлагерях после неудачного наступления Тухачевского на Варшаву. Ну, и советская пропаганда, конечно, об этом регулярно напоминает. Хотя, конечно, есть категория военнослужащих, которых, как утверждают особисты, лучше держать подальше от передовой. Казалось бы, зачастую довольно грамотные люди, но поведшиеся на байку про угнетение большевиками их народа и воспылавшие мечтой о создании собственного государства в Северном Причерноморье. Вы правильно поняли, о ком я говорю.

Упоминая про бардак, я вовсе не перечисленное имею в виду, а общий низкий уровень боевой подготовки Красной Армии и её командиров. Наша дивизия прорыва в этом плане – просто образец. И не только в оснащённости боевой техникой, но и в дисциплине, а также обученности. Не зря же её личный состав отбирался из самых-самых толковых, прошедших, к тому же, сквозь «сито» чекистов. Даже в стрелковых подразделениях.

После боёв под Винницей мы, большей частью, торчали в тылу. Войска Юго-Западного фронта перемалывали атакующих поляков, венгров и чехословаков, отвечали на их натиск локальными контрударами, но, в общем целом, всё-таки пятились к Киевскому Укрепрайону. До тех пор, пока эти чёртовы «младоевропейцы» не выдохлись окончательно и не перешли к обороне, чтобы пополнить личный состав и боеприпасы.

Как пояснил нам командир дивизии генерал-майор Кривошеин, задачей этой стратегической оборонительной операции было изматывание войск противника, нанесение им как можно более высоких потерь, а потом, когда противник выдохнется, и будет нанесён мощный контрудар силами фронта, чтобы окончательно разгромить врага на украинской территории. И на острие удара предусматривается действие именно нашей дивизии, обладающей всеми средствами для этого.

Разумеется, одной дивизией, даже супер-пупер оснащённой супер-пупер техникой, подобного не добиться. Просто потому, что протяжённость фронта составляет несколько сотен километров, а нам для прорыва «нарезан» его участок, шириной каких-то пять вёрст. Правда, самый укреплённый из тех, которые придётся проламывать.

Сама дивизия располагает 87 стволами полевой артиллерии и миномётов, если не считать двенадцати «Катюш», но артподготовку вели не только они, но и приданная нам для разрушения вражеских позиций артиллерия. Конечно, «классических» двухсот стволов на километр фронта достичь не получилось, но и сотни вполне хватило, чтобы мы без особого напряжения прошли два ряда траншей и немного повозились с третьим. Потери? Только среди БМП-1, которые не держат попадания даже малокалиберной противотанковой артиллерии, и в живой силе мотострелков, зачищавших траншеи. Ну, у нескольких Т-55 сорвало гусеницы на минах и повредило ходовую при обстреле польской дивизионной артиллерией, пытавшейся отсечь от нас пехоту.

Только этот обстрел полякам «вылез боком», поскольку следующей нашей целью стали именно их артбатареи, по которым наши ребята от души покатались. Прямо как в знакомо с детства стихотворенье:

И вражью пушку заодно с расчётом

Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.

Бардак я прочувствовал буквально в тот же день. Вместо того, чтобы «по-быстрому» пополнить боеприпасы, передать занятые позиции подошедшим стрелкам и продолжить прорыв, нам пришлось три часа стоять на месте, дожидаясь подхода стрелкового полка, умудрившегося нарваться на неподавленные пулемётные гнёзда и, пока гасил сопротивление без поддержки приотставшей артиллерии, потерять целую роту убитыми и ранеными. Комбат тупо гнал людей на высотку, не считаясь с потерями.

Пока то, да сё, дождались польской контратаки. На совершенно необорудованных позициях, если не считать окопчиков, вырытых нашими мотострелками. Не будь нашей бронетехники, которой мы «загасили» пяток «элтэшек», «махре» пришлось бы отбиваться от танков противника связками гранат, поскольку «сорокопятки» где-то застряли. А потом прямо на улочке хутора попали под артобстрел, пока командир батареи решал с комполка, где ставить орудия. Минус одна противотанковая пушка. Не считая нескольких убитых и раненых среди только-только принявшихся рыть окопы.

Вместо продвижения всей нашей дивизии вперёд – слёзная просьба пехотинцев помочь в отражении флангового удара, предпринятого, чтобы отсечь «голову» наступающей группировку в самом основании намеченного клина: если правый фланг прорыва принялись расширять сразу, то на левом что-то «не срослось» во взаимодействии с соседями, и поляки там атакуют. Так что роту пришлось оставить на пару часов для помощи стрелкам. А за время нашего «простоя» в ожидании сдачи позиций враг успел впереди развернуть какие-то подразделения, что привело к дополнительным потерям у разведроты с её лёгкими «бэтэшками». А вместо запланированных двенадцати километров дивизия за день смогла продвинуться всего на восемь.

Правда, лично мне пришлось принять участие и в «веселье». Отражать контрудар французской танковой дивизии, прибывшей на наш участок фронта прямиком из страны любителей пожрать лягушачьи лапки.

Увы, за неделю наступления, начатого буквально за пару суток до удара поляков, продвижение нашей дивизии вглубь занятой врагом территории составила всего 35–40 километров. Сдерживала именно пехота, которая испытывала большие трудности в расширении прорыва. Чтобы не оказаться оторванными от тылов, нам приходилось двигаться медленно. Очень медленно, позволяя разбивать головы о нашу броню тем полкам и батальонам противника, которые они кидали против нас. Пока в ночь на 15 сентября наша разведка не известила о шуме множества моторов впереди и на многострадальном левом фланге.

С рассветом по нам не ударила тяжёлая артиллерия и небо не загудело от гула множества самолётных двигателей, а после «лёгкой» артподготовки двинулись в атаку танки, ещё не встречавшиеся нами на фронте. Громоздкие, неуклюжие, тихоходные, но, совершенно неожиданно для нас, способные выдержать попадание стомиллиметрового осколочно-фугасного снаряда Т-55, которых вполне хватало для поражения любого из встречавшихся на поле боя польских танков. Мы настолько привыкли к этому, что во многих машинах не нашлось бронебойных снарядов.

Правда, и обе пушки этих монстров, как 47-мм башенная, так и 75-мм, размещённая в лобовой части корпуса, не были в состоянии причинить вред броне «пятьдесят пятых», но нашей пехоте они успели попить крови, пока их не «пощёлкала» противотанковая артиллерия. Оказалось, французские В-1бис. Шедшие за ними «Сомуа» и Д-2 хоть и тоже оказались трудной, «толстокожей» целью, но всё же не шли в сравнение с «бисами». Так что на разгром брошенной затыкать прорыв французской танковой дивизии (кого бы вы думали? Аж самого Шарля де Голля!) нам пришлось потратить целых три дня.

Фрагмент 3

5

Ульрих Граф, 30 сентября 1941 года

Америка поражает. Буквально всем: столпотворением людей в крупнейших городах и безлюдьем в «глубинке», обилием и шиком автомобилей, соседством нищеты и вызывающей роскоши, огромным количеством техники на полях и безграничными просторами неосвоенных угодий, развитым авиасообщением и загрузкой морских портов, высочайшими в мире помпезными зданиями и облезлыми трущобами, в которых ютятся негры и только что прибывшие в страну иммигранты, смешением языков и обычаев. Особенно – если вспоминать Германию, так и не восстановившуюся после Великой войны, Великой депрессии и великого унижения.

Да что говорить о Германии, которую два десятилетия целенаправленно подталкивали к пропасти, не давая ей вернуться к нормальной жизни? Не самая богатая Италия, показавшаяся мне после эмиграции вполне благополучной страной, выглядит на фоне Америки оборванкой рядом с шикарной светской дамой. Хотя, конечно, даже для Соединённых Штатов Великая депрессия не прошла бесследно, и они всё ещё пытаются вернуться к уровню, которого достигли накануне её.

Да, после Канарских островов наш с Эрвином путь лежал в Новый Свет. Причём, я думал, что Роммель обязательно посетит Аргентину, где обосновалось германское правительство в изгнании, передавшее этой стране все боевые корабли, которые удалось вывести из погибающего Киля. Но он очень спешил именно в Соединённые Штаты.

Ещё я опасался того, что британцы потребуют от США выдать нас для суда. Если сумеют узнать в двух испанцах германского происхождения, которыми мы представляемся, знаменитого танкового генерала и его денщика. Ведь британская разведка считается лучшей в мире, и, как мне кажется, ей ничего не стоит докопаться до того, кто мы есть на самом деле. Но Эрвин на мои опасения ответил, что легенду о сверхэффективности Секретной разведывательной службы сочинили сами британцы, в нашем появлении в Штатах заинтересованы очень влиятельные люди, а отношения Америки и Великобритании очень испортились из-за британских зверств в Ирландии и американских претензий на распространение их экономического влияния на некоторые английские колонии. Поэтому о нашей выдаче «лимонникам» не может идти речи. Надеюсь, он не ошибается.

Нам, чья легенда гласила, что мы не какие-нибудь искатели лучшей доли, прибывшие на постоянное жительство в «страну равных возможностей», а специалисты солидной нефтеперерабатывающей компании, направленные на учёбу, не пришлось долго «сражаться» с иммиграционными службами. Так что прямо из порта нас отвезли на автомобиле в гостиницу, где уже на следующий день Эрвин встречался с представителями тех самых «заинтересованных очень влиятельных людей»: это Америка, где принцип «время – деньги» является одним из главнейших.

Потом было путешествие на поезде на полигон сухопутных войск, находящийся на большом полуострове где-то посредине между Нью-Йорком и Вашингтоном. Я запомнил название железнодорожной станции, где мы сошли: Абердин.

Пусть мы с генералом и были в гражданском платье, а встречающие нас в военной форме, никого это не смутило. О подвигах Роммеля эти люди хорошо знали, и мне тоже досталось немного лучей славы, в которых он купался. От нас (от Эрвина, конечно), ждали, что он поделится с янки своим видением перспектив танкостроения и опытом применения танков на поле боя. А ещё – оценкой существующих и перспективных моделей этого типа бронированных машин.

Откровенно говоря, на лекциях, которые он читал американским военным, мне было скучновато. Ведь всё это мы с ним не раз обсуждали и в Тунисе, и во время нашего затянувшегося путешествия. А вот янки слушали его чрезвычайно внимательно. Задавали вопросы, спорили по поводу некоторых тезисов этих лекций.

Намного интереснее было увидеть саму технику. И не только американскую, но и ту, что они покупали в ведущих танкостроительных странах для изучения. По сути дела, при полигоне уже возник своеобразный музей бронетехники, среди «экспонатов» которого я увидел целый ряд знакомых машин. В первую очередь, итальянского, французского, польского и британского производства. Но, помимо них, были русские и японские, о которых я никогда даже не слышал.

Генерал довольно внимательно присматривался к японским боевым машинам, но чем дальше, тем более скептическим становилось выражение его лица. Лёгкие танки «Тип 89» и «Тип 95» и вовсе вызвали у него презрение.

– Консервные банки, годные лишь гонять дикарей, вооружённых старинными мушкетами. Не способны защитить экипаж от крупнокалиберных пулемётов, не говоря уже о любой, даже самой примитивной противотанковой пушчонке или противотанковом ружье.

Не вызвали восторга и средние «Тип 89», несмотря на одинаковое обозначение, сильно отличающиеся от лёгких с тем же индексом. И тоже из-за слабой брони, способной противостоять, разве что, противотанковым ружьям и пулемётам калибра 12,7 миллиметров. Единственный образец, который он счёл более или менее удовлетворяющим современным требованиям, средний «Тип 97». При слабой по бронепробиваемости 57-миллиметровой пушке у того хоть лобовая броня достигала 27 мм.

По обмолвке Роммеля о том, что придётся воевать на этой рухляди или на русском старье, я понял, куда именно приведёт нас наше путешествие: в Китай! Только на чьей стороне? Что я сразу отбросил как нереалистичное, так это коммунистические китайские войска. Ни он, ни, тем более, я не испытываем никаких симпатий к коммунистическим идеям. И даже то, что русские большевики сейчас сражаются с ненавистными нам поляками, вряд ли перевесит моё неприятие большевизма. Пожалуй, остаётся лишь армия Китайской Республики, ещё именуемой в прессе «режимом Гоминьдана». В ней, помимо японских трофеев, имеются поставляемые Советами танки устаревших моделей – лёгкие БТ, Т-26 и некоторое количество средних Т-28, оцененных генералом куда выше, чем японские того же класса. К сожалению, новейшие боевые машины, фотографии и примерные характеристики которых мы с Эрвином видели в газетах, русские в Китай не поставляют. Ни Гоминьдану, ни даже коммунистам.

Некоторое количество американских лёгких пулемётных танков М1 и М2 попали в Китай ещё до оккупации японцами крупных портов на побережье, но эти машины даже хуже японских. Единственным, оцененным определением «сойдёт при неимении лучшего», стал новейший М3, которым хозяева полигона неимоверно гордились. Его преимущества – быстроходность (до 60 километров в час по шоссе) и неплохая броня в 38 миллиметров, но 37-мм пушка совершенно не годится для борьбы с полевыми укреплениями и пехотой. Тем не менее, несмотря на нехватку бронетехники в американской армии, М3 они собирались поставлять в Китай, а Роммель им и понадобился на полигоне, чтобы оценить перспективы боевого применения этой машины.

Однако мы строим планы, а Господь их корректирует. После высадки японцев в Голландской Ост-Индии правительство Нидерландов обратилось к ряду стран помочь в отражении агрессии. «Лимонники» совершенно ожидаемо отказали из-за огромных проблем в Индии, куда стягивают войска из своих ближайших колоний для подавления восстания, уже переросшего в антиколониальную войну. Отказали и Соединённые Штаты, в которых очень сильны позиции сторонников изоляционизма. А вот во Франции, недавно потерявшей свою часть Сомалиленда, очень обеспокоились тем, что японская агрессия не прекратится с захватом голландских колониальных владений.

Трёхсторонние переговоры (Великобритания, Франция, Нидерланды), прошедшие в Париже, были направлены на втягивание голландцев в войну против большевиков в обмен на помощь в противодействии японцам. Причём, Франция направляет на поддержку войскам в голландских колониях свой флот, базирующийся в Индокитае, а англичане выделяют транспортные суда для переброски французских колониальных сил и снабжения их. За эту «услугу» голландские дивизии направляются на польско-советский фронт.

– Они хоть понимают, что делают? – возмутился Эрвин. – Они же собственными руками толкают японцев в объятия большевиков!

Естественно, он задал вопрос хозяевам полигона, не собираются ли те вступать во всё разгорающуюся войну, и если да, то на чьей стороне. Учитывая трения США с Великобританией.

– Наши, как вы это назвали, «трения» с кузенами, лягушатниками и узкоглазыми не носят непримиримого характера, требующего именно военного решениями. С большевиками же эти противоречия носят экзистенциальных характер. Но позиция Белого Дома и военно-промышленного лобби – делать деньги, пока воюют другие. Не зря же сенатор Гарри Трумэн сказал, что нам следует поддерживать русских, если будут побеждать поляки, и поляков, если будут побеждать русские. Пусть славяне убивают друг друга к выгоде англо-саксов. Только бизнес, ничего личного!

Что такое «экзистенциальный», я понятия не имею, но в самом звучании этого слова чувствуется что-то зловещее.

6

Генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Берия, 11 октября 1941 года

– А ну, послушаем, что скажет нам шапошниковская школа!

С этой фразы Председателя ГКО, ставшей уже чем-то вроде присказки перед предоставлением слова заместителю начальника Генерального Штаба генерал-лейтенанту Василевскому, начинался едва ли не каждый доклад о положении дел на фронтах. Этому сыну старообрядческого псаломщика и регента церковного хора благоволили не только Шапошников, но и сам Коба. Неудивительно, если верить книгам «пришельцев из будущего»: в их мире именно Василевский заменил на должности тяжело больного Бориса Михайловича и способствовал блистательному разгрому не только Германии, но и милитаристской Японии. Да и у нас, занимая должность начальника Оперативного управления Генштаба, уже проявил себя опытным, талантливым штабистом.

– Как мы и предполагали, опираясь на данные метеосводок за вторую половину 1941 года, в середине первой декады октября в полосе действия Северо-Западного и Западного фронтов резко ухудшились погодные условия, и это немедленно сказалось на характере боевых действий. Проливные дожди уже превратили многие дороги в непроезжие, и наши войска начали испытывать сложности с подвозом боеприпасов, а также переброской боевой техники.

Мы, в отличие от противника, знали о предстоящей распутице и готовились к ней, направив в распоряжение службы тыла значительное количество полноприводных и полугусеничных автомобилей, а также выделив для целей снабжения значительное количество четырёхосных бронетранспортёров и гусеничных боевых машин пехоты. Конечно, это паллиатив, временное решение, но позволяющее избежать полного паралича в снабжении наших войск.

Ситуация у противника значительно хуже. От разведки поступает информация о том, что ему приходится доставлять боеприпасы на передовую либо на танках, либо перенося их от тыловых складов вручную. Это даёт нашим войскам определённые преимущества, но полноценного снабжения до окончания осенней распутицы, которая, по имеющимся у нас данным, закончится с первыми морозами, организовать не представляется возможным. Особенно – в условиях лесисто-болотистой местности, в которой приходится действовать указанным фронтам. Поэтому Генеральному Штабу видится, что в ближайшие день-два, возможности для наступления, уже резко замедлившего темпы из-за распутицы, будут исчерпаны. Поддержка авиации невозможна из-за низкой сплошной облачности и грязи на полевых аэродромах. Назрела необходимость завтра-послезавтра отдать приказ о переходе Западного и Северо-Западного фронтов к обороне.

Сталин сделал знак генерал-лейтенанту прервать доклад и подошёл к карте, висящей на стене. Несколько минут он рассматривал её, после чего кивнул:

– Отдавайте такой приказ.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

Вид у Кобы был… сосредоточенный. Без недовольства тем, что изгнание оккупантов с советской территории движется медленнее, чем хотелось бы, но его лицо не выражало и радости от некоторых достигнутых успехов.

Да, сложно даётся Красной Армии контрнаступление, первое крупное контрнаступление этой войны.

Удар Северо-Западного фронта от рубежа Пярну – Тарту – Чудское озеро с севера и от Пскова с востока позволил вытеснить поляков из бывшей Эстонии, но значительно углубиться на территорию бывшей Латвии так и не удалось. Польская армия, имеющая громадный боевой опыт, показала, что она умеет не только наступать, но и обороняться, цепляясь за каждую удобную преграду. А красноармейцам и красным командирам пока только приходится учиться действовать в наступлении против сильного и умелого противника.

Не удалось достичь цели «программы максимум» и в Белоруссии – столица БССР Минск не освобождена. Нам с огромными потерями удалось только выйти на линию Жодино – Червень – Осиповичи – Глуск. В первую очередь высокие потери связаны с гибелью в районе Червеня 20-й армии генерала Лукина, которую полякам фланговыми ударами удалось вначале окружить, а потом рассечь на части и уничтожить. Из окружения сумели прорваться к своим не более двадцати тысяч красноармейцев и командиров, а сам Лукин погиб при прорыве. Его тело вынесли на руках и похоронили в Березино. И это ещё раз доказывает, что каким бы отличным вооружением ни были обеспечены войска, пренебрегать способностью противника быстро реагировать на изменение обстановки и замечать наши ошибки нельзя ни в коем случае. А любой риск должен быть тщательно сопоставлен с имеющимися возможностями противостоять врагу.

Коба кивнул, давая Василевскому знак продолжать.

– А южнее распутица ещё не вмешалась в наши планы?

– Никак нет, товарищ Сталин. Осенняя непогода на Украине начинается значительно позднее, чем в Прибалтике и Белоруссии, потому влияние на характер боевых действий она начнёт оказывать только дней через десять.

– Тогда почему так замедлилось наступление Юго-Западного фронта? Наши войска уже две недели топчутся на подступах к линии Укрепрайонов, но никак не могут прорваться даже к ним. Мало того, противник сумел организовать удар в направлении Умани, который нам с трудом удалось парировать.

– Напомню, товарищ Сталин, что мы своим контрнаступлением упредили наступление противника всего на несколько дней. То есть, к началу нашего удара у поляков и их союзников была почти завершена концентрация войск для продолжения наступления на Киев, Черкассы и Кременчуг. То есть, группировка войск Юго-Западного фронта по численности не только не превосходила численность противостоящих ей сил, а даже несколько уступала им. К тому же, к польским, венгерским, чехословацким и хорватским дивизиям уже в ходе нашего контрнаступления присоединились французские, перебрасываемые из западной Европы, и еврейские добровольческие подразделения со всего мира. Пусть поляки и использовали последние в качестве пушечного мяса, чтобы сберечь своих солдат. Но низкий уровень боевой подготовки этих подразделений компенсируется их высоким боевым духом: как вы знаете, они убеждены, что сражаются за своё будущее государство.

– А об ошибках, допущенных генералом Кирпоносом, ничего не желаете сказать?

– Генеральный Штаб не считает ошибки в планировании и проведении контрнаступательной операции Юго-Западного фронта критическими. Конечно, опыта руководства столь крупным фронтом генерал-полковнику Кирпоносу недостаёт, и вашего представителю товарищу Будённому приходится вмешиваться в деятельность командования фронтом, но назвать ситуацию на этом направлении провальной было бы несправедливым.

– «Несправедливым», «не являются критическими»… Вы называете разгром 12-й армии Понеделина, с решением об отводе которой так долго тянул Кирпонос, некритическим? Мы подумаем о том, кто мог бы руководить этим фронтом более успешно. Товарищ Берия, что известно о судьбе генерал-майора Понеделина?

Мой доклад был краток.

– По имеющимся у нас сведениям, штаб армии был окружён, генерал Понеделин возглавил его оборону, но после того, как закончились боеприпасы, а сам он получил ранение, приказал подчинённым сдаться врагу. В настоящее время отправлен в Польшу на излечение в госпиталь. В какой именно – пока неизвестно.

– Садитесь. Товарищ Василевский, какое время, по мнению Генерального Штаба, продержится плацдарм на западном берегу Днестровского лимана?

– Сокращение поступления подкреплений на плацдарм, на которое мы были вынуждены пойти, чтобы заткнуть прорыв под Уманью, серьёзно подорвало возможности для стабилизации линии фронта на плацдарме. На линии Паланка – Татарбунары долго удерживаться не получится. Тем более, – покосился заместитель начальника Генерального Штаба на меня. – От разведки поступают сведения о переброске в Румынию итальянских войск. Муссолини отрабатывает перед англичанами и французами территориальные приобретения в Сомалиленде. Если не усилить группировку на плацдарме, то в начале ноября придётся отводить войска за Лиман. К сожалению, в районе Одессы войск не так уж и много, а передислокация освободившихся в Крыму дивизий займёт достаточно длительное время. Возможно временно, на короткий срок, до прибытия войск из Крыма, ослабить Одесский оборонительный район. В этом случае, с учётом вступления в бой итальянцев, кризис обороны плацдарма удастся отсрочить не две-три недели.

– Хорошо. Подготовьте соответствующие приказы. Включая приказ о назначении командующим Одесским оборонительным районом генерал-лейтенанта Рокоссовского.